Гриффин рассмеялся и покачал головой:
      – С моей стороны тебе ничто не угрожает, хотя это не означает, что я не нахожу тебя чертовски привлекательной.
      Рэйчел смутилась. Неужели это тот самый человек, который неделю назад в Провиденсе буквально прогнал ее на борт парохода?
      Он сжал рукой резную спинку кровати в ногах у Рэйчел и слегка наклонился вперед. Его движения казались осторожными и напряженными – видно, боль в поврежденных ребрах давала о себе знать.
      – Подчиняясь строгому распоряжению нашего доброго доктора О'Рили, я не могу находиться в этой комнате более пяти минут. Когда ты окрепнешь, наберешься сил, мы поговорим – разумеется, с твоего согласия.
      Рэйчел умирала от любопытства, но была так слаба, что не смогла ничего возразить. Расслабившись, она откинулась на пышно взбитые подушки.
      – Когда я наберусь сил, – повторила она, произнося эти слова как обещание. – Гриффин?
      Он криво улыбнулся:
      – Что?
      – Я не знаю, что произошло, но Джоанна рассказала, что ты привез меня сюда и теперь мне нечего бояться, так как все закончилось. Ведь капитан Фразьер не придет за мной, верно?
      В темных глазах Гриффина сверкнуло что-то пугающее – и пропало.
      – Нет, русалочка. Он не придет.
      Взгляд Рэйчел невольно соскользнул на бинты, стягивающие его грудь, потом вновь поднялся к лицу Гриффина:
      – Т-тебе так досталось, когда ты пытался помочь мне?
      Он покачал своей великолепной головой, и луч солнца, которое, казалось, наводняло комнату, заиграл в его черных спутанных волосах.
      – Нет, во всем виновата Молли Брэйди. Понимаешь, она натерла пол в гостиной, а я пошел и поскользнулся...
      Рэйчел захихикала:
      – Врун.
      Гриффин вздохнул, и глаза его словно бы приласкали Рэйчел – или ей это только почудилось?
      – Мои пять минут истекли,– сказал он.– Отдыхай.– И вот уже повернулся, собираясь уйти.
      Рэйчел вдруг поняла, как тяжело ей будет, когда он уйдет.
      – Гриффин?
      Он оглянулся в дверях и состроил гримасу шутливого нетерпения:
      – Что?
      – Спасибо.
      Гриффин лишь кивнул, но так, что Рэйчел показалось, будто он подошел и прикоснулся к ней.
 
      В сиянии этого радостного, ясного дня начала лета все происшедшие за ночь события выглядели совершенно нереальными. Гриффин вздохнул и едва заметно улыбнулся. Рэйчел была в безопасности и поправлялась. Остальное не имело для него никакого значения.
      Из конюшни, расположенной за красивым кирпичным домом доктора О'Рили, Гриффин вывел лошадь, которую умыкнул прошлой ночью на Скид-роуд, и впряг ее в украденную же коляску. Он вернет и лошадь, и коляску туда, где взял, встретится с Джонасом и купит что-нибудь для Рэйчел.
      Вдали, будто соперничая яркой синевой с безоблачными небесами, переливался на солнце залив Эллиот. Дальше, на западе, во всем своем белоснежном величии возвышались скалистыми уступами горы Олимпик-Маунтинс. И леса – сколько их раскинулось вокруг. Гриффин никогда не уставал смотреть на их буйную, ослепительную зелень. Ему пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы переключить внимание на оживленное уличное движение.
      Оказавшись на Скид-роуд, Гриффин оставил там лошадь и коляску (он еще раньше позаботился о том, чтобы лошадь была накормлена, напоена и вычищена) и пешком отправился обратно, в сторону маленького отеля, где Джонас останавливался во время каждого приезда в Сиэтл. Он не собирался превращать посещение Джонаса ни в визит вежливости, ни в сведение счетов. В Провиденсе они враждовали постоянно – это вошло в привычку, возможно, еще с тех пор, когда их матери имели неосторожность положить их в одну коляску,– но Сиэтл был нейтральной территорией.
      Гриффин стремительно прошагал мимо столика дежурного, на ходу приветственно махнул рукой, поднялся по лестнице и постучал в знакомую дверь:
      – Джонас? Это я.
