Мария с нежной улыбкой наблюдала за своей госпожой.
– Не начать ли вам собирать вещи, сеньорита? – спросила она.
Уиллоу бросила гневный взгляд на эту женщину, которая воспитывала ее с ранних лет.
– Собирать вещи?! Ты с ума сошла, Мария? Я никуда не пойду с этим человеком!
– Этот человек – твой муж, – спокойно напомнила ей Мария, – и он из таких, что поднимется за тобой сам, если ты не будешь готова, когда он придет.
– Пускай. Я запру дверь! Я сделаю так, чтобы его арестовали!
– Никакая дверь не остановит этого мужчину, мне кажется. А шериф только рассмеется, если ты попросишь, чтобы арестовали твоего же собственного мужа!
– Папа сделал бы это! Папа упрятал бы Гидеона за это в тюрьму! – огрызнулась Уиллоу.
– Si, ведь его дома нет. Он уехал на дальний медный рудник, и даже когда вернется, то сначала пойдет не сюда.
Уиллоу опустила голову. То, что сказала Мария, было чистой правдой: отец пойдет к Дав Трискаден, когда покончит с делами, и останется у нее до утра. А к утру, конечно же, будет слишком поздно.
– Ты любишь этого сеньора, а? – спросила Мария, вытаскивая чемодан Уиллоу из шкафа и принимаясь складывать туда ее рубашки, платья, ночные сорочки.
– Нет! – соврала Уиллоу.
– Ага, но я-то хорошо знаю тебя, chiquita,
– возразила Мария. – Ты всегда его любила! Уиллоу покачала головой.
– Нет! Я любила Ланцелота – воображаемого мужчину!
– Ты любишь этого. Уиллоу испугалась:
– Мария, как ты так можешь? Спокойно стоишь тут, складываешь мои вещи, зная, что меня вот-вот похитят?!
Мария усмехнулась.
– Похитят, – повторила она, словно Уиллоу пошутила.
– Мария, Гидеон меня не любит! Он сам сказал! Что, если он побьет меня?
– Гидеон не побьет тебя, хотя ты наверняка будешь много раз испытывать его терпение.
Подавленная, Уиллоу опустилась на край кровати. Что с ней происходит? Она знала, что Гидеон собирается преследовать ее брата, и тем не менее она охотно пошла бы с ним, с радостью стала бы его женой, если бы он только сказал, что любит ее.
Мария подошла к ней и нежно взяла за подбородок.
– Не бойся, малышка. Он любит тебя, твой Гидеон.
– Он сам сказал, что не любит!
– Он соврал или, может быть, еще не разобрался в своих чувствах. Chiquita, сеньор сгорает от любви. Это видно по его глазам.
– Это просто похоть!
Мария больше ничего не сказала. Она снова принялась собирать вещи, а когда закончила, то пошла приготовить чай, оставив Уиллоу наедине со своими мыслями.
Уиллоу высунулась из окна, прикидывая, сможет ли она выпрыгнуть и вырваться на свободу, не сломав при этом обеих ног, когда дверь позади нее открылась. Она обернулась, ожидая увидеть Гидеона.
Вместо него она столкнулась с Ивейдн; взгляд у нее был дикий, почти безумный.
– Как тебе удалось соблазнить моего сына? – спросила она странным, невнятным голосом.
Уиллоу была так ошеломлена, что с минуту не могла говорить. Неужели Ивейдн – эта правильная и сдержанная Ивейдн – напилась?
– Соблазнила вашего сына? Ивейдн, я не…
– Ты такая же, как и твоя мать! – перебила она пронзительным голосом. – Бросила одного мужчину, связалась с другим, делаешь все, что захочешь, тебе все равно, кто пострадает! Я не позволю тебе отравить жизнь Гидеону, как это сделала Частити с твоим отцом!
В голове Уиллоу возникли тысячи возражений, но она не произнесла ни слова. Это Ивейдн была отравлена ненавистью и злобой, но спорить с ней сейчас бесполезно.
– Мне жаль, что вы так считаете, – сказала она наконец. – Правда заключается в том, что я очень люблю Гидеона.
