Посыльный, выглядевший особенно неотесанным в своих грубых холщовых штанах и потертой фланелевой рубахе, неловко топтался возле камина в гостиной.
      Джонас, облаченный в парчовый халат, налил бренди сначала себе, а потом посетителю.
      – Ну, Петерсон,– резко спросил он.– Что на этот раз?
      Петерсон не мог отвести глаз от окружавшего его великолепия, кадык на его толстой шее судорожно задвигался.
      – Свенсон велел вам передать, что Маккиннон уволился. Взял расчет сегодня утром.
      Джонас воспринял это сообщение спокойно.
      – Случайно не после долгого разговора с Гриффином Флетчером?
      Неприятная усмешка искривила ничем не примечательную физиономию Петерсона.
      – Вы когда-нибудь видели, как Флетчер дерется, босс?
      У Джонаса вырвался болезненный горький смешок. Мучительная, непрекращающаяся боль в паху была красноречивым ответом на этот вопрос, по крайней мере, для него самого, если не для Петерсона.
      – Значит, Гриффин побывал там. Кого же он отметелил на этот раз?
      Петерсон мял в огромных ручищах шляпу, уже и так потерявшую всякую форму.
      – Этого рыжего кузнеца, нанятого в прошлом месяце – Добсона.
      Джонас покачал головой при мысли об иронии происходящего. Интересно, отправится ли Гриффин на гору завтра, чтобы устранить последствия своих сегодняшних действий?
      – С этим человеком все в порядке?
      Петерсон кивнул и, отложив шляпу в сторону, взял предложенную ему рюмку.
      – Свенсону пришлось наложить ему швы на голову, и еще у него пропал аппетит, но в остальном он в порядке.
      Джонас пригубил бренди.
      – От еды Свенсона у кого угодно пропадет аппетит. Маккиннон объяснил, почему он не хочет оставаться?
      – Ничего не объяснял – только сказал, что хочет получить деньги, которые ему причитаются, и уехал вместе с доком.
      – Понятно,– пробормотал Джонас. Он осторожно опустился в кресло и поморщился, ощутив боль между ногами. – Допивай бренди и отваливай, Петерсон. И передай от меня благодарность Свенсону.
      Как только Петерсон ушел, появилась миссис Хаммонд. Она недовольно взглянула на Джонаса и поинтересовалась:
      – Что это вы делаете внизу? Вы не в том состоянии...
      Джонас закрыл глаза.
      – Где МакКей? – резко спросил он.
      – Наверное, где-нибудь под ближайшим забором,– ответила женщина.
      Джонас усмехнулся и снова открыл глаза.
      – Так вытащите его оттуда. Я хочу его видеть – сейчас же.
      Выражение безмолвного бешенства, мелькнувшее на лице Хаммонд, привело Джонаса в восхищение. Интересно, в который уже раз подумал он, почему все эти годы она оставалась в его доме, хотя с осуждением относилась почти ко всему, что делал ее хозяин?
      – Если вы хоть на минуту вообразили, будто можете послать сейчас за женщиной...
      Джонас рассмеялся. За женщиной! Сколько еще времени пройдет, прежде чем он сможет об этом хотя бы подумать...
      – Будьте покойны, миссис Хаммонд. Благодаря Гриффину Флетчеру эта приятная перспектива исключается. Сегодня вечером у вас не будет повода для выступлений в защиту нравственности.
      Ворча, миссис Хаммонд оставила его одного.
      Джонас не сомневался, что Маккей вот-вот явится. Он наполнил рюмку из бутылки, стоявшей на столике возле его кресла, и задумался.
      Значит, Гриффин отправился к Маккиннону и предупредил, что его дочери угрожает страшная опасность лишиться невинности «из-за этого чудовища Джонаса Уилкса». Он хрипло выругался, и звук его голоса эхом разнесся по пустой комнате.
      Он закрыл глаза, думая о Рэйчел. Он знал, что нужно дать Маккиннону увезти ее. Но даже при одной мысли об ее отъезде в сердце у Джонаса возникло ощущение невыносимой пустоты.
      Боже милостивый, что же она с ним сделала? Какой таинственной силой она обладала, если вызвала в нем такие чувства, способности к которым у себя он и не подозревал?
      Джонас открыл глаза и увидел Маккея, который, стоя в дверях, наблюдал за ним.
      – В чем дело, босс?
      Джонас тихим голосом отдал распоряжение.
 
      Эзра Маккиннон стоял на крыльце дома доктора, глядя вверх на усыпанное звездами небо и пытаясь справиться со своим горем. Неужели Бекки больше нет?
