Выйдя из дома в сад, Гидеон уселся на мраморную скамью. Сейчас ему не хватало только ссоры с отцом Дафны, вдобавок ко всему, что творилось с ним последнее время. Но, однако, рано или поздно ему пришлось бы объясняться с мистером Робертсом. Значит, это произойдет раньше.
– Сеньор!
Гидеон поднял голову и увидел кузена Марии, который стоял возле кустов сирени, нервно теребя в руках шляпу.
– Да, Хуан.
– Я Паблито, – сказал мальчик. – Я, сеньор, пришел сказать, что сеньора… она собирается ехать к холмам.
Гидеон встревожился:
– Уиллоу? Одна?
– Нет. С сеньоритой, которая тут гостит.
– Понятно.
– Вы не поедете за ними? Не вернете их?
Гидеон вздохнул. Если прогулка поможет Уиллоу справиться с тем, что произошло, он не станет мешать ей.
– Нет. Пусть едут.
В темных глазах мальчика сверкнуло одобрение.
– Si, – сказал он, повернулся и ушел из сада так же тихо, как и вошел.
Гидеон еще посидел. Было бы неправильно ехать за Уиллоу. Однако он не мог дольше оставаться в доме или поблизости от него. Чувство потери было слишком угнетающим.
Наконец, он решил пойти в участок, который принадлежал ему до того дня, когда он сложил с себя полномочия после смерти Стивена, и посмотреть, как идут дела у нового шерифа.
Лот Хьютон показался Гидеону порядочным человеком, способным справиться с трудностями такой работы. Он приветствовал своего предшественника смущенной улыбкой и хриплым «здрасьте».
– День добрый, – ответил Гидеон, снимая шляпу.
– Присаживайтесь, мистер Маршалл! – предложил молодой служитель закона. – Я принесу вам чашку кофе…
Гидеон взял стул, но отказался от кофе. Ему хотелось, чтобы поскорее пригнали скотину, купленную им для ранчо, и, он мог бы пасти ее, клеймить или что-нибудь в этом роде. Он не привык искать себе занятие только для того, чтобы убить время.
– Мне жаль, что у вас в семье потеря, – решился сказать Лот.
– Спасибо, – ответил Гидеон. Он не слишком хорошо знал Стивена и видел его лишь однажды, но чувствовал эту потерю, потому что это было горе для Уиллоу и судьи. – Вы знали Стивена?
Лот печально усмехнулся:
– Разумеется.
– И какого вы о нем мнения?
Молодой человек поставил на полку позади стола фотографию некрасивой молодой женщины с пухлым младенцем.
– Он мне нравился, – коротко сказал он.
– Даже несмотря на то, что он грабил поезда?
– Он не грабил поезда! – парировал законник, защищаясь. – Он просто забирал кое-что, чтобы позлить своего старика!
– Он убил Митча Крубера, – спокойно напомнил своему преемнику Гидеон. – И награбленное им принадлежало пассажирам, а не Девлину Галлахеру.
– Это сделал не Стивен, – последовал уверенный и унылый ответ.
– Крубер назвал его «Галлахер». Лот поморщился:
– Черт возьми, если бы вы пожили тут подольше, то знали бы, что старина Митч был наполовину слепой. Этот парень просто был очень похож на Стивена.
Гидеон не на шутку встревожился, хотя и не мог понять, чем это вызвано.
– Вы знаете кого-нибудь, кто так здорово похож на Галлахера?
– Разумеется, – сказал Лот и, порывшись в груде плакатов, объявлявших розыск, протянул один из них Гидеону. – Вот этот.
Гидеон взял потрепанный плакат и с изумлением рассматривал рисунок. Лицо, изображенное на нем, принадлежало человеку по имени Сайлас Бланшар, и его разыскивали за целый список преступлений длиной с железнодорожную шпалу. Если на нем была маска, то издалека Бланшар мог бы напоминать Стивена Галлахера.
– Вы когда-нибудь видели этого человека?
– Нет. Просто просматривал эти плакаты после того, как приступил к работе, и мне показалось, что этот парень мне кого-то напоминает. Показала его Элис, когда она принесла завтрак, и она сказала, что он здорово похож на Стивена.
