— «Одиозный»… я… Игорь Олегович… понимаете, такие обстоятельства были, что я…
— Проебал, что ли? — обезоруживающе говорит он смеясь.
— Ну… в общем да. А материал нужно сдать до пятницы, — выдыхаю я, обескураженный таким неожиданным поворотом.
— Вот вы, журналисты! В пятницу сдавать, а он только сегодня проснулся. Ты посмотри на него! Ты как тот студент с китайским языком. — Он останавливается и смотрит на меня, чуть прищурившись.
— Ну, типа того, — киваю я, чувствуя, как пылают щеки. Первый раз лет за пять, наверное.
— Значить так. Завтра в половине шестого приезжай, только без опозданий. У меня будет час времени.
— Спасибо, Игорь Олегович! — честно говоря, я и не верил, что такие удачи случаются.
— Все, договорились! — Он проходит за барную стойку и начинает говорить с барменом. А я стою как идиот и не знаю, чем закончить встречу. В итоге не нахожу ничего лучшего, чем выдавить из себя:
— Приятно было познакомиться! Он оборачивается и кивает.
— Счастливо. В попе слива, — хмыкает он. Я сгребаю со стула сумку и отваливаю.
Выйдя из «Ностальжи», я думаю перейти дорогу и зайти в «Шатер», плавучее летнее кафе, тоже Бухаровское, но, завидев поток машин, оголтело несущихся по бульвару, сворачиваю налево и иду к метро. Метров через сто вижу впереди длинноногую шатенку, увлеченно разговаривающую по телефону. Ускорив шаг, приближаюсь, любуюсь стройными ногами, тонкими щиколотками, коротким платьем и внезапно решаю, что если сегодня так прет, необходимо использовать этот день по максимуму. Встретить в таком месте молодую телочку, причем в одиночестве, — большая удача. Я вообще начинаю верить в то, что всех симпатичных девчонок уже лет с пятнадцати ставят на карандаш скауты олигархов или московские сутенеры. Только семнадцать исполнится — бах, она уже занята. Ты думаешь, не повезло, а это просто такая система.
Я достаю два пригласительных на прошедшую вечеринку, посвященную концерту Джорджа Майкла в Москве (самого певца там, ясное дело, не было) и, дождавшись, пока она закончит говорить, почти поравнявшись с нею, громко ее окликаю:
— Вы это мне? — она оборачивается. Огромные карие глаза, удивленный взгляд, пухлые губы, волосы забраны в пучок — молодая студентка, мечта начинающего посетителя порносайтов. Но если там студенток в основном играют тридцатилетние порноактрисы, то в данном случае все без подстав. Ей действительно лет девятнадцать-двадцать, свежая кожа, никаких морщин в уголках глаз, а главное — глаза. Да-да, основное отличие тридцатилетних порномоделей от настоящих студенток — не состояние тела, а взгляд. Такого чистого, неиспорченного взора не бывает ни у Чейси Лейн, ни у Памелы Андерсон, вы уж поверьте мне, как старому фанату Magma. Такой взгляд бывает только у студенток третьего-четвертого курса, приехавших в Москву грызть гранит науки из Саратова, Ростова, Новосибирска или Самары. К пятому курсу, после упражнений с гранитом, они отращивают огромные клыки, заодно утрачивая обворожительную восторженность в глазах.
— Вы это мне говорите? — повторяет она.
Она берет приглосы, наверняка успевает прочесть написанное крупными буквами «эксклюзивное pre-party единственного концерта Джорджа Майкла», и тут же, словно обжегшись, возвращает мне:
— Это не мое, вы ошиблись. Но не отворачивается.
— Я знаю, что не ваше, — говорю я, понуро опустив голову. (Конечно не твое. Кто бы тебе дал пригласительный на закрытую вечеринку с Джорджем Майклом? Учитель физики, что ли?)
— На самом деле это мои пригласительные. Просто я решил вот так познакомиться с красивой девушкой.
