С каждым шагом трава поднималась все выше - порты намокли сначала по колено, потом по пояс... Беспорядочно разгребая мокрые травяные заросли, я уже с трудом различал впереди прыгающие плечи и затылок Берубоя - сквозь тучи росистой пыли, летевшей в лицо.
      Внезапно я едва не наскочил на моего проводника - и от неожиданности чуть не выпустил в него арбалетную стрелу. Почтальон приложил ладонь ко рту и взглядом указал в ту сторону, где совсем близко темнел высокий кустарник. Я осторожно повел глазными яблоками вбок, стараясь не терять из виду и самого Берубоя.
      В двадцати метрах отсюда из травы выглядывала чья-то голова в плоском расклепавшемся шлеме. Незнакомец стоял к нам вполоборота и лениво грыз травинку. Над правым плечом его тихо колыхался воздушный пучок грязных перьев - концы стрел, торчавших из тулы.
      Берубой беззвучно сполз в траву, поспешным жестом приглашая меня последовать его примеру. Осторожно пригибая узкие и шершавые, остро-жестяные травяные лезвия к земле, мы на четвереньках добрались до кустов, огибая разбойничьего часового с фланга. Продираться сквозь прибрежные заросли было непросто - тонкие кости сушняка готовно и с треском ломались, а гибких живых ветвей и вовсе нельзя касаться - однажды задеты, они долго и демонстративно раскачиваются...
      Я обрадовался, когда заросли кончились и под ногами зачавкала вода. Здесь мы остановились на минуту - снять сапоги и рубахи. Реку нужно было преодолеть вплавь: Берубой утверждал, что разбойников можно видеть только с противоположного берега.
      Мой спутник без сожаления расстался со своими сапожками - а ведь стоят они поболе, чем добрая верховая лошадь... Я скинул обувь и отяжелевший от влаги хитон, воткнул в склизкий берег неудобный кинжал в ножнах. Крест-накрест перекинул через голову перевязь от рога и узкий кожаный ремешок арбалета.
      Берубой уже погрузился в теплую речную влагу по пояс. Я заметил, что он странно разводит руками, словно поглаживая зеркальную плоскость воды - а теперь опустил в жидкость мизинец левой руки и едва слышно бормочет нечто заговорное. Очевидно, какие-то языческие фокусы. Пожав плечами, я быстро вошел в реку - вода была мягкая и приятная... Должно быть, нагрелась за день под солнцем.
      Мой почтальон немедля ушел под воду с головой - только желтое тело дискретно замелькало внизу сквозь гнилую муть взметнувшегося ила: он плавал как жаба, резкими толчками отпихиваясь от волны. Я преодолел реку, не намочив волос - легким бесшумным брассом. Одно неудобство - тяжелая цепь на груди ощутимо тянула ко дну...
      Другой берег, по счастью, был близко. Он тоже утопал в черемуховых кущах - хоронясь за эту шумливую мелколистную стену, мы смогли относительно незаметно вскарабкаться наверх. Здесь было выше и суше - травка короткая, прокаленная солнцем... Похоже на скотский выгон - только вдали темнеют одиночные деревья. Берубой немедля распластался по пыльно-зеленому ковру, еще теплому - то ли отдыхал, то ли маскировался.
      - Ловко мы с тобой, княже, поспели... - рассмеялся он, мерцая волчьими глазами. - Как раз все увидим: купцы наскоро сюда достигнут. То-то потеха начнется! - Дышал он часто и неровно - устал от плаванья; размокший хвостик потемневших волос на затылке прилип к спине.
      - А где ж разбитчики? - Я присел рядом, выплеснул из своего рожка речную воду и проверил стрелу в арбалете. - Больно тихо там, в кущах... И лодок не видать...
