— Это из-за голых досок; стоит их побелить — и дом приобретет совершенно другой вид, — сказал он.

Остановив мулов, он спрыгнул с коляски и привязал поводья к грубо отесанному столбу. Затем снова подошел к бричке и протянул Верене руки:

— Посмотрим, что там в доме.

Когда его руки сжали ее за талию и его лицо оказалось близко к ее лицу, у нее на мгновение перехватило дыхание, и ей показалось, что время остановило свой ход. Она почувствовала, как сильно ее влечет к нему, кровь запульсировала в ней горячими толчками, нагнетая во всем теле нетерпеливое желание. И то, что она увидела в его глазах, красноречиво сказало ей, что он чувствует то же самое. Он подхватил ее и опустил на землю. Она стояла вплотную к нему, близко-близко. Казалось, что в воздухе между ними пробежал электрический заряд.

Он готов был отдать все в эту минуту, чтобы заключить ее в свои объятия, но какой-то предостерегающий голос шепнул ему, что он не должен этого делать. Он не имеет права просить ее разделить с ним жизнь, полную обмана. Он не может даже дать ей свое собственное имя. И он вынужден был, сделав над собой огромное усилие, выпустить ее из рук, отступить от нее, нарушить очарование этого волшебного момента.

— Я войду первым, — сказал он. — Кто знает, что там внутри.

Поднявшись за ним по двум ступенькам крыльца, она посмотрела вниз и увидела на досках темно-коричневое пятно.

— Наверное… наверное, папа умер здесь, — прерывающимся голосом проговорила она.

— Мне сказали, что тело нашли во дворе. Видимо, в него выстрелили, когда он был в дверях, но он еще смог сойти со ступенек, прежде чем упал и умер.

— У него не было даже возможности оказать сопротивление — как ты думаешь?

— Его дробовик был найден в доме. Я думаю, это увязывается с показаниями Джексона и Пирсона.

— О том, что его убил Гиб Ханна?

— Ну да. Но они не присутствовали при этом, они не очевидцы, поэтому никто не может это утверждать наверняка. Шериф считает, что твоего отца застрелили, когда он открыл дверь на чей-то стук. Он, по-видимому, садился в этот момент ужинать.

— Но мистер Хеймер ничего не написал мне об этом. Он ни словом не упомянул о том, как умер папа.

— Да, я знаю.

— Получается, если он действительно украл это золото, то в конце концов заплатил за это жизнью, ведь так?

— Ты права.

Открыв дверь ногой, он услышал сухой треск, мгновенно отскочил назад и выхватил револьвер.

— Берегись!

— Что там такое?..

Рядом с ней грохнул выстрел, и в пыльном сумраке помещения что-то метнулось и тут же замерло. Сунув «кольт» назад в кобуру, Мэтт распахнул дверь до конца, хлопнув ею по наружной стене, и они увидели на полу истекающую кровью, похожую на толстую веревку пятнистую змею, от головы которой до кончика хвоста было три фута.

— Гремучая змея, — бросил он коротко.

— Как, в доме?

— Им, как и нам, тоже не нравится быть на жарком солнце.

— Я уже не уверена, что хочу заходить в дом, — сказала она, боясь двинуться с места.

— Сделаем так — я сейчас войду и открою все, что можно, с тем чтобы стало виднее, а потом вернусь за тобой.

— Я точно так же не уверена, что хочу здесь оставаться одна, — пробормотала она, чувствуя, как ее бьет нервная дрожь.

— А что, если где-то рядом притаился дружок этой змеи?

— Не исключено.

Войдя в переднюю комнату, Мэтт подождал, пока глаза не привыкнут к полумраку, а затем подошел к окну и отодвинул пыльную занавеску.

— Похоже, что кто-то побывал здесь до нас.

Она вошла вслед за ним в дом и тут же остановилась, потрясенная произведенным в нем опустошением.

— Кто-то здесь что-то искал… — только и сказала она.