Гидеон ощутил неловкость, хотя и не мог объяснить, от чего. Уже темнело, и он подумал: вернулись ли Уиллоу с Дафной с прогулки?
– Крубер записывал все совершенные преступления, пока был шерифом, – сказал он задумчиво. – Не возражаете, если я возьму его записи домой и просмотрю? Завтра я верну их.
Похоже, Лот не возражал.
– Не вижу причин, чтобы отказать, – сказал он, наклоняясь, чтобы достать три увесистых пыльных тома, о которых упомянул Гидеон.
– Благодарю вас. – Гидеон встал, чтобы взять книги и уйти.
– Мои соболезнования судье и миссис Уиллоу.
Гидеон кивнул и вышел из конторы шерифа. Взобравшись в коляску, он вспомнил о свертке с музыкальной шкатулкой и механической обезьянкой, которые купил для Уиллоу. Он наклонился, чтобы заглянуть под сиденье. Сверток был на месте.
Гидеон со вздохом отпустил тормоза и отложил записи Митча Крубера в сторону, беря в руки поводья. Он почувствовал бы себя полным дураком, даря Уиллоу игрушечную обезьянку. Что, черт возьми, нашло на него, когда он покупал такую вещь?
Проезжая мимо дома Галлахера, он решил остановиться и убедиться, что Уиллоу с Дафной благополучно вернулись с прогулки, но потом передумал. Они должны были вернуться – Дафна наверняка настояла на том, чтобы вернуться домой, как только начало темнеть.
Пройдя на кухню, Гидеон зажег лампу и, чтобы взбодриться, заварил себе кофе. Потом, заверив себя, что Уиллоу нужно было побыть с отцом, он сел за стол, открыл одну из содержавших мельчайшие детали книг Крубера и начал читать.
Он снова и снова находил записи, в которых упоминалось имя Стивена Галлахера. За последние пять лет он двадцать восемь раз останавливал поезда, если верить тщательному отчету Митча Крубера. Он ни разу не взял для себя или своей компании ни цента, которые не принадлежали бы Девлину Галлахеру.
Когда Гидеон закрыл последнюю книгу, было уже поздно, но он был слишком расстроен, чтобы спать, поэтому просто сидел за столом, допивая остатки кофе и размышляя. Выяснив, что Дафна была свидетельницей последнего ограбления поезда и убийства Митча Крубера, он допросил ее. Она сказала, что Крубер назвал грабителя «Галлахер», но она также настаивала на том, что последний шериф ошибался.
Зная, что она любит Стивена, Гидеон тогда не поверил ей. У судьи и Уиллоу также были серьезные причины отрицать вину Стивена, но он не принял во внимание и их мнение.
Теперь, сидя в пустом и темном доме с догорающей лампой, Гидеон почувствовал себя более чем одиноким. Он все больше убеждался в том, что Стивен Галлахер был вовсе не свирепым разбойником, а обиженным и рассерженным мальчишкой, прячущимся в теле мужчины. Конечно же, он был помехой для железной дороги, сбивающей все расписание, пугающей пассажиров. Но за это его нельзя было вешать или назначать плату за поимку. Если бы эту награду не назначали, Стивен Галлахер был бы жив.
Почувствовав слабость, Гидеон взял лампу и вышел на заднее крыльцо. Там он наполнил умывальник теплой водой, которая весь день грелась на солнце, и умылся. Он снова подумал, не стоит ли ему поехать в город за Уиллоу и привезти ее домой.
После долгих размышлений он решил не делать этого. Вероятно, она чувствовала, что должна быть рядом с отцом; если бы ей хотелось побыть с Гидеоном, она сама вернулась бы к нему.
Гидеон лежал в постели уже минут десять, когда она появилась, усевшись на край кровати и со вздохом стаскивая сапоги. Толстая коса свисала на спину, на ней были брюки и мужская рубашка.
– Я тебя разбудила? – весело спросила она.
Гидеон изумленно уставился на нее. Он не мог рассмотреть выражение ее лица, потому что он не видел как следует в лунном свете.