— Оригинальный способ, — кокетничает она.
— Вообще-то дурацкий, — оправдываюсь я. — Пригласительные-то у меня есть, а девушки нет. Я за вами иду целый квартал.
— Правда? А я пять минут назад вылезла из трамвая. — Она хмурит брови.
— У-у-у-пс, — замешкавшись на секунду, я реагирую молниеносно и беспроигрышно. — Странно. Значит, мне показалось, что я шел за вами целый квартал. Это было как в сказке. Я шел и смотрел вам в спину…
— Невероятно. Неужели такое бывает? — Она делает паузу, видимо, решая, продолжать разговор или нет.
— Знаете, я и сам думал, что такое бывает только в кино: раз — и влюбился. Я, наверное, мог бы за вами до Питера дойти. — Пока она скользит по мне взглядом, я не даю ей опомниться. — Меня зовут Андрей, я историк в прошлом, немного журналист в настоящем и еще чуть-чуть музыкант в будущем.
— Журналист, музыкант, аспирант. — Она улыбается и тут же выдает пошлейшую фразу: — Просто праздник какой-то.
— Да-да. Только ради ваших глаз. А как зовут их обладательницу?
В целом все получается не совсем так, как я себе представлял. Скорее, это напоминает сцену ухаживаний Броневого за Догилевой в «Покровских воротах». Тем не менее…
— Катя. У вас великолепное имя. Как у Екатерины Медичи или Екатерины Великой. — Я зачем-то выдавливаю весь свой хилый исторический багаж, но понимая, что он слегка не в тему, вовремя переключаюсь. — Представь, у меня только одна знакомая с именем Катя, Катрин Весна, диджей. Представляешь? За все двадцать пять лет (Чего это ты молодишься, придурок?) я не встретил ни одной Кати. Это судьба?
— Мы уже перешли на «ты»? — Девушка выдает «мнимую интеллигенцию». — Ты такой шустрый, это просто потрясающе!
— Не могу тормозить, зайка. Боюсь не успеть за знаком судьбы, и все такое. — Я возвращаюсь к своей привычной манере. «Как хороший микс, свелась история…»
— А ты тоже диджей? — спрашивает она заинтересованно и слегка выпячивает нижнюю губу. Боже, какие у нее губы!
— Возюкать пластинки? — презрительно говорю я. — Это не для меня. Я поэт. Хип-хоп, гангста-трэш. Я фронт-мен группы «Московский Первый», слышала такую?
— Не-а.
— Мы мало выступаем. В основном закрытые вечеринки. Или для своих. Не хочется тиражировать искусство и переводить все в бизнес. Мне его и в жизни хватает.
— Серьезная работа, — снова смеется она. — С утра в офисе, вечером в клубе, под утро с женой.
— (Какая ты остроумная. Тебе бы в женский «Комеди клаб»). Знаешь, с утра я в офисе не бываю, слишком частые репетиции. И потом, я совладелец «Одиозного журнала» — работа творческая, все зависит от настроя, а не от рабочего расписания. — При упоминании комбинации «совладелец» плюс «Одиозный журнал» Катя смотрит на меня более заинтересованно. Не уверен, что она его читала, но, скорее всего, слышала. Вот она — великая сила промоушена!
— Последний пункт мы тактично опустили, — замечает она не без надежды в голосе.
— Последний? Ах, да. А жены у меня нет. И не было. Как-то сложно все. — Я снова делаю грустное лицо.
— Физиологические проблемы? — продолжает упражняться в остроумии она.
— Зайка, ты стреляешь без предупреждения. — Я изображаю звук выстрела. — Но это не мой случай. Слушай, а что мы стоим, как опоры Крымского моста? Пойдем кофе где-нибудь выпьем?
— Опоры Крымского моста! — Она заливисто хохочет. — Никогда такого не слышала!
— Только что придумал, — честно говорю я.
