– Давай, поднимемся в зал отлетающих, дело есть.

Несмотря на шум-гам внизу, Сенатор слышал о том, что само­лет на Гамбург поднялся в воздух. В зале регистрации Миршаб предъявил свое служебное удостоверение дежурной, а Сенатор спросил:

– Извините, мы опоздали к рейсу и не знаем, улетел ли в Гам­бург наш друг Стрельцов Сергей Юрьевич?

– Сейчас, одну минуту, – ответила девушка, раньше работав­шая в депутатской комнате и знавшая в лицо обоих мужчин. – Да, не беспокойтесь, улетел. Но он в Гамбурге делает только пересад­ку, а место в Милан мы ему тоже забронировали.

Миршаб, ничего не понимая, стоял рядом.

– Значит, предчувствие меня не обмануло. Какой я молодец! – воскликнул Сенатор, как только они вышли из здания аэропор­та.

– Да объясни ты толком, что произошло? Бросил хана Акмаля, выясняешь – улетел, не улетел какой-то Стрельцов, – спросил раздраженный Миршаб.

Сенатор повернул к нему возбужденное лицо и, не замечая недовольства своего приятеля, ответил:

– Ты даже не представляешь, как нам повезло, если я не ошибаюсь. Помнишь, когда Газанфар сообщил нам, что Камалов помог Шубарину освободить американского гостя, мы оба, не сговариваясь, подумали – а не спелся ли за нашей спиной Японец с Ферганцем? Развивая эту тему, можно утверждать, если спелся с прокурором, то спелся и с КГБ, о связях, влиянии Камалова на нынешних руководителей службы безопасности республики знает каждый. Логично?

– Вполне, – подтвердил ничего не понимающий Миршаб.

– Я не знаю, что могло бы послужить причиной их единения, но Шубарин со своей гипертрофированной порядочностью всегда хо­тел жить по закону и по совести. – Я не раз слышал это от него сам. Вот сегодня Шубарин неизвестно почему вылетел в Италию, на юбилей какого-то банка, словно у него здесь дел мало. Опять же я чувствую, что за этой поездкой что-то кроется. Не исключено, что визит в Европу имеет какое-то отношение к Талибу. Если это так, то через вора в законе, через уголовку, как обычно, мы решим все свои проблемы.

– Не понял. Каким образом? – опять удивился Миршаб.

– Дело в том, что Стрельцов Сергей Юрьевич, о котором мы наводили справки, служил в бывшем КГБ, и я его хорошо знал. Его, на моей памяти, никогда по мелочам не использовали, а се­годня они вместе вылетели в Гамбург одним рейсом, дальше Шубарин летит в Милан, кэгэбешник туда же. Наверняка он едет подстраховать его по какому-то делу.

Тут Миршаб откровенно захохотал.

– Тоже мне Шерлок Холмс! А не думаешь ли ты, что бывшее КГБ само пасет Шубарина за какие-то грехи? Вон ведь на презен­тацию сколько иностранцев подвалило, а может, кто из них связан с ЦРУ, ФБР или с «Моссад», или с тем, с кем Штирлиц воевал?

– А мне все равно, я выигрываю в любом случае, с ним ли КГБ или против него.

Миршаб, привыкший к парадоксальности друга, к его цинизму, на этот раз остолбенел.

– Как так все равно? В одном случае получается измена, в другом – попал в беду.

– В любом случае мне нужно только доказать, что между ними есть какая-то связь, контакт, и Шубарину – конец.

– Кого ты должен убедить и кто организует этот самый «ко­нец» всесильному Шубарину?

– Уголовный мир. Талиб. Уверен, у них на банкире завязаны какие-то интересы, и им смертельно опасно, если он якшается с людьми генерала Саматова.

– Я начинаю что-то понимать и чувствую логику, правда жестокую и циничную. Не пойму одного – зачем уголовникам нужен банк Шубарина.