Создавалось впечатление, что по комнате пронесся ураган: все было перевернуто вверх дном, дверцы шкафов открыты, ящики выдвинуты, их содержимое выброшено на пол, выцветший диван порезан в нескольких местах, обивка вывернута наружу, потертый ковер на полу отброшен в сторону, а в досках рядом с ним прорезана дыра, через которую была видна земля внизу.

Держась за рукоятку «кольта», Мэтт вошел в другую комнату и увидел там ту же картину. Перину в спальне распороли, а содержимое вытрясли, покрыв пол пушистым белым ковром из перьев. В раме кровати недоставало нескольких планок, а к спинке, рядом с еще одним отверстием в полу, был прислонен топор. Даже стены не пощадили: тот, кто побывал в доме, дал выход ярости и прошелся топором по штукатурке, отчего во многих местах обнажилась решетка дранки.

— Видать, он вконец взбесился, когда добрался до этой комнаты.

— Не мог же он ожидать, что найдет золотые слитки в стенах.

— Должно быть, решил, что Хауард обменял золото на деньги.

— Но сам подумай: если бы отец пошел в банк с золотыми слитками, сколько бы это вызвало разговоров!

— А разве он не мог это сделать в Мексике, а потом, возвратившись, поменять песо на доллары?

— В таком случае не похоже, чтобы он сильно потратился на ферму из тех денег, — заметила Вере-на. — Вся эта мебель стоила ему максимум полсотни долларов.

— Это уж точно, — согласился с ней Мэтт. — Такое впечатление, что здесь жил человек, у которого было не густо с деньгами.

Перейдя в кухню, он увидел, что дверца на шкафчике сорвана, а по полу рассыпаны мелкие осколки от разбитой посуды.

— Целыми остались только жестянки, кофейник и кастрюли со сковородками, — сообщил он.

Она села на стул с перепончатой спинкой и растерянно проговорила:

— Я не смогу продать этот дом в таком состоянии — ни один человек в здравом уме не купит его.

— Тебе придется привести его хоть в какой-то порядок.

— Но у меня нет денег, чтобы нанять кого-нибудь. Ты только взгляни на это — ничего стоящего не осталось.

— Но земля-то чего-то стоит, — попытался он ее успокоить. — Я заметил, здесь есть кукурузное поле, а за домом — неплохой огород. Так что, если вложить немного труда, то кое-что из урожая можно еще спасти.

— Я никогда не занималась выращиванием овощей и фруктов. Мы жили в полутора кварталах от зеленщика.

— А я занимался. Вовремя прополоть, вовремя полить — и все само растет. Потом собираешь урожай, съедаешь, что можешь, а остальное запасаешь на зиму. Так что это — очко в пользу продажи, и можешь считать, что огород у тебя уже в активе.

— Если не удастся продать это сразу — что ж, придется кое-чему научиться, — проговорила она, расправляя плечи.

— Человек на многое способен, когда заставляет нужда. Ну а сейчас я пойду взгляну на сарай — скоро вернусь.

— Я с тобой. — Посмотрев на лежащую у двери убитую змею, она поспешила вслед за Мэттом. — Ты и так уже, знаешь ли, увидел намного больше, чем я.

— Просто смотрю на то, что еще можно привести в порядок, вот и все.

Грязный пол в сарае был весь изрыт ямками, расположенными в шахматном порядке. Несколько охапок сена были вынесены из сарая и распотрошены. Осмотрев сарай, он удовлетворенно заметил:

— Крыша хорошая, стены — тоже.

— Если в такую яму упадет лошадь, то ее уже не спасешь, — заметила Верена: слова Мэтта ее никак не впечатлили.

— Но их можно легко засыпать.

Забравшись по приставной лестнице на сеновал, он объявил:

— А здесь вполне сухо.

— Может быть, просто давно не было дождя?

— Думаю, пока будут ремонтировать дом, сарай вполне можно приспособить под жилье, — наконец решил он.

— Тут даже никакой живности не осталось, — устало проговорила она.

— Если тут все отремонтировать, то можно будет просить и дороже.

— Дешевле оно уже не может стоить.

Он слез вниз и отряхнул брюки.

