- Идут, они вдут на приступ! - заорал Данька, сбегая по лестнице в нижний этаж: здесь Рута, прильнув к подоконнику, уже выставила в окно арбалетное жало, а злобные медведи, глотая слюну, замерли по обе стороны входной двери...
      "Проклятие, их слишком много!" - сплюнул Данька, увидев, как поперек двора летит, стремительно приближаясь, россыпь коренастых фигурок короткие секиры, кривые ножи в кулаках... "Добегут до дома - конец. Надо остановить", - пронеслось в голове, и Данила сорвал с правой руки рукавицу. Повернул перстень на пальце и стиснул кулак.
      Ах, как сладко загудело в руке, как разом грозно загрохотало на чердаке, где ждала своего страшного часа железная птица! Данька не видел ее, он управлял своей черной ракетой почти вслепую - только чувствовал, как в ладонь передается по невидимой струе толчок за толчком - от удара крыльями в ставни чердачного окна, в хрупкие трескучие деревья, попавшиеся на пути... Он слышал, как снаружи по жесткой дуге над садом пронеслось с ревом и скрежетом его любимое крылатое чудовище - выглянув в окно, увидел, как заметались в ужасе светлые пятна, не пробежав и полпути: покатились обратно в кусты, барахтаясь под сетью срезанных ветвей! Что за гордая фигура одиноко чернеет у забора - не хочет пригнуться к земле, поклониться господствующему в воздухе грохоту стали? Ах, это господин военачальник - скрестил ручки на груди и гневно кричит чего-то вослед паникующим подчиненным... "Сейчас мы проверим, насколько ты смел..." - пробормотал Данила и с усилием двинул руку со сжатым кулаком вбок и вниз, прижимая к земле бешеную черную точку, направляя ее на цель...
      "Ну... кланяйся, падай оземь, жалкая тварь!" - скрипнул зубами Данька, наблюдая, как крылатый снаряд, вырвавшись на атакующую прямую, страшно ускоряется и с визгом, с безумной скоростью пересекает двор. А черная фигурка словно замерзла у покосившейся ограды - что он, не видит? Еще секунда - уже распахнулись крылья, молнией блеснули острые перья... Господи, еще миг - нет, он стоит! Безумец! Данька содрогнулся и разжал слипшиеся пальцы, болезненно дернув рукой... Проклятие... он не хотел убивать военачальника, только напугать его! Что за наважденье...
      Он снова выглянул в окно - железного ворона уже не видно, только медленно кружится в воздухе облако срезанной с лету травы. Эй, дружок, ты где? Данила снова сжал кулак - но нет, нет уже привычного ответного удара в ладонь, нет приятного зуда в пальцах: словно сорвался с лески тяжелый зверь... И враг снова пошел в атаку, опять закопошились в траве белые сорочки, засверкали солнечные иглы на доспехах - а все потому, что худая фигура военачальника перестала быть неподвижной: медленно и чуть прихрамывая, она теперь приближается к осажденному дому!
      Жах! - жесткой стрелой ударило в резной наличник над головой, и тут же певуче ответил арбалет Руты: ахнул и покатился вбок бородатый дружинник, притаившийся с луком за углом дровяного сарая. Молодец сестричка! - крикнул Данька и, нахмурившись, вытянул из ножен бесконечное лезвие меча: не вороном, так лезвием достану... Подходи по одному.
      Он ждал недолго - вертким зверьком метнулось что-то в сенях, шарахнулось от протянутой когтистой лапы и блеснуло острым лезвием топора. "Добро пожаловать!" - злобно пробормотал Данька и, в широком прыжке пролетев полкомнаты, приземлился наперерез вражескому дружиннику. Увидел смазанным пятном краснеет рожа, ниже темные пятна грязи на рубахе и скользкая молния боевой секиры вздымается в руках, подлетает вверх для удара! "Ну нет, так ты не успеешь", - хмыкнул Данила и тупо ткнул острием меча в середину рубахи. Удар, видимо, получился сильным - дружинник беззвучно дернулся и, заваливаясь головой на грудь, спиной вперед вылетел через дверь наружу...
