Территория Монтана, весна 1865 года
      На лицах остальных были надеты маски, и хотя ночь была холодной и ветреной, Девлин Галлахер не закрывал лица. Он не питал любви к преступнику Джею Форбзу, но все же его пугало то, что должно было вот-вот случиться.
      Форбз неподвижно стоял на скамье старой повозки, остановив взгляд холодных голубых глаз на Девлине. Руки, привыкшие убивать, были связаны за спиной.
      – Ты делаешь это потому, что твоя женщина теперь со мной, верно, Галлахер?
      Девлин стиснул зубы: ему все еще было тяжело думать о предательстве Частити, хотя это произошло давным-давно, и он женился снова на женщине, которая любит его.
      – Я делаю это потому, что кто-то должен остановить тебя, – сказал он резко.
      Один из наблюдавших за ними влез на скамью, перекинул веревку через толстый сук дерева и, сильно потянув за нее, проверил веревку на прочность. Значок в форме звезды на груди Форбза поблескивал в ярком свете весенней луны.
      – Вы убиваете слугу закона! – крикнул Форбз, почувствовав, как петля затягивается у него на шее.
      Казнь была справедливая, и люди были вынуждены прибегнуть к ней, потому что в Монтане не существовало настоящего закона. Порядочным гражданам больше нельзя было сидеть сложа руки и смотреть, как Джей Форбз и ему подобные устраивают кровавую бойню.
      – Не смей говорить с нами об убийстве! – прошипел Мэйнс Пикеринг, издатель только что учрежденной в Вирджинии-Сити газеты. – Нам известно, что ты застрелил, по крайней мере, четырех человек.
      Форбз покрылся испариной, и его напускную браваду как ветром сдуло.
      – Слушайте меня! Этот Галлахер хочет увидеть, как меня повесят, потому что его женщина живет со мной – его женщина и его мальчишка!
      Никто из присутствующих не взглянул в сторону Девлина.
      – Где они? – спросил он хрипло. – Где Стивен? Несмотря на весь свой страх, Форбз самодовольно ухмылялся:
      – Тебе хотелось бы узнать, так ведь, Галлахер? Так вот, от меня ты ничего не узнаешь!
      – Отлично! – прошептал Девлин.
      Веревку еще туже затянули на шее у Форбза, и человек, надевший ее, забрался на сиденье повозки и взялся за поводья.
      – Бога ради, давайте с этим кончать, – попросил Мэйнс Пикеринг.
      Никому из них не хотелось взяться за это самому. Они были простыми людьми, бизнесменами, имевшими семьи и стремящимися сделать свой городок безопасным для его жителей.
      – Подождите! – взмолился Форбз. – Подождите, я хочу сказать что-то важное!
      – Ну да, ты бы мог проболтать всю ночь, если бы это помогло тебе смыться, – сказал кузнец Суид.
      – Нет, – захныкал шериф-преступник, – вы должны меня выслушать! Галлахер, я знаю, где твой мальчишка, и маленькая девочка тоже! Ты не хочешь, чтобы я рассказал тебе, где Частити прячет их?
      Казнь состоялась бы, если бы Девлин не поднял руку, давая знак отложить ее.
      – Какая девочка? – спросил он хриплым шепотом.
      Форбз рассмеялся словно сумасшедший:
      – Твоя маленькая дочь! Частити зовет ее Уиллоу. Дрожь пробежала по телу Девлина. Почти три года назад он нагнал свою сбежавшую жену Частити в Бэннаке, где у него когда-то был участок земли с прииском. Он умолял ее рассказать что-нибудь о Стивене, его сыне, которого она забрала с собой, когда сбежала из дома в Бостоне. Девлин провел ночь с Частити, но пока он спал, она улизнула, прихватив с собой мешочек с золотом. Проснувшись в то горестное утро, он знал о сыне не больше, чем до этого дня.
      – Да он просто юлит, – сказал Пикеринг. – Пытается оттянуть время.
      – Где они? – спросил Девлин спокойно, подавив бушующие в себе чувства. – Где мои дети?
      Форбз пожал плечами.
      – У одной мексиканки, которую я знаю, – ответил он.
      – Господи! – сказал владелец лавки. – Девлин, он врет! Наверняка нет никакой девочки и никакой мексиканки тоже.
      На луну набежало облако, и все поежились, услышав душераздирающий вопль.
      Частити неслась по ущелью с головокружительной скоростью. На ней был накинут темный плащ, густые светлые волосы развевались на ветру. Ее неистовые отчаянные крики навсегда врезались в память слышавших их.
      Доехав до места казни, она соскользнула со спины взмыленной вороной кобылы и, бросив на Джея Форбза безумный взгляд, пошатываясь, подошла к Девлину.
      – Останови их! – всхлипывала она. – Бога ради, Девлин, не дай им сделать это!
      Даже увидев одного из прислужников дьявола, Девлин не был бы так удивлен.
      – Частити…
      Она дрожала, в широко открытых глазах была мольба.
      – Пожалуйста! – крикнула она пронзительно. Медленно и печально Девлин покачал головой.
      – Повесьте его, – сказал он.
      В отчаянии Частити бросилась на Девлина. Каким-то образом ей удалось схватить кольт сорок пятого калибра, который он носил на поясе, и вытащить его из кобуры.
      – Я убью тебя! – вопила она. – Я всех вас убью! В этот миг возница вскрикнул и хлестнул вожжами по спинам запряженных в повозку коней. Форбз издал вопль, а Девлин сцепился с Частити, пытаясь выхватить у нее из рук револьвер.
      Страх и потрясение сделали ее на удивление сильной, и борьба была отчаянной. Когда прогремел выстрел и Частити упала, Девлин застыл от ужаса, не веря в то, что произошло.
      Всхлипнув, он упал на колени прямо в грязь, крепко прижимая к себе Частити.
      – Ты не виноват, Дев! – сказал лавочник. – Мы все видели, что ты не хотел этого!
      Девлин держал Частити на руках, качая ее, и плакал, спрятав лицо в ее волосах.
      Он не мог вспоминать ту ночь без того, чтобы предварительно не заглушить боль глотком виски, до тех пор пока не нашел своих детей.

       Монтана, 9 июня 1883 года
      Церковь представляла собой обветренное некрашеное сооружение, утопающее в летних травах. Органная музыка плыла, поднимаясь в чистое июньское небо.
      Гидеон Маршалл стукнул носком сапога о землю и тяжело вздохнул. Меньше всего ему хотелось входить в это скромное деревянное здание и прерывать венчание, но, судя по всему, выбора у него не было.
      Он расправил плечи и пошел к отворенным дверям святилища. Виной всему был не только он один; Гидеон должен был благодарить за все, или хотя бы частично, своего старшего брата Захария.
      Нахмурившись, Гидеон поднялся по ступеням и вошел в церковь. Он немного помедлил, давая глазам привыкнуть к полумраку, так, по крайней мере, он объяснил себе. Невеста стояла у алтаря рядом с женихом, и они уже произносили священные слова.
      У Гидеона засосало под ложечкой, и он откашлялся. Был ли Захарий виновен во всем этом фарсе или нет, он должен все расставить по местам и, как всегда, взять на себя всю ответственность.
      Если бы не окружавшие его люди, он бы крепко выругался. Конечно же, он не мог этого сделать, хотя и не был религиозным человеком. Он уже достаточно ругался, узнав всю подноготную шуточки, которую сыграли с ним брат и их общие друзья.
      На узеньких скамьях сидело много народа, и Гидеон представил себе, как они уставятся на него. К вечеру всему штату будет известно, что произошло в церкви.
      Внезапно до него дошел смысл слов, которые произносил священник.
      – Если кому-либо известна причина, по которой эти двое не могут сочетаться браком, – гудел священник, – пусть назовет ее здесь и сейчас.
      «О Боже», – подумал Гидеон. Потом он снова откашлялся и чистым голосом, разносившимся по всей церкви, сказал:
      – Мне известна такая причина, – и все вокруг замерло.
      Первой обернулась невеста. Ее лицо закрывала густая вуаль. Вслед за ней обернулся жених и все гости.
      – Простите, что? – спросил священник, выгнув бровь.