— Если б ты увидела мой старый дом, то ты бы так не говорила. Будь эта ферма моя, уж я сумел бы привести ее в порядок. Несколько недель — и ее было бы не стыдно продавать. Но тебе придется кое-чем обзавестись, чтобы здесь остаться, — не станешь же ты каждый раз ездить в город за молоком и яйцами.

— Но если я истрачу на ремонт все деньги, а потом ферма не продастся, то я не смогу уехать домой. Просто не представляю, как мне быть.

— Что ж, тут действительно есть риск, — признал он. Затем, подойдя к открытым дверям, он поднял ладонь к свету и стал выковыривать занозу. Когда он снова повернул к ней голову, она увидела, насколько серьезным стало его лицо: — Тебе придется чертовски много работать, Рена. Это совсем непривычная для тебя жизнь.

Она окинула помещение взглядом, а затем, повернувшись к выходу, посмотрела на Мэтта, тяжело вздохнула и кивнула головой:

— У меня, кажется, нет выбора.

— Но ты могла бы возвратиться в Филадельфию.

— Ничего не имея за душой? Я рассчитывала все-таки хоть что-нибудь получить за это, ну а теперь…

— Да, одной тебе с этим не справиться — тебе нужен будет партнер. Человек, который вложит деньги в расчете на прибыль от продажи.

— Кто же, если он, конечно, в своем уме, согласился бы загубить на это свои деньги, Мэтт? Ты только посмотри вокруг.

— Я бы согласился. — Слова эти вырвались неожиданно для него самого — он и сам не верил, что произнес их. — Да, я бы мог какое-то время тебе помогать.

— Но ты же ненавидишь все, что связано с сельским хозяйством.

— Я говорю не о сельском хозяйстве, а о вложении средств с целью получения прибыли. А что касается занятий сельским хозяйством, то скорее в аду ударят морозы, чем я снова стану за плуг.

— Неужели ты действительно готов вложить в это деньги? — изумленно спросила она.

Он пожал плечами:

— А почему бы и нет? Кроме того, лучшее убежище на несколько ближайших недель мне вряд ли найти.

— Но это же все равно, что вложить деньги в крысиную нору, а кроме того…

Она вовремя спохватилась, а то, не дай бог, действительно переубедит его. Раз он готов заняться фермой, значит, он остается! Стараясь не выдать охватившего ее ликования, она сказала:

— И в самом деле, может быть, стоит рискнуть?

— Конечно, стоит.

— Как ты считаешь, мы найдем золото?

— Если бы оно было спрятано в этом месте, его бы уже давно нашли.

— Я бы поделилась с тобой.

— Если я и останусь, Рена, то не из-за этого.

— Нет, разумеется, нет, и все-таки…

— Думаю, пройдет пара дней, и здесь появится Ханна. Что ж, пожалуй, я подожду его. Не оставлю же я тебя с ним один на один!

Мэтт выпрямился и, вытерев рубашкой пот со лба, оперся на длинное топорище, давая отдохнуть уставшим мышцам. С тех пор, как он последний раз рубил дрова, прошло уже много времени, но иначе Верена не сможет приготовить поесть. А когда он с этим покончит, ему предстоит целый день засыпать ямы в сарае. Но ему нужно работать, ему нужно вымотать себя до такой степени, чтобы к времени, когда он ляжет спать, у него не осталось сил даже подумать о Верене.

После того как он накануне отвез ее в город, ему пришлось провести бессонную и довольно неуютную ночь. Местечко было совсем небольшим — всего лишь горстка необычных на вид глинобитных домишек, ветхих лачуг, да обложенных дерном и обнесенных частоколом хижин, — и все это располагалось на северном берегу реки Норт-Кончо, прямо напротив форта, лежащего с другой ее стороны. Мэтт не был уверен, что в таком крошечном городке она будет в безопасности, и ему удалось уговорить ее остановиться в доме шерифа и его жены мексиканки, а сам он решил провести ночь на улице, поджидая Гилберта Ханну.