– Сначала о циничности. Мы ведь вместе решили Японцу ничего не отдавать и ни в чем не каяться, значит, он по приезде натравит на нас пол-Ташкента, представляю одного Тулкуна Назировича, дрожь берет. Так что, дорогой, или он нас, или мы его. Как говаривал частенько Горбачев – альтернативы перестройке нет… А уголовка… Почему нужен банкир? Я этим тоже две недели в Москве маялся, но ответ нашел… в газетах. Читал про фаль­шивые чеченские авизо? Там гуляют суммы только в сотнях мил­лионов и миллиардах, а ведь таким же образом можно нагреть и на валюту, на Западе до такого еще не додумались. Представь, если одновременно провести операцию в нескольких странах Ев­ропы и снять несколько сот миллионов, но не рублей, а долларов? Каково?

– Да, убедил. Тебя бы в «Интерпол», – польстил Миршаб возбужденному от удачи другу и, глянув на часы, продолжил:

– А теперь поспешим в «Узбекистан», пока ты отсутствовал, хан Акмаль распорядился снять зал, он дает банкет по случаю своего возвращения, пригласил всех, кто пришел его встречать.

Но Сенатор отмахнулся от предложения, как от чего-то несуще­ственного, вздорного, и сказал с раздражением:

– Ты ничего не понял. У нас считанные дни, а вернее часы, мы ведь не знаем, сколько он точно пробудет в Италии. Необходимо немедленно связаться с Талибом, не важно, находится ли тот в Ташкенте или в Германии. А он должен передать нашу информа­цию своим подельщикам за рубежом, чтобы те, в Милане, взяли под микроскоп связку Шубарин-Стрельцов. Для них, я чувствую, это так же жизненно важно, как и для нас. А сейчас – на поиски Газанфара, мы должны найти его хоть из-под земли, и если останется время, заглянем в «Узбекистан», если уж загуляют, то до утра, я знаю привычки хана Акмаля.

Газанфара дома не оказалось, тогда они стали объезжать один за другим знакомые катраны, но Почтальона в них не было, и Сенатор занервничал. В последнем знакомый содержатель под­сказал адрес нового катрана, где собираются представители бизнеса, новая для Ташкента элита, там они и отыскали Рустамова. Видимо, Газанфару шла масть, и он никак не хотел покидать игру, но Сенатор вдруг, наклонившись, что-то зло сказал ему на ухо, и тот стал поспешно собираться. Как только Почтальон сел в ма­шину, Сенатор объявил непререкаемым тоном:

– А теперь слушай внимательно и не перебивай. Талиб, возле которого ты крутишься по нашему заданию, затеял какую-то крупную финансовую операцию с Шубариным, деталей которой мы не знаем. Афера, на наш взгляд, связана с деньгами из Европы или с банками, не зря сам Талиб дважды слетал в Германию, да и Шубарин час назад вылетел в Италию, но тоже через Германию. Мы думаем так, потому что на сегодня банк Японца – единствен­ный частный банк в Узбекистане, имеющий правительственную лицензию на валютные операции. У нас неожиданно появились доказательства, что банкир связан и с прокуратурой республики, и с КГБ. И мы немедленно должны поставить в известность об этом Талиба, где бы он ни находился.

– А вы же с Артуром Александровичем старые друзья! – с опаской выдавал из себя растерянный Газанфар.

– Все течет, все меняется, – философски изрек долго молчав­ший Миршаб.

– Мы не можем быть в компании с человеком, сотрудничаю­щим за нашей спиной с КГБ, – заметил Сенатор, словно всю жизнь, с рождения, был вором в законе, а не человеком, курировав­шим все правовые органы в республике, и спросил: – Куда ехать?

– В Рабочий городок. Радиальная, 12, дом с голубыми ворота­ми. Но он вряд ли вернулся из Гамбурга, я на днях видел кое-кого, с кем он общается, но ждут его со дня на день, – ответил Газанфар без особого энтузиазма, понимая, что влип еще в ка­кую-то опасную историю и наживает очередного врага – Японца. «А если эти двое по привычке блефуют и затевают что-то против Талиба?» – мелькнула у Рустамова внезапная мысль, от которой вмиг похолодело все внутри, а вслух спросил неожиданно для себя:

– Нет ли у вас чего-нибудь выпить?

