Прослышав о том, что нынешним вечером летучий полубог давал концерты восточной музыки в Санде, небольшой деревушке за Сольцей, Стожар размечтался использовать ночлег Чурилы с тем, чтобы выкрасть драгоценные сапоги. Лишившись обуви, парень уже не смог бы восхищать народ, проделывая в воздухе фигуры высшего пилотажа, а также покрывать до двадцати миль за сутки, успевая к вечеру в новую деревню. Изучив данные спутниковой разведки, Стожар выяснил, что Мокошь со своей стороны уже направила в район Санды огромный отряд в дюжину дружинников из столичного спецназа, а кроме того, одну из любимейших своих жриц, престарелую и слепую телепатку Корчалу. Потирая руки. Стожар воодушевленно сообщил мне, что собирается воспользоваться стычкой Корчалы с Чурилой и под шумок приватизировать волшебную обувь. При этом почетная роль приватизатора отводилась мне как человеку, имеющему связи среди полудениц - то есть в лагере противника.
      Улучив минутку, читающий потомок может пока вправить на место напрочь отзеванную челюсть, а я тем временем расскажу, чем закончилась лекция Стожара. "Но пребуди скор и пуглив, равно птица: хвать сапоги, и в бега! наставительно прохрипел он, мерцая во мраке волчьими глазами. - В силе Чурилиной ворожбы и кары - пропасть безумная: огневицы-пламени в человеков мечет, заживо пожигая силу супротивну!" (Для тех, кто не понял, перевожу последний раз: Чурила - профессиональный коммандос и умеет обращаться с огнеметом.)
      Уловив витавшую в воздухе идею, я намекнул Стожару, что миссия будет предельно опасной, а это неминуемо влечет за собой повышение размеров вознаграждения. Ничуть не мучимый скромностью, я предложил Стожару такой вариант: похитив реактивные кроссовки, я отдаю любимому хозяину только один сапог, а второй - так и быть - буду сам донашивать.
      Божественный волчина только гневно рыкнул в ответ: "Незакон людине божичеву стать искати! Ты - воин, а не божич! Пойми место свое, а чуждое не замай!" В переводе на язык деловых переговоров это означало, что Стожар с удовольствием рассмотрит мою инициативу и обязательно примет ее к сведению - но уже после того, как сапоги будут доставлены к нему на склад в хорошей таре и со всеми документами.
      Я понимающе кивнул и тут же потребовал для себя гарантий безопасности плюс группу поддержки из ста вооруженных дружинников. Стожар немедля вышел из себя и, нервно клацая зубами, быстро объяснил, что с отрядом в сотню дружинников можно с победами дойти до Властова и отбить его у Мокоши (благо в самом Престоле даже в летний день на пляже сложно собрать более восьмисот боевиков высшей категории, каковыми являются дружинники). "Сила твоя - не в войске, а в тихой поступи! - прорычал он. - Всякий божок приметит дружину, ано человечка единого - тяжко прочуяти! Ты со полуденицею своея ступай путьми заветными, нечистыми - эво тебе беспечность, эво и поспешность!"
      Таким образом, патрон заверил меня, что наша сила заключается в моей слабости. Успокоенный, я выцыганил у Стожара две гривны серебром на амортизацию фондов и ковш сливового меда на посошок, с сожалением поднялся с мехового ложа и через длинный и невообразимо запутанный крысиный коридор выбрался наружу. Провожая меня, Стожар как-то по-особому заглянул мне в лицо - с плохо скрываемым романтическим трепетом я увидел, что в хищном взгляде божка пробились колкие искристые звездочки: знаменитые Стожары, распухающие на славянском небе каждой ясной ночью. "И помни себе: доколе ярятся на небе звезды - я тебя вижу и дела твои ведаю. Если спомощь потребна - ночи дождись, да безоблачной - поклонись Стожарам ввыси, и доспею к тебе", сообщил, эмоционально подвывая, божественный волчара - прочувствовав, видимо, торжественность момента. Я принял информацию к сведению: не стоит мне маячить под звездным небом слишком часто. Особенно после того, как, раздобыв сапоги, я не захочу делиться ими со Стожаром...