Когда до утра было еще далеко, она потихоньку выскользнула из дома, чтобы составить Мэтту компанию — все равно ей не спится, объяснила она. Небо было усеяно яркими звездами, светила почти полная луна, их овевал легкий, наполненный ароматами олеандра ветерок, и у него голова шла кругом. Но он не должен проявлять слабость, сказал он себе, — ни сегодня, ни завтра; по крайней мере, до тех пор, пока не заслужит право ее любить. После той ночи в гостинице «Менгер-Хаус» он дал себе слово больше не подвергать ее риску остаться с ребенком-безотцовщиной на руках. И так он просидел рядом с ней весь остаток ночи, разговаривая о чем угодно и запрещая себе то, к чему обоих их так тянуло.

А сейчас он чувствовал себя настолько усталым, что у него все плыло перед глазами. Между тем было еще довольно рано, солнце едва достигло зенита, а это означало, что светло будет еще восемь, а то и девять часов. Но он был намерен довести себя до полного изнеможения, лишь бы выдержать эту ночь. Сегодня ночью некому будет играть роль дуэньи.

Подняв с земли охапку дров, он отнес их к поленнице под деревом и аккуратно уложил. Глядя на результаты своего труда, он подумал, а чем бы занимались сейчас Дру и Уэйн, если бы остались в живых. Наверно, трудились бы на ферме. Холодными зимними ночами они, бывало, все трое сбивались в кучу под старыми перинами и подолгу разговаривали о том, что с ними будет, когда они станут взрослыми. Дру мечтал купить себе большой участок земли где-нибудь на берегах Камберленда, там, где земля черная и плодородная, где все растет легко и быстро и где не нужно уговаривать каждый жалкий росточек появиться наконец из твердой глины на поверхность. Уэйна же интересовали животные. Он любил их. Не было у них на ферме ни одного живого существа, которому он не дал бы имени, включая даже цыплят. Он умел обращаться с животными, и они все его любили. Флора, их старая корова с обвисшими боками, давала больше молока, когда доил ее Уэйн. Но главной его мечтой были овцы, очень много овец. Он всегда говорил, что когда-нибудь у него будет самая большая отара во всем штате Теннесси.

Их мечты ушли вместе с ними. Все, что им удалось получить, — это по крохотному клочку теннессийской глины на каждого: как раз столько, чтобы было где их похоронить. А он, самый младший сын, не захотел оставаться на старом месте; он стремился заняться чем-то более чистым, он хотел жить там, где грязь не попадала бы ему под ногти и где он не должен был бы гнуть спину, толкая перед собой этот ненавистный плуг. Глядя сейчас на свои грязные руки, он не мог удержаться от иронической улыбки.

Верена в некотором отношении напоминала ему Уэйна. Когда прошлым вечером они возвратились в Сан-Анджело, он подумал, что было бы неплохо обзавестись собакой. Она смогла бы вовремя предупредить, если бы Ханна попытался застигнуть их врасплох. И вот он подобрал самого несчастного бездомного пса, какого только смог найти, и, когда они привезли его утром на ферму, Мэтт, чтобы песик не вздумал удрать, скормил ему пару свежих кроликов. Лай у проклятой псины оказался столь оглушительным, что мог бы разбудить и мертвого, а рычал он так грозно, что распугал всех койотов. Но Верена, проявив поистине изощренное чувство юмора, назвала пса Дружком. И через какой-то час он уже преданно ходил повсюду за ней, не отставая ни на шаг, совершенно при этом забыв, кто на самом деле покормил его. Но, может быть, это и к лучшему. По крайней мере, если он уедет, у нее останется защитник.

Он снова загнал себе занозу, на сей раз в ладонь, и она сидела так глубоко, что могла загноиться. Он попытался вытащить ее зубами, но никак не мог ухватиться. К концу дня, как он знал, рука может всерьез разболеться.

Краем глаза он увидел Верену; она несла большое ведро с мокрым, свежевыстиранным бельем, за ней семенил Дружок. Мэтт повернулся в ее сторону и крикнул:

— Ты купила вчера мазь в лавке Вэка?

