— Это уж точно. Я знала, кроме себя, еще одну лишь Верену — свою тетушку, в честь которой, собственно, меня и назвали. Полное ее имя — Верена Саммерз.

— Да-а-а, — протянул Маккриди, — признаться, я мало понимаю, что происходит. Ну да ладно, — сказал он, вновь разворачивая маисовые лепешки, — давайте-ка перекусим, пока в вагоне никого нет.

Жир на лепешках застыл, и они стали еще более неаппетитными на вид.

— Не могу я их есть — просто не могу. Даже когда их жарили, запах был неприятный — что уж говорить теперь.

Он вынул часы, щелкнул крышкой и, глядя на циферблат, решительно произнес:

— Ладно, до отправления остается еще восемь минут. Ждите меня здесь, а я попробую пробиться через толпу и взять для вас что-нибудь более съедобное, если, конечно, там такое найдется.

— А вы разве не видели, что у них есть?

— Не успел. Услышав, как те двое расспрашивают о вас, я схватил первое, что попалось под руку, — благо, буфетчик в этот момент не смотрел на прилавок — и выскочил оттуда.

— Выходит, вы даже не заплатили за лепешки? — ужаснулась Верена. — То есть попросту их украли?

— Почему же — я оставил им двадцатипятицен-товик, — успокоил он ее и, взглянув на злополучные лепешки в промаслившейся салфетке, добавил: — Хотя, конечно, они и гроша ломаного не стоят.

Завернув лепешки в салфетку, он встал и резким движением опустил правую руку; тотчас же из-под рукава выскользнул узкий нож.

— Держите, — сказал он, протягивая ей нож. — Он понадежнее вашей булавки.

Она взглянула сначала на нож, затем — на сверток с лепешками в другой руке Маккриди и поспешно проговорила:

— Я передумала, мистер Маккриди, я согласна их есть.

— Может быть, вы предпочитаете револьвер? Думаю, я могу его вам оставить.

— Нет, нет! — умоляюще выдохнула она. — Прошу вас, никуда не уходите!

Смерив ее красноречивым взглядом, он вздохнул и опустился на свое место:

— Ну, знаете, угодить вам чертовски трудно. Если бы существовала специальная школа для девушек, в которой обучали бы искусству своенравия и капризности, вы бы окончили ее с отличием. То же самое относится и к умению лгать — в этом искусстве вы добились поразительных успехов.

— Я вам не лгала, мистер Маккриди, — возмутилась она.

— Так уж и не лгали?

— Практически нет.

— Ну хорошо, скажите мне в таком случае, существует все-таки или не существует мистер Хауард?

— Уверена, что существует — по крайней мере, где-нибудь. То есть я хочу сказать, что Хауард — довольно распространенная фамилия.

— Но у вас на самом деле ведь нет никакого мужа?

— Допустим, нет.

— А как насчет всего остального?

— Чего остального? Знаете, сэр, вы…

— Какие еще вы мне рассказывали сказки? — не дал он ей договорить.

— Никаких. А сказать, что я замужем, меня вынудил не кто иной, как вы, — должна же я была как-то защищаться от вашего навязчивого внимания.

— И от внимания таких, как тот, с кем мы только что имели удовольствие разговаривать? — насмешливо спросил он.

— Прежде всего — таких, как вы, мистер Маккриди, ну и, конечно, таких, как он и вся эта ужасная компания ковбоев, — с вызовом ответила она, а затем, глядя прямо в его выражающие скептицизм и иронию темные глаза, добавила: — Все остальное, что вы услышали от меня, — это абсолютная правда.

— Как говорится — хочется верить, да не можется.

— Вы лучше посмотрите на себя, — парировала она его слова. — В чужом глазу вы даже соринку видите, а в своем и бревна не замечаете. Скажите мне, зачем вам мои заботы делать своими? Что, хотела бы я знать, вы от меня скрываете?

— Ничего особенного, — солгал он.

— И существует ли миссис Маккриди?

— Их сколько угодно.

— В каком смысле?