      – Открыто,– прозвучал равнодушный ответ. Гриффин вошел, притворив за собой дверь. Джонас все еще лежал в постели, шторы были задернуты, не давая солнечному свету доступа в комнату. Когда Гриффин отодвинул их, то с изумлением увидел миссис Хаммонд, бывшую няню и нынешнюю экономку Джонаса, которая спала, сидя на жестком стуле с прямой спинкой.
      – Какого дьявола...
      – Не кричи! – с раздражением прошипел Джонас, не выказывая намерения встать с постели. – Она устала.
      Гриффин с сочувственным видом кивнул:
      – Ей что, нечем заплатить за отдельную комнату? Джонас невольно рассмеялся:
      – Вот нахал. Она могла выбрать себе любую комнату в гостинице, но ей захотелось сидеть здесь и смотреть на меня.
      – О вкусах не спорят,– пожал плечами Гриффин, и, скрестив на груди руки, оперся спиной о бюро.
      – Тебе следовало бы выступать в здешнем театре, Гриффин. У тебя просто уморительный вид.
      – Они предпочли мне толстуху с татуировкой на груди.
      Джонас снова рассмеялся и сел на постели:
      – Бога ради, Гриффин, заткнись. Не заводись в такую рань.
      Наступило короткое молчание; миссис Хаммонд начала храпеть, и они опять расхохотались. Смех разбудил женщину, и она, покраснев, рассерженно воззрилась на них. Затем, бормоча себе под нос что-то насчет того, что надо принести кофе, миссис Хаммонд удалилась.
      Веселье тотчас же испарилось с лица Джонаса.
      – Как Рэйчел?
      – С ней все будет в порядке.
      – Где она?
      – У моих друзей, Джонас. Об этом-то я и пришел с тобой поговорить.
      Джонас был явно раздражен. Он снова опустился на подушки и уставился в потолок:
      – Ну что ж, поговорим.
      – Нам нужно на некоторое время оставить ее в покое – нам обоим. Ей нужно время и отдых, Джонас. Я обещаю отступиться от нее, если и ты отступишься.
      – Ты знаешь, где она, а я нет. Поэтому у меня есть некоторые сомнения, что ты станешь на практике выполнять то, что проповедуешь, Грифф.
      – Но если мы вместе вернемся в Провиденс? Сегодня же вечером.
      На некоторое время Джонас задумался, переваривая услышанное.
      – Ладно – но при одном условии. Мы должны быть уверены, что Фразьер не сможет подобраться к ней и утащить ее неизвестно куда.
      – Принято,– ответил Гриффин и направился к двери. – Встретимся через час в здании суда и поговорим об этом с полицией.
      – Я буду там.
      Уже открыв дверь, Гриффин остановился.
      – Там, где она сейчас, она в полной безопасности, Джонас,– сказал он.
      – Я надеюсь,– произнес Джонас с едва заметной угрозой.– Да, Гриффин?
      – Что?
      – Ничего не изменилось.
      – Я знаю, – ответил Гриффин. Затем вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
      За следующие полчаса Гриффин посетил три разных магазина. В последнем из них, маленьком ювелирном магазинчике, он нашел то, что хотел, заплатил за покупку и поглубже засунул коричневый пакетик в карман рубашки.
      Выйдя наружу, Гриффин направился в сторону телеграфа. Теперь ему было очень трудно расставаться с Рэйчел даже на несколько дней. И пока он диктовал телеграмму, сообщавшую Молли, что все в порядке, беспокойство не покидало его. А вдруг Фразьера выпустят из тюрьмы? Он может начать искать Рэйчел хотя бы затем, чтобы отомстить за унижения прошлой ночи.
      Через полчаса Джонас и Гриффин встретились возле здания суда. Не сказав друг другу ни слова, они вошли внутрь.
      Констебль уверил их, что Фразьер никуда не денется. Он пока не приходил в сознание, но даже когда очнется – и если очнется,– его не выпустят на свободу. Нет, сэр, в комнате Фразьера в пансионе, так же как и в его каюте на «Дрифтере», было найдено достаточно доказательств, чтобы продержать его в окружной тюрьме до конца дней.
      Гриффин взглянул на Джонаса и понял, что они оба думают об одном и том же.
      – Я хочу видеть Фразьера, – заявил Гриффин. Констебль пожал плечами и повел их вниз, туда, где содержались более сотни узников. Фразьер был помещен в отдельную камеру, и его как раз осматривал врач. Джон О'Рили закрыл саквояж, повернулся и встретился взглядом с Гриффином.
