– Это Дормидонт. – Кэт указала на жирного, с маленькой лысой головкой и кругленькими очками с фиолетовыми стеклами мужчину. – Наш Дормидонт – художник, – продолжала Кэт. – Вот только если захочешь нарисовать свой портрет – к нему не обращайся. Он работает только с женской натурой, причем по большей части с обнаженной.
– Очень приятно.
– Это Глюк, – назвала следующего молодого человека Кэт, не снабдив представление никаким комментарием.
Болезненно бледный юноша слегка поклонился.
– А вот единственный член нашего коллектива, который удостоился чести называться всеми исключительно по фамилии, – продолжала Кэт, указывая на юношу с внешностью матерого прохиндея. – Ибо фамилия его такова, что любое прозвище по сравнению с ней просто меркнет.
– Абломкин, – представился самостоятельно обладатель и впрямь незабываемой фамилии.
– И наконец, последний участник данной вечеринки из числа присутствующих – Макс! – произнесла Кэт голосом конферансье.
Белобородый, очень маленького роста паренек лет семнадцати-восемнадцати, одетый в подобранные не по размеру брюки и потрепанный свитер, протянул руку Филу.
Почему-то именно неказистый по виду паренек произвел на гостя самое большое впечатление. Интуиция подсказывала: «Это он! Это тот, кто перевернет твою жизнь». Кэт шепотом подтвердила предположения Фила, произнеся фамилию, которую знала вся страна.
– Приятно познакомиться! – произнес Макс. – Кстати, «Фил» – твоя собственная придумка или не обошлось без вмешательства Кэт?
– Это наш совместный проект.
– Удачный проект… Мне лично очень по душе имена, состоящие из трех, максимум четырех букв. Не то что у некоторых!
Сказав последнюю фразу, Макс многозначительно посмотрел на Дормидонта и Абломкина.
– Хорошего человека чем больше – тем лучше! – не смутился Абломкин.
– А не пора ли нам пойти и что-нибудь слопать! – вспомнил Дормидонт.
– Тебе бы только лопать! – засмеялся Макс. – Скоро одежду будешь заказывать не в ателье, а на фабрике по пошиву парашютов.
– Ой, ой, как смешно! Лучше уж отовариваться на парашютной фабрике, чем в «Детском мире»!
Публика переместилась к столу. Фил внимательно наблюдал за Максом. Когда тот взял себе бутерброд с соевой пастой, Фил сделал то же самое. Макс это заметил.
– О, – одобрительно воскликнул он. – Ты, я вижу, тоже любишь икру с ржаным хлебом!
– Обожаю! – произнес Фил, с гримасой неописуемого удовольствия проглатывая отвратительный на вкус бутерброд.
– Наконец-то я нашел человека со вкусом! Ешь – не стесняйся! Если не хватит – я еще бутербродов наделаю. У меня в холодильнике есть две банки.
Предложение было ужасным, но благодаря ему гость понял, что вечеринка происходит в квартире Макса.
«Неслабая квартирка!» – отметил он про себя.
– Давайте-ка лучше выпьем! – произнес вынырнувший откуда-то сбоку Абломкин, спасая новенького еще от одной порции соевой пасты.
– Давайте выпьем, – поддержал Макс, откупоривая бутылку хорошего сухого вина. – За знакомство!
Затем последовал еще один тост, затем еще и еще… Постепенно емкости стаканов у всех вокруг увеличивались, а крепость напитков повышалась. Фил пил немного. Он хотел произвести благоприятное впечатление на окружающих. Интуиция подсказывала, что это ему удается. Особенно его рейтинг подскочил, когда он на глазах у изумленной публики вежливо отклонил домогательства быстро опьяневшей Тины и нежно обнял девушку, которая пригласила его на вечеринку. Он успел заметить, что к Кэт у всех присутствующих необычайно теплое отношение. Бесспорно, она была здесь любимицей.
– Слушай, Фил! – обратился к нему Дормидонт. – А чем ты занимаешься? Как зарабатываешь бабки?
Фил успел приготовить ответ на этот вопрос.
