Глава 14

Почему вы не ведете себя, как Виггз?

Гиацинта сидела в библиотеке вместе с Удо. Удо теперь почти все время проводил в библиотеке, потому что надеялся выудить из множества умных книг подходящий к случаю Совет Джентльмену в Затруднительных Обстоятельствах. Гиацинта грустно составляла ему компанию. Какая была блестящая мысль – пригласить его в Евралию. Теперь она больше всего на свете хотела, чтобы эта мысль никогда не приходила ей в голову.

– Ну, Виггз, – обратилась она к девочке с ласковой улыбкой, – расскажи нам, что ты делала сегодня утром.

Удо оторвался от своего фолианта и кивнул.

– Я все поняла! – в величайшем возбуждении почти кричала Виггз. – Это графиня! Это она все сделала!

Удо презрительно оглядел ее с головы до пят.

– У принцессы Гиацинты золотистые волосы. Рано или поздно приходишь к подобному выводу.

И он снова уткнулся в книгу.

Виггз была озадачена и вопросительно взглянула на принцессу.

– Он имеет в виду, дорогая, – объяснила Гиацинта, – что это вполне очевидно и что мы давно об этом знаем.

Лицо Удо приняло самодовольное выражение, как у человека, только что изрекшего нечто, полное тонкой иронии.

Виггз так расстроилась, что чуть не заплакала, и Гиацинта по доброте душевной стала ее утешать.

– Мы не знаем наверняка – только догадываемся. Но теперь, когда тебе удалось узнать всю правду, я смогу ее наказать. Нет, не ходи со мной, – сказала она, направляясь к дверям. – Останься лучше с его высочеством. Может быть, тебе удастся найти книгу, которая ему нужна. Я думаю, ты прочитала куда больше моего.

Оставшись наедине с принцем, Виггз некоторое время молчала и только беспокойно на него поглядывала.

– А вы все знаете про графиню? – спросила она наконец.

– Если я чего-нибудь и не знаю, то это наверняка что-нибудь плохое.

– Значит, вы знаете, что это все из-за меня? О, милый принц Удо, мне так жаль…

– Как это «из-за тебя»?

– Ну, потому что это же мое кольцо.

Удо почесал задней лапой за ухом – озабоченно, но очень мило.

– Расскажи мне все с самого начала. Похоже, тебе действительно удалось узнать что-то важное.

И Виггз рассказала ему, как фея дала ей кольцо, как графиня взяла его и как Виггз обо всем догадалась сегодня утром.

На Удо это произвело сильное впечатление. Он рысцой трусил взад и вперед по библиотеке и что-то бормотал себе под нос. Когда Виггз закончила, он остановился.

– Кольцо еще годится? Я имею в виду, ты еще можешь загадать желание?

– Да, только одно.

– Тогда пожелай, чтобы она превратилась в… – Он перебирал в уме самых противных зверей. – Как насчет паука?

– Но это плохое желание.

– Да, но теперь ее очередь.

– О, но у меня осталось только хорошее желание. – Она восторженно добавила: – И я знаю, что я загадаю!

Удо тоже знал. Или, по крайней мере, так думал.

– Ты милая девочка, – сказал он, бросив на нее признательный взгляд.

– Да, именно это – чтобы я могла танцевать, как фея!

Удо не поверил своим ушам, а уж такие уши были как нельзя лучше приспособлены к тому, чтобы слушать как следует.

– Но чем это поможет мне?! – и он указал лапой на себя.

– Но это же мое кольцо, – удивилась Виггз. – И конечно, я попрошу танцевать, как фея. Я уже давным-давно собираюсь.

Ребенок оказался возмутительно эгоистичным. Удо решил зайти с другой стороны.

– Конечно, я ничего не имею против танцев как таковых. Но думаю, ты от этого скоро устанешь, как я устал… от салата.

Теперь Виггз поняла.

– Вы хотите, чтобы я пожелала превратить вас обратно в принца?

– Да, – небрежно проговорил Удо, – это только что пришло мне в голову, как пример по-настоящему хорошего желания.

– И значит, я никогда не буду танцевать, как фея?

– И я тоже не буду, если уж на то пошло. (Просто удивительно, до чего же непонятлива эта девочка!)