— У моего отца было четыре брата. Все они поженились и обзавелись детьми — большей частью сыновьями. Ну а эти сыновья, в свою очередь, тоже поженились…

— Дальше не надо, — перебила его она. — Я спрашивала о вас.

— Такой миссис Маккриди пока еще не существует. — Откинувшись на спинку сиденья, он окинул Верену ленивым взглядом и спросил: — А что, вы собираетесь претендовать на это место?

— Нет уж, покорно благодарю, — отрезала она.

— Вас еще что-нибудь интересует? Я имею в виду — насчет меня.

— Я не люблю совать нос в чужие дела, мистер Маккриди.

— Вот как? А мне ваш вопрос показался в высшей степени личным.

— Но вы ведь первый спросили меня об этом. Какая вам разница — замужем я или нет?

— В общем-то, никакой. Просто человек видит хорошенькую девушку, которая решилась отправиться в путь в одиночку, и…

— И ему в голову приходят разные глупости, — закончила она за него.

— Не совсем так, мисс Хауард, — я бы это назвал просто любопытством.

— А я бы назвала это тем, чем оно есть на самом деле.

— Что ж, пусть будет по-вашему. Вот, возьмите, — сказал он, протягивая ей холодную лепешку, а затем добавил: — Ешьте и наслаждайтесь моей компанией, пока у вас есть такая возможность.

— Что вы этим хотите сказать?

— Я выхожу на Орлином Озере — разве вы забыли?

Думать об этом было не очень приятно, особенно после того, что случилось. Но как бы там ни было, она ни за что не станет просить его остаться. Она не даст ему повода, которым потом он мог бы воспользоваться. И с этой мыслью она решительно принялась за жареную лепешку. Какая ни есть, но все-таки это пища для пустого желудка.

— Ее там не было, Гиб! Говорю тебе — не было! — твердил, обращаясь к Ханне, Ли Джексон, едва не срываясь на крик.

— Скажи ему, Чарли, — этой девчонки Хауард и близко там не было!

— Точно, Гиб, мы осмотрели весь этот чертов поезд, — подтвердил слова Ли более сдержанный Пирс, — но нигде ее не увидели.

— Мы как проклятые пялились на всех, кто выходил из поезда пожрать, — не переставая горячиться, продолжал Джексон, — и, когда все вышли, а она так и не появилась, Чарли влез в вагон и пошел искать ее через весь поезд. Но я тебе говорю — там не было не единой дамочки, которая бы ехала совсем одна. Да и вообще в том проклятом составе женщин почти не было — одна-две, и не больше. Ты думаешь, мы бы тебе не сказали, если б нашли ее?

— А может, он так кумекает, что вы хотели приберечь ее для себя, — вступил в разговор Боб Симмонз. — Может, он думает, что вы решили заграбастать все на двоих, а не делить на четыре части.

— Ты что, Боб, и впрямь так считаешь? — запальчиво спросил Пирс. — Ты серьезно думаешь, что мы хотели вас надуть? Какого лешего, в таком разе, нам понадобилось сюда возвращаться? Не проще ли было схватить девчонку и смотаться куда подальше?

— А с чего ты взял, что я так считаю, Чарли? — попытался его успокоить Симмонз. — Я только сказал, что, может, так думает Гиб. Черт подери, мы не вылезали из седла ночь и день подряд. После этого голова не шибко-то варит. Да и нервные какие-то мы все стали.

— С тем же успехом мы могли искать иголку в стоге сена, — пробурчал Джексон. — Ясное дело, лучше было бы дожидаться ее в Сан-Анджело — разве я вам это не предлагал?

— Она точно должна была ехать в этом поезде, — убежденно сказал Гиб. — Ее имя было в списке пассажиров Норфолкской Звезды, плывших до Галвестона. И, понятное дело, она не стала нанимать себе коляску — не будет же она трястись почти до другого конца Техаса.

— Похоже, она взяла и слиняла, — заявил Джексон.

— То есть испарилась — ты это хочешь сказать?

— Чего?

— Я говорю — тебя послушать, так получается, она испарилась.