– Если откровенно, то до вчерашнего вечера я не знал вообще, что такое зарабатывать деньги! Это делали за меня мои родители. Я же их только старательно тратил. Но со вчерашнего вечера все изменилось. Предки меня из дома выгнали. Сказали, что я бездельник, что ничего не умею и ни к чему не стремлюсь, а только сижу на их шее. Ну, слово за слово и… Я рассердился и хлопнул дверью.
– Ну и правильно сделал! – поддержал Абломкин. – Нафига терпеть террор старых маразматиков!
– Это точно, – поддержали остальные. – Мы почти все прошли через подобное…
Среди участников вечеринки разгорелась жаркая дискуссия на животрепещущую тему отцов и детей. Вспоминали о том, кто и сколько раз ругался с родителями, пытался покончить с собой и уходил из дома. Фил почувствовал на своем плече нежное прикосновение Кэт.
– Если хочешь – можешь пожить пока у меня!
Вместо ответа он крепко обнял ее.
– Ой, больно! – вскрикнула Кэт.
– Прости, – извинился Фил. – Я от избытка чувств.
Услышав это, Кэт покраснела. Видимо, приняла слова Фила на свой счет. Она не догадывалась, что Фил ликует по другому поводу. Его приняли за своего! Это был триумф – самый настоящий триумф! Сына простого рабочего и домохозяйки бесящиеся с жира отпрыски толстосумов приняли как себе подобного.
За это стоило выпить. Наполнив свой стаканчик какой-то коричневой жидкостью, он произнес тост:
– За дружбу!
12 ноября. – Ничего, если я буду обращаться к тебе на «ты»? – вежливо поинтересовалась Валентина Андреевна Глушенкова.
– Ничего, – согласился молодой человек лет восемнадцати. – Но ваш коллега – Анатолий Николаевич – уже спрашивал меня обо всем. И я рассказал ему все, что мне было известно.
– Я знаю. Вот только боюсь, что мой коллега спросил далеко не обо всем. Надеюсь, ты не станешь возражать, если и я тоже задам тебе несколько вопросов. Однако должна тебя сразу предупредить, что некоторые из них могут показаться тебе странными и даже неприличными. Поверь – я буду задавать их не из праздного любопытства…
– Хорошо, спрашивайте! – согласился юноша. От волнения он постоянно щелкал золотистого цвета авторучкой «Паркер».
Валентина Андреевна внимательно посмотрела на сидевшего напротив нее молодого человека. Она знала, что порой внешность и одежда способны сказать о человеке очень многое. Однако сейчас перед ней восседала не поддающаяся определению личность, аморфная и странноватая. Александр Добровольский – брат покончившей с собой Виктории, показался ей совершенно бесцветным. Бесконечно щелкавшая в его руке дорогая ручка подсказывала лишь то, что детям в семье Добровольских позволялось покупать себе дорогие игрушки.
– Я слышала, что вы с сестрой были очень дружны?
– Да, – коротко ответил юноша.
– Вы делились друг с другом тайнами и сокровенными мыслями?
– В разумных пределах.
– А можно эту фразу расшифровать немного? – улыбнулась Валентина Андреевна.
– Мы не вдавались в интимные переживания. Это глубоко личное дело каждого.
– Что? Совсем-совсем? – засомневалась Глушенкова. Именно эта область жизни Вики Добровольской ее интересовала прежде всего.
– Совсем, – отрезал собеседник.
Валентина Андреевна немного замешкалась. Такого сильного отпора и нежелания говорить она от брата Виктории явно не ожидала. Напрашивалось два вывода: либо тот что-то скрывал, либо слишком боготворил свою покойную сестру и не мог сейчас говорить о ней. Необходимо было внести перелом в ход неудачно начавшегося разговора.
– Вот что, Саша! – как можно ласковей произнесла она. – Я прекрасно понимаю твои чувства к сестре. И представляю, насколько оскорбительными для ее памяти могут казаться мои вопросы, но поверь мне, я не стала бы их задавать, если бы не одно обстоятельство…
– Какое обстоятельство?
