– Эво… под глазом-то, – сказал он, стеснительно отводя руку и демонстрируя синяк.

– Что я вижу! Печать отваги, гордое свидетельство воинской доблести. Нет, ты не был повержен, мужественный солдат, и небо Аустерлица никуда не плавало перед глазами. В пылу схватки, преследуя разбегавшегося противника, ты напоролся на сук!..

– Берубойка, беглый пес, кулаком водвинул! – внезапно объяснился Травень. – Неуспех пройти и с поприще [53] телегою – скочь ко мне сзаду, да тычком в око. Уже беспутен, како и не было уз! Я за меч, а он оземь, да в лес-то и утек!

Я приблизился, тяжело вглядываясь в перекошенное лицо экс-короля Неаполя. Следы Берубоевых прикосновений занимали на этом лице, прямо скажем, заметное место. Я готов согласиться, что Берубой – мастер спорта по кикбоксингу и запросто может справиться с профессиональным дружинником. Я могу примириться с мыслью, что регулярные медитации и тибетская медицина помогают бегать по лесу с удручающей скоростью. Одного я понять не желаю: как можно освободиться от такого количества веревок?..

Нет, жизнь убивает меня.

Если уж сам король Неаполя проваливает боевое задание, я отказываюсь управлять страной. И перестаю верить в кадры. Получается, я трагично одинок в своем злодейском мастерстве? Покусываемый пессимизмом, я восстал от стола и романтично удалился в сад. Итак, Берубой на свободе. Через пару часов в Стожарову Хату прибудет отряд карателей из Властова – от губернатора Катомы. Берубой, наверное, уже у него в кабинете – увлажняет слезами губернаторскую жилетку.. Каратели нас поимеют [54], это определенно. Сопротивляться нечем. Эх, мне бы хоть дюжину сабель! Одного казачьего десятка хватило бы развеять эту красную сволочь. Спросить, что ли, у Клухи пулемет – точно ведь зарыла где-нибудь в амбаре… Установить его на колокольне – и всю станицу можно держать под огнем. Простоять до ночи – а к утру уже наши подойдут: генерал Чарнота и бронепоезд 14-69.

Зубастый Отбой мускулисто подбежал, ритмично двигая лапами. Он бешено крутил хвостом, но хвост не откручивался. Наверное, этот факт удручал Отбоя, и он искал в окружающем мире утешения. Приблизившись, Отбой с размаху уткнулся мордой в мое бедро. Я пошатнулся и поспешил дипломатично погладить зверя по проволочной шерсти. Снова под пальцами мелькнул ошейник – плотный неширокий ремешок…

Сглотнув, я вцепился в собачью шею обеими руками. Ремешок был завязан внизу на двойной узел… й-йес! Он был с кистями.

Отбой добродушно запрокинул морду, и мне удалось, наконец, выцарапать из шерсти тугую розовую полоску. Узел не поддавался – я вцепился в него зубами, прильнув к обалдевшему Отбою всем телом. Хорошая, симпатичная собачка, цивилизованный зверь, общительный и дружелюбный. Отбой зевнул от волнения, и я увидел, что у него во рту, оказывается, полно зубов. Милый, преданный Отбоюшка! Ты любишь своего хозяина. Ты не можешь сделать ему больно, ведь правда?

Ну вот и чудесно. Теперь пошел прочь, сукин сын! Ишь, разбегался тут. Я распрямился и бережно расправил в ладонях розовый поясок, усеянный черными завитками вышивки. И правда с кистями. Сейчас будем желание загадывать. Моя незнакомая пока Метаночка, моя козочка! Трепетный миг свидания так близок! Так скор! Неотвратимо скор, я бы сказал. Набрав зачем-то воздуха в легкие, я красивым движением затянул посередине пояска мощный и кривой узел. Ну, радость моя, теперь тебе не миновать встречи с пупсиком.

Позывные от пояска разлетелись по миру. Но Метанке было наплевать. Чихать она хотела на позывные. Прошла одна минута, и… ничего не случилось. Потом прошла и вторая минута, за ней десятая – птичка не прилетала. Непорядок. Малинова масть, с кистями – все сходится. Сломался, видать, поясок. Дешевка – made in Malaysia, 50% polyester [55]. Подделка или сэконд-хэнд.