Сенатор приоткрыл «бардачок» машины Миршаба и нашарил в нем фляжку, они имели одинаковую привычку возить с собой спиртное, особенно с тех пор, как оно стало дефицитным.

– Если Талиб не вернулся, дело осложняется, но ты должен будешь обязательно найти людей, с кем он крутится, тех, кто стоит над ним или под ним, желательно первых. Мы им передадим информацию, а они пусть срочно свяжутся с Германией, – сказал Сенатор, передавая хромированную фляжку с коньяком.

Въехали в Рабочий городок уже в темноте, улицы, как и повсюду в нынешнее время, не освещались, лишь на Радиальной, возле дома Талиба, с высоких фонарных столбов ярко горели огни. У высоких кованных железом ворот было в беспорядке припар­ковано с десяток новеньких автомобилей модных расцветок: «мок­рый асфальт», «брызги шампанского», «сирень», «металлик», в ос­новном последняя модификация «девятки», но среди престижных «Жигулей» затесались и два «Мерседеса» строгих, не бросающих­ся в глаза цветов. У некоторых машин стекла оказались приспуще­ны, хотя ни в кабинах, ни возле лимузинов никого не было, но это особый воровской шик – мол, у меня никто не посмеет угнать тачку. Впрочем, у дома Талиба такого действительно не могло случиться.

Когда машина остановилась, Сенатор попытался выйти вместе с Газанфаром, но тот усадил его на место, сказав не без издевки:

– Не в ЦК приехали, тут ждать придется. Хорошо, если со­гласится принять сразу после дороги.

Он направился к калитке в высоком заборе, которую тотчас приоткрыли со двора, словно ждали, и за Рустамовым раздался лязг задвигаемого засова. «Как в тюрьме», – почему-то успел подумать Сенатор. Прождали больше часа, к дому никто не подъ­езжал и никто не выходил. В сердцах они допили вдвоем остав­шийся во фляжке коньяк. Сенатор уже порывался уехать, но Миршаб вполне логично урезонил:

– Ты думаешь, после такого сообщения тебе дадут спокойно уснуть?

– Обнаглела шпана, обнаглела, – запалился вдруг злобой Сенатор, – что он себе позволяет, вор несчастный!

Миршаб, сидевший за рулем машины, бесстрастно покачивал головой в такт ритму, раздававшемуся из магнитофона, он обожал горячие танцевальные мелодии.

Через некоторое время, когда начал терять терпение и невоз­мутимый Миршаб, дверь скрипнула, из нее бочком вывалился Газанфар, вид у него был довольно-таки безрадостный, и чуть ли не бегом бросился к машине.

– Почему так долго? – первое, что спросил Сенатор.

– Я же сказал, что это не ЦК, и я не вор в законе, чтобы меня принимали с почестями. У богатых свои причуды – кажется, есть такая поэтическая строка, вот и у воров свои традиции, свой ритуал, особенно для ментов, – остудил он Сенатора и устало откинулся на спинку «Волги».

– Что он сказал, как среагировал? – вмешался Миршаб.

– А никак. Я не знаю ваших дел и знать не хочу. Я только передал, кто вы, и что у вас есть к нему срочное, неотложное дело. Я не хочу встревать в ваши личные дела. Представляете, что будет, если Шубарин узнает, что вы его заложили? Или вы вдруг ошиба­етесь? Нет, увольте, без меня. Я за этот час, наверное, килограм­мов десять потерял.

– Кто у него в гостях?

– Зайдете, узнаете, меня в зал не приглашали, – опять дерзко ответил Рустамов. Понимая, что у парня от страха может случить­ся срыв, вмешался Миршаб:

– Оставь Штирлица в покое, он свое сделал, и он прав, ему лучше подальше держаться от наших дел с Японцем, да и с Талибом тоже, если они завяжутся.

Сенатор поправил галстук и двинулся к распахнутой настежь калитке, где его нетерпеливо дожидался какой-то парень, скорее всего телохранитель, он и повел гостя внутрь двора.