– Сейчас, черт возьми, только два часа, – рассерженно и испуганно прохрипел он. – С какой стати мне спать?
Казалось, сарказм его тона нисколько не волновал Уиллоу. Она перебросила косу через плечо и начала расплетать ее. Закончив, она сняла рубашку и эти богомерзкие брюки и забралась в постель, как будто ей нечего было объяснять.
– Где, черт побери, ты была? – сквозь зубы спросил Гидеон.
– Каталась, – сладким голосом ответила она.
– В такое время?
Она довольно вздохнула и уткнулась в подушку.
– Луна светила, – сказала она, словно это все объясняло.
Гидеон готов был взорваться, когда она внезапно потянулась к нему и мягкими пальцами провела по его груди.
– Люби меня, Гидеон, – сказала она, потерев его сосок подушечкой большого пальца, отчего он непроизвольно застонал.
– Уиллоу, сегодня…
– Я знаю, что было сегодня, Гидеон. Мне нужно твое прикосновение. Целуй меня до тех пор, пока я смогу дышать, видеть или думать…
Он понял ее и ответил глубоким поцелуем. Ее язык немедленно встретился с его языком. Лежа рядом с ней три мучительных ночи, желая ее и отказывая себе из-за ее утраты, Гидеон почувствовал, как напряглось его изголодавшееся тело. Он скользнул губами к ее левой груди, обхватил ими теплый, затвердевший бугорок, дразня его языком, утоляя свой голод.
Уиллоу выгнула спину, отдавшись ему и сладко постанывая:
– О, Гидеон… Боже, Боже, Гидеон…
Он повернулся к другой груди, то жадно пожирая ее, то едва касаясь легкими, как шепот, поцелуями. Она была покорной, ждущей, чтобы ее пленили.
– Возьми меня, – просила Уиллоу. – О, Гидеон, скорее возьми меня…
Но Гидеон упрямо продолжал ласкать грудь.
– О, Гидеон, пожалуйста! – умоляла она, безумно вцепившись в его плечи.
Он заставил ее встать на колени посередине кровати, обхватил руками ее грудь и стал быстрыми мягкими движениями поглаживать ее языком. Она хватала ртом воздух и начала двигаться под ним вперед-назад и вверх-вниз.
Она лихорадочно произносила его имя, корчась и постанывая, когда он нежно пощипывал ее спелую грудь.
Когда Гидеон почувствовал, что близится самый ответственный момент, он стал всерьез наступать на нее. Уиллоу издала пронзительный, животный крик, замерла, а потом задрожала. Он подождал, снова раздвинул ей ноги и нежно целовал ее, пока из ее горла не вырвался низкий, рычащий вой.
– Нет, о, Гидеон… Не надо больше…
– Надо, – прохрипел Гидеон между поцелуями.
– О-о-о-о…
Он ласкал ее языком, целовал, снова ласкал. Она неистовствовала, умоляя, вцепившись руками в простыни.
– О, хватит…
– Нет, – хрипло сказал он из самого святилища ее сладости. – Я не успокоюсь, пока не получу всего.
Она застонала и широко развела колени, а Гидеон до конца утолил свой голод.
В глазах Гидеона, когда он устроился на Уиллоу, как всегда, почувствовалась определенная настороженность. Как бы она ни стремилась к нему, каким бы лихорадочным ни был этот миг, он никогда не пропускал момента, когда она приглашала его.
– Я люблю тебя, Гидеон, – прошептала она, – я хочу тебя, сейчас же.
Он застонал, и она ощутила его разгоряченное прикосновение, когда он легко вошел в нее.
Уиллоу, – выдохнул он, пытаясь до конца вытянуть из нее свое копье. – Уиллоу… Уиллоу…
Она поглаживала его упругие мускулистые бедра, нежно подталкивая его.
– Гидеон, еще, пожалуйста, еще.
Его великолепное лицо оставалось в тени, но все же ей было видно, каких усилий ему стоит растянуть для них обоих это жгучее удовольствие.
Уиллоу провела кончиками пальцев по его ягодицам, почувствовав сладостное наслаждение, когда он задрожал и подавил крик.
