"Твоего отца, о высокий князь, звали Константином. Он был двоюродным братом базилевса Льва, погибшего во дворце во время приступа полчищ Черного Арапина. Говорят, что твой отец первым отпил из сосуда с ядом и первым же принял на себя страшный грех самоубийства. Твой дядя, последний автократор Базилики Лев Ангел, отпил вслед за ним, и страна осталась без правителя, ибо наследник престола исчез вместе с остатками казны. Говорят, что драгоценности короны и автократические стати, главные знаки царского достоинства, удалось вывезти из пламенеющих палат - несколько вельмож во главе с воеводой Ксеногностом и советником Колокиром бежали из осажденной столицы, увозя на север священный скипетр и державу последнего базилевса. Бежали и мы - молодые воины империи, золотая молодежь Царьграда, дети высокопоставленных сановников и полководцев...
      Ты был среди нас наиболее знатным - ты был племянник царя, и у тебя был дом на берегу проливов в долине Диабасис, где мы укрылись от ночных шакалов Арапина. У тебя было два корабля, и наутро семьдесят уцелевших львят навсегда оставили стонущую родину. Морской путь на юг был закрыт знаменитая Царьградская цепь, протянутая древними императорами через Узкое море, была уже в руках Арапина. И носы наших кораблей повернулись к северу, косые паруса расправились по касательной к холодному ветру - пусть изгнание, пусть Корсунь, пусть чужбина - зато в живых.
      Мы не остались в Корсуни, где местные богачи побоялись гнева с Востока и встретили осиротевшую имперскую молодежь холодным скаредным молчанием. Пересев из суден в седла, мы упорствовали в своем бегстве на Север - и через восемь знойных дней первая славянская застава встала на пути, и огромный рыжеволосый старик в невиданной густой кольчуге окликнул нас. Вскоре, потратив по дороге половину своих денег в виде несчетных пошлин, княжич Алексиос Геурон привел шестьдесят девять своих тяжеловооруженных катафрактов в огромный, неожиданно многолюдный варварский город. Это был Престол, столица князя Ярополка, твердыня языческой ведьмы по имени Мокошь".
      Престольские бояре и купцы, не раз бывавшие в Базилике, встретили гостей шумными пирушками и охотными забавами, но великий князь Ярополк даже не допустил христиан на Боричев взъем, отказав в аудиенции. Долгие недели проводили греки в разгуле и братании со столичными богатырями-бражниками, но с каждым днем все грустнее становился княжич Геурон: оставалось без ответа прошение к Ярополку о даровании в удел греческому изгою - пусть самой мелкой, отдаленной и бедной, но - собственной вотчины.
      И вот, наконец, - долгожданный вестовой с княжеской перевязью. Ворвался на постоялый двор, где осели греки, растолкал пьяных лучников, перешагивая через опрокинутые лавки, подошел к Геурону. Нагло жмуря глаза, молча протянул побледневшему чужеземцу узкую восковую дощечку, густо исцарапанную княжеским писчиком. Ярополк жаловал Алексиосу Геурону одно из мельчайших пограничных княжеств в нижнем течении Керженца. Эти земли совсем недавно были отбиты у калинских торокан и заселялись теперь первыми робкими деревеньками - одним словом, это была не милость, а изгнание. Геурон понял, почему он получил-таки от Ярополка вотчину. Видно, не понравились престольскому князю и его покровительнице Мокоши постоянные сборища киевских богатырей "на грецком дворе", их дружба с христианами из-за моря...
      Первый отряд в сорок дружинников - в том числе лучшие кавалерийские десятки Варды Гончего и Александроса Оле - выступили из славянской столицы уже на следующий день. Впереди ехал сам Геурон, и он не жалел, что покидает Престол. Там, в прохладных чащах Залесья, он по крайней мере будет хозяином собственной земли. Он поставит в своем городе храм в память о сорока мучениках и научит славянских варваров выращивать настоящую пшеницу. Племянник великого базилевса Геурон ехал на свою новую родину: широкая дорога пролегала через бесконечную равнину и терялась где-то в северо-восточном углу горизонта: сначала Чернигин-град и Малград-Свирецкий, затем огромный Брынский лес и только потом Залесье: Зорянь, Властов и крошечный, неведомый, но уже родной Вышград.
