"Сколько часов были в воздухе?" - "Более десяти".- "Который вылет в этом месяце?" - "Двенадцатый".- "За пятнадцать дней? Садитесь в мою машину! Начальник штаба, доложите командиру полка: забираю капитана на профилактику". - "Так у меня же все вроде нормально, товарищ полковник..." - "Нормально, нормально, садитесь!"
      Привез в лазарет. И - Челушкину Константину Александровичу, начальнику медслужбы: "Под вашу личную ответственность! Обеспечьте капитану полноценный отдых. Стол с усиленным питанием. Для тонуса можно коньяк. Воздух и море. Выписывать только с моего разрешения!"
      О жизненном пути Николая Александровича мне больше всего удалось узнать от его ближайших боевых друзей - штурманов Петра Ильича Хохлова и Александра Федоровича Толмачева.
      Дед и отец - туляки, потомственные оружейники. Сам тоже родился в Туле. Комсомолец двадцатых годов. С 1926-го - коммунист. Мечтал стать инженером, окончил рабфак, поехал в Москву. Жизнь решила иначе: авиация призывала лучших из лучших в свои ряды. После окончания школы пилотов имени А. Ф. Мясникова стал летчиком-инструктором. Затем был направлен на Черноморский флот, в часть, которая называлась минно-торпедным авиационным отрядом.
      Этот вид авиации был тогда новым, вокруг него велись споры. Молодой командир с первых дней сделался горячим поклонником нового оружия, новой тактики поражения морских целей. С энтузиазмом осваивает новые приемы пилотирования воздушного корабля, в короткое время достигает незаурядных успехов.
      Вскоре, однако, уясняет, что для успешной торпедной атаки одной дерзости, даже и помноженной на личное летное мастерство, недостаточно, что основа победы должна быть заложена в тщательно разработанном плане боя. С каждым полетом усложняя для себя и для летчиков отряда условия торпедометания, ищет приемы сближения с противником, способы определения упреждений, наиболее выгодные дистанции для поражения движущихся и маневрирующих кораблей, тщательно изучает штурманскую работу на торпедоносцах...
      О Токареве распространяется слава как о летчике с характером. Одни считают его человеком честолюбивым и самоуверенным, другие - увлеченным фанатиком своего дела; кто-то поражается его безошибочному летному чутью, кто-то необыкновенному "везению". Однако всем ясно: это незаурядно одаренный летчик, человек большой авиационной судьбы.
      За успехи в боевой и политической подготовке в феврале 1938 года Токарев награждается орденом "Знак Почета".
      В 1939 году переводится на Балтику. Сначала в должности заместителя командира эскадрильи, затем комэска, вновь весь без остатка отдается любимому делу. Освоение нового самолета, отработка групповой слетанности, совершенствование тактических приемов...
      Здесь он начал летать со штурманом Петром Хохловым. Боевое содружество вскоре превратилось в большую личную дружбу, окончательно окрепшую в дни первых военных испытаний.
      ...Утро 30 ноября 1939 года. Серое балтийское небо, колющий ветер. Метеорологи обещают погоду "в полоску". На аэродроме снега по колено, а под ним вязкая, хлюпающая, не промерзшая и на сантиметр земля.
      Задание эскадрилье поставлено трудное: найти замаскированные в шхерных лабиринтах Ботнического залива финские броненосцы береговой обороны и нанести по ним удар.
      Сложный взлет на перегруженных самолетах проходит благополучно. Эскадрилья выстраивается в журавлиный клин, берет курс к вражеским берегам. Первое в жизни боевое задание, первая настоящая проверка.
      При подходе к Турку бомбардировщиков встречает гряда густых облаков и плотный туман, опустившийся чуть не до самой воды. Вдобавок с неба начинают падать крупные хлопья снега. Токарев снижается к воде, высота пятнадцать двадцать метров. Все еще пытается пробиться к шхерам, во что бы то ни стало выполнить боевой приказ. Вслед за ним, в белой мгле над черной водой, скользит весь журавлиный клин. Но уже ясно: природу не переспорить. Если сейчас и наткнешься на броненосец, все равно ударить с такой высоты нельзя: подорвешься на собственных бомбах. Но вероятность встречи ничтожна: шхеры накрыты таким туманом, что в нем может укрыться сотня кораблей...