      "Спей же к ведьме своей, ибо полуночь в раздолье уже, и краток сон Чурилин..." - как и полагается в подобных случаях, последнее напутствие божественного покровителя еще надсадно гудело в голове, когда я выбрался из метро на поверхность. Услужливый Стожар саморучно затянул на Метанкином пояске последний, четвертый узел - и я ничуть не испугался, когда...
      Глава шестая.
      Пикник в Дымном урочище
      Come on, Monsieur, keep walking this way!
      I'm here, I'm here, t
      he Angel of death!
      "Phantom of the Opera"80
      ...Перешагнув границу святилища у ручья, под первым же деревом обнаружил мою несовершеннолетнюю Маргариту. Полуобнаженное дитятко сидело в мокрой траве и... ужинало.
      - Ну и что у нас сегодня на ужин? - осторожно спросил я, прислоняясь к стволу и создавая на лице улыбку.
      Я приготовился к разному - приступ ярости, бешеная психическая атака, истерика? Разумеется, девочка в курсе, что я отдал Стожару драгоценную опоясть - а после этого еще набрался наглости загадывать четвертое желание, сверх лимита! Но Метаночка по-настоящему радовала своим поведением. Кажется, она была не только красивая, но и глупенькая - одним словом, идеал девушки.
      - На ужин? - лукаво переспросила она, отрывая довольную мордочку от ладоней, в которых что-то невнятно блестело. - Ясное дело, мед. Сегодня медовый день.
      И снова приникла лицом к густой сладости, размазанной в пальцах.
      - Ах ты прелесть! - умилился я, но тут же посерьезнел. - Кончай питаться: на работу пора. Последнее желание воплощать.
      Аккуратно слизав с гладкой кожи все до последнего сахарного сгустка, она мечтательно вздохнула и возвела к Стожарам лунно зеленеющий взгляд.
      - А ты... хочешь чего-нибудь?
      - Н-ну да! - Я закашлялся. - То есть нет. Я хочу исполнения желаний. Немедля.
      - А... меду? - Ведьмин голос музыкально скользнул по кривой вопросительной интонации. - Не желаешь ли ты - меду?
      - Не издевайся, - посоветовал я. - Ты же все съела. Обжора медовая. - Чтобы хоть как-то расслабить нагруженные кольчугой мышцы ног, я присел рядом на травку - и весьма опрометчиво. Ведьма змеисто переместилась ко мне и, ощутив воздушную тяжесть ее бедер на своих коленях, я слегка перенапрягся. Блудливые пальчики скользнули по стальным кольцам доспеха и уютно углубились в прореху на груди - кажется, они были еще липкими от меда.
      - У меня еще осталось немного меду, - радостно сообщила Метанка, и я закрыл глаза, потому что ее волосы кололи лицо. - Вот здесь... Совсем мало, но тебе хватит, правда?
      Сквозь ресницы я увидел, что между раскрывшихся розовых губ и правда осталось еще предостаточно... Тонкие ручки охватили мою буйну голову, и Метанкина грудь, стесненная влажным платьицем, сладко вздохнула у самого лица... Секунда - и любой из конкурентов мог спокойно прикладываться к моему темени тупым предметом: я был беспомощен, как княжич Рогволод. Но на дробную долю этой роковой секунды совсем уже близкое нежное личико как-то нехорошо осветилось - ярко и пронзительно вспыхнули вверху звезды, и в их яростном свете слишком глубоко пролегли тени под черно-зелеными глазами и возле влажных губ. И - как будто выключили диапроектор - Метанка была уже где-то в стороне, наполовину в тени: только коленки торчат наружу.
      Все-таки я - сильная личность - аскетизм так и бьет из меня при удобном случае. Я немедля вообразил, что чуть было не переспал с ведьмой... Свежее впечатление, не правда ли? Энергично и удивительно легко поднявшись на ноги, я покосился на пламенеющее вверху созвездие и переменил тему:
      - Спасибо за предложение. Я сыт. Теперь к делу. Ты готова выслушать последнее задание?
      Девчонка под деревом тихо качнула головой, и я продолжил:
      - Поведешь меня к Чуриле.
