Мне нравится воображать себя парнем, которого сыграл Берт Рейнолдс в «Освобождении». Пока все пребывают в ужасе, панике и замешательстве, я сохраняю спокойствие, трезвость мысли и поступаю соответственно обстоятельствам. Такая самооценка не слишком далека от истины. В конце концов, пересмотрев уйму фильмов об обычных людях, попадающих в опасную ситуацию, я неизменно принимал сторону героя, говорившего: «Черт побери! Возьмите себя в руки. Делайте, как я скажу, и мы все останемся в живых». Будь у меня иная натура, я бы примерял шкуру другого персонажа – директора по рекламе, трусливого предателя, которого в финале съедают акулы в лифте, камнем падающем вниз. А попади мой любимый герой в переделку с триадами – этот Пэл в исполнении молодого, не успевшего располнеть Харрисона Форда, несомненно, провел бы утро перед компьютером в офисе, с молчаливой угрюмостью лепя маленьких лошадок из канцелярской замазки «Блю-Так».
      К счастью, меня никто не беспокоил. Полин не вылезала из Интернета в поисках дешевых авиарейсов в Малагу. Почему-то на ее экране вместо испанских авиалиний постоянно выскакивали пассажи про «шпанскую мушку». Полин тяжко, неодобрительно вздыхала, делала какие-то пометки в маленьком блокнотике, но явно не решалась попросить меня о помощи в присутствии Дэвида, которому с его места не было видно, чем она занята. Сам Дэвид начал утро с просмотра отчетов АСПФВО (Английского совета по финансированию высшего образования). Для разнообразия он время от времени переходил на отчеты ОКПИС (Объединенного комитета по информационным системам).
      Тишина разлетелась вдребезги, когда дверь распахнулась и в офис вихрем ворвалась Джейн, библиотекарь отдела политологической литературы. Джейн была костлявой ведьмой двухсот с лишним лет от роду, всегда одетой в одно и то же платье унылой служебной расцветки. А может, у нее имелось несколько одинаковых платьев. Она обладала завидной, неистощимой подвижностью, какая обычно свойственна престарелым сумасшедшим. Не обращая внимания на меня и Полин, Джейн прямиком ринулась к Дэвиду и осведомилась с плохо сдерживаемой яростью:
      – Дэвид, у вас найдется свободная минута?
      Мы с Полин немедленно прикинулись мухами на стене, будто и не ловили каждое слово.
      – Итак, Дэвид, я должна вам сообщить…
      Туг в открытую дверь вкатился библиотекарь отдела экономической литературы Брайан. Голову Брайана покрывали густые рыжие волосы. Волосы были явно фальшивые, но все делали вид, что не догадываются об этом. Шарообразное, облаченное в жилетку туловище Брайана заставляло вспомнить персонажей Диккенса. Брайан брел по щиколотку в золе догорающего сороковника. Несмотря на сферическую комплекцию, двигался он по-птичьи, выгибая конечности самым причудливым образом, а когда требовалось стоять на месте, быстро-быстро перебирал ногами. Глаз отдыхал только на его голове. В прошлом с Брайаном случались казусы: пребывая в крайнем возбуждении, он так быстро поворачивал голову, а за ней и все тело, что парик не успевал вписаться в вираж и сдвигался на сорок пять градусов. Во избежание подобных недоразумений, пока тело приплясывало в ритме сбивчивого стаккато, голова Брайана совершала исключительно медленные, апатичные движения. Однако наблюдение за походкой Брайана оставляло жутковатое впечатление, картинка надолго застревала в памяти и всплывала по ночам в кошмарах.
      – А-а-а, Брайан, – насмешливо протянула Джейн. – Надеюсь, ты согласишься повторить Дэвиду все, что только что сказал мне, причем в том же тоне?
      – С удовольствием, Джейн. Позволь начать с информации о том, чем ты занималась сегодня утром.
      – Я занималась тем же, чем занимаюсь каждое утро.
      Брайан фыркнул:
      – Да уж, с этим не поспоришь.
      – Не могли бы вы рассказать, что произошло, с самого начала? – попросил Дэвид.
      – Я сидела за столом… – приступила к рассказу Джейн.
      – Это не самое начало. Начало было, когда я прибыл в офис, – перебил ее Брайан.