– Вы задумали заставить меня умолять о том, что вы должны дать мне, сэр, – поддразнила его она. – Более того, вы вынуждаете меня взять это самой.
– Нет… О, Уиллоу…
Но она это сделала. Она резко двинула свои бедра вперед, одновременно прижав его к себе обеими руками.
– О Боже! – взмолился он, но тщетно, принуждаемый неистовыми требованиями собственного тела двигаться и подчиняясь сладостному, коварному велению тела Уиллоу.
– Ты нужна мне… так сильно… О, Боже… медленнее… так сильно…
Эти бессмысленные слова звучали для Уиллоу, как сонет, рассыпая по всему ее телу искорки страсти, обжигающие, безжалостные огоньки пламени. Его сильные руки обхватили ее ягодицы, направляя ее. Если раньше он умолял, то теперь он просто командовал. Он снова и снова вынимал свой меч, а потом опять вкладывал его в ножны.
Уиллоу дрожала и стонала под ним, страстно желая и приветствуя каждый толчок этого меча. И вдруг она вся, и тело и душа, Ощутила неистовое, дикое облегчение. Она задрожала, поднявшись высоко над пламенем страсти, а потом медленно заскользила снова к земле, тихо всхлипывая.
Гидеон продолжал двигаться на ней, но теперь он был уже менее настойчивым. Вскоре он тоже вознесся к вершинам блаженства, и Уиллоу наблюдала происходящее с не меньшей радостью, чем она приветствовала собственную кульминацию. Руками и тихими, бессвязными словами она подталкивала его к границам рая.
Наконец сильная дрожь пробежала по телу Гидеона. Глаза его закрылись, голова откинулась назад, а губы сжались. Его торжествующий крик был долгим и хриплым, безгранично прекрасным для Уиллоу. Когда его тело беспомощно задергалось, как в агонии, она шепотом пообещала сделать эти сладостные муки еще сильнее.
Наконец он в изнеможении застыл на ней. Она водила руками вверх и вниз по его влажной, упругой спине, пока его дыхание не стало снова ровным. Когда он поднял голову от ее темно-золотых волос, в его голосе послышалась игривая нотка.
– Не могли бы вы, миссис Маршалл, в таком случае воспользоваться мной на скамеечке для пианино? – поддразнил он.
– Гидеон!
– Вот именно.
– Я говорила под влиянием страсти! – запротестовала она, почувствовав ужасную неловкость оттого, что сделала такое бесстыдное замечание.
– И тем не менее, – захохотал Гидеон, скользнув вниз, чтобы спрятать лицо на ее пьянящей груди, – я отнесу вас на скамеечку, миссис Маршалл.
ГЛАВА 15
Скот, который утром в понедельник пригнали в Вирджинию-Сити, наполнил слишком тихий мир Гидеона Маршалла шумом и пылью. Уиллоу уселась рядом с Гидеоном на заборе, широко раскрыв глаза.
– Черт возьми, Гидеон, – крикнула она, стараясь перекричать погонщиков и мычание утомленного долгим путешествием из Дэнвера скота. – Тут их, должно быть, тысяч десять!
Гидеон засмеялся и обхватил руками перила ограды загона.
– Почти шестьсот, колдунья, – поправил он. – Напомни мне, чтобы я не позволял тебе вести бухгалтерию.
В эту минуту к ним подъехал главный погонщик. Он был худощавым мужчиной, грубая одежда которого покрылась слоем пыли, а шляпа выглядела так, словно по ней прошлись все шесть сотен коров.
– Мистер Маршалл! – крикнул он поверх восхитительного шума.
Гидеон протянул руку, и ковбой наклонился в седле, чтобы пожать ее.
– Я Тайсон Риггерс, – объявил погонщик, при этом его похожие на велосипедный руль угольно-черные усы задергались.
В этом месте Уиллоу вмешалась в разговор:
– Заходите в дом, мистер Риггерс, выпейте кофе с пирогом, и пусть ваши люди тоже приходят.
Риггерс был явно удивлен:
– Их там двадцать четыре, мэм. Может, им лучше остаться во дворе?
– Ну, вы-то зайдете? – настаивала она, глядя на Тайсона Риггерса.