— Нет, но я нашла баночку с мазью под кроватью! — прокричала она в ответ.

Поставив ведро на землю, она метнулась к дому прежде, чем он успел сказать, что сам сходит за мазью. Не прошло и минуты, как она появилась с баночкой в руке и, подойдя к нему, спросила:

— Волдырь?

— Нет, заноза.

— На какой руке?

— На левой.

Взяв его руку в свою, она внимательно разглядела занозу и сказала:

— Не нравится мне твоя заноза. Тут нужна иголка, прежде чем прикладывать мазь.

Она подняла голову, в ее глазах заиграли золотистые искорки, словно тысячи отраженных солнц, и у него просто захватило дух от ее красоты. Неприкрытое желание, овладевшее им в эту минуту, было откровенно написано на его лице.

— Я… пожалуй, схожу за иголкой.

— Постой, — он сжал ее руку. — Рена…

И вдруг за их спиной раздался собачий лай. Дружок подбежал, скуля и подвывая, и начал носиться вокруг них. А когда Мэтт заключил Верену в объятия, животное, словно обезумев, стало бросаться на него и яростно лаять.

— Проклятый пес ревнует, — пробормотал он, отрываясь от ее губ: — Господи, Рена, я так больше не могу.

— Я тоже, — нежно ответила она, обвивая руками его шею.

Ее тело крепко прижалось к нему, и в этот момент он услышал выстрел. Пуля угодила в ветку в нескольких сантиметрах над ее головой, сбив несколько листьев. Отстранившись от Верены, он подтолкнул ее к поленнице и закричал:

— Быстро за дрова!

Она бросилась в укрытие; тут прогремел второй выстрел. Пуля ударила в землю рядом с собакой, едва не задев животное.

«Генри» лежал на земле, рядом с топором в другом конце двора. Выхватив «кольт», Мэтт низко пригнулся и, прячась за поленницей, попытался определить, откуда стреляют. Но ничего, кроме холмика в семидесяти-восьмидесяти метрах от фермы, он не увидел. Так или иначе, это слишком далеко для револьвера.

На солнце ослепительно сверкнула сталь, и в ту же секунду над ухом Мэтта просвистела третья пуля. Мэтт ринулся через двор за винтовкой, пес понесся к холму, а Верена за их спиной помчалась к дому.

Бросившись на землю, Мэтт перекатился по щепкам к «генри», схватил его, тут же вскочил и выстрелил. Человек за возвышением приподнялся, чтобы прицелиться в собаку, и в этот момент из дома выбежала Верена с дробовиком в руке.

— Нет, — закричала она, — он же убьет Дружка!

Проклятый пес был как раз на линии прицела винтовки; он мчался, готовый вцепиться в стрелявшего, но вдруг взвизгнул, упал и покатился вниз по холму. Мэтт выстрелил, но бандит успел укрыться. Обливаясь слезами, Верена вскинула дробовик.

— Не стреляй, слишком далеко! — прокричал Мэтт. — Только напрасно израсходуешь дробь!

Но она бросилась бежать, крикнув ему через плечо:

— Он все равно меня не убьет — он думает, я знаю, где оно спрятано!

— Не делай глупостей!

— Он убил мою собаку!

Но в этот момент Дружок умудрился подняться на ноги, а затем, зарычав, взвился в воздух и обрушился на врага. Послышались проклятия, перемежающиеся с рычанием, и Мэтт увидел, как бандит, используя ружье как дубинку, наносит собаке удар за ударом. Она снова жалобно взвизгнула и повалилась наземь.

Верена, успевшая добежать почти до вершины холма, прицелилась и нажала на курок. Отдача сбила ее с ног, она упала на землю, и очередная пуля, выпущенная бандитом, пролетела мимо. Мэтт, бежавший за Вереной, произвел подряд несколько выстрелов, чтобы отвлечь противника на себя. И тот совершил роковую ошибку: он поднялся из-за укрытия, чтобы прицелиться, и его настигла пуля из «генри», отчего он завертелся на месте, упал ничком, а затем из последних сил пополз, стараясь спрятаться за вершиной холма. Но тут его настигла раненая собака.