      – Нет, не тогда, – огрызнулась Джейн.
      – Тогда, тогда, – ответил Брайан.
      – «Тогда, тогда…» Как ребенок прямо.
      – Это не я, как первоклашка, бегаю ябедничать учителю, Джейн.
      – Очень рада, что ты жалуешься, соблюдая субординацию, Брайан. Это многое объясняет.
      – Да расскажите, наконец, что произошло! – взмолился Дэвид.
      – Он назвал меня дурой! – воскликнула Джейн.
      – Она сломала мой карандаш! – взревел Брайан.
      – Во-первых, это не твой карандаш, а университетский. Во-вторых, я его не ломала. Свинцовая сердцевина уже была сломана, потому что ты барабанил карандашом по столу.
      – Этот университетский карандаш я взял на складе для своих личных нужд. Кстати, свинец в карандашах больше не используют, там графит.
      – Полагаю… – вставил Дэвид, но его никто не слушал.
      – Взял для своих личных нужд? Кажется, раньше это называлось «своровал», не так ли?
      – Не так, если карандаш лежит на столе в офисе. «Своровать» означает положить в карман и унести домой. Как программу текстового редактора, которую я заметил в твоей сумочке на прошлой неделе. Не написать ли письмо в Ассоциацию библиотекарей по поводу соблюдения некоторыми библиотекаршами правил лицензирования?
      – А я напишу письмо по поводу этичности заглядывания в сумочки коллег!
      – После случая с этим карандашом ты уже ничего не напишешь!
      – Позвольте мне… – Дэвид снова попытался разнять их, его снова перебили, но на этот раз не спорщики.
      – Ух ты! Я прямо на войну попал, а? – со смехом произнес возникший на пороге Назим.
      Все невольно обернулись. Дэвид заметил, что прочие библиотекари сгрудились возбужденной стайкой за дверью, наблюдая за дуэлью Джейн и Брайана.
      – Эй, вы все! – крикнул Дэвид. – Возвращайтесь на рабочие места. Здесь не на что глазеть.
      Застигнутые врасплох библиотекари вздрогнули и разбежались кто куда, щебеча на ходу.
      – Приветик, Пэл! Свободная минутка найдется? – весело спросил Назим.
      – Да-а… – Я попытался подстроиться под его беспечный, раскованный тон, но мой ответ прозвучал скорее так, словно я сел на острый предмет.
      – Хорошо. Отлично. – Назим по-прежнему стоял в дверях. Я сообразил, что он хочет переговорить со мной с глазу на глаз.
      – Давайте поговорим на ходу, ладно? – сказал я, слезая со стула. – Мне надо кое-что сделать. Не здесь, в другой части здания.
      – Какие проблемы, дружище.
      Я вышел и прикрыл за собой дверь офиса. Сквозь стекло было видно, что Джейн и Брайан немедленно ожили и принялись поливать друг друга, но слов уже не было слышно. Мы с Назимом шли по коридору будто пара приятелей.
      – Как дела, Пэл?
      – Что ж, гангстеры меня пока не грохнули, значит, дела идут лучше, чем я ожидал.
      – Ха! Ну ты и насмешил меня, нет, правда. Ты мне поднимаешь тонус. Кстати, здесь есть место, где можно поговорить без посторонних?
      – Э-э… В кабинете истории и достижений университета, туда никто не заглядывает.
      – Веди, дружище.
      Мы спустились на несколько лестничных пролетов. Как я и ожидал, в кабинете никого не оказалось, но все-таки я запер дверь изнутри. После назначения мукзэпоем мне дали особый ключ, подходящий ко всем замкам в корпусе. Кроме трех членов совета менеджеров такой ключ имелся лишь у менеджера учебного центра, охраны, уборщиц и техперсонала. Правда, в коробке из-под печенья в общей комнате на всякий случай лежал запасной.
      – Превосходно, – сказал Назим.
      – То, что вы собираетесь сказать, меня сильно расстроит?
      – Ха! Вовсе нет. Я пришел помочь.
      – Ага.
      – Я так понял, ребята из ДОПОЛа своими требованиями денег тебя совсем зашугали… – Назим сунул руку в карман и вытащил конверт, потом сунул руку в другой карман и вытащил еще один конверт. – Вот я пришел тебя утешить.
