ДАЛЛАС

В другой день, в другое время, с другим настроением Джек бы не сидел за столом средь бела дня и не чертил на бумаге бессмысленные закорючки. Он бы уже находился в том доме и ждал бы, пока эксперты закончат свою работу. Но он вернулся в полицейский участок навеселе и был не в том настроении. Во-первых, хотелось все сделать самому — отправиться в дом, где трусливыйЮки, как он его теперь называл, держал Донну прикованной к стене как животное. Занимался с ней сексом. Показывал ей непристойные фотографии и такие же вырезки из газет. Джека всегда поражало, как умеют смаковать секс и насилие и журналисты, и преступники. Будь его воля, он не допускал бы средства массовой информации к подобным вещам. Пресса сошла с ума! Первые страницы некоторых газет, телевизионные новости зачастую представляли собой торжество порнографии и насилия.

Он сидел пьяный и рисовал пушки, бутылочки с клеем, деревья, двери и пчелиные ульи. Он рисовал все, что приходило ему в голову. Так Джек поступал, когда хотел в точности припомнить какой-то разговор. Эйхорд не обожествлял электронику, как это делало большинство молодых полицейских. Сам он редко прибегал к помощи техники — предпочитал по возможности натуральную обстановку. Даже сейчас, ожидая, когда пройдет его опьянение, чтобы на ясную голову снова посмотреть видеокассету, Джек думал о том, как ему, в сущности, наплевать на новую технику. Компьютеры, правда, это нечто совсем другое. Но он разбирался в притворстве и понимал, как легко умный и социально опасный преступник может одурачить любую машину.

Самая большая ложь, масштаб которой трудно вообразить и которая стояла в одном ряду с «Ваш чек отправлен почтой», была «Нельзя обмануть объектив видеокамеры». Чушь. Можно легко обвести вокруг пальца и видеокамеру, и микрофон, и детектор лжи. По этому поводу написаны целые тома, но толку-то что. Перенося индивидуальности людей на механические и программируемые элементы высокой технологии, вы получаете в итоге либо нечто псевдочеловеческое, либо в высшей степени несовершенную науку. Даже в своей алкогольной затуманенности Джек продолжал «наблюдать» за Юки, представлял, как тот произносит: «Я никого из них и пальцем не тронул». Эйхорд знал, что те оттенки страха, злобы, искренней мольбы, которые он наблюдал в глазах Хакаби, находясь вместе с ним в комнате, на видеокассете пропадут или будут смазаны, искажены.

Джек продолжал рисовать картинки, размышляя о том, что ему делать. Он отправится в этот старый мрачный дом в одиночку. Тут его передернуло. Такая дрожь знакома солдатам в траншеях: они-то знали, что значит идти по краю. Он отправится туда один, полностью сосредоточенный, запрограммированный на неожиданность не только сорока годами жизни, но также «Шепотом летучей мыши» и подобными фильмами 30-х и 40-х годов о заброшенных домах с потайными дверями, замурованными тайниками и прочим.

Он будет прикасаться к обычному дереву, подсознательно ожидая увидеть изысканно украшенные дубовые панели и винтовые лестницы. Вдыхать запахи страха, духов и собственного одеколона, зная при этом, что воздух насыщен электричеством из фильма «Затерянный город», а сумасшедший ученый уже где-то подключает свои провода. Он сотрет пыль рукой, и это будет та же рука, которая судорожно сжимала ручку кресла, когда в кино шел очередной фильм ужасов и на экране скелет клал костяшки пальцев на плечо Ментену Морленду. Джек знал правду. Что бы он ни нашел, какая-то часть его самого сживется со всем этим. Его собственная книга комиксов все больше и больше становилась реальностью. Как-нибудь он сам начнет складывать в пустую коробку из-под сигар газетные вырезки.

Он размышлял о том, как будет действовать, и продолжал рисовать. Сейчас он соберется с мыслями и пойдет посмотреть последние записи бесед с Юки. Интересно, удастся ли ему заметить что-нибудь новенькое.

А завтра, возможно, проверит дом, когда там никого не будет. Теперь Джек хотел отправиться туда вместе с Донной Баннрош. Возможно, что-нибудь и прояснится, когда она вновь увидит то место, где Хакаби недели держал ее в заточении. Что она подумает, когда снова окажется там, когда нахлынет приступ дикой ярости? Какие мысли вообще приходят в голову в подобной ситуации?