      Гидеон медленно пошел вдоль прохода. Ему хотелось, чтобы растрескавшиеся доски пола разошлись и он провалился.
      – Мисс Галлахер не может вступить в законный брак, – сказал он тем же чистым голосом. – Она уже, так вышло, замужем за мной.
      Букет фиалок и летних полевых цветов выпал из рук невесты, и по рядам пронесся взволнованный шумок, сливаясь с шелестом атласных юбок и шепотом мужчин.
      Жених, худой парень с нездоровым цветом лица, свирепо уставился на Гидеона.
      Однако Гидеону пришлось поднять обе руки в знак того, что он просит тишины, Прежде чем он сможет говорить.
      – Мне очень жаль, – сказал он. – Я знаю, что непростительно вмешиваться в такую церемонию, но, как я уже сказал, эта леди обвенчана со мной и у меня есть бумаги, подтверждающие это.
      Уиллоу Галлахер медленно подняла с лица вуаль; выражение его невозможно было прочесть. Она просто смотрела на Гидеона большими карими глазами, которые чуть было не погубили его два года назад в Нью-Йорке. Ее пышные темно-золотистые волосы были убраны и украшены цветами, что придавало ее безупречным по форме скулам прелестный абрикосовый оттенок.
      – Ты, – сказала она бесцветным голосом. Ее колени подкосились, и она упала в обморок на пол церкви.
 
      Уиллоу открыла глаза и посмотрела на удивленного и потрясенного случившимся отца. Воздух в маленькой комнатке, отведенной пастору, был затхлым и спертым, даже несмотря на то, что окно распахнуто настежь.
      – Гидеон говорил правду? – строго спросил Девлин Галлахер, синие глаза которого все же смотрели ласково.
      Уиллоу никак не ожидала снова увидеть Гидеона Маршалла, тем более в такой день. С огромным усилием ей как-то удалось не думать о том унижении, которому она подверглась, и о боли, которую доставила ей шутка, сыгранная им. Довольно непросто было забыть его, хоть он и заслуживал упрека.
      – Нет, – сказала она решительно, сев и глубоко вздохнув.
      В этот миг дверь комнатушки открылась и вошел сам Гидеон. Вид у него был неестественно решительный.
      – Здравствуйте, судья Галлахер, – сказал он. Кивок в сторону Уиллоу должен был означать приветствие.
      Судья Галлахер расправил широкие плечи и прижал ладонь к ладони, вероятно, для того, чтобы не дать рукам сцепиться у Гидеона на шее.
      – Если бы вы, мистер Маршалл, не были сыном моей жены, – сказал он ровным голосом, – я бы переломил вам хребет, как куриную косточку. Что все это значит?
      Гидеон стиснул зубы, пытаясь не встретиться взглядом с Уиллоу.
      – Поверьте, сэр, я не хотел этого делать. Но мне пришлось – ради вашей дочери и ради себя самого.
      Уиллоу опустила глаза, не в силах взглянуть на него. Какую дуру он сделал из нее той давней ночью и какой острой была боль даже теперь!
      Откашлявшись, Гидеон продолжал:
      – Несколько лет назад, когда ваша дочь училась в школе в Нью-Йорке, мы с братом решили сыграть с ней шутку. Я только что вернулся домой из Европы, ну, и мы были пьяные.
      Как бы там ни было, в тот же вечер я встретил вашу дочь и сблизился с ней. Мы решили, что попросим кого-нибудь из наших друзей изображать священника и… – Гидеон замолчал, увидев, как краска смущения появилась на лице Уиллоу, доставляя ей болезненные ощущения. – По какой-то причине я, наверное, никогда не пойму этого, но мисс Галлахер согласилась выйти за меня замуж.
      Уиллоу почувствовала кожей вопросительный взгляд отца и вздрогнула. Боже, если бы человек мог умереть по своей воле!
      Голос судьи был удивительно спокоен, несмотря на подобные обстоятельства.
      – Ты соблазнил мою дочь, Гидеон? – напрямую спросил он.
      – Нет, – ответил Гидеон. – Я повез ее в гостиницу и… – он помолчал, снова откашлялся, – и понял, что делаю. Конечно же, я не мог сделать это до конца.
      – Конечно, – согласился судья презрительно. – Я бы мог тебя повесить, понимаешь, и был бы абсолютно прав.
      – Да, сэр, – ответил Гидеон с достоинством. – Думаю, могли бы.
      Наступила неловкая тишина, которую нарушил судья:
      – Но если свадьба была просто фарсом, то что ты здесь делаешь?
      Наконец, Уиллоу смогла поднять глаза и отыскать взглядом это красивое лицо, которое она любила уже многие годы, с того самого дня, когда впервые увидела его портрет в суетливой гостиной миссис Ивейдн Маршалл. В ответе на вопрос отца словно заключался весь смысл ее существования.
      Встретившись взглядом с Уиллоу, Гидеон вздохнул. На щеке дрогнул мускул.
      – Недавно я обручился с одной женщиной в Нью-Йорке, и поэтому брат был вынужден сообщить мне правду. Шутку сыграли и со мной, как и с Уиллоу. Священник был настоящий, и церемония тоже. Свадьба, которую мы считали просто шуткой, зарегистрирована в Нью-Йорке, и боюсь, она считается настоящей.
      – Боже мой, – выдохнул судья.
      «Слава Богу», – подумала Уиллоу, которая уже давно придумывала какую-то убедительную причину, чтобы избежать венчания с Норвиллом Пикерингом. Теперь ей была гарантирована передышка на несколько недель или даже месяцев.
      – Ты мог бы прислать телеграмму или что-нибудь еще! – сердито проворчал судья. – Боже правый, что, если бы ты не приехал вовремя?
      – Из письма матери я понял, что свадьба назначена на июль. Мне нужно было съездить сюда по делу – железная дорога и все такое, – так что, я полагал, у меня достаточно времени. И кроме того, мне казалось, что такой деликатный вопрос нужно решать с глазу на глаз.
      Уиллоу вздохнула и посмотрела вниз, на сложенные на коленях руки. На кончике большого пальца блеснула непрошеная слеза.
      Отец нежно погладил ее по плечу.
      – Пойду сделаю необходимое заявление. – Дверь открылась и закрылась, и он ушел.
      Гидеон подошел к Уиллоу и сел перед ней на корточки, как когда-то в том далеком отеле, где ей так хотелось, но неловко было сказать, что хочется разделить с ним ложе. Он поймал ее руки и нежно сжал их, как и тогда.
      – Извини меня, Уиллоу, – сказал он, и это тоже было словно эхо прошлого.
      После того как новость стала известна, в церкви началось волнение, и Уиллоу слышала, как кричал оскорбленный Норвилл. Она молилась, чтобы он не встретился ей сейчас и чтобы он не слишком сердился, что их соглашение нарушено.
      Уиллоу заставила себя посмотреть в эти карие глаза. Ею овладело сильное желание дотронуться до волос Гидеона, провести пальцами по его чисто выбритым щекам, но она держала руки на коленях. Что говорят в подобной ситуации? Как могла она отблагодарить его за невольное освобождение? Мог ли Гидеон Маршалл разглядеть в ее лице, несмотря ни на что, любовь, которую она к нему чувствовала?
      В этот момент дверь с грохотом распахнулась, заставив Уиллоу вздрогнуть, и в комнату ввалился Норвилл Пикеринг с суровым, покрасневшим от злости лицом.
      Гидеон медленно встал. – Ты и вправду замужем за этим мерзавцем? – спросил несостоявшийся жених.
      Уиллоу снова опустила голову, чтобы скрыть улыбку превосходства на губах.
      – Думаю, да, – тихо сказала она.
      От гнева Новилла маленькая комнатка, кажется, сотрясалась.
      – Ты мне за это ответишь, мой дорогой, – сказал он Гидеону.
      Аристократичный рот Гидеона немного скривился, и он развел руками. Вызов Норвилла его очень позабавил, хотя Уиллоу, которая наблюдала за ним краем глаза, показалось, что он старается это скрыть.
      – Мне нечего сказать в свою защиту, – признался Гидеон.
      Голос Норвилла звучал раздраженно:
      – Я этого так не оставлю! Уиллоу встала, подняв голову:
      – Не будь идиотом, Норвилл. Драка ничего не решит, тем более в доме Божьем.