      Удивительно: она не сопротивлялась - только еще раз головой кивнула. Молча протянула руку. Призывая на помощь всех молодежных богов, я ухватился за прохладные пальчики и углубился в темноту. Нам как-то нехорошо молчалось - только однажды, приостановившись и, наверное, еще раз обреченно тряхнув во мраке своим светлым каре (я могу только догадываться: мы давно уже не видели друг друга), моя ведьма сказала:
      - Я так и думала: последнее задание будет самым глупым. Я не ответил, так как в этот момент отбил себе палец на ноге о какой-то неловкий камень в абсолютной темноте отказывал даже славянский инстинкт самосохранения. Стало промозгло и безветренно - как в холодной темной комнате, ужасно нежилой и неуютной. Даже звезды затянуло сыростью - только скользкие корни под ногами и запотевшие стволы невидимых деревьев. Наверное, мы идем слишком медленно - почти на ощупь.
      Она снова заговорила - непривычно громко в этой тишине:
      - Чурила притормозил где-то в Дымном урочище. Сестры провожали его от самой Санды, но подойти боялись - вокруг него целая толпа фанаток с венками и портретами. Теперь он один - девки и свита разбежались по домам: ночью страшно.
      Помолчав еще пару километров, я спросил:
      - Он симпатичный, этот чурилка?
      - Мерзкий. Наглый и неживой. Терпеть его не могу. Сестры запрещают к нему ходить, а я и не собираюсь.
      - Слышь, а это чьи глаза? - поинтересовался я, когда в стороне парно промерцали чьи-то бледные гляделки. - Красивые, правда ?
      - Это змеи, наверное. Или черви. Их тут много. Они сырость любят.
      Я сглотнул. Надеюсь, скользкие вещи у меня под ногами - это все-таки корни. Хоть бы один фонарь работал, а! Эх, Рассея... Благодарно сжав в руке скользкие пальчики, я подумал, что без Метанки мне было бы на порядок скучнее.
      Разумеется, она тут же прочитала мои мысли.
      - Ну ладно, финиш, - почти злобно прошептала ведьма, с третьей попытки высвобождая свои пальцы. - Дальше без меня. Ступай в заданном направлении - и выйдешь к речке. Дымное урочище начинается за противоположным берегом. В воде долго не сиди - простудишься. И еще: никому не рассказывай, что это я тебя привела. А то меня заживо загрызут родственники. Ну - чао...
      Что-то вспорхнуло у меня из-под ног - летучая мышь, не иначе. Исчезла - и даже о пояске не вспомнила. Странно. Стараясь не думать о смысле жизни, я сделал шаг - и упал.
      Как, наверное, справедливо заметил читатель-потомок, я падаю не впервые. На этот раз я приземлился менее удачно - не на соломку, а в воду. Мокро, и, что особенно неприятно, кольчуга тянет ко дну. Шума тоже немало не спугнуть бы этого божка в сапогах. К счастью, землистая стена обрывистого берега тут же нащупалась руками - вцепившись в гнилые ветки, я уперся пятками в откос. Расцарапывая тело и выдергивая волосы на голове, я стащил с себя железную рубаху, уронил ее ко дну вместе с неудобно тяжелым мечом и, оттолкнувшись от берега, поплыл в неизвестность. Главное - двигаться энергично, иначе от холода ногу сведет, как поется в популярной песне.
      Речка была ледянистая, как стекло, - сердце забилось в самый темный уголок грудной клетки, отказываясь разгонять кровь по костенеющим членам. К счастью, коряга, на которую я вскоре напоролся, торчала из воды довольно высоко - я забрался на сухое, как бетон, дерево и мокро распластался по нему. В такой темноте ни о каких сапогах не могло быть и мысли - нужно было дожидаться рассвета.
      И рассвет наступил - сначала невнятно просветлел воздух над рекой, и ночь неохотно попятилась от воды к лесу. Там, среди остывших деревьев, мрак сгустился клочьями - а от реки уже отделился стоячий туман и белесо поплыл по пологому склону между валунов. Я уже почти высох на своей коряге и совсем не хотел обратно в жидкость - но погрузиться все-таки пришлось. Причина простая: на одном из вышеупомянутых валунов, кучно разбросанных по противоположному берегу, спал какой-то рыбак.