Может, еще что-нибудь важное всплывет на поверхность? Или она заметит какую-то деталь, которая вызовет забытый ужас. Где он хранится, ключ к этому странному и непостижимому человеку, который претендовал на звание «величайшего убийцы в мире», а потом отрекся? Ключ к симпатичному парню шести с лишним футов росту, вынужденному демонстрировать свое хозяйство незнакомым людям или похитить и изнасиловать женщину, чтобы привлечь к себе внимание. Сумеет ли она не упустить ту ниточку, которая приведет его, Джека, к полному пониманию этого персонажа? Есть ли хоть малейшая, надежда на то, что он видел, как хоронили трупы, именно таким образом, как он сам описывает?

Джек позвонил и в психиатрическую клинику в Бостоне, с которой одно время ему приходилось сотрудничать, и кое-кому в Прескотте, штат Аризона, и своему руководству, чтобы получить разрешение на доступ к определенной информации. То да се. Он было собрался позвонить Донне Баннрош и спросить ее кое о чем, что они упустили в последней беседе, но передумал.

Эйхорд посмотрел на лист бумаги, испещренный рисунками. Рисунок номер один — пистолет, стреляющий в мишень, в центре которой бычий глаз. В нем красовалось слово «ФЛИППО», написанное печатными буквами.

Рисунок номер два... Из бутылочки льется клей, а из клея вырастает дерево. Подобным образом Джек мог прокрутить в своей памяти почти шестьдесят чисел и имен, и ассоциации будут ясными и понятными ему. Каждый символ представлял собой ключ к памяти, и он предпочитал этот способ работе с микрофоном и магнитофоном. Правда, пользовался иногда магнитофоном в машине, но в других случаях отдавал предпочтение рисункам. Это были не просто картинки, или какая-то игра, или свободные ассоциации.

Они предназначались для того, чтобы зафиксировать изменение тона голоса или паузы в разговоре, словом, те мельчайшие подробности и оттенки, которые могли содержать в себе какой-то намек. Этим способом Джек приучил себя запоминать пропущенное, не отраженное на пленке. Потому что зрительные образы намертво запечатлевались в памяти.

Номер три... Он рассеянно нарисовал три пересекающихся буквы "О".

На этот раз Джек скатал рисунок в шарик, попытался позвонить еще в пару мест, а потом отправился смотреть видеокассеты с Юки. Ничего нового не увидел. Просто какой-то раздраженный, странный человек. Когда он услышал, как Юки произносит «нервный переход», никакого позывного не уловил. Никаких неоновых огней. Никакой сигнальной лампочки над дурацкой башкой Юки. Пустая трата времени. У Джека кружилась голова. Он чувствовал себя пьяным, старым и голодным. Пробормотав: «А пошло все...» — он встал и ушел. Никто не знал, куда он направился, а если бы даже и знал, все равно всем было наплевать.

Очутившись рядом с торговым центром «Лидо», Джек зашел в магазин, купил немного ветчины, свежую булочку, пахнувшую так соблазнительно, что Эйхорду захотелось съесть ее прямо на месте, и баночку сладкой горчицы, которая стоила почти три доллара. Он не мог в это поверить и попросил кассиршу удостовериться. Она еще раз перебрала ценники, и, мой Бог, все оказалось правильным.

Он мечтал об этой горчице с тех пор, как Чинк и Чанк уши прожужжали ему о ней. Горчицу делали в местечке под названием Вульф-Айленд, штат Миссури, и Джеку твердили — стоит только попробовать, и ты будешь готов убить за нее.

Он опустил монетку в автомат и, повинуясь какому-то импульсу, начал было набирать номер фирмы «Джонс — Селеска», но вовремя спохватился. Джек просто не в состоянии был пережить еще один отказ. Он отправился в мотель, зашел в свой номер, швырнул спортивный пиджак на стул, вытащил нож и отрезал ломоть ветчины в дюйм толщиной, намазал булочку горчицей и откусил от нее такой огромный кусок, что вместе с булочкой чуть не прихватил и большой палец. Он не понимал, насколько голоден, пока не забрался в машину с пакетом еды и не заметил, что пускает слюни, как какой-нибудь псих. Джек сглотнул и надавил на газ.

По крайней мере, горчица того стоила. О да. Она, безусловно, стоила три доллара. Джек не мог припомнить, чтобы когда-либо ел такой вкусный сандвич с ветчиной. Он сидел на кровати в номере мотеля в одних носках, задрав ноги на вертящийся стул стоимостью девятнадцать долларов, запивая ветчину холодной кока-колой, и воображал себе жилище Ноэль. Да уж, наверное, они знают, как жить — эти богачи.