      – Это фарс! Боже мой, Уиллоу, как ты могла меня так обмануть?
      Уиллоу пришлось молча выслушать его. Она не могла сказать ему все, что думала. Своей властью Норвилл Пикеринг мог уничтожить ее брата, а она не могла подвергать опасности жизнь Стивена.
      – Я… я не хотела обмануть тебя, Норвилл, – сказала она с почти непритворной мягкостью в голосе. – Ты, конечно же, понимаешь, что эта жестокая выходка поразила меня так же, как и остальных. Представь себе, что я чувствовала, Норвилл! Я была молода и поверила мистеру Маршаллу, что он любит меня и имеет самые честные намерения…
      – Ну, братец! – выдохнул Гидеон, поднимая глаза к небу.
      Уиллоу метнула на него уничтожающий взгляд и снова переключила все внимание на то, чтобы успокоить раздраженного Норвилла.
      – Пожалуйста, – к горлу подступил комок, – дорогой. Ты должен поверить, что я стала невинной жертвой этой злобной шутки!
      Норвилл поднял выступающий подбородок.
      – Я отомщу за твой позор, дорогая, – поклялся он.
      Гидеон издал звук, который можно было принять за смешок или же за вздох, и отвернулся. Куртка натянулась на широких плечах, когда он согнул руки.
      Получив удовлетворение, Норвилл выбежал из комнатки, оставив дверь широко распахнутой. Уиллоу немедленно подкралась к Гидеону Маршаллу и сильно ударила его сзади ногой под правое колено.
      Он взвыл от неожиданной, как она надеялась, боли и повернулся к ней лицом.
      – Какого черта ты это сделала? – скрипнул он зубами.
      Уиллоу свирепо посмотрела на него.
      – А какого черта ты думаешь, что это я сделала? – выпалила она в ответ.
      Он невольно ухмыльнулся и пробежал оценивающим взглядом по ее полной груди, потом вернулся к взволнованному лицу.
      – Думаю, я заслужил это.
      – И не только это! – сказала Уиллоу в бешенстве. Одному Богу известно, какие разговоры теперь пойдут о ней. К вечеру все в Вирджинии-Сити узнают, какую дуру он сделал из нее дважды. – Ублюдок! – добавила она.
      Гидеон ухмыльнулся, подняв указательный палец, словно делая ей выговор.
      – Это дом Божий, дорогуша, – напомнил он ей.
      – Если бы Бог следил за своими обязанностями, крыша уже давно свалилась бы на твою пустую голову!
      Гидеон вздохнул, и его руки легли на плечи Уиллоу со странной нежностью. Это прикосновение разбудило в ней бурю нежелательных чувств. Он порывисто вздохнул и нежно посмотрел на нее.
      – То, что я сделал в Нью-Йорке, непростительно, я знаю. Мне очень жаль, Уиллоу, правда. А поскольку прошлого не изменишь, ты должна принять мои извинения.
      К горлу подкатил комок, и поэтому Уиллоу ничего не могла сказать.
      Гидеон поднял бровь. Летнее солнце играло в его темно-золотистых волосах.
      – Почему в тот вечер ты согласилась выйти за меня? Ты ведь меня не знала.
      Щеки Уиллоу покраснели, а глаза наполнились горючими слезами. Тогда она уже знала Гидеона Маршалла и уже любила его, потому что он был человеком с портрета в гостиной. Но как могла она честно ответить на этот вопрос, чтобы снова не выказать себя полной дурой?
      – Наверное, я была помешана или что-то в этом роде! – зло сказала она.
      – Уиллоу, ты меня действительно так ненавидишь? В конце концов, я мог бы тогда в гостинице заняться любовью с тобой и скомпрометировать тебя в полном смысле слова, но ведь я этого не сделал.
      Щеки ее побледнели, и она вздрогнула от унижения и разочарования, вспомнив ту прекрасную, ту ужасную ночь.
      До того как она успела придумать подходящий ответ на его слова, в комнатку вошли судья Галлахер и сама Ивейдн Маршалл. Лицо ее выражало удивление и раздражение одновременно.
      – Гидеон!
      Гидеон снова вздохнул, и на его лице появилось выражение досады перед тем, как он повернулся к матери.
      Вероятно, он знал, как и Уиллоу, что «чувствительной» Ивейдн пришлось дать нюхательной соли, чтобы она могла прийти повидаться с сыном.
      – Меня уже не признают? – спросил он притворно.
      Ивейдн улыбнулась, раскрыв сыну материнские объятия.
      – Мы не ждали тебя раньше следующего месяца! – прощебетала она.
      Гидеон бросил взгляд на Уиллоу, стоявшую в подвенечном платье, и пожал плечами:
      – Судя по всему, даже лучше, что я приехал раньше.
      Грозный взгляд Ивейдн кольнул Уиллоу. Она, вероятно, уже убедила себя в том, что во всей этой неприятной истории виновата ее приемная дочь, а не сын.
      – Да. – Голос ее звучал резко. – Гости уже разошлись, и разговоров теперь будет на несколько лет. Теперь даже не знаю, смогу ли появиться в обществе с поднятой головой!
      – Сможешь, мама, – уверил ее Гидеон. – У тебя всегда это получается, не правда ли?
      Уиллоу хотелось закричать; если она сейчас же не уйдет из этой душной комнатушки, от Гидеона и его матери, она просто умрет. Она подобрала юбки и с видом, полным достоинства, направилась к двери.
      Пронзительный окрик Ивейдн остановил ее.
      – Ты не дослушала меня до конца, юная леди, – предупредила она. – Пожалуйста, ступай домой немедленно и подумай, как ты поступила с бедным Норвиллом и его семьей.
      Судья бросил в сторону дочери сочувственный взгляд и кивнул.
      Гордо расправив плечи, Уиллоу вышла из пустой церкви, перешла широкую разбитую дорогу и пошла по мощеному тротуару к великолепному кирпичному дому судьи.
      Сначала она переоденется, потом останется в спальне, притворившись будто переживает свою вину, а когда стемнеет, она сбежит на холмы.
      – Мисс Уиллоу! – позвала Мария Эстрада, экономка, когда Уиллоу поднималась по лестнице, подняв юбки.
      Уиллоу замерла.
      – Что там произошло? Почему вы не обвенчались с сеньором Пикерингом?
      Уиллоу пожала плечами.
      – Кажется, я уже замужем, Мария, – сказала она. Рот у нее округлился как правильное «О». Она ловила ртом воздух, глаза раскрылись от удивления.
      – Замужем! Матерь Божья!
      У Уиллоу вырвался довольный смешок. Ей достанется теперь не только от мачехи, но и от всего городка, но все это ничто в сравнении с той радостью от того, что в ближайшем будущем ей не придется делить ложе с Норвиллом Пикерингом или ежедневно выносить его присутствие.
      – Как можно быть замужем и не знать об этом? – спрашивала Мария, быстрой рукой привычно крестя массивную грудь. Без сомнения, она поставит много свечей и прочтет много молитв за спасение души сеньориты.
      У Уиллоу было игривое настроение. Она любила эту мексиканку, которая часто казалась" ей единственным другом.
      – Почему ты думаешь, Мария, что я не знала?
      Глаза Марии расширились от ужаса, и всю комнату заполнила буря испанских ругательств.
      Уиллоу засмеялась, ей стало жаль свою старую подругу. В конце концов, эта женщина укачивала ее, вытирала ей слезы и учила делать тортилью.
      – Успокойся, Мария. Я не собиралась завести двоих мужей, честное слово.
      – Но…
      Уиллоу хотелось остаться одной и разобраться в мыслях. Она все еще возилась с застежками платья, когда спустя десять минут в комнату вошла Мария с чаем на подносе и уймой вопросов.
      Освободившись от платья, она помолилась, чтобы ей не пришлось снова надевать его. Уиллоу потягивая чай, щедро добавив в него молоко и сахар.
      – Отец и миссис Галлахер уже вернулись из церкви? – спросила она для поддержания разговора.
      Мария выглядела раздраженной.
      – Они в гостиной с Ланцелотом.
      Уиллоу поморщилась и закрыла глаза. Это имя ему дали они с Марией, в шутку, конечно. Как неловко будет, если он узнает об этом!
