-- Мы же договорились по дороге, -- сказал Андрей.
      -- Что-о-о?
      Андрей сел. Они смотрели друг на друга во все глаза. Попугай подпрыгивал над головой и скреб лапами по коньку палатки.
      -- Я тебе сказал по дороге.
      -- Ты молчал всю дорогу.
      -- Дела... -- сказал Андрей. -- Твоя правда, биополе. Я же все рассказал очень подробно.
      -- Ты сказал, что если взорвать запруду, пройдет волна и захлестнет старицу. Потом всю дорогу помалкивал. Здесь ты объявил, что нужно двадцать саперов и включил рацию.
      -- Биополе, -- сказал Андрей. Он потер лицо грязными ладонями.
      -- Объясни насчет саперов, -- сказала Алена.
      -- Да не только саперы... Ты права, вдвоем опасно. Неплохо бы вызвать дона Сантоса.
      -- Объясни насчет саперов...
      -- Да сейчас... -- Он вытащил из пакета рабочий журнал и открыл крок местности. -- Вот остров Огненных, вот рукав и запруда. Рукав проходит в лессовом коридоре. Сейчас вода поднялась метров на пять над прежним уровнем, вот здесь, над запрудой. Над коридором огромный запас воды. Теперь смотри. Клуб опущен на полтора метра в сухую старицу, у ее берега вода стоит всего на полметра от гребня. Если она пойдет через верх, Клуб окажется под водой.
      Алена потянула к себе журнал.
      -- Сейчас, -- сказал Андрей. -- Слушай. Мы боялись, что его захлестнет, если вода пойдет через край коридора, вот сюда. Мы считали, что взрыв спасет положение. Сегодня до меня дошло, что после взрыва обрушатся все пять, то есть шесть метров воды и до муравейника докатится волна метра в два. Я даже посчитал чуть-чуть. Его накроет... с головой. Ждать нельзя, взрывать нельзя, следовательно, надо отвести воду в главное русло, вот сюда. Надо прорыть канал. Вот зачем саперы.
      -- Клуб, -- сказала Аленка, -- почему Клуб не принимает свои меры?
      -- О, господи, -- Андрей начинал злиться. -- Его эволюционный опыт не содержит наводнений, он же неподвижен. Вероятнее всего, он и сохранился потому, что в старице гигроскопичная почва. Откуда ему знать, что люди спустили по реке больше леса, чем она может пропустить?
      Он помолчал, посмотрел на Алену и спросил с отчаянием:
      -- А вдруг это не Бемба?
      ... Они увидели деревню два месяца тому назад, случайно. Аленка забралась на дерево, чтобы осмотреть ферму червецов, и в мглистой дали увидела крышу из пальмовых листьев. Она сбросила шнурок, Андрей привязал к нему бинокль, и через пять минут они уже знали, что рядом живет Бемба. Старый Бемба, великий повстанец, за голову которого обещано целое состояние. В столице говорили, что можно обещать вдесятеро больше -- Бембу никто, не поймает, никогда. Никто не знает, где он отсиживается между походами и смолит свои пироги, пока города зарастают травой, а гарнизонные комманданте пересчитывают живых.
      Почему они были уверены, что за протокой -- деревня Бембы? Пилот вертолета, -- лейтенант жандармерии, -- говорил, что ближайшее поселение в пятидесяти милях отсюда. Второе. Деревню не видно ни с воздуха, ни с суши. Единственное немаскированное направление -- на муравейник, где заведомо не бывает людей. Наконец -- полная тишина. Собаки не лают, дети не подают голоса, не промелькнет по воде пирога. Но в бинокль видны люди с ружьями, и внизу, у самой воды, пулеметчик сидит на корточках за треногой.
      Аленка тогда сказала: "Забыть". И они забыли, хотя Аленка иногда стонала про себя от любопытства. Рядом, в километре всего, отсиживался настоящий повстанец, и нельзя никак проявить участие. Они старались не смотреть в ту сторону, проплывая мимо протоки -- на этом настоял рассудительный Андрей. Он, в отличие от жены, понимал, что нельзя проявлять любопытство: если там действительно хоронится Бемба, он любопытства не потерпит...