      Чтобы не упасть, он вцепился рукой в крашеные перила. Каким же дураком надо быть, чтобы второй раз, окончательно потеряв ее, дать горю так сломить себя! С какой стати ему оплакивать ее? Она и так почти убила его своим отъездом – бросив его, бросив свое дитя.
      Звук сдавленного рыдания вырвался из горла Маккиннона, эхом отозвавшись в ночи. Слезы душили его, но он сдерживал их. Сейчас ему необходима выпивка. Да, выпивка и хорошая женщина.
      Расправив плечи, Маккиннон перемахнул через перила и прошел вокруг дома через залитый лунным светом двор к стойлу. Там он оседлал гнедую лошадь, одолженную им в поселке лесорубов. В сумраке стойла он нащупал пальцем клеймо Уилкса, отвернулся и сплюнул. «Только через мой труп, ублюдок», – поклялся он, обращая свои слова к лесному магнату, вообразившему, будто он может попользоваться дочерью порядочного человека как жалкой игрушкой.
      Верное средство подействовало как всегда. Бекки все сделала как надо, размышлял Маккиннон два часа спустя, покинув салун. Он вспомнил возвышенные идеи Рэйчел о превращении этого заведения в пансион и усмехнулся про себя.
      Маккиннон вскочил на гнедого и поскакал по темной дороге. Они проведут ночь в доме Гриффина Флетчера, а утром попрощаются, как положено, с Бекки, и уедут подальше от Уилкса. Маккиннон слышал, что работа есть на севере, в Канаде.
      Внезапно его окружили всадники, ни звуком не выдавшие своего приближения. Их было шестеро, насколько он успел заметить, и их лица были закрыты. Про себя Маккиннон проклял мягкую землю, заглушившую стук копыт их коней.
 
      Рэйчел проснулась с лицом, залитым слезами. Слишком много прощаний выпало на предстоящий день: с матерью, с мечтами о настоящем доме, с Гриффином Флетчером. В ее сознании, сверкнув, возникла мысль о возможности бунта против отцовского решения. А если она просто откажется уезжать? Что случится тогда?
      В окно комнаты для гостей заглянуло утреннее солнышко, и Рэйчел возненавидела его, себя, своего отца. Она была беззащитна против его власти, как с точки зрения закона, так и с точки зрения общественной морали. В конце концов, эта власть перейдет к пока еще неизвестному мужу, опять ускользая от Рэйчел. Она никогда не сможет сама по-настоящему делать выбор, и мысль об этом наполняла ее яростью.
      Впервые Рэйчел поняла, почему ее мать сбежала.
      Девушка тяжело вздохнула, откинула покрывала и выбралась из постели. По крайней мере, теперь у нее появятся деньги, она ни за что не уедет, не получив их. Потом, когда продадут салун, ей перешлют еще какую-то сумму. Жить станет легче. Она купит книги, обзаведется новым гардеробом и, возможно, – возможно – ей удастся найти мужа, который предоставит ей хотя бы подобие свободы.
      В дверь спальни тихонько постучали, когда Рэйчел уже оделась и начала расчесывать волосы.
      – Войдите,– рассеянно отозвалась она.
      В зеркале, рядом с ее собственным отражением, возникли лицо и плечи Молли Брэйди. Внутри у Рэйчел все сжалось от безотчетного страха.
      – Молли, что случилось?
      Неестественно бледные щеки Молли слегка порозовели.
      – Рэйчел, ты видела своего отца сегодня утром? Недоброе предчувствие повисло в воздухе. Неспособная вымолвить ни слова, Рэйчел покачала головой.
      Молли изо всех сил пыталась скрыть собственные опасения:
      – Я уверена, что нам не о чем волноваться. Доктор и Билли поехали его искать.
      Рэйчел отложила в сторону головную щетку, которую одолжила ей Молли, и села на постель, неподвижно уставившись в одну точку. Молли присела рядом, сжала в ладонях ледяную руку Рэйчел:
      – Ну-ну, не надо волноваться. Отец ведь не уехал бы без тебя, правда? И вряд ли он передумал и вернулся на гору.
      Вопреки своему недавнему стремлению к независимости, Рэйчел испугалась. Она любила отца – несмотря на все существующие между ними разногласия.
      – Я... я думала, что он всю ночь был здесь... Молли постаралась успокоить девушку:
      – Мы все так думали. Но дело в том, Рэйчел, что его постель не тронута, а его лошадь исчезла.