Нет, что ни говори, не умею я духов вызывать. Пусть Лито теперь упражняется, ему это в оттяжку. Отозвав Отбоя от несчастного, напрочь залитого и обрызганного кустика, я повернул к дому.

Хотелось обрадовать подчиненных находкой, а они не обрадовались. Их попросту уже не было во дворе. Пытливо озираясь, я вскарабкался по лестнице наверх, в свою gornytsa. Здесь тоже было пусто, только хозяйская дочка, одна из многих, зачем-то сидела на моей кровати и явно скучала.

– Милое дитя! – бегло улыбнулся я, проходя к окну, из которого надеялся обозреть окрестности в поисках подчиненных. – Ангел мой, ступай играть со сверстниками. Дядя сейчас будет работать.

– Отвянь, – сказала девочка.

– Ты не поняла меня, крошка, – машинально повторил я. – Дядя занят, иди поиграй в саду.

– Нет, это ты, крошка, не понял меня. – Девочка встала c кровати, и я понял, что ей не меньше двадцати. – Живо трави свой бизнес, возвращай поясок, и мы расстанемся подружками.

Жизненная реальность медленно отъехала на второй план. А впереди, в свете голубых прожекторов, подсвеченная снизу огнями рампы, стояла девочка с женским лицом и нервно покусывала губы. В зеленых глазах девочки, пробивавшихся сквозь перепутанные пряди коротких светлых волос, искрилась злобная мудрость нью-йоркского подростка. Кажется, она сейчас заговорит по-английски.

– C'mon, man, let's get down to business, [56] – тихо сказала она, и бледные щечки слегка порозовели. – If you want some fun you've got it and I'm free. [57] – Девочка решительно переступила ко мне маленькими босыми ногами. Будь я проклят – я вздрогнул.

– Отбой, – сказал я, – пора просыпаться. В эту ночь я кошмаров не заказывал. Вы к кому, девушка?

– Да есть тут один индивид, Мстиславом зовут. – Девочка склонила голову, и зеленый глаз вынырнул наконец из-под нахимиченной челки. – У него сексуальные проблемы. Его девушки не любят, и он крадет у них пояски. А потом возвращает – за вознаграждение, ясный пень.

– Ах, это ты, Метаночка! – спохватился я. – Тебя просто не узнать: что за фигурка! И что за милая причесочка! Тебе идет каре, моя крошка… Эти глупые косы так надоели!

Кажется, комплимент насчет прически не удался – девочка вдруг вспыхнула, судорожно закрыла лицо руками и повалилась на кровать, подогнув под себя ножки. В глубоком вырезе платья на спине запрыгали худые лопатки, и до меня донесся странный писк. Терпеть не могу ревущих девчонок. Это напоминает тяжелые годы, проведенные в детском саду. Я осторожно потрогал золотистую кожу на вздрагивающих плечах. Плечи были теплые и дрожали очень приятно. Реагируя на касание, девчонка заплакала еще сильнее и стала зачем-то тереться мордочкой о медвежью шкуру на кровати. Щеки Метанки стали совсем красными, а медвежья шерсть возле лица слиплась от влаги. Нет, она не притворялась.

– Отстань, ду-урак… – выговорила наконец девочка, кашляя от слез и отползая к стене. – Все из-за тебя-а! Из-за тебя, придурок, косу отрезали! Радуйся теперь! Хочешь – потанцуй… Издевается еще! – Она снова всхлипнула раза два, прижав к глазам подол черного платьица.

Честное слово, лучше б она этого не делала. Платье в целом было не то чтобы очень уж длинное. Во всяком случае, до колен оно не доходило ни при каких условиях. Вообще говоря, Метанка была одета довольно стильно. Никак не похожа на архетипическую Бабу-Ягу в сарафане. Единственное, что отличало ее от нормальной ведьмы двадцатого столетия, – это полное отсутствие косметики.

– Ну вот, новости: уж и поиздеваться не моги, – сказал я обиженно. – Какие мы ранимые! Если хочешь знать, ты без косы на порядок краше. Волосы лицо закрывают, и веснушек не видно.