      Она устала за этот день. Отвратительно устала, тошно, расслабленно. Андрей смотрел чужими глазами, лежа на мешках. Как тюк.
      -- Это Бемба, -- сказала Алена.
      -- Ты что, допустишь, чтобы Клуб погиб?
      -- Будем копать канал.
      -- Чепуха. Придется месяц валить деревья, а саперы пойдут с мотопилами, и пророют канал двумя направленными взрывами.
      -- Саперов вызывать нельзя, -- сказала она. -- Я. думала на днях, что дневники придется засекретить. Пока не скинут этого Перуэгоса. Экспедиции помчатся толпами.
      Андрей сел рядом с ней. Алена не отодвинулась и не смотрела на него.
      -- Ах, черт, -- сказал Андрей. -- Идем в космос, чтобы найти разумных, а они здесь, вот они. Мы ничего не знаем, мы сотой доли не знаем, и. в самом начале познания мы, могучая цивилизация, своими руками его убьем... Что он, виноват, -- закричал Андрей, -- что мы в своем доме порядок навести не можем?!
      Аленка молчала.
      -- Бемба уйдет, -- говорил Андрей. -- Сорок лет его ловят, он их бьет, как хочет, и уходит, когда хочет. У него есть еще деревни. Думаешь, у такого тигра одно логово?
      Алена молчала, крутя на пальце пистолет.
      -- С одной стороны -- некоторое беспокойство, причиненное крохотной частице человечества. С другой стороны -- гибель целого разума, обрыв эволюционной ветви. Нечто эквивалентное гибели человечества... Аленка, что ты молчишь?
      -- Красно говоришь, -- сказала Аленка. -- И врешь. Лезешь в космос за человечностью.
      -- Ты что предлагаешь конкретно? Сидеть сложа руки? В конце-то концов, не наше дело. Мы могли не знать о деревне, и...
      -- Краснобай, -- сказала Аленка.
      -- А, к черту! --пробормотал Андрей и затих. Тогда Аленка вышла из палатки и стала смотреть на тени, далеко протянувшиеся по воде. Попугай, нахохлившись, сидел на перилах. Сейчас некогда было соображать, что случилось, и как теперь будет с Андреем. Будь что будет. Она вернулась в палатку, подобрала микрофон и положила в карман. Андрей протянул руку, но Аленка выскочила на мостки и спрыгнула в пирогу. Все-таки руки тряслись, когда она отвязывала жесткий шнур, и Андрей спрыгнул в воду, и взялся за борт пироги.
      -- Убирайся вон, -- сказала Аленка. -- Пришел сообщить, что лес рубят -- щепки летят? Тебе еще орденок подкинут: От благодарного Перуэгоса.
      Он молча влез в лодку и начал вычерпывать воду. Взял весло, встал на левое колено, и сказал:
      -- Вылезай. Я пойду сам.
      Страшное было у него лицо. Распухшее, грязное, отчаянное. На голой груди -- черные пятна укусов. И Аленка опять с тоской посмотрела кругом, и снова увидела те же джунгли, и столбы, и москитов, цыкнула на себя, как на кошку, и начала грести.
      ... Они шли по деревне. Конвоиры шли сзади, и стволы карабинов, горячие, как пыточные прутья, обжигали спину при каждом шаге.
      -- Не смотреть, -- сказал Андрей. Они видели только серую землю, плотную, влажную, пружинящую под их подошвами и под босыми ногами конвоиров. От конвоиров пахло ружейной смазкой и жевательным табаком. Где-то поблизости ревун ухал басом. Конвоиры остановились и разошлись полукругом. "Не смотреть!" Кто-то шел навстречу. Он медленно переступал ногами, кривыми и жилистыми от старости, обутыми в солдатские ботинки на пуговицах. На ходу он спросил что-то по-испански.