      – Не называй его так вслух, Мария. Мария мечтательно вздохнула:
      – А он красивый, правда? Такой же, как на портрете.
      Вдруг Уиллоу захотелось плакать. Многие годы, с тех пор как она живет с отцом и Ивейдн после смерти матери, она выдумывала массу романтических историй, главным героем которых был Гидеон Маршалл, чей портрет висел в гостиной внизу.
      Встреча с ним в Нью-Йорке, когда ей было семнадцать, показалась ей кульминацией чудесных фантазий. Так как она любила его многие годы благодаря портрету, Уиллоу с радостью приняла его предложение.
      Теперь ей было девятнадцать, и, оглядываясь назад, она понимала, как было глупо с ее стороны верить, что такой мужчина захочет видеть ее своей женой, тем более после того, как был знаком с ней всего несколько часов.
      Он был просто повеса – какой еще мужчина мог так поступить? – но виноват был не он один. Уиллоу сама была слишком доверчива и глупа.
      Она знала, что Мария будет настаивать, поэтому Уиллоу рассказала ей о шуточном бракосочетании в Нью-Йорке, которое, как выяснилось, было самым настоящим. Она рассказала, как Гидеон прервал венчание всего за несколько минут до конца, опустив упоминание о том, какое облегчение ей принесло бегство от Норвилла Пикеринга. Вспомнив о том, что он может сделать с ее братом Стивеном, она поняла, что эта передышка была скорее всего временной.
 
      Гидеон почувствовал облегчение, когда мать ушла из кабинета судьи. Она пойдет в свою комнату, несомненно отдельную от комнаты мужа, и будет там проливать обильные мелодраматические слезы. Он не позавидовал бы дням и неделям, которые ожидают Девлина Галлахера.
      Девлин хрипло рассмеялся, наливая в бокал виски цвета глаз его дочери.
      – Проклятье! – сказал он восхищенно.
      Гидеон удивленно посмотрел на любящего мужа матери. Будь он на месте судьи Галлахера, он бы просто рвал и метал.
      – Выпей, – предложил судья.
      Эта мысль ему понравилась. Гидеон подошел к столику и налил себе щедрой рукой виски. Пара глотков смыла всю его нервозность и усталость от долгого путешествия.
      – Садись, – приказал судья, указав на кожаное кресло у камина.
      Немного смутившись, Гидеон сел. Боже правый! Можно было подумать, что этот Галлахер почувствовал облегчение от того, что свадьбу его дочери прервали таким скандальным образом.
      – Мне надо было отхлестать тебя на улице, – заключил старик дружеским тоном, устраивая свое огромное тело в кресле напротив.
      Гидеон сделал глоток.
      – Почему же вы этого не сделали? – спросил он.
      – Я так, черт возьми, обрадовался, – ответил Галлахер, кладя ногу на колено другой.
      – Вы не хотели, чтобы ваша дочь выходила замуж? Девлин Галлахер метнул на Гидеона уничтожающий взгляд.
      – А ты хотел бы, чтобы твоя дочь вышла замуж за эту прыщавую белку? – спросил он.
      Жених был не слишком-то представительный, но до сих пор Гидеон об этом не задумывался. Он был тогда слишком занят тем, чтобы остановить церемонию.
      – Она, наверное, любит его…
      Судья презрительно фыркнул:
      – Любит? Уиллоу презирает Пикеринга!
      – Тогда почему же она согласилась стать его женой?
      Галлахер пожал плечами:
      – Это-то мне и хотелось бы выяснить. Догадываюсь, что все это как-то связано с моим сыном.
      Эти слова напомнили Гидеону о деле, по поводу которого он приехал и которое не имело никакого отношения к свадьбе Уиллоу и этого мальчишки.
      – Стивен, – сказал он осторожно. Хотя Гидеон и уважал Девлина Галлахера, теперь он не мог позволить себе это.
      – Моя дорогая жена несомненно угостила тебя рассказом о грехах Стивена, – устало сказал судья. Его синие глаза смотрели куда-то вдаль, и в них была боль.
      Гидеон, как правило, мало обращал внимания на мнение матери о других людях. Обычно она видела в них только плохое, как бы ни старалась.
      – Она упоминала о нем, – сказал он дипломатично.
      Судья снова вздохнул и сделал глоток бренди.
      – Полагаю, это моя вина. Стивен преступник, а Уиллоу постоянно напоминает мне о первой жене.
      Гидеон откинулся в кресле. В письмах матери были нелестные отзывы об Уиллоу и обстоятельствах ее рождения. Девлин и его предыдущая жена Частити, мать печально известного Стивена, казалось, были замешаны в какой-то истории, и эта девушка с желто-карими глазами была ее результатом.
      – Значит, Уиллоу со Стивеном очень близки? – предположил Гидеон, делая вид, что разглядывает свой бокал.
      – Очень. Они были вместе до тех пор, пока Уиллоу не исполнилось девять и Стивен не привел ее ко мне.
      – А до тех пор вы ничего о ней не знали?
      – Знал, но не мог найти. Бог свидетель, как я старался.
      – Реакция моей матери на появление Уиллоу, наверное, была очень интересной, – спокойно заключил Гидеон.
      – Да. Но Ивейдн добрая женщина, она простила меня, как могла. Ей не нравится Уиллоу, к сожалению, но мне кажется, это вполне естественно. Конечно, много разговоров ходило вокруг всего этого, и твоей матери было вдвойне тяжело.
      – Представляю себе.
      Синие глаза Девлина обратились к Гидеону, выражение их было каким-то печальным.
      – Но ты проехал всю дорогу до Вирджинии-Сити не за тем, чтобы помешать свадьбе Уиллоу и Пикеринга? – спросил он ровным голосом.
      – Конечно, нет.
      – Дела на железной дороге, говоришь?
      – Да.
      – Это связано со Стивеном?
      Гидеон поднялся с кресла и подошел к окну с тяжелыми занавесками у заваленного бумагами стола Девлина. Врать ему не имело смысла, судья был слишком умен.
      – Да.
      Судья разразился неудержимым смехом.
      – Ты никогда не поймаешь его, – сказал он с удовольствием. – Знаешь, Гидеон, как индейцы зовут Стивена?
      Хотя алкоголь и снял некоторое напряжение с плеч Гидеона, они все же ныли. Он молчал; ему совсем не хотелось признаться себе в том, что на него возложена непомерно тяжелая задача.
      Девлину Галлахеру было очень приятно развивать свою мысль.
      – Они зовут его «Горный Лис». И не без причины, друг мой, не без причины.
      – Его разыскивают, – сказал Гидеон без всякого воодушевления, даже не повернувшись и не взглянув на человека, который был теперь его тестем.
      – Из-за дел на железной дороге?
      – Да. Стивен грабил поезда. Мы не можем позволить себе смотреть на это сквозь пальцы, судья.
      – Думаю, вы правы, – сказал судья печально. – Что хуже всего, Стивен, мне кажется, делает все это, чтобы как-то оскорбить меня.
      Наконец Гидеон отвернулся от окна. После всех событий этого дня ему казалось, что уже ничто не сможет поразить его, но слова Девлина Галлахера просто потрясли его.
      – О чем вы?
      – О том, что сын ненавидит меня, и боюсь, что правильно. Я просто не знаю случая, когда бы он напал на поезд или почтовый экипаж, которых не вез бы одну из моих платежных ведомостей.
      В небе загрохотало. Тучи, весь день сгущавшиеся вдалеке, приближались.
      – Два месяца назад Стивен Галлахер со своими ребятами остановил «Сентрал пасифик». Они забрали двадцать пять тысяч долларов.
      Девлин кивнул.
      – Двадцать пять тысяч моих долларов, и ни цента больше. Я не поддерживаю железнодорожные власти и не понимаю, почему они с таким рвением стараются поймать Стивена.
      – Были напуганы пассажиры, – предположил Гидеон.
      – Никто из них не пострадал, – возразил судья.
      – Но ведь это не оправдывает вашего сына! Никому непозволительно останавливать «Сентрал пасифик» только потому, что ему так хочется!
      – Стивена повесят, если ты поймаешь его. Тебе это известно?