– Где ты видел у меня веснушки?! – Ведьма аж подпрыгнула от злости. Решительным движением пальцев она отвела от лица золотую паутину и выставила вперед курносую мордочку: – Ну, покажи хоть одну! Ткни пальцем! За каждую обнаруженную веснушку я согласна выполнить лишнее желание – сверх договора!

И куда вдруг подевались все наши слезы?.. Она даже глаза прикрыла от остервенения – ничего так ресницы, длинные. Заинтересованный в нахождении веснушек, я приблизился… и тут же почувствовал, что сейчас ее поцелую. Но – совершенно неожиданно в поле зрения попала самая что ни на есть натуральная веснушка – прямо на щеке, под глазом. Это было возмутительно.

– Совсем не веснушка, а родинка, – уныло сказала Метанка и снова спрятала физиономию в волосах. – Что б ты понимал в женской красоте… Таким, как ты, надо траншеи рыть, а не страной управлять! Тоже мне – плейбой.

– Плейбой или нет, а лишнее желание я выиграл, – сказал я. – Веснушка нашлась – значит, ты проспорила. В бизнесе я уважаю точность.

– А я – гигиену труда. – Ведьма скривилась в улыбке. – И не намерена лишний раз рисковать с таким грязным подонком, как ты. Можешь не размахивать своими справками: все равно в этих лесах ни один шаман не проверит тебя на СПИД достаточно квалифицированно…

Я вздрогнул. Я вспомнил, что давно хочу спросить ее кое о чем – об очень важном.

– Слушай сюда, нечисть инфантильная. – Я нахмурился. – Скажи мне честно: по-твоему, сейчас какой век на дворе, а? Хочется, наконец, узнать, где я нахожусь: в московском интернате для несовершеннолетних интердевочек или посреди собственной горницы в Стожаровой Хате… Если я в интернате – то почему за окнами не шумит проспект Явлинского? С другой стороны, если я в Стожаровой Хате – то откуда ты знаешь про СПИД?

– А кто это? – спросила ведьма и уселась на кровати по-турецки, предусмотрительно скрестив руки на подоле тесного платьица. – Наверное, кто-нибудь из твоих новых фрэндов?

– Как же ты не знаешь о СПИДе, когда ты первая о нем заикнулась! – не выдержал я. – Абзац, подруга. Предлагаю закончить этот глупый гейм [58]. Я выиграл. Никакого колокола не было. Все это – Диснейленд в духе русского средневековья, а ты – актриса, сексапильная, но не достаточно талантливая для того, чтобы сыграть роль местной Бабы-Яги.

Метанка замерла в своей позе лотоса и даже ресницами перестала моргать.

– Сейчас ты энергично рассказываешь мне, кто организовал весь этот маскарад, а затем объяснишь, как добраться до ближайшего села. Нормального села – с пьяными мужиками и силосной башней, понимаешь? Да! Еще ты дашь мне в долг двести рублей на билет до Москвы, я записываю твой телефончик, и потом…

– Послушай, Славка, – Метанка вдруг улыбнулась как-то грустно, – ты болтаешь уже с полчаса и еще ни разу меня не поцеловал… Нет… – Она остановила мое поползновение легким толчком маленького кулака. – Теперь не надо. Я обиделась.

– Ага, – сказал я радостно. – Тогда я тоже обиделся. Пойду, пожалуй, в сад – играть с моим пояском. Он такой забавный: весь розовый, с кистями… Обожаю на нем узелки затягивать.

– Сволочь ты, понял? Знает ведь, придурок, что мне без пояска не жить, и глумится… Ла-адно… Вот выполню последнее желание, тогда отыграюсь. Узнаешь, как девушек эксплуатировать!

Я вздрогнул от такой наглости.

– Позвольте! То есть как это последнее? Что-то мне изменяет врожденная память! Я гражданин свободной страны и умею считать до четырех. Изначально мне полагалось три желания. Два из них ты уже отработала, это я признаю. Осталось еще третье желание плюс бонус – за веснушку. Итого в сухом остатке: два желания!

– Хам. Хам и подлец. – Метанка уселась на край кровати и безуспешно попыталась заплакать. – Подленькая разбойная тварь. Узурпатор. Ему мало того, что мне отрезали косу… Сначала заставляет жить с этим наглым Рогволодом, а теперь еще придирается к веснушкам!