      Следующий! - в голос проорал Данька и мельком оглянулся вбок. Там дядька Сильвестр обнимал за шею другого вражеского воина, который успел было протиснуть в окно половину туловища, а теперь только беззвучно надувал щеки и пытался уколоть медведя кинжалом в бедро. "Наши дела на так уж плохи", усмехнулся Данька и вновь повернулся лицом к двери: услышал быстрые шаги очередного посетителя. Нагнул голову, выставил вперед меч и приготовился встретить гостя крайне недружелюбным взглядом.
      Человек вышагнул из-за косяка, зачем-то сжимая в руке до смешного узенький и короткий кинжал, - и Данька похолодел. Глаза. Глаза были знакомые - глубокие и темные, с жесткой серой рябью по поверхности, с мягкой темнотой на дне. За эти два дня Данила позабыл, что у человека может быть подобный взгляд.
      - Ты уж прости меня, Алеша... Кажется, я поранил кого-то из твоих друзей... - пробормотал Данька, опуская меч.
      Старцев помолчал, подчеркнуто неторопливо оглядел тесную комнату, набитую разъяренными медведями и красивыми девушками.
      - А ты тут устроился совсем неплохо! - наконец улыбнулся он, приветственно распахивая руки. - Это мне надо извиниться, что потревожил. Ха-ха-ха, дружище! Признаться, рад тебя видеть живым. Наконец мы в сборе... Идем скорее в крепость - там валяется пьяный Бисер, он проснется и заобнимает тебя до смерти.
      - Славка? Он тоже здесь? - Данила радостно сдавил князя Алексиоса Геурона в объятьях и даже совершенно неожиданно для самого себя чмокнул его в отросшую бороду на худой щеке. - Значит, сегодня пьем! У меня в телеге полный улей лучшего боярского меду... Я думаю, Стенька особенно оценит!
      Старцев вздрогнул и отступил на шаг.
      - Стенька... я почему-то забыл о нем.
      ХРОНИКА ЖИРОБРЕГСКОГО СЪЕЗДА.
      (Послесловие Степана Тешилова,
      временно и.о. языческого кумира Траяна Держателя,
      представляющее собой краткий отчет
      о Жиробрегском (Великосиськовском) съезде)
      Я и сам не люблю прологи и послесловия. Всему виной досадное совпадение, по которому ни один из авторов не включил в свой дневник сколько-нибудь вразумительного описания столь важного события, как Жиробрегский (Великосиськовский) съезд пучинистов. В отличие от большинства позднейших исследователей, я не склонен объяснять это излишним пристрастием игроков к алыберскому вину из передвижного погребка царя Леванида Зиждителя, а также к боярскому меду с пасеки деда Посуха. Бесспорно, каждому приятно видеть старых друзей, земляков по исторической эпохе, живыми и здоровыми после двух дней, проведенных среди глухого варварства и какой-то поистине хрестоматийной дикости. Душевное радование, совершенно естественное в подобных обстоятельствах, могло в какой-то мере отвлечь Мстислава, Алексиоса и Данилу от прямой обязанности искренне и беспристрастно описывать каждую секунду своего анахроничного бытия в ходе небывалого эксперимента с Серебряным Колоколом. Однако единственно пьянством и необузданным ликованием дружества невозможно оправдать их удивительного невнимания к замечательному консилиуму князей, богатырей и старцев, состоявшемуся утром 18 июня 970 года по Р.Х. в городе Жиробреге (новое название - Великие Сиськи). Как известно, именно на этом съезде дебютанты смогли наконец разобраться в лихорадочной мешанине имен и названий, окружавшей их с самой первой секунды игрового времени. Внимательный читатель заметил, пожалуй, что лишь дебют Алексиоса Геурона охарактеризовался некоторой степенью осознания игроком того, чью партию и на чьей стороне ему приходится играть (с другой стороны, что касается, например, безумного гамбита Мстиславки Лыковича, здесь вплоть до самого Жиробрегского съезда царила, как можно видеть, совершенная сумятица политических и нравственных воззрений игрока). Таким образом, трое друзей с необходимостью осознавали всю важности происходящего на съезде и не могли манкировать своими обязанностями наблюдателей-хроникеров единственно из слабости к хмельным напиткам. Я уверен, что им попросту не достало времени изложить события на бумаге (точнее, бересте) как раз по причине чрезвычайной загруженности и ангажированности в дела съезда.