– О, это слишком жестоко, – воскликнула Виггз, топнув ногой. – Я больше всего на свете хочу танцевать.

Удо решил нарисовать мрачную картину своего будущего.

– Всю жизнь провести за проволочной сеткой… Вечно бояться красноглазых хорьков… Питаться одной овсянкой неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, век за… Сколько вообще живут кролики?

Но Виггз не дала себя разжалобить.

– Ни за что не расстанусь со своим желанием! – сказала она убежденно.

Удо с достоинством поднялся на все четыре ноги.

– Ну что ж, как хочешь… Есть масса других способов снимать чары. Выучу одно стихотворение нашего придворного поэта Сахарине и прочту его задом-наперед в новолуние… Что-нибудь в этом роде… Прекрасно обойдусь и без тебя. Оставайся со своим желанием.

Он медленно вышел из библиотеки. Хвост, который сейчас более обычного напоминал шнурок от звонка, торжественно тащился за ним следом. Кисточка, за которую обычно тянут звонок, задержалась в дверях, потом она дернулась и исчезла, а Виггз осталась одна.

– Не отдам своего желания! – крикнула Виггз вслед принцу. – Я пожелаю прямо сейчас, а то вдруг передумаю. – Она подняла кольцо. – Я хочу, чтобы… – И тут она замолчала. – Бедный принц Удо, он такой несчастный… Интересно, так ли уж хорошо хотеть танцевать, когда кому-то очень плохо? – Она немного поразмышляла и приняла великое решение.

– Да, – твердо сказала она. – Я его расколдую!

Она снова подняла кольцо.

– Я хочу, – начала она, – чтобы принц Удо…

Я знаю, что вы хотите сказать. Глупо было с ее стороны загадывать хорошее желание, потому что накануне она вела себя просто отвратительно. Как можно было думать…

Она и не думала – она вовремя вспомнила.

– Вот досада! – сказала Виггз, стоя посреди библиотеки с поднятыми вверх руками. – Сначала же надо целый день быть хорошей!

Итак, следующий день стал великим днем Виггз. Легенды о нем передавались в Евралии из поколения в поколение. Он попал во все календари – двенадцатое июля – отмеченный красной звездочкой. Роджер посвятил ему целую главу своего труда. Собирались даже объявить этот день государственным праздником, да потом почему-то раздумали. Все мамы в Евралии, ругая непослушных детей, говорили: «Почему ты не можешь вести себя, как Виггз!», а дети говорили друг другу, что никакой Виггз вовсе и не было и что это все нарочно выдумали взрослые. Однако положитесь на мои слова – это правда!

Виггз начала с того, что встала в пять утра и очень тщательно привела себя в порядок (не забыв аккуратно выжать губку, что очень важно), потом заправила постель и прибрала комнату. Сначала ей пришла в голову мысль разбудить всех взрослых во дворце, чтобы они тоже могли порадоваться прекрасному утру, но после недолгого размышления она решила, что это необязательно. Поэтому, вытерев пыль в Тронном Зале и проделав несколько несложных гимнастических упражнений, она вышла на улицу и занялась домашними животными.

За завтраком она съела три порции чего-то очень питательного (о чем графиня говорила, что от него хорошо растут) и только одну порцию джема. Она все время сидела прямо и ни разу не отпила из чашки, не проглотив того, что было во рту. А это тоже очень важно! После завтрака Виггз высыпала крошки на газон для малиновок и принялась за работу.

Сначала она вытирала пыль, потом мела, мела и мела, потом шила, шила и шила. Когда кто-нибудь старший входил в комнату, она вставала, делала реверанс и стояла, заложив руки за спину, ожидая, пока с ней не заговорят. Когда кто-то вдруг вспоминал: «Интересно, куда девались мои очки?», она вскакивала и говорила: «Позвольте, я принесу…», даже если надо было бежать наверх.

После обеда она собрала корзину провизии и стала обходить бедных женщин. Некоторым она пела или читала вслух, а когда в одном доме ее попросили станцевать, она нашла в себе достаточно мужества, чтобы с улыбкой ответить: «Боюсь, я не умею танцевать». Мне кажется, это был самый настоящий подвиг, и, будь я феей, я простил бы ей остаток дня.