      Очевидно, этот парень так нарезался накануне вечером с приятелями, что забыл сесть в машину, и друзья оставили его на природе. Тут он и провел всю ночь в объятиях белой горячки - картинно разметав по каменной глыбе стройные конечности. Парень был одет в черный рыбацкий халатик, перетянутый на талии чем-то золотистым, а на ногах у него имелись, ясное дело, рыбацкие ботфорты. Длинные такие, почти до колен, - очень хорошо в них по воде гулять, в непромокаемых. Вы спрашиваете, почему я так заинтересовался обычным рыбаком? А есть один повод: меня заинтересовала поза спящего. Он разлегся спиной по камню, подложив под длинноволосую темную голову мускулистые руки - причем задние ноги парня, вальяжно вытянутые и скрещенные, свисали с края валуна параллельно земной поверхности. Любопытно: эти ноги, ничем, казалось бы, не поддерживаемые, покачивались в воздухе вопреки всем законам земного тяготения и вовсе не хотели падать вниз, к земле. Словно какой-то глупый божок поддерживал их с небес за ниточку.
      Не зря говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Я рыбаком не был, и поэтому - о счастье! - парень на камушке меня не заметил. Я спокойно сплавился вниз по течению и замер в воде напротив его валуна. Жидкость радостно натекла мне в уши, когда, маскируясь, я погрузился в холодную воду, оставив на поверхности только нос и оба глаза. Конечно, это не рыбак. Это Чурила - его лицо закрыто плотной завесой смолисто-черных волос, гладко спадавших на мышечные бугры в области груди. Я не видел лица, но я узнал негодяя. Он без охраны, и он спит - а значит, у нас равные шансы на выживание.
      От речного холода у меня закружилась голова. Показалось, что один из соседних валунов, наполовину затянутый туманной пеленой, тихо накренился и скользнул по траве - вбок, туда, где спал Чурила. Казалось бы, утреннее купание должно было окончательно отрезвить меня - так нет же: горячечный мозг подбрасывал новую галлюцинацию. Глаза неугомонно фиксировали происходящее: грязно-серый валун, тронутый плесенью по краям, с невозможной скоростью сдвигался по откосу. И более того, колкие трещины и грани на мигрирующем камне стали углубляться, прорезываться сквозь туман... Вот смешно: этот камень удивительно похож на небольшого седого медведя... или нет - на сгорбленную старуху в чепце... Только это не чепец, а приплюснутый лоб, под которым жадно мерцают бледные бельма! Среди бела дня подлый камень бессовестно превращался в маленькую злобную старуху - а все потому, детки, что дядя немножко выпил и теперь глазки его не слушаются. Это не беда, детки, дядя проспится, и старушки исчезнут.
      Как бы не так. Я тряхнул в воде похолодевшей головой, но старуха упрямо не хотела залезать обратно в камень. Более того, она продолжала двигаться к Чуриле - в какой-то момент из известняковых складок ее шлафрока выдернулась вперед желтая костлявая ручка. Тихо покачивались в воздухе Чурилины ноги в модных сапогах, и неудержимо вытягивалась к ним жесткая когтистая хваталка каменной пенсионерки. Бедная пенсионерка! Ей так приглянулись реактивные кроссовки, что она забыла обо всем на свете! Она даже не смотрит по сторонам - впрочем, она ведь слепая: если не ошибаюсь, это и есть госпожа Корчала собственной персоной...
      Если бы Корчала могла видеть, она бы приняла соответствующие меры, потому что на другом берегу реки - на обрыве, среди тонко чернеющих гнилых сосен, под которыми я расставался с Метанкой - появился какой-то пожилой хрен в дорожном плаще. Я его заметил сразу и еще глубже погрузил уши в ледяную воду, так как справа и слева от пожилого хрена виднелись зыбкие серые пятна, штук пять или шесть. Тощие пятна сутуло перемещались по земле, опустив звериные морды, и думали, должно быть, о том, что неплохо бы сейчас закусить свежей старушатинкой. Эти зубастые ребята уже давно учуяли Корчалин запах - и, когда пожилой патрон взмахом руки повел их из засады к реке, волки предельно обрадовались.