      Нам доподлинно известно, что съезд начал свою работу в девять часов утра. Сигналом к открытию заседаний стало известие об окончательном пробуждении одного из участников, который долгое время не мог прийти в себя после пира, устроенного накануне наместником Босятой. Поднявшись из палатного бруса в просторную и светлую горницу, где уже собрались коллеги, Мстислав Лыкович попросил пива и, получив его, с весьма задумчивым и даже трагическим видом занял почетное место в торце стола - впрочем, оно и полагалось ему как новому правителю Жиробрега. Заметим, что играл он эту ответственную роль недолго - поморщившись и тяжело качнув головой, произнес:
      - Не... так жить нельзя. Великие Сиськи - слишком шумный и развратный город, мне такие не нравятся. Мне уже не семнадцать лет. Я хочу тишины...
      Когда десятник Лито, постучав рукоятью меча в щит, призвал собравшихся к молчаливому вниманию, Мстислав добавил:
      - Надоело быть князем. Голова болит. Лешка, забирай ты у меня этот паршивый Жиробрег с Опорьем в придачу! Тошнит смотреть на благополучие коррумпированной верхушки. Рыба, она - тухнет с головы, господа! Я это чувствую. Девушка, мне бы еще пивка...
      Таким образом, при многочисленных свидетелях был произведен юридически обоснованный акт передачи комплекса полномочий и ответственности по управлению и администрированию вотчинного княжества Опорьевского и Жиробрегского (Великосиськовского) от одного физического лица к другому на правах генеральной доверенности. Поскольку с этого момента хозяином города стал князь Алексиос Геурон, он и принял на себя обязанности председательствующего на съезде - а Мстислав, выпив еще пива, стал от скуки царапать чего-то на бересте, в изобилии имевшейся на столах для нужд участников совещания. Мстиславкину рукопись нельзя назвать в строгом смысле протоколом съезда, однако мы приведем ее полностью как единственный уцелевший подлинный документ о столь знаменательном событии:
      ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ В ГОРНИЦЕ УТРОМ В СРЕДУ
      Посвящается моему другу Харли Дэвидсону
      г. Великие Сиськи-на-Влаге,
      пл. Восстания, 1а,
      здание мэрии
      (БЕЗ ПРАВА ТИРАЖИРОВАНИЯ)
      Присутствовали:
      1. Я, Мстислав Лыкович, генеральный директор финансово-промышленной группы "Лыкович и Братва";
      2. Лито, мой первый секретарь и начальник элитного боевого формирования "Warrior Froggz";
      3. Гнедан, отв. за демографическую политику в княжестве;
      4. Лешка Старцев, мой друг и помощник по управлению гг. Опорье и Великие Сиськи, князь;
      5. Леонид Георгиевич, боевой грузинский генерал, очень уважаемый человек;
      6. Дормидоша, Лешкин десятник (неплохо пьет, хотя и грек);
      7. Данила Каширин, мой друг и крутой мэн с железной вороной и железным бицепсом (я щупал);
      8. Посух, похож на Деда Мороза, только лысый, очень классный дедок, тоже мой друг;
      9. Потап, медведь (!), мой друг;
      10. Ластя, местная одна девушка, добавлена в список для ровного счета.
      Слушали: доклад деда Посуха о четырех камнях.
      Постановили:
      1. Камень Черный Алатырь (Илитор) - уничтожить. Для этого замочить поганого гада Чурилу, который его несет на Русь;
      2. Камень Бурый Алатырь (Лютыгор) - уничтожить. Для этого замочить коганого гада боярина Окулу, который его держит при себе;
      3. Камень Серый Алатырь (Латымир) - уничтожить. Для этого замочить ледяного гада воеводу Дейчина и других рыцарей с Упадка (Запада), которые его везут на Русь;
      4. Камень Белый Алатырь (Пучину) - привезти с Фавор-горы на Русь, чтоб был. Ура господам пучинистам! .