      Передовой отряд Геурона шел быстро, на рысях, останавливаясь только в самый жаркий полдень и после заката. Еще двадцать всадников и десяток легковооруженных лучников-меченош должны отправиться несколько недель спустя вместе с главным обозом - одиннадцать телег, нагруженных оружием, золотом и остатками царского архива, вывезенного из горящих вивлиофик Царьграда: сотни томов. Писания, патерики, жития... Чертежи огненоносных военных судов-василисков и осадных башен. Секретный рецепт греческого огня. Тактические руководства военных логофисий. И даже чудом уцелевший список Аристотеля. Второй отряд поведет сам Иоанн Апофайнос, наставник Геурона, единственный старик в этой стае молодых бездомных хищников, заброшенных на чужбину. Старика не зря прозвали Безмолвным: расставаясь с Алексиосом, только плечо ему сжал и сказал громко, чтоб слышали воины: "цепь свою береги, с нею и на чужбине тепло".
      Почти месяц сорок греческих всадников сходили с ума от нескончаемой полянской лесостепи, только по ночам оживавшей огоньками дальних селений, невидимых в дневном свете солнца. В Чернигине их остановили на несколько дней по приказу тамошнего князя Ольго, непримиримого врага престольцев и первого хулителя Мокоши на Руси. Однако связываться с вооруженными иноземцами чернигинцам не хотелось: греков пропустили дальше на север. И только в Брынском лесу начались серьезные неприятности: каждую ночь на греческий лагерь накатывал со свистом незнаемый, невидимый во мраке враг знаменитая голядь, разбойное полночное племя: свистуны-поножовщики, охотники до лошадей и блестящего оружия. С боями прорываясь сквозь лес, отряд разделился, а уже на самом выходе к Залесью случилось страшное: в суматошной утренней схватке потеряли самого княжича. Он исчез из середины боевого порядка спешившихся катафрактов: конь Геурона был на месте, а всадника не было.
      Тридцать шесть греков дошли-таки до Вышграда: Варда приказал воткнуть посреди строящегося городища березовый крест на четырехметровой мачте так, чтобы перекрестье было повыше позеленевшего от лишайников однорукого Стожара. Греки крест вкопали и тут же небольшими группами разъехались прочь из городка - разыскивать пропавшего в лесу княжича. Искали двое суток, и все напрасно: в звенящей черно-зеленой тишине сосняков проще было самим потеряться, чем сыскать кого-либо. Уже измаявшись, изголодавшись и уморив коня, Варда Гончий выбрался из лесов к Санде глухо, без слез роптать на судьбу и готовиться в обратный путь к Престолу. Как вдруг - все сельские голуби, словно перебесившись, сбились в кучу и набросились на какого-то человека, входившего в Санду со стороны пристани:
      Алексиос Геурон вернулся, но совершенно другим человеком. Он забыл все - даже собственное имя. Он стал говорить медленнее, словно рассматривая в уме будущие слова, а иногда в его речь вплетались незнакомые обороты - как будто греческие, но непонятные. Наконец, он забыл даже то, что князья и военачальники носят меч не на перевязи через плечо, как обычные кавалеристы, а на поясе. Только самый этот меч и был прежним, унаследованным от несчастного отца, горького самоубийцы... И цепь была та же: тяжелая, словно напоминание о родовом грехе.
      ЗАПИСКА НОМЕР 3 ДЕСЯТНИКА ВАРДЫ ГОНЧЕГО КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ.
      "Высокий князь мой! Настоящая записка передается тебе с приложением первого чернового наброска карты. Собирая сведения о князьях, столицах и междоусобной политике, опрошены были четверо купцов, задержанных на Керженце, вышградский голова Воззрев, двое менял и проживающий в Санде ушкуйник Чубок, прежде обретавшийся во Властове.
