Пролог

В пещере Ткачих трудились над своей работой древние мастерицы. Сначала они вплели в узор коричневато-зеленую нить, затем синюю, потом еще одну, ярко-зеленую, и наконец несколько золотых. Их бурые от старости руки умело и быстро порхали над работой. Каждая нить вплеталась в Вечную Паутину прежде, чем они успевали отпустить ее, но узор все еще был неясен.

Младшая из трех коснулась той точки, где пересекались коричневато-зеленая и синяя нити.

— Подобает ли, — спросила она, — чтобы мы сводили двух смертных вот так, да еще когда один из них обречен?

— Подобает, и более чем подобает, — ответила Старейшая. — Посмотри сюда.

Она указала на узор, который начала образовывать Паутина в далеком будущем. По виду и образу своему он напоминал темный буран, и в нем мелькали зловещие образы, один страшнее другого. Младшая всмотрелась — и слегка отпрянула.

— Значит, именно это им предстоит? — спросила она.

— В свое время, сестра, в свое время, — безмятежно сказала Средняя. — До этого им еще надо дожить, а пока что мы подошли к той точке, где все должно измениться.

— Но мы еще не знаем, как оно изменится, — сказала Старейшая. — Ничего, Паутина скажет.

— Выходит, встреча с обреченным может оградить от того ужаса, что грядет?

— Возможно. Возможно. Терпение. Паутина должна рассказать, для того она и существует. Она всегда говорит, когда приходит время.

Младшая вернулась к своей работе.

— В этой точке все слишком плохо сплелось, — сказала она.

— Мы не можем вникать в дела смертных, — сказала Старейшая, добавив еще одну нить. — Есть то, что есть, и так останется. Этого уже не изменишь. Имеет значение лишь Паутина Времени, и если мы отвлечемся, сжалившись над живущими, и вмешаемся в ее рисунок, все спутается, и уже никто ничего не сможет распутать. Более не говори об этом.

Младшая покорно склонила голову. Но она все возвращалась взглядом к только что добавленным нитям, касалась их темными морщинистыми пальцами. Да, здесь был узел, но прямо на ее глазах он разгладился и стал частью целого.

Одна из жизненных нитей, коричневато-зеленая, вдруг протерлась и лопнула. Младшая осторожно закрепила ее, отпустив обрывок, который под ее рукой удлинился и начал сам собой изменять и уплотнять узор, который три Ткачихи только что начали. Совершенно неожиданно, прямо на глазах у остальных, смотревших из-за плеча Младшей, ярко-зеленая нить подхватила узор, из которого выпала тускло-зеленая. С этого момента он стал выглядеть четким и устойчивым, с точками, плотными на ощупь.

— А, вот, — сказала Средняя. — Это и было нам нужно. Теперь мы можем продолжать.

А живущие, как всегда, продолжали верить, что они свободны в своих решениях и свершениях даже тогда, когда их нити проходят сквозь пальцы Ткачих.

Младшая окинула взглядом тот рисунок, что уже сложился. Да, вот они, жизни и смерти, и исчезнувшие королевства. Она знала, что слова Старейшей правдивы. Те, кто держит в своих руках нити, не должны поддаваться ни милосердию, ни жалости. Это было бы безумием, хуже того — это нарушило бы рисунок времени.

Она с интересом наблюдала, как менялись орнаменты, чтобы вобрать в себя новые нити. Она поняла, что именно возникает прямо у нее на глазах. Появилась сильная новая нить, еще не Великая Перемена, но нечто близкое к ней, и начала влиять на все, с чем соприкасалась. Значит, вот что прокладывало себе путь… Все прекрасно. Воспрянув духом, Ткачиха протянула руку к Паутине и вновь принялась за работу.