– Я с радостью, мэм, – ответил Риггерс, касаясь шляпы. Он перевел взгляд меланхоличных глаз на вытянутом изможденном лице на Гидеона. – Мы потеряли двенадцать голов из-за индейцев, мистер Маршалл. Учитывая, как много мы прошли, это не так уж и плохо.
Гидеон нахмурился:
– Индейцы? Ваши люди не пострадали?
– Нет, сэр, – сказал Тайсон, слезая наконец-то с лошади. – В общем-то юты были весьма даже вежливы. Мы отдали им дюжину голов, и они оставили нам наши скальпы.
Мужчины – Гидеон, мистер Тайсон Риггерс и Захарий – сидели за столом на кухне, попивая кофе и доедая яблочный пирог. Во дворе мычала скотина, кричали погонщики, а воздух был, как пыльное облако.
– Собираетесь оградить свою землю, мистер Маршалл? – хотелось знать Тайсону.
Уиллоу видела, как Гидеон решительно покачал головой.
– Некоторым нравится открытый выгон, и я с ними согласен.
– А воды много?
На этот раз Гидеон кивнул. Он очень гордился широким ручьем, который протекал в центре его участка в семьсот акров.
– А пастухи? – нажимал Тайсон Риггерс, который был, очевидно, человеком опытным.
Гидеон улыбнулся. Он очень гордился совершенно новым домом для работников, который своими руками построили он, Харри Симмонз и Захарий, терпеливо снося настойчивые попытки Уиллоу помочь им.
– У меня полдюжины работников, – сказал он.
Уиллоу с Захарием переглянулись. Как можно управляться со скотиной такими малыми силами?
– Похоже, пока достаточно, – заметил мистер Риггерс. – Думаю, первым делом нужно будет клеймить скотину.
Торжествующая усмешка Гидеона была обращена к брату и жене.
– Вторым, – вежливо сказал он. – Я принесу чек для вас, мистер Риггерс.
– Я принесу его! – крикнула Уиллоу, которой хотелось сделать что-нибудь еще, кроме того, что она подала пирог с кофе.
Казалось, Гидеон чувствовал ее желание принять участие в общем оживлении.
– Спасибо, – тихо поблагодарил он.
Уиллоу почувствовала себя виноватой, когда отвела глаза и поспешила в гостиную, где стоял новый стол Гидеона, обращенный лицом к окну. Он доверял ей, желая разделить с ней каждый миг жизни. И он никогда не простил бы ее, если бы узнал о тайне, которую она скрывает.
Подписанный только этим утром чек, прижатый пресс-папье – простым речным камешком, который понравился Гидеону и который он принес домой, дрожал в руке Уиллоу, когда она вытащила его. Возможно, если бы она прямо рассказала ему всю правду, все бы обернулось неплохо. Но в то же время, каким бы нежным мужем ни был Гидеон, в нем была какая-то безжалостность.
Уиллоу вздохнула, глядя куда-то в пыльную даль, не видя и не слыша шести сотен коров и криков погонщиков. А как же отец? Девлина это горе подточило, несмотря на его заявления, что с каждым днем ему все легче переносить потерю Стивена.
– Уиллоу!
Она виновато посмотрела на Гидеона, не в силах ответить на его нежное любопытство.
– Что-то не так?
К горлу Уиллоу подступил комок, отчего она торопливо проговорила:
– Нет, я просто наблюдала за коровами… Гидеон стоял рядом в тихой, чистой гостиной, положив руки ей на плечи.
– Они и твои, Уиллоу, – сказал он.
Уиллоу всхлипнула. Она так сильно любила этого мужчину, что ей казалось, она наверняка могла бы умереть от этого, и иметь от него секреты, какой бы необходимостью это ни было вызвано, оказывалось для нее просто адом.
– Нет, – с трудом сказала она. – Ты купил их. Это ранчо, скот – все здесь твое, Гидеон.
Он повернул ее к себе лицом, указательным пальцем подняв ее подбородок.
– Уиллоу, неужели ты думаешь, что все, что у меня есть, имело бы какое-то значение, если бы ты не могла разделить это со мной?