      КНЯЖЕСТВА ПРЕСТОЛЬНОЙ РУСИ Князья на Руси суть: Грады их со посадниками: Старшая дружина: 1. Великий князь Ярополк, 44 годаПрестол (пос. Катома), Новград (пос. Кривошей), Преслав (пос. Моргун), Белгора (пос. Белая Палица), Белополье (пос. Невзята), Ростко (пос. Тягота), Засулье (пос. Зело), Опско (пос. Шумейко) богатырей 3, дружинников 800 (поляне, древляне, варяги, сребряне, соловяне, торки и др. племена) 2. Князь Веледар, 30 лет Зорянь, Морам (пос. Разбита) дружинников 100 (дубровичи) 3. Князь Свистяг, 65 лет Созидаль дружинников 10 (сребряне) 4. Князь Игослав, 28 лет Ореслав дружинников 50 (сребряне) 5. Князь Брячитур, 87 лет (правит: сын Рогволод) Опорье, Жиробрег (пос. Босята) дружинников 40 (стожаричи) 6. Князь Старомир, 62 года Глыбозеро дружинников 20 (гатичи) 7. Князь Ожгут, 21 год Стародуб дружинников 20 (нережи) 8. Князь Алексиос, 21 год Вышград дружинников 40 (греки) КНЯЖЕСТВА КРАМОЛЬНОЙ РУСИ 1. Князь Ольго, 40 лет Чернигин, Курск (пос. Вепрь) богатырей 2, дружинников 500 (тесовичи) 2. Князь Игур, 31 год Малград-Свирецкий дружинников 30 (тесовичи) КНЯЖЕСТВА ВОЛЬНОЙ РУСИ 1. Князь Осмомысл, 50 лет Допечь, Туров (мятежи.), Жасов (мятежи.), Потатров (пос. князь Веча) дружинников 80 (вольняне) 2. Князь Всеслав, 50 лет Сполох дружинников 50 (кривичи) 3. Князь Борволод, 60 лет Творунь дружинников 100 (боровичи) 4. Князь Мстимир, 29 лет Смолен дружинников 120 (яричи) КНЯЖЕСТВА КРАЙНЕЙ РУСИ 1. Князь Боледар, 35 лет Порога, Пожонь дружинников 30 (чехи, муравы) 2. Князь Взобжег, 40 лет Кряков, Мазов богатырей 2, дружинников 200 (ляхи) 3. Князь Марко, 18 лет Среброград, Скопье, Пазар,Прилепбогатырей 2, дружинников 300 (сорбы, чорно-горцы) 4. Князь Семион Средец дружинников 60 (белогорцы) КНЯЗЬЯ-ИЗГОИ 1. Всеволод Властовский, 67 лет пустынь Брынского леса 4-5 дружинников, 7-8 воров 2. Владимир Святич, 20 лет варяжские земли за Вирянским морем 9 богатырей, около 100 воров 3. Мстиполк Опский, 32 года стан Владимира Святича около 30 воров 4. Ратагорд Преславский, 28 лет Тмутороканская вольница около 100 воров
      Как ты можешь видеть, высокий господин мой, эта земля разделена между двумя десятками князей, каждый из которых владеет огромными по нашим понятиям городами и обширнейшими угодьями. Единого властителя, которому подчинялись бы младшие князья, здесь нет - и хотя престольский владыка Ярополк Святич носит наследственный титул Великого князя, это не означает, что он властен надо всей страной. Путем интриг и завоеваний он сумел объединить в Престольную Русь лишь несколько княжеств. В первом случае в вотчинах была сохранена известная автономия местного князя, а во втором прежний свободолюбивый властитель изгнан, а на место его утвержден посадник из числа местных богатых бояр.
      Князья, правление коих зависит от престольской политики, суть: незлобивый и слабовольный Веледар Зорянский (хороший хозяин, но прескверный политик); седобородый воин Свистяг Созидальской (последний из сторонников реставрации независимого Властовского княжества, ныне подчиненного Престолу, - это наш западный сосед); коварный и воинственный Игослав Ореславский (знаменит тем, что окружил свою столицу железными стенами) молодой княжич Рогволод Опорьевский, сын престарелого Брячитура (наш сосед с юго-востока, известный повеса и разбойник); мудрый и осторожный Старомир Глыбозерский (наш южный сосед - лицо, весьма уважаемое в народе); наконец, совсем юный и ничем не проявивший себя Ожгут Стародубский, получивший в управление земли нережей за месяц до нашего прибытия на Русь (его княжество расположено на север от наших границ).