1

В столичном городе Ренделшаме уже несколько дней непрерывно моросил мелкий дождь. Все жители, которым не надо было выходить на улицу по делам, сидели дома. Еще и холодно было не по времени. Слуги постоянно топили очаги сырыми, зелеными дровами, потому что сухие за зиму вышли, и над городом висели клубы черного дыма. Печные трубы не справлялись с делом, и в домах висел почти такой же чад, как и на улице, и люди кашляли и чихали, кутаясь в теплую одежду, которую уже надеялись было убрать до новой зимы. Вынужденное безделье, однако, имело и свою выгоду, поскольку при дворе, кажется, не было ни одного человека, который не думал бы о том, что делать с Ясенкой, дочерью покойного короля Борфа. Она только что приехала в Рендел из Зловещей Трясины, где прожила почти всю свою жизнь. Честно говоря, была она незаконной дочерью короля, но все же имела право претендовать на престол. А это могло сильно пошатнуть позиции нового короля, Флориана, если, конечно, у Ясенки достало бы дури на такое решиться.

В общем, проблема стала причиной пересудов во многих домах, и прежде всего при дворе вдовствующей королевы Исы, которая часто советовалась по этому поводу с лордом Ройансом, главой Совета регентов, а также в доме графа Харуза, ныне официального лорда-маршала Рендела, который не советовался ни с кем. Он скорее действовал — откровенно обхаживал леди Ясенку.

В этот день леди Маркла из Валваджера — которая на самом деле была всего лишь мадам Марфи, королевой шпионов, — явилась просить аудиенции у королевы. Та охотно ее приняла.

— Добро пожаловать! — сказала она, когда Маркла вошла в ее личные покои. Иса повернулась к своим дамам. — Принесите подогретого вина, печенья с пряностями и оставьте нас.

Маркла позволила леди Ингрид взять у нее промокший плащ и повесить его подсушиться у огня. А сама с наслаждением подошла к камину, растирая руки.

— Даже в перчатках на заячьем меху у меня пальцы замерзли, — пожаловалась она. — Я уж и забыла, когда в последний раз видела солнце.

— Я рада тебе, но догадываюсь, что ты наверняка выбралась из замка Крагден по срочному делу. Присядь у огня. Скоро ты согреешься.

Леди Ингрид принесла на подносе графин вина и два кубка, а также блюдо с печеньем. Маркла налила себе и вдовствующей королеве, подождала, пока Ингрид уйдет, и лишь затем начала говорить.

— Если бы я могла согреться тем жаром, что пылает в моем сердце, мне бы не понадобился плащ, — сказала она с горечью в голосе. Она придвинула низенький стул, на который указала ей вдовствующая королева, и села с видом закадычной подруги истинной правительницы Рендела. — А вместо этого я торчу в Крагдене, пока Харуз любезничает с Ясенкой здесь, в городе.

— Ну, наш милый граф наверняка не переступает границ пристойности.

— Этого я не знаю. Но, говоря по чести, Ясенка много лет прожила в Трясинной земле и умеет защищаться от чего бы то ни было. Она не настолько ослеплена блеском двора, чтобы поддаться ухаживаниям Харуза до свадьбы, пусть он и спас ее и привез сюда.

Иса пристально посмотрела на даму, ее собственную креатуру, верховную шпионку, ее глаза и уши в доме того, кто мог бы угрожать ее планам. Упоминание о свадьбе не ускользнуло от королевы, как и обида в голосе Марклы. Эта обида, как знала Иса, была порождена ревностью, а ревность была вызвана заклятием, которое наложила на Марклу сама же Иса, дабы для Марклы на Харузе свет клином сошелся. Влюбленная по уши в Харуза, Маркла была в полной власти Исы, поначалу подстрекавшей, а потом переставшей одобрять ее интерес к графу. Королева также позаботилась о том, чтобы по заклятию и Харуз любил Марклу. Однако его амбиции не подчинялись таким слабостям, как стремления сердца, и в этом была уязвимая точка ее плана. Иса еще раз обдумала слова Марклы.

— Но вы же сдались маршалу, — как можно ровнее заметила вдовствующая королева и с удовольствием увидела, как Маркла покраснела до корней волос.

— Он случайно зашел ко мне. Мне показалось, что это подходящий момент, — оправдываясь, сказала она.

— Для чего?

— Он сказал, что любит меня. Когда мы наедине, он ведет себя так, словно и в самом деле влюблен. Но он ухаживает за Ясенкой! И говорит, что дело успешно продвигается.