      Вместо ответа почтальон рывком дернулся в мою сторону и надавил на плечо, пригибая к земле. Я послушно прилег, вглядываясь в противоположный берег, куда указывал Берубой. И тут же увидел разбойников. Четыре мужика не торопясь, вальяжно вышли из кустов к воде - словно демонстрируя себя. Через неширокую речку долетели обрывки смеха, крупный кусок смачного ругательства, хлюпанье сапог по мелководью... Все четверо выглядели весьма колоритно: самый высокий из бандитов - я сразу решил, что это княжич Рогволод - был затянут в молочно-серебристую кольчугу. Он возвышался над своими спутниками, особенно широко размахивал руками при ходьбе, выше всех задирал голову в остроконечном шлеме. В этом доспехе - железо ровно светилось в сумерках предводитель налетчиков был похож на белого медведя, вставшего на задние лапы... По правую руку от него суетливыми шажками перемещался человек в объемном и, очевидно, насквозь промокшем сером балахоне. Этот старичок (я даже длинную бороду разглядел) был раза в три ниже ростом и рядом с княжичем удивительно напоминал гнома. Сходство подчеркивала огромная торба, которую карлик тащил на спине. Два других джентльмена - я мельком оглядел их накачанные полуобнаженные фигуры, сдавленные здесь и там черными ремнями многочисленных мечей, кинжалов и прочего оружия - весьма смахивали на телохранителей. Один из них держал в руке длинный шест, похожий на штандарт. На верхушке шеста что-то болталось - я напряженно сощурился - нет, не знамя. Длинная и золотистая девичья коса, плотно прикрученная к древку... Это что, разбойничий флаг?
      - Смотри у меня! Бороду оторву!.. оторву! - эхом донесло до нас грозное высказывание князя Рогволода, обращенное, очевидно, к горбатому старичку. - Ворожи на совесть! Чтобы сработалось дело!
      Бородатый карла что-то ответил, мелко подергивая головой в грязном капюшоне - я не расслышал. Он свергнул с плеча свою торбу и уселся рядом на песок, запуская мелкие толстые ручонки в недра огромного мешка, набитого, должно быть, колдовским реквизитом.
      - Бона и лодьи уж видать! - глухо пробубнил один из полуобнаженных боевиков. Он забрел по колено в реку и остановился, распутывая завязку на портах. - А что, княже, много ли при купцах охраны плывет? - осведомился он у Рогволода, не поворачивая головы.
      - Сколько ни есть, все наши будут! - Рогволод сощурился на потемневший восточный край неба - на том конце горизонта уже высветлились из дымки три корабельных паруса. - Нынче дело будет жестокое - говорят, дюже богатый купчина пожаловал. И на охрану не жалкий.
      Берубой рядом со мной заворочался и подполз ближе.
      - Ово и есть Рогволод, твой сосед по угодьям, - быстро зашептал он, бешено кося серым глазом на противоположный берег. - А горбатый при нем это Плескун, чаройдейщик и волхв. Небеспечный вражина - заговоры сильные ведает.
      - Сколько всего людей у Рогволода? - Как я ни вглядывался в кустарниковые гущи, больше никого не виднелось.
      - Ну... человек четырдесять наберется, - подумав, сказал Берубой.
      Я быстро обернулся. Сорок! Это что - такая огромная банда? Неужели он думает, что я поведу своих катафрактов против двукратно сильнейшего противника? Никогда.
      - Они в кущах сидят, хоронятся, - лениво пояснил Берубой. - Да ты не остерегайся их, княже Лисей! (Я заметил, что мой спутник подавил улыбку во взгляде.) Это ж не вой, а пьянь рваная! Разбитчики... Один твой всадничек десятерых уломает.
      Я промолчал. На дальнем берегу горбатый волшебник суетливо разводил небольшой костер, подкидывая в пламя не то песок, не то порошок... А мускулистый разбойник все никак не мог распутать узел на кушаке.
      - А что за товар у купца? - зычно осведомился он, запуская руку в необъемные глубины штанов.
      - Не твоя забота знать! - кратко ответил Рогволод. - Умей себе на ладью заскочить, да поболе мечом помахать. Понял?
      - Понял, княже. Твоя правда... - удовлетворенно рассмеялся боевик. Наконец он нашел в штанах то, что искал - до нашего берега донеслось бурливое журчание извергаемой жидкости.