— Честность — такая редкость в наше время, — улыбается она.
Как и отсутствие силикона в губах, думаю я.
— Здесь в двух минутах ходьбы есть потрясающее летнее кафе «Шатер». А у кафе — пристань с настоящей венецианской гондолой. Тебя когда-нибудь катали в гондоле? В Москве? Не на «Мерседесе», не на лошади, а именно в гондоле?
— Ни одного раза, — отвечает Катя.
И вот через пять минут мы валяемся на диванах, курим, пьем зеленый чай и коктейли, болтаем о ее студенческой жизни — РГГУ, четвертый курс, экономика, возможно общежитие, но не в этом суть. Я рассказываю дежурные истории из жизни светского журналиста… то есть из жизни совладельца журнала, травлю байки как мы играли закрытый концерт для Прохорова в Куршевеле, она переспрашивает, кто такой Прохоров, что рождает аналогию с анекдотом, в котором школьница, услышав «сделать минет в рекреации», переспросила, что такое «рекреация», и жизнь приобретает веселенький зеленый цвет, как у «мохито», который я изредка потягиваю через вторую трубочку из ее стакана (это так не оригинально, но так трогательно). Я часто хохочу ее несмешным рассказам про однокурсников и мысленно прославляю глянцевую эпоху, в которой приезжие студентки старших курсов уже знают, что такое Куршевель, но еще не знакомы с Петей Листерманом. Это настраивает на оптимистичный лад и заставляет поверить в то, что и нам многое остается в этой скаредной на радости московской жизни. На подвешенных к потолку телевизорах поет Shade, снуют официанты, а слегка бухой гондольер пытается починить весло у гондолы. В «Шатер» входит Бухаров, я приветственно машу ему рукой, он сдержанно кивает в ответ, и Катя спрашивает меня кто это, а я говорю: хозяин заведения, мы знакомы сто лет. И еще она говорит: наверное, ты многих знаешь, а я глубокомысленно киваю и, помедлив, отвечаю: по роду занятий приходится. Нашу идиллию пытается нарушить мой мобильный, который трещал уже раза три, но я выключаю звук и заказываю кальян. «Двойное яблоко» — просит она, и я в который раз убеждаюсь, что все студентки почему-то непременно заказывают «двойное яблоко». Наверное, подсмотрели в каком-нибудь сериале. Кстати, гондольер так и не справился с веслом, отчего наша водная прогулка переносится на следующий раз. Мы покидаем кафе через полтора часа, обменявшись положительными эмоциями и номерами мобильных. Последнее, как вы понимаете, гораздо важнее.
Friends will be friends,
When you're in need of love
They give you care and attention.
Queen. Friends will be friends.
— Жесть, а не денек, — выпаливаю я, садясь за стол.
— Уработался никак? — ухмыляется Ваня, поглаживая бицепс. На Ване черная футболка, часы «Longines», прямые джинсы глубокого синего, почти черного цвета, черные кроссовки на трех липучках — все «Y-З», что, на мой взгляд, выглядит отстойно. И в плане бренда, и в плане цветовой гаммы. Ваня пьет минеральную воду «Evian» и постоянно приглаживает короткие волосы. Щеки у него здорового розового цвета, сразу видно: человек час назад разминался в спортзале. Рост метр девяносто, широк в плечах, руки дальнобойщика, но с маникюром (учитывая размер и форму рук, выглядит омерзительно). Честные голубые глаза, небольшое количество веснушек на носу, пухлые губы. Одним словом — любая бы замуж пошла. Мой ровесник Ваня приехал в город-герой Москву из Саратова десять лет назад с тремя сотнями долларов и перспективой убогого общежития. Года три как успешно делает карьеру финансиста в каком-то строительном холдинге. Холост. Парень неплохой, но лоховат, что в целом не проблема, принимая во внимание то, что из нашей компании он самый платежеспособный. Еще он помешан на хип-хопе и читает как бог. Это чистая правда, иначе год назад я бы не взял его в проект «Московский Первый».