Иса с трудом удержалась, чтобы не нахмуриться. Ей хватало забот с последней выходкой короля Флориана, так что новость Марклы была совсем некстати. Пока девчонка держится на расстоянии, пусть себе Харуз обхаживает ее. Но если она, того и гляди, сдастся — нет, это лишнее.

— Вы обсуждали это с леди Ясенкой? — спросила Иса.

— Нет. Хотя Харуз не говорил напрямую, мне кажется, он хочет, чтобы я держалась подальше от его городской резиденции, где он ее поселил. Потому у меня не было возможности посетить ее. Кроме того, я не думаю, чтобы она мне доверилась. — Маркла скривилась. — Принцесса. Не чета мне. Принцесса-лягушка, вот она кто!

Иса прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Принцесса-лягушка, вот уж точно! Однако королева поняла, в чем тут дело.

— Вполне естественно, что она для тебя нож острый. В конце концов, она перебежала тебе дорогу.

— Если бы вы могли найти какого-нибудь другого знатного человека…

— У тебя есть кто-то на примете? — Иса отпила вина, прекрасно понимая, что Маркла не до конца откровенна. Это был деликатный вопрос. Ясенка, последняя из известных наследников Дома Ясеня, древней колыбели королей, незаконная дочь покойного короля Борфа, признанная отцом, была не просто мешавшим всем ублюдком из Зловещей Трясины или даже, по замечательному выражению Марклы, принцессой-лягушкой. Незамужняя, она стала центром политической клики, выступавшей против короля Флориана. Хотела она того или нет, Ясенка была соблазном для каждого межевого рыцаря, желавшего улучшить свое положение. Выйдет замуж за слишком знатного человека — и станет угрозой Флориану или даже его наследнику, буде король таким обзаведется. Выйдет замуж за недостаточно знатного — все равно останется угрозой, поскольку найдутся те, кто воспользуется этим оскорблением как предлогом для выступления против короны.

Интересно, правдивы ли слухи о Ранноре, ставшей наследницей Дома Рябины после смерти Лаэрн? Ладно, время покажет, найдется ли другой наследник, способный оспорить притязания Ясенки… если, конечно, она на что-то притязает.

— Возможно, я и найду подходящего кандидата, — сказала Маркла. Она поставила пустой кубок на поднос и не стала наполнять его снова. — Но мне кажется, что Ясенка может вообще не выйти замуж, если сама того не захочет. Ее не научили жертвовать чувствами, как подобает всем прилично воспитанным девицам.

— И что ты предлагаешь?

— Спросить ее саму.

Вдовствующая королева приподняла бровь. Только этого не хватало — вводить ублюдка покойного супруга в свой дом, говорить с ней… Она не желала видеть девушку с того самого ужасного дня, когда умер король. Ройанс привел Ясенку в комнату, где расставался с жизнью Борф, дав Исе возможность сравнить этот крепкий побег Ясеня с хилым, туповатым, жалким отпрыском ее собственного союза с Борфом.

А теперь новый король, Флориан, сам устроил себе неприятности с Раннорой. Ее кузина Лаэрн умерла родами, как говорили, всего несколько месяцев спустя после посещения Ренделшама. Слухи утверждали, что тут был замешан Флориан и что позор ускорил кончину старика Эрфта. Его младший брат Уиттерн, одногодок и друг Ройанса, принял правление Домом после кончины старшего брата. Иса хотела сегодня подумать об этом, а не о возможном замужестве Ясенки. Вдовствующая королева вздохнула. Одна неприятность за другой. И с тем, и с другим надо разобраться, но всему свое время. Маркла была здесь, а Раннора и ее опекун, Уиттерн из Дома Рябины, еще не приехали.

— Пошли за Ясенкой, — сказала Иса. — Прикажи привести ее. Мы подождем.

Маркла склонила голову:

— Да, госпожа.

Она встала и пошла исполнить приказание вдовствующей королевы.

