– В твоем сердце произошла перемена,– произнес он как-то неестественно, нараспев.
      Рэйчел вскинула подбородок.
      – Да. Гриффин – убийца, я ошиблась в нем. Джонас придвинулся ближе, и хотя держался прямо, казалось, что он выгибает спину, будто дикий зверь перед прыжком. Рэйчел едва подавила готовый вырваться крик, когда он стремительно выбросил вперед руку, схватился за вырез ее ситцевого платья и разорвал его.
      Он лениво, будто нехотя, обвел пальцем родимое пятно возле левого соска; глаза его обжигали золотистым огнем обнаженную грудь Рэйчел. Она сжала веки, борясь с инстинктивным желанием прикрыть свою наготу.
      – Ты лжешь, Рэйчел,– вполне дружелюбным тоном заметил Джонас. Топазовые глаза медленно поднялись к ее лицу.– Я был бы самым любящим из мужей – вот в чем ирония. Но ты выбрала Гриффина.
      Рэйчел стояла неподвижно, онемев от ужаса. «Ну же, Фон,– беззвучно умоляла она.– Пожалуйста, начинай!»
      Однако безумие, похоже, позволяло Джонасу видеть ее мысли так же ясно, как и ее оголенную грудь.
      – Фон не поможет тебе, Рэйчел. В данный момент она лежит связанная у меня на кухне. У меня не было времени убить ее, но я это, конечно, сделаю.
      Рэйчел медленно подняла руки, и, защищаясь от взгляда Джонаса, обхватила ими плечи. Она рискнула и проиграла. Хуже того, Гриффин и Фон тоже проиграли.
      – А в чем был виноват мой отец? – прошептала она. – И муж Молли Брэйди?
      Джонас выгнул бровь:
      – Они стояли у меня на пути.
      Рэйчел едва не стало дурно; она прикрыла глаза, потом снова открыла.
      В глубине конюшни что-то скрипнуло, и Джонас круто развернулся, чуть не уронив опасно раскачивающийся в его руке фонарь.
      – Кто там еще? – заорал он.
      Вопль Джонаса испугал запряженных в коляску лошадей: они бешено рванулись с места и потащили коляску к полуоткрытым дверям конюшни. В дверях коляска застряла; раздался оглушительный треск, и лошади, охваченные паникой, пронзительно заржали. Внутри коляски дергалась из стороны в сторону страшная в своем движении, лишенная конечностей кукла, похожая на жуткое привидение из ночного кошмара.
      Сердце едва не выпрыгнуло из груди Рэйчел, которую захлестнул самый неподдельный ужас. На мгновение она сама поверила, что Афина вернулась, чтобы отомстить за себя.
      Какое-то время Джонас беззвучно шевелил губами, уставившись на материальное воплощение своей вины, затем издал дикий крик и швырнул в коляску фонарь. Послышалось шипение, за которым последовал рев пламени, охватившего сначала солому на полу конюшни, а потом и коляску. Впряженные лошади визжали и рвались с удвоенной силой, животные в стойлах били копытами по перегородкам, вставали на дыбы, ржали, заглушая все усиливавшийся рев пламени.
      Рэйчел неподвижно смотрела перед собой, затаив дыхание. Джонас будто примерз к месту, глядя невидящими глазами на горящую коляску.
      «Мы сгорим заживо»,– подумала Рэйчел. И все же не могла пошевелиться.
      Снаружи послышались голоса – громкие распоряжения и ругань. Затем двери распахнулись, и пылающую коляску вытащили из конюшни. Внутрь, пробиваясь сквозь адское пламя, которое преграждало им путь, ворвались Гриффин и Филд.
      Гриффин почти донес Рэйчел до двери и вытолкнул наружу, в спасительную прохладу ночи, потом метнулся обратно. Сжавшись в комок, она прислонилась к огромному стволу земляничного дерева. Филд вывел из огня спотыкающегося, обезумевшего Джонаса и вернулся помогать Гриффину.
      Смертельным ужасом и болью было наполнено пронзительное ржание лошадей в конюшне. Только трех из них удалось вывести наружу, когда Гриффину и Филду пришлось спасаться самим.
      Деревянная крыша превратилась в море оранжево-желтого пламени, огонь плясал в окнах. Внезапно Джонас, выкрикнув имя Рэйчел, рванулся мимо Гриффина и Филда и исчез в пылающих дверях конюшни. В тот же миг со стороны главного дома показался дородный мужчина, поддерживающий под локоть потрясенную, едва переставляющую ноги Фон.
      Из огненного ада, пошатываясь, выбрался Джонас. Его волосы и одежда были охвачены пламенем. Он все еще продолжал выкрикивать имя Рэйчел, когда Гриффин и Филд остановили его и повалили на землю, пытаясь сбить огонь.
      Головни из пожара выстреливали в ночное небо, некоторые из них опускались даже на крышу величественного особняка Джонаса.
      Рэйчел, словно окаменев, не двигалась с места, пока Гриффин не поднял глаз от распластанного на земле обгорелого тела Джонаса и не сделал ей знак подойти.
      Она с трудом преодолела это короткое расстояние и опустилась на колени рядом с Джонасом. Филд бросился к своей жене.
      – О Джонас,– прошептала, глядя на него, Рэйчел. Он был чудовищно обожжен, но, казалось, не замечал боли.
      – Рэйчел,– только и сказал он.– Прости меня. И после этого умер.
      Гриффин стянул с себя пиджак и осторожно накрыл им неподвижное, изуродованное лицо кузена.