Мэтт, держа противника под прицелом винтовки, стал подниматься дальше по склону холма.

— Дружок! — позвал он.

Тот, все еще не в состоянии успокоиться, стоял над лежащим светловолосым человеком и издавал глухое рычание. Взмахом руки Мэтт дал знак Верене, чтобы она оставалась на месте, а сам подошел к бандиту поближе. То, что он увидел, было не для слабонервных. Лицо Гиба Ханны было обезображено залпом из дробовика, но сбила его пуля из винтовки, угодившая в левое плечо.

Увидев, что Ханна пытается что-то сказать, судорожно открывая пенящийся кровью рот, Мэтт склонился над ним и услышал, как тот, задыхаясь, произносит последние слова:

— Надул… забрал… мою долю… золота. Кончил… его… за это.

— А как насчет других?

— Тоже… убрал. Всех… кроме…

— Пирса и Джексона?

— Кретины… смылись… и Мак…

Ханна провел рукой по рту, пытаясь сбросить с него пену, судорожно кашлянул, и глаза его закатились. Голова безжизненно запрокинулась назад, и он замер, уставившись пустым взглядом прямо на солнце.

Мэтт отступил от него на несколько шагов назад и в этот момент подошла Верена.

— Не смотри на него — зрелище не из приятных.

Повернувшись к ней, он обнял ее, даже в этот момент наслаждаясь ее близостью:

— С ним покончено — и со всеми другими тоже. Думаю, больше никого не осталось.

Он нежно провел рукой по ее спине и тихо сказал:

— Не нужно было этого делать, Рена, — я думал, он убьет тебя раньше, чем я успею выстрелить.

— Я была уверена, что он не убьет меня, пока не доберется до золота. Я была единственная, в кого он не должен был стрелять. И когда я увидела, что он творит с Дружком…

Пес бочком подобрался к Верене и положил окровавленную голову ей на туфлю. Боясь опустить на него глаза, она крепче прильнула к Мэтту и прошептала:

— Наверное, он умрет, да? И я не смогу спасти его?

Он выпустил ее из объятий и, отступив назад, опустился на корточки возле животного.

— Посмотрим, посмотрим, — проговорил он, ощупывая собаку.

— Так, его задело дробью, разорвано ухо, но я не нахожу на нем особенно больших дыр.

И он погладил костлявую морду собаки, стараясь успокоить ее.

— Ну что, герой? Идем-ка теперь домой, — мягко проговорил он, а затем, взглянув на Верену, добавил: — Если ты сможешь нести оба ружья, я понесу его.

Он взял Дружка на руки и пробормотал:

— Знай я, какой ты тяжелый, я выбрал бы кого-нибудь поменьше, можешь быть уверен. Подумать только, даже сейчас, хоть он и такой тощий, в нем, пожалуй, не меньше тридцати килограммов.

Где-то на полпути Дружок решил, что с него уже хватит и, вырвавшись из ноющих от усталости рук Мэтта, спрыгнул на землю, и остальную часть пути пробежал на своих четырех.

— Я бы сказала, он будет жить, — заявила Верена.

— Похоже на то.

— Теперь, я думаю, нам больше не нужно беспокоиться насчет золота, — вздохнула она. — Видимо, оно ушло от нас навсегда.

— Ты и в самом деле будешь так сильно переживать, если не найдешь его?

Она посмотрела на него, на его взъерошенные волосы, темные глаза, мужественный разворот его сильных плеч и поняла, что всему наступил конец. Пройдет немного времени, и он покинет ее.

— Нет, — ответила она сдавленным голосом, — оно и так принесло слишком много горя. Да я никогда и не считала, что мое счастье состоит в золоте или деньгах. В случае если бы я отыскала его, я бы наняла самого лучшего адвоката, которого можно найти за деньги, и он бы вел твое дело, если бы ты не передумал предстать перед судом. Но я, несмотря ни на что, по-прежнему надеюсь, что ты не сделаешь этого.