      Большего невезения невозможно было представить. Джонас был знаком с О'Рили и знал, что, несмотря на разницу в возрасте, коллег связывает тесная дружба. Гриффин украдкой искоса взглянул на Джонаса и заметил в его глазах самодовольную ухмылку. Было ясно, что он догадался, где находится Рэйчел.
      – Как он, док? – спросил полицейский, не замечая повисшего в воздухе напряжения.
      Джон нетерпеливо потряс дверь камеры:
      – Выпустите меня отсюда, Хорас, и я все вам расскажу.
      Хорас поспешно выполнил просьбу и повел всех обратно, вверх по лестнице в тесное служебное помещение, где царил невообразимый беспорядок. Джон О'Рили вытащил из кармана измятого пиджака носовой платок и вытер лоб.
      – Фразьер в коме,– наконец сказал он.– Честно говоря, я сомневаюсь, что он сможет протянуть до утра, а не то что предстать перед судом.
      Хорас выглядел искренне озабоченным, лицо Джонаса было абсолютно непроницаемо. Гриффин не мог бы с определенностью сказать, что испытывает сам, – разумеется, ненависть, но к ней примешивался и стыд. Каким бы ни был Фразьер, он прежде всего,– человеческое существо, и если умрет, это случится по вине Гриффина.
      Доктор О'Рили откашлялся, стараясь не смотреть в сторону Гриффина.
      – Хорас, ваши люди ищут другого человека – того, кто избил капитана? Его вы тоже хотите арестовать?
      Хорас покачал головой.
      – Капитан Линсдэй – шкипер «Мерримэйкера» – утверждает, что драка была спровоцирована.– На тяжелом усатом лице констебля изобразилось любопытство.– Хотел бы я посмотреть на это побоище, Джон. Судя по тому, что мне рассказывали, ни мне, ни вам такого еще видеть не приходилось.
      Гриффину сделалось тошно. Не говоря ни слова, он покинул здание суда и остановился, неподвижно глядя на уродливую колокольню церкви по ту сторону улицы.
      Наконец ему на плечо легла чья-то рука.
      – Гриффин,– начал Джон О'Рили своим ровным, размеренным голосом, который так успокаивал его пациентов.– Ты сделал то, что должен был сделать. Не мучай себя.
      – Я врач, – прошептал Гриффин.
      – Прежде всего ты мужчина. А мужчины порой теряют голову, Гриффин,– особенно когда дело касается такой очаровательной женщины, как Рэйчел.
      Гриффин закрыл глаза, вспоминая:
      – Я хотел убить его, Джон.
      Вздох Джона выдавал его усталость, его пожилой возраст.
      – Думаю, наняв того француза, чтобы научить тебя особой борьбе, старый Майк пытался подготовить тебя к жизненным трудностям, но, по-моему, он оказал тебе этим плохую услугу. И не одну. Но старик был упрям как осел – и он хотел, чтобы ты стал грозой лесов.
      Открыв глаза, Гриффин вгляделся в лицо своего друга, друга своего отца:
      – Вы сделаете для Фразьера все, что будет в ваших силах?
      – Ты знаешь, что сделаю, Гриффин. Но если он умрет, не забывай о том, что ничего этого не случилось бы, не будь Фразьер тем, кто он есть. И подумай о том, стоит ли жизнь этого негодяя жизней всех тех молоденьких девушек, которые не окажутся в плену на его корабле и не отправятся в ад. – Помолчав, Джон добавил: – Если получится так, что ты лишил жизни одного, Гриффин, подумай о всех жизнях, которые спас.
      Гриффин тяжело вздохнул и кивнул головой:
      – Я пойду немного посплю. Спасибо, Джон. О'Рили улыбнулся:
      – Поспи. И обязательно поешь что-нибудь. – Затем, увидев приближающегося Джонаса, он помрачнел и зашагал к одной из стоящих на дороге колясок.
      Джонас ухмыльнулся:
      – В отличие от тебя, мой друг, у меня хватило сообразительности нанять экипаж. Подвезти тебя к дому О'Рили, или ты твердо решил идти пешком?
      Гриффин выругался.
      – Да, Рэйчел у Джона у Джоанны, черт побери, это так! Но, Джонас, упаси тебя Бог даже близко подойти к ней!
      Джонас поднял бровь:
      – Так ты не доверяешь мне?
