Проснувшись утром в понедельник в постели матери, Рэйчел немного растерялась, но быстро пришла в себя. Сегодня она уволит девушек, бармена – всех, кроме Мэми.
      Пока она умывалась и надевала поношенное простое платье, одолженное накануне у Молли, она решила потребовать себе всю прибыль, которую дело принесло в ее отсутствие. Если повезет, возможно, денег хватит, чтобы купить несколько кусков ситца и поплина на платья.
      По воскресеньям салун бывал закрыт, но когда Рэйчел спустилась вниз по крутой деревянной лестнице, намереваясь объявить о своем решении, заведение уже начало пробуждаться к жизни.
      Сообщить этим грубым, ожесточенным жизнью женщинам, что им придется искать работу в другом месте, оказалось труднее, чем она думала, но Рэйчел сумела сделать это со спокойным достоинством.
      Том Роулинз, бармен, расхохотался:
      – Дочь Бекки – владелица пансиона! Вот потеха-то!
      Рэйчел сохранила спокойствие, но когда отвечала на выпад бармена, голос ее слегка дрожал:
      – Я рада, мистер Роулинз, что вы находите это столь забавным. Тем не менее, это здание и все в нем принадлежит мне, и я не собираюсь торговать спиртным и... и...
      Одна из женщин – высокая, стройная блондинка с лицом учительницы – медленно повернула между ладонями кружку с дымящимся кофе и улыбнулась:
      – Прежде чем принимать решение, мисс Маккиннон, лучше полистайте бухгалтерские книги. Я не удивлюсь, если вы обнаружите, что являетесь деловыми партнерами с мистером Джонасом Уилксом.
      Хотя перспектива иметь хоть что-то общее с этим мерзким типом заставила Рэйчел внутренне содрогнуться, она расправила плечи и приняла из рук Тома Роулинза стопку черных толстых тетрадей, которую тот вытащил из-под стойки.
      Устроившись на кухне в относительном уединении (Мэми возилась у плиты), Рэйчел просмотрела гроссбухи, и ей открылась мрачная истина. Хотя партнерство было расторгнуть уже давно, оставались невыплаченными внушительные долги.
      Мэми поставила перед своей новой хозяйкой тарелку омлета и чашку горячего ароматного кофе.
      – Судя по вашему виду, вы много должны этому человеку.
      Рэйчел угрюмо кивнула. Ей следовало быть готовой к этому – Джонас упомянул о деловых отношениях с ее матерью в первый же день знакомства с Рэйчел,– но все равно такая ситуация явилась для нее ужасным ударом.
      – Я не очень-то разбираюсь в законах, Мэми, но, думаю, он может отобрать у меня заведение.
      Мэми грузно опустилась на стул, не обращая внимания на проституток, которые сновали взад-вперед, накладывая себе на тарелки завтрак, возвращая пустые кружки из-под кофе и роясь на полках в поисках какой-нибудь еды, кроме омлета. После долгого молчания она решилась высказать свое мнение:
      – Мистер Уилкс не потерпит, чтобы здесь был пансион, Рэйчел. Второго салуна не сыскать на много миль вокруг. Его люди будут недовольны и станут искать работу в другом месте.
      Рэйчел тяжело вздохнула, признавая, что Мэми, вероятно, права.
      Моя мать не очень разумно обращалась с деньгами, да, Мэми?
      Мэми улыбнулась, и в ее круглых карих глазах появилось отсутствующее выражение.
      – Похоже, не очень. Она хотела расплатиться с мистером Уилксом и, когда могла, возвращала ему деньги. Беда в том, что у какой-нибудь из девушек всегда обязательно болели родители. Да еще Бекки все время отпускала в кредит ненадежным людям – не знаю, сколько этих лесорубов смылись, не оплатив свои счета в баре.
      Рэйчел подумала о своем будущем ребенке, и поклялась решить проблему с долгом. Она не могла продолжать содержать публичный дом: она бы и дня не вынесла торговли человеческой плотью. Но, похоже, закрыть заведение Бекки без борьбы ей не удастся.