      Штурман эскадрильи Хохлов тяжело переживал неудачу. Больше за командира, чем за себя. Возвратиться на аэродром с бомбами в первый день войны... А ведь надо еще посадить самолеты с огромными "пятисотками" на вязком, расквашенном поле. Подобных посадок в учебных целях никогда не производилось, о таком и помыслить в мирное время никто не мог.
      Еще десять - пятнадцать минут рискованного, но совершенно безнадежного поиска...
      Приземлились благополучно. Токарев слез по трапу, неуклюже переступая в снегу отяжелевшими ногами в собачьих унтах, молча двинулся на КП. За ним Хохлов. Спрятав лицо в меховой воротник, отвернувшись, будто от ветра, чтобы не видеть ссутулившуюся спину и опущенные плечи своего командира и друга...
      В ту лютую зиму Токарев летал без устали. Топил транспорты, уничтожал воинские эшелоны, вел ожесточенные воздушные бои с вражескими "бристоль-бульдогами". Совершил пятьдесят семь успешных боевых вылетов.
      Отлично воевали и его подчиненные. Эскадрилья за время боев с белофиннами уничтожила много важных целей, сбила одиннадцать самолетов врага и была награждена орденом Красного Знамени. Ее командир - орденом Ленина.
      А 21 апреля 1940 года Николаю Александровичу Токареву было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Он назначается командиром полка. Со всей энергией, свойственной его натуре, принимается за решение проблем, диктуемых сложной и напряженной обстановкой того периода.
      Но молодому командиру не повезло. В начале 1941 года в полку произошла тяжелая авиационная катастрофа. Один из летчиков, выполняя сложный полет, потерял ориентировку в тумане. Погиб весь экипаж, погиб видный изобретатель, находившийся на борту самолета. В феврале пришел приказ о переводе Токарева на Юг с понижением в должности.
      Взыскание не обидело боевого командира: он сам острее всех переживал потерю. В чем-то, конечно, была и его вина. Не хватало опыта, кое-где подводил и характер: горячность, стремление добиться своего, не считаясь со сроками и возможностями подчиненных... Став на должность заместителя командира 2-го минно-торпедного авиаполка Черноморского флота, майор Токарев отлично организовал летную подготовку. Сам летал больше всех. В короткое время полк освоил ночные полеты, довел до виртуозности пилотирование по приборам...
      И вот - Великая Отечественная война...
      С первых дней - налеты на Констанцу. Один за другим, по два раза в день. Пять часов длится полет. Токарев отдыхает столько, сколько требуется для ремонта и заправки самолета. И снова - в воздух. Не пропускает ни одного группового полета. И это не только азарт боевого летчика, не только неукротимый токаревский темперамент. Руководитель полетов, неизменный ведущий боевых групп тщательно изучает противовоздушную оборону военных объектов врага, ищет наименее опасные подходы к целям, наиболее эффективные тактические приемы для их поражения. Вылет за вылетом, бомбежка за бомбежкой. Корабли на Дунае, батареи Тульчи, военные склады в Сулине, нефтяные заводы Плоешти, военные сооружения Констанцы, аэродромы, скопления вражеской техники на дорогах и переправах...
      Потом оборона Одессы, Перекопа, бои в небе Ростова, Севастополя, Керчи...