Я смотрел на нее и умилялся. В подсознании зазвучали первые такты радостного, жизнеутверждающего рок-н-ролла. Я уничтожу этого Рогволода. Девчонка заманит его – она кого угодно заманит. Кроме меня, разумеется. Да. Она знает свое дело. У нее мягкие бледные губы и подвижный язык… Разграбив караван, конкуренты устроят в лесу привал – алыберское вино свалит как минимум половину банды. Разгоряченный Рогволод уединится с Метанкой в зарослях и тут же успешно получит по черепу.

Девчонка по-прежнему хныкала. В вырезе темного платьица смутно вздыхала ее грудь – просто удивительно, как я мог принять эту женщину за несовершеннолетнюю хозяйкину дочку…

– Милое дитя! – сказал я, усаживаясь рядом и с кровью отрывая взгляд от глубокого выреза. – Не плачь, мой ангел. Все мужчины – обманщики. Я обещаю, что женюсь на тебе, когда приеду из командировки. Ребенка назови как хочешь. Я буду писать тебе долгие-долгие письма. Жди меня, и через много лет я вернусь ветхим и больным стариком. Мы заживем счастливо и умрем в один день. Как видишь, у нас все впереди – так что не надо плакать.

– Я не плачу, – хмуро сказала Метанка и убрала мою руку со своего колена. – Я злюсь. Нет, ты скажи мне честно: я очень страшная в этой прическе?

– Да я готов изнасиловать тебя на месте, клянусь честью мундира! Едва сдерживаюсь. Тебе безумно идет светлое каре: ты похожа на высветленную Джоди Фостер. Или нет – на Сандру Буллок! А эти милые веснушки просто пробуждают во мне мужчину…

– У-убью гада! – зашипела Метанка и потянулась руками к моему горлу. Я бодро вскочил на ноги и заверил ее, что пошутил. И как она могла поверить, что мужчину так волнуют какие-то там веснушки…

– Нет, я серьезно: прическа весьма стильная. Уверен, что от «Сити Луке». И дорого взяли?

– Бесплатно обслужили, – криво усмехнулась ведьма и закусила губку. Она уже почти успокоилась и только теребила пальцами тонкие золотые браслетики на левом запястье. – А главное, мастер престижный попался: на все Залесье знаменит. Рогволодом звать. Обожает девочек стричь. Ты, говорит, моя подружка – ну так и коса тебе ни к чему. Будешь, значит, моей навеки. Потому что без косы кто ж тебя еще возьмет? И отрубил.

– То есть как отрубил? – заинтересовался я. – Саморучно, топором?

– Мечом, мой мальчик, – двуручным мечом. Я чуть не погибла от страха. Хорошо еще, что спала и ничего не почувствовала. Проснулась – а косы нету.

– Ага, вот видишь: есть на земле мерзавцы и покруче меня, – сказал я. – Ведь я тебя не бью и морально не насилую.

– А я ценю, – прозрачно улыбнулась ведьма и легко спрыгнула с кровати. Зеленый взгляд блеснул как-то странно, и я почувствовал, как прохладная ладошка легла на плечо. – Я ведь тебя, сволочь такую, почти простила. Потому что ты немножко красивый и страшно умный.

Я вдруг вспомнил, что за последние сорок минут еще ни разу не погладил ее по головке. Или по спине… Но – Метанка уже исчезла и вскоре очутилась на подоконнике. Честное слово, она забывает, что носит мини!

– Ну ладно, мой мальчик, давай приблизимся к бизнесу, – деловито сказала она, поправив прическу и медленно закладывая ногу на ногу (я замер). – Нужно обсудить детали операции. Итак, после битвы – во время дележа добычи – я должна увлечь Рогволода в заранее обусловленный кустарник. Правее устья Сольцы – там, где ягодник у расщепленного дуба. Тихое такое местечко – я помню, мы там с сестрами по вечерам песни распевали – весной в половодье… Так вот, ровно в одиннадцать вечера мы должны быть на месте – и тогда твои бандиты храбро нападут на безоружного княжича, и потом…

– А вот это ты верно подметила, – подчеркнул я. – Проследи, пожалуйста, чтобы он был без оружия. А то еще поранит кого-нибудь, во мраке-то…

– Не бойся, тебе это не угрожает, – ухмыльнулась ведьма. – Ты умрешь совсем молоденьким – от венерического заболевания. Тут и гадать не нужно – вся твоя героическая судьба на лице написана.