На глазах у нее блеснули слезы.
– Ах, Гидеон… Гидеон удивился:
– С тобой все в порядке?
Она поняла, что он наблюдал за ней, строя догадки. Как бы она ни старалась, ей не удавалось вести себя так, как следовало человеку, пережившему потерю.
– Все хорошо, – сказала она, протягивая ему чек. – Заплати мистеру Риггерсу. Я… я, пожалуй, поеду в город, посмотрю, не приехал ли отец Дафны.
– Уиллоу…
Уиллоу закусила губу, молясь, чтобы он не заставил ее остаться и солгать.
По каким-то одному Богу понятным причинам ее молитва не осталась безответной. Гидеон бросил на нее еще один тяжелый вопросительный взгляд и взял из ее рук чек.
– Ты будешь осторожной, да? Эти погонщики…
Где-то в глубине души Уиллоу нашла улыбку и приклеила ее на лицо, где она с трудом удержалась, чуть было не выдав ее.
– Я не буду подходить к ним близко, Гидеон, – пообещала она. – И вернусь домой вовремя, чтобы успеть приготовить тебе ужин.
На миг ей показалось, что он хочет еще что-то сказать. Однако он только еще раз задумчиво посмотрел на жену, пожал плечами и вернулся на кухню.
Отец Дафны действительно приехал; Уиллоу слышала, как он кричит, еще когда только подъезжала к дому Девлина Галлахера, и натянула поводья, остановившись перед воротами.
На дорожке ее встретила Мария, глаза которой в испуге расширились.
– Отец сеньориты говорит, что пристрелит нашего Гидеона! – заплакала она.
Уиллоу расправила плечи и подняла голову.
– Чушь какая! – фыркнула она, но все-таки это ее здорово разозлило. Она решительно направилась в кабинет отца.
Джек Робертс был таким же высоким, как и Девлин, и в юности, вероятно, был красивее. Теперь он отяжелел, волосы поредели, а лицо от злости пошло пятнами. Около окна, съежившись, стояла Дафна. Вид у нее был такой, словно она предпочла бы завернуться в портьеру и никогда не выходить оттуда.
– Уиллоу! – завыла она. – Уиллоу, папа говорит, что заберет меня в Нью-Йорк!
– Посмотрим, – сказала Уиллоу, откалывая шляпную булавку и снимая шляпку.
– Так, значит, это вы заварили всю эту кашу – сбили Дафну с истинного пути…
– Папа! – воскликнула Дафна, протестуя.
– Все в порядке, – спокойно сказала Уиллоу. – Мистер Робертс, все дело в том, что Дафна хочет остаться с нами здесь, в Вирджинии-Сити.
Казалось, по всему лицу мистера Робертса выступили тонкие багровые прожилки.
– Я не потерплю, чтобы моя дочь жила в этом городишке в семье отпетого преступника!
В больших сиреневых глазах Дафны пронеслась ужасающая тень, и под ними выступили темные пятна. Уиллоу почти желала, чтобы ее подруга вернулась в Нью-Йорк раз и навсегда. Очевидно, их общая тайна причиняла Дафне еще большие страдания, нежели самой Уиллоу.
– Мой брат мертв, – решительно сказала Уиллоу. – И вследствие этого он, разумеется, уже не представляет опасности для Дафны.
– И ты связалась с этим преступником?! – прогремел Джек Робертс, выкатив глаза.
«Не говори ничего, Дафна!» – лихорадочно просила про себя Уиллоу.
– Да! Я люблю его! – завизжала Дафна.
– Ты любишь его? – отозвался стоявший перед ней внушительный богатый мужчина. – Изгоя? Мертвого преступника?
Дафна дрожала, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом с Уиллоу.
– Я всегда буду любить Стивена, – сказала она.
– А как же Гидеон? Мне казалось, ты приехала сюда, чтобы снова завоевать его сердце?
– Тебе бы это понравилось, да, папа? – прошипела Дафна, явно не сдержавшись. – Я могла бы проехать две тысячи миль, чтобы соблазнить мужа другой женщины, и тебе это показалось бы в порядке вещей, потому что твой кошелек сделался бы от этого еще толще!