— Знаешь, Гиб, — саркастически ответил Джексон, — у меня, натурально, нет твоего образования, и я таких умных слов не знаю, зато глаза у меня, черт возьми, на месте! И у Чарли со зрением тоже все в порядке!

— Ну хорошо, хорошо. — Гиб Ханна провел рукой по волосам, затем потер щетину на лице. — Какой смысл нам ссориться? Мы упустили ее, и все дела. Зато мы знаем, что она точно сошла с того парохода, и нам известно, что она переночевала в пансионе мадам Харрис — я сам проверял по регистрационной книге. По словам этой миссис Харрис, девчонка попросила разбудить ее пораньше, чтобы ей хватило времени позавтракать и успеть на поезд. Вот так, черт подери.

— А может, нам нужно было подождать, когда придет кассир, и спросить у него? — предположил Пирс.

— Некогда было ждать, — напомнил ему Симмонз. — Поезд ушел, почитай, за час до этого, и окошко было уже закрыто. В следующий раз оно открывалось аж в четыре часа, и тогда мы бы этот проклятый поезд вовсе не догнали.

— Видать, что-то случилось, и она не поспела на девять пятнадцать — так оно и было, Гиб, — настаивал Джексон.

— По-другому никак нельзя объяснить.

— Ты говоришь, эта, как ее там, Харрис сказала тебе, что наша мисс Хауард и впрямь смазливая девочка — так, может, с ней и взаправду что стряслось? Я хочу сказать, в таком месте, как Индианола, хватает лихих парней.

— Идти ей было всего ничего, да и то средь бела дня, — резким тоном возразил Ханна. — Кто-нибудь что-нибудь обязательно бы увидел, и об этом стало бы всем известно.

— В таком разе, Гиб, — вздохнул Ли Джексон, — получается, что у нас с Чарли не хватает шариков в голове — ты небось к этому клонишь или как тебя понимать?

— Ну да, Гиб, — поддержал его Чарли, — если ты у нас такой башковитый, то, может, растолкуешь нам, куда, к черту, она подевалась?

— Она в поезде.

— А у нас, значит, с Чарли совсем зенки повылазили — так, что ли? — процедил сквозь зубы Ли. — Но раз ты такой умный и глазастый, почему бы тебе самому не поискать ее?

— Ладно, кончаем грызню, толку от этого все равно никакого, — устало произнес Ханна. — Стало быть, вы говорите, что видели всех без исключения пассажиров — ну и дальше что?

— А то, что промеж них не было такой, как Верена Хауард, — уверил его Чарли Пирс. — Там вообще не было женщин, если не брать в расчет жену фермера с оравой мальцов, ну и еще одну…

— Какую именно?

— Одну бабенку малость помоложе — с ней еще был муж.

— А ты хорошо ее рассмотрел?

— Не мог. Беднягу так мутило, что она не могла держать прямо голову. Муж вконец замучился с ней. Сказал, что ждет ребенка.

— Может, эта Верена сошла с поезда до того, как мы его догнали? — медленно проговорил Симмонз. — Может, не выдержала такой компании?

— И куда потом подевалась?

— А мне почем знать.

— Нет, она может быть только в этом поезде, — уверенно заявил Ханна.

— Если так, то она выдает себя за ковбоя, и у нее это чертовски здорово получается, — пробормотал Джексон. — В этом поганом поезде никого, кроме ковбоев и мексиканцев, больше не было.

— И, кроме того, какого черта ей нужно было выдавать себя за кого-то другого? — заметил Боб Симмонз.

— Разве что она пронюхала о золоте…

Все трое посмотрели на Гиба Ханну. Затем заговорил Чарли Пирс:

— Откуда, будь все проклято, она могла бы об этом пронюхать? Ты же нам сказал, что даже тот чертов Хеймер не подозревал о золоте.

— Джек все оставил ей, — заявил Гиб и для убедительности повторил: — Все без исключения. Вполне вероятно, что он написал ей об этом перед смертью. Или оставил для нее послание, которое переправили ей после.

— Сколько раз повторять тебе, что там не было никакой…

— Чарли, а ты хорошо разглядел ее мужа? — прервав его, неожиданно спросил Ханна.