— Не то слово, — я жестом подзываю официантку, — не то слово, брат. Времени не хватает. Один проект сменяет другой.
— Вызывает уважение тот факт, что при своем плотном графике, тотальном вовлечении в огромное количество проектов и полном погружении в ночную жизнь ты как-то умудряешься не забывать друзей. И опаздывать на дружеские вечеринки всего на сорок минут, — ледяным тоном говорит развалившийся в кресле Антон, отвернувшись к окну. — Вызывает уважение…
Вся компания разражается хохотом. — Я не понял, это была такая шутка, чувак? — Я недоуменно развожу руками и оглядываю стол. — Это чего, у вас тут теперь такие шутки, да?
— Нет, что ты! Это констатация факта, — все так же спокойно продолжает Антон. — Просто я как человек неорганизованный искренне завидую таким людям, как ты. Которые не забудут, не подведут, не опоздают, когда в них есть необходимость…
Все снова ржут. Антон наконец разворачивается ко мне.
— Я врубился, чувак, это кусок твоего нового сценария! Ты наконец начал писать сценарии! — Я прищуриваю левый глаз и указываю на Антона пальцем, как это делают герои идиотских американских ситкомов. — Я пришел не вовремя? Перебил читающего Панина? Sorry, брат, я реально не хотел.
— Знал, что ты поймешь. — Антон картинно щелкает пальцами и стряхивает кусочек зубочистки с лацкана пиджака. На Антоне коричневый пиджак на трех пуговицах, белая футболка с принтом в виде сильно декольтированной Белоснежки и похотливо улыбающихся гномов (производители не опознаны), вельветовые штаны цвета ирландского сеттера и коричневые замшевые лоуферы. На запястье пластиковый «Swatch» — стильный парень, ничего не скажешь. Род занятий обязывает. Антон Панин вместе с какими-то чуваками пишет музыку для телесериалов. Пишет много, покупают мало, но в этом году их мелодии вошли в два сериала, причем последний имел неплохой рейтинг. Он на пару лет старше нас, невысокий, худой, с вечно изможденным лицом, горящими зелеными глазищами и жиденькими каштановыми волосами до плеч. Точеный профиль, успех у девушек, огромная фонотека, нестабильные доходы, общение с Интернет-маргиналами, дома — постоянно хорошая трава и диджейский пульт. Работник искусств, одним словом. Музыку для «Московского Первого» пишет именно он.
— You got it, man! — он снова щелкает пальцами.
— Да-да. Слушайте, чуваки, я такую телку на улице встретил! — Я снимаю очки. — Нетронутая еще большим городом, свежая, застенчивая студентка. Возможно, даже из провинции. Я как-то… — Я шевелю пальцами в воздухе, но закончить мне не дают.
— Ну, тогда опоздание на сорок минут не считается проблемой, да? — Ваня делает еще глоток воды. — Какие-то сорок минут не в счет. Особенно если ты ехал в метро. — Он презрительно кривит губы. — Или шел пешком. По улице.
— Кажется, меня унизили, да? А в чем дело-то? У нас чего, собрание с целью формирования командного духа, или как?
— Мы собрались по поводу Вовки, — серьезно замечает Антон. — От него девушка ушла.