Принимал Талиб Сенатора в том самом одноэтажном домике, где некогда прятал выкраденного Гвидо Лежаву. Как только Сена­тора ввели в устланную коврами комнату без окон, Талиб, в спор­тивном костюме, приподнялся с курпачей у стены, поздоровался и сказал:

– У вас в распоряжении пять-семь минут, у меня гости, и я только сегодня вернулся из зарубежной поездки. Пожалуйста, будьте кратки, я слушаю вас.

Сенатор, прождав больше часа, не предугадал, что аудиенция будет столь краткой и сухой, ему даже не предложили сесть, они, стоя друг против друга, так и продолжали говорить. Неожиданный прием несколько охладил Сенатора, поколебав его надежды, он уже отчасти жалел, что сделал ставку на Талиба, но отступать было поздно, да и чем он объяснит свой визит? А вдруг Газанфар рассказал обо всем? И он несколько сбивчиво, но подробно изло­жил все и о Шубарине, и о Стрельцове.

Талиб, поглаживая свои холеные усики, слушал внимательно и, как только гость замолчал, спросил прежде всего:

– Насколько я знаю, это Японец дал вам с Миршабом высоко подняться, занять заметное положение в республике, а сейчас вы пускаете его под нож, как я понимаю. Почему так случилось?

– Это совсем другая история, к тому же она долгая, не на один час, но вы правильно поняли нашу цель, – ответил лаконично уже освоившийся Сенатор.

– А вы представляете четко, к кому вы пришли за помощью, какие у нас законы и что случится с вами, если вы оговорили человека, моего компаньона? – чуточку сблефовал Талиб.

– Я думаю, что наши законы уже сравнялись с вашими, но за выполнением ваших законов есть контроль и есть суд, куда можно обратиться, где решают все без проволочек и без учета, кто есть кто.

– Вы правы, и вы находитесь в том доме, где вершатся такие суды. Ваша информация заслуживает внимания, тем более если вы добровольно ставите в противовес ей свою жизнь. Но если вы ошибаетесь, я отдам вас Японцу, пусть он разбирается со своими друзьями, как хочет. А чтобы у него не возникло сомнений в ис­кренности своих компаньонов, я записал наш разговор. – И он достал из-за пояса, под курткой, диктофон. – И напоследок еще раз повторите фамилию и приметы парня из КГБ, я сейчас же, напрямую, позвоню в Милан, как раз в этом городе у нас есть большие интересы. – И он откровенно, как при интервью, придвинул диктофон к лицу Сенатора.

Утром из местных газет коллеги Талиба в Милане легко узнали, какой банк столь пышно отмечает свой трехсотлетний юбилей и в какой гостинице намечены основные торжества. Быстро нашли и постояльца по фамилии Стрельцов, поселившегося накануне вечером в отеле «Парадиз», в пяти минутах ходьбы от места проживания четы Шубариных. Когда Артур Александрович увидел в холле гостиницы за стойкой бара Стрельцова, то его и Сергея Юрьевича, не мудрствуя лукаво, уже снимали потайными видеока­мерами. Причем одна команда снимала только Шубарина, другая – только Стрельцова, не ведая друг о друге. Человек, давший задание, знал толк в слежке и любил перекрестное наблюдение; наложение материала из двух источников один на другой порой давало значительный эффект.

Погода в Италии в то лето стояла замечательная, условиям проживания позавидовал бы и самый придирчивый сноб. Отель оказался примечательным не только тем, что он был пятизвездоч­ным, но и тем, что здесь часто останавливались коронованные особы. Говорят, в дни крупных футбольных матчей, особенно с участием немецких команд, часто живал тут небезызвестный Генри Киссинджер, бывший госсекретарь США, баварец по происхождению.