      5. Для исполнения вышеизложенного создать следующие рабочие группы:
      a) группа "Четыре Калеки против Чурилы" - задача: найти некоего добровольца, богатыря NN. который смог бы прикончить Чурилу, а впоследствии привезти откуда-то из дальних стран на Русь Бел-Горюч Камень Пучину. Состав: Лешка Старцев, Посух & груз. кн. Леонид Георгиевич (примечание: место четвертого калики - вакансия);
      b) секретно спецгруппа "Алеф" - задача: доставить в Жиробрег еще одного, четвертого по счету и недостающего старца с золотой цепью. А также установить связь с другими единомышленниками-пучинистами в гг. Престоле, Немогарде, Чернигине и найти спонсоров и активистов для уничтожения оставшихся двух вражеских камней - Лютыгора и Латымира. Отв.: я и мой волшебный сапог.
      Надписи на полях:
      "Metallica
      Бей поганых, коганых и лядяных!!!
      Умер Великий Панк!
      Бел-горюч камень Алатырь-Пучина. Порядок, патриотизм, стабильность. То, что вам нужно в наступающем XI веке. Голосуйте за кандидатов-пучинистов.
      Dennis Rodman - гомосек!
      Славка + Стозванка =A-ah... Yeah! Cum close...
      Подъезжая к сией станции, у меня слетела крыша.
      Опорьевское пиво is the best.
      Жаль, нету Стеньки - он бы оценил".
      В двух последних замечаниях Мстиславушка совершенно прав: я по достоинству оценил Опорьевское пиво. В бытность Траяном, ваш покорный слуга имел возможность заказывать любые сорта меда, пива и бражки - деликатесы доставляли в мою татранскую резиденцию гигантские пчелы, огненные вилы-самовилы и молодые жрецы-неофиты. Считаю, что опорьевское пиво (и в частности, сорт светлого ламбика, о котором говорил Мстислав и который с его легкой руки получил название "Слеза любимой женщины") никак не хуже "Харпа" или "Сэмьюэля Эдамса", уступая, пожалуй, только пятому номеру питерской "Балтики". Впрочем, я отвлекся - а все потому, что благодарен Славке, который упомянул мое имя хотя бы в контексте вынесенных на поля заметок о пиве.
      Вообще говоря, я нахожу вопиющим тот факт, что мои друзья, очутившись в новом игровом пространстве десятого века, так редко вспоминали обо мне, несчастном студенте, вынужденном исполнять обязанности древнего языческого божества. Впрочем, я понимаю, что приятели были заняты собственными проблемами и едва ли могли выкроить свободную минутку для того, чтобы просто задуматься: а что же все-таки произошло с ними после удара в Колокол? Лично у меня было гораздо больше свободного времени - и я думал о своих горемычных друзьях практически ежеминутно. Во многом потому, что наблюдал все, что с ними происходило, в волшебном зеркале из горного хрусталя - оно находится в моем серебряном дворце в нижних пещерах. Я вообще чаще бывал именно в серебряном дворце - в золотом гораздо холоднее и слишком много невольниц, они путаются в ногах и мешают управлять страной...
      Почему Траяном стал именно я? Об этом расскажу в моем дневнике, который надеюсь вскорости подготовить к изданию вместе с продолжением рассказа о Славке, Даниле и Алексиосе во втором томе "Древнерусской игры". Пока замечу вкратце, что ничуть не испытываю, гордости в связи с тем, что в новых декорациях языческой Руси я стал не холопом, не кузнецом и даже не князем, а... народным кумиром, почти божеством (точнее, узурпировал место прежнего мошенника-чародея, выдававшего себя за это божество). Как христианин, нахожу этот факт скорее грустным и заставляющим всерьез задуматься о многом... Но сие уже предмет личного свойства; сказано довольно.