— В пятницу, — подтверждает до сих пор молчавший Вова. Он появляется в нашей компании редко, и я очень мало его знаю, но с Антоном его связывают какие-то старые отношения. Впрочем, какая мне разница? Выглядит Вова так, как если бы фронтмена «Aerosmith» Стивена Тайлера коротко постригли и одели в светлосерый офисный костюм и розовую рубашку. Реально, он очень похож на Тайлера — тот же лягушачий рот, те же безумные глаза и черные волосы. Ему бы еще голос да наркоманское прошлое — цены бы не было. Но Вова не поет, не пишет и не концертирует. Он занимается продажами кондитерских изделий в компании «Марс» — всех этих приторно мерзких «Сникерсов», «Марсов» и «Баунти», фу. Еще Вова по пятницам танцует в клубах и изредка нюхает кокаин. Не для того чтобы весело провести время, отнюдь: чтобы было куда надеть рваные голубые джинсы и оранжевую рубашку, купленные на распродажах три года назад. Действительно — не пропадать же вещам, пусть давно вышедшим из моды, но практически неношеным. Ну, вы знаете эту корпоративную философию: мы умеем не только тяжело работать, но и весело и зажигательно отдыхать в выходные перед новой трудовой неделей! Нюхает он, судя по всему, из тех же соображений. Я оглядываю собравшихся, не понимая, сделать мне трагично-участливое лицо или нет. На всякий случай сначала решаю разрядить обстановку.
— Как дела, Вован? — хлопаю я его по плечу. — Как жизнь в целом?
— Живем потихоньку, — механически отвечает Вова.
— Это скоро пройдет. — Я цепляю вилкой пару гренок из тарелки Вани.
— В смысле? — Вова поднимает на меня глаза.
— Э, хорош есть из моей тарелки! — бьет меня по руке Ванька, но промахивается.
— Be вавко фоль? — я прожевываю гренки. — Жалко тебе, что ли? Официантка идет уже десять минут. Мне чо тут, с голоду сдохнуть?
— Я специально заказал себе «Цезарь» с курицей, чуть поджаренной с двух сторон. У меня диета, — поясняет он.
— Я взял гренки, чувак. Я взял гренки, а не курицу, — укоризненно качаю я головой.
— Да? — Ваня смотрит себе в тарелку. — Тогда ладно. Можешь еще взять.
— Спасибо, меня еще тошнит от тех, что я съел пару секунд назад, щедрый ты мой! — Я изображаю рвотный позыв в тарелку.
— Дрон, что ты имеешь в виду? — снова спрашивает Вова, развернувшись в мою сторону.
— Не хочешь — как хочешь, свинья неблагодарная! — Ваня пожимает плечами и придвигает тарелку поближе к себе.
— Жадная женщина, жа-а-а-а-а-дная, — пою я на мотив известной песни из репертуара русского шансона, — жа-а-а-дная женщина, жадная!
— Идиот, да сожри ты его весь! — Ваня двигает ко мне тарелку и чуть не опрокидывает бутылку с «Evian». — Ты ж не успокоишься!
— Я тебя не слышу. Мелочный корпоративный уродец, пожалевший пару гренок для друга, — продолжаю я валять дурака.
— Дрон, черт тебя дери, что ты имел в виду? — Вова практически лег грудью на стол.
— Девушки, может быть, вы отвлечетесь от вашего диетического салата, мать вашу так? — Антон ввинчивает сигарету в пепельницу. — Дрон, ты не слышишь, о чем тебя спрашивают?
— Кто? — отрываю я ладони от ушей.
— Тайлер, — Антон указывает на Вову.
— Сколько раз я просил не называть меня этим идиотским ником! — огрызается Вова.
— Ну ладно, не буду, — пожимаю я плечами, — ты об этом спрашивал? Окей заметано!
— Я тебя не про это спрашивал. Я интересовался, что ты имел в виду, когда сказал: это скоро пройдет?
— Чего? — Я не врубаюсь, чего этому идиоту от меня нужно.
— Ты спросил меня, как дела, я ответил, живем потихоньку, ты сказал, что это скоро пройдет. Что ты имел в виду? — истерит Вова.
— Да ничего я не имел в виду. Вы тут все с цепи что ли сорвались, неврастеники чертовы! Один разражается длинными тупыми монологами, второй жрет диетические салаты, как гомик, третий истерит. Вам всем к врачу надо, чтобы он прозак выписал. У вас тотальные проблемы, придурки! Умоляю, не надо меня грузить вашим негативом!