— Еще бы. — Пирс глотнул воздух, затем медленно его выпустил. — Довольно смазливый из себя парень, мятежник из Арканзаса. Сказал, что в войну сражался в составе Адской бригады. Черные волосы, сдается, карие глаза, шикарный костюм. Похож был на законника или кого-то в этом роде.

— Или на шулера… Ладно, что еще?

— Он был в сидячем положении, поэтому затрудняюсь в аккурат сказать, какого он роста, но, надо думать, он будет малость повыше тебя, Гиб.

— А что ты скажешь о его жене?

— Черт его знает — я же говорю тебе, лица ее я не видел, но мне сдалось, что одета она была неплохо. — Чарли мучительно пытался получше вспомнить, весь его лоб взбороздился складками. — Ее все время мутило, здорово мутило, Гиб. И еще — он называл ее Бесс. Как будто и все… Да, чуть не забыл — у нее было обручальное кольцо. По всему видать, это не наша пташка — согласен, Гиб?

— Может, да, а может, и нет.

— Я так себе смекаю, что нам лучше всего ехать назад в Сан-Анджело и ждать ее там, — высказал свое мнение Ли Джексон. — Толку от этого будет больше. Она же все равно появится на том судебном заседании насчет наследства.

— Мы и раньше знали, как ты там себе смекаешь, — оборвал его Ханна. — А я все равно считаю, что она едет в этом поезде, и намерен удостовериться в своей правоте.

— И как ты собираешься это сделать, Гиб?

— Учитывая, что поезд вынужден останавливаться каждые несколько миль и ждать, пока освободится путь, мы не упустим его из виду. И всякий раз, когда пассажиры будут выходить из вагонов, чтобы перекусить, кто-нибудь из нас должен быть где-то поблизости и держать их в поле зрения.

— Все это так, но…

— Даже если она и заметит что-то, рано или поздно она должна совершить ошибку и выдать себя.

— Но когда они остановятся для пересадки в Харрисберге, будет уже совсем темно, а в темноте не больно много увидишь, — резонно заметил Боб.

— Чтобы сесть на дилижанс до Сан-Антонио, ей придется ехать на поезде до Колумбуса. Интересно знать, какие там остановки после Харрисберга?

Достав расписание, Боб Симмонз разгладил его рукой и прочел вслух перечень остановок. Когда он закончил, Гиб Ханна кивнул и произнес:

— Так я считаю, что лучше всего, если мы догоним поезд где-то за Харрисбергом. А после этого…

— Да, но разве им не покажется малость странным, что всю дорогу вблизи маячат одни и те же никому не известные люди?

— Рейнджер ни у кого не вызовет подозрений.

— Но мы же не…

— А для чего, ты думаешь, у меня эта штука? — в очередной раз перебил Джексона Ханна и, сунув руку в карман, достал техасский полицейский жетон, затем протер его рукавом и добавил: — Чем дальше на запад, тем больше народ доверяет техасским рейнджерам.

— Я и не знал, Гиб, что рейнджерам положены жетоны, — пробормотал Чарли. — Я думал, им дают только бабки за работу и боеприпасы.

— Некоторые из них сами себе покупают жетоны, — пояснил Джексон.

Ханна кивнул в знак согласия:

— За этот жетон с меня хотели содрать два доллара, но не мог же я унижаться и платить какому-то мексиканишке.

Он помолчал, а затем решительно заявил:

— Терпеть не могу, когда поддержанием порядка занимаются негритосы и мексиканцы.

— Ты что, ради жетона прикончил этого парня? — не веря своим ушам, спросил Симмонз. — Гиб, ты убил техасского полицейского?

— Я убил мексиканца, не более того, а это, я думаю, в расчет не принимается.

— Черт возьми, Боб, никакой техасской полиции уже нет, — напомнил Симмонзу Пирс. — Насколько я слышал, у всех она в печенках сидела, эта полиция, и губернатору ничего не оставалось, как разогнать ее и снова возвратить рейнджеров. А теперь здесь только и остались что десяток-другой рейнджеров да горсти шерифов по округам.