На какой-то страшный миг Уиллоу показалось, что Джек Робертс готов ударить дочь. Когда все обошлось без насилия, она бросилась к столу и, налив щедрую порцию бренди, протянула стакан взбешенному отцу Дафны.
Он нахмурился, а потом взял бренди и одним глотком осушил стакан. Придя в себя, он сказал, растягивая слова:
– Мы вместе – Гидеон и я – получили бы контроль над «Сентрал пасифик».
Наступило гнетущее молчание, которое вскоре нарушила Дафна:
– Папа, я не любила Гидеона, а он не любил меня. Он хотел контролировать «Пасифик», как и ты. По-моему, вы оба заслуживаете презрения, решив использовать меня в своих целях!
– Дафна, – начал было ее отец с виноватым, но все же решительным видом.
– Нет! – резко перебила она его. – Я не поеду с тобой в Нью-Йорк! Мне нужно остаться здесь с…
У Уиллоу кровь застыла в жилах, и она громко откашлялась.
– С Уиллоу, – сказала Дафна.
– Но почему? – крикнул Джек Робертс. – Эта женщина все испортила – она разрушила твою жизнь…
– Если то, что она спасла меня от брака без любви, можно назвать разрушением моей жизни, то именно это она и сделала. Уиллоу моя лучшая подруга, и я не покину ее.
Утомленный долгой дорогой, мужчина глубоко вздохнул:
– Мы еще поговорим об этом, Дафна. Я постараюсь быть более убедительным.
Бросив на Дафну вопросительный и в то же время предостерегающий взгляд, Уиллоу решила, что сейчас самое время оставить дочь наедине с отцом. Чувствуя какую-то тяжесть на душе, она пошла в сад и нарвала там охапку увядающих циний, чтобы отнести их на кладбище через дорогу.
Венсел Тадд наблюдал, как дочь судьи Галлахера идет к могилам Коя и Рэйли Форбзов, оставаясь при этом незамеченным. Он считал, что поскольку они были ей всего лишь сводными братьями, а она выросла в доме Девлина, то она, вероятно, почти совсем не знала их.
В этот день солнце стояло высоко и палило нещадно. Венсел вытащил платок и промокнул им лоб и затылок.
Скоро, когда прибудут его наградные, он двинется в Мексику. И хотя там еще жарче, там будет достаточно холодной выпивки и миленьких сеньорин, которые утешат его. Может быть, ему удастся найти какой-нибудь чудесненький городок на берегу океана и стать чем-то вроде патрона.
Уиллоу Маршалл принесла цветы, опустилась на колени между двух могил, положив половину цветов на один камень, а другую половину – на другой. Она почти не смотрела в сторону огражденной могилы, на которой было выбито имя Стивена Галлахера, что показалось Венселу весьма странным. И даже более чем странным, если вспомнить, как она вела себя в тот день, когда он привез этих проходимцев.
Венсел придавался таким размышлениям, когда чьи-то сильные руки внезапно схватили его за плечи, развернули и больно швырнули о стену церкви. На него совершенно безумным взглядом смотрел Девлин Галлахер, плотно сжав губы.
– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – прохрипел Галлахер.
Венселу подумалось, суждено ли ему вообще попасть в Мексику.
Делаю? – в замешательстве отозвался он.
– Ты ведь не молиться сюда пришел, – растягивая слова, сказал Девлин, и хотя его голос был чрезвычайно мягким, у Венсела Тадда сердце ушло в пятки. – Тебя что-то интересует в моей дочери?
Тадд поежился:
– Нет, сэр, ничего. Я просто видел, как она положила цветы на могилы парней Форбзов, и подумал: почему же она не принесла цветов Стивену?
Необычность этого явно поразила и самого Девлина; его глаза остановились на дочери, потемнев. Однако когда они снова обратились к Тадду, они были чистыми, как горный ручей, и острыми, как лезвие ножа.
– Держись подальше от Уиллоу, Тадд. Ты причинил столько боли нашей семье, сколько только можно себе представить. – Он помолчал, глубоко и судорожно вздохнул. – И да поможет мне Бог, Венсел, если ты еще хоть раз подойдешь к ней. Я убью тебя.