      Неожиданно Мэми мягко сжала теплой темной рукой руку Рэйчел:
      – Иди к доктору Флетчеру, детка. У него есть деньги, и он поможет тебе – я уверена.
      Кровь прилила к лицу Рэйчел, забилась в висках.
      – Я лучше умру.
      – Тогда что ты собираешься делать? Ни у кого больше, кроме Джонаса Уилкса, не найдется денег, чтобы одолжить тебе.
      Рэйчел медленно, устало поднялась с места. Она измучилась – так безумно измучилась,– но ей надоело постоянно убегать от кого-то.
      – Я сейчас же отправлюсь к мистеру Уилксу и попытаюсь с ним договориться.
      Темное лицо Мэми даже чуть побелело.
      – Нет! Если я позволю тебе встретиться один на один с этим человеком, дух Бекки Маккиннон не даст мне покоя по ночам до конца жизни!
      – Я пойду, Мэми,– упрямо сказала Рэйчел.– Ты что, не понимаешь? Я должна пойти!
      – Послушай меня, девочка! – воскликнула Мэми, поднимая со стула свое грузное тело и уставив на Рэйчел темный указательный палец. – То, что случилось вчера вечером в доме судьи Шеридана, уже ни для кого не секрет – все только об этом и говорят. И сейчас Джонас Уилкс наверняка в бешенстве из-за этого, а когда он в бешенстве, то способен на самые подлые поступки!
      – Если он злится на кого-нибудь, Мэми, он злится на Гриффина. Даже если бы я хотела остаться и выйти за Джонаса, – чего я определенно не хотела – мне бы не дали. Винить меня было бы неразумно.
      – Очень немногие поступки Джонаса Уилкса разумны, Рэйчел. Не приближайся к нему!
      Прежде чем Рэйчел успела ответить, за кухонной дверью послышался шум. И тут она инстинктивно поняла, что решение уже принято за нее,– Джонас Уилкс избавил ее от необходимости посещать его дом.
      Он громко выкрикнул ее имя. Рэйчел задрожала, на мгновение поймала испуганный взгляд Мэми, затем повернулась и направилась в салун, чтобы лицом к лицу встретиться с огнедышащим драконом.
      Проститутки разбежались, бросив на столе пилочки для ногтей, дымящиеся сигареты и тарелки с остатками яичницы. Даже Том Роулинз покинул свой пост за длинной полированной стойкой. Но Джонас выглядел пугающе сдержанным. С мрачным удивлением Рэйчел заметила, что он, видимо, одевался в спешке, небрежно. Он был без пиджака и галстука, в расстегнутой у ворота рубашке.
      – Что же это ты, по-твоему, делаешь? – сдавленно произнес он с угрожающим блеском в глазах.
      Рэйчел остановилась на безопасном расстоянии, ощущая Мэми за своей спиной.
      – И что же я, по-вашему, делаю, Джонас? – спросила она с напускной беззаботностью.
      Джонас стоял перед ней, широко расставив ноги в сапогах и сжав кулаки. Было ясно, что попытки Рэйчел приструнить его заранее обречены на провал.
      – Понятия не имею,– бросил он.– Но если ты собираешься продолжать семейный бизнес, у меня для тебя сюрприз – этого не будет.
      – Это не сюрприз, мистер Уилкс. Если это окажется мне под силу, еще до конца этой недели салун превратится в пансион.
      Лицо Джонаса чуть расслабилось, и, к замешательству Рэйчел, он расхохотался. Рэйчел казалось, он смеялся целую вечность, пока его безудержное веселье не уступило место ошарашенной, недоверчивой улыбке.
      – Пансион? Ах да, ты ведь как-то упоминала об этом! Не зная, что еще делать, Рэйчел кивнула.