Культурная программа торжеств оказалась составленной с большим вкусом, говорят, по просьбе банка были отсрочены на неделю летние каникулы знаменитого оперного театра «Ла Ска­ла», и гости смогли попасть на самую знаменитую его постановку – «Тоска» Пуччини, с выдающимися певцами Лючано Паворотти и Монсеррат Кабалье. Повезло и футбольным болельщикам, в эти дни легендарный миланский «Интернационале», в рамках кубка европейских чемпионов, принимал мюнхенскую «Баварию», особо любимую команду Киссинджера, и они действительно видели в холле гостиницы бывшего госсекретаря, за которым приезжал сам Франц Бекхенбауэр, работающий ныне в Италии.

А знаменитые итальянские музеи, картинные галереи, в которые организаторы торжеств заблаговременно, на определенные часы, заказали экскурсии! А каждодневные поздние ужины в ресторане своего отеля, из-за особых развлекательных программ не походив­шие один на другой и превращавшиеся в праздник, карнавал, затягивающийся до полуночи! Жена Шубарина, редко сопровож­давшая мужа в заграничных поездках, была в восторге от путешествия, и каждое утро вместе с газетами получала увесистый пакет, а то и два, первоклассных фотографий за прошедший день, на которых они вместе были запечатлены, хотя вроде и не замечали, что их снимают.

Анвар Абидович проживал на том же этаже, что и Шубарины, и их апартаменты находились рядом, через просторный коридор, дверь в дверь, так что они постоянно были вместе. В этот раз он держался куда увереннее, чем в Мюнхене, и со свободой освоился тоже быстрее, он как-то вскользь заметил, что до Италии больше недели находился в Москве, и Артур Александрович вспомнил разговор с генералом Саматовым, когда тот сказал, что телефон­ный звонок был из столицы. Как-то после ресторана они допоздна засиделись вдвоем у Шубарина, и бывший секретарь обкома, издалека, намеком, выразил надежду, что удачно проведенная операция, возможно, что-то изменит в его судьбе, он ведь хорошо знал, что почти все осужденные в перестройку в Узбекистане уже вернулись домой. Тогда Артур Александрович не выдержал и ска­зал, что он одним из условий своего участия в долговременной операции поставил обязательное его освобождение. Как обрадо­вался, как был растроган Анвар Абидович, он признался, что очень хотел попросить его об этом, да никак не решался.

В первые дни Анвар Абидович о делах не заговаривал, и Шубарин тоже выжидал, впрочем, спешить было некуда. Судя по апартаментам, снятым для бывшего секретаря обкома, и по тому, как он сорил долларами, нигде не давая возможности рассчитываться Шубарину, приговаривая при этом – а мне они зачем, останутся – возвращать придется, люди, стоявшие за партийными день­гами, себе в тратах не отказывали. На четвертый день Артур Александрович не выдержал, спросил, когда же произойдет встре­ча с деловыми людьми. Анвар Абидович развел руками:

– Мне сказали: живи, радуйся, общайся со своими друзьями, когда надо будет, мы позвоним. – Потом, после паузы, добавил:

– Те, кого я знаю, кто привез меня сюда, не проживают в нашем отеле, я их не встречал. Может, главные люди еще не прилетели?

Возможно, Артур Александрович спросил об этом потому, что в тот вечер, когда перед ужином, дожидаясь лифта, он стоял и прикуривал сигарету, какой-то молодой человек, вдруг неожи­данно объявившийся, попросил его на английском прикурить. Ког­да Шубарин машинально поднес ему огонь зажигалки, тот быстро выдохнул по-русски:

– Вас почему-то постоянно снимают, будьте осторожны… – И он тут же признал Стрельцова.

Артур Александрович подумал, что встреча задерживается от того, что его изучают на месте, потому и надзор. Но он не мог предположить, что снимают совсем другие люди и совсем по другому поводу и что этот момент, соединивший их на доли секунды вместе, зафиксировали обе команды. Это будет тот самый миг, на который и рассчитывал человек, получивший задание присмотреть и за Стрельцовым, и за Шубариным.