      В конце августа в полк возвратился из госпиталя штурман Александр Федорович Толмачев. 13 толя он вылетел со своим командиром капитаном Семспюком к составе семерки, ведомой Токаревым. Задача бомбоудар по кораблям на Дунае, в Тульче. Экипаж Сгменюка должен был отвлечь на себя огонь зенитных батарей противника. На подходе к цели самолет атаковали дни истребителя. Толмачев успел прицельно сбросить бомбы, уничтожил батарею, но в этот момент в машину попал снаряд. Летчик был убит, штурман ранен. Неуправляемый самолет устремился к земле. Очнувшись, Толмачев откинул педали, вставил аварийную ручку управления и вывел машину в горизонтальный полет. Истекая кровью, сумел дотянуть до своей территории и совершить посадку в поле...
      Токарев предложил Толмачеву летать с ним. Толмачев, разумеется, согласился. С тех пор они были неразлучны. Их боевое содружество стало образцом для всех экипажей полка.
      С осени сорок первого Токарев стал командовать полком. Забот прибавилось. Но это не мешало ему чуть не каждый день водить в бой своих подчиненных.
      Весной сорок второго года 2-й минно-торпедный полк был переименован в 5-й гвардейский. Преклонив колени перед новым, почетным знаменем, летчики и их командир поклялись биться с врагом еще самоотверженней, беспощадней.
      Наступил самый тяжелый период войны. Фашистские полчища подошли к Сталинграду, к отрогам Главного Кавказского хребта...
      На новороссийском направлении идут тяжелые, кровопролитные бои. Немцы подтягивают подкрепления, готовясь к удару со стороны Неберджаевской.
      24 августа, с утра, майор Токарев поднял в воздух восемнадцать бомбардировщиков. Ведущим пошел сам. Летели журавлиным клином, без прикрытия: свободных истребителей не было. Разбомбили колонну автомашин на дороге Крымская - Новороссийск. На обратном пути успешно отбились от "мессеров".
      Тут же приказ на повторный удар. Пока подвешиваются бомбы и заправляются баки, командир полка делает разбор полета: огонь зениток не так силен, можно понизить высоту бомбометания до тысячи ста метров. Вылетает вторично ведущим первой девятки. Вторую ведет комэск Минчугов.
      На подходе к дороге - огненная завеса. Снаряды рвутся в опасной близости. Группа проскакивает заслон без потерь, отбивает атаку семерки "мессеров". Узкая дорога у Неберджаевской забита потоком машин и пехоты. Толмачев сбрасывает часть бомб на головной отряд. Самолет атакуют два вражеских истребителя...
      Осколок снаряда ожег руку штурмана, пулеметная очередь пробила бензобак. Появился огонь на правой плоскости. Толмачев затягивает руку бинтом, не отрывая глаз от дороги. "Мессершмитты" продолжают атаку.
      - Правая плоскость горит,- повторяет доклад стрелок-радист Петр Конкин, ловя в прицел своего раскаленного пулемета наседающего сверху "мессера". Толмачев выводит самолет на участок дороги, где автомашины с гитлеровцами сомкнулись в сплошную цепочку.
      - Горим,- еще раз напоминает стрелок. Командир молчит. Напряженно дышит раненый штурман.
      - Сброс,- докладывает Толмачев, поворачивая прицел, чтобы проследить падение бомб.
      Бомбы несутся на дорогу, с дороги навстречу - прерывистые дымные трассы автоматических пушек "эрликон".
      - И левая плоскость горит!- докладывает Конкин. Все бомбы сброшены, ветер свищет в пробоинах, из левой плоскости валит дым, пламя с правой уже не сбить. Надо командовать прыгать с парашютом. Токарев колеблется.
      - Дотянем до Мысхако,- подсказывает Толмачев.
      На Мысхако - выдвинутый на крайнюю линию к фронту маленький полевой аэродром истребителей. Садиться на него и для ястребка - лишний раз испытывать судьбу.
      Токарев выпускает шасси, но стойки не становятся на замки. Сажать "на брюхо"- горящий самолет наверняка взорвется. Уходит на встречный круг, пытается закрепить "ноги". Одна сигнальная лампочка загорается. Вторая "нога" беспомощно болтается под моторной гондолой...