      Рэйчел проглотила слезы.
      – Он бросил меня. Он бросил, я знаю.
      Молли по-матерински обняла Рэйчел, но ничего не сказала.
      Мучимая самыми противоречивыми эмоциями, Рэйчел в своем коричневом платье тоскливо стояла во время похорон у гроба матери. Провожающих было много, они печально внимали мягким, полным сочувствия словам Филда Холлистера; но среди присутствующих не было Эзры Маккиннона.
      Когда все было сказано, Молли и доктор Флетчер повели Рэйчел прочь, мимо свежих могил женщины из коттеджа и ее крошечного младенца.
      «Я должна заплакать», – в отчаянии подумала Рэйчел. Пытаясь понять, почему она не может дать волю слезам, от которых резало глаза и саднило в горле, она обернулась и увидела, что простой сосновый гроб уже опускают в землю.
      Раздался пронзительный крик, колени Рэйчел задрожали и подогнулись. Доктор Флетчер поднимал ее на руки, когда она поняла, что этот крик был ее собственным, и без сопротивления погрузилась в нахлынувшую на нее тьму.
 
      Гриффин откинулся на спинку кресла возле своего письменного стола и сжал в руке стакан. Боль терзала его – его собственная, смешанная с болью Рэйчел.
      Что с ним происходило? Почему он не мог отделить ее чувства от своих?
      – Гриффин?
      Он поднял глаза и увидел в дверях кабинета Филда, который пристально наблюдал за ним.
      – Маккиннона нашли? – глухим, угрюмым голосом спросил Гриффин.
      Взгляд Филда упал на двойную порцию чистого виски в стакане Гриффина; священник снял с кресла три книги и сел.
      – Ни малейшего следа. И ты не имеешь никакого права топить свои печали в виски, друг мой,– терпеливо заметил он.
      Гриффин неторопливо сделал глоток, запрокинул голову и ощутил, как виски обожгло горло и согрело желудок.
      – Тут что-то не так, Филд. Маккиннон не стал бы исчезать таким образом – во всяком случае, один, без дочери.
      Филд вздохнул:
      – Возможно, он просто больше не хотел чувствовать ответственность за девушку?
      Одним глотком Гриффин осушил стакан.
      – Нет, черт возьми, невозможно. Он слишком любил ее.
      Наступила краткая, напряженная пауза. Филд резко прервал ее:
      – Это не то, что ты думаешь, Гриффин. Если бы Маккиннон был мертв, кто-нибудь обнаружил бы тело или хотя бы лошадь.
      Гриффин пристально посмотрел на друга:
      – Джонас гораздо сообразительнее, чем тебе представляется, Филд.
      Филд Холлистер не был другом Джонаса, но, несмотря на это, он стукнул кулаком по столу и закричал:
      – Для тебя все проблемы в мире начинаются и заканчиваются Джонасом Уилксом! Гриффин, ты одержим этим человеком!
      – Он убил Маккиннона.
      – Гриффин, прислушайся хоть раз к голосу разума! Он не мог его убить. Благодаря тебе он уже два дня не выходит из дома!
      Гриффин потянулся было к бутылке с виски, но передумал. Он и так с трудом выдерживал неодобрительный взгляд друга.
      – Так ты уже наслышан об этом?
      – Конечно, миссис Хаммонд не преминула мне об этом сообщить. И о том лесорубе я тоже знаю.
      Гриффин проигнорировал упоминание о вчерашнем инциденте в поселке и огрызнулся:
      – Сообщила ли тебе миссис Хаммонд также, что Джонас сделал с Фон Найтхорс?
      Открытое лицо Филда побелело, он пытался что-то сказать, но не мог.
      – Я подумал, старина, что это несколько поубавит твое благородное негодование по моему поводу.
      Филд вскочил на ноги, вцепился пальцами в край стола:
      – Скажи мне!
      – Поверь мне, Филд, тебе будет тяжело об этом слушать. Я привез ее сюда, но, очевидно, она пострадала не так сильно, как я полагал, потому что она сбежала.
      – Сбежала? Но куда...
      Гриффин пожал плечами с притворным безразличием:
      – Кто знает?
      Филд резко отвернулся, но по его сгорбленным плечам Гриффин понял, что старая горечь опять нахлынула на друга. Солнце скрылось за тучей, и в комнате потемнело; потом снова стало светло.
      Собрав все свое хладнокровие, Филд сел в кресло.
      – Ну так что, Гриффин? Что ты думаешь делать с Рэйчел?
      Зверская боль сжала затылок Гриффина, застучала в висках.