Дни в Италии убывали, программа сокращалась как шагреневая кожа, уже и билеты на обратную дорогу заказали. Шубарин стал нервничать – неужели что-то сорвалось или в чем-то усомнились и наводят дополнительные справки? Но однажды утром Анвар Абидович до завтрака влетел к Шубарину довольный, с улыбкой, в радостно сказал:

– Сегодня вечером вы званы на виллу президента банка, где дается прием для узкого круга людей, поздравляю! – А когда они остались наедине с Артуром Александровичем, добавил:

– Там-то и произойдет встреча, из-за которой и вы, и я оказа­лись тут. – И заключил устало: – Наконец-то, а я уж стал переживать, подумал, что они изменили свои планы.

– Вы будете присутствовать на приеме? – спросил Шубарин, считая свои варианты.

– Нет, конечно. Я всего лишь посредник, а точнее заложник, главная фигура – вы.

Вилла находилась далеко за городом, и за ними прислали маши­ну с открытым верхом. Шубарин, уже второй день не видевший поблизости Стрельцова, подумал в долгой дороге, что главные люди могут и не попасть сегодня в его поле зрения. На прием не пригласили даже Анвара Абидовича, не исключено, что там не будет и тех, кто вышел на хлопкового Наполеона в лагере. В игру вступил, по всей видимости, второй круг людей, в том числе и он, тайна партийных денег охранялась надежно.

Вилла располагалась в большой оливковой роще, и когда Шубарины прибыли туда почти в сумерках, у высокой железной ограды на стоянке уже оказались припаркованы шесть-семь машин, но гостей, суда по всему, еще ждали. На аллеях давно зажгли огни, и гости неторопливо прогуливались по парку. Президент банка, сеньор Сальварани, напомнивший Шубарину фамилией знамени­того итальянского велогонщика, встречал подъезжающих сам и тут же знакомил с теми, кто оказывался поблизости.

Через полчаса всех попросили пройти на сиявшую праздничны­ми огнями виллу, сразу за накрытые столы. Шубариных посадили рядом с банкиром из Германии и его супругой, и Артур Александ­рович обменялся с ними несколькими фразами на немецком, всего за столом оказалось двенадцать пар и трое мужчин без дам. Все время ужина шел живой, интересный разговор, Шубарин, вгляды­ваясь в лица окружающих его людей, думал, кто же из них уполномочен говорить со мной, ведь среди гостей он один был русским. Тут, конечно, обольщаться не следовало, ведь, как гово­рил Анвар Абидович, за партийными деньгами из бывшего СССР стоят, к сожалению, в основном подданные других стран. Больше всех, по предположению Шубарина, на назначивших ему встречу подходили трое мужчин без дам. Они и сидели рядом, и по тому, как общались, видимо, знали друг друга давно, хотя большинство гостей виделось впервые, об этом и сеньор Сальварани в своей приветственной речи заметил.

Шумный прием катился к концу, и Шубарин уже смирился с тем, что встреча не состоится и на этот раз, как в перерыве между застольем служащий банка, встречавший их в аэропорту, отведя Артура Александровича в сторону, сказал:

– С вами хотят переговорить наедине, пожалуйста, подними­тесь на второй этаж, в каминный зал.

«Наконец-то!» – обрадовался Шубарин и, оставив жену на попечение немецкой паре, с которыми сблизился за вечер, поспе­шил наверх.

На втором этаже он ткнулся в одну дверь, потом в другую, и лишь третья оказалась нужной. В каминном зале с высокими потолками горели только приглушенные огни напольных светиль­ников, и он не сразу увидел в глубине комнаты небольшой стол, за которым в высоких кожаных креслах сидели трое мужчин, о чем-то оживленно беседуя. Толстый ворс ковра скрадывал его шаги, и они могли не слышать, как он вошел, двери тут тоже отворялись без привычного скрипа и грохота. Как только он подошел к столу, все трое дружно поднялись и поприветствовали по-русски:

– Добрый вечер, Артур Александрович, мы рады вас видеть. – И он с каждым обменялся рукопожатием.

Заняв предложенное место, Шубарин внимательнее оглядел си­девших за столом и еще раз убедился, что никого из них на приеме не было и он до сих пор их никогда не видел. Собравшиеся в каминном зале расспросили Артура Александровича о том, доволен ли он поездкой, завел ли нужные связи, полезной ли оказалась встреча в деловом плане. На все эти вопросы Шубарин ответил положительно и поблагодарил за предоставленную воз­можность напрямую познакомиться с известными банкирскими домами Европы.