— Я хочу, чтобы у меня было честное имя, Рена. Я не собираюсь всю жизнь прожить под тенью имени Маккриди.

— Я не совсем тебя понимаю.

— Когда я предам себя в руки закона, я хочу сделать это под своим собственным именем — под именем Морган.

— Морган? — повторила она.

— Да. Мэтью Джеймс Морган. И поверь мне, Маккриди — это самая большая ложь из всего того, что я тебе рассказал. Все остальное — в той или иной степени правда.

— Включая то, что ты из Теннесси и все прочее?

— Да. А что ты скажешь, — улыбнулся он, — если я предложу тебе провести еще одну ночь в «Менгер-Хаусе»? — И, прежде чем она успела ответить, добавил: — Первым делом я хотел бы искупать собаку и сам хорошенько помыться, а потом надо отправляться в Сан-Антонио.

У нее все так и застыло внутри:

— Понимаю.

— У меня там есть одно дельце — и у тебя, кстати, тоже.

Она стояла перед ним с недоуменным видом, и он тихо сказал:

— Ведь ты для этого сюда и приехала, разве не так? Ты ведь сама говорила, что хочешь понять, почему он оставил вас.

— Да, но… но как насчет тебя?

— Мне и самому нужно получить кое-какие ответы. Ну, и пока я буду там находиться, почему бы мне не сыграть две-три партии в покер на крупные ставки? Я чувствую, что сейчас у меня полоса везения. Итак, что ты на это скажешь?

— Даже не знаю.

— Я угощу тебя самым большим бифштексом, который только можно найти в Сан-Антонио, — пообещал он. — И обязательно закажу еще одну бутылку того вина. Мы с тобой займем самую лучшую комнату в гостинице и, если мне повезет в игре, устроим себе грандиозный праздник.

Глядя в теплую глубину этих темных глаз, любуясь его нетерпеливой мальчишеской улыбкой, она внезапно ощутила, как все остальное отодвигается на задний план. Да, мама предостерегала ее от опасных мужчин, но в то же время она не раз повторяла, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Пусть даже он и покинет ее послезавтра или через неделю, но, пока этого не случилось, она будет любить его всем своим сердцем, всем телом и всей душой.

На губах Верены медленно заиграла улыбка, ее глаза излучали тепло, и она тихо проговорила:

— Мне долго не нужно собираться, Мэтт. Я тоже приведу себя в порядок, приготовлю для собаки еды на несколько дней, выставлю во двор ведро воды и через час буду готова.

Верена сидела рядом с Мэтью Морганом и нетерпеливо ожидала, когда же к ним наконец выйдет банковский кассир, исчезнувший за дверью с толстым стеклом. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем тот появился и провозгласил:

— Мистер Пойнтер готов вас принять.

Комната, в которую их пригласили, была темнее других помещений в банке — возможно, из-за стен, обшитых панелями темного дуба, а в воздухе чувствовался запах политуры. Из-за огромного стола поднялся крупный мужчина и, протянув ей руку, спросил:

— Мисс Хауард, не так ли?

— Да. — Повернувшись к Моргану, она улыбнулась и добавила: — А это мой хороший друг, мистер Морган.

— Морган, вот как? — Указав на два тяжелых дубовых стула, банкир сказал: — Прошу вас, садитесь.

Затем он снова сел в свое кресло и, прокашлявшись, перешел прямо к сути дела:

— В вашей записке сказано, что Джон Хауард умер, не так ли?

— Да. — Вынув из сумочки письмо мистера Хеймера, она протянула его через стол мистеру Пойнтеру и сказала: — Я узнала о его смерти из этого письма. Его написал адвокат моего отца.

— Бедняга Хеймер, — пробормотал банкир, качая головой. — Я его знал очень неплохо. Такой хороший человек — и такой страшный конец.

— Я не была с ним лично знакома, — призналась она. — Как я понимаю, он не считал необходимым известить о смерти моего отца непосредственно вас?

— Сомневаюсь, что ему было хоть что-то известно об этом деле. Когда ваш отец передал этот документ на хранение в наш банк, он попросил (и просьба его, заметьте, была исполнена) сохранить все это в тайне.