Я внимательно посмотрел на нее и спросил, что еще написано на моем лице. Ведьма приложила пальчик к губам и сделала вид, что соображает.

– Well… Тут написано, что сразу после поимки Рогволода ты… ага!.. ты вернешь мне поясок, и… мы расстанемся подружками!

Я улыбнулся.

– Никогда не верь тому, что написано на лице мужчины, – сказал я грустно и нравоучительно добавил: – Лица людей врут, как московские газеты. Впрочем… разве ты знаешь, что такое московские газеты?.. Ты в Москве-то была хоть разок? Или ее еще не построили?

– Одну минуту. – Ведьма вдруг озабоченно вздрогнула. – Совсем забыла: я хочу есть. У меня строжайшая диета, по часам. Значит, так: три части свежего вишневого меда, одна часть взбитого яичного желтка и полторы унции толченых лимонных корочек… Да! Когда будешь добавлять цитрусовый порошок, не забудь слегка подогреть смесь…

– Угу, – сказал я. – Обычно я добавляю еще немного гвоздики и полтора грамма фруктового ванилина. Выдержав полтора часа в молодом красном вине, вбрызгиваю восемь капель ромашкового масла и высыпаю четверть унции размельченного кокосового ореха. Потом взбиваю все это до кипения, довожу до белого каления, выбрасываю в мусоропровод и жду, пока жена приготовит мне нормальный ужин.

Метанка радостно кивнула.

– Послушай, попроси свою жену: пусть она и мне приготовит, о'кей? – сказала она невозмутимо. – А то я умру от бессилия. На голодный желудок даже целоваться неприятно, честное слово.

– Охотно верю, – согласился я. – То-то я смотрю, ты уже целый час воздерживаешься. Придется тебя накормить, а иначе как ты с Рогволодом сладишь?

Одернув платьице и подтянув браслеты к локтю, чтоб не болтались, ведьма побежала к выходу из горницы. Я шел сзади и размышлял об увиденном. Нет, это не мисс Турция. Это гораздо круче: со спины просто юная фея – скорее всего, розовый поясок затягивается на этой талии в три оборота. И как забавно все двигается, когда она спускается по лестнице – просто чудо природы! Поневоле задумаешься: а не жирно ли Рогволоду придется? Может быть, и правда лучше привлечь к операции Гнедана в лентах?..

Внизу – то есть, условно говоря, в столовой – по-прежнему никого не было. Клуха с Гаем и Лито с Гнеданом занимались, видимо, своими неотложными делами и отнюдь не спешили кормить Метанку ужином. Пришлось самостоятельно отыскать на подоконнике банку с чем-то медовым и вывалить содержимое на плошку. Метанка попробовала свой ужин кончиком безымянного пальца и сморщила веснушчатый носик.

– Если это вишневый мед, то я – китайская летчица, – сказала она капризно и отодвинула плошку. – Я не могу есть что попало. У меня фигура. Лучше умереть от бессилия, чем от ожирения.

– Ты обязана нормально питаться, – заметил я. – Твое здоровье принадлежит партии, а фигура – временно – Рогволоду Опорьевскому. Поэтому не осложняй круговорот веществ в природе и поскорее включайся в глобальный метаболизм.

Метанка брезгливо приблизила плошку и, достав с полки нож, принялась нарезать медовый слиток тонкими дольками. Ножик она зачем-то держала обеими руками и налегала на него всем телом, то и дело привставая с лавки. Дольки были прозрачные и липкие – я подумал вдруг, что если каждый день есть вишневый мед, можно научиться летать. Наверное, она вся внутри состоит из этого меда, как пчелиные соты. Подцепив острием ножа тоненький кусочек меда, Метанка осторожно раскрыла рот и положила сладкую пластинку на вздрагивающий розовый язык.

– М-м-м, – сказала она и неуловимо улыбнулась. Я присел сбоку. Заметьте, что даже в такую минуту я не забывал поддерживать девушку за талию.