Оберн пошевелил рукой, сломанной в сражении с гигантскими птицами на утесе на краю Зловещей Трясины. Рука срослась и снова была в порядке, хотя в сырую погоду порой и ныла. Сегодня Оберну ничего так не хотелось, как вернуться домой. Ему очень не хватало Морских Бродяг, не хватало свободы — его тянуло выйти в море на корабле, чтобы морской ветер вымел из его души все ядовитые испарения городской жизни.

Однако тут командовал граф Харуз. По крайней мере, до последнего времени графу вроде было приятно иметь Оберна своим «гостем», хотя Оберн так и не смог понять почему.

Когда лекарь наконец сказал, что можно больше не держать руку на перевязи, Оберну позволили выезжать с патрульными отрядами. Пока не приходилось особенно удаляться от Крагдена или пока не доходило до стычек с жителями Трясины, которые продолжали нападать на честных ренделских фермеров, он мог отправляться с солдатами, когда и куда хотел. Но теперь даже эта отдушина закрылась для него, поскольку они с Ясенкой жили в городском доме Харуза, у подножия холма, на котором возвышался замок.

Однако в его новой жизни было и кое-что интересное. Например, до сих пор Оберн толком не знал, как обходиться с лошадьми, а теперь он мог считаться более чем опытным наездником. Ему никогда прежде не приходилось вращаться в кругу знати, а теперь он смог познакомиться с образом жизни вельмож. Ему никогда прежде не приходилось бывать на королевских похоронах или коронации — и вот ему довелось увидеть коронацию короля Флориана.

Оберн оценивающе смотрел на Флориана. Значит, именно этот человек приходил в качестве посла к его отцу, главному вождю Снолли, с бумагой — договором? Оберн чуть не расхохотался, но это нарушило бы церемонию. О, король, в общем, неплохо выглядел обнаженным до пояса на церемонии помазания, но лишь потому, что разгульный образ жизни еще не оставил на нем заметных следов. У Флориана было красивое мускулистое тело, но его отец, Борф, к старости растолстел, и, похоже, этот юнец пойдет по стопам папаши. Оберн и Ясенка по настоянию графа Харуза держались позади, в толпе. Присутствие Ясенки, как сказал Харуз, внесет смятение, но если она вообще не будет присутствовать, это сочтут неслыханной грубостью. Что до Оберна, то он был высокого рода, так что его присутствие было почти столь же обязательным, как и ее.

Оберну было приятно стоять рядом с Ясенкой среди толпы, заполнявшей неф Великого Собора Света. Ему было приятно заслонять ее от бесцеремонных чужаков, норовивших толкнуть девушку. Но приятнее всего ему было смотреть на Ясенку, на красивое лицо, изящную фигуру, на серебристые волосы, сверкающим потоком струившиеся по спине.

Он радовался тем редким случаям, когда им выпадало вместе бродить по паркам Ренделшама, проходить мимо высокородных лордов, спешивших по своим делам. С одним Оберн встречался — это был лорд Ройанс из Граттенбора, глава Совета регентов, который допрашивал его в зале дома Харуза в ночь смерти старого короля. Остальных показала ему Ясенка — Гаттора из Билфа, Валка из Мимона, Джакара из Вакастера, Лиффина из Лерканда и еще одного, с которым Ясенка виделась тем памятным вечером, Уиттерна из Дома Рябины, позднее ставшего хранителем этого Дома. О них у Оберна не сложилось определенного мнения, разве что он признавал, что лорд Ройанс показался ему опытным, способным и очень честным человеком.

Город Ренделшам был Оберну интересен своей необычностью. Молодой человек привык к жизни Морских Бродяг и к жалкому подобию (чтобы не выразиться крепче) настоящих домов. Здесь же вместо маленьких примитивных хижин высились здания из белого камня, богато украшенные резьбой, и с каждого угла крыши смотрели сказочные твари, такие живые, что казалось — они готовы вот-вот спрыгнуть вниз, на голову беспечного пешехода. Из пастей этих тварей стекала на улицу дождевая вода, чтобы не портить стены. Остроумное изобретение.