– Любишь его? – усмехнулась Ивейдн. – Ни один человек в этой порочной семье не имеет ни малейшего представления о том, что это значит!
– Отец любит вас, Ивейдн.
Ивейдн прислонилась к дверному косяку, бледность ее была просто пугающей.
– Любит? Уиллоу, это правда? Почему же тогда, скажи, ради Бога, он проводит любую свободную минуту с этой Трискаден?
Уиллоу охватило сострадание к мачехе; она подошла к Ивейдн, взяла за руку и отвела в кресло.
– Пожалуйста. Вам нельзя так волноваться, вы неважно выглядите…
– Не прикасайся ко мне! – вопила Ивейдн.
– Что случилось, сеньора? – Мария появилась в дверях.
Уиллоу с облегчением взглянула на экономку и попросила:
– Пошли за доктором – миссис Галлахер нездоровится.
– Я не больна! – кричала Ивейдн, отбиваясь от Марии, которая пыталась потрогать ее лоб.
Беспокойные карие глаза Марии встретили пристальный взгляд Уиллоу поверх головы Ивейдн.
– Сеньоре нужен покой. Помоги мне отвести ее в комнату, chiquita.
К удивлению Уиллоу, Ивейдн позволила проводить себя в спальню, бессмысленно бормоча что-то на ходу. Когда ее уложили в постель, Уиллоу и Мария вышли в коридор посоветоваться.
– Ты разыщешь доктора, chiquita, и приведешь его сюда, – велела Мария. – И побыстрее, por favor.
Уиллоу никогда не любила Ивейдн – она не позволяла этого, – но всегда искренне переживала за жену отца.
– А что с папой? Может, стоит его позвать? Мария задумалась:
– Он, должно быть, сейчас с той женщиной. Я не хочу, чтобы ты туда ходила. Отправляйся за доктором, а я пошлю Хуана или Паблито за сеньором Галлахером.
В других обстоятельствах Уиллоу была бы разочарована: ей всегда хотелось поближе рассмотреть эту знаменитую Дав Трискаден, которая, по слухам, была когда-то королевой главного борделя Сан-Франциско. Но теперь, когда Ивейдн так больна, она должна отбросить свое любопытство по поводу любовницы отца.
Уиллоу сбежала вниз и вышла на улицу. В воротах она столкнулась с Гидеоном.
Забыв об его ультиматуме, Уиллоу остановилась, ожидая, что он отойдет в сторону.
– Ты готова? – спросил он.
В этот миг Уиллоу все вспомнила.
– Вашему вожделению, мистер Маршалл, придется подождать, – едко сообщила она. – Мне нужно немедленно привести доктора Макдоналда!
– Что?
– Твоей матери очень плохо! – крикнула Уиллоу, отталкивая его.
Услышав это, Гидеон бросился к дому, и Уиллоу побежала за врачом.
Девлин Галлахер неловко подпрыгивал на одной ноге, надевая левый ботинок.
– Что-то серьезное? – бросил он Паблито, который ждал его в дверях.
Мексиканец пожал плечами:
– Не знаю, сеньор. Моя кузина, Мария, велела пойти сюда и привести вас. Она сказала, что пришел доктор.
Дав Трискаден подала своему торопящемуся любовнику пиджак. Поймав вопросительный взгляд Девлина, она улыбнулась и сказала:
– Иди. Со мной все будет в порядке.
Не обращая внимания на парня, который стоял в двух шагах от него, Девлин быстро поцеловал Дав и повторил:
– Я люблю тебя.
– Иди домой, – настойчиво сказала Дав.
Уиллоу вцепилась в рукав поношенного пиджака доктора Макдоналда, когда он выходил из комнаты Ивейдн. По его лицу пролегли глубокие морщины, и он отводил глаза.
– Ну? В чем дело? Ивейдн лучше? – взмолилась Уиллоу.
Возможно, прочтя что-то, чего не заметила Уиллоу в докторе, Гидеон оторвался от стены, прислонившись к которой он стоял, и нежно обнял ее за плечи.
– У миссис Галлахер сильный удар, – устало сказал врач. – Она может прожить еще несколько дней, несколько недель или всего несколько часов. Мне очень жаль.