— Сам ты истеришь! — хором говорят Ваня с Антоном.
— Удивительно, чего ты среди нас делаешь, самовлюбленный болван! — Вова закуривает, что случается очень редко. — Тебе надо на подиуме быть, а не тут.
— А тебе — в «Якитории», — злобно отвечаю я.
— Почему в «Якитории»? — удивляется Вова.
— Ну, там же все ваши собираются обычно.
— В смысле? Какие наши? — Вова наглухо не врубается.
— В том смысле, что раньше самураи получали жалованье из расчета сколько-то там риса в год. А теперь корпоративные самураи получают в обмен на свою зарплату тот же рис плюс роллы «Калифорния» в «Якитории». Прогресс. Врубаешься, о чем я?
Но ответить он не успевает, потому что подходит официантка. Я заказываю двойной «Dewars», салат «Цезарь» (нормальный, не диетический, уточняю я на всякий случай), воду без газа и крем-суп из шампиньонов.
— Извините, но я свои роллы жду уже полчаса! — возмущается Вован.
— Заказов много, повар не успевает, — отвечает официантка.
Вова открывает рот, чтобы наехать на нее, но замолкает, потому что все дружно прыскают со смеху по поводу роллов. Я тычу себя пальцем в грудь, вполголоса говоря: «I'm the daddy».
— Ладно, чуваки, стебанулись — и хватит. — Антон снова закуривает. — Андрюх, у Вовки нет настроения. От него девушка ушла.
— Круто, — киваю я. — Значит, теперь можешь отжигать, не ночуя дома?
Ваня с Антоном укоризненно смотрят на меня.
— Не просто девушка, а невеста. Я ей предложение сделал месяц назад. — Вовка затягивается, делает глоток вина и выпускает дым. — А она в пятницу собрала вещи и ушла.
— А чего она ушла-то? — интересуюсь я, но, кажется, Вова, погруженный в свой рассказ, не слышит.
— Я пробил у друзей скидки на двухнедельный тур в Италию через восемь дней. Ввязался в ипотеку. Родителям сказал, что женюсь. Начал уже смокинг себе на свадьбу присматривать. Кольца там… — Вова кивает сам себе и наливает еще бокал. — А главное — непонятно, чего ей не хватало? Деньги — пожалуйста, подарки — да ради бога, рестораны, клубы, шопинг. Я даже подруг ее тупорылых дома по воскресеньям терпел. Не пил почти. Это, — он касается пальцем левой ноздри, — ну вместе только. Пару раз в месяц. Чего ей не хватало-то?
— Ну, может, вернется еще? — предполагает Ваня. — Может, ей это… ну, типа, нужно время, чтобы все осмыслить?
— Или осознать, ЧТО она потеряла, — вторит Антон, делая глоток виски.
— У меня такие перспективы. — Вова залпом выпивает бокал и тянется за новой сигаретой. — Через два года максимум — директор направления. А там и в Европу могут перевести. Или здесь коммерческого дать. Дура. Кого она себе найдет? Тусовщика? Понтореза? Мажора на «BMW», купленном на родительские бабки? Я ей «Тойоту» купил. Кредит взял, между прочим. Сука. Тварь. Два года вместе. Цветы, подарки…
— Пойди пойми их, — пространно замечаю я. Честно говоря, проблемы Вовы мне до фонаря. Я жду не дождусь, когда он закончит или напьется до мычания. Приносят мой салат, виски, воду и Вовины роллы. Вова снова кивает сам себе. Наливает еще бокал, просит принести новую бутылку и валит в туалет.
— Вы как хотите, а я сейчас пойду куплю наркотиков, — говорю я, глядя в потолок. — Легче удавиться, чем слушать это.
— Очень смешно, — меланхолично замечает Антон. — Лучше пойди и склей ему барменшу, а то он от нас не отстанет.
— Я только одного не понимаю, зачем вы его позвали? — обращаюсь я к друзьям.