      -- Не понимаю по-испански, -- сказал Андрей. Тогда старик ломано заговорил по-английски.
      -- Кто есть?
      -- Мы русские, -- сказал Андрей.
      Старик переспросил монотонно:
      -- Кто есть?
      -- Русские.
      -- Почему идете?
      -- Мы пришли просить, -- сказал Андрей. -- Нам нужна помощь. Мы друзья. Пришли просить помощи.
      -- Белая собака, -- сказал старик по-испански, и Андрей понял его и поднял голову. Старик смотрел с ненавистью. Из-под тяжелых морщинистых век. Так смотрят на змей. С безразличной ненавистью. На людей так не смотрят. "Неужели это Бемба?" -- подумал Андрей и сказал, чтобы не тянуть больше:
      -- Я буду говорить с вождем. -- Он смог сказать это медленно и раздельно, и пока старик молчал, Андрей чуть двинулся вправо и Аленка прижала к нему плечо и шепнула "ничего".
      -- Я вождь, -- безразлично сказал старик, но Аленка сейчас же сказала "Нет!". Андрей покачал головой.
      -- Я буду говорить с вождем.
      Старик медлительно повернулся и повел их к большой круглой хижине.
      Внутри было прохладно и полутемно. У срединного столба сидел человек. В полутьме белела его голова; он сидел неподвижно, а они стояли шагах в десяти, не видя его лица, и только чувствовали на себе его взгляд. Потом глаза привыкли к полумраку.
      Человек был стар. Он был древний, как резьба на столбе, но в его лице не было выражения старческой мягкости. Он сидел очень прямо. Седые волосы, перехваченные через лоб шерстяной лентой, опускались на плечи прямыми прядями.
      ... Тот Чье Имя Нельзя Произносить смотрел на молодых белых, стоящих у входа в его дом. За их спинами светило заходящее солнце и сидели на корточках Змеи. Белые смотрели на него непонятно. Женщина смотрела с любопытством, а мужчина -- с тревогой, и еще с каким-то выражением, которого он не сумел понять.
      -- Зачем они пришли?
      -- Он говорит, что им нужна помощь, что они друзья, что они просят помощи.
      "Они смотрят приветливо, -- понял Бемба. -- Агути приветливо смотрят на крокодила".
      -- Кто они?
      -- Рашен, -- сказал Многоязыкий. -- Так он себя называет.
      -- Что это означает?
      -- Не знаю. Это язык северных белых.
      ... Он хотел бы спросить, что они делают среди Огненных в своих зеленых одеждах. Как они узнали о его деревне, и на каком языке они говорят. Знает ли белый, что он привел беременную жену на смерть.
      Он не спросил ничего. "Если ты должен убить хороших людей, не заводи с ними дружбы".
      Он понимал, что это неразумно. Белые могут знать многое о солдатах, их привезла военная летающая машина, но Дождь в Лицо не может их спрашивать. Еще несколько мгновений он колебался, потом приказал:
      -- Пусть они уснут, и во сне их смерть будет легкой. Отвези их обратно, положи в доме. Ничего не трогайте и не оставляйте следов.
      Он произнес это, не глядя на Аленку и Андрея, -- тихо, даже равнодушно, но они поняли.
      "Вот как это, оказывается, -- подумал Андрей, -- и страха нет. Ничего нет".
      Нельзя было смотреть на Аленку.
      -- Андрей! -- сказала Аленка, и вдруг он начал хохотать, и корчась от хохота, чувствуя слезы на глазах, он все время видел Бембу, неподвижно сидящего под резным столбом, и черно-белую ленту над его седыми бровями.
      Его толкнули в спину, стянули локти, свет остро ударил в глаза. Аленка крикнула: "Старый идиот! Идиот!". Потом они шли по улице и он говорил Аленке какие-то слова, а она смотрела на него ясными спокойными глазами, только брови были подняты и лицо спеклось, как опаленное сухим жаром.