      Я тоже немного обрадовался: я сидел в воде и надеялся, что мой собственный запах До того берега не дотягивает. Да и зачем: я не имею к происходящему никакого отношения. Сидит себе человек в холодной воде, никого не трогает, починяет примус. Корчала возьмет сапоги, волки скушают Корчалу, а я встану, отряхнусь, попрощаюсь с Чурилой и пойду себе домой, в княжество Опорьевское. И не нужно мне никаких кроссовок...
      Пожилой хрен в плаще навис над обрывом - и волки тоже замерли, готовясь к прыжку. Медленно расправились складки плаща, начальник Чурилиной охраны простер над водой тонкие руки по направлению к слепой мадам...
      - Замрись, Кор-р-р-чала-а!! ! - гулко врезало по нашему берегу звуковой волной, и речные волны упруго качнули меня, захлестывая с головой, - разом, как по свистку, ушли с обрыва в воду шесть водоплавающих серых хищников, узкие холодные торпеды. Мужик на берегу громко и нагло засмеялся - обернувшись, я увидел радостное бородатое лицо с черной щелью смеющегося рта, - а ниже, рассекая течение, приближались к нам скользкие точки волчьих голов.
      - Смирись, Кор-р-р-чала-а!!! - не унимался темный чародей на том берегу, картинно задирая конечности к утреннему небу. Старушенция, немного не дотянувшись до заветной Чурилиной обуви, суетливо Дернула плечами и обернулась к воде. Блеклый взгляд скользнул поверх моей головы - и потемнел: мелко всплеснув руками и покрываясь пыльной известью, старуха рывком втянула голову в перекошенные плечи, чепец соскользнул на лицо - и вот гладкий и холодный валун бесшумно упал в траву в полуметре от спящего Чурилы.
      Хорошо замаскировалась бабулька - в детстве, наверное, была партизанкой. А волки-то плывут... крокодилы тайги, да и только. Напрасно, напрасно выбросил я свою кольчужку...
      Мои размышления были прерваны всплытием дружинников. Эти парни сидели под водой метрах в двадцати от моего холодного тела и, натурально, дышали через тростиночку. То есть совсем как в хрестоматии. Когда они встали на ноги, высвобождая навстречу опешившим волкам свои гордые клинки, тростинки по-прежнему торчали в зубах, как гаванские сигары. Мокрые подводные дружинники смотрелись очень колоритно с этими сигарами - они были все в броне, в шлемах и даже со щитами. Только мокрые бороды торчали поверх кольчуг. Их было всего четверо - но волкам этого показалось достаточно: водоплавающие хищники притормозили и, нервно оглядываясь, стали клацать зубами и обдумывать обстановку.
      Судя по всему, Корчала привела дружинников с собой на случай засады и теперь бронированные мужики с широкими улыбками шагнули глубже в реку поближе к деморализованным волкам. Я с любопытством перевел взгляд на пожилого хрена на противоположном берегу - и с удивлением обнаружил, что волшебник в плаще ничуть не растерялся, увидев дружинников. Он еще выше взмахнул руками, тряхнул узкой бороденкой - и новый волчий отряд выступил из сосновой чащи к обрыву. Резко полоснуло воздух незнакомое слово на чужом языке, и свежая дюжина зубастых торпед обрушилась в воду - в черных брызгах грязной воды, в мутных заворотах пены змеисто заблестели мокрые длинные спины. Землистые фрагменты высокого берега шумно обрушились в реку вслед за волками, и - как будто отшатнуло поднявшейся волной веселых ребят с обнаженными мечами... Еще одно отвратительно-незнаемое слово - и сверху, из-под сосновых вершин, между взметнувшихся в небо рук темного волшебника, с треском распарывая воздух, метнулось вниз что-то узко-крылое и звенящее на лету, какая-то жестяная птица... Стремительно, сразу опередив плывущих волков, по касательной упало к воде - один из дружинников тяжко махнул мечом - тускло блеснул клинок навстречу летучему телу, и - р-раз! - ломко распалось лезвие, а парень в броне припал на одно колено в холодную воду...