      На аэродроме все выскочили из землянок, задрали головы вверх. Огромная горящая машина заходит на посадку: Заходит образцово - точно по осевой линии полосы...
      Долетев до границы аэродрома, Токарев выключает мотор. Самолет стукается о землю одним колесом, подпрыгивает. От толчка до конца выпускается вторая стойка, становится на замок. Бомбардировщик, окутанный дымом и пылью, пробегает отпущенные ему две несчастные сотни метров. Успевает затормозить.
      Не успели люди со стоянок подбежать к машине, как Токарев, высвободившись из лямок парашюта, уже взобрался на плоскость. Бросил парашют на пробоину, из которой выбивалось пламя. Навалился на него всем телом. Раненый штурман последовал его примеру, выбравшись на правое крыло. Подбежал Конкин с огнетушителем, за ним местные техники, летчики...
      ...На полковой аэродром из этого полета не возвратились три экипажа. Вернувшиеся видели, как падал простроченный очередями бомбардировщик Острошапкина, как потянул в сторону горящий самолет Бесова, как пошла на снижение густо дымящая машина командира полка...
      Горькая весть моментально облетела полк. Ждали до конца этого дня. Ждали до вечера следующего. И когда уже не осталось почти никаких надежд, над аэродромом появился самолет. Он сел, весь в заплатах, отремонтированный на скорую руку, но спасенный, живой... Затем начались полеты на перевалы Главного Кавказского хребта. По шесть - восемь вылетов в день делал Токарев. Его неукротимая энергия, самоотверженность увлекали весь полк. Командир был кумиром летчиков...
      В конце октября сорок второго года Николай Александрович назначается командиром авиабригады. Но и осваиваясь на новой должности, ни на неделю не расстается с полетами.
      На аэродроме Майкоп сосредоточилось большое количество самолетов противника. Поразить их обыкновенным ударом с воздуха не представлялось возможным. Решено было высадить парашютный десант. На Токарева возлагалось осуществление первой части этого замысла. Десять бомбардировщиков, возглавляемые комбригом, блестяще обеспечили высадку. Дерзким налетом парашютистов были уничтожены десятки вражеских самолетов, цистерны с горючим, склады...
      31 марта 1943 года Токарев с блеском осуществил бомбовый удар по Севастопольскому порту.
      Будучи ведущим первой девятки, он от начала до конца боя управлял действиями всей группы по радио, моментально оценивал все изменения тактической обстановки, принимал соответствующие решения.
      В результате внезапного одновременного бомбового удара с разных направлений в порту Севастополь было потоплено десять и повреждено пять плавединиц врага, разбито несколько складов, десятки железнодорожных вагонов, истреблены сотни гитлеровцев...
      В июле 1943 года бригада была преобразована в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию. Следствием этого явилась неожиданная встреча: штурманом дивизии был назначен Герой Советского Союза Петр Ильич Хохлов, давний друг и соратник Токарева, один из лучших штурманов Балтфлота, в августе 1941 года принимавший участие в первых налетах на Берлин.
      Радости обоих не было конца. Стали опять летать вместе...
      26 сентября тридцать шесть бомбардировщиков дивизии вылетели на Южную бухту Севастополя. С момента взлета до выхода из боя под ураганным огнем зениток - все было организовано Николаем Александровичем. Это был тот полет, о котором я упомянул вначале. Садиться в Каче нам не пришлось. Мой самолет шел от ведущего в пятидесяти метрах. На цель вышли под сильным зенитным огнем. Токарев вывел свою четверку на удар и следил за действиями остальных групп. Результат был прекрасным: потоплен крупный транспорт и несколько тральщиков...
      Это был последний массированный удар с личным участием комдива.
      Вечером 13 января 1944 года Николай Александрович прилетел в Скадовск, на ближний к фронту аэродром, где базировалось несколько эскадрилий дивизии. Над полем нависало пасмурное небо, ветер гнал на восток рваные облака. Зарулив на стоянку, комдив ушел на командный пункт.