      -- Сядьте, -- сказал старик в ботинках. Оказалось, что трудно сесть на землю со связанными руками. Они. сели в тени, старик что-то приказал конвоирам.
      -- Вот старый идиот, -- сказала Аленка.
      -- Смешно, -- сказал Андрей. -- Один против мира. Что он знает о мире? Как большой Клуб.
      -- Да, -- сказала Аленка.
      ... Тусклым голосом пропела за спиной птица. Старик повернул узкое лицо и посмотрел назад из-под руки, в прошлое. Птица пропела еще раз. Старик сплюнул коричневую слюну к их ногам и проговорил с ненавистью:
      -- Встать.
      Их снова ввели к вождю и развязали руки.
      Теперь Бемба смотрел на Аленку. Андрей отвечал, старик в ботинках переводил, но, задавая вопросы, вождь смотрел только на Аленку.
      -- Что кричала? Она?
      -- То, что кричала.
      Бемба покачал головой -- чуть заметное движение.
      -- Что она кричала? -- повторил переводчик.
      -- Что вождь поступает неправильно, -- угрюмо сказал Андрей. Пауза. Старик что-то говорит Бембе и трясет головой. Бемба тихо шамкает одно длинное слово. Старик покорно сгибает спину.
      -- Кто пришел за помощью, человек или женщина?
      -- Женщина и человек.
      "До чего противно, -- думал Андрей. -- Как будто я виноват, что по-английски "мужчина" и "человек"- одно и то же".
      -- Какую помощь вы хотите?
      -- Надо прорыть канал, чтобы спала вода.
      -- Зачем?
      -- Чтобы муравейник не залило водой:
      -- Ха! -- сказал Бемба.
      -- Объяснять? -- спросил Андрей. Аленка кивнула.
      -- Это особые муравьи, -- сказал Андрей. -- Почти как люди.
      Когда старик перевел, вождь тоже кивнул головой и произнес: "Солдадос".
      -- Нет, нет, -- сказала Аленка. -- Они думают. Как вы или вы. -- Она показала пальцем на Бембу и старика. Бемба внимательно посмотрел на ее палец, и заставил старика повторить перевод.
      -- Они знают, кто я?
      Аленка кивнула, и Бемба опустил ладонь на рукоятку ножа.
      -- От кого они знают?
      -- Мы видели деревню из муравейника.
      Бемба жестом приказал им сесть и произнес одно длинное слово.
      Многоязыкий с кряхтеньем опустился на колени, вытащил из металлической коробки карту, заклеенную в прозрачный пластик, и развернул ее на полу.
      Аленка подошла, чтобы посмотреть карту. Очень подробная военная карта, прекрасной печати. Алена присела на корточки, поддернув бриджи. Бемба что-то спрашивал, глядя на нее запавшими глазами. Замолчал. Старик-переводчик зашипел, как змея, и вдруг Алена увидела, что вместо карты, покачиваясь, плывут внизу под ногами деревья, все быстрей, быстрей, и еще быстрей -- в глазах рябит, а по берегу неровными прыжками скачет кошка. "Ягуар, -подумала Аленка, -- какой он странный сверху... Они зажалят его до смерти". Огненные летели над ягуаром -- крошечные искры заходящего солнца, и зверь, яростно мяукая, бросился в воду, мордой вниз...
      Аленка. сидела на корточках у карты. От реки несся хриплый кошачий вой, круглый потолок над головой был совсем темный. Пахло крепким табаком и оружием. Она даже не успела шевельнуться и никто не обратил на нее внимания. Андрей показывал на карте, старик переводил и только Бемба смотрел на Аленку и чуть заметно качал головой.
      ... Было совсем темно, когда воины столкнули пироги на воду и взяли на буксир их лодку. Ночные звуки гулко летели над берегом. В воде отражались огромные звезды и факел, установленный на передней пироге. Бемба как деревянный стоял у воды, ни на кого не глядя.