Вернувшись во дворец, она выпила два стакана горячего молока с пенками, потом прополола газон в саду графини, а когда случайно наступила на цветочную клумбу, то оставила след, вместо того чтобы быстренько разровнять землю и сделать вид, что и близко к тому месту не подходила, как сделал бы всякий на ее месте.

И в половине седьмого она поцеловала всех (включая Удо), пожелав им доброй ночи, и отправилась спать.

Так окончилось двенадцатое июля, возможно, самый знаменательный день в истории Евралии.

Удо и Гиацинта мирно провели великий день в библиотеке. Джентльмен до самых кончиков шерсти, Удо не рассказал принцессе о том, что Виггз отказалась ему помочь. Кроме того, в нем взыграла мужская гордость. Превратиться в помесь трех зверей по желанию тридцатилетней женщины и превратиться опять в принца по желанию десятилетней девочки – это, по-видимому, как раз и означает «стать игрушкой в руках прекрасного пола». Пора было самому о себе позаботиться.

– Как же начинался этот отрывок у Сахарино? Минутку… Кровь за что-то, что-то, что-то. Он кто-то, кто-то, кто-то. Что-то в этом роде. Я помню, там была кровь.

– Я уверена, что вы вот-вот вспомните, – сказала Гиацинта. – Похоже, это как раз то, что нужно.

– О, сейчас вспомню. Некоторые слова куда-то подевались… Кровь… ээ… кровь… Это насчет крови для кого-то. Вы не можете не знать.

– Я точно знаю, что где-то это слышала. – Принцесса, наморщив лоб, изо всех сил пыталась хоть что-нибудь припомнить. – Да, это о том, что… ээ…

– Да, это оно, – сказал Удо.

Они оба уставились в потолок и стали шевелить губами, склонив голову набок.

Но настал новый день, а они так ничего и не вспомнили.

Наскоро перекусив, они вернулись в библиотеку.

– Мне кажется, лучше всего написать Лионелю и попросить его.

– Я думала, его зовут Сахарино.

– О нет, это не поэт. Просто мой друг. Но в поэзии он разбирается неплохо. Все дело в том, что письмо слишком долго идет.

При слове «письмо» Гиацинта вздрогнула.

– Принц, я никогда себе не прощу! Я только что вспомнила – отец прислал мне в письме маленькое стихотворение. Он его сам сочинил. Отец говорит, что оно как раз очень хорошо снимает…

– Что «снимает»?

– Ну, заклятия и тому подобное…

Удо немного рассердило «и тому подобное», как будто превращение его обратно в принца ничем не отличается от, скажем, удаления ржавчины со шлема.

Гиацинта продекламировала:

– Это звучит так, что кажется действительно может снять что угодно, – сказала она с улыбкой.

Удо выпрямился.

– Сейчас попробую. Надо ли при этом что-нибудь делать?

– Кажется, нет. Знаете, вам просто надо произнести это так, как будто вы это имеете в виду.

Удо сел и, размахивая левой лапой, продекламировал:

Он устремил взор на передние лапы, ожидая превращения.

Он ждал…

И ждал…

Ничего не произошло.

– Должно подействовать, – тревожно заговорила Гиацинта. – Я уверена – отец не мог ошибиться. Попробуйте вот так.

Она повторила строчки таким чарующим голосом и в то же время так достойно и твердо, что казалось, даже книги в библиотеке вот-вот возьмут и снимутся со своих мест на полках.

Удо подражал ей как мог.

В то время как Виггз ложилась спать, он повторял стишок примерно в пятидесятый раз.

Гиацинта совсем пала духом.

– Мне очень жаль. Может быть, оно совсем не так хорошо, как считает отец.

– Есть еще шанс, – решил Удо. – Может быть, надо на голодный желудок. Попробую утром до завтрака.

А наверху Виггз снились танцы, с которыми она прощалась навеки.

А что в это время делала графиня Бельвейн, никому не известно.

Глава 15

Гиацинту ожидает любовь

И вот на следующее утро перед завтраком Виггз поднялась на башню и загадала желание. Она посмотрела на луга, на мирно бегущий по долине ручей, на лес, где она встретила свою фею, и вздохнула.