      Гидеон отставил стакан с виски, стукнув им по столу.
      – Его будут судить по закону, судья. Девлин громко рассмеялся:
      – Боже мой, ты слишком уверен в себе и своей железной дороге, парень. Венсел Тадд вот уже шесть лет гоняется за Стивеном, но даже близко к нему не подобрался. Ты, парень, знаешь, кто такой Тадд? Ну, так я скажу тебе. Он лучший во всей округе охотник за преступниками! Как, черт возьми, ты собираешься найти моего сына, если даже он не может?
      Гидеон подумал об этой золотоволосой и кареглазой девушке, которая была сейчас наверху. Благодаря тому, что он сделал с ней здесь и в Нью-Йорке, впредь ее будут считать блудницей. И тем не менее именно она была ключиком к тому, чтобы найти Стивена Галлахера.
      – Не знаю, – солгал он в ответ на вопрос судьи. Внезапно он почувствовал смертельную усталость, хотя был только полдень. Ему нужно было еще написать письмо Дафне, что-то вроде объяснения случившемуся, так как он должен был жениться на ней в первую неделю сентября.
      Гидеон подошел к вешалке, стоявшей у дверей кабинета, и снял с крючка свою пыльную, помятую в дороге куртку. В сложившихся обстоятельствах ему неловко было оставаться в этом доме. – Я остановлюсь в гостинице «Юнион», – сказал он неподвижно сидевшему и погруженному в свои мысли судье Девлину Галлахеру.
      – Твоя мать будет в ярости, – ответил судья. Гидеон пожал плечами и открыл дверь.
      – Господин судья.
      Галлахер поднялся с кресла и повернулся к нему:
      – Да?
      – Мне жаль.
      Взгляд судьи был невероятно спокойным.
      – Я знаю, – ответил он.
      Гидеон вышел под дождь, подняв воротник от ветра.

      В окно комнаты стучали капли дождя. Гидеон распечатал пачку писчей бумаги, которую купил в лавке по соседству, и взялся за перо. «Дорогая Дафна, – написал он. – Вот я и на Диком Западе…»
      Он скомкал листок и начал заново: «Дорогая Дафна, ни за что не угадаешь, где я».
      Сочтя и это недостаточным, он взял чистый лист бумаги, написал: «Дорогая Дафна, я могу не успеть вернуться к свадьбе».
      Даже после соответствующих шутливых строчек письмо было слишком коротким. Гидеону показалось, что необходимо сказать что-то еще.
      Со вздохом он поставил подпись на своем послании и отложил его в сторону, чтобы чернила высохли. Он не любил Дафну Робертс и был уверен в том, что и она не любит его; причины, по которым он обручился с ней, были более практического свойства. Став компаньоном отца Дафны, главного держателя акций компании «Сентрал пасифик», он мог бы создать финансовую империю.
      До того дня, когда он вошел в простую, построенную из грубоотесанного камня церковь и увидел Уиллоу Галлахер, планы Гидеона жениться на власти и положении в обществе ничуть его не смущали. Теперь же они тяжелым грузом легли на его сердце и разум. Он не мог не думать о том, что эта ведьма с карими глазами была его женой, если не морально, то по закону. И он мог бы спать с ней по праву.
      Эти мысли вызвали в нем нежелательную реакцию. Гидеон встал со стула, потянулся и выругался. С его стороны было несправедливо использовать Уиллоу Галлахер как приманку для Стивена, тем более что он, вероятно, уже навсегда погубил ее репутацию. Соблазнить ее ради такой сделки было бы просто недостойно.
      И все же Гидеон желал ее так, как никогда не желал Дафны или любой другой женщины, которые были у него прежде. Уиллоу была красива: чувственное тело, золотистые волосы, так и зовущие пробежать по ним пальцами.
      Гидеон остановил себя. Мир полон красивых женщин; незачем позволять этим бредовым мечтам об Уиллоу разрушать его планы.
      Он аккуратно сложил письмо, которое написал Дафне, вложил его в конверт и написал адрес в Нью-Йорк. А потом, убедив себя, что Дафна Робертс была именно той женщиной, которая ему нужна, он взял куртку и вышел из комнаты.
 
      На следующее утро Уиллоу поднялась пораньше и с радостью увидела, что гроза кончилась. Она быстро надела брюки и рубашку. Расчесав волосы и заплетя их в длинную косу, она поспешила в коридор, а оттуда по черной лестнице на кухню.
      Мария, как обычно, была уже там. Она готовила завтрак и с недовольным видом осмотрела одежду Уиллоу.
      – Миссис Галлахер и судья полагают, что сегодня вы, миссис Уиллоу, останетесь дома, – сказала она.
      Уиллоу взяла булочку с корицей и ободряюще улыбнулась. – Скажи им, что не видела меня, – предложила она, надевая легкую куртку, которую можно снять потом, когда станет теплее.
      – Madre de Dios, но это значит солгать!
      – Si, – передразнила ее Уиллоу, направляясь к задней двери.
      – А как же сеньор Пикеринг и его матушка? Что мы им скажем? – сердито крикнула Мария.
      Уиллоу пожала плечами, открыла дверь и вышла на улицу, доедая булочку по дороге к конюшне в дальнем конце двора. Рано или поздно ей все равно придется увидеться с Норвиллом, но только не сегодня. Сегодня она поедет к Стивену и расскажет ему о том, как Ланцелот спас ее от ужасного брака. Двое младших двоюродных братьев Марии, Хуан и Паблито, уже работали. Хуан доил корову, а Паблито, старший из братьев, кормил лошадей.
      Уиллоу поздоровалась с обоими, стараясь не обращать внимания на их любопытные взгляды. Был ли во всем городе хоть один человек, который не слышал об этой ужасной свадьбе вчера?
      – Поедете на Банджо, сеньорита? – спросил Паблито, оперевшись о ручку вил.
      – Да, – сказала Уиллоу, снимая свою уздечку с крючка на стене конюшни.
      Паблито широко улыбнулся, показывая потрясающе белые зубы.
      – Вы не выходите замуж за сеньора Носа Пикеринга? – спросил он, бросая вилы, чтобы вывести из стойла Банджо – мерина Уиллоу.
      Уиллоу засмеялась, услышав, какое имя дал Норвиллу Стивен.
      – Нет.
      Паблито посторонился, когда Уиллоу набросила на спину коню попону и положила сверху седло.
      – Вы расскажете сеньору Стивену, что случилось? Уиллоу затянула ремень подпруги на животе Банджо, дернула за стремя и вскочила в седло.
      – Да, – ответила она.
      – Он рассердится.
      К горлу Уиллоу подкатил комок, и она кивнула. Стивен рассердится, но вовсе не потому, что она не смогла завершить дело со свадьбой. А прежде всего потому, что она вообще решилась выйти за Норвилла.
      Уиллоу тихонько ударила Банджо каблуками. То, каким образом она оказалась женой Гидеона Маршалла, тоже едва ли понравится брату.
      – Будьте осторожны, сеньорита, – предупредил ее Паблито, когда она выехала. – Помните, чтобы за вами не было слежки.
      Уиллоу снова кивнула и поехала, но мысли ее были не о предостережении Паблито. Ее занимал Гидеон Маршалл – ее муж.
      Пока она ехала к подножию холмов за городком Вирджиния-Сити, образ Гидеона снова возник у нее в памяти. Она многое знала о нем, частью из того, что рассказывала о сыне Ивейдн, частью догадываясь, разглядывая портрет и проведя с ним немного времени в Нью-Йорке.
      Волосы Гидеона, темно-золотистые сейчас, зимой станут цвета поджаристых тостов. Летом он был чисто выбрит, а когда похолодает, он может отрастить бороду и усы…
      Вспыхнув от своих мыслей, Уиллоу представила себе, каково было бы спать с ним, как женщина спит с мужчиной. Нежное у него прикосновение или грубое? И почувствовала бы она боль, когда он войдет в нее?
      Мария говорила, что первый раз будет больно, а потом приятно, если мужчина нежный и заботливый. Во время этого разговора Уиллоу была близка к тому, чтобы выйти за Норвилла, и мысль об интимных деталях супружества ее вовсе не радовала.