– За несколько часов до самоубийства твоя сестра была изнасилована, – произнесла Валентина Андреевна, наблюдая за реакцией Александра.
Лицо его ничего не выразило. «Очевидно, я столкнулась с той породой людей, у которых эмоции запрятаны столь глубоко, что даже в микроскоп не разглядишь!» – подумала Валентина Андреевна и, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию на свои слова, добавила:
– Изнасилована – это еще очень мягко сказано… Точнее сказать – зверски изнасилована.
Александр недоверчиво покачал головой:
– Не может быть! Вика не общается с людьми, которые способны сделать такое.
– Для того чтобы тебя изнасиловали, вовсе не обязательно общаться с кем-либо, – начала терять терпение инспектор Глушенкова. – Насколько я знаю, все это происходит помимо воли и желания…
– Не сердитесь на меня. Я, наверное, не так выразился. Просто хотел сказать, что Вику окружали нормальные люди. В сомнительных компаниях она время не проводила, со сверстниками практически не общалась.
– Изнасиловать могут не только сверстники! – тут же вставила Валентина Андреевна, обрадовавшись завязавшемуся наконец разговору.
– Вы правы. Но ведь у взрослого человека, насколько мне известно, совершенно иные критерии женской привлекательности. Вика была еще совсем ребенком.
С этим нельзя было не согласиться. Действительно, у Вики Добровольской практически отсутствовали те внешние половые признаки, что отличают ребенка от женщины или девушки. Однако по своему следственному опыту Глушенкова знала, что именно такой тип представительниц женского пола привлекает психически больных людей, пьяниц и маньяков.
– А что означает формулировка «зверски изнасилована»? – спросил вдруг Александр.
– Я не могу сказать, – ответила инспектор Глушенкова. – Во-первых, меня удерживает от этого следственная тайна, а во-вторых, этические нормы.
– Понятно. Тогда задавайте свои, как вы выразились, «странные и неприличные вопросы». Я готов на них ответить.
– Твоя сестра вела половую жизнь?
– Насколько мне известно – нет, – уверенно ответил Александр.
«А откуда такая уверенность?» – подумала Валентина Андреевна.
– Вас, наверное, интересует, откуда мне это известно? – продолжал Александр. – Примерно неделю назад у меня с сестрой состоялся разговор. Мы засиделись в моей комнате допоздна, обсуждая какую-то книгу. И вдруг Виктория сменила тему и стала рассказывать о том, как познакомилась недавно с одним мальчиком возле музыкальной школы и тот даже проводил ее до дому. На следующий день мальчик снова проводил ее, а затем еще и еще раз. Однажды он даже поцеловал Вику и спросил, не желает ли она с ним куда-нибудь сходить после музыкальной школы… В тот вечер мы беседовали о взаимоотношениях полов и все такое прочее… С родителями она поговорить на эту тему не могла – они у нас хоть и замечательные и самые лучшие на свете, но немного старомодные. Считают, что разговаривать с детьми о подобных вещах неприлично. В общем, в тот вечер я понял, что сестра совсем еще девчонка. Вообще Вика была не из той породы девиц, что начинают рано половую жизнь.
– Это хорошо, – произнесла Валентина Андреевна. – Это значительно сужает круг поиска. Так как, ты говорил, зовут того мальчика?
– Какого мальчика?
– Того, который провожал Вику после музыкальной школы?
– А я и не говорил, как его зовут. Вика не называла его имени.
– Ну хоть что-то она о нем рассказывала, – с надеждой спросила инспектор. – Хоть что-нибудь!
– О внешности его, кажется, что-то говорила… Говорила, что ухажер ее немного полноват и что это не удивительно, ведь он постоянно носит в карманах пряники. Он их просто обожает.
Услышав о пряниках, Валентина Андреевна чуть было не подпрыгнула от радости. Чтобы убедиться в своей догадке, она спросила:
– Скажи, пожалуйста, в какую именно музыкальную школу ходила Вика?