      Теперь Джонас выглядел даже более устрашающе, чем раньше. Что-то в его остановившейся улыбке, в том, как он вцепился в спинку стула, вызвало у Рэйчел сильнейшие опасения за свою жизнь.
      – Где же, скажи пожалуйста, мои люди смогут предаваться своим маленьким утехам, если это заведение превратится в пансион?
      Рэйчел вскинула голову:
      – Их «утехи» меня не интересуют, Джонас Уилкс. Меня больше волнуют их жены и дети.
      Джонас поднял бровь:
      – Как благородно. Ты начинаешь рассуждать, как Филд Холлистер, Рэйчел, или еще того хуже – как Гриффин.
      Злость придала Рэйчел сил, хотя ей хотелось со всех ног бежать от этого человека и его сдерживаемого бешенства.
      – Я знаю, каково жить в палатке, когда тебя кусают вши, дождь капает на лицо и ты даже не можешь помыться в ванне...
      Он ухмыльнулся, теперь чуть менее грозно, и многозначительно заметил:
      – А ведь ты любишь принимать ванны, правда, Рэйчел? – Джонас помолчал, но, не дав Рэйчел выразить свое возмущение, продолжил: – Отправляйся наверх и собирай вещи, Рэйчел Маккиннон. Мы уезжаем.
      Рэйчел покачала головой:
      – Нет.
      Джонас испустил вздох, и в звуке его, при всей мягкости, Рэйчел почудилось нечто жуткое.
      – Ах ты непослушная дерзкая девчонка! Имей в виду, Рэйчел, существуют определенные качества, которых я требую от своей жены, и одно из них – послушание. Пошевеливайся!
      – Я не ваша жена, мистер Уилкс, и у меня нет намерения становиться ею!
      Джонас снова вздохнул и, закинув голову, принялся внимательно изучать потолок, будто надеясь найти там руководство к дальнейшим действиям. Этот жест лишил Рэйчел бдительности, и когда Джонас с невероятной стремительностью преодолел разделявшее их расстояние и крепко схватил ее за плечи, она оцепенела от ужаса. Рэйчел попыталась крикнуть, но крик застрял у нее в горле. Она просто застыла на месте, глядя в его искаженное лицо.
      – Урок первый, – в бешенстве прошипел он. Затем, опустился на стул и рванул Рэйчел за собой.
      С нечеловеческой силой он бросил ее себе на колени, будто ребенка, и начал шлепать.
      Рэйчел яростно сопротивлялась, к ней вернулся голос, и от ее визгов дрожали стекла. Ни разу за всю жизнь она не чувствовала такой злости и унижения. Но Джонас был достойным противником и легко справлялся с ней. Его ладонь с безжалостной методичностью наносила жестокие, болезненные удары по ее ягодицам.
      Откуда-то послышался громкий лязгающий звук, и в тот же момент дверь салуна распахнулась.
      Возможно, оттого, что боязнь еще большего унижения была сильней, чем любопытство, Рэйчел повернула голову в сторону двери. Если Гриффин увидит ее в таком виде, она провалится сквозь землю.
      Но в дверях стояла Афина Бордо. Ее серебристые волосы сияли на фоне хмурого серого дня, полные губы изогнулись в улыбке; она принялась ловко стягивать с рук перчатки. Взгляд ее синих глаз был прикован к кухонной двери, и в них сверкала усмешка.
      – Лучше отпусти леди, Джонас. В противном случае эта негритянка разнесет тебе голову.
      Удары прекратились, и Рэйчел оказалась на свободе.
      Краска негодования мгновенно сбежала с ее лица, когда она, пошатываясь, поднялась на ноги и увидела в дверях кухни Мэми, которая целилась в голову Джонаса из двустволки. Он так резко вскочил, что Рэйчел, стоявшая рядом с ним, едва удержалась на ногах. Взгляд его был ужасающим, горло конвульсивно дергалось от ярости.