Самое смешное, думал Эйхорд, что вовсе не имеет значения, одеваетесь ли вы у Ноймана, покупаете ли кожаные изделия у Гуччи, а за фарфором посылаете во Францию и не беспокоитесь о том, можете ли вы позволить себе трехдолларовую горчицу или нет, и при этом ваш холодильник забит ароматнейшим хересом... даже если у вас на тарелке лежит осетр ценой в пятьдесят долларов, то сандвич с ветчиной все равно остается сандвичем с ветчиной. Так ради чего тратить свою жизнь? Все равно по утрам приходится натягивать брюки. Все равно попадешь в уличные пробки, не важно, едешь ли ты в обшитом кожей «роллс-ройсе» или в отделанном виниловой пленкой форде. Как любил приговаривать один из его друзей: «Детка, только конец имеет значение, а в конце всех уравнивает смерть».

Джек решил вынести мусор, потому что не хотел, чтобы в номере ночью воняло. Выйдя на улицу, он заметил рядом с мусорным баком какую-то голодную неопределенной породы собаку без ошейника. Она с опаской посмотрела в его сторону, а Эйхорд сказал:

— Эй, приятель, поди сюда. — Он уселся на корточки, но собака не двинулась с места. — Подойди, дружище, я тебя не обижу.

Собака продолжала наблюдать за ним, не двигаясь с места.

— Какой же ты породы? — Джек рассмотрел, что это был очень тощий кобель. — Ладно, парень, мы устроим тебе праздник. Ты не против? — Собака и ухом не повела. Эйхорд попытался приблизиться к ней, но та вскочила и скрылась за баком. Уличная собака относилась с опаской к незнакомцам, и это помогало, ей выжить.

Эйхорд заговорил с ней самым мягким тоном:

— Ладно, я понимаю. Но послушай, не уходи. Оставайся на месте. Я скоро вернусь. — Он поспешил обратно к себе в номер. Через пару минут вернулся, неся в руках жестянку, которую выудил из мусорной корзины, и пакет. В пакете были остатки ветчины. Покрошив её на мелкие кусочки, вытащил из кармана газету, разложил на тротуаре, высыпал ветчину и поставил рядом жестянку с водой.

— Налетай, приятель, — пригласил он и ушел.

Джек направился по бетонной дорожке ко входу в мотель, а затем перешел на газон и обогнул здание с другой стороны. Поднявшись по склону холма, он появился сзади мотеля. Дойдя до конца стены, остановился. Отсюда он увидел пса, пожирающего ветчину. Уселся на корточки и смотрел, как собака, покончив с угощением, стала жадно лакать воду.

Она пила довольно долго, потом вылизала жестянку, отошла прочь и уселась за мусорным баком.

— Эй, — позвал Эйхорд, и собака, завиляв хвостом, побежала к нему, но остановилась поодаль.

— Правильно мыслишь, — одобрил он ее решение. — Хотя иногда необходимо доверять некоторым людям. Поди сюда. — Джек похлопал себя по колену.

Держась настороже, пес подошел поближе и принялся обнюхивать протянутую руку.

— Нет. Из еды у меня больше ничего не осталось. Но завтра я тебе еще принесу, идет? — Джек продолжал тихо шептать. — А пока как насчет того, чтобы подружиться? А? — Собака сделала еще пару шагов, и он принялся почесывать у нее за ухом. — Вот так. Молодец, — похлопав пса несколько раз по спине, медленно поднялся. — Что ж, сегодня был трудный день, дружище. Увидимся завтра, ладно? — Он спустился вниз по склону, бросил пакет в мусорный бак, потом вернулся в свой номер, а пес все продолжал сидеть на том же месте. В номере Джек снова снял туфли и начал готовиться к завтрашнему дню. Подойдя к окну, увидел пса, сидящего внизу и глядящего вверх на его окно. Ждет, чтобы его еще угостили. Такому сколько ни дай, все мало.

ДАЛЛАС. ТЮРЬМА

Серый и холодный.

Каменный коридор.

Абсолютная тишина.

Вдали горит яркий свет.

Здесь бросающий в дрожь, обволакивающий мрак.

Он стоит в темном переходе и ждет.

ДАЛЛАС

Этот день, наверное, запомнится Эйхорду как один из самых длинных в его карьере. Он разворачивался, будто сломанная часовая пружина. Джек наблюдал за событиями как бы со стороны, не в силах в них вмешаться.