Вместе с Ясенкой они совершили короткое паломничество в передний двор Великого Собора Света, чтобы увидеть четыре огромных дерева, представляющих четыре Великих Дома Рендела. Учтивый священник, проходивший мимо, рассказал им историю о том, как ожила вот эта рябина и как волшебным образом возродился ясень — молодые побеги пробились среди переплетения засохших ветвей. Дуб же продолжал тихо, медленно угасать, а тис цвел как всегда. Оберн дал священнику монету — ту, что выиграл на спор, — и благодарный служитель богов провел их внутрь и показал диковины храма. Даже три чудесных окна, скрытых от случайного посетителя. Одно окно было закрыто занавесом, к которому, как сказал священник, под страхом смерти запрещено прикасаться без дозволения ее величества. В другом окне была видна Зловещая Трясина, из которой вылезало что-то непонятное. Но дольше всего Ясенка смотрела на третье, с изображением, как сказал священник, Паутины Судьбы.

— Они движутся, — сказала она словно бы сама себе. — Руки Ткачих двигаются.

Но Оберн не заметил этого.

Однако вскоре приятные прогулки прекратились из-за плохой погоды, дождливой и холодной. Оберн привык к холодам — но чтобы такое случилось посреди лета? В этом было нечто неестественное. Он с благодарностью принял доставленную ему из кладовых Харуза подбитую мехом тунику и плащ и сидел дома столько, сколько душа выдерживала. Он даже начал в доме носить шляпу, как коренные жители Рендела, и понял, что это тоже помогает согреться:

Ясенка во многом была похожа на Оберна и, когда ей слишком долго приходилось торчать в четырех стенах, точно так же начинала злиться. Потому их тянуло друг к другу куда сильнее, чем в обычное время. А еще потому, что открылось ее высокое происхождение и жизнь девушки должна была теперь перемениться, и очень сильно. Иногда они говорили и об этом.

В тот день в Ренделшам из Крагдена приехала леди Маркла, чтобы посетить вдовствующую королеву Ису. Маркла ни разу не зашла в городской дом Харуза, но Ясенка тем не менее пряталась в комнатах Оберна, пока та была в городе.

— Я не хотела ничего такого, — сказала Ясенка, когда они как-то раз сидели вместе у очага, пробуя горячий напиток, который повар Харуза приготовил из яблочного сока и пряностей. — Будь на то моя воля, я бы оставила все как есть. Моя защитница Зазар предсказала, что передо мной ляжет новая дорога, но я и не думала, что она будет такой трудной.

— Ты очень изменилась с тех пор, как я впервые тебя увидел, — улыбнулся Оберн. — Хотя те штаны…

— Из кожи лаппера.

— Да, кожаные штаны — они показались мне куда более подходящими для твоего тогдашнего образа жизни.

— Ты тоже кое в чем изменился.

Девушка окинула взглядом его нынешний костюм — Оберн был одет в дублет и тунику, и теплый плащ поверх всего, а не в стеганые штаны и толстый, способный остановить удар кинжала жилет. Он поправил бархатную шапочку.

— Мое старое платье забрали. Сказали, что я из-за него выгляжу иноземцем.

Ясенка рассмеялась:

— Но ты и есть иноземец! Для меня все, кто не из Трясинной земли, — иноземцы. — Она помрачнела. — Да я и сама им чужая. Но и к этому миру я не принадлежу. Чувствую, мне нет здесь места.

— У тебя всегда будет место — рядом со мной.

Она подняла на него взгляд. Ее шелковистые брови поползли вверх.

— И что это значит?

— Не надо было мне этого говорить. — Оберн уставился в огонь, пожал плечами. Один черт. Любит ли он Ясенку или просто желает ее? Он слишком много думал о ней, так что не все ли равно, когда он решит для себя, что им движет именно любовь? — Это значит, что в других обстоятельствах я принес бы тебе дары и условился бы с тобой и твоей опекуншей о свадебном выкупе за тебя.

Ясенка покраснела — как полагал Оберн, не из-за близости очага.

— Что значит «при других обстоятельствах»?

— Я женат.