      Нисколько не устрашенная, Мэми посмотрела на полированный вороненый ствол ружья, потом в глаза Джонасу:
      – Убирайся Уилкс. Если не уйдешь, тебя будут еще долго собирать по кускам по всей округе!
      Афина расхохоталась:
      – Думаю, она не шутит, Джонас.
      Со странным, учитывая обстоятельства, достоинством Джонас опустил закатанные рукава рубашки и застегнул болтающиеся запонки. Потом окинул Рэйчел испепеляющим, собственническим взглядом.
      – Ты должна мне кучу денег, – проговорил он низким, леденящим душу голосом. – Так или иначе, ежик, но тебе придется отдать долг.
      Рука Рэйчел, слишком часто проявляющая независимость от ее разума, мстительно вскинулась и изо всех сил хлестнула его по лицу. Вероятно, опасаясь Мэми с ее двустволкой, Джонас не предпринял никаких ответных действий, но слова его были страшнее любого удара:
      – Ты однажды уже ударила меня, Рэйчел, и это было серьезной ошибкой даже тогда. На этот раз ошибка грозит тебе катастрофой.
      – Убирайтесь,– процедила Рэйчел сквозь зубы, кипя от негодования и стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони.
      Но Джонас только вздохнул, задумчиво оглядел взбешенную Рэйчел с ног до головы и пробормотал:
      – У тебя есть двадцать четыре часа, ежик. По истечении этого срока ты либо окажешься у моих дверей, либо будешь горько сожалеть о том, что не одумалась.
      Смысл этого ультиматума при всей его завуалированности был абсолютно ясен Рэйчел.
      – А если я все-таки «одумаюсь»?
      Он спокойно подтвердил ее догадку:
      – Тогда некоторые люди, которых оба мы знаем и любим, останутся в живых. У тебя есть один день, чтобы принять решение, Рэйчел.
      Очевидно, устав ждать, Мэми выстрелила. Зеркало над стойкой бара разлетелось вдребезги, и, когда дым рассеялся, Джонас уже торопливо шел к двери, таща за собой ошарашенную Афину.
      – И не вздумайте больше здесь никогда появляться! – крикнула им вслед Мэми.
      Рэйчел опустилась на стул и поморщилась, когда ее исхлестанные ягодицы коснулись твердого деревянного сиденья. Одна за другой стали появляться проститутки с сумочками в руках, бледные и прекрасно сознающие опасность, которая нависла над домом Бекки.
      Через час осталась только одна из них – высокая блондинка, та, что ответила, когда Рэйчел объявила о своем решении закрыть бордель. Ее звали Эльза, и она с безмятежным видом сообщила Рэйчел, что могла бы остаться, если никто не возражает. Она скопила несколько долларов, и когда Рэйчел передумает и пойдет к мистеру Уилксу, то, по мнению Эльзы, заведение Бекки в очень скором времени снова начнет приносить солидный доход.
      Рэйчел выслушала все это в потрясенном молчании, прихлебывая принесенный Мэми кофе с бренди и думая, что лучше бы она никогда не видела ни Провиденс, ни вообще округ Вашингтон. Глупо с ее стороны было оставаться здесь и дать всему зайти так далеко. Теперь она – в прямом и переносном смысле – побита, оказалась в безвыходном положении. Если она одолжит денег на билет и уедет на пароходе в Сиэтл или еще куда-нибудь, Джонас убьет Гриффина. Если она задержится здесь дольше чем на двадцать четыре часа, цепляясь за свою наивную мечту об открытии пансиона, результат будет точно таким же.
      Рэйчел сложила руки на столе и опустила на них голову в немом отчаянии. Гриффин сделал ей предложение, и она была уверена в его любви, но не могла вернуться к нему. Слишком велика вероятность того, что он неожиданно погибнет от какого-нибудь загадочного «несчастного случая» или просто исчезнет навсегда, как уже исчезли ее отец и Патрик Брэйди.