      Я вздрогнул - Берубоя рядом со мной уже не было. Сбоку послышался легкий шорох травы... Мой спутник со страшной скоростью уползал от меня по пыльной травке - как черная ящерица. Я не стал торопиться - спокойно переложил арбалет из левой руки в правую, сомкнул пальцы на влажной деревянной рукояти, нащупал крючок. Мне думается, Берубой не успеет отползти дальше десяти шагов...
      Он словно ощутил мою решимость - замер в траве и обернул посеревшее от пыли лицо. Заметив жало арбалета, направленное в свою сторону, поспешно улыбнулся.
      Я поманил его пальчиком. Берубой скорчил недовольную гримасу, но тронулся в обратный путь.
      - Ты забыл попрощаться, - усмехнулся я, когда он подполз ближе. Куда теперь путь держишь?
      Вместо ответа почтальон указал на одно из старых деревьев, темневших вдали, метрах в полуста от кромки берега. Я покачал головой: действительно, любопытная деталь пейзажа. К толстому древесному стволу была привязана оседланная лошадь. Готов поклясться, что еще пять минут назад ее не было.
      - А всадник на древо взлез, - пояснил Берубой. - Тоже дозорный, я мыслю. Только вот от кого прислан - неведомо. Надоба его с дерева спустить по-быстрому. Иначе заметят нас. Ежли хочешь, айда вдвоем...
      Я согласился. Лошадь дозорного недовольно всхрапнула, когда мы, пригибаясь к земле, добежали до дерева. Я задрал голову - в темноте ветвей никого не было.
      К счастью, я успел шарахнуться в сторону - что-то сухо треснуло вверху, и в землю совсем рядом ударила острая черная игла. Я едва успел понять, что это сулица - легкий кавалерийский дротик, как что-то тяжкое бросилось на меня с небес, сминая и опрокидывая к земле! Словно обрушилось дерево - я физически ощутил, как легко и колко ломается мой позвоночник. Чья-то босая нога в клочьях рваной штанины, проволочная кромка кольчужного подола, вдавившегося в щеку, - последнее, что я помню.
      Пока я приходил в себя, улыбчивое лицо Берубоя невнятно светлело надо мной на фоне вечереющего неба. К счастью, позвоночник выдержал - человек, спрыгнувший на меня с дерева, немного промахнулся. Он задел меня не очень сильно. Как рассказал Берубой, обычно люди не выживают после того, как на них приземляются рослые молодые парни в тяжелых кольчугах.
      Этот парень теперь валялся рядом с проломленным черепом - во всяком случае, лицо его было залито кровью. Я приподнялся на локтях, оглядывая себя: золотая цепь на месте. Арбалет лежал рядом, серебряный рожок по-прежнему болтался на своем ремешке. В целом я ощущал себя даже неплохо только почти не чувствовал ног. И голова болела так, что было больно моргать. Кажется, я валялся без сознания не очень долго - раскаленный солнечный слиток еще пламенел на границе заката, нижним краем прожигая горизонт. Итак, Берубой имел возможность легко прикончить меня - но почему-то не сделал этого. Видимо, ему нужно любой ценой помешать разбойникам захватить купеческий караван - потому и рассчитывает он на моих катафрактов.
      - Повезло тебе, княже Лисей! Дешево отделался. - Берубой покачал головой. Только теперь я заметил, что весь левый бок моего почтальона был просто черным от кровяных разводов - похоже, парень в кольчуге успел зацепить Берубоя чем-нибудь острым.
      Я снова глянул на молодого человека с проломленной головой. Берубой обошелся с ним жестоко: под глазом незнакомца расплылся багровый синяк, а изломанные руки аж почернели по локоть - как от сильного ожога. Убитый лежал на спине, раскинув конечности по травке - добротная кольчуга, на поясе меч... Интересно, как безоружный Берубой умудрился справиться с таким верзилой.
      - Ты обыскал бы его, княже Лисей ! - снова услышал я голос почтальона. - Я бы и сам успел, да руки заняты, - весело добавил он, прижимая к ране на боку кусок оторванной штанины.