      Итак, я стал тем самым Траяном, который, по ехидной формуле Мстиславки, "сажал свои гиацинты в далекой Татрани и со страшной силой раскачивался в кресле-качалке". Отнюдь не смешно. Перестань я сажать "гиацинты" на Траяновой тропе, моя магическая власть над другими волшебниками - Стожаром, Дажьбогом, Стрибогом - была бы утрачена окончательно и я не смог бы впредь помочь тому же Мстиславке - ни посредством вмешательства моего верного семаргла, Огненного Вука Берубоя, ни даже добрым советом, ниспосланном в сновидении. (В скобках замечу, что пробраться в сновидения Мстислава и без того было непростым делом - приходилось протискиваться сквозь толпы обнаженных девушек, наполнявших его мечты своим присутствием.)
      Но - ни слова более о Траяне. Моя задача состоит пока лишь в том, чтобы поведать о великом Жиробрегском съезде, на котором игроки приняли ряд важнейших решений по защите славянства от недобрых геополитических влияний извне. Я не присутствовал на совете в Жиробреге - однако кое-что знаю о нем благодаря волшебному зеркалу и рассказам моих осведомителей. Для начала упомяну об одной любопытной находке. Уже по возвращении обратно в XX век, просматривая в читальном зале Российской государственной библиотеки старинный, 1899 года издания, сборник песен Кирши Данилова, я натолкнулся на одну необычную и очень короткую былину, затерянную где-то на последних страницах меж бытовых сказок и повестей об Анике-воине. Признаться, я как-то ранее не обратил на нее внимания, а теперь просто не могу читать со спокойным сердцем - читатель поймет почему:
      То не темная дубровушка расшумелася,
      То не белыя зарницы рассиялися,
      Собирались то удалы добры молодцы
      На почестей мир, на богатырско столованьице.
      А как первым приезжал удалой хоробр Мстиславушка,
      Тот ли Мстиславка да сын Клыкович.
      Как вязал он сваво коня на медян чембур,
      Насыпал ему пшена-то белоярова.
      Открывал белодубовы ворота на треть пяты,
      Выпивал полуведерну чарку того ли зелена вина,
      Да бросал ту чарочку за сотню шагов,
      Начинал тут Мстиславушка похаживать,
      По широкой улочке погуливать,
      На красных девушек поглядывать.
      Говорил о ту пору Мстиславка таковы слова:
      "Али есть у вас во честном городе Жиробреге
      Удалой богатырь да покрепчай меня,
      На кулачки ведь со мною потягатися".
      А ничего-те добры молодцы не сказалися
      Стоят, светлы очи в землицу потупили.
      Как говорил еще удалой Мстиславушка сын Лыкович:
      Аль не сокол я, не белый кречет ли?
      Коль могу слететь выше леса стоячего,
      В сине небо скочить за облако ходячее
      В тех ли моих сапожках волшебныих,
      Да за пазухой-то у меня велик кошель,
      А холопов у меня есть четна дюжина
      Удалых ли тех да разбойничков залесскиих".
      А вторым приезжал тут молодой Данилушка,
      Могучий богатырь Данила Казарин, сын Денисьевич,
      Он вязал добра коня на сребрян чембур,
      Насыпал тому коню пшена сорочинского,
      Отворял белодубовы ворота да на полпяты,
      Выпивал ведерну чарочку того ли зелена вина
      Да бросал ту чарочку за триста шагов.
      Говорил тут удалой Данила таковы слова:
      "Как ты смеешь тут, собака, похвалятися!
      У меня-то за пазухой не велик кошель,
      Не велик кошель - булатное чингалище,
      А холопов ведь у меня четыре дюжины
      Тех зверей лесных да воронов железныих".
      А во-третьих приезжал тут Елисеюшка Гордеевич,
      Тот ли честный князь Лисей от славна Вышеградия,
      Он вязал добра коня да на злат чембур,
      Насыпал тому коню пшена сорочинскаго
      Да пополам ведь с тем ли скатным жемчугом,
      Отворял белодубовы ворота Лисей да на пяту,
      Выпивал трехведерну чарочку того ли зелена вина
      Да бросал ту чарочку за тысячу шагов.
      Говорил тут Елисей Гордеевич таковы слова:
      "Как вы смеете, собаки, похвалятися!