      Плечи Рэйчел вздрагивали от судорожных рыданий. Пройдет всего один день, и ей придется предстать перед Джонасом и объявить о своей безоговорочной капитуляции.
      Рука Эльзы осторожно коснулась ее плеча:
      – Не плачьте, дорогая. Джонас на самом деле не так уж плох – конечно, он немного поколотит вас, и иногда вам придется переспать с ним, – но что это такое по сравнению со всеми его деньгами?
      Рэйчел зарыдала еще сильнее.
 
      Сложив руки на коленях, Афина спокойно сидела в экипаже напротив Джонаса. Она ждала, когда наступит подходящее время для разговора. Минут через пять выражение лица Джонаса несколько смягчилось, и Афина поняла, что момент настал.
      – Ты раскаиваешься? – спросила она.
      У Джонаса вырвался странный сдавленный звук, очень похожий на всхлип.
      – Зачем я это сделал? – не глядя на Афину, прошипел он.
      – Думаю, ты так отчаянно хочешь ее, что не способен нормально соображать. Джонас, ты не можешь убить Гриффина – я этого не допущу.
      Джонас провел растопыренными пальцами по своим взлохмаченным волосам.
      – Успокойся, радость моя. У меня нет намерения убивать его.
      – Да неужели?! – огрызнулась в ответ Афина. – Если ты еще будешь устраивать такие сцены, как сегодня у Бекки, то у тебя может не оказаться выбора.
      Неожиданно Джонас засмеялся:
      – Не знаю. Ради того, чтобы отшлепать эту дерзкую маленькую нимфу, почти стоит умереть – она так давно напрашивалась на это. Думаю, даже Гриффин согласился бы со мной.
      Афине хотелось плакать, хотя она не совсем понимала, почему.
      – Что ты собираешься делать дальше, Джонас? Он встретился с ней взглядом и усмехнулся:
      – Естественно, дам задний ход. Извинюсь по всей форме,– может, даже стану ползать перед ней на коленях.
      Афина покачала головой:
      – Ты спятил, Джонас Уилкс. Целиком и полностью спятил.
      Джонас откинулся на спинку сиденья, блаженно вздохнул и заложил руки за голову.
      – Да. И я в достойной компании, миссис Бордо. В чрезвычайно достойной компании.
      – Дурак,– выпалила Афина, с ненавистью уставясь на проплывающую мимо сельскую местность и только что начавшийся мелкий, унылый дождь.
 
      Для Рэйчел эта ночь тянулась с поистине адской медлительностью. Она ворочалась в материнской постели, и в ритмичном стуке дождя ей слышалось неуклонное движение ее судьбы к роковой развязке.
      Наступил рассвет, но и те звуки, которые сопутствовали его приходу, не принесли ей облегчения. Стоя у окна и глядя на покрытую зыбью воду канала, Рэйчел в глубоком отчаянии слушала хриплые крики чаек, грохот кастрюль и сковородок, доносившийся из кухни внизу, отдаленный визг пилы на лесопилке у подножья горы. Но к этим звукам примешивались и другие, непривычные. Скрип колес фургонов, приглушенная брань, монотонное «тук-тук-тук» молотка.
      Рэйчел прошла в пустую комнату, расположенную рядом со спальней матери, и посмотрела в сторону Провиденса и гавани. Но, как оказалось, ей не надо было смотреть так далеко, потому что шум доносился из зарослей черники и папоротника ярдах в пятидесяти от места, где она стояла.
      Над землей поднимался каркас внушительного здания, а строительством руководил Джонас Уилкс.
      Поддавшись внезапному порыву, Рэйчел дернула раму так сильно, что та поддалась, высунулась наружу и прокричала:
      – Что вы делаете?
      Джонас засмеялся и галантным жестом сорвал с головы мокрую от дождя шляпу.
      – Надеюсь, ты не будешь возражать, если рядом с твоим пансионом будет салун? – весело отозвался он.