      Девятка "хейнкелей" подкралась на большой высоте. Пробила облачность и выскочила на центр поля. Одна из сброшенных бомб попала в самолет командира дивизии...
      Токарев прибежал с командного пункта. Стоил не шевелясь, глядя, как огонь пожирает любимую машину. Когда последний клуб дыма отнесло к Каркинитскому заливу и обнажился черный ребристый скелет самолета, решил:
      - Останусь здесь. Буду летать на "бостоне". Из Скадовска он руководит атаками на корабли, транспорты, порты. Запертый на замок со стороны суши Крымский полуостров необходимо было блокировать и с моря.
      - Надо добиться, чтобы ни один корабль не смог выйти из Крыма, ни один фашист не ушел оттуда живым!
      22 января 1944 года Николаю Александровичу Токареву присваивают звание генерал-майора авиации.
      ...Данные о появлении в Евпатории вражеского транспорта в сопровождении пяти десантных барж были получены им спустя девять дней после этого знаменательного в его жизни события.
      Токарев выслал группу бомбардировщиков. Полетели молодые летчики. Самолеты были встречены с берега и с кораблей сильным огнем. Все бомбы прошли мимо цели.
      Токарев отдает приказание вооружить торпедами два А-20 - свой и майора Обухова.
      После взлета у ведомого забарахлил мотор, и он вынужден был пойти на посадку. Токарев подождал его в воздухе, но, выяснив причину приземления, решил лететь один. Комдива прикрывали шесть истребителей 11-го полка, возглавляемые майором Денисовым. Хохлов был занят на соседнем аэродроме, штурманом с Токаревым полетел майор Николай Маркин. Воздушным стрелком-радистом - Василий Гончаров.
      Самолет пронесся над Джарылгацким заливом, перескочил песчаную косу, вышел в море...
      Погода была скверная, почти до воды свисали свинцовые облака. Одинокий торпедоносец несся над волнами, почти касаясь их гребешков. Обогнув мыс Тархан-кут, устремился на восток...
      Евпаторийский рейд. На седоватой воде - неподвижные черные точки. Через минуты они вырастают в характерные силуэты. Вражеский конвой...
      Токарев с ходу повел самолет в атаку.
      Весь огонь кораблей сосредоточился на одиноком смельчаке. Ударили зенитки с берега. На дневное торпедометание вообще мы ходили как минимум парами. А тут - на рейде, в порту... Чтобы отвлечь огонь противника от комдива, Денисов приказал четырем истребителям проштурмовать корабли. Ястребки пикировали смело, обрушивая на палубы ливни свинца. Однако ничто уже не могло помочь торпедоносцу, лежащему на боевом курсе. Вокруг него сплелись трассы автоматических пушек, ни одна из которых не могла упустить пристрелянную цель. А сойти с боевого курса было немыслимым для Токарева...
      Самолет сбросил торпеду и тут же загорелся, продолжая нестись в сторону берега...
      Истребители видели разгоравшееся пламя на крыле машины комдива. Управлялась она с трудом, видимо, Токарев был тяжело ранен. Самолет по прямой пересек побережье, перелетел озеро Майнаки, приземлился и через минуту-другую взорвался...
      Весть о гибели любимого командира отдалась болью в сердцах всех его подчиненных. Каждый боевой вылет в дивизии в эти дни был освящен местью за его смерть.
      Сразу после освобождения Евпатории ближайший друг и боевой соратник погибшего комдива подполковник Петр Ильич Хохлов вылетел на По-2 к месту катастрофы. Многие, жители города и его окрестностей оказались свидетелями героической атаки отважного торпедоносца и всего происшедшего после. Их рассказы подтвердили и дополнили то, что удалось увидеть летчикам-истребителям.
      Для увековечения памяти Героя Советского Союза генерал-майора авиации Николая Александровича Токарева Президиум Верховного Совета СССР издал 31 мая 1944 года специальный указ. Дивизия, которой он командовал, названа его именем. На Театральной площади Евпатории воздвигнут гранитный постамент, увенчанный бронзовой скульптурой героя.