— А…

— Мы были помолвлены второпях, в ранней юности, — поспешил объяснить Оберн. — До того я ее и не видел ни разу. Она хорошая женщина, достаточно отважная, насколько я сумел понять во время совместного пути на юг из нашей разоренной страны.

Ясенка чуть отстранилась от него.

— Расскажи мне об этом.

И Оберн начал рассказывать о сражениях Морских Бродяг с северными захватчиками, о бегстве из своей страны, о великом плавании, которое привело его в Новый Волд. Он не стал говорить о первой встрече с гигантскими птицами и с тем жутким чудовищем, что пыталось забраться на борт их корабля. Зачем пугать Ясенку, пусть думает, что гигантские птицы — просто случайность, а не предвестники грядущих бедствии, как казалось ему. Бедствий, которые придут теперь, когда замерзшее зло севера очнулось и начало шевелиться.

— Твой народ очень отважен, — сказала Ясенка.

Оберн пожал плечами:

— Одни храбрее, другие трусливее, как везде в мире.

— Как ее зовут? Твою жену?

— Ее зовут Ниэв. Пока мы плыли сюда, мне не хватало по ночам ее тепла. Она, конечно, плыла на другом корабле, поскольку я не должен был отвлекаться на нее. Кроме того, если один корабль утонет, так другой спасется. Так со всеми нами было, со всеми, у кого жены остались в живых после того, как наш город был разрушен. Вскоре после приезда она заболела. Я редко виделся с ней. А с тех пор, как увидел тебя, я вообще о ней мало думаю.

Ясенка снова покраснела — на сей раз до корней волос.

— В этом я тебе не помощница.

— Это не в твоих силах — помешать мне или помочь. Просто это есть — я люблю тебя, — сказал Оберн.

— В тебе говорит благодарность. В конце концов, я тебя спасла. Ты ведь был тяжело ранен перед тем, как мы сюда приехали.

— Признаю, что и это тоже, — сказал Оберн. — Но тем не менее я тебя люблю. Разве можно меня за это винить? Вряд ли.

Ясенка резко встала.

— Недостойно и нечестно говорить об этом. И слушать тоже. Ты мне очень нравишься, Оберн, но, прошу, поверь — это все, что я могу тебе дать. Когда у меня появится возможность, я поговорю с графом Харузом, чтобы тебе позволили вернуться домой.

— Где я буду жить с Ниэв. И думать по ночам о тебе.

Ясенка выбежала из комнаты и захлопнула дверь. Оберн понимал, что, по меркам Рендела, он перешагнул все рамки. Но Ясенка воспитывалась не как жительница Рендела, и никогда ей не стать похожей на местных жителей.

Только если… Оберн оборвал себя. Ниэв не виновата в том, что он ее больше не любит, если вообще когда-нибудь любил. Никто не виноват в том, что он полюбил Ясенку и — Оберн надеялся на это всей душой — в том, что только скромность заставила девушку говорить о дружбе, а не об ответной любви.

На этот раз Иса ошиблась. Уиттерн из Дома Рябины, наследник своего старшего брата Эрфта, человек уже в годах, но здоровый и крепкий, приехал раньше, чем его ждали. В то самое время как Иса беседовала с Марклой, Уиттерна уже допустили к королю Флориану. С ним была Раннора — вошла, потупив голову и едва дыша от застенчивости.

— О! — сказал владыка Рендела, когда гостей привели в комнату, где он сидел у очага, играя в какую-то настольную игру с одним из своих придворных. Рядом с доской лежала кучка монет — ставка, за которую сражались игроки. — Это ты.

— Я молю вас о милости, ваше величество, — сказал Уиттерн. — Позвольте поговорить с вами наедине.

Король побарабанил пальцами по доске, держа фигурку, которую собирался передвинуть. Затем поставил ее и отослал свиту.

— Будьте неподалеку, — приказал он. Стайка угодливых придворных с поклонами отошла в дальний угол комнаты, где, закутавшись в меховые накидки, лизоблюды сбились в кучку, дабы не мерзнуть. Один из них махнул слуге, и тот принес жаровню, чтобы им было поуютнее во временном изгнании.