      Наверное, это была великая честь -- воины ходили согнувшись, мелкими смешными шагами. Рулевой левой пироги протянул Аленке руку, но уже ступив в лодку, Аленка прыгнула обратно на берег, подбежала к Бембе и подала ему свой пистолет, рукояткой вперед. Старик взял пистолет и она вытащила из кармана две запасные обоймы.
      Андрей смотрел, стоя в пироге. Бемба забрал обоймы в горсть, наклонился, что-то сказал, снова выпрямился как деревянный.
      Факел погас, и в полной темноте пироги понеслись по протокам. Резко пахло потом, шумно дышали гребцы, и Аленка посвистывала ему со второй пироги, а Многоязыкий сидел перед ним и с ненавистью смотрел в темноту.
      Было непонятное время, непонятное место, и была глухая ночь, когда они выбрались на мостки. Пироги бесшумно ускользнули в темноту, только голос Многоязыкого сказал с ненавистью: "Мы придем утром к дамбе".
      -- Давайте, давайте, -- сказал Андрей. Спотыкаясь, он осветил палатку, обдул ее инсектицидом, и открыл мешки.
      ... Он заснул сразу, и бормотал черными губами, когда Аленка стягивала с него ковбойку и прижигала укусы. Она залезла к нему в мешок и заплакала -во второй раз за этот день, а он повернулся и, не просыпаясь, обнял ее.
      VII
      Вода текла по мостовой. Рваные волны ударяли в стены домов, мутная вода потоком скатывалась по откосу и заливала бульвар, старые липы и стриженые газоны. Крокодилы скатывались вниз, на дорожки, и плескались в грязной воде, щелкая зубами. -- "Это Гоголевский бульвар, -- понял Андрей. -- Это во сне". Он проснулся. Была еще ночь. "Э-а-а-а!" -- тянула вдалеке ночная птица. Алена дергала его за ухо. Он помигал и сел вместе с мешком.
      -- Просыпайся. Пошла вода.
      ... Фонари болтались под палаткой, освещая днище пироги, мокрые сваи и черные зеркала водоворотов вокруг свай. В лодке можно, было стоять, только согнувшись. Андрей опустился на колени и начал разгружать ящики с герметичными упаковками, хранящиеся под водой. Алена принимала и складывала вещи на мостки. Он старался быть рассудительным, но провисшее брюхо палатки безысходно качалось над самой головой. Как будто его затопило мутной водой, и он видит, как она качается над головой.
      Он вытащил из глубины ящика ручной прожектор, который им не понадобился до сих пор. Все идет в дело. Прожектор светит на полную силу, батареи совершенно не сели за три месяца.
      -- Все? -- спросила Алена.
      -- Одевайся. Берем съемочные и боксы. Побольше боксов. Сачок и лопатку. Контейнеры в пироге. -- Он с усилием повернул струбцину, залитую защитной смазкой, укрепил прожектор на носу пироги и выбрался на мостки. Скверная тишина стояла кругом. Только птица тянула: "Э-аа-а"...
      Алена подала ему комбинезон.
      -- Оружие и эн-зе? -- спросил Андрей.
      -- Все здесь.
      Так. Теперь не спрыгнешь в лодку -- зальет вентиляцию. Он перевел пирогу к лестнице.
      -- Садись.
      Так. Теперь он передавал вещи сверху вниз, бормоча про себя, чтобы ничего не забыть. Он подумал было -- взять с собой отснятые пленки. Ни к чему. Пирога мала, а. ящики герметичные, не утонут.
      -- Наладь прожектор, -- сказал он Алене.
      Желтый луч ушел к берегу и. закачался впереди, выскакивая над верхушками леса, в черное небо, потом опустился и осветил черную воду.
      ... Деревья поднимались все выше, закрывали небо вместе с бледными звездами, и вдруг они въехали в муравейник, прямо на пироге, и в желтом луче завертелись искры, как багровые светляки.
      ... Великий город Огненных погибал. Глинистые потоки хлестали по дорогам, вода возникала из-под земли и перекатывалась через ряды солдат и стволы деревьев, источенные термитами.