       
      И СНОВА ВЕСНА... Эпилог
      Экипаж наш окончил войну счастливо. Все мы остались - живы, с победой вернулись домой. Впрочем, слово "вернулись" здесь вряд ли подходит. Дома, у себя на родине, побывал, разумеется, каждый. Но потом...
      Не раз говорил я, и в этой книге, и в прежних, что за годы войны нашим домом стал полк. Полк, авиация, армия...
      В этом, втором, нашем "взрослом" доме после войны и остались жить чуть не все мои боевые друзья.
      Техник Миша Беляков. Служил, окончил академию, опять служил. И лишь тяжкий недуг - несомненное следствие нечеловеческих перегрузок - вынудил подполковника-инженера расстаться с любимым делом. Вырастил двух сыновей, дочь. Все трое пошли по стопам отца - инженеры.
      Сам Миша до выхода этой книги не дожил.
      С Николаем Прилуцким довелось встретиться через год после войны, на Балтийском флоте. Он был назначен штурманом полка, я - сначала комэском, затем помощником командира. Работали так же дружно, как на войне. Сейчас он полковник в отставке, живет в родном Житомире. Живет активно, не просто пенсионер. Встречается с молодежью, внушает ей любовь к тому делу, которому сам посвятил всю жизнь...
      Коля Панов. Выучился на офицера, служил. Потом демобилизовался, работал в геологоразведке, не изменяя своей профессии, избранной еще в довоенные времена...
      Сменивший его в нашем экипаже Иван Должиков трудился и трудится на "гражданке", живет в Подмосковье...
      Саша Жуковец, как и мечтал всю войну, вернулся к родной земле, на Украину. Много сил отдал подъему родного села после военных бедствий...
      Ну и о некоторых других героях этой книги: обо всех помянуть невозможно, прошу извинить.
      На одной из московских улиц живет Герой Советского Союза полковник в отставке Александр Иванович Жестков. Бывший командир "счастливой девятки". После войны он окончил академию, командовал полком, долгое время служил в военно-транспортной авиации. Уволился по болезни. И даже после тяжелой операции, причиной которой была травма головы, полученная в далеком сорок втором, сумел остаться в трудовом строю. Работает ночным директором на одном из столичных заводов, всегда желанный гость в цехах у комсомольцев, в подшефной пионерской дружине. Хорошая, дружная семья: жена, две дочери журналист и инженер, внучата...
      Бывший его штурман, подполковник в отставке Иван Григорьевич Локтюхин, - в Ленинграде. Работает в финансово-экономическом институте. Тоже долго служил в авиации. Служит ей и сейчас. Все, кому посчастливилось побывать на ежегодно устраиваемых встречах ветеранов войны в Пушкинском театре, конечно, помнят богатую фотовитрину "Ветераны в дни войны и мира". Это любимое детище бывшего штурмана знаменитой "девятки".
      А ее "доктор", бессменный техник вечного "ила" Григорий Михайлович Гармаш, так напугавший когда-то фашистского аса обыкновенной ракетой, - также подполковник. Живет в памятном всем нам Новороссийске. Тяжелая болезнь - тоже несомненный результат тех ночей и дней - приковала его к постели. Но Григорий Михайлович остается в нашем строю: ведет активную переписку с однополчанами, с молодежью. Во всем помогает ему его верная подруга жизни Мария Алексеевна. Вот что она пишет в одном из последних писем:
      "Всегда гордилась и горжусь однополчанами, их подвигами в боях с фашистами. А вот мой гвардеец занемог. Но не сдается. И верю - он будет всегда гвардейцем, пока бьется его сердце..."
      Что возможно добавить к этим словам?
      В начале 1953 года, после окончания Военно-морской академии, я был направлен на Тихоокеанский флот, командиром авиаполка. Там тепло и сердечно встретил меня командующий ВВС флота Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Виктор Павлович Канарев - бывший командир нашего 5-го гвардейского, а затем и авиадивизии. Хороший был командир и хороший командующий...