      – Какого дьявола я должен тебе доверять? Джонас с напускным безразличием пожал плечами, но глаза его были серьезны.
      – Думаю, не стоит тебя за это осуждать – в нашей с тобой жизни всякое случалось.
      – Например, как сейчас. Ты собираешься придерживаться нашего договора или нет?
      Джонас повернулся и пошел в сторону потрепанной коляски, запряженной столь же ободранной клячей. Он влез на сиденье, взял в руки поводья, и когда Гриффин уселся рядом, ядовито усмехнулся:
      – Я сдержу слово, Гриффин,– но сделаю это для Рэйчел, а не для тебя. Как только она поправится, наш договор теряет силу.
      Гриффин откинулся на спинку сиденья и устремил взгляд на дорогу.
      – Вполне справедливо,– ответил он.
 
      Никогда в жизни Рэйчел не знала такой роскоши. Но теперь, благодаря бесконечной доброте Джоанны О'Рили, девушка буквально купалась в ней.
      Первое чудо явилось в виде чайника, полного ароматного чая, который был на подносе принесен в комнату Рэйчел и оставлен на ее ночном столике. Джоанна посоветовала Рэйчел пить, сколько она захочет, поскольку Джон считает, что больным необходимо потреблять как можно больше жидкости.
      Вместе с ленчем явилось второе чудо – груши с корицей. Конечно, Рэйчел иногда случалось есть груши, только что сорванные с дерева и покрытые пятнистой жесткой кожурой. Но эти груши были совершенно особенные: очищенные от кожицы и сваренные, они плавали в сладком, пахнущем корицей соусе рубинового цвета.
      Восторг девушки позабавил Джоанну:
      – Рэйчел, мне кажется, что ты могла бы питаться одними только грушами и сладким чаем.
      – Угу, – ответила Рэйчел, блаженно закрывая глаза и дожевывая последний лакомый кусочек.– Мне теперь в жизни не захочется есть никакие другие груши.
      Джоанна засмеялась:
      – Какая жалость, ведь у нас полная кладовка мятных груш. Они в изумрудно-зеленом соусе.
      Рэйчел растерянно уставилась на нее, широко открыв глаза, и ответный взрыв смеха все еще звучал в комнате, когда в открытых дверях появился Гриффин.
      Джоанна метнула в его сторону лукавый взгляд и шутливо произнесла:
      – Гриффин, любовь моя, если твои намерения в отношении этой молодой леди достаточно серьезны, неплохо тебе было бы посадить целую рощу грушевых деревьев.
      Этот совет поверг его в такое замешательство, что Рэйчел буквально распирало от смеха. Она не выдержала и захихикала.
      В комической растерянности Гриффин почесал в затылке и пробормотал:
      – Что ж, если вас обеих это так развеселило, я рад. Джоанна состроила ему гримасу, забрала со столика опустевший поднос из-под ленча и удалилась. С ее уходом затих и смех.
      Гриффин присел на краешек кровати, и его лицо вдруг стало бледным и усталым. Не задумываясь Рэйчел протянула руку и нежно погладила его по щеке.
      – Что такое? – ласково спросила она.
      Голос Гриффина прозвучал хрипло, и хотя он не уклонился от ее прикосновения, но отвел взгляд:
      Рэйчел, сегодня вечером я должен вернуться в Провиденс.
      Рука Рэйчел медленно опустилась, она откинулась обратно на подушки:
      – Ох!
      Указательным пальцем Гриффин слегка приподнял ее подбородок:
      Мои пациенты, Рэйчел. Я должен возвращаться к ним.
      Рэйчел кивнула:
      – Да.
      Он резко поднялся на ноги, и на мгновение ей показалось, что он сердится. Но его слова разрушили это впечатление: они вошли в ее сердце, чтобы остаться в нем навсегда:
      – Рэйчел, я люблю тебя.
      Рэйчел онемела: ее губы двигались, не произнося ни звука. Безумные, восхитительные ощущения закружились в ней, яркие, как краски в калейдоскопе.
      Гриффин нежно прижал палец к ее губам. Затем достал из кармана маленький сверток, вложил ей в руку и сказал:
      Я приеду в конце следующей недели, Рэйчел. Поправляйся.
      Он наклонился, коснулся губами ее губ и быстро ушел. Дверь спальни тихо закрылась за ним.

ГЛАВА 22