      Рэйчел поперхнулась:
      – С моим пансионом? Джонас кивнул:
      – Он полностью твой, ежик. А что касается небольшого недоразумения вчера, я прошу прощения. По крайней мере, за его большую часть.
      Мужчины, работающие возле повозок и лошадей, продолжали свое дело, делая вид, будто не обращают внимания на их разговор, хотя Рэйчел знала, что они не преминут пересказать его, слово в слово, при первом же удобном случае. Еще до захода солнца весь Провиденс и лесорубы на горе узнают о широком жесте Джонаса.
      Однако, что он все-таки задумал?
      Щеки Рэйчел вспыхнули.
      – За какую же часть вы просите прощения, мистер Уилкс? – осведомилась она.
      – За двадцатичетырехчасовой ультиматум, – ответил он. – Это было крайне неразумно с моей стороны.
      Неразумно. До чего же неподходящее слово для того, что он требовал от нее!
      – А за... за другую часть? Джонас захохотал:
      – Не могу не признать, ежик, что она доставила мне огромное удовольствие, и я не жалею об этом.
      Видимо, он считал, что она должна быть ему благодарна, но Рэйчел стала пунцовой, шагнула назад и с такой силой опустила раму, что стекло разбилось и, звеня наподобие множества крохотных колокольчиков, каскадом мелких осколков обрушилось к ее ногам.

      Ухмылка, застывшая на лице Филда Холлистера, явно раздражала Гриффина. Он угрюмо захлопнул саквояж, взъерошил белокурые волосы таращившего на него глаза маленького пациента, и пробормотал:
      – Ну ладно, в чем дело?
      Филд взглянул на мальчугана, который лежал на подстилке в углу палатки, и улыбнулся еще шире.
      – Не обращай внимания на доктора Флетчера, Лукас,– сказал он.– Он проспал занятия в школе, на которых учили, как вести себя у постели больного.
      Лукас смутился, но слишком плохо себя чувствовал, чтобы пускаться в длинные объяснения.
      – Он дал мне апельсин, – защищая доктора, сказал мальчик, протягивая Филду плод в качестве доказательства.– Вот.
      – Я был не прав, – ответил Филд; между тем Гриффин, пройдя мимо него, вышел из палатки и неподвижно застыл под проливным дождем. Приятно было чувствовать, как потоки воды стекают по лицу, прилепляя ко лбу пряди волос и пропитывая рубашку.
      Филд поговорил еще немного с мальчиком и присоединился к Гриффину. Священник больше не усмехался, черты его приняли грустное мученическое выражение.
      – Инфлюэнца? – понизив голос, спросил он. Гриффин кивнул.
      – Еще были случаи?
      Гриффин запрокинул голову, на миг полностью подставив лицо дождю. Его прохладные струи немного ослабили ощущение смертельной усталости, хотя и не прекратили бесконечную, томительную душевную боль.
      – Два, – тихо сказал он.
      Филд схватил его за руку и потащил в сторону большого шатра в центре поселка, где располагалась столовая.
      – До сегодняшнего дня,– прошептал он сквозь зубы, когда они сели за один из деревянных столов и стали пить отвратительный кофе, приготовленный Чангом,– я готов был поклясться, что у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не стоять под проливным дождем.
      Гриффин попытался изобразить улыбку, но у него получилась лишь гримаса.
      – Успокойся, Филд. Врачи не болеют.
      Дождь барабанил по туго натянутой парусиновой крыше шатра.
      – А ты можешь заболеть, Гриффин, у тебя ужасный вид – когда ты в последний раз спал?
      Гриффин отхлебнул кофе, раздраженно выругался и протянул руку к глиняному кувшину со сливками, добрая порция которых окрасила мерзкое пойло в светло-бежевый цвет и немного притупила его горький вкус.
      – Я не сплю, Филд. Это пустая трата времени.
      – Ты намерен оставаться на ногах, пока не свалишься? – резко спросил Филд, так энергично помешивая кофе, что ложка то и дело ударялась о стенки эмалированной кружки.