– Это в наших интересах, – коротко ответил за всех седеющий брюнет лет сорока пяти в светлом двубортном костюме, в лацкане которого кокетливо алела роза из сада сеньора Сальварани, ему наверняка принадлежала главенствующая роль в компании, как успел заметить Шубарин.

Потом на Шубарина посыпался шквал вопросов по его банку, причем чувствовалось, что все трое прекрасно ориентировались в финансовых делах, были профессионалами. Артур Александ­рович ожидал такого разговора и почти все вопросы предугадал, готовясь к встрече. Задали и несколько неожиданных, но он и на них ответил четко. Потом вдруг прозвучало несколько вопросов личного характера, например, не желает ли он перебраться на Запад, зная языки и имея немало довольно богатых друзей, живу­щих ныне в Европе и Америке, обязанных ему в прошлом, и на­помнили про Гвидо Лежаву. На что Шубарин заметил, что даже в застойные годы бывал на Западе с семьей, но остаться – мысли такой никогда не приходило и что позже, находясь на стажировке в Германии, ему предлагали место в одном крупном банке, экспер­том по России, и сулили такие условия, от которых даже у банкира могла закружиться голова, но он отказался. Напоследок спросили: как к нему относятся сегодня в высших эшелонах власти? На что Шубарин ответил, что его проект экономических и финансовых реформ на переходный период для республики еще два года назад рассматривали на очередной сессии Верховного Совета, что он без особых хлопот получил лицензию на открытие банка, и помещение выделили ему, представляющее архитектурную ценность, – бы­вшее здание «Русско-Азиатского банка».

Подытоживая беседу, человек с розой в петлице сказал:

– Мы не ошиблись в вас, и ваш банк представляет для нас интерес, мы будем сотрудничать… Но когда мы впервые вышли на вашего бывшего патрона, находящегося ныне в заключении, в стране была другая ситуация, наш разговор происходил до объявления Узбекистаном суверенитета. Нестабильность полити­ческой обстановки на всей территории бывшего СССР заставила нас искать новые пути, изменять готовые планы. Те суммы, кото­рые мы готовы были уже в следующем месяце перегнать к вам из Италии и Германии, неожиданно нашли новый адрес с абсолют­ной гарантией. Все решилось буквально на днях, на этой неделе, оттого и на встречу мы опоздали, только сегодня прибыли в Ми­лан. У нас от вас, Артур Александрович, секретов нет: адреса новые – это Куба и Северная Корея, и мы, для начала, переводим деньги туда. Существует правило: не складывать все яйца в одну корзину, мы ему и будем следовать. Работайте, набирайте мощь и авторитет, и ваш час настанет, мы объявимся снова, не преду­преждая, верим – вы наш человек. А за то, что пошли навстречу нам, партии, спасибо. – И они дружно поднялись, давая понять, что аудиенция закончилась.

Возвращались Шубарины домой опять же через Германию, на этом настоял их новый знакомый, немецкий банкир из Дюссель­дорфа, вот только из-за этой встречи поездку в Милан можно было считать удачной. Как банкир он много выиграл от знакомст­ва с коллегами, теперь он напрямую мог обращаться к десяти президентам крупных банков в Европе, чьи визитки он увозил с собой. Шубарин уже договорился с немецким коллегой, что сразу по возвращении пришлет на стажировку в Дюссельдорф пятерых служащих из своего банка. И все коллеги, без исключения, прояви­ли интерес к его банку, к Узбекистану, к сотрудничеству с ним, как же тут считать поездку неудавшейся. Но главными для Артура Александровича на сегодня были только деньги партии, он зара­зился этой идеей насквозь, ему так хотелось быстрого результата, ведь он дома втянул в авантюру прокурора Камалова и генерала Саматова. Где-то в глубине души он лелеял еще одну надежду – вырвать из лагеря Анвара Абидовича. В Ташкенте он опекал его сыновей и обещал им перед отъездом в Италию, что скоро отец будет на свободе. Не удалось и это. Результаты встречи в Милане больше всего расстроили Анвара Абидовича, дожидавшегося до глубокой ночи возвращения Шубариных с виллы, ему оставалось только ждать, а ведь он уже рассчитывал, что через месяц-другой покинет свою постылую лагерную каптерку. В оставшиеся дни в Италии Артур Александрович не встречал нигде и Стрельцова, хотя внимательно вглядывался в людей и на прогулках, и в рес­торане. Может, у него срок командировки кончился, а может, он выполнил свою программу, ведь его в детали операции не вводили.