      У меня-то за пазухой не велик кошель,
      Не велик кошель, не вострое чингалище,
      А есть нунь у меня злата цепочка,
      Злата цепочка о сорока звеньюшек,
      А кажно-то звено будет сорок пуд,
      А холопов у меня четыре сотни будет
      Молодых ли дружинничков Вышеградскиих".
      О ту пору не сыра землица расседалася,
      Да не Волга-матушка разливалася,
      Выходили по той Волге да кораблики,
      А у тех ли корабликов златы веселки,
      А на веслицах-те богатыри иноземныя алыберския.
      Как выступал тут на берег удалой богатырь,
      Тот ли честный царь Саул Леванидович,
      Он скочил с кораблика на высок бережок,
      Да с бережка того скочил на перено крыльцо.
      Оттого ли скока высоки терема пошатнулися,
      Да те ли резны маковки покривилися,
      Да окошечки косящаты поразбилися,
      Ворота ли те белодубовы оземь повалилися.
      Подносили тут Саулу трехведерну чарку зелена вина,
      Выпивал ли ту чарку Саул за един дух,
      Бросал ведь ту чарку подале Волги-матушки,
      Да за дальний тот за берег мурзамецкий.
      Говорил честный царь Саул Леванидович таковы слова:
      "Ой не честь вам, не хвала молодецкая,
      По пустому нунь стоять препиратися,
      Вы тут, добры молодцы, похваляетесь,
      А самой ли той горькой новости не ведаете:
      Как идет ведь из-за Сароги-реки не сырой туман,
      То не тучи воронья идут-надвигаются,
      А иде к вам на землю русскую удалы молодчики,
      Да от того ли берега от мурзамецкого
      Иде молодцы до двухнадесяти их сот,
      Богатыри-те все на конях одноличные,
      Жеребцы ведь все у них рогатыя,
      А ведет-то их прекрасный царь Чурила Пленкович,
      Молодой Чурила внук Сварожевич.
      Как у того ли Чурилушки скат-бархатен кафтан ,
      Да со теми ли сребряны пуговки вальящаты.
      Над головушкой-то у него медян подсолнечник.
      Как на ноженьках у Чурилы сапожки крылатыя,
      А в ручках ведь у Чурилушки злата плеточка,
      Злата плеточка да змиевочка на полета сажень.
      Как у того ли Чурилушки будут кудри темные.
      Да лицо-то у Чурилушки черным-черно.
      А несет ли Чурила за пазушкой не тяжел кошель,
      Ой не вострое чингалище булатное.
      Да не ту ли злату цепочку пудовую.
      А несет Чурила камень - Илитор заморский.
      Тот ли черный камень Алатырь от Змея-города.
      Как дойдет Чурила до землицы до Русския,
      До тех ли до ваших шатров богатырскиих,
      Будет вам добрым молодцам с кем потягатися,
      Ой да будет с кем на кулачках побитися".
      А ничего-те добры молодцы не сказалися,
      А стоят во сыру землю светлы очи потупили.
      Как о ту пору не гроза раздавалася,
      То не мать сыра земля рокоталася,
      Раздавался громкий голос незнаемый:
      "А ведь есть на Руси да велик богатырь,
      Удалой казак да могучая поляница
      Того ли Чурилушку да за чуб схватить,
      Да за те ли горы дальним закинута".
      Тут вскричали русския богатыри да добры молодцы:
      "Кто тут есть молвить речи темныя
      Ой да тем ли голосом да грозныим незнаемым?
      Ты поведай нам, человече неведомый,
      Где найти-сыскать нам того богатыря-поляницу?"
      Выходило тут из-за кустика человечище,
      Выступало из-за холмика старче калечище,
      Да та ли старая ведь калика перехожая,
      Говорила калика таковы слова:
      "А здрасте-тко братцы добры молодцы!
      А Бог вам на пути, добрым молодцам,
      Собирайтеся вы, молодцы, в дороженьку,
      Надевайте вы сапожки железныя несносимыя
      Да берите в белы рученьки не булатен меч,
      Не булатен меч, не палицу богатырскую,
      А берите вы ту ли суму переметную калицкую,
      Ой да ту ли шапку греческу богомольную,
      Ту ли еще ведь клюку дорожную тяжелую.