— Не видишь — у парня проблемы! Бесчувственный ты олень, мы же с ним общаемся. Встретились выслушать друга, — говорит Ваня.
— Я с ним не общаюсь, — закуриваю я. — И уж тем более он мне не друг.
— Он мне высушил весь мозг, — замечает куда-то в сторону Антон (кажется, с момента моего появления он даже не поменял позы). - Я чего, должен его нытье один выслушивать? Нет уж, увольте!
— Хорошенькое дело, — вгрызаюсь я в курицу, — офигительное. Вы, значит, по каким-то своим мотивам решили сделать из себя жилетки, чтобы этот корпоративный самурай вам навзрыд выплакался. А я-то тут при чем? У меня на эту пургу времени нет. Лучше бы о наших делах поговорили.
— Чуваки, кто сегодня видел ролик на «Youtube», в котором менты вытащили из машины парня, обожравшегося бутиратами?
— Я, — поднимаю я руку вверх. — Он у меня на телефон закачан, показать?
— Антох, ты видел? — спрашивает Ванька. Антон отрицательно качает головой. Я достаю телефон и показываю сюжет. Менты снимали это видео прямо с мобильника: стоит чувак с совершенно окаменевшим лицом, неспособный даже говорить. На вопросы ментов отвечает неестественно писклявым голосом одно и то же: «Нихуя себе!». Менты отпускают едкие комментарии по поводу величины его зрачков, его танцев за рулем и прочего. Наконец чувак, видимо, вспоминает про танцпол, делает два-три неловких движения телом и кричит: «Опа-па-па-па!». Менты продолжают его подначивать таким же криком: «Опа-па-па!» и возгласами: «Смотри, смотри, он танцует!» Мы понимающе смеемся. Вообще, мне кажется, наркоманский юмор — наиболее тупой, но самый стебный.
— Кстати, какие новости из мира большого шоубиза? — спрашивает Антон после просмотра ролика.
— Неужели тебе это в самом деле небезразлично?
— Ладно, Дрончик, хватит кривляться, рассказывай! — Ваня начинает нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
— Встречался сегодня с Петрушиным. Очень заинтересовался. Сказал, что звук подправить нужно кое-где и тексты. Но в целом он готов с нами работать.
— Он уже месяц готов, а воз и ныне там. — Антон опять отворачивается к окну.
— Да? — Я бросаю вилку. — Может, ты сам тогда займешься продвижением нашего диска? Оторвешь задницу от кресла и начнешь бегать по лейблам, продюсерам и так далее?
— «Если есть Интернет, нахуй нужен продюсер?», — меланхолично отвечает этот сноб. — Как поет КАЧ.
— Так займись Интернетом, если ты такой умный, — взрываюсь я, — или пиши такую же музыку, как КАЧ, тогда мне легче будет продвигать!
— Дрон, Дрон, не обращай на него внимания, я за тебя! — Ванька поднимает сжатую в кулак руку. — А чего с этим чуваком с «Полиграма»?
Ответить я не успеваю. Возвращается Вован.
— Только не спрашивай у него… — тихо говорит Антон.
— Вова, а к кому она ушла? — интересуюсь я, недослушав. Антон подпирает рукой голову и прикрывает глаза.
— К козлу одному… журналисту. — Вова свирепо вращает глазами. — Дешевому писаке из «Большого города». Колумнисту стодолларовому. Уроду, как и все журналисты.
— Э-э, полегче. Я, между прочим, тоже журналист. Они все разные, хотя есть среди них и уроды.
— Вот я и говорю, к уроду. Записку оставила: «С тобой скучно, прости». Сука! — Вова бухает кулаком по столу.
— Спокойно, спокойно, брат! — Ваня хватает его за локоть. — Все нормально, не кипятись.