      Первыми погибли рабочие на грибных плантациях, замурованных в глубоких подземельях. Потом вода поднялась в камеры термитных маточников и поглотила маток, которые роняли последние яички в воду, и бесчисленные поколения белых термитов и охрану. Этого было достаточно, чтобы муравейник погиб от голода, но вторая волна, как отзвук грохота бревен, хлынула в следующие этажи города. Тонули в казармах рабочие-листорезы, и рабочие-доильщики тлей, и муравьи-бочонки в складских пещерах, а по мутным водоворотам катились живые шары, свитые из большеголовых солдат. Крылатые солдаты носились в темноте, не слыша команды -- тысячи воинов, которым теперь было нечего охранять.
      ... Рассвет застал людей у Клуба. Большой Клуб, мозг гигантского муравейника, уходил под воду. Пещеры под ним были уже затоплены. Отсюда поднимались и уносились по течению трупы крылатых -- не бесполых солдат, а самцов. Это были первые самцы, которых удалось увидеть -- странные существа, с короткими декоративными крыльями. Может быть из-за того, что они погибли, Большой Клуб, состоящий из самок и бесполых рабочих, на какое-то время выключился, замер. С отчетливым шелестом носились по извилинам рабочие, но мозг был неподвижен и диски-информаторы сидели по верху грота, как огромные красные глаза.
      -- Ах, черт, -- сказал Андрей. -- Сибирского бога черт... -- и, разрывая застежки, стал дергать кинокамеру из чехла.
      -- Сиб-бирского бога... -- Диски всегда держались в воздухе, и шли злые споры -- рассыпаются они для отдыха, или так и живут скопом.
      Прошла третья волна. Волна захлестнула нижний откос грота, и внезапно диски взлетели и с жужжанием двинулись в разные стороны.
      -- Смотри! -- крикнула Аленка.
      Большой Клуб заработал. Всюду, где можно было что-нибудь разглядеть, хаос сменялся порядком. Шары сцепившихся муравьев, бестолку перекатывающихся по воде, направлялись к ближним деревьям и высыпались на кору огненными потоками. Над главной тропой кружились алые смерчи -- крылатые солдаты поднимали на воздух тонущих рабочих, выбирая их из хаоса веточек и насекомых, с вентиляционных холмиков, даже с бортов пироги. Спасалась ничтожная часть, горстка, но Большой Клуб сражался, как мог, а вода поднималась, и уже нижние края фестонов ушли под воду.
      Андрей снимал. Алена меняла кассеты, держа на коленях запасной аппарат и подавала ему, и он снимал на самой малой скорости, снимал все. Как рабочие потащили корм через верх, по гребню, как ушли под воду солдаты охраны, как верхние узлы начали стремительно откладывать яйца, и несколько минут мантия потоком тащила их кверху.
      Это было ужасно -- обратный поток скатывался под воду, в слепом стремлении к беспомощным мозговым, еще шевелящимся внизу.
      Это было ужасно -- живой мозг погибал у них на глазах, а они, как стервятники, крутились рядом. Пирога поднималась вместе с водой и Аленка говорила в магнитофон, меняла кассеты, и снимала, и следила по секундомеру -- в какую секунду Большой Клуб перестал принимать информацию, когда погибли двигательные центры и диски неподвижно повисли в мокром воздухе.
      Всего полметра Клуба оставалось над водой, когда он попытался создать инфразвуковую трубку. Это был спазм, судорога памяти -- в трубку свивались и крошечные "минимы", и молодые рабочие, и старые, в тусклом, почти коричневом хитине. И вдруг они разбежались, не достроив трубки. Все. С потолка грота поползли рабочие -- кто куда -- и все кончилось. Комочки жирной земли падали в воду, просвеченную красным, и по бортам пироги бестолково носились длинноногие солдаты.