Уиллоу резко повернулась к Гидеону, увидев, как он закрыл глаза и побледнел.
– О Боже, – прошептал он.
Уиллоу почувствовала приступ вины. Неужели это случилось потому, что она причиняла Ивейдн страдания? Господи, зачем она так изводила эту женщину? Зачем?
Не в силах это вынести, Уиллоу разрыдалась и бросилась вниз по лестнице, чуть не упав, если бы Гидеон не подхватил ее и не обнял.
– Уиллоу, – сказал он.
Уиллоу ощутила его теплое дыхание в своих спутанных волосах, когда она тщетно пыталась вырваться. Ей хотелось бежать от него, от своих чувств и от того ужасного, что произошло с ее мачехой.
– Уиллоу!
Она вскрикнула от боли и стала всхлипывать:
– Я разозлила ее! Я виновата…
– Нет, – хрипло сказал Гидеон. – Нет.
А потом взял Уиллоу на руки и поднялся к ней в комнату, сопровождаемый Марией.
Уиллоу почувствовала, как ее осторожно положили на кровать. Все ее тело сотрясалось от рыданий, которые Шли из самого сердца и не прекращались до тех пор, пока не начало действовать данное доктором Макдоналдом успокоительное.
Когда Мария начала раздевать ее и натягивать на Уиллоу ночную сорочку, Гидеон с доктором вышли.
– Теперь отдохни, chiquita, – велела ей мексиканка, в глазах которой блестели слезы. – Отдохни.
Уиллоу была слишком слабой, чтобы говорить. Комната то сужалась, то расширялась, расплываясь перед глазами, пока кровать не превратилась в легкое пушистое летнее облако. Когда Мария ушла – приснилось ли ей это? – в комнату вошел Гидеон, сел рядом и дотронулся до ее щеки.
Уиллоу улыбнулась ему, и больше не было ничего ужасного.
– Ланцелот, – сказала она.
Гидеон хрипло засмеялся, гладя пальцами ее лицо.
– К вашим услугам, моя госпожа, – ответил он. Уиллоу снова улыбнулась, и окружавший ее туман сна унес ее за собой.
Было уже поздно, и до нее доносились сердитые голоса. Уиллоу прислушалась, но не могла различить слов или определить, кто говорил.
Охваченная любопытством, она встала с постели, завернулась в халат и прокралась в коридор и вниз по лестнице.
– Ты был со своей проституткой! – орал Гидеон. – Моя мать умирает, а ты барахтаешься со своей чертовой проституткой!
Внутри Уиллоу все похолодело, и она закрыла двери отцовского кабинета.
– Дав Трискаден не проститутка, – повторил судья вызывавшим восхищение ровным тоном, – и я был бы благодарен, если бы ты понизил голос, Гидеон. Уже полночь, и твоя мать, о которой ты так печешься, тяжело больна.
– Да вам на это наплевать, – парировал Гидеон дрожащим от горя голосом. – Вы, должно быть, надеетесь, что она умрет. Это разрешило бы многие проблемы, не так ли, судья?
Бешенство охватило Уиллоу от этого жестокого обвинения. Ей показалось, что молния пробежала по ее онемевшему телу. Она распахнула дверь и ворвалась в кабинет, остановившись только тогда, когда очутилась лицом к лицу с Гидеоном.
– Не смей так разговаривать с моим отцом, ты, распутник!
Девлин тяжело вздохнул и облокотился о стол.
– Уиллоу, – сказал он ворчливо. Она бросила на него гневный взгляд.
– И не смей отправлять меня в постель! – крикнула она.
Взгляд Девлина был непреклонным, его печаль была слишком заметна.
– Оставь нас, – сказал он.
Уиллоу готова была прочесть ему язвительную лекцию, но слова застряли в горле, когда она увидела страдание у него на лице. Она поняла, что Гидеон набросился на отца именно из-за этого, а не потому, что действительно имел в виду то, что сказал.
Одного взгляда на Девлина было достаточно, чтобы понять его.
– Извини, что назвала тебя распутником, – тихо сказала Уиллоу.