– Прощайте, танцы…

Потом, подняв кольцо, она решительно произнесла:

– Я вчера весь день вела себя очень хорошо, и, пожалуйста, я хочу, чтобы принц Удо выздоровел.

Целую минуту царила ничем не нарушаемая тишина. Потом из комнаты принца послышались следующие знаменательные слова:

– Немедленно уберите отсюда эту гадость и принесите мне бифштекс и кубок красного вина!

Плача и смеясь, Виггз прошептала:

– По крайней мере, говорит он, как здоровый… Я очень рада.

Силы внезапно ее покинули. Она поспешила вниз по лестнице и выбежала из дворца – прочь, прочь от Удо, и принцессы, и графини, и всех их разговоров – в прохладную лесную сень, где можно побыть одной и в слезах излить печаль о том, что утрачено навсегда.

В лесу было совсем тихо. Она села у подножия своего любимого дерева – столетнего дуба, который стоял на краю лощины, спускавшейся к ручью. Вот здесь, на шелковистой зеленой траве, она могла бы танцевать, а теперь… никогда… никогда…

Долго ли она так сидела? Наверное, довольно долго, потому что лес, безмолвный вначале, теперь наполнился звуками. Деревья что-то шептали ей, птицы повторяли это в пении, а ручей тоже пытался повторять, только все время сбивался, и трава шелестела. Постепенно Виггз стала различать слова: «Вставай, вставай… Вставай и танцуй».

Она поднялась, слегка испуганная. Все вокруг казалось необыкновенно красивым. Никогда прежде она не ощущала ничего подобного. Да, она попробует танцевать – просто в знак благодарности за это чудо. Может быть, они простят, если у нее не очень хорошо получится.

– Это будет вместо «спасибо»! А потом я уже никогда не стану танцевать.

И она начала танцевать…

…Где ты. Гиацинта? Здесь тебя ждет любовь…

Разгар весны. Черный дрозд открывает желтый клюв и поет холодно и чисто. Утро полно волшебства. Небо, синее в вышине, переходит в бледную голубизну там, где встречается с вершинами холмов. Тебя ждет ветер – пойдешь ли навстречу? Холмы зеленеют для тебя. В зеленоватом тумане стоят высокие буки, на них воркуют лесные голуби. По белой дороге, по полям примул пришел тот, кто ищет тебя. Где ты, Гиацинта?

Виггз немного постояла, едва переводя дыхание, а потом стала танцевать снова.

Летний полдень. Солнце льет на землю горячие лучи. «Ку-ку» – доносится из чащи темно-зеленых деревьев. «Ку-ку» – снова кричит птица и улетает, не дождавшись ответа. Поля – зеленые и золотые – мирно спят у полноводной реки. Воздух полон ароматами лета. Где ты, Гиацинта? Разве не это условленное место? Я ждал тебя так долго!

Виггз остановилась, а человек, наблюдавший за ней из-за кустов, тихонько скользнул прочь, взбудораженный увиденным и собственным воображением.

А Виггз полетела во дворец, чтобы сообщить всем, что она умеет танцевать.

– Сказать, как это случилось? – лениво проговорил Удо, увидав Виггз. – Я просто прочитал один стишок – ну, знаешь, задом наперед, и вот, пожалуйста…

– О-о-о!!! – воскликнула Виггз.

Глава 16

Бельвейн развлекается

Удо проснулся, когда вошла служанка и принесла ему утреннюю порцию овсянки. Как только она закрыла за собой дверь, он вскочил, стряхнул солому и произнес со всей возможной решимостью и надеждой:

А потом, на всякий случай, наоборот:

Это действительно был его последний шанс. Обессиленный, принц рухнул на соломенную подстилку и снова заснул. Прошел почти час, прежде чем он проснулся по-настоящему.

Мне не хотелось бы вдаваться в подробности его ощущений. Предоставим это Роджеру Кривоногу. Между нами говоря, Роджер – немного сноб. Отчаяние принца Удо, обращенного в животное, восторг принца Удо, вновь обретшего человеческий облик… Мне кажется, что любой из нас, хотя бы и не принц, обрадовался бы точно так же. Я уверен, вы можете представить, что почувствовал Удо, снова став человеком.