      Ничего особенного я не обнаружил. Убитый молодчик знал, что идет на опасное дело, а потому не захватил с собой денег. Только небольшая холщовая сумочка была привязана к поясу. Я взял ее в руки - и под пальцами содрогнулось что-то живое! Осторожно распустив узелок, заглядываем внутрь надеюсь, это не змея... Что-то жарко закопошилось из мешочка мне навстречу: сизая пушистая головка голубя!
      Прижимая крылья к птичьему тельцу, я извлек голубя из сумки. К розовой лапке на длинной нитке привязан крошечный берестяной лоскут - совершенно чистый. Очевидно, владелец пташки должен был кому-то сообщить о происходящем здесь, у реки... Голубь обиженно - кому понравится битый час сидеть в мешке! - покосился на меня черничным глазом.
      - Ах, да ведь это зверь знатный! - Берубой обмотал израненное туловище штаниной и теперь восторженно улыбался, глядя на птичку. - Это поток знаменитый, скорый! Это ж сам Горлаш! Мстиславки Лыковича посыльный птах!
      Он принял птичку в свои руки, ласково пощекотал окровавленным ногтем пушистую головку. А я вспомнил, что Мстиславка Лыкович - один из многочисленных разбойников, обитавших в здешних краях.
      - Добро, что ты голубя узнал, - сказал я напряженно. - Теперь узнай и людину: что за человека-то прибили? Как звать его? Уж не сам ли будет Мстиславка Лыкович? (Честно говоря, я втайне на это надеялся.)
      - Да нет! - Берубой расхохотался. - Это так себе, безымянный разбойка из Мстиславкиной ватаги. А самого Лыковича эдак запросто не прибьешь. За ним еще побегать надо.
      Я сплюнул. Стало быть, у Мстиславки тоже есть свои планы в отношении купеческого каравана. Да, есть где разгуляться длинной руке правосудия. Однако Мстиславку будем ловить потом - для начала займемся другим разбойником, княжичем Рогволодом.
      Что-то быстро и радостно встрепенулось рядом - это Горлаш вырвался из рук Берубоя и серебристой ракетой взмыл в небо! И пошел, крутой петлей уходя за кромку ближнего леса, - грамотно пошел, от камней и стрел хоронясь за верхушки дерев.
      - Выскочил, пострел! - Берубой с досады аж щелкнул пальцами. И тут же замахал руками, указывая ввысь. - Смотри-смотри, как высоко пошел! Драгоценная птичка, смышленая.
      Напрасно Берубой тыкал пальцами в небо, призывая меня понаблюдать за виражами Горлаша. Я уже заметил главное: в руке моего спутника мелькнула и тут же исчезла крошечная заостренная палочка. Я мгновенно узнал костяной рез - пишущую принадлежность древнего славянства. Хитрый почтальон успел тайком нацарапать что-то на голубиной бересте - не иначе! Он намеренно выпустил Горлаша - отправил с ним свое послание! И кому? Разумеется - Мстиславу Лыковичу!
      Я послушно задрал голову, делая вид, что отыскиваю взглядом отлетевшего голубя. Очевидно, почтальон ведет двойную игру. Работает на разбойника Мстиславку? Но - зачем тогда уничтожать своего коллегу, который валяется теперь с разбитой головой? Или... он провоцирует Мстислава? Интересно, что можно начеркать на бересте за две-три секунды - всего-то несколько слов...
      ...Берубой еще восхищенно следил за поведением где-то в стратосфере своего крылатого коллеги-почтальона. Ну-ну... А я уже видел эти паруса. И верхушки мачт. Они медленно двигались мимо нашего высокого берега. Борта лодий и вооруженные люди на них - все это было ниже уровня зрения, под берегом. Только паруса - огромные серые полотнища - неостановимо проносились мимо. В отвердевающей темноте вечера три раздутых квадрата словно светились изнутри - пораженный нереальностью зрелища, я тяжело поднялся на ноги. Медленно ступил вперед, ближе к обрыву берега.
      И вышел на край в тот самый миг, когда передняя ладья выдвинулась из-за поворота - корма сидит низко, крутой нос со звериной мордой гордо задран кверху. И - никаких разбойников не было на противоположном берегу. Только ровно теплится на песке небольшой костерок. Да темная груда каких-то тряпок валяется рядом - ах нет, это не свернутый плащ... Это низкорослый сгорбленный старик сидит, уставившись из-под капюшона на приближающееся судно.