– В одиннадцатую. Я уже говорил об этом вашему коллеге Анатолию Николаевичу. И даже схему рисовал с указанием маршрута, по которому Вика всегда возвращалась домой.
– Я видела эту схему, – кивнула Валентина Андреевна. – Хорошая схема, подробная. Только там не было… Припомни, поблизости от музыкальной школы есть автостоянка?
– Да. Это платная автостоянка, – уточнил Александр.
Валентина Андреевна задумалась. Скорее всего ухажером Вики был тринадцатилетний Петр по прозвищу Пряник, названный так за излишнюю склонность ко всякого рода мучным сладостям. В школу Пряник не ходил, занимался бизнесом, который состоял в том, чтобы открывать и закрывать ворота перед въезжающими и отъезжающими машинами на автостоянке, что располагалась как раз напротив одиннадцатой музыкальной школы. Помимо должности «открывающего», Петька Пряник был знаменит еще тем, что водил дружбу с дочерью капитана Панфилова тринадцатилетней Людмилой и с двумя не менее знаменитыми личностями того же возраста – Валентином Варнаковым по прозвищу Валек и Вовкой Лузгачевым по кличке Кощей. Все эти персонажи приблизительно с год назад были главными действующими лицами одного очень интересного дела, которое ей, инспектору по делам несовершеннолетних, довелось вести. Однако тогда все они, в том числе и Петька Пряник, выступили как положительные персонажи.
– А скажи мне, Саша, чем занимаешься ты? Работаешь? Учишься?
Задав этот простой вопрос скорее для продолжения беседы, нежели по существу дела, она вовсе не собиралась смутить собеседника, сбить его с толку. Валентине Андреевне показалось, что на лице недавно абсолютно спокойного Александра Добровольского промелькнул испуг. Впрочем, может, это только показалось…
Три недели назад. Сколько людей находилось сейчас в салоне новенького пятидверного джипа марки «Паджеро», Фил сосчитать не успел. Он любовался чудесным пейзажем, открывающимся перед ним с переднего правого сиденья. На коленях у него сидела легкая Кэт.
На заднем сиденье и в отделении для багажа народ лежал вповалку, особенно не смущаясь тесноты. Время от времени до Фила доносились визгливые возгласы, которые давали представление о скученности в салоне машины.
– Хватит меня лапать!
– Нужно больно! Мне просто руку некуда девать.
– А ты попробуй засунуть ее в свою ширинку, а не в мою!
– А чего я там забыл? В твоей намного интересней.
Салон наполнился смехом.
– Хватит ржать! – послышался голос из багажного отделения. – У меня уже печенка болит от смеха! Сколько можно! Давайте лучше еще один косячок запалим… Макс, – обратился Дормидонт к водителю. – Жми кнопку!
Фил уже знал, что значила знаменитая фраза из фильма «Большие гонки». «Жать кнопку» – это быстренько соорудить из папироски «ядреную палку», после которой чувствуется необычайная сухость во рту и возникает желание смеяться, только палец покажи. «Ядреных палочек» в коллективе за время поездки было «взорвано» уже пять или шесть.
– Что-то жрать охота! – произнес кто-то.
– И мне…
– И мне…
– И мне…
– А давайте прямо здесь остановимся! – предложила молчавшая до этого Кэт. – Смотрите, какое место классное.
– Точно классное! – подгоняемые аппетитом, поддержали остальные.
– А как же наше место? – попытался оказать сопротивление забивающий косяк Глюк.
– Так до него еще километров двадцать пыхтеть! – произнес Дормидонт. – Был бы у Макса мобиль повместительней – тогда еще потерпели бы, а так…
– Вместительней машин не бывает, – проговорил хранивший всю дорогу молчание Фил.
– Точно – не бывает! – обрадовался поддержке Макс. – Разве только автобус.
– Вы смотрите, как они спелись! – обратился к общественности Дормидонт. – Словно какая-то секта. Секта «сидящих на удобных передних сиденьях». А вы потусуйтесь немного с «народом», с выходцами из багажника. Тогда мы посмотрим!