Он прошелся по комнате. Он сто раз посмотрелся в зеркало. Он протягивал руку воображаемой Гиацинте со словами: «Милая принцесса, как вы поживаете?» Никогда еще он не казался самому себе таким привлекательным и таким мужественным. Во время очередного пируэта его взгляд упал на миску с овсянкой, и тут-то он и произнес фразу, которую услышала Виггз и которую я уже имел удовольствие цитировать.

Действительная встреча с Гиацинтой оказалась даже замечательней, чем ему рисовало воображение. Не смея поверить своим глазам, она порывисто схватила его за руку со словами: «О! Удо, дорогой, я так рада!» Удо подкрутил усы и совсем развеселился. За завтраком (Удо подкрепился на славу) они обсудили планы. Первым делом надо было вызвать графиню. За ней послали служанку.

– Если вы предоставите мне вести допрос, – сказал Удо, – я не сомневаюсь, что мне удастся…

– Думаю, что теперь, когда вы со мной, я смогу вести себя по-другому. Я не буду так ее бояться.

Вошла служанка.

– Ее светлость еще не выходила, ваше высочество.

– Как только она появится, передайте, что я хочу ее видеть.

Удо тем временем высказывал свои соображения:

– Вы мне рассказывали про ее фальшивую армию. Так вот, одно из моих предложений – а я успел придумать множество, пока был… ээ… нездоров – это чтобы она организовала настоящую армию на свои средства и навечно сделалась в ней младшим сержантом.

– Разве это наказание? – наивно спросила принцесса.

– Еще какое! Потом, я придумал…

Снова вошла служанка.

– Ее светлости слегка нездоровится, и она решила остаться в постели.

– А ее светлость не говорила, когда намерена выйти?

– Ее светлость вообще не собирается сегодня выходить. Ее светлость сказала, что она не знает, когда сможет встать.

Служанка ушла, а Удо с принцессой засели в углу, обескураженные неожиданным поворотом событий.

– Не знаю, что и делать, – сказала Гиацинта. – Не можем же мы вытащить ее из постели. Может, она и вправду больна. Вдруг она останется там навсегда?

– Конечно, – предложил Удо, – было бы очень…

– Видите ли, если мы…

– Вероятно, мы могли бы…

– Доброе утро, ваши королевские высочества! – прозвучал как гром среди ясного неба отчетливый голос графини Бельвейн. Она опустилась перед принцессой в необыкновенно изящном реверансе. – Ваше королевское высочество… И милый принц Удо в своем прежнем блистательном обличий!

На графине был восхитительный туалет. В золотом платье с глубоким вырезом, открывающим ослепительную белизну шеи, с двумя прядями темных волос, спускающимися до колен и перевитыми нитями жемчуга, она была похожа на самую настоящую королеву, в то время как Удо и принцесса казались жалкими злоумышленниками, застигнутыми врасплох за обсуждением гнусного заговора.

– Я… я думала, вы плохо себя чувствуете, – пролепетала принцесса, пытаясь прийти в себя.

– Я плохо себя чувствую?! – воскликнула Бельвейн, прижав руки к груди. – Мне казалось, что это его высочество… Но теперь он выглядит как настоящий принц.

Она взглянула на Удо, и в этом взгляде было столько восхищения, юмора, призыва и я не знаю, чего еще, но только у того разом вылетело все из головы и он мог только взирать на нее с изумлением и восторгом.

Несомненно, само ее появление было тонко рассчитанным шагом. Никогда не знаешь, как поведет себя женщина, подобная Бельвейн, но, мне кажется, она намеренно старалась казаться попроще в последнее время, чтобы потом явиться во всеоружии своей красоты. Положение дел действительно складывалось не в ее пользу: принц снова стал человеком, и именно на человека, мужчину, был рассчитан ее новый удар.

А Удо именно сейчас являл собой самую легкую добычу. То обстоятельство, что он снова стал привлекательным для женщин, заслонило в его глазах все остальное. Стать привлекательным в глазах Гиацинты было бы вполне достаточно для любого, но Удо ощущал какую-то неловкость. Он не мог забыть, что принцессе приходилось его жалеть, а быть объектом жалости – не самое достойное положение для мужчины. Другое дело – Бельвейн.