      Ныне его уже нет в живых.
      Как-то в Кисловодске довелось повстречаться с Героем Советского Союза генерал-майором авиации Михаилом Ивановичем Буркиным - другим нашим комполка. Звание Героя он заслужил на Тихом океане, куда был переведен от нас в конце сорок четвертого года. После войны служил на Балтфлоте заместителем командующего ВВС, потом начальником училища. Теперь живет в Куйбышеве, председатель Совета ветеранов войны...
      Бывший штурман дивизии Петр Ильич Хохлов, также Герой, генерал-лейтенант, до ухода в запас руководил штабом ВВС Краснознаменного Балтийского флота, штабом авиации ВМФ. Это он в августе 1941 года первым бомбил Берлин. Затем оборона Ленинграда, бои на Черном и Баренцевом морях... Обо всем этом он рассказал в своей интересной книге - больше, конечно, о друзьях, чем о себе...
      С командующим ВВС Северного флота Героем Советского Союза генерал-полковником авиации Иваном Егоровичем Корзуновым мне довелось долгое время вместе служить в Заполярье. Я был его первым заместителем - начальником штаба ВВС флота. Вместе с нами служил и неразлучный штурман Ивана Егоровича полковник Иван Иванович Филатов, возглавлял один из ведущих отделов штаба.
      Много успел сделать Иван Егорович Корзунов для нашей авиации, для флота. В 1966 году с ним пришлось распрощаться...
      Да, война веку не прибавляет.
      Тем дороже нам те друзья, что живут. Живут, трудятся, иные еще продолжают служить. Хоть, конечно, летают уже только в качестве пассажиров. С тоской смотрят на небо. До конца, верно, будут смотреть...
      * * *
      И вот мы снова в Севастополе, И снова весна.
      Яркое крымское солнце слепит глаза, выбивает слезу. После Балтики, Тихого, Заполярья. Потом - Ленинграда. Должно быть, отвык. Да нет, просто - молодость, то есть...
      Может, не солнце и виновато...
      Наряженные в кумач и цветы улицы, узнаваемые только по плану. По плану города - того, старого, пронесенного в памяти через всю жизнь. Кумач и цветы, и гирлянды - для нас. Праздничный город принимает гостей - своих защитников и освободителей...
      На Приморском бульваре пряный аромат жасмина, белой акации. И запах моря... Нет, прежде печаль и радость. Щемящая радость узнавания. Сколько лет прожил, на скольких морях побывал, и только сейчас открыл, что запах у всех морей разный. Нет, у всех, может быть, одинаковый, но у Черного...
      Запах молодости, А может быть, где-то еще застоялись дымы...
      Потом - встреча. Встреча как встреча, как сотни таких же встреч. Сколько раз их описывали в газетах, показывали по телевидению. Узнаванья и неузнаванья, объятья и поцелуи, молодецкое похлопывание по плечу, возгласы радости и удивления. Сотни раз повторенные, беспомощные слова...
      Кажется, никогда в мире люди так не нуждались в единственном нужном слове и никогда и нигде не были так бессильны перед ним...
      - Да неужели ж это ты, Иван? Это же три Ивана!
      - Сашка! А где же твой чуб?
      - А двух наших Иванов помнишь?
      - Пятеро внуков? Ого!
      - Зато голова цела, что там прическа...
      - Шестидесяти нет? Салага!
      - О! Товарищ генерал! А помнишь... Иду на Малахов курган. Оттуда все видно. Главное - море. Небо и море. Но море сейчас главней.
      У пилотов морских
      Не бывает могил на войне...
      Выбираю уединенное место на узенькой тропке, вьющейся меж молодых тополей.
      Да, отсюда все видно.