– Ну-ка, ты, «представитель народа», отвали в сторону! – скомандовал Байт, вынося из багажника ведро с нарезанным мясом, шампуры и мангал.
Через полчаса компания с увлечением поглощала шашлыки. Фил, который в этот день сжевал отвратительные бутерброды с соевой пастой, видя, что все заняты едой, незаметно умял целых три шампура.
– Ой, братцы, – живу! – промурлыкала Кэт, потирая свой небольшой животик. – А где там у нас, кстати, косячок? Сдается мне, что кто-то его припрятал!
– Никто его не припрятал, – возразил хранитель «ядреной палки» Глюк. – Вот он, «взрывайте», если хотите. А у меня что-то нет настроения. Пойду-ка я лучше достану себе винца из багажника.
– И мне…
– И мне…
– И мне…
– Там, кстати, и фрукты должны быть, – добавил Глюк. – Если их Дормидонт своим толстым задом не раздавил.
– А куда, интересно, пропал наш загадочный господин Абломкин? – поинтересовался «компьютерный гений» Байт.
– Он весь в делах! – ответил Глюк.
– Что за дела на ночь глядя?
– Обычные дела. «Лавы» небось зарабатывает.
– Ага, «лавы»! – вмешалась в разговор Кэт. – Знаем мы эти его «лавы». За спиной у Макса клиентуру переманивает!
– Он же не виноват, что у него цена меньше! – проговорил Глюк. – К тому же он лучше и оперативней работает. Макс вон сейчас машину свою обмывает, а тот трудится!
– Не гони пургу! – слегка наехал на адвоката отсутствующего Абломкина самый молчаливый из всей компании крепкого телосложения парень по прозвищу Коп. – Козел – он и в Африке козел!
– А ты это ему в глаза скажи!
– Запросто! Я ему не просто скажу! Я ему еще кое-что покажу! Скажи, Макс…
Сказав это, Коп продемонстрировал кулак размером с футбольный мяч.
Фил внимательно слушал перепалку, пытаясь выловить из нее полезную для себя информацию. Он понял, что между намеченным в друзья Максом и загадочной личностью по фамилии Абломкин существуют некоторые разногласия.
Фил сидел у затухающего костра, медленно пережевывая мясо, запивая его прекрасным грузинским вином, изредка отвлекаясь на то, чтобы поцеловать меж двух колечек пирсингованное ушко Кэт. Ей эта процедура очень нравилась, и уже в который раз он слышал из ее разгоряченных губ предложение прогуляться по лесу. Поначалу он его ласково отклонял, полагая, что покидать компанию ради прогулок по лесу признак дурного тона, но когда увидел, что многие парочки, в том числе Макс и Тина, отошли от костра, решил также последовать их примеру. Удалившись на сотню метров от компании, Фил, словно лесной зверь, набросился на удивленную Кэт и повалил ее возле огромного муравейника.
…Неизвестно, что думали о них муравьи, но сидевшие возле костра люди по возвращении измученных налетевшей на них страстью Фила и Кэт посмотрели на них с удивлением:
– Ну вы, ребята, даете! Как после пятнадцати лет разлуки! – озвучила общее удивление Тина. Ее недавняя прогулка по лесу в обществе Копа отличалась подозрительной краткостью.
Постепенно все вернулись на круги своя: затрещал новыми сучьями костерок, новая порция мяса стала нанизываться на шампуры, и завязался разговор на отвлеченные, ни к чему не обязывающие темы.
В самый разгар общего разговора к Филу подошел Макс:
– Есть разговор, отойдем в сторону…
– Отойдем, – согласился Фил.
Когда они подошли к машине, Макс, указав пальцем на переднее сиденье, произнес:
– Присаживайся… Ты живешь сейчас у Кэт?
– Нет, – ответил Фил.
– Помирился с родителями?
– Нет. Я живу пока у одного знакомого.
– А я думал, что у Кэт, – улыбнулся Макс, усаживаясь рядом.
– Почему?..
– Она ведь тебе предлагала?..
– А откуда ты знаешь? – насторожился Фил.