Гидеон выглядел осунувшимся; он был бледен, глаза безумные, рубашка наполовину расстегнута. И все же он улыбнулся:
– Должен сказать, мне больше нравилось, когда ты назвала меня Ланцелотом.
Уиллоу почувствовала, как покраснели щеки. О Господи, неужели она это сказала?! Неужели она назвала его этим глупым тайным именем?
– Думаю, мне лучше лечь, – сказала она, отводя глаза.
Девлин схватил налитый до половины стакан виски, стоявший на краю стола, и сделал глоток, потом, ссутулившись, повернулся к окну. Он больше не обращал на Гидеона и Уиллоу ни малейшего внимания.
За дверями кабинета, в полутемном коридоре, Уиллоу посмотрела на усталое лицо Гидеона, желая утешить его так, как женщина может утешить мужчину.
– Мне жаль твою мать, Гидеон.
От страданий карие глаза Гидеона потемнели, и он потер ладонью затылок.
– Почему я не относился к ней лучше? – спросил он хрипло. Уиллоу, почему?
Она любила Гидеона Маршалла, независимо от того, что он сделал или хотел сделать, потому что она была ему нужна, Уиллоу подняла руки, обняв его лицо.
– Ш-ш-ш, – сказала она, и когда его губы коснулись ее губ с отчаянием, она ответила им.
Когда поцелуй закончился, она схватила руку мужа и повела его медленно вверх по лестнице. Если Гидеон сейчас захочет ее, она без сожаления отдастся ему.
Но уже в дверях спальни он задержался:
– Уиллоу…
Она втащила его в комнату; в серебристом лунном свете она медленно расстегнула его рубашку и сняла ее.
– Я люблю тебя, – прошептала она, хотя и знала, что не следует признаваться в этом.
Не подав виду, что слышал ее, Гидеон застонал, когда руки Уиллоу ласкали золотистые волосы у него на груди, останавливаясь, чтобы поиграть с сосками, гладили сильные руки и плечи.
Уиллоу коснулась губами Одного соска, почувствовав удивление и восторг, когда он стал твердым. Гидеон застонал, и она рискнула сделать то же и с другим, проведя по нему осмелевшим бесстыдным языком.
С хриплым криком Гидеон поймал ее лицо сильными руками и поднял его.
– Уиллоу, знаешь, что будет, если ты не прекратишь? Если ты немедленно не остановишься и не прикажешь мне убраться из этой комнаты? Господи, помоги! Если ты не скажешь, чтобы я ушел, я не смогу это сделать сам!
– Только сегодня утром ты говорил, что мы будем жить вместе, как муж и жена, разве не так? – прошептала она в ответ.
– Я поступил, как полный идиот…
Уиллоу потянулась, коснувшись его губ указательным пальцем:
– Тише, Гидеон.
ГЛАВА 5
Девлин Галлахер допил виски и решительно отставил стакан. Он направился наверх в комнату Ивейдн, в которую ему было запрещено входить с тех пор, как однажды вечером в доме появился Стивен, ведя с собой Уиллоу и Марию.
Он поднял руку, собираясь постучать, рассеянно покачал головой и открыл дверь.
Ивейдн не спала, Девлин почувствовал это, когда подошел к ее кровати. Он чиркнул спичкой и зажег причудливую круглую лампу на ночном столике.
Сначала он не мог произнести ни слова. Почти с минуту Девлин просто стоял, глядя на измученное лицо в обрамлении спутавшихся каштановых волос, и увидел, как в мягких голубых глазах сверкнуло обвинение.
Девлин придвинул стул и сел к постели. Когда-то он любил эту женщину какой-то спокойной и размеренной любовью, и теперь его охватило отчаяние при виде ее страданий.
– Извини, – смог он наконец произнести хриплым голосом.
Одну сторону лица Ивейдн перекосило, и она не могла говорить. Но все же ему казалось, будто она выкрикивает ужасные упреки; Девлин вздрогнул и на мгновение закрыл глаза.