      А люди на судне не замечают серого старика. Отсюда, сверху, я прекрасно вижу на носу передней ладьи человека в дорогих доспехах. Рядом с ним неподвижные фигуры арбалетчиков в неловких, нерусских шлемах с высокими остриями. Их много, они вооружены - и бесстрашны.
      Но старый горбун уже поднялся со своего места. Не отрывая от переднего корабля сонного взгляда, он вытягивает из костра обожженную палку с розово светящимся концом. Клочья легкого рыжего пламени еще вьются по дереву словно факел курится в руке у волшебника. Тихо, как во сне, горбун движется по берегу к воде - подол плаща оставляет на песке невнятный влажный след. Словно из жести вырезаны одинаковые фигуры алыберских воинов - их кованые лица безразличны, и даже гордая бровь не двинется навстречу горбатому уродцу. Осторожно ступая по мелководью, уродец входит в реку - склонив крупную голову, молча смотрит на приближающуюся ладью. Горящая головешка в правой руке склоняется все ниже к воде...
      Я запомнил, как это было. Светящийся конец головешки - гудящий алым жаром сквозь пепельный налет - коснулся воды и зашипел... В тот же миг словно красные фонари включились в речной глубине - нехорошо просветлела вода под днищем передней ладьи... Я почувствовал, что мой рот медленно приоткрывается - концы весел размеренно, разом опустились в эту побагровевшую воду - и вынырнули оттуда... все в ярых огненных искрах!
      Горбун разжал пальцы - пламенеющая головешка, змеино шипя, - медленно скользнула в воду. И - так же яростно задымилась вода под брюхом алыберского судна! Так же ударило из-под волны желтым горячим паром! Погружаясь в воду, умирало пламя на конце волшебной головешки - и возрождалось в полуста шагах от злобного карлы - вокруг купеческого корабля... Косая рябь волны покрылась вдруг золотисто-змейковыми бликами, и - из речной глубины вверх, в воздух - ударило широкое, ровное пламя! Взметнулось по тонким веслам, разом одело желтыми клочьями гордое сечение паруса... И отблески варварского пламени тревожно расплескались по оловянным лицам алыберов.
      Взрыв света - даже мой берег залило густым мельканием зарева - и купеческая ладья уже наполнилась до краев черным дымом. Не по-русски пронзительно закричали на судне - словно жирная грязь, дым повалил из-под палубы, через высокие борта обрываясь к воде - клочьями. Тут же - как порыв ветра с берега - плеснул из притаившейся комарино-чащобной темноты резкий, свербящий свист! Банда пошла на приступ. Только теперь я понял, что плотные заросли напротив скрывали вход в устье маленькой речки - наверное, Сольцы. Внешне это напоминало лишь поросшую зеленью заводь - но теперь, когда черные кучи ветвей зашевелились... когда заблестели сквозь листву узкие носы абордажных лодок... когда один за другим, словно волки из оврага, полезли из кустарника юркие разбойничьи челноки... я понял, что в устье этой спрятанной речки можно было укрыть целую флотилию. И устал считать лодки, вырывавшиеся из-под ветвей... они облепили горящую ладью, как черные осы. В каждом челноке - по два-три проворных разбитчика. Кинжал да острый багор вот и все оружие.
      Выбрасываясь из пламени, из дымной темноты трюма, посыпались через борт полуголые гребцы - прочь с горящего судна, в воду. Люди в лодках их не трогают - довольно того, что весла поникли и рассыпались... А обессилевшую ладью боком заносит на перекаты, на мелкий берег... Алыбер-кормчий еще борется с рулем, отпихиваясь ногами от борта... бесполезно. Паника на передовой ладье! Вот уже один из арбалетчиков, сбрасывая на ходу панцирь, бросился к борту - и ногами вперед в воду. На острия копий, под удар багра... Нет, не всплывает. И уже - загудело днище по песку! Затрещали борта - ладья, разогнавшись, как горящий паровоз, с ходу втирается в широкую мель под берегом. Налетай, разбитчики - теперь не уйти купцу...