      – У меня не было времени как следует подумать об этом,– ответил он, опять стараясь избежать взгляда Филда.– В данный момент она не в том состоянии, чтобы ехать куда-либо.
      – Ерунда. Пусть Молли упакует ее вещи, и я сам отвезу ее в Сиэтл и помогу ей устроиться.
      – Сиэтл? – выдохнул Гриффин. – Почему бы просто не отвезти ее к дому Джонаса и не оставить на пороге?
      Филд расстроенно вздохнул:
      – Мне начинает казаться, что ты одержим ею не меньше, чем он.
      Неожиданно Гриффин почувствовал сильнейшее волнение. Он вскочил с кресла и остановился возле камина, повернувшись к другу спиной.
      – Я не могу допустить, чтобы он коснулся этой девушки, Филд. Не могу.
      – Так будь разумным, Гриффин! Дай мне увезти ее туда, где она будет в безопасности.
      Впившись пальцами в каминную полку, Гриффин опустил голову:
      – Через несколько дней, Филд. Ей нужно время. Голос Филда был тихим, но настойчивым:
      – Ей? Или тебе?
      Эти слова обрушились на мозг Гриффина, как удары молотка. Он попытался ответить, но не смог.
      Филд вдруг оказался рядом с ним, заглядывая в его лицо и видя,– как опасался Гриффин,– все то, что должно было быть скрыто.
      – Господи, Гриффин – неужели это правда? Ты сам хочешь ее!
      Гриффин закрыл глаза.
      – Да,– прошептал он после долгого молчания. Филд заговорил мягко, успокаивающе:
      – Будь осторожен, мой друг. Будь очень, очень осторожен.
      Гриффин отпустил каминную полку и расправил усталые, ноющие плечи.
      – Буду.
      – И убедись, что ты не просто хочешь использовать ее против Джонаса. Ты прекрасно знаешь, что все то, чего добивается Джонас, неодолимо влечет к себе и тебя.
      Гриффин отвел глаза:
      – Это совсем другое.
      Рука Филда легла ему на плечо.
      – Если ты любишь Рэйчел, у тебя два пути. Ты можешь предложить ей стать твоей женой – или помочь ей начать новую жизнь где-нибудь в другом городе. Но будь осторожен, принимая решение, Гриффин, и прими его быстро.
      Гриффин кивнул, потом услышал, как Филд повернулся и ушел. Решение было уже принято. Когда Рэйчел наберется сил для предстоящего путешествия, он сам отвезет ее в Сиэтл и купит ей билет на первый же пароход, отплывающий за границу.
 
      Субботнее утро Джонас встретил уже значительно оправившись от злополучной стычки с Гриффином и в прекрасном расположении духа. Выражение потрясения и ярости на лице Молли Брэйди, которая, открыв дверь, увидела его на пороге, весьма его позабавило.
      – Добрый день,– сказал он, прикоснувшись пальцами к полям шляпы.
      Красная от возмущения, Молли попыталась захлопнуть дверь, но ей помешала нога Джонаса.
      – Я хочу видеть Рэйчел,– сказал он спокойно.– Сейчас же.
      Молли вздернула подбородок, и было ясно, что она намерена дать ему отпор. По крайней мере, надо было отдать ей должное, она не попыталась убедить Джонаса, будто Гриффин где-то рядом.
      – Я и близко вас к ней не подпущу, Джонас Уилкс. У бедняжки и без вас достаточно проблем!
      Джонас поборол желание вцепиться левой рукой в гладкое, белоснежное горло Молли и приятно улыбнулся:
      – Ладно, Молли...
      Раздавшийся в этот момент голос – тихий, но твердый, – заставил вздрогнуть и Джонаса, и Молли.
      – Все в порядке,– сказала Рэйчел. – Пожалуйста, Молли, пусть мистер Уилкс войдет.
      Джонас опомнился быстрее, чем Молли, и воспользовался этим. Изящным жестом он отстранил ее, вошел в переднюю и приблизился к Рэйчел.
      Как же чудесно она выглядела, даже в этом кошмарном коричневом платье! Вновь Джонас подавил в себе дикое, исступленное желание.
      – Я очень сожалею о смерти вашей матери,– мягко сказал он.
      Отважные фиалковые глаза наполнились влагой.
      – Благодарю.
      Вид ее слез потряс Джонаса, внезапно что-то изменилось в желании, которое он испытывал к этой женщине. Ему захотелось защитить ее, сделать так, чтобы она опять улыбнулась.