      Вздыхая, Уиллоу ехала дальше. День был ясный, полный яркого июньского сияния. Сколько времени займет развод с Гидеоном или другая процедура, пока брак будет каким-то образом аннулирован? Когда настанет этот день, она снова будет уязвима для домогательств Норвилла.
      Прошел целый час, прежде чем Уиллоу поняла, что за ней кто-то скачет. Норвилл.
      Делая вид, что она не знает о преследовании, Уиллоу не оглядывалась. Конечно же, Норвилл давно выследил ее. Вот каким образом он узнал сигналы, которыми обменивались они со Стивеном! Но какое-то чувство подсказало ей, что скачущий за ней был другим человеком.
      Свернув с дороги, которой она должна была бы ехать, Уиллоу послала Банджо в галоп. Она выросла среди этих холмов и с раннего возраста знала, как затеряться среди них. Она легко могла бы запутать след и посмотреть, кто едет сзади.
      Ее прошиб холодный пот, когда она заметила, что всадник следует за ней по пятам. Боже правый! Что, если это Венсел Тадд? Стивен был всего в нескольких милях от этого места. Что, если Тадд нашел его?
      Все еще надеясь ускользнуть от своего преследователя, Уиллоу избрала уклончивую тактику. Она направилась прямо к хижине, спрятанной в густом березняке в нескольких сотнях ярдов.
      Всадник ехал следом.
      Она завела Банджо внутрь хижины, и они спрятались там в темноте. «Господи, пожалуйста, – молилась Уиллоу, – только бы Стивен ничего не почувствовал. Не дай ему прийти сюда».
      Снаружи заржала лошадь, и Банджо приятельски заржал в ответ. Уиллоу громко выругалась, и за дверью хижины раздался взрыв мужского хохота. Через минуту в дверях появился Гидеон Маршалл.
      – Что ты о себе возомнил? – резко спросила Уиллоу и браво пошла на него, ведя за собой Банджо и надеясь, что он посторонится и даст ей дорогу.
      Он так и сделал, но его губы скривились в противной ухмылке.
      – В конце концов я твой муж.
      Уиллоу уронила поводья в высокую траву и села на землю, сорвав со злостью львиный зев и вертя его в пальцах. Всю жизнь она мечтала выйти замуж за Гидеона Маршалла. А теперь она чувствовала неловкость от необходимости мучить его.
      – Проблему просто разрешить, нужно аннулировать брак, – огрызнулась она. – К тому же, мистер Маршалл, наш брак не был до конца действительным!
      Гидеон положил руки на бедра, отпустив своего гнедого жеребца бродить рядом с Банджо.
      – Эту небольшую оплошность довольно легко устранить, миссис Маршалл.
      Уиллоу вспыхнула и отвернулась. Надо же было так влипнуть!
      – Если ты только дотронешься до меня, братья убьют тебя, – сказала она как-то неуверенно и после долгой паузы.
      Гидеон поднял бровь и сел на корточки в нескольких шагах от нее. Он тоже сорвал львиный зев и вертел его в пальцах.
      – Твои братья? Я думал, у тебя только один.
      – У меня их трое: Кой и Рейли – сводные братья.
      – И они тоже в компании Стивена?
      Уиллоу почувствовала себя неловко.
      – Вы охотник за преступниками, мистер Маршалл?
      – Нет, – ответил он так просто и мягко, что Уиллоу поверила ему.
      – Зачем ты ехал за мной?
      Он беззаботно пожал плечом. Было очень тепло, хотя едва ли сейчас было больше семи часов. Гидеон уже сбросил куртку, которую надевал утром, и закатал рукава рубашки. На его мускулистых руках блестели тонкие коричневые волоски.
      – Я хотел поговорить с тобой, чтобы нас не слышали моя мать, судья и твой отвергнутый любовник.
      Уиллоу снова покраснела и уронила ярко-оранжевый цветок в траву.
      – Любовник?! – завопила она.
      Гидеон засмеялся и сложил ладони, прося пощады, все еще держа в пальцах цветок.
      – Я не хотел оскорбить тебя, Уиллоу. И я вовсе не имел в виду, что вы с Нобертом были близки.
      – Норвилл, его зовут Норвилл.
      Гидеон откинулся назад, а потом уселся на землю.
      – Норвилл, – повторил он, скорчив гримасу, потом скользнул карими глазами по лицу Уиллоу. – Что, черт возьми, ты в нем нашла? – спросил он.
      Слишком велик был соблазн рассказать ему всю правду, но Уиллоу устояла. Она пыталась отыскать хоть одну добродетель, которую можно было бы приписать Норвиллу Пикерингу, но ничего не смогла придумать.
      – Мне почти двадцать лет, – сказала она, потому что это было единственное более-менее правдоподобное объяснение.
      Гидеон усмехнулся:
      – Такая старая?
      – Я не хочу остаться старой девой! – крикнула Уиллоу, хватаясь за траву.
      Взгляд его был прямой, пронзительный.
      – Это просто невозможно, чтобы ты осталась старой девой. В конце концов, ты моя жена.
      – Это едва ли можно назвать браком! Гидеон улыбнулся:
      – Наверное, нет. Ты собиралась встретиться сегодня с братом, Уиллоу?
      – Нет!
      Он знал, что это ложь, и в то же время не похоже, что он собирается уходить, будь он проклят. А это значит, что все планы Уиллоу на сегодня полностью разрушены, потому что она, конечно же, не рискнет провести этого человека или кого-нибудь еще к Стивену.
      – Просто поехала покататься по случаю воскресенья?
      – Да!
      Гидеон снова ухмыльнулся, и ей показалось, что он сидит уже чуть ближе, хотя Уиллоу и не заметила чтобы он двигался.
      – В этих холмах небезопасно ездить в одиночку, миссис Маршалл, – сказал он ласково. – Тут могут быть индейцы, рудокопы, медведи гризли…
      – Перестань называть меня миссис Маршалл!
      Он засмеялся и одним легким движением придвинулся так близко, что она почувствовала тепло его дыхания на лице.
      – Разве так разговаривают с мужем после двух лет брака, дорогая?
      Уиллоу сидела как зачарованная, но теперь эти чары исчезли. Она сжала руки в кулаки и нацелилась ими в самодовольное красивое лицо Гидеона.
      Он легко отразил атаку, схватив ее запястья и прижимая ее к земле, пока она не повалилась навзничь в зеленую траву, удивленно глядя на него. Самое странное было то, что она не почувствовала страха.
      Медленно и нежно Гидеон положил ее руки на мягкую ароматную траву, но не отпустил запястья. Он прошептал ее имя, и она почувствовала его тяжесть на себе, хотя ощущения раздавленности, которого она ожидала, не было. Губы его приблизились, пробуя вкус ее губ.
      Все тело Уиллоу затрепетало от потока желаний, нахлынувших на нее от одного этого прикосновения, и она застонала, когда поцелуй Гидеона стал глубже и требовательней. Его язык толкал ее губы, чтобы они раскрылись, а потом свободно и неистово начал исследовать ее рот, и она почувствовала, как он встретился с ее языком.
      Когда поцелуй кончился, она посмотрела на Гидеона, зажмурившись от солнца, которое словно корона обрамляло его голову.
      – Я могу забеременеть от этого? – спросила она требовательно.
      Гидеон громко рассмеялся и повалился рядом с ней на спину, глядя в глянцевое синее небо.
      – Нет, колдунья. Это происходит совсем не так. Уиллоу почувствовала страшную неловкость.
      – Я знаю, как зачинают детей, мистер Маршалл! – огрызнулась она. – Я просто думала, что есть еще какой-нибудь способ, вот и все.
      Гидеон продолжал смеяться.
      – Есть только один-единственный способ делать детей, – уверил он ее.
      Уиллоу поднялась, но только через несколько секунд смогла снова взглянуть на его красивое смеющееся лицо.
      – Полагаю, ты считаешь меня слишком неискушенной для женщины девятнадцати лет.
      Он улыбнулся.
      – По правде говоря, мои мысли были менее благородны, – сказал он, и когда потянулся к Уиллоу и обнял, ей показалось вполне естественным позволить ему прижаться еще крепче.
      Она уронила голову ему на плечо, благоговейно ожидая, что он снова поцелует ее.