      А второе судно на подходе - разошлось по стремнине, расскользилось... Эх, остановиться бы! Назад, против течения, прочь из западни! Серая пена рвется из-под дюжины разом табанящих весел - но поздно. С размаха и острым носом - в борт горящей ладьи. Удар так силен, что мачта обламывается тяжелый парус медленно и как-то сонно накрывает собою палубу. Красиво перетекая ветряными струями, ткань наваливается сверху на вздрагивающие плечи напряженных арбалетчиков, на острия заготовленных копий... И снова порыв бандитского свиста - вторая стая челноков выныривает из зарослей. Снова этот стук - лодки с размаха налетают на мокрые лодейные борта невидимые в темноте, сквозят воздух кошки, загребают крючьями по дереву. Замелькали мокрые спины, узкие черные руки цепляются за края палубы - разом полезли из челноков злые, веселые налетчики... Один уже запрыгнул наверх! В скрюченной страшной руке - длинный шест с золотистой девичьей косой вместо штандарта. Рядом с ним еще один бандит - высокий, темноволосый: в деснице - узкая полоска лезвия, блестит как фольга. Это сам княжич Рогволод, только без кольчуги - руки по локоть в алыберской крови...
      Но вдруг - ледяным колючим ветром шарахнуло по облепленным бортам, по суете челноков вокруг второй ладьи! Словно град застучал по обшивке бортов - и жесткой тугой метлой смело разбойников в воду. Х-ха! в узких отсевах желтого света густо замелькали длинные светлые полосы - железный ливень хлестнул по голым мокрым спинам! Это третья ладья подходит: неспешно, туго замедляясь на плавниках расперенных табанящих весел; и на правом борту в ряд - одинаковый частокол острых шлемов. А из-под налобников - спокойные быстрые взгляды арбалетчиков. Прильнули темными бронзовыми скулами к прицелу - бьют по команде, залпами... Только тетивы рокочут, да шелест оперения по ветру, да хлесткий взвизг зазубренного острия стрелы, на локоть входящей в мокрый борт. Грудную клетку оно пробивает насквозь.
      Ага, заплясали по воде разогнанные челноки без гребцов, и вода вокруг - вся в желто-кровавых пятнах чьих-то медленно качающихся спин. На палубе снова нерусская речь, из-под серой пелены паруса вырывается какой-то алыбер в тяжелой, огнисто сияющей броне, за ним еще копьеносец... Спрыгивает с борта, уходя от жесткого росчерка алыберской стрелы, княжич Рогволод. И видно, как замер на кромке борта разбойник со штандартом в руке - один остался?!
      А на первом, горящем корабле алыберов уже не видно. Сквозь дым и гудение пламени мелькают только голые тела славян - они почему-то не страшатся огня, они лезут в трюм... И не видят, как тихо и грамотно заходит сбоку, по глубине, третья алыберская ладья - арбалетчики вглядываются в дымные заверти, и немеют от напряжения пальцы на спусковых крюках... Еще минута - судно поравняется с горящей ладьей - и можно стрелять!
      Я быстро перевел взгляд на дальний берег - и понял, что алыберы не успеют спустить тетивы арбалетов. Потому что на берегу происходило страшное: по мокрому песку от небольшого костерка к воде приближался горбатый карлик в сером плаще. Склонив уродливую голову в капюшоне, неотрывно смотрел на третью ладью. В руке держал еще одну горящую головню из колдовского костра. Увы. Разбойничья победа уже совсем близко.
      Я вздрогнул и быстро обернулся - позади меня кто-то стоял. Ах, это Берубой... показалось, что глаза почтальона неровно лучатся зеленым холодом, как у хищника. Он шагнул ближе - зарево горящей ладьи разогнало с лица жесткие пугающие тени.
      - Труби в рог, княже Лисей! - быстро проговорил Берубой. Его лицо непривычно без дежурной улыбки. - Труби в рог, скликай свою конницу! Пора алыберу допомочь!
      Я молча оборотился к реке. Слишком рано. Не могу швырять катафрактов в эту мясорубку - в огонь, в реку, под тучи стрел. Алыберы еще в силах сокращать численность банды - пусть пока справляются своими силами.