– Тебя повесят!
– Возможно. А может, и нет. Убирайся, Тадд, пока я не дал тебе под зад.
Насколько Венсел Тадд понимал, это был неподходящий для драки день. Он глубоко вздохнул, расправил плечи и пошел прочь.
– Уиллоу!
Она подняла взгляд от могилы Коя, взглянув в постаревшее лицо отца.
– Что ты здесь делаешь, папа? Сейчас ведь полдень.
Он сел рядом с ней на корточки, как, бывало, делал Стивен.
– Я могу задать тебе тот же вопрос. Я и не знал, что ты так любила своих сводных братьев.
Уиллоу вздохнула. Она уехала в город, чтобы не лгать Гидеону, а теперь ей придется солгать отцу.
– У них нет никого, кто мог бы прийти и почтить их память, – уклончиво ответила она.
Девлин сорвал ярко-желтый одуванчик и стал рассматривать его мохнатую головку.
– Да, наверное. У них был только Стивен. Уиллоу опустила глаза:
– Да. Ты был дома? Приехал отец Дафны…
– Я был там, – перебил ее Девлин. – Они разговаривают спокойно, и похоже, Дафна не сдается.
– Хорошо.
– Что вовсе не означает, что Джек Робертс позволит ей остаться здесь. Честно говоря, я не понимаю, почему она этого так хочет. В конце концов, Гидеон женат на тебе, и, похоже, вы неплохо ладите.
Уиллоу отвернулась:
– Мы с Дафной подруги. Именно поэтому она и хочет остаться.
– Значит, она весьма верная подруга. Мало кто из девушек ее возраста отказались бы от той жизни, которую они ведут в Нью-Йорке, чтобы переселиться сюда. Что она собирается делать теперь, когда Стивена больше нет?
От прямоты вопроса Уиллоу непроизвольно стрельнула глазами в лицо отца.
– Что…
– Не надо, Уиллоу. Ты сама рассказала мне о Стивене и Дафне в тот день, когда его убили.
Уиллоу уже забыла об этом.
– Да. Ну…
– Дафне здесь делать нечего. Почему, Бога ради, она хочет остаться? Вирджиния-Сити прекрасный город, но это не Нью-Йорк. Я могу понять, почему ты не хочешь, чтобы она уезжала, но…
Щеки Уиллоу медленно покрывались румянцем. Что будет, если она расскажет отцу всю правду? Он, конечно же, сохранит эту тайну и придумает, как быть с сопутствующими ей проблемами. Но, однако, если он узнает обо всем, это принесет ему большие страдания.
– Я не знаю, почему Дафна хочет остаться здесь, – твердо солгала она, и отец, кажется, поверил.
Гидеон поздно ушел из салуна. В ушах до сих пор громко звенели нотации, которые ему прочел Джек Робертс. И хотя он вполне заслужил эти упреки, все же чувствовал себя обиженным.
Он подошел к лошади и отвязал от коновязи поводья в тот момент, когда к нему подошел Захарий.
– Если бы у меня была такая жена, Гид, – по-дружески сказал он, – меня бы сейчас не было в городе.
Гидеон нахмурился: он был не настроен ругаться с Захарием.
– Но у тебя ведь нет такой жены, как у меня? Захарий тяжело вздохнул и обеими руками обхватил столбик коновязи.
– Почему бы тебе, черт возьми, не вернуться домой, к которому ты привык? Ты еще не достаточно накувыркался в постели Уиллоу Галлахер?
Гидеон почти сел в седло. Теперь же, похолодев, он снова спустился на землю.
– Ее имя Уиллоу Маршалл.
– Может, на бумаге и так. Но она ведь Галлахер до мозга костей, и мы оба это знаем.
– Это все, что ты хотел мне сказать?
– Гид, твоя жизнь связана с Нью-Йорком. Какого черта ты покупаешь землю, скот?
– Ты знаешь, – протянул Гидеон, – это любопытная штука, ну, что ты так хочешь, чтобы я вернулся. Я тоже думал о тебе, то есть о том, почему ты до сих пор не уехал.