– Хочешь меда? – спросила она, участливо подняв брови. А я ужаснулся. И руку убрал, и даже отпрянул от стола. Я вспомнил. Вспомнил, почему знаком этот травянистый взгляд сквозь витую проволоку волос. Когда мне было лет тринадцать, я видел ее в самом первом эротическом сне своей напряженной жизни. Вот откуда этот странный гибрид девочки и женщины – то бледный, солнечный ребенок, а то вдруг самая настоящая самочка – влажная и гладкая… Да, это она – плод моей собственной подростковой фантазии… Я узнал ее, и мне стало тошно.

По-настоящему испугаться я не успел. С ломовым напором распахнулась дверь, и в доме стало многолюдно. Спиной вперед в комнату проник Лито, тащивший на пару с Травенем какие-то экзотические носилки из веток, на которых, вальяжно развалившись, лежал раненый Гай. Рана, впрочем, не мешала ему довольно улыбаться. Я его вполне понимаю – не каждому удается найти себе двух идиотов, чтоб на носилках таскали.

– Хари Кришна, – сказал я, приветствуя братьев по классу.

– Хари Рама, – немедленно и совсем как эхо продублировала Метанка.

– И вам поклон, – сказал Лито сквозь зубы, взваливая Гая на лавку. – А мы часом Гаюшку до родника снашивали, чревь устоять в жиле. Клуха калинова соку надавила к ране – к утру затягнется.

Слепой эльф шагнул от лавки к столу и едва не наткнулся на Метанкин стул – выбросил руку вперед и скользнул пальцами по ведьминым волосам. Та, словно опомнившись, шарахнулась в сторону – но слишком поздно.

– Кто зде?! – Лито отпрянул, слепо загребая руками по столу, и, нащупав наконец залепленный медом нож, судорожно взмахнул им пару раз перед собой. – Славко! Ты где? Кто эво с тобой?!

– Да парочка это, девойка малая. – Гай с неожиданной скоростью протянул толстую лапу со своей лежанкки и, ухватив Лито за белый кушак на бедрах, добродушно загудел: – Ох и лепа! Ох и тоненька! Нажалость не взвидеть тебе ея, Литко… Уж больно крашенька! Положи ножичек-то, – добавил он между прочим, притягивая Лито к себе.

– А ну иди сюда, я тебе режиком-то помахаю, – взвизгнула Метанка, резво запрыгивая ко мне на колени. – Отпустите его, дяденька, я с ним сама разберусь! Тормоз несчастный, конечности, понимаешь ли, протягивает! Своих не узнает… Очки надо носить!

Услышав ведьмин голос, Лито заметно расслабился.

– Смолкни, девка! – сказал он и, легко взмахнув кистью руки, с фантастической точностью вогнал ножик в нижнюю перекладину стола. – Не признал тя… Будьто и власы не твои – али короче стали?

– Совсем немного, – быстро сказала Метанка, закрывая ладонями мгновенный румянец на щеках. – А это что за тамбовский партизан, – спросила она громко, тыкая в Травеня пальчиком. – Абсолютно подавленный тип, стоит и глазами моргает. Ты чей, браток? Заходи, не стесняйся – бить не будем.

Несчастный Травень покраснел так, что хоть фотографии печатай. Глаза его приобрели страдальческий блеск, и, напрягшись, он сделал несколько шагов вперед. Он уже не пытался прикрыть свой синяк.

– Травень Житич, – сказал он и умер. Просто умер на месте – от стыда.

– Знакомься: мой лучший кадр, – вставил и я свое веское слово. – Между прочим, знатная личность: бывший король Неаполя.

Метанка сосколльзнула [59] с моих колен и, безбожно повиливая бедрами, приблизилась к мертвому от скромности дружиннику – склонив набок голову, она посмотрела на него так, как разглядывают мальчиков в журнале «Космополитэн».

– Так-с… Это индивид… Особь мужского пола. Ничего себе генофонд, – сообщила она свое мнение. – В целом я одобряю. А главное – девственник. Эй, генофонд, ты уже достиг половой зрелости?

Если бы Травень был жив, он бы умер вторично.