      - Не прав ты, княже Лисей! - Человек за моей спиной резко дернул за плечо, снова заглянул в глаза. - Купцу туго доводится! Не опоздать бы! Труби в рог немедля!
      - Мне лучше знать! - разозлился я. Сбросил его пальцы с плеча. И снова оглянулся на серую фигуру Плескуна с факелом в руке... Что за магическое пламя? Как это возможно - огонь возникает из воды... Столбы черного дыма - а запаха гари не чувствуется? Парус весь охвачен пламенем но ткань не прогорает вот уже несколько минут! Славяне снуют среди бушующей плазмы как ни в чем не бывало, опустошая трюмы первой ладьи...
      Я поморщился - что-то мешало мыслить. Странное ощущение... словно зуд где-то в области шеи или затылка. Да какой там зуд! - жжение! Уж не фокусы ли моего Берубоюшки?
      Вдруг вздрогнул! Нет, я еще не отвернулся от речного зрелища, не обратил лицо к почтальону. Берубой по-прежнему был за спиной. Но-я вдруг увидел его. Не могу объяснить... словно прозрачная пленка расправилась перед глазами. Сквозь нее, вдали - все так же горит корабль и медленно движется по мелководью колдун в капюшоне. А на переднем плане - размытое и обесцвеченное изображение того, что происходит... позади меня: ха, это смешно! Наваждение какое-то. Теряясь в трескучем шелесте посторонних линий, мечущихся перед глазами, как в старом кинофильме, - движется мутная фигурка Берубоя. Совсем вдали - надо же, я вижу! - старые деревья и лошадь убитого молодчика привязана... Я тряхнул головой, но отраженная, немая картинка навязчива - вот он, Берубой! Его темный силуэт уже ярче, чем картинка с горящей ладьей! Нет, не нравится мне это. Какое-то двойное зрение. Бесовские штучки... Не лучше ли обернуться?
      Я не успел. Увидел, что делает за моей спиной темный почтальон. Когда я осознал, что эти колкие осколки зеленого света... не просто так, что они мерцают в его глазах... понял, что уже не могу обернуться. От страха. Да, это стыдно признавать... я узнал, что такое оцепенеть от ужаса. Все, что я могу, - это стоять к нему спиной и... ощущать затылком, как нервно-зеленым светом мерцают его глаза! И блики грубыми мазками вспыхивают на скулах, на верхней губе и подбородке! Господи, как он похож на собаку! Верхняя губа дрожит и... поднимается, обнажая невидимые пока клыки. Он смотрит на меня! Он... зол на меня? Хочет, чтобы я трубил в рог? Иначе - он сам это сделает, перешагнув через меня!
      Да, я перепугался. Это спасло меня. Когда я пугаюсь, я все делаю правильно. Правая рука мертва - я почти не чувствую ее, и нужно передернуть все тело, чтобы... рывком выдернуть эту руку из вязкой, целящей недвижности! Подтянуть пальцы до уровня глаз! И - сжать их в триперстие! Что еще за чертовы наваждения... А ну - рассыпься!
      Тугой золотистый сгусток крестного знамения растекся по плечам, по груди, словно осветил мою фигуру в темноте. Кажется, это увидели все - на кораблях, на дальнем берегу... Я не зажмурился - хотя сияние было так пронзительно, так горячо! Увидел, как широкое пламя на передней алыберской ладье разом высветлело! пыхнуло бессильной пылкой желчью! рассыпалось в желтую пыль... Растаяло - огнистые языки из плазменных стали ярко-белыми: исчезли, оставляя выжженный отблеск на сетчатке глаза... Не было никакого пожара - невредимая, качается ладья, и парус цел, и дыма нет в помине! И как будто тяжелым веслом ударило в лицо горбатому Плескуну! Колдовская головешка в его руке взорвалась жгучим куском пустоты, завертью горячего вакуума! Кратко всхрипнул раздавленный карла - серый клубок одежды швырнуло прочь от воды, в кусты, в треск переломанных веток!