Он осторожно потянулся и, взяв Ивейдн за руку, пожал ее. Даже сейчас, в этот час отчаяния, он не мог найти слова, чтобы утешить жену. Глаза ее заволокли слезы горя и безысходности. Всю ночь Девлин провел рядом с женой.
Незадолго до рассвета Ивейдн Галлахер умерла.
Уиллоу села в постели, обхватив руками колени, и посмотрела на спящего голого мужчину рядом. Кто бы мог подумать, увидев их в такой интимной обстановке, что за всю эту ночь они так и не занялись любовью. Гидеон говорил с ней хриплым от горя голосом и даже плакал в объятиях Уиллоу, но он не взял ее.
Вздохнув, Уиллоу провела рукой по его взъерошенным волосам. Прежде ей так хотелось прийти к нему, как женщина к мужчине, но сейчас, при свете дня, она была благодарна ему за сдержанность. Ей казалось, что с их стороны было бы нехорошо заниматься любовью в этом доме, полном боли и непонимания.
Оставив Гидеона, сладко спавшего на животе, с неприкрытой одеялом широкой спиной, Уиллоу выскользнула из постели, нашла свой халат и надела его. В коридоре она столкнулась с отцом.
Она поняла: он знал, что она провела эту ночь не одна, и на миг опустила глаза. Конечно же, она не должна была делить ложе с Гидеоном Маршаллом, но ничего зазорного в этом тоже не было. В конце концов, они были в законном браке.
– Уиллоу.
Это произнесенное шепотом слово заставило ее поднять глаза на отца, в них был испуганный вопрос.
– Ее нет, – запинаясь, сказал он, когда утренний свет пришел на смену ночи.
Уиллоу с трудом сглотнула и с усилием кивнула, потом с задушенным криком бросилась в объятия отца.
Он крепко прижал ее к себе, и они молча стояли в печали и согласии, а потом разошлись. Девлин медленно спустился вниз, расправив сильные плечи, а Уиллоу повернулась и заставила себя вернуться в комнату, из которой только что вышла.
– Гидеон, – сказала она, дотрагиваясь до его голого плеча и сожалея о том, что ей приходится говорить ему это. – Гидеон, проснись.
В день похорон Ивейдн Галлахер шел дождь, но на панихиду пришло почти сто человек, включая и брата Гидеона – Захария, который этим утром приехал с почтовым дилижансом.
Стоя на кладбище между отцом и мужем с лицом, закрытым густой черной вуалью, которую дала ей Мария, Уиллоу рассматривала старшего сына Ивейдн. Он был темноволосый, на один-два дюйма ниже Гидеона, костюм на его хорошо сложенной фигуре сидел просто безупречно. Глаза его были насыщенного зеленого цвета.
Зная, что именно этот человек устроил тот розыгрыш, так изменивший ее и Гидеона жизни, Уиллоу колебалась между злостью и сердечной благодарностью к нему. И хотя Захарий Маршалл был так же искренне опечален, как и его брат, он все же изредка бросал любопытные взгляды в сторону Уиллоу.
Позже, в доме Галлахера, он наконец подошел к ней.
– Вы жена моего брата? – спросил он спокойным глубоким голосом.
Уиллоу казалось, что Гидеон стоит рядом, даже когда он ушел в дальний конец комнаты, выслушивая потоки соболезнований от одной из подруг Ивейдн. С той ночи, когда умерла его мать, Гидеон ни разу не спал больше с Уиллоу, не касался ее и почти не разговаривал с нею.
– Да, – ответила она, хотя это во многом была ложь.
– Вы изменились, – заметил Захарий ровным голосом, в котором не чувствовалось ни одобрения, ни разочарования. – Я не был уверен, что вы та самая девушка, которую мы знали в Нью-Йорке.
– Вы хотите сказать, та же доверчивая, облапошенная школьница? – спокойно парировала Уиллоу – теперь ей было легко злиться.
Захарий добродушно усмехнулся, сверкнув ровными белыми зубами в мальчишеской улыбке.
– Это была нечестная игра, – признался он. – Как мне помириться с вами?
Уиллоу чувствовала его обаяние, которое он, видимо, не осознавал.