      Он вручил мне оба конверта. Конверты были полуоткрыты, я быстро заглянул внутрь, отметив про себя, что они набиты пятидесятифунтовыми банкнотами.
      – Всего десять тысяч. – Назим ткнул пальцем в конверты, видимо, чтобы я не подумал, будто речь идет о каких-то других десяти тысячах, – например, о тех, что могли заваляться в моих карманах. – Больше, чем мы договаривались. Сумму в гонконгских долларах, о которой мы условились, я округлил в фунтах. Заплатим им немного сверху в виде компенсации за неудобства, а? Сразу перейдешь в разряд уважаемых.
      – Если честно, мне не хочется числиться ни в одном из их разрядов.
      Я нервно теребил конверты в руках: а вдруг я потеряю их прямо здесь, в запертом помещении? Никогда прежде я не держал в руках даже близкой суммы. Сам факт обладания, пусть краткого, такими деньгами, казалось, изменил окружающий мир: появился назойливый фон – страх жуткой потери. Назим улыбнулся и фамильярно потрепал меня по плечу, мне захотелось боднуть его головой в ответ. До меня дошло, что я даже не знаю, куда деть эти конверты. Назим, по-видимому, носил хитро скроенный пиджак, в котором незаметно умещались тысячи фунтов нала, – удобная штука для курьера, колесящего по городу. А у меня даже пиджака не было, я мог лишь засунуть по конверту в карманы брюк, откуда они торчали как уши. Говорят, деньги возвышают мужчин в глазах женщин. Вот у меня в карманах больше наличности, чем я когда-либо имел при себе, но все равно выгляжу дурак дураком.
      – Люди из ДОПОЛа больше не вступали в контакт? – спросил Назим, направляясь к двери.
      – Нет. Пока нет. – Мне пришлось временно вытащить из кармана пять тысяч фунтов, чтобы достать особый ключ. – Я даже не знаю номер телефона Чанга.
      – А-а, понятно. Тут я тебе ничем не могу помочь, извини, дружище. Номер у меня был, но я знаю, что Чанг любит менять мобильники каждые несколько месяцев. Один TCP знал, по какому номеру ему можно дозвониться на данный момент.
      Мы вышли на главную лестницу. Я придерживал руками карманы с деньгами, опасаясь, что те выпадут и улетучатся без следа. Я походил на ковбоя перед дуэлью. Если, конечно, ковбои имеют привычку красться вдоль полок с книжками по географии. С толстыми конвертами вместо револьверов. И с видом законченных идиотов.
      Сдвинув манжету, Назим глянул на часы:
      – Дела, дружище, дела. Пора бежать. Если что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти, верно? Уверен, ты и сам отлично справишься. Ведь справишься? У тебя есть способности, как у рыбы к плаванию, я сразу заметил, дружище. – Он еще раз взглянул на часы. – Пойду я, пора. День и ночь без выходных дела со всем миром. Увидимся позже, хорошо?
      Назим направился к лифту. Придерживая руками содержимое карманов, я быстро-быстро засеменил к служебному выходу. Попробуйте соединить два этих движения, и вы в точности скопируете походку старого гомика. Как можно проворнее я спустился на первый этаж и подбежал к личному шкафчику. Открыв его, я засунул деньги внутрь, запер дверцу и подергал ее для верности. Потом подергал еще. После чего проверил, заперта ли дверца, подергав ее в третий раз. Со вздохом облегчения отправился в офис, но, не успев дойти до двери, вернулся и опять подергал дверцу шкафчика. Заперта. Точно заперта. Чтобы убедиться, подергал еще раз.
      Остаток дня я провел без особых хлопот, разве что проверял дверцу шкафчика каждые семь минут. До конца рабочего дня досиживать не стал – надо было зайти в магазин, и я ушел пораньше. Пожалуй, единственное преимущество работы в университете заключалось в том, что он расположен в центре города. Вылазка в банк или магазин отнимала всего несколько минут. На сей раз мне требовалось купить куртку. У меня, конечно, имелась куртка, но не такая, которой можно доверить десять тысяч фунтов (а деньги я предпочитал носить на себе – так оно спокойнее). Все мои куртки и пиджаки давали слабину по части карманов. Некоторые их вообще не имели, у других они были неглубокие или даже (невероятно, но факт) фальшивые. Чтобы рассовать пачки пятидесятифунтовых банкнот, нужны большие карманы. Большие карманы на застежках. Карманы, которые можно запечатать гигантской молнией. Мне требовалась большая дурацкая куртка с большими дурацкими карманами. К счастью, они были в моде и недостатка в предложении не наблюдалось.