– Девочка, отойди от трупа, – вмешался я. Кажется, я был рад, что наш тет-а-тет с ведьмой был прерван возвращением подчиненных. Теперь ясно, что Метанка – коллективная галлюцинация, а вовсе не первая ласточка моей собственной белой горячки. Ну что ж, лишь бы на этот мираж в мини-юбке клюнул и Рогволод-Посвист…

– Кстати, а где мой друг и напарник Гнедан? – вдруг поинтересовалось мне. – Я хочу обсуждать с ним план операции…

– Клухе допоможе коров выдаивать, – сообщил Лито, присаживаясь на край лежанки и распутывая веревку на штанах. Он, натурально, был незамысловатый парень. Он собирался снимать штаны в присутствии Метанки.

– А штаны можно бы оставить на месте, – немедленно возникла ведьма. – Я, конечно, втайне фетишистка, но от грязных носков не возбуждаюсь…

Меня начала угнетать ее манера высказывать вслух мои мысли. Как будто сам с собой общаешься. Вот сейчас – не я буду – она кстати вспомнит о стриптизе…

– Ты правильно сделал, Лито, что перестал зарабатывать на жизнь стриптизами. Тут нужны данные – а тебе, наверное, лучше попробовать себя в шахматах.

Лито невозмутимо стащил штаны и бросил их в угол.

– Чемо шуметь, постирала бы, – сказал он кратко и улегся рядом с Гаем на лежанку. – Устал я, браче, – а вечером вновь на дело спешить…

Метанка фыркнула – очень тщательно, презрительно очень. Но никто этого не услышал – в сенях раздался грохот, и дверь, реагируя на удар ноги, распахнулась. Всем сразу стало ясно, что в нашу компанию вернулся Гнедан – удерживая в обеих руках жбан с парным молоком, он аккуратно перешагнул через высокий порог. За ним виднелась Клуха с полотенцем в руках – и тут Метанка снова оказалась у меня на коленях. Я почувствовал, как она вцепилась когтями в плечо – и только потом понял, чего именно она испугалась.

Клуха была уже на середине комнаты. Лицо ее было ужасно. Будь я Репин, писал бы с нее, как Иван Грозный убивает сына. Даже Гай не успел перехватить ее – взмахнув мокрым от молока полотенцем, Клуха со страшной силой стеганула меня по плечу, качественно задев левое ухо, шею и предплечье. Глухо взвизгнув, Метанка свалилась с моих колен и метнулась к окну. Тут только я пришел к выводу, что удар полотенцем предназначался не мне – круто изменив курс, Иван Грозный рванулся вслед за исчезающей ведьмой.

– Чу-у-ур-р-р! Чу-у-ур-р-р меня! – ревела Клуха. Страшное полотенце взметнулось ввысь, веером рассыпая капли молока по потолку и стенам, – но было уже поздно: выдавив наружу драгоценный бычий пузырь, Метанка кувыркнулась из окна на улицу.

…Долго еще не стихал в нашем доме трубный глас Клухи. Она, оказывается, была правоверной язычницей, почитательницей древних богов. И не могла смириться с присутствием в своем доме девушки с подмоченной репутацией полуденицы. Жрецы Мокоши приписывали полуденицам тайную склонность к насыланию болезней и лихорадок – а следовательно, гнать их полотенцами!

– Аида, что ли, наверх, – сказал Гнедан, когда мы вышли на улицу, оставив Клуху наедине с ее справедливым негодованием. – Ненадоба Клюшку гневить – тоже придумали: Метанку в хату притащили! Теперь вою-то будет! Травко, поди-ка сыщи девку – не сразилась ли, из окна-то спрыгнув?

Травень с готовностью побежал искать под окном Метанкин труп, а мы тронулись «наверх» – на любимый Гнеданов чердак под крышей сенного сарая. Только тут я понял, почему Гнедан так похож на панка. Будь я панком, все отдал бы за такой чердак. Даже, наверное, курить бы бросил. Или постригся бы. Гнеданов пентхаус навевал атмосферу панкующих восьмидесятых – эх, сюда бы пару ржавых раскладушек, трехлитровую банку для окурков, фотографию Билли Айдола на стену – и можно жить.

Я даже в образ вошел – со мной это бывает. Облюбовав объемную кучу сена в дальнем углу чердака, прямо под кровлей, я завалился на несчастное сено животом кверху и цинично плюнул в потолок. Попал.