— На сей раз ты все изложил правильно, — отозвался Ханна; еще раз взглянув на жетон, он опустил его в карман и, улыбаясь, добавил: — Думаю, есть все основания утверждать, что вы видите перед собой янки, превратившегося в рейнджера. А я знаю несколько случаев в прошлом, когда из этого получался немалый прок.

Она крепко спала, прислонившись головой к оконному стеклу, как вдруг поезд резко дернулся и остановился. Ее бросило вперед, и она бы ударилась о пустое сиденье впереди, если бы Маккриди вовремя не подхватил ее.

— Что там случилось? — пробормотала она, с трудом просыпаясь. — В чем дело?

— Мы снова остановились.

— Да, я вижу. Но почему?

Сзади них отворилась дверь, и появившийся на пороге проводник, стоя под надписью «НЕТ ВЫХОДА», провозгласил:

— Пассажиры, на линии повреждение! Для починки прибудет ремонтная бригада из Орлиного Озера.

— А сколько это займет времени? — выкрикнул кто-то из дальних рядов.

— Не могу сказать — лопнул рельс! — прокричал проводник в ответ.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Верены. Мало того что они поминутно останавливаются в самых неожиданных местах из-за коров на колее, так теперь, в довершение всего, они застряли посреди чистого поля — и к тому же перед самым ужином. Наклонившись вперед, она положила голову на спинку сиденья, чувствуя себя слишком измученной, чтобы найти в себе силы даже для слез. Каждая косточка ее тела ныла от усталости, и конца этим пыткам не было видно. Она находилась в пути целую вечность, но так никуда еще и не прибыла.

— А далеко до Орлиного Озера? — услышала она голос Маккриди.

— Где-то четыре мили, — ответил проводник.

— За это время я могла бы добраться до Колумбуса, даже если бы шла из Галвестона пешком, — пробормотала она вполголоса.

— Но самое ужасное — то, что, даже когда мы дотащимся туда, это будет всего лишь меньшая часть пути до Сан-Антонио. У меня появляется такое ощущение, что Пенсильвания находится на другом конце света.

Глянув на пестрое сборище оставшихся в вагоне пассажиров, она вздохнула и добавила:

— По сути, Техас — это какая-то другая, совсем чужая страна.

— Вам пока приходится видеть далеко не лучшее из того, чем может похвалиться Техас, — проговорил Маккриди. — Ладно, по крайней мере, худшие из этой ватаги сошли на предыдущей остановке.

— Хотелось бы верить, что это так.

— Разве я хоть раз вам солгал? — спросил он шутливым тоном.

— Разве вы когда-нибудь говорите правду? — кольнула она его в свою очередь.

Он напустил на себя обиженный вид:

— Знаете, я мог бы вас оставить в теплых объятиях ваших объявившихся родственничков, но я этого не сделал.

— Говоря откровенно, я и сама до сих пор не понимаю, почему вы этого не сделали, — призналась она.

Маккриди поднял глаза на проводника и спросил:

— Может быть, есть какая-нибудь возможность, чтобы нас подбросили до Орлиного Озера, не дожидаясь, пока отремонтируют путь?

Проводник перевел взгляд на Верену:

— Что, вашей миссис снова нехорошо?

Прежде чем она успела возразить, Маккриди предупреждающим движением положил ей руку на плечо и, кивнув головой, ответил:

— Наверно, это из-за жары. Боюсь, если не дать ей подышать свежим воздухом, она упадет в обморок.

— Вы можете выйти и походить с ней возле поезда.

— Это ненадолго поможет. Ей придется снова возвращаться в вагон, а из-за того, что мы стоим, внутри станет еще жарче. Если к тому же учесть, что закрыт туалет…

— Сюда должны прислать повозку с ремонтной бригадой, но я не знаю…

Он перевел взгляд на остальных пассажиров. Многие из них уже и сейчас недовольно бурчали, переговариваясь друг с другом, а по мере подъема температуры внутри вагона страсти накалятся еще выше.