— Ну, и чего ты хочешь? — спросил Флориан. Он вольготно раскинулся в кресле, не предложив сесть ни пожилому вельможе, ни молодой женщине.

— Полагаю, вы знаете, ваше величество. — Уиттерн взял Раннору за руку и заставил ее шагнуть вперед. — Эта дама носит ребенка, и ребенок этот ваш. Мало того что вы совратили Лаэрн и она умерла, рожая вашего ребенка, который тоже умер, так теперь вы поступаете так же и с ее кузиной. Этого нельзя стерпеть, сир!

— И что ты сделаешь, чтобы заставить меня жениться, если я этого не захочу?

Уиттерн сверкнул глазами.

— Я — не мой брат, ваше величество, а Раннора — не ее кузина. Мы оба сделаны из более крепкого материала, чем они. У меня есть сила в этой стране. Если вы не сделаете этого добровольно, вас заставят.

Флориан закинул голову и расхохотался.

— Ты? — сказал он наконец, смахивая слезу с глаз. — Ты заставишь меня? Я просто восхищен твоей наглостью. Однако послушай, старик. Я буду поступать так, как хочу, когда хочу и с кем хочу, И ты не настолько мужчина, чтобы помешать мне. Теперь ступай.

По щекам Ранноры потекли слезы. Она впервые заговорила.

— Вы говорили, что любите меня, — судорожно произнесла женщина. — А я любила вас. Иначе я не подпустила бы вас к себе, никогда. Теперь я не люблю вас, но честь предъявляет свои требования. Я не рожу еще одного царственного ублюдка. И так хватает толков о незаконной дочери, которую сделал ваш отец, и о тех хлопотах, которые она породила, сама того не желая.

Флориан резко выпрямился.

— Не смей так говорить! — рявкнул он. Но голос короля дрогнул, и приказ прозвучал неубедительно. — Немедленно оставьте меня!

— Мы еще поговорим об этом, и не раз, — пообещал Уиттерн. — Вы велели нам уйти. Мы повинуемся. Но будьте уверены — мы встретимся, и скоро.

Седой вельможа и его внучка покинули королевские покои. Придворные вернулись и заняли прежние места у очага. Флориан наконец передвинул фигурку на доске.

Его противник, мелкий дворянчик по имени Пиоль, хмыкнул: «Вы проиграли, ваше величество», — и сделал ход, завершивший партию. Он сгреб деньги, и все рассмеялись — все, кроме короля Флориана.

Ясенка, неуверенная в себе, не понимающая, зачем женщина, бывшая ее злейшим врагом во всем Ренделе, вызвала ее к себе, вошла в личные покои вдовствующей королевы. Сердце у нее ушло в пятки и трепыхалось там, как пойманная птичка. Когда же Ясенка увидела рядом с королевой леди Марклу, сердце ее и вовсе провалилось в неведомую бездну. Но Иса улыбнулась, пусть и слегка натянуто, и приветственно раскинула изящные руки. В свете очага сверкнули четыре Великих Кольца.

— Подойдите же, леди Ясенка, чтобы мы могли посмотреть на вас.

Ясенка повиновалась, надеясь, что колени у нее не подогнутся. Хорошо, что горничная Эйфер позаботилась о ее внешнем виде. У Эйфер хватило здравого смысла посоветовать Ясенке надеть не то платье, в котором она появилась в комнате умирающего короля, а другое. Оно было сшито из темно-синего бархата — придворный цвет — и приятно согревало в необычную стужу посреди лета. Туфельки были из той же ткани. Согласно обычаю, Ясенка оставила у порога замка деревянные башмаки, которые носили все женщины, чтобы не запачкать грязью и не промочить легкую обувь.

Ясенка сама решила не надевать подаренного Харузом ожерелья с гербом Дома Ясеня, вместо него выбрав другой его подарок — бусы из лазурита и серебра. Ее волосы были распущены по плечам, как подобает девице. Она глубоко присела перед королевой, как научила ее Маркла.