В день отъезда он долго плескался в овальной ванне из розового мрамора, больше похожей на мини-бассейн, подводил итоги и от­метил, что обе цели, поставленные им дома, слишком велики и значительны, чтобы реализоваться с первого захода, эта мысль несколько успокоила его, теперь он точно знал, что партийные деньги есть и их немало.

Из-за непредвиденной задержки в Дюссельдорфе Шубарин вер­нулся в Ташкент чуть позже, чем планировал. Самолет прилетел глубокой ночью, но утром он уже был в банке. Он часто звонил из Италии на работу и знал, какие дела ждут дома, многие из них требовали его личного участия. Первым делом он проверил авто­ответчик своего телефона и убедился, что уже три дня подряд названивает ему незнакомец, с которым они договорились встре­титься сразу по возвращении. Значит, клиент из Германии прибыл, довольно потирая руки, улыбнулся Шубарин, уж очень он желал форсировать хоть эту операцию с деньгами преступного мира. Во второй половине дня он хотел созвониться с Камаловым и до­говориться о встрече, чтобы информировать его о поездке, и но­вость о том, что люди Талиба прибыли из Германии, оказалась бы кстати.

Незадолго до обеда у него раздался телефонный звонок. Звонил тот самый человек, встречи с которым он так жаждал. Незнакомец приветствовал с возвращением домой, расспросил о поездке, поин­тересовался, какие из банкирских домов Европы были на торжествах, чем подтвердил, что банковское дело ему не чуждо и он знает, что творится в финансовом мире не только у нас, но и за кордо­ном. Затем он плавно перешел к делу и сказал, что звонит четвер­тый день подряд, что человек из Германии прибыл к назначенному сроку и очень нервничает, ибо завтра он позарез должен быть в Гамбурге.

– Ну мы сегодня и решим все дела, а на Гамбург у нас теперь ежедневный рейс, – успокоил Артур Александрович. На другом конце провода предложили:

– Прекрасно. Сейчас приближается время обеденного перерыва. Не возражаете, если мы встретимся и пообедаем в «Лидо», на вашей территории, говорят, этот ресторан принадлежит вам. Заод­но и гостя обрадуем, он в восторге от узбекской кухни и счастлив, что мы вытащили его в Ташкент, а не в Милан, как я предлагал. Если вас устроит время и место, мы через час встречаемся в «Ли­до», – заключил вдруг незнакомец, несколько убаюкав внимание Шубарина. От неожиданности Артур Александрович только и на­шелся, что спросить:

– А сколько вас будет?

– Трое. Но вы с собой можете захватить кого хотите, мы не ограничиваем вашу свиту, доверяем вам.

– Нет, я буду один, – ответил он и откладывать, переносить встречу не стал: и немец спешил домой, да и к Камалову хотелось прийти с реальным результатом.

Отдав кое-какие распоряжения по банку, подписав бумаги, он позвонил прокурору, чтобы сообщить, что прибыл и что через час встречается с Талибом и его людьми в ресторане «Лидо», но Ферганца на месте не оказалось. На встречу он решил ехать с Коста, но когда попросил вызвать его наверх, того тоже не было на месте, поехал в аэропорт добывать авиабензин, «Мазерати» требовала топлива высокого качества. Предупредив людей на входе, чтобы Коста, как только появится, подъехал к «Лидо», Артур Александрович отправился на «Мазерати» на встречу.