– Не подумай чего плохого, – покачал головой Макс. – Просто я знаю свою сестру – у нее слишком доброе сердце!
– Сестру! – удивился Фил.
– Двоюродную, – уточнил Макс.
– Ты думал, я воспользуюсь ее предложением и сяду доброй девушке на шею?
– Да, – не стал скрывать Макс. – Но я очень рад, что ошибся. Ты оказался настоящим мужиком. Мужиками я называю всех тех, кто имеет смелость уйти от обеспеченных родителей и начать жить самостоятельно. Начать с нуля! Как я, например…
– Как ты? – удивился Фил.
– Да, как я! – подтвердил собеседник. – Не подумай, это не рисовка и не вранье. Это чистая правда. Странно, что Кэт еще не рассказала тебе об этом.
– Так ты расскажи, – попросил ошарашенный этой новостью Фил.
Все, о чем он мечтал, грозило рухнуть в одночасье. «Впрочем, вряд ли любящие родители совсем уж бросили свое чадо на произвол судьбы. Не верится, ох как в это не верится! Нет, не следует сходить с намеченного курса… Это даже хорошо, что Макс в ссоре с предками! Потом, в будущем, никто не посмеет упрекнуть меня в том, что я подмазался к сыночку больших родителей. Так что зря я так разволновался. Зря!»
– Не стану говорить о причинах моего конфликта с родителями, – начал между тем свой рассказ Макс. – Они примерно таковы, что и у тебя. Их постоянные упреки в том, что я никто и ничто без них, однажды так меня достали, что я ушел из дома и вот уже шестой год там не появляюсь. Поначалу, конечно, трудновато приходилось. Даже в институт не поступил с первого раза, пришлось идти в армию.
– Институт, армия? – вопросительно уставился на собеседника Фил.
– Что, – заулыбался Макс. – Ты думал, что я еще сопляк? Нет, брат, я уже далеко не сопляк. Мне уже двадцать два года. Просто телосложение у меня такое хрупкое. В этом мы с Кэт очень похожи.
«Это уж точно!» – не мог мысленно не согласиться Фил.
– Неужели твои родители запросто позволили тебе пойти в армию?
– Что ты! – усмехнулся Макс. – В ногах валялись, умоляя позволить им вмешаться и придумать мне либо болезнь, либо какую-то отсрочку…
– А ты? – все еще не верил собственным ушам Фил.
– А я отказался, конечно же!
– И отслужил?..
– И отслужил! Два года от приказа до приказа. Правда, уверен, что в отношении места прохождения службы мама и папа подсуетились. Не воинская часть была, а какой-то санаторий. Я там даже поправился на два килограмма.
– Ну ты даешь!
– Так вот, отслужив, – продолжал Макс, – я поступил в Политехнический университет на факультет прикладной автоматики. Туда конкурс был поменьше, да и на вечерний факультет можно было перевестись в любой момент.
– Зачем?..
– Как зачем!.. А кушать-то мне было на что? С родителями я так и не общался. И в конце концов мне все равно пришлось уйти из университета и пойти работать. Устроился я на фабрику мягкой игрушки наладчиком оборудования. Снял небольшую квартиру на первом этаже захудалой хрущобы с видом на облезлый сарай. В общем, зажил самостоятельно в полном смысле этого слова. Правда, чтобы нормально жить, мне пришлось впоследствии очень сильно крутиться! Но об этом после. Я еще слишком мало тебя знаю.
"Вот только криминала мне не хватало! – подумал Фил. – Может, он торгует наркотой. Судя по тем обрывкам разговора, которые Фил слышал некоторое время назад, мысль про наркотики казалась весьма правдоподобной.
Между тем собеседник вдруг резко сменил тему:
– Скажи честно – у тебя с Кэт серьезно или как?
– Тогда не знаю! – вздохнул Фил. – Она мне очень нравится. Вот все, что я могу сказать пока. Скажи я больше сейчас – это было бы ложью.
По лицу собеседника стало ясно, что именно такого ответа он ждал.