Дорога из мотеля на юг в центр города была уже хорошо знакома Эйхорду. Сидя в машине, он включил радио и выслушал последние новости:

Было 13 января. Президент все еще ходил вокруг да около иранского конфликта. В Нью-Йорке господа Коральо, Персико и Салерно получили каждый по сто лет тюремного заключения за рэкет. В ракетном центре в Хьюстоне два охранника попались на употреблении кокаина и были отстранены от работы. До дня рождения преподобного Мартина Лютера Кинга оставалось два дня, и в некоторых частях страны, особенно в южных городах, произошли столкновения на расовой почве.

Станция «Метроплекс» не осталась в стороне и вклинилась между оплакиванием Кинга и недавней стычкой полицейских с неграми. Злобная риторика достигла апогея. Станция передавала телефонные разговоры между горожанами через семисекундное устройство задержки, и Эйхорд слушал всю эту ругань, а уровень злобы все нарастал.

— Нам было здесь так хорошо, — жаловался какой-то мужчина, — а потом не без содействия некой Организации помощи цветным негритянская семья купила за наличные дом в этом квартале, а цены на недвижимость...

Его перебил цветной джентльмен:

— Да, конечно, вам было хорошо. Но как насчет цветных? Вы знаете, что до вмешательства этой организации у цветных не было...

В свою очередь его перебил белый джентльмен, который возразил:

— Правильно, наплевать, что случится с нашей семьей, главное — цветные.Меня уже тошнит от этого слова и...

У Эйхорда появилось странное чувство, как будто он снова очутился в середине шестидесятых годов. В свое время он наслушался подобных речей. Для него это была просто старая заезженная пластинка. В общем, день был как день.

...Когда он вошел в здание полицейского управления, за первым столом сидел не кто иной, как Юки Хакаби. На нем был блейзер, черные фланелевые брюки, галстук в синюю и белую крапинку, двухсотпятидесятидолларовые туфли, голубая шелковая рубашка, он был чисто выбрит и выглядел ослепительно.

— Какого чер... — вырвалось у Джека непроизвольно, прежде чем он взял себя в руки, а чисто выбритый «Юки» улыбнулся своей широкой, в стиле Кэри Гранта улыбкой и произнес приятным рокочущим баритоном:

— Полагаю, вы мистер Эйхорд? — и протянул руку.

Джек, двигаясь как в тумане, кивнул и пожал протянутую руку.

— Меня зовут Джо Хакаби. Рад встретиться с вами, сэр. — Крепкое рукопожатие.

— Джо? — пробормотал Джек, переведя дыхание, — я а...

— Верно, — мужчина весело улыбнулся. Это была теплая, искренняя улыбка. Не гнусная сардоническая ухмылка. Не мерзкое хихиканье. Это была улыбка человека, который искренне любил людей. Джек никогда не видел, чтобы Юки прежде так улыбался.

— Просто поразительно, вы понимаете.

— Конечно. — Мужчина говорил быстро, мягко, в спокойной уверенной манере.

— Понимаю. — Он опять улыбнулся. — Поверьте, я к этому привык. Нас всю жизнь путают.

— Да. Просто потрясающе.

— Как видите, мы с ним близнецы. Возможно, я более загорелый, чем Юки, Билл для меня. Наверное, я единственный, кто по-прежнему зовет его Биллом. А вот наши характеры совершенно различны. В остальном, мы копия друг друга. Слегка ошеломляет, если вы к этому не готовы, правда?

— Никто меня не предупредил. Мне было известно, что брат Юки собирается зайти, но я не предполагал, что вы близнецы. Поразительно. Подумал, что это он сидит за столом.

Мимо то и дело проходили полицейские и бросали на них удивленные взгляды. Джозеф Хакаби был в центре внимания.

— Я разговаривал с мисс Коллиер, и она сообщила мне, что вы ведете расследование к... э-э... трагическому концу. У вас есть время, мы сможем поговорить?

— Конечно. Пойдемте. Давайте выпьем кофе и... Сюда, пожалуйста.

— Нет, спасибо. Я не пью кофе.

— Присаживайтесь. — Джек привел его в свободную комнату в отделе убийств.

— Благодарю.

— Вы разговаривали со своим братом с тех пор, как началась эта серия убийств?