      То ли скучно мне стало, то ли холодно - перестал я наблюдать за происходящим. Позади уже загремели мечи по волчьим хребтам и заскользили зубы по стали доспехов - а я был на берегу и приближался к камню, на котором, по-прежнему безмятежно, спал Чурила. Вот они, колеблющиеся в воздухе сапоги - а вот и валун, в который превратилась милая старушка. Перепрыгнуть через него - и я у цели.
      Моя мнительность меня когда-нибудь погубит. Я слишком вежливый человек, чтобы побеждать: приблизившись к окаменевшей старушке, я так и не дерзнул перепрыгнуть через нее. Честно признаюсь: в детстве я был даже неплохо воспитан и никогда не перепрыгивал через старушек. Если они попадались на пути или начинали путаться под ногами, я просто вежливо обходил их. Так и теперь: не добежав до Чурилы каких-нибудь три метра, я отшатнулся от притворявшейся камнем Корчалы - и потерял драгоценное время. Обогнув наконец серый валун, я протянул пальцы к Чурилиным ногам - и увидел... босые пятки, бессильно поникшие к земле.
      Кто-то уже разул спящего божка.
      Этот "кто-то" со страшной силой удалялся вверх по склону. Я хорошо разглядел крепкую спину незнакомого конкурента, его белобрысую голову и даже мелькающие босые подошвы. В левой руке удачливого парня болтались Чурилины сапоги - я хрипло вздохнул и устремился вослед. С парнем приходилось считаться - кроме рваных штанов, на нем ничего не было, что указывало на принадлежность к благородному семейству голопузых воров-одиночек. Это вам не изнеженный Рогволод - такой парень способен на любые гадости. По себе знаю.
      Парень бежал не оглядываясь; я заметил, что вся его спина иссечена косыми сизыми полосами - словно от удара кнутом. Любопытная деталь... Конкурент держал израненную спину ровно, как спортсмен, и только короткие коленвалы ног размеренно и яростно наяривали по траве, по песчаным проплешинам, по камням... Приятно смотреть, честное слово, на такую культуру бега. Сразу чувствуется профессиональный беглец.
      Тут поверх моего плеча что-то шумно пронеслось, бодряще обдавая ужасом - длинная стрела в клочьях оперения. "Постреливают", - подумалось мне, и я почувствовал, что перехожу в подпространство: ноги заработали так быстро, что показалось, будто бегу на месте. Только бы не споткнуться, подумал я, с радостным удивлением наблюдая, как сокращается расстояние между нами: крепкая спина конкурента потно блестела уже совсем близко.
      Не оборачиваясь, белобрысый парень внезапно притормозил, скользя ногами по траве и цепляя бурьяны пальцами, - и тут же снова выпрыгнул в сторону, изменив направление бега. Задумавшись о чем-то своем, я прозевал этот маневр и проскочил мимо - только ветер в ушах прогудел. Метров десять этот тип отыграл. Обидно.
      Глупо, но мы теперь бежали обратно к реке - а навстречу крейсировал, глухо бренча нелегкими доспехами, один из дружинников. До него было метров сто; то и дело припадая на одно колено, он пулял в нас стрелочками, рассчитывая, видимо, на свою меткость. Уж не знаю, кто ему сказал, что он неплохо стреляет. Я бы не сказал.
      Заметив дружинника, исхлестанный нахал с обувью в руке вторично изменил курс, направившись по касательной к берегу - снова замелькали под ногами валуны. Бегло оглянувшись, я увидел чуть поодаль по-прежнему недвижное темное пятно спящего Чурилы на камне, а вокруг - кровавые танцы с волками. Волчий вой стоял в воздухе, и мне показалось, что дружинники держат ситуацию под контролем. Молодцы ребята.