      ...Где-то там, за горизонтом, за далью времени и пространства, пылающим факелом несся на вражеский эсминец торпедоносец Михаила Панина. Взорвался не долетев, будто не выдержав гнева и ненависти, накопившихся в душе ведущего его человека, в душах троих с ним летящих в бессмертье людей...
      ...Где-то дальше еще, с чужих берегов, взмыл в небо огромный султан от другого взрыва: Борис Шеховцов на пробитой снарядом машине врезался в море, не успев сбросить все бомбы на вражеские корабли...
      ...Где-то взрывается низко летящий, над самой водой, торпедоносец Семена Самущенко...
      Александра Ковтуна...
      Александра Пресича...
      ...Обогнав свою торпеду, перелетев через обреченный фашистский транспорт, падает в море убитый в воздухе Коля Синицын...
      Николай Зайцев...
      Евгений Шарловский...
      Александр Вальцев...
      В воздухе, в море...
      Дотягивали и до земли. Взрывались на ней, над ней.
      Николай Александрович Токарев...
      Андрей Кондрашин...
      Борис Громов...
      В море, над морем. На земле, над землей.
      Всех не помянешь. Даже в одном только нашем полку. А сколько друзей, соседей, вместе летавших, не раз выручавших, спасавших...
      На Приморском бульваре цветут каштаны. Да, они очень похожи на огромные, потемневшие от времени шандалы с нежно-кремовыми стеариновыми свечами. Свечи горят. Горят и при ослепительно ярком солнце...
      Белокаменный город слепит глаза. Вновь и вновь обращает их к морю, к ровной, мягкой, спокойной его синеве. Удивительно гладкое море сегодня. Гладкое и просторное, каким, кажется, не было ни разу за войну.
      "Герою воздушных просторов будущего". Что-то в этом роде написал я на маленькой карточке, подаренной в день выпуска из училища своему другу Коле Николаеву. Героем Николай стал. До будущего не дожил. Другие дожили. Пора идти к ним.
      Герои, герои... Признанные, с Золотыми Звездами, мои однополчане Сергей Дуплий, Александр Жестков, Иван Киценко, Александр Толмачев, Георгий Черниенко...
      И те, что не смогли сегодня приехать...
      И те, что не смогут приехать уже никогда, чьи койки, аккуратно заправленные солдатскими одеялами, стоят навечно свободные в новых, светлых казармах и чьи имена выкликаются на вечерних поверках в сурово-торжественной тишине...
      Десять воинов удостоились звания Героя Советского Союза в одном только нашем 5-м гвардейском минно-торпедном полку!
      А сколько украшенных Звездами наших соратников по дивизии, по флоту, былых соседей по аэродрому, вместе с нами летавших на комбинированные удары, прикрывавших нас от смертельных атак "мессеров" и "фоккеров", разведывавших для нас вражеские конвои, скопления войск... Михаил Авдеев, Александр Гнедой, Борис Литвинчук, Иван Любимов, Георгий Москаленко, Николай Наумов, Владимир Наржимский, Владимир Снесарев, Владимир Скугарь...
      Разве всех перечислишь!
      А сколько героев без Звезд, но увешанных сплошь орденами, как золотыми щитами... А сколько героев без этих щитов...
      Не надо считаться ни звездами, ни полками. Все мы - одна большая семья.
      Торжественное шествие по улицам Севастополя...
      Не знаю, какое впечатление оставил этот марш у жителей города, густо толпившихся на тротуарах. Мы, конечно, стеснялись. Давно не строевики. И это слепящее солнце, отблески от наград...
      Страница памяти...
      Страница истории?
      Да. Вот что хотелось, что хочется больше всего - чтоб сохранилась эта страница. Оставить, оставить как можно больше им, здесь стоящим, гуляющим, молодым...
      Что оставить? Только лишь память - о подвигах, именах...
      Нет, наши помыслы, наши чувства. Ведь каждое поколение неповторимо.
      Наше - вдвойне.
      Вот о чем думалось и мечталось в тот ослепительно яркий день в ослепительно белом, праздничном, мирном городе...