      Престольской Руси противостоит Русь Крамольная - военный союз двух околостепных княжеств: Чернигина и Малград-Свирецкого. Чернигинский князь Олъго - самый жестокий и властолюбивый из сословия князей, ведет с Ярополком Престольским старую, унаследованную от дедов войну за столичное княжение. Здешняя история складывалась так, что титул Великого князя часто переходил из рук в руки, причем Чернигин всегда становился военным оплотом обиженного князя, готовившего очередной поход на Престол с целью отбить трон. Так сложилось, что этот город на Тесне со временем превратился в огромный военный лагерь - благо местное племя тесовичей по праву считается наиболее воинственным из славянских народов. В настоящее время военная инициатива принадлежит Олъго Чернигинскому - его боярин, курский десятник Вепрь захватил с неделю назад укрепленную заставу престолъцев на так называемой Прямоезжей дороге, связывающей Престол с Чернигином, Зорянью и Муромом.
      Княжествами Вольной Руси обычно называют владения, не затронутые кровавым спором Престола с Чернигином - здесь сидят сильные местные властители, поддерживаемые добрыми армиями. Связанный войною с крамольниками, Ярополк Престольский не может распространить на эти земли свое влияние, и они становятся островками княжеского самовольства. Важной причиной их независимости становится также покровительство племенных богов, которые охраняют интересы своих народов.
      Из вольных князей весьма силен Мстиполк Смоленский, повелитель охотников-яричей и верный слуга лесного "бога" Яровита. Этот Мстиполк ведет войну с соседним автономным княжеством - Творуньским. Творуньский владыка Борволод правит нелюдимым народом боровичей уже полвека, опираясь на поддержку Белеса - страшного и незнаемого божества непроходимых чащ. Самый богатый из "вольных" князей - Осмомысл Далечский, хитрый и жадный правитель плодородного юго-запада. Далечское княжество искони считалось одним из наиболее благополучных - однако в последние десятилетия странное явление, именуемое в народе "тенью меча" (очевидно, пыльное облако или холодные туманы), осложняет жизнь местному населению, заставляя покидать родительские дома и переселяться в северные районы. Не исключено, впрочем, что обстановка усугубляется тем, что в Далечских землях нередко бесчинствуют звероподобные "боги" - Тур, Жас, Плена Кибала и Морана (Мерцана). Наконец, последний из самостоятельных правителей - старый волшебник и недобрый вещун Всеслав, владетель небольшого, но хорошо защищенного Сполоха. Здешнее племя кривичей - самые отъявленные обманщики на Руси, что, видимо, отражается и на характере здешнего князя. Всеслав Сполохский давно и по справедливости заслужил славу первого интригана от Новграда до Тмуторокани.
      Упомянутая Тмуторокань - бывшая колония Империи Базилевсов на Таврическом берегу Теплого моря, постепенно прославянившаяся и превратившаяся в приют для всех обездоленных, обиженных и преследуемых по закону. Так называемая "Тмутороканская вольница" на деле представляет собой разбойничий "город беглецов" - и нынешний управитель Тмуторокани Братигорд Преславский привечает здесь всякого, кто способен идти в бой за кусок хлеба. Братигорд лишился вотчины после того, как его родной Преслав был взят войском Ярополка Престольского - и теперь надеется вернуть отцовское владение, замышляя неожиданный набег. Еще один изгой, умирающий в одиночестве старик Всеволод Властовский, некогда был властелином Властова, многолюдной столицы Залесья, - однако стал жертвой захватнической политики Престола еще 20 лет назад. Наконец, самый молодой из изгнанных князей Владимир Святич. О нем известно немного: славяне утверждают, что он приходится незаконнорожденным сыном покойному великому престольскому князю Святу Воителю, который умер двадцать лет назад от поганой стрелы во время своего последнего похода на степняков. Владимир не отрицает, что его мать была простой ключницей, однако считает себя истинным наследником Великого князя Свята и надеется отобрать Престол у Ярополка. Для этой цели он бежал три года назад к варягам с тем, чтобы собрать там войско. По слухам, варягов он собрал немного, но зато со всей Руси съехалось к нему множество тех, кто был обижен Ярополком или его божественной покровительницей Мокошью...