— А я всегда говорил, что телки любят неформалов. — Я настолько разозлился, что настроен уничтожить этого Вову. — Диджеев, леваков, интернетчиков. Им нужна романтика, нужна игра, врубаешься? Чтобы была страсть, любовь, пряный запах измены и все такое. А какой с офисным рабом может быть роман? Ты должен быть интересным челом, а ты неинтересный, ты надежный, понимаешь?
— Тебе этого не понять. Ты же никого не любишь, просто всем мозги пудришь, а я Леру любил, — кажется, Вова начинает напиваться.
— Я не люблю?!
— Ребят, хорош, а? — примирительным тоном говорит Ваня. Антон, напротив, самоустранился и пишет эсэмэсок.
— Что значит — не люблю? В том-то и дело, что люблю. Когда у меня начинаются отношения с девушкой, я погружаюсь в нее, теряю сон, влюбляюсь одним словом. Даже когда…
— Даже когда девушек несколько, — включается Антон.
— Какая разница? — пожимаю плечами я.
— Началось… — Ваня встает и уходит.
«All I wanna do is have some fun before I die» начинает петь Sheryl Crow из колонок, висящих прямо надо мной.
— А у тебя что, много постоянных девушек? — вылупляется на меня Вова, что звучит в его исполнении как «А ты правда занимаешься оральным сексом с ежами?». Вероятно, его это настолько шокирует, что он даже снимает пиджак и перекидывает его через спинку кресла.
— У него их две, — кивает Антон. — Бизнесвумен и рекламщица-модель. Пробует себя в разных областях… и все такое.
— И давно? — Вова пытается налить вина в мой виски.
— Полгода уже. Две постоянных, не считая случайных контактов. А до этого было три, но никакой разницы. Две, или три, или четыре, — я перехватываю его руку с бутылкой и отставляю свой стакан.
— Гонишь, — неуверенно говорит Вова.
— Да, конечно. Гоню, понтуюсь, прогоняю левые телеги, или как там это у вас называется?
— Вы все еще трете за любовь? — осведомляется возвернувшийся Ваня.
— Прикинь, он полгода живет с двумя телками одновременно, — хлопает его по плечу Вова.
— Я в курсе. И до сих пор не спалился? Фантастика! Антоха, ты в курсе, что я его пару раз встречал в «Гудмане» с этой, как ее?…
— Леной, — смеюсь я.
— Точно. Сидит на костюме, на запонках, пьет вино, строит из себя менеджера, трет с ней за бизнес. Я как раз на ужин с коллегами приехал, а тут — он. Даже вначале не понял, что это наш Дрончик. Ты ей меня как представил? Для какой сети гипермаркетов я строю объекты?
— Для WalMart, брат. Я рассказываю ей, что работаю в WalMart.
— Так он же еще не вышел на рынок!
— Вот-вот выйдет. Об этом все газеты пишут. Раз в месяц. И так уже два года.
— Чистый жулик, — замечает Ваня.
— А я с ним в прошлые выходные висел на «Крыше» вместе с этой сексуально озабоченной нимфоманкой Решетниковой, — отзывается Антон, не отрываясь от своих эсэмэсок.
— А откуда ты знаешь, что она нимфоманка? — заливаюсь я хохотом. — Ты спал с ее собакой, и она тебе рассказала?
— Я так думаю. Скажи, пожалуйста, а зачем вы на любой вечеринке стараетесь трахнуться в туалете? Она думает, все топ-модели так себя ведут? Или это ты ей внушил, что в мире гламура все крутые промоутеры ведут себя именно так? Кстати, про какой клуб ты ей плел в тот раз? Тебя берут в долю в «Рай» или куда?
— В «Нефть», Антоша, в «Нефть». Я сказал ей, что открываю клуб «Нефть». При случае поддакни, если еще раз встретимся. — Ситуация забавляет меня до колик. Парни тоже от души ржут. Один Вова сидит с глупым лицом, глядя то на меня, то на Антона, то на Ваню. Но все-таки больше на меня.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