– Нет, ты определенно – мужик! – заулыбался Макс. – Не зря ты мне сразу понравился. Есть в тебе некая закваска, которая отличает ото всех этих маменькиных сынков и папенькиных дочурок.
«Ты даже не представляешь, как сильна во мне эта закваска!» – мысленно усмехнулся Фил.
– Кроме меня и отсутствующего сейчас Абломкина, никто из присутствующих не зарабатывает себе на жизнь самостоятельно! – сделал необходимые пояснения Макс. – Мне кажется, что и ты способен стать таким независимым, как мы. Как тебе моя мысль?
– То не мысль, а грандиозная мыслища!
– Вот и хорошо. – Макс дружески стукнул Фила по плечу. – А насчет всех этих дурацких вопросов относительно Кэт – извини! Просто я ее очень люблю. Она единственный человек, который мне дорог.
– Понимаю, – кивнул Фил.
– Знаешь что? Может, действительно переберешься пока к ней жить? Места хватит…
– Нет, – отрезал Фил. Как, интересно, он объяснит свое переселение родителям? Да и Кэт для него не была королевой грез, с которой хотелось бы проводить дни и ночи.
– В принципе, другого ответа я от тебя и не ожидал! – удовлетворенно заметил Макс. – Но хоть работать на меня ты не откажешься?..
– Нет, не откажусь. Работа мне нужна. Что нужно будет делать?
– Не беги впереди паровоза! – загадочно произнес Макс. – Приходи ко мне домой послезавтра. Там я тебе все покажу и введу в курс дела.
«Он хранит наркотики прямо у себя дома! – ужаснулся Фил. – Он сумасшедший!» Вслух же произнес совсем другое.
– Обязательно приду, – сказал он. – Во сколько?
– В два, – ответил Макс, вылезая из машины.
– Заметано.
14 ноября. Валентина Глушенкова проснулась ровно в шесть. Муж, сонно размежив веки, спросил: «Ты куда так рано?» – на что Валентина Андреевна кратко ответила: «Надо», и быстренько направилась в душ. Смыв с себя остатки сна, выпорхнула на кухню и, щелкнув выключателем электрочайника, взглянула на часы. 6.15. «Успею», – решила она. Через минуту из чайника повалил пар. Затем все происходило словно по хронометру: ровно пятнадцать минут ушло на чаепитие с любимыми с детства лимонными дольками, пять минут на выбор гардероба, две минуты на одевание, полчаса на макияж. Когда на электрических часах зажглись цифры 7.10, она вышла из дому.
Пройдя несколько сотен метров до автобусной остановки, Глушенкова отметила, что на улице было очень мало людей. Странно. Обычно в это время народ ручейками течет к остановке.
«Может, время перевели?» – подумала Валентина Андреевна.
На остановке было пусто. Обычно люди толпились, нетерпеливо поглядывая на дорогу. Сейчас к ней присоединилась лишь какая-то сильно подвыпившая пара и, кутаясь в одну на двоих женскую курточку, начала целоваться.
«Наверное, только что из ночного клуба!» – предположила Валентина Андреевна.
И тут вдруг она догадалась, почему так мало людей на улице. Сегодня суббота – выходной день… Валентина Андреевна нерешительно постояла на остановке, соображая, стоит ли ждать автобус, который по выходным ходит так, как водителю заблагорассудится.
До нужного ей места – автомобильной стоянки, было не так уж далеко, всего четыре остановки. Валентина Андреевна стронулась с места, пытаясь сообразить, просыпается ли так рано в субботнее утро клиентура «открывающего ворота» Петьки Пряника. Вчера она имела неосторожность прибыть на стоянку в одиннадцать тридцать утра, и дружелюбный охранник объяснил ей, что с одиннадцати до трех – мертвое время, Пряник на эти часы залегает в спячку, отсыпается то есть! Вся клиентура подгребает ближе к вечеру. Но самый верняк – это раннее утро, примерно с половины седьмого до десяти, когда все со стоянки разъезжаются по делам. Утром «сшибать грины» с не желающих выбираться из тепленьких машин на холод водителей – самое время.