      А ступайте вы за мною по дороженьке,
      По Руси-матушке ходить из конца в конец,
      Да сыщете того ли богатыря великого,
      Удалого казака да могучую поляницу,
      Тот ли богатырь нунь еще на печи лежит,
      Вот уж тридесять лет да три годочка дожидается".
      Как пошли ведь они по дороженьке,
      Да пошел рядом с ними дедушка,
      Пошел рядом, еще наперед-то их,
      А стали они как бы оставатися,
      Едва-то старичка на виду держат-то.
      Тут взмолились удалы добры молодцы:
      "Нету нам уж идти мочи-силушки!
      Отвечай ты нам, стара калика перехожая,
      Как твое ведь будет имя-прозвище?"
      Отвечало им тут старое калечище:
      "Ай же вы, молоды богатыри русские!
      А я-то есть Никола Можайский,
      Пособлю вам есть русским богатырям
      Постояти-лечь за землю Русскую".
      Я склонен усматривать в былинной фабуле не что иное, как проекцию в плоскость народного мифологического сознания воспоминаний об историческом Жиробрегском съезде. Действительно, "заседание в горнице утром в среду" началось с разговора о нашествии на Русь Чурилы, сына Пленковича, молодого посланца мрачного азиатского Востока с его холодными верованиями и устоями, символически обобщенными в образе вавилонско-тибетского "черна-холодна камня Илитора".
      - Прежнее, языческое славянство так или иначе нуждается в новом порядке, в новом устройстве жизни, - сказал, поднимаясь с места, алыберский царь Леванид. - Сегодняшняя Русь безалаберна, то есть беспорядочна. Нужен новый алабер... говоря вашим языком, Алатырь - краеугольный камень основания новой веры и новой власти. На земле есть всего четыре миропорядка, четыре камня-Алатыря. И самый страшный из них, самый холодный и черный таков Илитор, камень Кабала. Именно его несет на Русь азиатский демон Чурила. Точнее - Курила, от слова "курить" - приносить жертву демонским идолам Вавилона. Спасти славянство от этого Чурова миропорядка - наша общая и первоочередная задача. Ради этого я и привез к вам мои последние камнеметы, гордое оружие древней Алыберии...
      - Чурила движется очень быстро: вчера он уже вошел в Санду, это крупное село на севере моего княжества, - сказал Алексиос Геурон, расстилая по камчатной скатерти свою карту, начерченную на свежем свитке пергамента, - Если его конечная цель - город Престол, то уже к концу недели он будет во Властове. Еще через неделю - в Чернигине. К исходу месяца его будут встречать в столице...
      - Он движется быстрее птицы, - ответствовал царь Леванид. - В подарок от деда Сварога Чурила получил волшебные крылатые сапоги, в которых проделывает до десяти огнищ в сутки по прямой - над непроходимыми лесами и болотами. В таких сапогах он и верно войдет в Престол не позже следующего новолуния.
      - Можете немного расслабиться, - молвил Мстислав Лыкович. - Ваш Чурила скорее порвет свой организм, чем доберется до Властова к началу июля. У парня возникли проблемы с сапогами - их уже украли. Ха! У нас на Руси клювом не щелкай!
      - Откуда известно сие?! - вскричал царь Леванид, еще не веря радостному известию. - Сапоги похищены? Это означало бы, что Чурила будет двигаться вдесятеро медленнее... Нет, не может быть.
      - Ты, должно быть, шутишь, Мстиславка! - ласково сказал князь Вышградский. - Украсть что-либо у самого Чурилы непросто. Его окружают верные слуги - жрецы, дивы и ночные волки. Едва ли на Руси найдется столь ловкий вор...
      - Я и не говорю, что это было просто! - ответствовал Мстислав. - И знаешь... ты прав: местные криминальные элементы не блещут. К счастью, нашелся человек из будущего, с принципиально новой энергетикой мозга, способный сплести хитроумную сеть ухищрений... короче, я сделал это. Сапог у меня.