      Гриффин хмуро взглянул в сердитые голубые глаза друга:
      – Последний раз я свалился, друг мой, когда ты и твои сообщники обработали меня хлороформом. Хотя у нас не было возможности обсудить это, должен сказать, что я это не одобряю.
      Взгляд Филда оставался прямым и вызывающим.
      – Я и не рассчитывал на твое одобрение, – отозвался он. – И меня это совсем не волнует. Ты думаешь, существует опасность эпидемии?
      Кофе свернулся комочками на языке Гриффина, и он с трудом сдержал острое желание выплюнуть его на посыпанный опилками пол. Он устало пожал ноющими плечами:
      – Возможно. Здесь идеальные условия для распространения любой заразы – удивительно, что тут еще не появился ни тиф, ни холера.
      Священник чуть побледнел:
      – Надо что-то делать! Гриффин снова пожал плечами:
      – Скажи это Джонасу, друг, мой. Эти мокрые палатки и открытые сточные канавы относятся к его компетенции, а не к моей.
      Выведенный из себя, Филд с усилием сделал несколько глотков кофе.
      – Возможно, но это твои пациенты, Гриффин.
      – Надеюсь, ты на самом деле не думаешь, будто я забыл об этом? – спокойно осведомился Гриффин. – Кстати, чего это ты так ухмылялся, когда мы были в палатке у Лукаса?
      – Из-за Рэйчел, – ответил Филд, и его глаза снова засветились улыбкой, хотя на этот раз она выглядела немного потускневшей.
      Упоминание ее имени кольнуло Гриффина мучительной болью, в его голосе появилась хриплая нотка:
      – Что с ней?
      – Не могу поверить – неужели ты еще не слышал об этом?
      Гриффин окатил друга гневным взглядом.
      – Что с ней? – прорычал он. Филд расхохотался:
      – Она здорово осадила Джонаса, Гриффин,– с некоторой помощью со стороны Мэми и ее «устричного ружья».
      Гриффин был весь внимание:
      – Что?!
      – Она закрыла «Заведение Бекки», Гриффин. Завтра там открывается «Пансион Маккиннон».
      Гриффин нетерпеливо отмахнулся от сообщенных ему новостей:
      – Бог с ним, с пансионом – что там насчет Джонаса, Мэми и ружья?
      Филд улыбнулся, теперь уже от всей души.
      – Если верить рассказу Мэми, Джонас ворвался в салун и, рыча, как лев, потребовал, чтобы Рэйчел собрала вещи и уехала с ним. – Он умолк и поднял вверх обе руки, увидев ярость на лице Гриффина.– Нет, дай мне закончить. Рэйчел не слишком вежливо отказалась, и они поспорили. Гриффин, видно для Джонаса это была последняя капля – он отшлепал ее.
      Хотя мысль о том, что Джонас посмел коснуться Рэйчел, пробудила в Гриффине самые кровожадные инстинкты, он поневоле ухмыльнулся картине, возникшей в его воображении.
      – А я считал, что он вообще не способен на хорошие поступки.
      Сжимая в ладонях пустую кружку из-под кофе, Филд засмеялся:
      – Подожди, это еще не все. Мэми вытащила дробовик, который, по ее словам, она хранит на случай, если в наших местах когда-нибудь появятся устрицы, и нацелила его в голову Джонаса. После чего он и счел за лучшее отпустить буквально кипевшую от злости Рэйчел. Но, видимо, Мэми показалось, что он недостаточно быстро очистил помещение,– она сделала предупреждающий выстрел и попала в зеркало, которое для Бекки доставили пароходом из Сан-Франциско.
      – Черт,– пробормотал Гриффин, от усталости не в силах засмеяться. Он испытующе посмотрел в лицо Филда, которое слишком хорошо знал, и заметил скрывающееся за ухмылкой серьезное выражение. – Ты что-то не досказываешь?