      Словно прочитав ее мысли, он приблизился, и его рот был уже всего в нескольких дюймах от ее.
      – Уиллоу, – сказал он одурманенным голосом, и его губы снова требовали ее губ.
      Его рука, покоившаяся у нее на талии, медленно скользнула к ее груди, большим пальцем он надавливал на спрятанный под рубашкой сосок, который становился болезненно чутким. Она услышала эхо его стона во рту и поняла, что он хочет ее, когда своими бедрами он коснулся ее бедра.
      Целуя ее, Гидеон расстегнул одну пуговицу ее рубашки, потом вторую, и Уиллоу почувствовала ласковую прохладу утреннего воздуха, когда он снимал с нее рубашку и одной рукой обнимал голую грудь.
      Уиллоу застонала и выгнула спину, словно желая сполна получить ускользающее удовольствие, и теплый, влажный рот Гидеона оставил ее рот, двигаясь вниз по мягкому подбородку, трепещущей шее и дальше, по груди. Когда он добрался до вершины, она уже напряглась, и он схватил ее губами, мягко и небольно покусывая ее зубами.
      Уиллоу тихо вздыхала от радости и муки. Гидеон оттягивал миг полного удовлетворения, пощипывая э сладкое место, кругами водя по нему языком, покусывая его зубами. И вот наконец он стал сосать ее, и вместо успокоения в неискушенном теле Уиллоу неистовое томление выросло до невероятных размеров.
      Не обращая внимания на ее мольбу, Гидеон оголил и другую грудь, проделал тот же сладостный ритуал, и Уиллоу чувствовала ту же сладкую муку. Получив полное удовлетворение здесь, он встал перед ней на колени. Она почувствовала его теплые пальцы даже сквозь ткань, когда он расстегивал пуговицы у нее на брюках и стащил их с нее. Под брюками ничего не было. И вот она лежала совершенно голая, ожидая его.
      – Я не могу взять тебя, Уиллоу, – сказал он голосом, который был обращен не только к ней, но и к самому себе. – Было бы нехорошо…
      Но даже когда он говорил, рука его гладила спутанные завитки между ног, отыскивая секрет, скрытый под ними.
      Желание Уиллоу было так велико, что доставляло ей физическую муку.
      – Ты мой муж, – напомнила она ему.
      Большим пальцем он провел по шелковому холмику, дотронувшись до сердцевины ее желания, сделав его влажным.
      – С точки зрения закона, – возразил он рассеянно. Ноги Уиллоу раздвинулись сами собой.
      – Возьми меня, – прошептала она. – Пожалуйста, Гидеон, возьми меня, я хочу знать, каково это…
      – Не могу, – простонал он, но даже говоря это, он двигал пальцем, отчего острые лезвия желания скользили по всему ее телу.
      Гордость Уиллоу пропала, сожженная жаром желания.
      – Пожалуйста, – бессильно умоляла она.
      Гидеон отодвинулся от нее, и на минуту ей показалось, что он оставит ее трепещущей в этот миг, когда уже нет возврата. Она готова была закричать от такой несправедливости, когда он схватил ее колени обеими руками, широко раздвинув их.
      Он наклонил голову, и она почувствовала его дыхание рядом с секретным местом, а языком он водил по завесе сверху бутона. Уиллоу тяжело дышала, когда он водил языком, подталкивая спрятанный бутон, который стал твердым и влажным.
      Гидеон не торопился, он словно смаковал ее, доводя до неведомых ей высот безумного желания, каких она никогда прежде не испытывала. Он подложил руки под ягодицы Уиллоу, прижимая ее к себе, словно она была чашей, полной сладкого нектара.
      Она закричала от дикого облегчения, а он все продолжал пить ее. Уиллоу снова затрепетала, ее бедра медленно поднимались и падали, следуя ритму, который задавал он. Коленями она бесстыдно обнимала его плечи, прижимая все сильнее, а руками ворошила его волосы. Когда она начала судорожно извиваться, умоляя его продолжать, Гидеон нежно поцеловал ее бутон и огонь, пылавший под ним.
      Она порывисто дышала, когда он нежно опустил ее на спину на землю. На ней по-прежнему была рубашка, хотя она сползла, когда Гидеон добрался до ее груди, а брюки лежали в нескольких шагах в стороне. У нее не было ни сил, ни желания поднять их, и она не стыдилась своей наготы.
      Он улыбнулся, прочитав в ее глазах все тот же вопрос.
      – Нет, колдунья, от этого ты тоже не забеременеешь.
      Уиллоу уже пришла в себя и заметила желание самого Гидеона, неистово выступившее под тугой тканью брюк.
      – А как же… а как же ты?
      Он провел рукой по изгибу ее бедра, грозя заново начать это безумие.
      – Со мной все будет в порядке, – ободрил он ее, но в голосе чувствовалась пустота, и Уиллоу поняла, что испугалась, что он найдет облегчение где-то с другой женщиной. Хотя у нее не было права обсуждать такие вещи, ее огорчала сама возможность.
      – Ты собираешься жениться, – сказала она, чтобы скрыть чувства, пришедшие на смену сонливому блаженству, которое она испытывала всего несколько секунд назад.
      Гидеон улыбнулся, протянув руку за ее отброшенными в сторону брюками, и расправил их, как это делают мужчины.
      – Да, но пока я свободен.
      Уиллоу молча приказала себе не плакать и села, как-то неловко натягивая брюки.
      – Она симпатичная?
      – Думаю, да.
      – А как ее зовут?
      – Дафна.
      – Дурацкое имя, – заметила она обиженно, выпятив нижнюю губу.
      Гидеон пожал плечами.
      – А что бы она сказала, если бы узнала, чем мы тут только что занимались?
      Он неудобно уселся на траве.
      – А что бы сказал Норвилл Пикеринг? – парировал он.
      – Вероятно, он вызвал бы тебя на дуэль или сделал бы еще какую-нибудь глупость в этом роде. А теперь отвечай на мой вопрос.
      Карие глаза забегали, превратившись в узкие щелочки.
      – Как, черт возьми, я могу ответить на этот вопрос? Откуда мне знать, что сказала бы Дафна?
      – Ну, ты должен хотя бы догадываться!
      – Хорошо! Она очень расстроится! Теперь ты довольна?
      – Нет! – закричала Уиллоу, покачнувшись на коленях, когда застегивала рубашку. – Нет, я не довольна! Меня только что скомпрометировал человек, являющийся моим мужем и собирающийся быть чьим-то еще мужем, и я должна быть просто счастлива!
      Гидеон побагровел:
      – Черт возьми, ты вовсе не скомпрометирована, и я могу доказать это!
      Несмотря на то что она готова была расплакаться, Уиллоу сдержала невольный смешок.
      – Поделом, мистер Маршалл. Это будет вам уроком, как тайком следить за мной, словно шпион какой-то…
      Вдруг он оказался рядом с ней на коленях, его лицо всего в нескольких дюймах от лица Уиллоу.
      – Шпион?! – зарычал он. – А ты, маленькая…
      – А потом… а потом ты позволяешь себе вольности со мной!
      – Я позволил вольности с тобой?! – заорал Гидеон. – Да ты просто набросилась на меня! Ведь это ты просила меня заняться любовью!
      С довольной улыбкой она потянулась к нему, чтобы приласкать, наслаждаясь его злостью и почти незаметным движением бедер.
      – Думаю, кое-кто сказал бы, что мы закрепили наш брак, – сказала она.
      Гидеон больно схватил ее за запястья, заставив прекратить мучить его. Краска сбежала с его лица, когда он пристально посмотрел на нее.
      – Что ты сказала?
      – Мы ведь были очень близки, разве не так?
      – Да, но…
      – Я хочу сказать, что никогда ни с кем этим не занималась.
      – Уиллоу!
      – Думаю, теперь тебе придется разводиться со мной, вместо того чтобы просто аннулировать брак. Дорогие Норвилл, мисс Дафна – они просто обалдеют, когда узнают об этом.
      У Гидеона резко выступили скулы, а нос его почти касался носа Уиллоу.
      – Ты что, заявишь, будто я и вправду занимался с тобой любовью?
      – Конечно же нет – это было бы неправдой. Но думаю, отец заметит разницу между этим и тем, чем мы занимались.