      Андрей не оглядывался. Алена сунула ему сачок, всхлипнула, подвела лодку к гребню, и под ветками деревьев, спустившимися к самой воде, он опустил сачок и, поддав коленом, вырвал кусок из того, что было Клубом. И еще раз. Потом Аленка двинула веслом, лодка пошла над тропами, и снова он взялся за гладкое древко сачка, стряхнул с него мусор и трупики муравьев, и накрыл диск, тихо жужжащий над самой водой. Щелкнула крышка бокса.
      Домой. "Вернулся домой моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришел с холмов". Лодка качалась, проходя поляну наискось, впереди маячила палатка, и Андрей смотрел вперед, вперед, -- и только бы не оглянуться. Теперь там пировали рыбы и ныряли в мутной воде крокодилы, не брезгающие ничем.
      Аленка перестала всхлипывать и тихо возилась на корме, приводя себя в порядок. Вздохнула глубоко и сказала сиплым решительным голосом:
      -- Сейчас будем есть. Ты не ел со вчерашнего утра. Рация в порядке?
      "Верно, -- подумал Андрей. -- Уходить. Нечего делать на кладбище". Он посмотрел на свои руки в грубых защитных перчатках -- в петельках на запястьях еще торчали пинцеты. Снял перчатки. Пинцеты слабо звякнули. Андрей нагнулся к рации, грубые складки комбинезона врезались в воспаленную кожу. Тогда он поднял руки к горлу, крепко ухватился за воротник, рванул. С пронзительным треском лопнула ткань, Андрей выдернул ноги из сапог, отшвырнул комбинезон от себя к рыбам.
      Лодка пристала к мосткам. Андрей вылез и включил рацию. Через два-три часа вылетит вертолет.
      Задраивая ящики, они видели, что комбинезон еще поворачивался на воде -- то ли его гонял вентилятор, то ли крокодил принял за тонущего человека,
      VIII
      Никто не знал, что делает вождь. Ночью, когда всех поднял на ноги грохот, похожий на далекие орудийные выстрелы, Тот Чье Имя Нельзя Произносить оставался в доме. Рано утром женщины и телохранители ушли в малый дом. Вождь остался один, и весь день он был один в большом доме. Днем прилетела летающая машина, долго висела над поляной. Рев, свист и запах гари заполнили джунгли, но вождь никого не послал на разведку и никто не решался заглянуть под резную балку, узнать, что он делает.
      Зато сотни глаз смотрели из-за деревьев на поляну. Белая машина висела над оранжевой палаткой, по воде бежала мелкая рябь. Светлоглазый качался на веревочной лестнице, передавая что-то наверх, в черный люк. Палатка качнулась, упала, потом полотнище втянули на веревке в машину, как огромную рыбу, и машина задвигалась, пошла прямо от деревни и скрылась за лесом.
      Бело-красная пирога осталась привязанной к столбу. Когда вода пошла на убыль, лодка повисла на столбе, кормой в воду. После захода солнца Бегущий бесшумно проскользнул в один дом, в другой и тогда все поняли.
      Поход!
      Старшины бегут по деревне, и в каждом доме начинается торопливая возня. Поход! Женщины спешат к берегу, следом за воинами, к пирогам, и стоят в темноте, не решаясь заплакать. Только что они сидели у очагов с мужьями, а дети тихо посапывали в гамаках, и вот уже удаляются хриплые выдохи гребцов:
      Женщины расходятся по домам, но Змеи, оставшиеся охранять деревню, сидят на берегу до самого рассвета.
      На рассвете две пироги переплывают поляну и осторожно углубляются в бывшие владения Огненных.
      -- ... Одни утонули, другие ушли, -- сказал пулеметчик.
      -- ... Да, теперь они снова "солдадос", бродячие, -- подтвердил старшина Змей.-- Пулемет поставим здесь.
      На высоком берегу над пещерой пулеметчик присел на корточки, повернул ствол и показал рукой -- лианы закрывали вход в протоку. Воины начали рубить лианы, а старшина заглянул вниз и сплюнул. Из пещеры поднималась кислая вонь.