— Я даже не знаю… в этой повозке не хватит места для всех, кто захочет уехать, — закончил он неуверенно.

— А пока что я хотел бы поместить ее куда-нибудь, где она могла бы прилечь и немного передохнуть, и готов сейчас же заплатить за это.

Опустив руку в карман пиджака, Маккриди нащупал пачку денег и, вынув их, отделил от пачки десять долларов одной купюрой.

— Может быть, вы смогли бы найти для нее подходящее место? — спросил он как бы между прочим.

Не сводя взгляда с денег, проводник некоторое время раздумывал, а потом согласился:

— Что ж, пойду посмотрю, что можно сделать.

— Уж постарайтесь, — вполголоса проговорил Маккриди, вручая проводнику банкноту. — У меня есть еще одна точно такая же, если у вас получится.

Не веря своим глазам, Верена завороженно наблюдала, как проводник аккуратно складывает десятидолларовую бумажку и прячет ее в кармашек для часов. Едва дождавшись, пока он выйдет из двери вагона, пятясь, словно краб, она повернулась к Маккриди и решительно заявила:

— Я ни разу в жизни не падала в обморок. Ни единого разу. И все это нельзя назвать иначе как чистой воды подкупом.

— Угу.

— Вы что, всегда бросаетесь так деньгами?

— А вы предпочитаете сидеть в вагоне и вариться в собственном поту? — отвечал он, явно не чувствуя раскаяния за содеянное. — Через десять-пятнадцать минут здесь будет настоящее пекло, как в раскаленной печи.

— Ну а все остальные? Как это будет выглядеть, когда мы встанем и спокойненько выйдем отсюда, оставив их мучиться в этом аду?

— Если им будет совсем невмоготу, они тоже что-нибудь придумают.

— Вы ведете себя как настоящий эгоист, мистер Маккриди, — принялась отчитывать его Верена. — И не думайте ни на секунду, будто я не понимаю, что всю эту вашу заботу обо мне вы используете лишь как повод самому укрыться от жары.

— Мама всегда мне говорила: «Умей за себя постоять, сынок, а о других пусть позаботится Господь Бог», — спокойно произнес в ответ Маккриди. — Понятно, она тогда говорила это с воспитательными целями, но впоследствии я пользовался ее советом в каких угодно других ситуациях.

— Я уже успела это заметить.

Она повернула голову к окну и стала смотреть, как над прерией поднимаются и зыбко колышутся дымчатые волны марева. А на горизонте чередой тянулись пологие холмы, поросшие густым высокоствольным лесом, манившим под свою уютную сень. Но в такую жару, подумала она устало, добираться до него на собственных ногах — дело абсолютно немыслимое. Шелковые чулки, пояс с эластичными подвязками, доходящие до колен панталоны, сорочка, лифчик, накрахмаленная нижняя юбка под платьем и без того почти довели ее до теплового удара. Если ей и есть за что благодарить Бога в настоящую минуту, так это за свое решение не надевать корсет.

— Как вы считаете, сколько времени займет ремонт пути? — нарушила она молчание.

— Я карточный игрок, а не железнодорожник, — напомнил он ей.

— Все равно у вас должно быть какое-то суждение на этот счет. Во всяком случае, мне показалось, что у вас есть свое мнение по любым остальным вопросам.

— Знаете, у вас от жары совсем в голове помутилось, — безжалостно сказал он, но, видя, как ее лицо зарделось от обиды, смягчился и добавил: — Ну хорошо, если бы мне пришлось заключать пари, я бы сказал, что меньше чем за несколько часов им не управиться.

— Я все готова отдать за ванну и приличную еду, — едва слышно проговорила она. — Я чувствую себя мокрой посудной тряпкой, которую забыли вывесить просушить.

— Вы могли бы иметь и то, и другое, но за это надо платить.

— Увы, я не могу сейчас позволить себе такую роскошь. Я должна экономить оставшиеся у меня деньги.

— Но я же предлагал вам взять часть моего выигрыша, — напомнил он ей.