      – Рэйчел, поедем прокатиться в моем экипаже. Вам нужен свежий воздух.
      На ее бледном, похудевшем лице медленно возникла милая улыбка.
      – О, это было бы чудесно, мистер Уилкс!
      – Меня зовут Джонас, – с улыбкой поправил он. Ее прелестных очертаний щеки вспыхнули очаровательным румянцем.
      – Джонас,– застенчиво повторила она.
      – Нет, минутку! – Молли наконец-то обрела голос. – Она никуда с вами не поедет, Джонас Уилкс!
      Каким бы любезным ни казался взгляд, брошенный им на Молли, в нем была угроза.
      – Я обещаю быть джентльменом, миссис Брэйди. И, мне кажется, вы и доктор слишком долго держали Рэйчел взаперти.
      Зеленые глаза Молли лихорадочно метнулись в сторону Рэйчел.
      – Не езди, Рэйчел,– пожалуйста...
      Рэйчел с достоинством вскинула голову, взгляд ее потемневших фиалковых глаз встретился с зелеными глазами Молли.
      – Я сама могу позаботиться о себе, Молли Брэйди. И я намерена совершить эту прогулку в экипаже.
      Молли, побледнев от огорчения и злости, сдалась.
      – Доктору это не понравится, – предупредила она. Рэйчел, опершись на подставленную Джонасом руку, продолжала смотреть в лицо Молли.
      – Вполне возможно,– ответила она, после чего позволила Джонасу вывести себя из дома и двинулась вместе с ним по дорожке.
      Но у ворот Рэйчел заколебалась:
      – Возможно, мне не стоит уходить. Они были так добры ко мне, и...
      У Джонаса хватило осторожности не давить на девушку: ситуация была слишком деликатной, а решимость Рэйчел – слишком хрупкой.
      – Тогда в другой раз? – ровным голосом осведомился он, готовый, в случае необходимости, послушно удалиться.
      Реплика достигла цели. Озорная улыбка заиграла на нежных, подвижных губах, мелькнула в глубине колдовских глаз.
      – Нет, Джонас. Если я еще хоть ненадолго останусь в этом доме – я умру.
      Он склонил голову набок:
      – А мы не можем этого допустить, правда, ежик? Рэйчел вспыхнула.
      – Вы же обещали быть джентльменом,– напомнила она ему.
      – Так и будет,– сказал он спокойно, помогая Рэйчел забраться в экипаж, хотя из горла его рвался наружу крик ликования.– Я не такое чудовище, каким меня считает Гриффин, Рэйчел.
      Она посмотрела на него тревожными, широко раскрытыми глазами.
      – Почему он так к вам относится, Джонас? Уилкс опустился на сиденье напротив, снял шляпу.
      – Дело в том, Рэйчел, что мы никогда не ладили. Я, вообще-то, восхищаюсь Гриффином – он замечательный человек,– но он меня просто не любит.
      Сочувствие, отразившееся на лице девушки, едва не заставило Джонаса торжествующе расхохотаться – придется ему наболтать еще что-нибудь «приятное» о Гриффине Флетчере. Однако самое главное – следует соблюдать осторожность, чтобы не испугать ее. Если это случится, она в страхе упорхнет, как птичка, и исчезнет навсегда.

      Лишь когда экипаж тронулся и она услышала поскрипывание кожи и стук копыт лошади, у Рэйчел в памяти возникли слова Филда Холлистера. Джонас Уилкс хочет заполучить вас. Это факт, не вызывающий сомнений. Вслед за ними, как эхо, прозвучал голос Молли: «Насколько я понимаю, он увлечен тобой».
      Рэйчел подняла голову и улыбнулась в ответ на спокойную, приятную улыбку Джонаса. Предположим, Филд и Молли правы. Что же в этом ужасного?
      Непрошеным гостем в ее мысли ворвался образ Гриффина Флетчера. Она испытывала к нему непостижимое, мучительное влечение. Девушку отталкивал его резкий, холодный сарказм, но притягивала его дерзкая сила.
      Она нервно заерзала на сиденье и отвернулась к окошку.
      – В чем дело, Рэйчел? – ласково осведомился Джонас Уилкс. – Уж не сожалеете ли вы, что поехали?
      Ей вспомнился Гриффин Флетчер, стоявший перед коттеджем возле палаточного городка, в прилипшей к груди мокрой от дождя рубашке. Рэйчел встретилась взглядом с Джонасом и зарделась.
      – Это из-за отца. Мистер Уилкс, он уехал без меня, и это очень странно.