      -- Многие умерли, -- важно произнес старшина.
      -- Плохая примета, -- сказал пулеметчик. -- Говорили, что они -последние во всех джунглях.
      -- Лгут, -- сказал старшина. -- На Великой реке я видел других. Они убили Маленького Удава.
      -- Я думал, он убит в сражении, -- пулеметчик посмотрел в прицел. -Хорошо. Теперь я вижу реку.
      Воины подошли к старшине и тоже заглянули вниз.
      IX
      Самолет был свой, советский -- с огромной надписью "Аэрофлот", и красным флагом на стабилизаторе. И экипаж был свой, советский, и странно было слышать русские слова от других людей, и где-то в далекой дали остались ночные звуки джунглей, утренний вопль ревуна, и хриплый рев крокодилов.
      Они сидели в самолетных креслах с высокими спинками, держали на коленях советские журналы. Багаж был надежно запрятан в грузовых отсеках, чемодан с дневниками лежал в ящике над Аленкиной головой. На тележке привезли еду: жареный цыпленок, картофель фри, что-то в баночках.
      -- Прибереги аппетит, -- сказала Аленка. -- Ты разоришь Аэрофлот, старый крокодил джунглей.
      -- Не буду. Наберегся, -- нагло сказал Андрей и улыбнулся стюардессе. -- Я бы съел чего-нибудь еще, посущественней.
      -- Попробуем вас накормить, -- сказала стюардесса.
      Горы уже были далеко позади, и за круглыми оконцами перекатывался гул моторов, и необозримая, синяя, замерла внизу Атлантика, и над ней висели круглые облака. Огненные облака. Раскаленные рассветом круглые облака.
      "Возвращение с победой. С Пирровой победой", -- думала Алена, а Андрей уже достал блокнот и писал формулы -- строчка за строчкой. Пиррова победа...
      Давным-давно, когда ей было лет шесть или семь, они с братом набрели на полянку, в лесу, под Москвой. Полянка была красная от земляники. Аленка заглянула под листья, обмерла, и много лет спустя, стоило ей только захотеть, она могла увидеть эту полянку, услышать ее запах и ощутить вкус переспелой земляники на языке.
      Теперь она может летать над джунглями и видеть джунгли, как видел их Большой Клуб. Она закроет глаза и увидит, как мелькают огромные листья и мчится темным силуэтом ягуар. Мчится по берегу и сигает в воду...
      Алена не успела рассказать Андрею об этой галлюцинации, а сейчас почему-то нельзя. Она простила его, вычеркнула, тот позорный разговор начисто и все-таки они молчат.
      Вот почему они молчат. Она возвращается с победой, а он -- с поражением. Для него не бывает побед, его битва никогда не кончится, и он всегда будет помнить о том, что. Большой Клуб погиб непознанным. Будет помнить и казниться. Что он сейчас делает, Андрей? Может быть, он думает о том же и вводит в свои формулы критерий "пирровости всех побед"?
      Вернулась стюардесса, поставила перед ними обоими по подносику.
      -- Изумительно, -- сказал Андрей. -- Восхитительно. -- Он стал жевать, глядя в блокнот красными глазами. За сборами было некогда спать, а в самолете Андрей никогда не спал.
      -- Я уверена, -- сказала Алена, -- что есть еще Огненные. И не один Клуб. Есть.
      -- Не надо, Аленушка.
      -- Есть, -- сказала Алена.
      Наверное, у нее было несчастное лицо. Стюардесса посмотрела издали и подошла снова.
      -- Почему вы не кушаете?
      -- Так, -- сказала Алена. -- Спасибо.
      Андрей крошечными значками, как муравьями, заполнял страницу за страницей, иногда смотрел в оконце, но когда солнце поднялось выше, задернул занавеску.
      Аленка хмурилась во сне. Воины шли по ночным дорогам под звездами, и на их пути в джунглях вспыхивали бесшумные пожары.
      Москва 1964-1989