— Я не хочу быть обязанной кому-либо, мистер Маккриди. Единственное, чего я хочу, так это… Впрочем, сейчас слишком поздно об этом говорить. Он умер, а я… а я не должна была уезжать из дома.

Отвернувшись, она прижалась головой к теплому оконному стеклу и закрыла глаза.

— Ничего, со мной все в порядке, — сказала она, убеждая в этом скорее себя, чем его, — как-нибудь выкарабкаюсь.

— Я в этом не сомневаюсь.

Он почувствовал себя очень утомленным — не меньше, чем она, судя по ее виду. Но вместо того чтобы поддаваться усталости, он решил размять затекшие ноги и встал с места. В пальцах ног, втиснутых в ботинки с толстыми подошвами, ощущалось болезненное покалывание. Чтобы восстановить кровообращение, он принялся ходить по вагону, сначала в один конец, потом обратно — и так несколько раз.

— Сыграем, мистер?

Он обернулся и увидел совсем еще юного, желторотого ковбоя. В первое мгновение он готов был поддаться соблазну. Но нет, он еще не опустился до такой степени, чтобы обдирать младенцев. К тому же было заметно, что паренек и так уже на грани отчаяния. Он отрицательно покачал головой:

— Слишком жарко.

— А я так думаю, надо отвлечься, чтобы забыть про жару, — отозвался юнец. — Ты, я слышал, играешь по-крупному. Эл и Билли, до того как сойти, говорили, что ты, мистер, кого хочешь облапошишь в карты.

— А сколько у тебя денег?

— Неважно — хватит.

— И все-таки?

— Достаточно, — настаивал паренек. — Я еще не все продул.

— В таком случае покрепче держись за то, что осталось.

Отвернувшись от юнца, он собрался идти дальше, но тут же услышал за спиной характерный щелчок взводимого курка, и у него на затылке зашевелились волосы. Первым его побуждением было выхватить свой армейский «кольт», но это могло бы спровоцировать парня на беспорядочную стрельбу, и кто знает, чем бы это окончилось для окружающих. Кроме того, убив этого юнца, он совершил бы большую глупость — интерес к нему со стороны закона стал бы намного более пристальным, чем ему этого хотелось. Так что оставалось одно — уповать на свою звезду и надеяться, что малый не станет стрелять ему в спину.

— Если каждый будет мне говорить, что его не устраивают мои денежки… — В ровном голосе паренька слышалась нескрываемая угроза.

Маккриди ничего не ответил и намеренно сделал еще один шаг вперед.

— А ты, я погляжу, ко всему еще и заячья душонка, мистер, — раздался за его спиной голос юнца.

Маккриди и на этот раз промолчал.

— Убери-ка свою пушку, сынок, ненароком еще угодишь в кого-нибудь, — вмешался ковбой, сидевший позади парня.

— Не бывало такого, чтоб кто-то давал от меня деру и оставался живым, — произнес юнец и наставил револьвер на удаляющегося Маккриди: — Ну, мистер, тебе теперь в самый раз молиться.

Все кругом затаили дыхание, а Маккриди продолжал двигаться.

Наступившая тишина невольно привлекла внимание Верены. Она села и, вытянув шею, посмотрела в другой конец вагона, туда, где находился Маккриди. Ей было интересно узнать, что там происходит. Она заметила, что все как-то неестественно замерли на месте. А потом, привстав с сиденья, чтобы лучше было видно, она рассмотрела за спинами ковбоев какого-то мальчишку, целящегося в Мака Маккриди. В ужасе она кинулась в проход и, пытаясь отвлечь внимание юного бандита, крикнула во весь голос:

— Не стреляй!

Все разом повернулись к ней, а она крепко зажмурила глаза, задержала дыхание и, делая вид, что лишилась чувств, упала на пол. В тот же миг в ноздри ей ударил острый запах табачной жвачки, грязи и опилок. Ее чуть не вырвало от такой смеси ароматов, и страшно подумать, во что, должно быть, превратилось ее платье.