      Княжества Крайней Руси находятся так далеко отсюда, что сведения о них весьма напоминают народные легенды о чудесных странах (а между тем некоторые из этих земель соседствуют нашей бедной родине и очень хорошо знакомы моему господину). Известно, впрочем, что в этих странах - в Сербии, Белогории, Политовше и Чехии - население говорит на том же языке, что жители Властова и Престола.
      Что касается еще более удаленных местностей, то здесь во взглядах славян наблюдается полная путаница. Большинство говорит об огромной западной державе, в которой живут "ледяные люди", "ледяне" - то есть, судя по описанию, печально известные нам латыняне, люди с прохладной кровью, разграбившие прошлой зимой окрестности Царьграда и Златополья. На севере славянам знакомы варяги, которые подразделяются на "добрых", "русых" (обитателей града Леденца) и "немцев", "рыжих" (жителей Стекольни). На Востоке для славян не существует Индии либо Чайного царства - там располагают они древнюю родину бесчисленных кочевых племен, подчиняющихся "богу" Сварогу. Что же до южных земель касаемо, то в этом вопросе славяне показывают удивительную осведомленность. Они не только наслышаны о существовании Базилики, но и называют многие города нашей несчастной родины... Родины, которая когда-нибудь снова увидит блеск пурпурных тканей всесильного Автократора! Видит Бог, мы вернемся на огненосных судах-базилисках и прикончим грязного Анатолийского тельца! Да здравствует князь Геурон!"
      АЛЕКСИОС ГЕУРОН - ДЕСЯТНИКУ ВАРДЕ
      (надпись на записке номер З):
      "1. Все это чрезвычайно интересно, но я хочу знать главное: от кого из князей зависят судьбы моего княжества? Кто может претендовать на наши земли? Кто из ближайших соседей стремится к захватам, а кто, напротив, едва удерживает власть в руках? Кому может быть выгоден союз с Вышградом? Для этого возьми из казны 5 серебряных монет и найди десяток надежных молодых парней, чьи семьи живут в Вышграде. Отправь их гонцами во все ближайшие княжества с типовым дипломатическим письмом, в котором содержалась бы информация о новом Вышградском правителе Алексиосе Геуроне, а также предложение военного союза (пусть князья сами уточнят, против кого этот союз может быть направлен). Гонцам накажи побольше рассказать князьям о греках, утверждая, что моя дружина насчитывает человек 100. Каждому из вестовых достанется, таким образом, по полдрахмы - пусть переплавят в местную валюту и будут счастливы. Намекни им, что если сбегут с деньгами, придется прижать их семьи.
      2. Теперь вот что: первого же купца, идущего с ладьями по Санде, - ко мне. Прямо в горницу, я буду говорить. И прикажи ключнику Методию осведомиться у местных менял, сколько здешние князья обычно берут налога с проходящих караванов.
      3. Диковатого паренька по имени Мяу, которого я привез с собой, прикажи хорошо накормить и пристрой на кухню служкой. Не обижайте парнишку - у него трудное детство.
      4. Вот еще что: неплохо бы собрать сведения о местных разбойниках. Пора, наконец, бороться с организованной преступностью. Я позволю называть себя князем только тогда, когда все эти Мстиславки, Стыри и прочая братия ножа и топора будет валить лес и добывать руду для общественной пользы.
      5. По-прежнему не вижу списка знахарских порошков и снадобий. Действуй немедленно. Геурон".