— Я не разговаривал со своим братом почти... Да, наверное, четыре с половиной года. Больше четырех лет. Мы были очень близки, но, как говорится, росли врозь. Я почти совершенно потерял его из виду, о чем глубоко сожалею, — вздохнул он, — но так часто случается. Как бы то ни было, я даже не подозревал, что он все еще в Далласе, пока не прочел в газетах о том, что его арестовали по подозрению в совершении убийств, — Джозеф Хакаби покачал головой. — Невозможно в это поверить.

— Не хотите ли вы что-нибудь рассказать нам, что могло бы пролить свет на историю с убийствами?

— Я ничего об этом не знаю. Ничего, кроме того, что видел по телевизору и о чем читал в газетах. И, конечно, то, что рассказали мне адвокаты. Я уже говорил, что беседовал с мисс Коллиер. Она предложила нам троим встретиться, когда у вас найдется время.

— Я собирался повидаться с вами, как только вы появитесь в городе. Просил, чтобы мне сообщили, когда ваш самолет совершит посадку, но, как видно, это оказался один из тех тщательно разработанных планов, которые никогда не удаются. Я даже не знал, что вы в Далласе.

— Все дело в том, что я не прилетал в аэропорт. Вот вам и не сообщили. Я прибыл сюда прямо из своего дома в Хьюстоне. Прилетел на собственном маленьком самолете. На нем можно сесть где угодно.

— А, понимаю. Вы летчик, не так ли?

— Я пилотирую авиетку, — кивнул Джозеф.

— Ну? Я всегда ими интересовался. Так вы проделали весь путь из Хьюстона сюда на авиетке?

— Да. — Он легко и естественно рассмеялся. Его смех был заразителен. Джо сразу понравился Эйхорду, так же как сразу не понравился Юки, настоящий Юки. — Мне пришлось пару раз совершить посадку, но она очень легка в управлении. Раз, и ты снова в воздухе. — У него это прозвучало так, будто он просто вывел машину со стоянки.

— Я бы умер со страху, сидя в такой штуковине. Их делают из стальных трубок и фанеры?

— Алюминий, — Джозеф снова рассмеялся, — дакрон, знаете, что-то вроде парусины. Эти аппараты совершенно безопасны. — Улыбка исчезла с его лица. — Мистер Эйхорд...

— Просто Джек.

Но Хакаби был погружен в свои собственные мысли, а потому повторил:

— Мистер Эйхорд, как насчет Юки? Я точно знаю, что он никоим образом не мог совершить те ужасные проступки, о которых я слышал.

— Ну, — Эйхорд развел руками и снова положил их на стол, — он плохо обошелся с этой женщиной, Баннрош, — Джо Хакаби уставился в пол и кивнул в знак согласия, — и хвастался перед ней трупами.

— Это похоже на Билла. Я, э, понимаете, у него неладно с психикой. Были проблемы в прошлом. Сексуальные преступления. Конечно, вам все известно. Но эта похвальба. Его болтливый рот. На самом деле он не способен что-либо совершить. Он всегда был таким. Одна болтовня. Одни слова.

— Боюсь, на сей раз нечто большее, чем болтовня. Он знает, где находятся могилы. Даже если удастся доказать, что он сам не убивал, то все равно сообщником-то являлся. К настоящему моменту у нас на руках уже сто трупов. Возможно, больше. Это одна из худших серий убийств за всю историю, и факты говорят за то — мне неприятно повторять, — что ваш брат в трагедии замешан. Глубоко замешан.

— Не могу поверить. Никак не могу. Конечно, он немного не в себе. Помешан на сексе. Любит покрасоваться. Но в основном безобидно. Взять хотя бы эту женщину. Я не понимаю, как все могло произойти. Кто-то другой, не Юки. Он и мухи не обидит.

— Он похитил, а затем периодически насиловал и садистски издевался над Донной Баннрош. Месяц держал ее в плену. Поступок, свидетельствующий, что Билла очень мало заботят жизнь и здоровье других людей. Должен предупредить, что вашего брата ждут большие неприятности.

— Но в фирме «Джонс — Селеска» меня несколько иначе информировали. Юки будто бы утверждает, что на самом деле никого не убивал. Понимаете, ему было только известно, где спрятаны трупы. Он говорит, что кто-то другой убил, а ему сказал, где находятся тела.

— Кто-то другой?

— Да.

— Кто-то другой убил, а потом рассказал Юки.

— Чтобы на него пало подозрение.

— Полагаю, что его признают соучастником убийства, как минимум в семидесяти пяти или восьмидесяти случаях, и то только, если он назовет лицо или лиц, замешанных в покушениях. А Билл пока молчит.