– Разве можно загладить такие проступки? – спросила она с холодностью, которую не могла сдержать, хотя понимала, что в такой день она неуместна.
Захарий собирался ответить ей, когда к ним подошел Гидеон и бросил на брата весьма недружелюбный взгляд.
К величайшему удивлению Уиллоу, Гидеон обнял рукой – рукой собственника – ее за талию и прижал к себе.
– Познакомился с моей женой? – сардонически протянул он.
Темноволосый брат кивнул:
– В других обстоятельствах это было бы удовольствием.
Гидеон сжал зубы, а суставы на руке, сжимавшей бокал, побелели. В противоположность этому голос у него был ровный, когда он стал расспрашивать Захария о том, когда он приехал и где остановился.
Захарий что-то ответил; Уиллоу не обратила на это внимания, потому что оно было приковано к лицу Гидеона. Даже учитывая пережитую им потерю, она заметила постоянную смену чувств в нем. Злоба, которую он питал к брату, выходила за рамки справедливого негодования по поводу детской проделки.
В конце концов Захарий ушел в другой конец переполненной гостиной, возможно, в поисках более приветливой компании, а Гидеон снова удивил Уиллоу, повернувшись к ней и пробормотав:
– Мне нужно выйти на воздух – я не могу дышать.
Уиллоу ощутила его уход, даже всего на несколько часов, как удар судьбы, но смогла выдавить из себя успокаивающую улыбку. Особенность похорон заключается в том, что люди как бы настаивают на своем присутствии рядом как раз тогда, когда пережившему потерю человеку хочется побыть одному.
– Я понимаю, – сказала она.
Он взял ее за локоть и повел сквозь толпящихся друзей Ивейдн Галлахер к дверям.
– Ты пойдешь со мной, Уиллоу? – умоляюще спросил он, снимая ее плащ с вешалки и накидывая ей на плечи.
Уиллоу ничего большего и не хотела, но она подумала об отце, обезумевшем от горя и окруженном толпой соболезнующих в гостиной, многие из которых не упустили бы возможности по-ханжески не упоминать имя Дав Трискаден в разговоре.
– Но как же отец…
Вид у Гидеона был уставший и раздраженный.
– Твой отец ушел полчаса назад, – резко ответил он. – Пока мы тут разговариваем, Дав Трискаден наверняка облегчает его страдания.
Уиллоу вспыхнула, но ничего не сказала в защиту отца, потому что бессмысленно говорить об этом сейчас с Гидеоном. Подняв голову, она позволила своему мужу проводить себя от дома до лошади с коляской.
Усадив Уиллоу на скрипучее сиденье, Гидеон обошел коляску и сел рядом, взяв в умелые руки поводья. Вымученная улыбка, подаренная Уиллоу, заставила ее сердце заныть.
– Я купил это на днях, миссис Маршалл. Вам нравится?
Уиллоу пожала плечами; лошадь как лошадь, коляска как коляска. Она думала о более значительных вещах.
– Зачем тебе экипаж, если ты не намерен остаться в Вирджинии-Сити?
– Когда я говорил, что не собираюсь остаться? – парировал Гидеон, отъезжая от дома Галлахера.
Надежда, от которой у Уиллоу радостно забилось сердце, снова угасла. Как бы сильно ни любила она Гидеона, он был врагом, и она не должна позволить себе забыть об этом даже в такой день. «Как только ты найдешь моего брата, у тебя не останется повода находиться здесь».
Они уезжали из городка, трясясь по ухабам протоптанной скотиной тропы, которую великодушно называли дорогой.
– Я купил дом, – заявил Гидеон, устремив взгляд на дальние горы, вершины которых были покрыты снегом. – И несколько акров земли.
И снова надежда возродилась в сердце Уиллоу.
– Зачем? – спросила она.
– По правде говоря, не знаю, – ответил Гидеон, и долгое время они ехали в полном молчании.
Дом – огромное деревянное сооружение в два этажа с почти окружающим его крыльцом – когда-то принадлежал вдове преуспевающего фермера, которая умерла несколько месяцев назад. Он был окружен высокими ивами, и в нескольких минутах ходьбы от него был пруд.