      И я спокойно обернулся к Берубою. Я знал, что он готов напасть на меня, отнять рог и сдвинуть мою конницу в атаку на разбойников. Зачем-то он мечтал помочь алыберскому купцу. Я хотел того же - но не мог жертвовать ради этого своими греками: разбойников слишком много. Теперь, когда крестное знамение выжгло всю местную магию на добрых полкилометра в округе, я не боялся за купца. Иллюзорный пожар на ладье погашен, и Плескун больше не в силах вызывать панику среди несчастных арбалетчиков, разжигая свои бутафорские огни. Пусть купец отбивается своими силами, пока это возможно.
      У Берубоя было другое мнение на этот счет. Он замер в нескольких шагах - бесцветное лицо, ощеренное в клыкастую улыбку, немигающий взгляд. Он еще не понял, что произошло. Он не понимал, почему так звенит от внутреннего жара золотая цепь у меня на груди. Глупый Берубой подумал, что я тоже волшебник и что мой нательный крестик, моя цепь - всего лишь разновидность магического амулета... Несчастное животное. Оно решило, что может помериться со мной силами.
      Не сводя с меня волчьего взгляда, это существо медленно протянуло вперед правую руку. Я почему-то сразу понял, что главное оружие Берубоя заключается именно там, в этом сжатом кулаке. И невольно ухватился за гроздья цепи на груди - они были горячими! Рассеянные отмерцки звеньев рассыпались вокруг, высветляя золотистым инеем мои греческие порты, босые ноги и траву... Я почувствовал, как цепь защищает меня.
      Внезапно Берубой рванулся вперед, припадая на одно колено - и на резком выдохе выбросил вперед кисть правой руки - пальцы разжались! Я содрогнулся! почувствовал, как меня задело огненным ветром чужой энергии словно вся жизненная сила Берубоя вырвалась из его тела вместе с хриплым выдохом! Но - ничего не произошло. Страшное магическое оружие Берубоя оказалось глупой выдумкой, пустым фокусом - рядом с моим нательным крестиком. Вытянутая рука почтальона бессильно поникла, и сам он как-то разом опал в траву. А я по-прежнему стоял на высоком берегу речки невредим. Только цепь перестала лучиться...
      Поверженный почтальон перестал волновать - я снова посмотрел вниз, на реку. Алыберы с радостным изумлением глядели на меня из своих лодий показывали друг другу руками на странного человека, разогнавшего вражью магию одним росчерком правой руки. Разбойники тоже заметили меня - в двух шагах глухо ткнулась в глинистый обрыв невидимая стрела. Радуясь, что цепь на шее с каждой секундой излучает все меньше света, я поспешно присел в траву. Не хотелось быть мишенью для лучников Рогволода.
      Первая ладья - совершенно целехонькая, словно и не было никакого пожара - по-прежнему качалась на частой волне мелководья. С десяток разбойников еще суетились на ней - сбрасывали в воду какие-то мешки, сгружали их в челноки... На втором судне - сильно пострадавшем от столкновения с передовой ладьей - наконец-то пробудились к жизни алыберы повылазили из-под паруса, столкнули в воду громилу с девичьей косой на шесте!
      Но - рано было хоронить разбойников. Снова трескуче расходились заросли на берегу. Нет, не третий поток абордажных лодок - широкая шеренга неверных темных силуэтов на берегу! Пешком по влажному песку, не торопясь отворяя тулы колчанов, извлекая первую долгую стрелу... Это лучники. Тяжкие высокие луки... такие бьют далеко и метко, не то что арбалеты, едва достающие от ладьи до берега... И - загораются в темноте светлые пятна факелов. Одна за другой, отмечая во мраке ровный строй лучников, вспыхивают искорки пламени. Лучники не спеша разжигают свои факелы, втыкают их в землю... Каждый подносит к огню первую стрелу, на конце которой - тряпица, смоченная маслом. Это уже не колдовской пожар, это пламя настоящее, жгучее и злое. Мне снова становится жаль купца... Особенно когда из устья Сольцы вырывается третий поток абордажных лодок - снова визг и короткие взблики стали - скоро опять облепят борта славяне с кинжалами в зубах.