Их беседа подошла к концу, Эйхорд сказал Хакаби, что готов встретиться с ним днем и продолжить обсуждение вопроса. Джек хотел выяснить все о жизни Юки, начиная с самого детства. Найти, если удастся, корни желания наказывать и убивать. Разобраться в чувствах этого человека, которые сформировали его извращенное сексуальное поведение. Попытаться сконструировать образ настоящего Уильяма Хакаби. Порыться в темных закоулках сознания, где живет Юки — убийца.

Джека поразил Джозеф Хакаби. Никто в этом дурацком деле — ни преступник, ни адвокат, ни жертва изнасилования, ни брат убийцы — не были похожи на тех, кого ожидал встретить Эйхорд. Подумать только, у Юки оказался такой сногсшибательный брат-близнец. Но тут на него свалился еще один сюрприз.

Секретарша предупредила, что его ожидают двое из офиса главного прокурора штата, и Эйхорд пришел в дикое раздражение. Они уселись вместе с ним за чужой стол и пожелали узнать, как продвигается дело. Не является ли мистер Хакаби членом расистской организации. Эйхорд сначала не понял, о чем речь. «Были ли среди жертв черные?» (Ну и ну!) Парни из офиса главного прокурора штата оказались такой обузой, что Джек чуть ли не с облегчением вздохнул, отправившись на очередную беседу с Юки.

— Давай поговорим.

— Ага. Ладно. О чем?

— Твоя очередь подавать. О чем хочешь.

— Давай поговорим о том, как мне отсюда выбраться, а?

— Боюсь, Юки. Ты серьезно вообразил себе, что тебя выпустят после всего случившегося, так, что ли?

— Послушай, дружище, я тебе уже говорил. Я этого не делал. Только видел, как прятали тела, и сделал ошибку. Думал, что смогу пробиться на первые, полосы газет, побуду гвоздем программы пару недель, а потом смогу устроиться в какое-нибудь заведение. В клуб или еще куда-то. Сыграю на своей славе. Я знал, что смогу изобразить маньяка и выполнить задуманное. А с этой шлю... с этой женщиной, понимаешь, дружище, я просто дал ей возможность смыться. Позволил сбежать. Так же, как рассказывал вам про могилы. Спроси себя, если бы я и на самом деле был убийцей, то с какой стати мне признаваться? Зачем затягивать петлю у себя на шее?

— Ты себе ничего и не затягивал. Тебя поймали, когда ты зарывал труп.

— Чушь собачья. Я не... я никого не зарывал. Я копал, чтобы посмотреть, действительно ли там находится тело. Этот «телевизор» у меня в мозгу все время показывал трупы, и я должен был убедиться, приятель. Я хотел знать точно — я просто спятил или это все существует в действительности.

— Не хочешь ли ты мне еще рассказать про Путь Змеи.До сих пор это была моя любимая тема.

— А, брось. — Юки был спокоен, даже несколько заторможен.

— Или про парадоксы синкретизма. Я не прочь их обсудить.

— Издеваешься?

— Я развлекаюсь. Ага. Кстати, а как насчет тебя? Ты тоже развлекаешься?

Молчание.

— А вот такой поворот тебе, возможно, понравится. Попробуй, Юки. Просто ради смеха. Давай предположим, что жил на свете по-настоящему симпатичный парень, талантливый, энергичный, умный, но не очень удачливый в жизни. И вот он слетает с катушек. Становится одержимым. Начинает головокружительный вираж в этом простом, старом, бесполезном безумии. Ну, скажем, чтобы просто сравняться со всем миром. — Юки вздохнул с отвращением. — Я сейчас рассуждаю чисто теоретически. И вот наш энергичный парень говорит себе: "Послушай, давай-ка по-настоящему расшевелим этот муравейник. Давай уберем столько людишек, сколько сможем, и, если нас поймают — вот тут-то самая изюминка, — мы признаемсяво всех убийствах. Выдадим даже больше того, что известно. Будем ломать комедию. Говорить иносказательно, метафорами, использовать свободные ассоциации и все такое. Нести бред, быть непоследовательными. Выдадим гору всякой чепухи, чтобы окончательно затуманить всем мозги. А потом, когда все возбужденно потирают руки, ото всего откажемся. Расскажем, что на самом деле парень-то ничего такого не совершал, а увидел только в своем мозгу, в потайном переходе. Затем пригласим известную адвокатскую фирму и будем играть в невменяемость". Как Тебе такой сценарий?