      Подлый конкурент заплескал босыми пятками по воде - мальчика тянуло в реку. С разбега - обеими ногами вперед - он сиганул в водоем, мгновенно скрылся с головой в росплесках пены, тут же снова поднялся и, косолапо рассекая бедрами тугую жидкость, неутомимо забарахтался вглубь, к дальнему берегу. Заглядевшись на его упражнения, я не заметил, как валуны под ногами кончились и - у-ух! - ноги сами толкнулись о берег, выстреливая меня в воду головой вперед, как огромную озверевшую щуку.
      Парень, видимо, не умел плавать и стремился пересечь протоку вброд. Но я-то плавать умел и немедля воспользовался этим профессиональным навыком. Погоди, ворюга, я тебе покажу, как у людей законные сапоги красть! Ну народ, а? Среди бела дня лапти спер!
      В два-три мощных гребка я почти нагнал похитителя. Минута - и обувь будет возвращена законному хозяину, то есть мне. Но... тут стало ясно, что парень больше не хочет убегать. Ошалело цепляясь руками за податливую воду, он стал тихо оседать, хрипя и роняя в жидкость драгоценные лапти. "Никак, стрелой помогли?" - подумалось мне, и глаза зашарахались вокруг - откуда?
      Нет, не было никакой стрелы. Парень присел просто от удивления. Слабое у мальчика сердце, непривычное к реалиям жизни. Вот я, например, ничуть не удивился: подумаешь, кинг-конги на водопой пришли. Невидаль какая!
      Спокойно и самоуверенно, загребая землю волосатыми лапами, мелко, по-обезьяньи перепрыгивая с камня на камень, вниз по откосу противоположного берега спускались два кинг-конга. Серая среднерусская грязь плотно покрывала их седоватые потные шкуры, а животные глазки угрюмо и пренебрежительно царапали по окрестностям в поисках противника. Один из приматов, постарше и покрупнее - метра два в высоту, - тащил за собой по земле длинную дубину с железным рыбьим крюком на конце. Очевидно, это была его любимая игрушка никогда он с ней не расставался. Второй паренек, черно-рыжий и прямостоячий, напоминал скорее гоблина, чем гориллу, - возможно потому, что опирался на толстый заостренный шест.
      В школе я был невнимательным учеником. Я плохо слушал учителя ботаники и не знал, что в русской тайге водятся крупные человекообразные обезьяны. Настолько крупные, что самому Майклу Джордану впору. Настолько человекообразные, что даже кольцо в носу блестит - у того, который поглавнее.
      Парень впереди меня так обрадовался, увидев знакомые лица на том берегу, что даже начал слегка тонуть. Стоит ли говорить, что я пришел на помощь. Протянув твердую руку, я избавил мальчика от тяжести сапог, которые отягощали его движения и могли привести к несчастному случаю. Влажная кожа волшебных лаптей тепло скрипнула в пальцах, и я почувствовал, что мы созданы друг для друга.
      Я был почти счастлив в эту минуту - но приматы на том берегу заметили это. И немудрено - нас разделяло метров двадцать, не больше. Вот так всегда: чуть повезет, сразу какая-нибудь обезьяна осложняет жизнь.
      Снежные люди на дальнем берегу одновременно глянули на нас в две пары оловянных гляделок и замерли, медленно оценивая обстановку. Я решил помочь им.
      - Хороший, хороший мальчик, - напряженно сказал я ближайшему из приматов, непроизвольно отступая по скользкому дну и пряча за спину волшебные сапоги. - Милая, симпатичная мартышка! Хочешь банан?
      Кажется, мартышка ненавидела бананы - кинг-конг злобно тряхнул головой и, зверея, начал медленно подниматься, задирая передние конечности.
      - Э-эрр-ры-ры! - внятно сказал он и, перекосив нижнюю челюсть, обнажил клыкастые десны. Кажется, нахальный конкурент не зря повалился в воду от избытка эмоций: тут, и верно, было на что посмотреть человеку постороннему. Мои опасения скоро подтвердились: шумно затрещали кусты на верху обрыва, и на сцене появился уже знакомый читателю старый хрен с тощей смоляной бородкой и длинным горбатым носом - складки дорожного плаща цеплялись за ветки, и бородатый дяденька был раздражен. Он стремительно выбежал на край обрыва (и так отстал порядком от своих вооруженных обезьян) - закачался, хватаясь рукой за кусты над водой, быстро все увидел, все понял - и почти успокоился. "Чур побери этих голодранцев" - он посмотрел на меня и на тонущего нахального паренька с нескрываемой досадой. "Сапоги все ж таки увели, волки позорные! Ну ничего, сейчас я вас поимею", явственно прочиталось в его взоре, и я смутился .