      – У Мэми сложилось впечатление, что Джонас собирался убить кое-кого в том случае, если Рэйчел в течение двадцати четырех часов не появится у него на пороге.
      Гриффин так стремительно вскочил на ноги, что скамейка, на которой он сидел, упала на посыпанный опилками пол.
      – Проклятый сукин сын, я ему... Филд решительно замотал головой:
      – Сядь, Гриффин. Немедленно.
      – Этот...
      – Послушай меня! Джонас пошел на попятную и, по-моему, тебе не мешает сделать то же самое. Если ты не полезешь в драку, вполне возможно, что и он угомонится.
      Гриффин едва слышал уговоры друга. Он был слишком занят мыслями о том, каким идиотом оказался, поверив словам Рэйчел насчет того, что она не любит его. Дважды ее тело убедительно доказывало ему совершенно обратное. Он вцепился обеими руками в край стола и выругался. Молли оказалась права: Рэйчел пыталась защитить его. И у него возникло подозрение, что Рэйчел готова даже пойти к Джонасу, если требуется это ради спасения его, Гриффина, шкуры.
      – Говоришь, Джонас дал задний ход. С чего бы это? Филд нахмурился:
      – Кто знает? С моей точки зрения, он пожалел о том, что показал себя в своем истинном виде.
      Внезапно Гриффин сорвался с места и вылетел из шатра, оставив друга, недопитый кофе и перевернутую скамейку. Снаружи лил дождь, словно вознамерившийся очистить землю от таких мерзостей, как палаточный городок. Без пиджака, не заботясь о том, как он выглядит, Гриффин бежал, пока не оказался у запертых дверей дома Бекки. Промокший до костей, запыхавшийся, он поднял кулаки и принялся колотить по дверям. Наконец одна из них отворилась.
      На пороге, вскинув подбородок и широко открыв фиалковые глаза, стояла Рэйчел.
      – Ты солгала! – торжествующе произнес он. – Ты думала, Джонас убьет меня, если ты выйдешь за меня, и солгала!
      Ее нижняя губа задрожала.
      – Я все еще считаю, что он сделает это, Гриффин Флетчер. И ничто на свете не заставит меня рисковать.
      Он осторожно протянул руки и положил их ей на плечи:
      – В твоих рассуждениях есть одна ошибка, русалочка. Я могу справиться с Джонасом.
      По щеке Рэйчел медленно скатилась слеза, и девушка покачала головой:
      – Нет. Джонас не честный человек, не такой, как ты, Гриффин. Он нападет на тебя исподтишка, неожиданно – как тогда в Сиэтле, в саду О'Рили.
      – Ну ладно, – сдался Гриффин. – Вполне возможно. Он обычно обделывает дела именно таким образом. Но я знаю одно: я лучше рискну, чем буду жить без тебя.
      Рэйчел прижала к его руке мокрое от слез лицо:
      – Я люблю тебя, Гриффин. Но не выйду за тебя замуж, пока не буду уверена, что не стану вдовой, как это случилось с Молли Брэйди.
      В этот момент Гриффин был готов согласиться на что угодно. Он вздохнул:
      – Я должен возвращаться к моим больным. Не могла бы ты оказать мне одну услугу?
      Рэйчел неуверенно улыбнулся:
      – Какую?
      – Перестань волноваться о том, что со мной может сделать Джонас. Все будет хорошо.
      Похоже, он не слишком убедил ее, но Гриффина это не беспокоило. Она любила его, и сейчас это было единственное, что имело значение. Он наклонился, поцеловал ее и собрался уходить.
      Рэйчел схватила его за руку:
      – Гриффин!
      – Что? – спросил он, резко повернувшись и успев заметить в ее глазах странное выражение, которое тут же пропало.
      На нежно очерченных скулах Рэйчел выступили пунцовые пятна, и она отвела глаза:
      – Н-ничего, просто... Не мог бы ты прийти сегодня поужинать со мной? Молли Брэйди и Билли приведи тоже.