Юнец от неожиданности вскочил с места и, увидев лежащую Верену, досадливо чертыхнулся. Воспользовавшись его замешательством, Маккриди резко повернулся кругом, нагнул голову и бросился на него. Выставив плечо вперед, он сильно толкнул юнца в грудь, и тот повалился назад. Револьвер при этом выстрелил, и пуля, просвистев, ударилась о металлический потолок вагона. Ковбой постарше — тот, что пытался урезонить своего юного соседа, — быстро сориентировался и, прежде чем юнец успел подняться, саданул его по голове рукояткой своего старого шестизарядного револьвера. Тело паренька обмякло, и ставший уже не опасным револьвер выпал из его руки на пол.

— Никто нынче не учит молокососов приличным манерам, — заметил матерый ковбой, пряча оружие в кобуру.

Не совсем еще понимая, чем вызван такой неожиданный поворот событий, Маккриди пробился сквозь толпу зевак, собравшихся в проходе, к Вере-не, опустился на колени возле нее и приподнял ее голову.

— Расступитесь! — обратился он к сгрудившимся вокруг них ковбоям. — Ей не хватает воздуха. Она без сознания.

Произнося эти слова, он почувствовал, как она вся напряглась. Близко наклонившись над ней, чтобы заслонить от взглядов любопытных, он тихонько проговорил ей на ухо:

— Пока что не двигайтесь — и спасибо вам.

— Мое платье… оно погибло, — сокрушенно отозвалась она.

— Я куплю вам новое.

— Не сможете.

Подставив для опоры согнутое колено и одной рукой поддерживая Верену в полуприподнятом положении, другой рукой он быстро расстегнул верхние пуговицы на ее платье и продел пальцы под ткань. Ее тело еще больше напряглось, и, схватив его за руку, она выдохнула:

— Нет!

— Тссс! — прошептал он ей в самое ухо. — Все будет выглядеть правдоподобнее, если я слегка расслаблю вам корсет.

— Но на мне нет корсета, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — И если вы хоть раз еще ко мне прикоснетесь, я закричу.

— Каким же я выглядел бы супругом, если бы не сделал этого? — парировал он ее вспышку, а затем, обернувшись, сообщил для всеобщего сведения: — Мне нужно вынести ее из вагона — она здесь задыхается.

В этот момент через дверь с надписью «НЕТ ВЫХОДА» ворвался проводник и требовательно вопросил:

— Что тут за шум? Кто стрелял?

В этот момент он увидел лежащую на полу женщину и подумал худшее:

— Бог ты мой! Что случилось?

— Малыш хотел пристрелить ее мужа, ну и она, понятно, сомлела, — ответил кто-то из пассажиров.

— Ты, приятель, лучше-ка побеспокойся о его супружнице, — обратился к проводнику другой, — а о мальце за тебя уже позаботился Том. Стукнул его по башке своей пушкой, и теперь малыш до самой ночи не оклемается.

— С ней все в порядке? — спросил проводник у Маккриди. — Ее не ранило?

— Виновато это проклятое пекло, — вступил в разговор еще один пассажир. — Она перегрелась, вот и все дела. Потому и сомлела — чего уж удивляться.

— Бьюсь об заклад, что и в аду не бывает такой жарищи, — поддержал его третий ковбой.

— Если даже и так, меня один черт туда не заманишь, — ввернул его сосед.

— Нужно найти для нее какое-нибудь место, где она могла бы немного отдохнуть, — сказал Маккриди, глядя снизу вверх на проводника, — и тогда, я уверен, ей стало бы лучше. Но здесь ее оставлять нельзя ни в коем случае. И ей понадобится вода.

У бедняги проводника было такое ощущение, будто все считают виновником жары его одного. Он поднял руки, призывая всех к молчанию, и, как бы оправдываясь, сказал:

— Я делаю все, что могу, граждане. Я знал, что ей плохо, и потому договорился, что ее отвезут к миссис Гуд. С минуты на минуту сюда прибывает повозка с рабочими.

— На кой черт сдалась твоя повозка, если дамочка может помереть еще до ее появления! — решительно заявил какой-то дюжий парень. — Джейк верно сказал — уж больно сильно она подогрелась в этом пекле.