      Его слова были встречены взрывом радостного шума. Когда веселый гул за столом несколько смолк, Данила Казарин спросил Мстислава, умеет ли он летать на Чурилином сапоге.
      - Это проще простого, - сказал на это Лыкович. - Меня научила одна симпатичная старушка.
      - При помощи крылатого сапога мы сможем скорее установить связь с нашими единомышленниками в других городах - в Престоле, Немогарде, Властове! - восторженно воскликнул алыберский царь. - Досточтимый Мстиславе, тебе предстоит отправиться в полет как можно скорее.
      - Ну... честно говоря, есть пара неотложных дел здесь, в Великих Сиськах! - поспешно молвил Мстислав. - Я должен отдохнуть, посидеть на бюллетене, на диете. Ближе к осени поправлюсь и готов куда угодно - хоть в Престол, хоть в Коста-дель-Сол. Можете рассчитывать на мой сапог-самолет!
      - Ты отправишься в путь уже сегодня! - продолжал Леванид, словно не расслышав. - В Немогарде на днях высадилось войско молодого князя Владимира Святича, в стане которого немало крещеных славян и варягов - Дунай Иванович и Гонена Голубец, Рокот-богатырь и другие. Они тоже готовятся противостоять натиску Чурилы - нужно объединить усилия!
      - Ага, я буду без устали рассекать воздушное пространство, а все остальные останутся здесь - пить опорьевское пиво и развлекаться! - с горечью молвил Мстислав Лыкович. - Я не могу оставить Ластю. Я обязан навестить тут одну мельничиху. Потом... мы подружились с Дормидошей и Потапкой - парни будут скучать без меня! Я не согласен, так нечестно. Вы тут будете тусоваться, а меня - в Немогарду?
      - Едва ли нам хватит времени на застолья, - покачал головой Алексиос Геурон. - В твое отсутствие мы с царем Леванидом будем готовить вооруженное противостояние Чурилиной армии, которая со дня на день форсирует Влагу и устремится через земли моего княжества на Запад, к Властову и Престолу! Мы будем собирать военный союз соседних княжеств, вооружать дружину...
      - И прежде всего готовить нападение на самого Чурилу! - перебил алыберский царь, с размаху опустив на столешницу жилистый сухой кулак.
      - На самого Чурилу? - В голосе Алексиоса Геурона мелькнуло сомнение. - Но... добрый мой царь Леванид, каким образом?
      - Камнеметы! - воскликнул царь с торжествующей улыбкой. - Мы забросаем его камнями при помощи катапульт!
      - Если мне дозволят выступить, я скажу... - подал голос вышградский десятник Дормиодонт Неро. - Я внимательно изучил сообщения нашего отряда из Санды, вошедшего в это село после ночных оргий Чурилы. Местные жители хором утверждают, что Чурила высекает в воздухе огненные и ледяные молнии очевидно, он пользуется каким-то гнусным чародейством. Боюсь, что даже хитроумные алыберские машины едва ли остановят этого демона...
      - Хе-хе, Дормидоша абсолютно прав! - воскликнул Мстислав сын Лыкович. - Мазерфакера не проймешь вашими хиленькими катапульточками. Господам офицерам попросту не удастся подогнать свою рахитичную артиллерию на расстояние выстрела - Чурилку повсюду окружают разведчики и телохранители: они оцепляют лес вокруг него на добрых три километра.
      - Если верить былине, Чурилу удалось победить только в честном поединке, один на один... - негромко сказал Алексиос Вышградский, словно к самому себе обращаясь. - Я плохо помню текст этой баллады: сначала Пленковича пытались остановить киевские дружинники - и все полегли от ударов таинственной "плеточки-змиевочки". Чурила беспрепятственно вошел в Киев и начал творить там свои безобразия... Только через несколько дней возник наконец некий русский богатырь, который свалился точно снег на голову - об этом витязе раньше никто и слыхом не слыхивал, а теперь он с удивительным спокойствием и легкостью схватил ранее неуязвимого Чурилу за какие-то там черные кудри и забросил, если не ошибаюсь, за синий лес и за дальние горы.