Уиллоу очень обрадовалась.
– Ты купил дом миссис Бейкер! – воскликнула она, на миг забыв о том, что это был день похорон.
Гидеон слегка улыбнулся и кивнул.
– Когда-то я брала здесь уроки фортепиано, – сказала Уиллоу, немного смутившись и растерявшись. – А мебель ты тоже купил?
– Да, – ответил Гидеон, когда лошадь тащила коляску по залитой водой колее, ведущей к дому. – Но ты можешь заменить ее, если тебе захочется, своей собственной. Дочь миссис Бейкер уже приходила сюда и забрала вещи, принадлежавшие матери, – картины и все такое прочее.
Уиллоу уставилась на этого мужчину, который был и все еще не был ее мужем, когда он остановил коляску перед крыльцом дома.
– Я?
– Если будешь жить здесь со мной, – тихо сказал Гидеон. – Будете, миссис Маршалл?
Уиллоу совершенно смутилась. «Как долго? Он имел в виду день, неделю, год? До тех пор, пока не отыщет Стивена и не увидит, как его казнят?» Она молчала.
Гидеон взял ее за подбородок:
– Что это?
Слезинка покатилась по щеке Уиллоу.
– Ты хочешь, чтобы Стивена повесили! – заплакала она.
Гидеон отвернулся, намотал вожжи на рычаг тормоза и вздохнул.
– Я вообще не уверен, что хочу найти его. Господи, да я вообще ни в чем не уверен, только знаю, что ты мне очень нужна, Уиллоу Маршалл Галлахер.
Уиллоу уставилась на него.
– Ты мог бы взять меня! – крикнула она, вспомнив, какой уязвимой для него она была с того самого утра в холмах. – Ты спал в моей постели, Гидеон Маршалл, и ты даже не притронулся ко мне! Так зачем же я нужна тебе?
Гидеон засмеялся.
– Ты сердишься! – хрипло сказал он. – Боже мой, ты действительно злишься, потому что я не занялся с тобой любовью?
– Должна признать, что не понимаю!
– Все очень просто, колдунья. Я не мог позволить тебе отдаться просто потому, что ты хотела утешить меня. И к тому же, когда знаешь, что твой отец с… с моей матерью были под одной с нами крышей, это не очень-то помогает.
Уиллоу снова смутилась. Этот человек настоящая загадка: сначала собирается использовать ее, чтобы найти ее брата, а потом отказывает себе в удовлетворении желаний, чтобы защитить ее добродетель!
Гидеон усмехнулся, глядя на нее, спрыгнул на землю и помог Уиллоу спуститься, уверенно обхватив ее за талию. Они не заметили моросящего дождя, когда поспешили к деревянному навесу и вошли в ожидавший их белый дом.
Опрятные и незагроможденные мебелью комнаты в доме миссис Бейкер пахли мятой и мелиссой, и Уиллоу было приятно видеть пианино, по-прежнему стоявшее у окна в гостиной. Она задержалась перед ним, подняла крышку и небрежно сыграла несколько тактов любимой песенки. Когда она подняла глаза, то увидела, что Гидеон, хитро улыбаясь, наблюдает за ней.
– Можешь сыграть «Мой милый лежит на полу в опилках»? – спросил он.
– Боюсь, что нет, – несколько надменно ответила Уиллоу. Гидеон схватил ее за руку и потащил через остальные комнаты, хотя она и клялась, что выучит мелодию немедленно.
Девлин Галлахер ехал к холмам, которые были его единственным утешением, когда жизнь становилась невыносимой. Капли дождя падали на его полотняный плащ.
В тот день дух Ивейдн, казалось, преследовал его повсюду, обвиняющий и ненавидящий.
Наконец когда лошадь подошла к краю обрыва, Девлин остановился перед пещерой и не торопясь стал устраиваться там. Собрав хворост для костра и поглядев на темное небо, он подумал о Дав, и ему захотелось, чтобы сейчас он мог быть с ней, как этого, вероятно, ожидала от него вся Вирджиния-Сити.