      Я отложил в сторону Вардину записку и привычно потянулся рукой в нижний ящик секретера. Здесь лежали тонкие фломастеры, лупа и циркуль. Пальцы скользнули по шероховатому дереву толстой ножки огромного обеденного стола, который по приказу Барды был перенесен в мою горницу из черной комнаты на первом этаже терема. Я невольно вздохнул: меня удивила собственная забывчивость. Фломастеров больше не будет, мой друг...
      Хлестко плеснув в глиняную плошку немного меда из непрозрачного стеклянного кувшина, я поднялся со скамьи и подошел к распахнутому окну. В столбах солнечного воздуха между деревьев плотной завесой стояла жаркая пыль - рыжее и посеревшее от пыли куриное перышко поднялось снизу к окнам второго этажа и мелко закрутилось перед лицом. Я наугад ударил по воздуху ладонью и сжал пальцы - пойманное перышко бессильно защекотало кожу. Я потянул губами тягучую жидкость из плошки - приятная смородиновая горечь. Смородина - по-местному значит "пахучая": "смород", "смрад" - это приятный запах, аромат.
      Если бы у меня был фломастер, я бы подчеркнул в тексте Вардиной грамотки одно-единственное слово: Владимир Святич. Двадцатилетний княжич-изгой, незаконнорожденный сын великого князя и ключницы, бежавший к варягам из завоеванного врагом Новграда... Да, это он. Все сходится: Владимир Святославович, будущий равноапостольный креститель Руси. Ясное солнышко старорусских былин. Сегодня он молод, он язычник, он безвластен и слаб. Но через несколько лет он станет самым могущественным владыкой в Европе, повелителем христианского Киева.
      Они почему-то упорно называют свою столицу не Киевом, а Престолом. Да и прочие названия звучат непривычно. Князь Святослав превратился в Свята Воителя, город Чернигов в Чернигин, Рязань - в Зорянь, а северный Владимир - во Властов... Хотя вынужден признать, что какая-то ассоциативная логика сквозит в этих топонимах.
      Итак, Владимир Святославович сейчас в варяжском изгнании. Если верить летописцу, он вернется на Русь только в 970 году вместе с отрядом богатырей-беглецов для того, чтобы выбить из Новграда посадника Кривошея и заявить о своих правах на столичный престол. Этого пока не произошло следовательно, на дворе стоит знойное лето одного из шестидесятых годов десятого века.
      Я чуть не поперхнулся смородиновым медом и быстро отошел от окна обратно к столу. Десятый век? Неужели? Тогда почему я, греческий княжич Алексиос Геурон (условно говоря), нахожусь сейчас не у себя на родине, не в дворцовых палатах Царьграда - а здесь, в дремучем пограничье Владимирской Руси? В десятом веке Византия-Базилика процветала, а вовсе не лежала в руинах! Как может десятник Варда рассказывать мне о событиях, которые произойдут только через несколько столетий?
      И еще анахронизм: о какой осаде Властова-Владимира в середине десятого века может идти речь, если этот город основан Мономахом в начале двенадцатого столетия? Откуда железные стены вокруг Ореслава? Далее: совершенно невозможно существование в 960-х годах полоцкого князя Всеслава, о котором в докладе Варды говорится как о "недобром вещуне и интригане", этот господин появится на исторической арене спустя добрых пятьдесят лет! Да и междоусобная война Киева-Престола с Черниговом вспыхнула рановато...
      Наоборот, если предположить, что Византия уже пала под ударами турков (или крестоносцев?), то почему на Руси еще не знают Христа? Где упоминания о Ярославе Мудром, о Всеволоде Большое Гнездо, о битвах с половцами? Наконец, где надвигающаяся с востока ядерная зима монгольского нашествия?
      Я разжал пальцы, но перышко уже не могло сорваться с повлажневшей ладони. Я тоже застрял в липких объятьях этой страны, которая есть один большой анахронизм, огромное живое несоответствие. Я понимаю, что такой страны не может быть в природе, но я живу в ней - я отхлебываю мед из плошки и чувствую в ладони теплое курячье перышко. Нет, это не историческая Русь. Это какая-то метаисторическая реальность. И Серебряный Колокол - не просто машина времени. Игрушка посложнее.