Этот промежуток времени инспектор Глушенкова сегодня и наметила себе для встречи с Пряником. Вот только неясно было, распространялся ли принцип прибыльного промежутка на выходные дни?..
И тут вдруг она вспомнила целующуюся на остановке парочку, которая наверняка всю ночь где-то куролесила.
"А ведь таких ночных гуляк на стоянке окажется предостаточно! – обрадовалась она. – Причем после ночных похождений наверняка никому не захочется вылезать из машины и открывать ворота. А это значит, что мой клиент там. Как выразился охранник – «сшибает грины».
Возможность убедиться в этом представилась довольно быстро, так как уже на следующей остановке Валентину Андреевну нагнал автобус, который буквально за минуту домчал ее до нужного места.
Петька с широкой ухмылкой на круглой физиономии встретил ее у дверей своей вотчины. Сотрудникам милиции редко оказывают такой радушный прием. Валентина Андреевна была польщена в душе. Они поприветствовали друг друга, как давние знакомые.
– А я по твою душу, Петр.
– Да я уж догадался, – отозвался Пряник.
– А по какому поводу, тоже догадался?
– Да, конечно, – вздохнул Пряник. – Может, чайку? Разговор ведь, наверное, будет длинным!..
– Не откажусь. А где накроешь чаек-то?
– Как где? В моем «офисе», конечно. – Петька взглядом указал на небольшой сарайчик, стоявший неподалеку. Он был собран из странного набора железных, пластмассовых и деревянных конструкций. Эстетическая сторона строительства, вероятно, тоже волновала Петьку. Рядом со входом в «офис» красовались два разноцветных флюгера. Крыша была увенчана колесом, выкрашенным в ядовито-зеленый цвет, посреди которого посверкивал цветок из металлической стружки.
«Идеальное место для изнасилования! – подумала Валентина Андреевна. – Вот только добродушного Петьку Пряника невозможно представить насильником, способным оставить осколки стекла бутылки в половых органах беззащитной девочки!»
– Добро пожаловать в мой «офис»! – Петька распахнул перед нею шаткую и скрипучую дверь.
Войдя внутрь, гостья была поражена интерьером «офиса». Стены сарая оклеены дорогими виниловыми обоями. Добротно сбитые табуреточки выкрашены, под стать колесу на крыше, в продвинуто зеленый цвет. Той же самой краской покрыта и печка-буржуйка с закипавшим на ней зеленым чайником. Пол выстлан отличным линолеумом странного фиолетового оттенка. Вся гамма цветов напоминала отделку в чрезвычайно модном ныне стиле авангард.
– Кудряво живешь, – проговорила Валентина Андреевна. – Откуда дровишки?..
– У меня тут один «коммерс» на стоянке паркуется, – объяснил Петька. – Коммерсант то есть… Так вот этот самый «коммерс» строительством занимается. Ну, я к нему подхожу однажды и говорю: давай заключим с тобой сделку – я тебе полгода бесплатно дверь открываю и мою машину, а ты мне за это стройматериальчиков для ремонта моего «офиса»… Не обязательно новых, можно каких-нибудь обрезков… Он только посмеялся надо мной тогда! «Ну, – думаю, – жлобяра! Я тебе за то колеса-то на твоем тарантасе попрокалываю». Но зря я так подумал. На следующее утро он из своего «Корвета» мне столько всякой всячины выгрузил, что я аж обалдел. «На, – говорит. – Отделывай свой „офис“. А за бесплатно работать на меня не надо! Будешь получать согласно таксе». Во какой мужик оказался! А я, дурак, хотел ему колеса проколоть…
Достав из зеленой тумбочки две теплостойкие пластиковые кружки, очевидно также подаренные ему кем-то из «коммерсов», Петька произнес:
– Сейчас будем чай пить! У меня есть вкуснющее печенье! Вчера вечером одна клиентка с красного «Лексуса» подогнала. У клиентки этой три кондитерских магазина. Я у нее частенько чем-нибудь эксклюзивным разживаюсь.