Но как ни любил он Дав Трискаден, в такой день, как этот, для нее не было места. Он всегда относился к Ивейдн, как к чему-то само собой разумеющемуся, он никогда не думал, что она умрет, и теперь ему необходимы были время и тишина, чтобы привыкнуть к мысли, что ее больше нет.
Любил ли он ее когда-нибудь? Девлину так не казалось, но она была его женой во всем, за исключением одного, и связь между ними была намного глубже, чем он мог себе представить.
Дождь не кончался, но он не мешал Девлину, потому что пещеру, которую он выбрал себе в качестве убежища на остаток этого дня и последующую за ним длинную ночь, укрывали высокие сосны. Он сложил костер, отпустил коня пастись, привязав его к колышку, и уселся подумать.
Воспоминания об Ивейдн роились у него в мозгу, покалывая его, словно осколки. Господи, каким утешением была она для него в первые дни их брака! После ухода Частити он был совершенно разбит, и Ивейдн привела его в себя.
Девлин никогда не задавал себе вопрос, когда между ними все изменилось, потому что знал ответ. Он встретил Частити и не сдержался. Тогда была зачата Уиллоу. Он не жалел об этом по той простой причине, что не мог представить себе жизни без дочери, но сожалел о той боли, которую доставило Ивейдн его предательство.
Поначалу он пытался заслужить прощение. В какой-то мере он его получил, и Ивейдн даже прилагала усилия к тому, чтобы стать матерью этой маленькой девочке, которую в буквальном смысле подбросили ей на порог, но провела границу, не позволявшую Девлину делить с ней ложе.
Какое-то время он умудрялся мириться с этим. Но настал день, а точнее, ночь, когда он больше не мог заглушить свое желание обильными возлияниями виски и направленной на себя злостью. Он все еще был молодым, полным сил мужчиной, и в его пустую жизнь вошла Дав Трискаден. Мягкая, уступчивая, обожающая его Дав.
Когда в нем родилась любовь к ней? Он не знал наверняка, но однажды его чувства к Дав стали чем-то большим, чем симпатия или вожделение. Девлин Галлахер понял, что эта женщина могла остановить вселенную, переставить звезды и вертеть мир на кончике своего аккуратно накрашенного указательного пальчика.
Теперь, сидя в горной пещере перед потрескивающим костром, Девлин плакал о том, чем он никогда не был для Ивейдн, о своих ошибках, о всех слезах, которые она пролила по его вине. Он считал себя одиноким и дал волю своему горю, хрипло всхлипывая и изредка выкрикивая проклятия.
Высокий человек смело подошел к огню, сел на корточки и налил в кружку кофе из маленького чайника, кипевшего на углях.
Девлин вытер лицо рукой, ни слова не сказав Стивену, хотя был очень рад его видеть.
Стивен осторожно, чтобы не обжечься, отпил из металлической кружки.
– Уиллоу в порядке? – поинтересовался он после паузы, чтобы дать отцу прийти в себя.
Девлин кивнул:
– У твоей сестры все замечательно.
Стивен Сел рядом на землю. Установившаяся тишина была для Девлина более успокоительной, нежели любые слова утешения, которые мог сказать ему сын.
Когда пришло время прервать это молчание, отец сказал:
– Ивейдн умерла четыре дня назад.
– Мне жаль, – ответил Стивен. Девлин вздохнул, опустив голову:
– Боюсь, я был ей мужем не больше, чем тебе отцом.
Стивен ничего не сказал. Услышав от кого-то историю о повешении Джея Форбза и трагической гибели Частити, он всегда винил в этом Девлина. И Девлина всегда удивляло, что, будучи так настроенным, Стивен доверил ему человека, которого любил больше всех на свете – свою сестру.
Снова наступило молчание, которое прервал Девлин.
– Я хочу, чтобы ты держался подальше от Уиллоу, Стивен, – сказал он, очнувшись.
Голубые глаза Стивена пристально смотрели на отца.
– Почему?
– Полагаю, ты знаешь, но все равно я объясню. Тебя преследует закон, Стивен, и еще Венсел Тадд. В конце концов либо первый, либо второй схватят тебя. Ты хочешь, чтобы Уиллоу оказалась там, когда это случится?