      За дверью вежливо потоптался кто-то в мягких греческих полусапожках, и через полминуты в комнату протиснулся Варда - как обычно, опуская долу золотисто-карие глаза.
      - Мой господин! Купцы, остановленные по твоему указанию на реке, дожидаются на гостевом дворе... Велишь выслушать или отпустить?
      Алексиос Геурон осторожно положил перышко на стол и допил из плошки последние капли пахучей сладости.
      - Зови купцов. Хотя постой: не прямо сейчас, а чуть погодя. Пусть привыкают, что князя нужно дожидаться.
      Я стащил с лавки свой дорожный плащ, набросил сыроватую тяжесть ткани на плечи и, оправив на груди звенья золотой цепи, уселся на скамью в светлом углу горницы. От меда приятно пощипывало язык, и я подумал, что купцов, пожалуй, неплохо бы заставить пасть ниц.
      Как выяснилось, они не собирались этого делать. Четверо гостей как-то разом ввалились в комнату, шумно дыша и не пригибая голов под моим властным взглядом. Более того, по их лицам было видно, что они раздражены поведением Вышградского князя, повелевшего их ладьям пристать к берегу у деревни Санды, довольно никчемной в торговом отношении.
      Наиболее дерзко вел себя самый молодой из купцов, чей голос ("Что за напасть! Дожидаемо уж битый час от князя прощания!") был слышен еще на лестнице. Переводчик Дормиодонт Неро, молодой дружинник, выучившийся русскому во время веселых пирушек в Престоле, вошел последним, на всякий случай придерживая у бедра недлинный меч в ножнах. Я заметил, что Неро то и дело поглядывал на молодого коммерсанта с явным недоверием. Купцы встали у стены, оглядывая мои апартаменты - разумеется, скромный интерьер деревенской избы не произвел на них никакого впечатления.
      Самый старый (и, видимо, хитрый) из гостей, стащив-таки с напомаженной плешивой головы не по-летнему толстую меховую шапку, вышагнул вперед и слегка поклонился. Чуть прикрывая глаза, чтобы не смотреть на князя с видимым небрежением, он заговорил - и я впервые услышал здешнюю речь.
      - Подколенному князю Лисею Грецкому от братчины нашей купецкой поклон...
      Дормиодонт перевел приветствие на греческий, но я и так прекрасно понял купца. Гость говорил неуважительно. Он не отказал себе в удовольствии подчеркнуть в обращении мой статус "младшего", подчиненного князя - по отношению к великому князю Престольскому, который даровал мне вотчину. Имя "Лисей", производное от Алексея и напоминающее о рыжем хищнике, я тоже запомнил. Мрачно насупившись, я помолчал с минуту.
      - Взаимно, - сказал я по-гречески.
      - Обостранно, - мгновенно перевел Неро. Купцы кивнули и заставили себя выжидательно улыбнуться - князю полагалось первому заговаривать о деле. Я решил, что не буду пока упражняться в местном наречии - пусть гости думают, что новый вышградский властитель не разбирается в стилистических интонациях, потерянных в прямолинейном переводе Дормиодонта Неро.
      - Спроси-ка, дружинник Неро, как у этих бородатых свиней продвигаются их коммерческие дела. Мне это правда интересно, - медленно выговорил я, поеживаясь в прохладных складках плаща и размышляя о новой порции смородинового меда.
      - Князь пытает, како гостям добыча идет. Много ль терету, важна ли выгода?
      Старый купчина переглянулся с товарищами, скривив лицо в иронической улыбке.
      - Эхма! Да уж какие нам выгоды! По рекам уж и не пройти без запинок. Всякий люд норовит остановку учинить. Не то разбитчики наступят, а то князь какой...
      Дормиодонт перевел купеческую жалобу, аккуратно опустив упоминания о князьях, чинящих несчастным коммерсантам препятствия в пути. Я двинул бровью:
      - А что ж они, нехристи, мимо нашей деревни проплыть собрались? Или у нас торговать нечем? Ну-ка, полюбопытствуй.