— Благодарю, ваше величество, — сказала она женщине с суровым лицом, которая таким неумолимым взглядом смотрела на гостью. Королева тоже была в бархате, но темного, роскошного зеленого цвета, а ее украшения, не считая четырех Колец, были из золота и изумрудов. Ее лицо выглядело безупречно, но руки, пусть еще изящные по форме, обтягивали перчатки. Именно руки выдавали возраст Исы. — Большая честь для меня быть приглашенной к вам.

Вдовствующая королева едва заметно кивнула.

— У меня была причина послать за вами, — сказала она. — Садитесь. И вы, леди Маркла, тоже. Ваши ответы, дорогая, касаются и ее. — Она указала на пару низеньких кресел, стоявших рядом.

Маркла, шурша юбками и испуская аромат сирени, опустилась в одно из кресел. Ясенка порадовалась тому, что Эйфер разузнала о значении духов из голубых цветов и вместо них выбрала для своей госпожи лимонный запах. Королева, сказала Эйфер, ненавидит голубые цветы, потому что их любила ее соперница, мать Ясенки.

Никто не предложил Ясенке взять у нее промокший от дождя плащ, и потому она сама повесила его на шест у очага, рядом с другим плащом — как она поняла, это был плащ Марклы. Но даже усевшись, Ясенка не почувствовала себя уютно, поскольку понимала: ее жизнь подошла к некоей поворотной точке… Но девушка не знала, что именно ее ждет. Ей очень хотелось, чтобы сейчас рядом с ней была Зазар, великая знахарка Трясинной земли, удочерившая ее. Но это было все равно что пожелать луну с неба. Ясенка понимала, что сейчас ее единственное оружие — собственный разум.

Похоже, ее беспокойство передалось и вдовствующей королеве. Она снова холодно улыбнулась

— Успокойся, детка, — сказала Иса. — Мы не хотим тебе ничего дурного. Мы просто хотим расспросить тебя о твоей жизни.

— Я недостойна внимания вашего величества.

— Скромность делает тебе честь, но сейчас она не к месту. Я буду с тобой откровенна. Да, я не в восторге от твоего присутствия в Ренделе. Я долго пыталась убедить себя, что тебя вообще нет на свете. Однако ты здесь, и не обращать на тебя внимания я не могу.

— Мадам, я прошу прощения за свое существование. Я осознаю, что постоянно напоминаю вам о неприятном. Но вы должны понимать, что я не виновата в своем рождении. Будь я в силах изменить существующее положение вещей, я бы это сделала, дабы избавить вас от проблем.

Королева одарила Ясенку холодной улыбкой.

— Хорошо сказано. Кровь дает себя знать. Зазар воспитала тебя куда лучше, чем я думала. Возможно, в тебе кроется больше, чем мне казалось. Теперь к делу. Ты должна знать, что в Ренделшаме ходит много толков о твоей судьбе, о том, за кого ты выйдешь замуж.

Ясенка испуганно подняла взгляд.

— Я не думала о замужестве, ваше величество!

— Тем не менее тебе придется выйти замуж. Вопрос только один — за кого?

— Я не хочу замуж, — возразила Ясенка. — Если до этого дойдет когда-нибудь, то это будет тот, кого я полюблю.

— Значит, вы не любите графа Харуза? — спросила Маркла.

Ясенка посмотрела на леди. Она была блистательна в лавандовом бархате, отороченном мехом, но ее лоб пересекла морщинка.

— Нет, миледи, я его не люблю, — ответила Ясенка. — Я глубоко восхищаюсь им и вечно буду благодарна ему за то, что именно он и никто другой забрал меня из Трясинной земли, как и предсказала моя опекунша. Он всегда был со мной ласков и вел себя достойно. Боюсь, другой повел бы себя иначе.

Маркла фыркнула, и вдовствующая королева предупредительным жестом вскинула руку.

— Ходят слухи, что он намерен жениться на тебе.

Ясенка почувствовала, как у нее запылали щеки. Все эти разговоры о замужестве сегодня вгоняли ее в краску. Она хотела только одного: уйти отсюда подальше. Но от нее требовали ответа.