– Эх-х-х… Пивка бы, братки, а? Братки-и-и… – сказал я протяжно и горестно. Честное слово, вдруг почувствовал себя усталым, давно не мытым студентом факультета почвоведения. Не будь я испанским летчиком, точно подался бы в почвоведы.

– Ну, сказывай, Славко, како Метанкин поясок сыскался, – радостно сказал Лито, усаживаясь на пол и неприлично игнорируя мой вопрос насчет пива. – Вот удача! Ну, коли поясок нашли – теперь Рогволоду не жить!

Он внимательно вытаращил в моем направлении незрячие глаза. Зеленые, как кожа у жабы. Или как бутылочное стекло… Кстати – о стекле:

– А… пивка нет у тебя, а? – поинтересовался я. Нас, панков, хлебом не корми – дай пивка попьянствовать. – Не, браток, я ж серьезно: пивка бы щас… а?

– Оставь сие! – строго сказал Лито. – Сроком тебе о деле мыслить, да нам приказы давать – а не пьянствовать.

– Опаньки! Э-эх, братки-и… – разочарованно сказал я. – Козлы вы, братки, – не знаете главных ценностей в жизни.

– Слышь, Летка, мою речь, – вмешался Гнедан, обращаясь к эльфу. Рыжая голова пастуха появилась в отверстии люка, через который хозяева проникали на чердак. – Часом послать бы кого в устье Сольцы – поглазеть на протоку, на засаду Рогволодову… Мыслю, лодьи алыберские наскоро к нам будут – не проспать бы.

– Добро, – согласился Лито. – Кликни этого… Травка. Пусть его возьмет кобылку в моей клети, да спеет к Сольце… Спроси, знает ли место. Залечь бы ему в кустах, да на Рогволодову западню поглядеть – а како лодьи свидятся, тотчас и горлинку нам послать – с грамоткой известной.

– А не споймают ли парня? – озаботилась Гнеданова голова и тряхнула рыжей шевелюрой. – Рогволодовы разбитчики хитры, и Плескун с ними – не почует ли нашего дозора? Може, самому мне сгонять на реку?

Лито секундно призадумался и тут же покачал головой:

– Зови лепше Травка! Никак он дружинник – почище нас с тобой будет по воинской части. Пожди, я те голубка выну.

Приятно было наблюдать, как парни самостоятельно решают проблемы. Стоит начальству расслабиться, прикинуться панком – и тут же дело идет на лад: подчиненные проявляют инициативу и начинают трезво мыслить. У меня, например, именно такой стиль руководства. Очень эффективный.

Лито поднялся на ноги и, нащупав некий ящик, подвешенный вверху под кровлей, приоткрыл крышку.

– Гли-гли-гли, – сказал он нежно и засунул руку внутрь. В ящике возникла легкая возня, кто-то сдавленно запищал – и вот уже рука вылезла обратно из ящика, а в руке – серый и ужасно обиженный голубь. Он, честно говоря, как раз собрался поспать, и только безграничное уважение к хозяину мешало ему возмутиться и клюнуть Лито в палец.

– А, эво Горлан – он поток добрый, скорый! – узнал птичку Гнедан, упорно не вылезавший из своего люка. – Тяни его сюда, я его приласкаю. Подь сюда, Горлаша. Горла-аш…

Голубь сделал недоуменное лицо и заморгал черными глазками. Гнедан шумно поцеловал его в темя и засунул за пазуху – через секунду голова снова исчезла: рыжий панк побежал отдавать приказания Травеню насчет дозора. Итак, алыберские коммерсанты были уже на подходе – не исключено, что через несколько часов разведчик Травень увидит их паруса на Керженце. А значит, придется просыпаться, залезать на сумасшедшего Харли и снова ломиться сквозь мрачный ночной лес… Тяжкая, тяжкая жизнь! Беспокойная.

– Братки-и! – простонал я, страдая, из своего угла. Обидно: забыли про меня, будто вовсе не я командир банды. Надо, пожалуй, проявить инициативу.

– Эй, хиппак! – сказал я, тяжело переворачиваясь на живот и подминая под головой сено. – Ты мне вот что скажи: ты Гая лечил?

– Вестимо, лечил, – ответил Лито, обрадовавшись пробуждению начальства к жизни.