      Я не люблю прочесывать магазины в поисках одежды. Обычно за новой парой брюк я шел туда, где купил старую. Урсула пользуется другим методом – перемерить все брюки в каждом магазине города и вернуться домой ни с чем. Разве это не значит, что у меня получается ходить по магазинам лучше, чем у нее? Непредвзятый наблюдатель, увидев, что я возвратился домой через сорок минут, купив, что хотел, а Урсула провела в магазинах восемь часов, перебрав все брюки в городе и не сделав ни одной покупки, наверняка присудит победу по баллам мне. Урсула, однако, категорически не согласится, указав, что мои положительные баллы за достигнутый результат будут сведены на нет кошмарным отсутствием стильности. Урсула твердит, что со мной неинтересно ходить по магазинам. Подобные оценки моего бесстрастного отношения к обмену денег на товары и услуги не способны задеть меня за живое. Конечно, если бы она сказала: «Фу! С тобой так скучно подписываться на страховку от несчастных случаев», я бы крайне расстроился. Или если бы скорее с печалью, чем в гневе, посетовала: «Пэл, открывать с тобой счет в банке – никакого кайфа», это поразило бы меня в самое сердце. Но когда дело касается хождения по магазинам, я с готовностью признаю свою ущербность и выслушиваю мнение Урсулы с олимпийским спокойствием.
      Но в тот день, окажись Урсула рядом, она, несомненно, объявила бы меня интересным партнером, потому что я перемерил кучу курток в разных магазинах. Иногда я даже возвращался примерить ту же самую куртку во второй раз. Странно было бы экономить на куртке, в которой предстояло транспортировать десять тысяч фунтов, но, с другой стороны, не хотелось угрохать кучу денег на вещь, которую я и не подумаю надеть, если только не нужно будет нести оплату триадам. Помимо нормальной цены и карманов на застежках куртка должна была обладать объемистостью, этакой «пузатостью», чтобы засунутые в нее конверты с деньгами никак не обозначались на поверхности. Наконец мне удалось отобрать две куртки, удовлетворившие мой придирчивый вкус, но одна оказалась мала и в придачу женской, скорее даже девичьей. Поэтому в обмен на внесенные по кредитке 70 фунтов и 99 пенсов я стал обладателем произведения из акрилового волокна. В нем нашла пристанище астрономическая россыпь карманов, разбросанных в беспорядке, но снабженных крепкими молниями, напоминавшими шрамы – будто у куртеца была буйная молодость, когда он постоянно нарывался на драку. Куртка была скроена из толстенных ромбовидных клиньев, подкладка (с тремя гигантскими карманами) матово-зеленого цвета, а наружная поверхность – ярко-оранжевого. Я надел ее, немедленно засунул деньги во чрево карманов и застегнул молнии. Нормальный парень был бы доволен одной обновкой, но я не удержался и прикупил кое-что еще. В одном из магазинов вешалки с одеждой вплотную примыкали к отделам садового инвентаря и спортивных тренажеров. Наверное, хотели сделать как лучше для посетителей, которым сразу могли потребоваться рубашка, гребной тренажер и пара мешков торфа. Куртки в этом магазине имели непотребно элегантный вид, и я уже повернул к выходу, как вдруг заметил величайшее из изобретений человечества, выставленное на продажу всего за 54 фунта 75 пенсов, – коробочку размером с дамскую сумочку, соединенную проводами с электродами, которые, если прикрепить их к мышцам, стимулируют их слабыми электрическими разрядами. Индивидуальный прибор повышения тонуса. Программа физических упражнений для неисправимых лентяев. Просто счастье, что я дожил до такого прогресса! Немедленно заплатив, через две минуты я держал в руках пакет, чье содержимое сулило мне новый брюшной пресс.