      Неро полюбопытствовал, честно передав слово "нехристь" как "поганый". Купцы обиделись, и самый молодой, сильно побледнев, выкрикнул в мою сторону:
      - На твое опало, [64 князь, несгодно приставати! Уж не взогневай на нас, однако в твоей-то деревне и клинца не продать. Стожаровым умыслом до Ростка-града вспенимся 65 по Керженцу, опосле и до Властова доберемся. Тамо терет и сбросим...
      - Этот щенок жалуется, что к нашему берегу приставать не выгодно, быстро перевел Неро, сжимая рукоять меча и искоса поглядывая на купцов. По его словам, здесь и гвоздя не продашь. Негодяй намерен идти вверх по течению Керженца до Ростко и Властова, а там продать все в несколько дней.
      Старший купец, заметив нервное движение руки Дормиодонта к оружию, поспешил замять дерзость компаньона.
      - Ох и тяжко ныне братчине нашей, князь! - суетливо заговорил он, перебирая в пальцах шапку. - Разбой пути не дает, что ни ночь - разбитчики накатывают, лодьи жгут, людей стреляют! Донешние годы еще терпеливо было, а нонче летом совсем распоясались злодеи... Уж придумали мы теперь растурно 66 по реке ходить, чтобы неприметней было, и купчишек учим из луков-то стрелять... А все одно - разбой-то сильный в этих краях! Уж если срести вора Мстиславку Лыковича или Посвиста-княжича из Опорья пиши пропало! По Влаге-реке идешь - богат и чиковат, 67 а по Керженцу прошел - гол и шиш 68 стал!
      Я прислушался. Купец говорил правду - я заметил, что его товарищи тоже перестали улыбаться, подавленно опустив головы. Впереди у каждого из них была еще одна страшная ночь: мертвая вода под днищем ладьи и с обеих сторон - невидимые берега. В любой момент из темноты - удар горящей стрелы, пожар и разбойничий свист, плеск весел и тени абордажных лодок.
      - Расслабь пальцы правой руки, десятник Неро, - сказал я и привстал со скамьи. Звенья цепи расправились и просияли на груди, и тут же удивление мелькнуло в глазах старого купца - он только теперь понял, что это золото. Я улыбнулся гостям: я уже знал, как с ними разговаривать. Мне стало смешно: я вспомнил фразу из школьного учебника истории (В? 44 - Становление власти удельных князей на раннем этапе феодальной раздробленности): "Купечество всегда становилось важнейшим социальным союзником князя в борьбе за сильную централизованную власть".
      - Переведи им, Неро, что я предлагаю купцам договор. Я готов гарантировать им охрану от разбоя и свободный проход по рекам на территории моего княжества. В случае разграбления каравана я возмещаю из казны все убытки. Наши воины сопровождают торговые суда вплоть до границ княжества, а за отдельную плату и далее.
      Неро быстро глянул в мою сторону, словно переспрашивая.
      - Переводи. И скажи от себя, что у князя Вышградского достаточно войск, чтобы сдержать свои обещания.
      Дормиодонт начал говорить, а я сделал шаг к окну, повернувшись к купцам в профиль. Теперь необходимо, чтобы торговцы поверили в мою силу. Неплохо бы собрать у входа в терем гвардейский десяток Варды в полном вооружении, с перьями и значками на копьях! Да и княжьи покои могли быть побогаче... Образ сильного властителя - вот главное, что мне теперь нужно.
      Купцы не дослушали Дормиодонта. Едва он произнес первые слова насчет договора, они заговорили между собой - сначала тихо, краткими фразами, все еще вежливо поглядывая то на меня, то на переводчика, - а потом все громче. Кажется, они спорили.
      - Верно ли услышали мы, будто князь Вышградский готов воински люди свои на наши лодьи сажать? А верно ли сказано про возвратное добро, ежели лодьи пожгут? - Молодой купец, кажется, воспринял мое предложение с наибольшим энтузиазмом. Он уже потирал руки от возбуждения - и вдруг хитро прищурился: - А... силы людской довольно ли у князя будет?