Сообщив это, он открыл нижний ящик стола и достал оттуда большой конверт из коричневой оберточной бумаги.

— Как вы можете сами видеть, конверт по-прежнему запечатан, что отвечает пожеланиям нашего клиента. Я его достал их хранилища лишь сегодня, после того как утром получил вашу записку.

— Благодарю вас. — Она приняла конверт трясущейся рукой и спросила: — Может быть, он вам сообщил, что находится в этом конверте?

— Нет. Насколько я помню, он сказал, что там семейные бумаги, и этим ограничился. — Он нашел среди конвертов на столе лист бумаги и протянул его Верене: — Если вы намерены забрать бумаги с собой, мне понадобится расписка.

— Да, разумеется.

— И если вы хотите вскрыть конверт без свидетелей, я готов на несколько минут выйти из кабинета, — любезно предложил он.

— Нет, в этом нет необходимости. Я… я бы предпочла забрать бумаги с собой в гостиницу и рассмотреть их там, в своей комнате.

Взяв протянутую ручку, она быстро написала на бумаге «Верена Мэри Хауард» и, пододвинув ее к нему, произнесла:

— Благодарю вас.

— Не стоит. Но я полагаю, мы еще будем иметь удовольствие увидеть вас здесь, прежде чем вы покинете город. — Она встала, и он последовал ее примеру: — Примите мои сочувствия. Джон был прекрасным человеком.

Как только они вышли на улицу, на палящее техасское солнце, рука Мэтта соскользнула с ее локтя к пальцам ее руки:

— Если не хочешь, чтобы я присутствовал, когда ты будешь его вскрывать, я не обижусь.

— Ну что ты, конечно, хочу. — Она бросила на него быстрый взгляд и, заставив себя улыбнуться, пробормотала: — Ты ведь не будешь возражать, если я хорошенько всплакну?

— Нет, не буду. — Он в нерешительности помолчал, а затем произнес: — Раз мы уже оказались здесь, я бы хотел заглянуть на телеграф, если ты, конечно, не против. Хочу проверить, не получен ли ответ на мою телеграмму.

— А я и не знала, что ты давал телеграмму.

— Ее давал Хиггинс, когда привез сюда Пирса и Джексона. Может быть, еще рано спрашивать, но я все-таки хотел бы проверить. Если новости будут плохими, поплачем вместе.

Он зашел сам, а она его ждала на улице. Вышел он, заметно посерьезнев.

— Пока ничего, — сказал он, беря ее за руку.

На обратном пути в «Менгер-Хаус» он казался чем-то озабоченным, даже отчужденным. Затем, когда они подошли к входной двери, он резко остановился и сказал:

— Я не хотел, Ре на, чтобы все так получилось — мне хотелось, чтобы все было по правилам.

— О чем ты?

— Я не хочу знать, что в этом конверте. Если он оставил тебе пятьдесят тысяч долларов золотом, ты обеспечена на всю жизнь, и я тебе больше не буду нужен.

— А если не оставил?

— Пока еще не знаю. — Его руки сжали ей плечи, и он сказал: — Я хочу, чтобы ты зашла в гостиницу сама. Поднимись в комнату, вскрой конверт и прочти то, что внутри.

— А ты куда пойдешь?

— Просто прогуляюсь по улице.

Она была в полной растерянности и не знала, что подумать:

— Но что все-таки произошло?

— Ничего, просто мне надо кое о чем поразмыслить.

— Ты все-таки получил ответ на свою телеграмму, и новости оказались плохие, не так ли? — осмелилась она спросить.

— Нет, просто я считаю, что если тебе предстоит стать богатой, то тебе имело бы смысл подумать, чего ты по-настоящему хочешь.

— Но я и так знаю, чего хочу.

— Ты все еще мыслишь, как Верена Хауард, незамужняя школьная учительница из Пенсильвании. Но стоит тебе превратиться в состоятельную мисс Хауард, твое отношение ко всему может в корне измениться.