      – Боже,– вздохнул он.– О Боже мой.
      Рэйчел не удивилась, заметив в его глазах слезы. Она встала, приблизилась к нему, отпустила – впервые за все это время – разорванный ворот своего платья и обняла Гриффина.
      – Все кончено,– шепнула она.– Теперь все кончено.
      В звуке ревущего пламени сдавленный всхлип Гриффина был почти не слышен:
      – Он думал, что ты там...
      – Да, – отозвалась она, потому что больше сказать было нечего.
      Появился Филд; лицо его, как и у Гриффина, покрывал слой копоти. Он протянул Рэйчел свой пиджак и осторожно поднял оцепеневшего друга на ноги.
      Подошла Молли и увела Рэйчел.
      – Вы все время были в конюшне,– догадалась Рэйчел, увидев оборванные, запачканные сажей юбки Молли и ее растрепанные волосы. – Это вы открыли заднюю дверь, специально чтобы она скрипнула...
      – Да,– ответила Молли. – А еще я посадила чучело Афины в коляску. Я слышала, как вы с Фон придумали это, проследила за вами и постаралась сделать все, что смогла.
      Отойдя на порядочное расстояние от горящей конюшни, она вдруг остановилась, и ее зеленые глаза впились в лицо Рэйчел.
      – Нипочем не хотела бы я оказаться на вашем месте, мисс Рэйчел Маккиннон, когда доктор обо всем узнает. Чучело в белом платье! – Молли замолчала и покачала головой в яростном изумлении.
      Рэйчел опустила глаза; действительно, этой ночью все пошло не по плану. Кукле полагалось упасть со стропил конюшни, и в тот же момент Фон должна была замогильным голосом выкрикнуть имя Джонаса. И Джонасу в результате следовало признаться в убийстве, а не погибнуть.
      – Он признался, что убил моего отца, Молли. И Патрика.
      Молли очень рассердилась:
      – И только чудом он не убил тебя – а заодно и молодую жену Филда Холлистера.
      Рэйчел оглянулась, ища глазами Гриффина, – ей просто необходимо было увидеть его. Он стоял, опершись о дерево, совсем неподалеку, и плечи его вздрагивали под измятой, перепачканной рубашкой. Рядом, словно олицетворение молчаливого сочувствия, стоял Филд.
      Последующий месяц был не из веселых.
      Сначала состоялись похороны Афины, потом Джонаса. То и дело отвозили на кладбище жертв по-прежнему свирепствующей эпидемии.
      На то, чтобы поговорить, а уж тем более строить планы на будущее, просто не хватало времени. Врачебная практика не оставляла Гриффину ни одной свободной секунды, и Рэйчел упрямо следовала за ним из палатки в палатку, не слушая его строгих приказов отправляться домой и по мере сил помогая пациентам и Гриффина, и Джона О'Рили.
      Наконец болезнь стала отступать.
      Утро двадцатого июля выдалось ясное и солнечное, и Рэйчел почувствовала, что это будет особый день.
      На кухонном столе стояли две банки груш с корицей, рядом лежал маленький сверток, на котором значилось имя Рэйчел. Она вскрыла пакет и улыбнулась при виде его содержимого: несомненно, это, как и рубиново-красные груши, прислала ей Джоанна.
      Гриффин, закатав рукава до локтей, возился на заднем дворе, деловито копая яму.
      – Что это ты делаешь? – осведомилась Рэйчел, стоя на ступеньках лестницы.
      Он усмехнулся и размашистым жестом опустил в яму саженец дерева.
      – Сажаю свадебный подарок, который мне доставили от Джоанны О'Рили. Интересно, почему это она прислала мне саженец груши?
      Рэйчел подняла бровь.
      – Интересно, почему это ты получаешь свадебные подарки? – полюбопытствовала она в ответ. – Похоже, я чего-то не знаю, Гриффин Флетчер?
      Гриффин засмеялся.
      – Русалочка, есть много вещей, которых ты не знаешь – например, что делать с горой, поросшей лесом, которая досталась тебе в наследство от моего кузена.
      Рэйчел вздернула подбородок.
      – Я научусь,– сказала она.– И палаточный городок надо перестроить – заменить палатки коттеджами.
      Гриффин отвел от Рэйчел нежный, чуть насмешливый взгляд и принялся засыпать корни деревца землей.
      – Моя будущая жена, лесная баронесса и неистовая реформаторша.
      Рэйчел подошла и остановилась, глядя ему в лицо.
      – И когда же наступит это будущее, Гриффин?
      – Тебя устроит, если через пять минут? Именно столько требуется, чтобы добраться до церкви Филда.
      Рэйчел обвила руками его шею и, не отпуская, рассмеялась, подняв глаза к небесам.
      Часом позже, когда они уже возвращались в коляске Гриффина из церкви, новоиспеченный супруг широко ухмыльнулся:
      – Ну что же, миссис Флетчер, теперь мы можем испробовать кое-что новое – заняться любовью в настоящей постели.
      Рэйчел улыбнулась и во второй раз открыла маленький пакет, присланный Джоанной О'Рили. Достав оттуда две пригоршни крошечных бумажных обрывков, она пустила их по ветру; бумажки разлетелись и закружились, словно хлопья снега.
      Рэйчел Флетчер молитвенно сложила руки и обернулась на усыпанную клочками бумаги дорогу. Дьяволу придется немало потрудиться, собирая их; кроме того, по пути из церкви они с Гриффином уже сделали вполне достаточно поворотов.