      И ведь поимеет! - подумалось мне. Оставив неопытного белобрысого конкурента наедине с кинг-конгами, я без лишних слов повернул обратно - к пологому берегу. Даже с головой нырнул, чтобы мозги охладить. Любопытно: я ведь в детстве никогда не любил обезьян. Даже в зоопарк не ходил, а все больше в зал игровых автоматов. Как чувствовал, честное слово.
      Вынырнув из воды у самого берега, я искренне пожалел о том, что увидел. Красиво перепрыгивая через валуны, с другой стороны к реке в едином порыве приближались три Корчалиных дружинника - покрытые волчьей кровью и разгоряченные погоней. Четвертого они, видимо, оставили на поле боя сторожить волчьи трупы. Энергично набежав на берег, спецназовцы посыпались в реку как поезда под откос. Их появление было встречено тревожным ревом орангутангов и глухими матюками волшебника в плаще. Парни надвигались красиво - от горячих доспехов зашипело паром, и по течению немедля пролегли темные кровяные полосы: волки все-таки покусали этих мальчиков...
      - Хэ-бо! - нервно выдохнул боевое заклинание бородатый волшебник, и позади меня что-то тяжкое дуплетом бухнуло в воду, подламывая берега. Это двухметровые приматы стронулись в атаку, и навстречу им раздались агрессивные кличи спецназовцев, перемежаемые нецензурщиной.
      Стараясь не вмешиваться в чужие разборки, я попытался вежливо уплыть куда-нибудь прочь. Но - один из дружинников (по синеющему взгляду в прорези личины я узнал паренька, на бегу пулявшего в нас стрелочками), страшно ругаясь и поспешно вытягивая из ножен короткий меч в масляных разводах волчьей лимфы, захрипел, указывая на меня:
      - Эво, братцы! Сапоги-те - у парня! Дер-р-жать гада! За спиной уже неприятно и жарко пахло обезьянами, а прямо перед носом угрожающе плеснуло наискось лезвие меча. Взвесив свои воровские шансы, я закусил губу (чтобы не расплакаться) и - выпрыгнув из речки по пояс, мощным взмахом накачанной конечности запустил драгоценные сапоги в воздух, метров на десять над головами...
      - Ух ты! Куда полетели, родимые! - радостно удивляясь, заорал я, вовремя отшатываясь от обезьяньего крюка, пропоровшего воздух возле уха - и снова погрузился в черно-изумрудную пузырчатую воду; резко изогнувшись, ушел вглубь, в сторону от толстых мохнатых лап, когтисто щупавших мутное дно совсем рядом. Воздуха в легких было удивительно много - сделав под водой с десяток спортивных гребков, я замер, хватаясь за водоросли и прислушиваясь. Сквозь звон воды в ушах пробилось неясное прерывистое жужжание и чье-то хрюканье - видимо, израненные дружинники сошлись-таки с мохнатыми троллями в битве за пару сапог.
      Я вынырнул как раз вовремя: человекообразные гиганты, сокрушительно размахивая дубинами, теснили присмиревших спецназовцев к берегу. И вдруг заглядевшись, как рвется чья-то кольчуга, хищно зацепленная железным крюком, - я чуть не пропустил главный номер сегодняшней шоу-программы: за спинами наступавших кинг-конгов в воде барахтался еще кто-то почти незаметный. Тихо так, на цыпочках, незаметный выбрался из реки обратно, под самый обрыв - и, отжимая воду из черной козлиной бородки, сбросил с костлявых плеч отяжелевший от влаги плащ.
      Без плаща мокрый волшебник стал совсем тщедушным и похожим на фольклорного Кащея. Легко цепляясь за корни и нащупывая коленями глинистые выступы склона, Кащей физкультурно взобрался наверх - туда, где за кустами виднелись стволы сосен.