      Гидеон еще больше побледнел и отодвинулся от нее. Над ними шептались с ветром листья деревьев, бросая на землю танцующие тени.
      – Ты расскажешь ему? – спросил он, помедлив.
      – Я сделаю все что угодно, только бы не выходить за Норвилла Пикеринга, – честно ответила Уиллоу.
      – Ну, тогда просто скажи ему «нет», только и всего!
      – Я так не могу.
      – Почему же?
      Уиллоу отвернулась, Гидеон взял ее за подбородок и снова повернул к себе. В глазах у нее показались слезы и покатились по щекам.
      – Потому что он знает, как найти Стивена, – сказала она.
      Гидеон взял ее лицо в ладони, вытирая слезы большими пальцами.
      – Пикеринг тебя шантажировал? Уиллоу кивнула.
      Гидеон вздохнул:
      – Что он хочет за то, чтобы не рассказывать о том, что знает? Его цена была женитьба на тебе, а ты отказалась?
      – Думаю, мне удастся обмануть его. На лице Гидеона читалось недоверие.
      – Как? – спросил он.
      Уиллоу пожала плечами:
      – Заставлю поверить, что все еще хочу его, хотя и замужем за тобой.
      – Это нелепо!
      – Я скажу ему, что ты до меня не дотрагивался, как до жены, и…
      – А он захочет узнать, почему ты не просишь отца устроить аннулирование брака!
      – Если придется… Если будет нужно, я позволю ему поцеловать себя…
      Вдруг руки Гидеона схватили Уиллоу за плечи.
      – Нет! – выкрикнул он. Уиллоу почувствовала триумф.
      – Нет?
      – Нет! Ты, черт возьми, моя жена и не станешь…
      – Не стану что? – хотелось ей знать.
      Гидеон с раздражением вскочил на ноги, отвернувшись и скрестив руки на груди.
      – Не станешь вешаться на шею любому мужчине только для того, чтобы спасти брата.
      – А ты, конечно же, не пойдешь к другим женщинам, – сказала Уиллоу, вставая. – Потому что это так же плохо, да?
      – Ты забываешь, что я помолвлен с Дафной Робертс! – бросил Гидеон.
      – Это ты забываешь, Гидеон. К тому же ты не слишком верен ей, не так ли?
      Он запрокинул голову и выпрямился, словно бросая вызов самим небесам. Его молчание было красноречивым ответом.

      Дав Трискаден уселась на софе, потягивая бренди. Бывают такие моменты, когда лучше заговорить первой, и моменты, когда лучше помолчать. Сейчас был как раз второй.
      Девлин перед зеркалом завязывал галстук. Каждому в Вирджинии-Сити было известно, что у него есть любовница, и эта любовница – Дав Трискаден, но он не мог идти домой в таком виде, будто только что вылез из ее постели, хотя именно это он сейчас и сделал.
      Он обернулся, оценивающим взглядом пробежал по чувственному телу Дав. На его красивом лице было написано беспокойство, и Дав жалела о том, что ее искусство любви так и не смогло прогнать его.
      – Улыбнись, – грубовато попросил Девлин. Так было всегда, когда он собирался возвращаться к Ивейдн.
      Повинуясь просьбе, Дав изобразила на лице улыбку, потому что любила судью Девлина Галлахера так, как никогда не любила его ни одна женщина, даже Частити.
      Девлин был человеком восприимчивым и многое мог прочесть в зеленых глазах Дав.
      – Ты же знаешь, я бы жил с тобой всю жизнь, если бы только мог, – сказал он нежно. – Я люблю тебя, Дав.
      На этот раз Дав улыбнулась по-настоящему, не прилагая никаких усилий.
      – Разве не будет большого скандала, если ты уйдешь от Ивейдн, все ей оставив.
      Девлин вздохнул:
      – Конечно же, будет. Между Стивеном и Уиллоу уже начались ссоры.
      – Как думаешь, Стивен уже слышал о свадьбе? Он ухмыльнулся и покачал головой. В его волосах цвета пшеницы появилась седина, и у Дав сжалось сердце.
      – Нет, разумеется, нет. Если бы он узнал, то что-нибудь натворил бы опять.
      Дав отвернулась, когда Девлин потянулся за пиджаком и стал надевать его.
      – Что будет теперь, Девлин? Думаешь, Уиллоу все равно выйдет за Норвилла Пикеринга?
      – Господи, – вздохнул судья, – надеюсь, что нет.
      – Именно поэтому ты и не пытался аннулировать ее брак с Гидеоном Маршаллом?
      Дав не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что Девлин очень расстроен.
      – Не уверен, что это возможно, – пробормотал он. – Они говорят, что не закрепили свой союз, но между ними есть что-то вроде Заговора. И если они еще не были вместе, то скоро будут.
      – Ты хотел бы, чтобы Гидеон Маршалл стал твоим зятем, Девлин?
      – Думаю, мое мнение не имеет большого значения. Не могу сказать, чтобы мне не нравился этот парень, но…
      – Но? – подсказала Дав. Девлин порывисто вздохнул:
      – Он приехал сюда, чтобы выследить Стивена – по просьбе «Сентрал пасифик». У Дав екнуло сердце.
      – Полагаешь, он может найти Стивена? Сделает то, что не удалось Венселу Тадду?
      – Я абсолютно уверен и одновременно надеюсь, что нет.
      Девлин подошел к Дав, наклонился и поцеловал ее в голову, а затем направился домой.
 
      Утро прошло совсем не так, как планировал Гидеон. Вместо того чтобы разыскивать Стивена Галлахера, он провалялся на земле с Уиллоу.
      Прыгнув на коня, взятого из конюшни судьи, он поскакал прочь, ни разу не оглянувшись.
      Всю дорогу до городка его не покидали мысли о выборе Уиллоу. Он действительно не был верен Дафне, но до сих пор это не казалось ему столь важным. У каждого мужчины была, по крайней мере, одна любовница, разве не так?
      Гидеон с трудом глотал. Его самолюбие было уязвлено, в паху болело, мысли путались. Верность была чем-то, чего искушенная Дафна никогда не требовала от него.
      Но с Уиллоу все было совсем иначе, и Гидеону предстояло сделать горький выбор. Он, мог удовлетворять свои желания с другими женщинами и позволить «жене» делать все, что ей заблагорассудится, или же он мог быть верным – женщине, с которой он не смог по-настоящему переспать!
      – Дерьмо! – крикнул он в голубое летнее небо.
 
      Уиллоу неподвижно сидела на земле, обняв руками колени, в глазах стояли слезы. Боже милостивый, не жизнь, а черт знает что такое!
      Слезинка покатилась по щеке, и она со злостью смахнула ее.
      Длинная тень пробежала над ней.
      – Уиллоу!
      Уиллоу вскинула голову и посмотрела на брата с тревогой и облегчением одновременно.
      – Стивен! Что ты здесь делаешь?
      Стивен опустился на корточки рядом. Ветер развевал его светлые волосы, в голубых глазах светились любовь и озорство. Он выглядел так, как, должно быть, выглядел в молодости сам Девлин: сильный, красивый и горделивый.
      – Я пришел повидать сестру, – ответил он. Уиллоу вспыхнула, вспомнив, чем они с Гидеоном занимались. Возможно, Стивен все видел.
      – Ты очень рисковал! Что, если бы я была не одна?
      – Ты и была не одна, – сказал он, разглядывая ее помятую одежду и незастегнутую рубашку, – если я, конечно же, не ошибся.
      Уиллоу снова покраснела и посмотрела в сторону.
      – Ты должен быть осторожнее, – пробормотала она. – Возможно, ты и убедил себя в этом, но ты вовсе не заговоренный.
      Стивен засмеялся, сорвал травинку и стал вертеть ее в пальцах, как всего несколько минут назад делал Гидеон.
      – Ланцелот уже далеко, моя леди, – передразнил он ее. – Я в этом убедился, прежде чем показаться тут. Когда он прибыл в наш прекрасный городок?
      Уиллоу рассмеялась при упоминании этого глупого прозвища, которое она дала Гидеону. Она уже забыла, как много доверила своему старшему брату.
      – Он приехал вчера – как раз вовремя, чтобы не дать мне выйти за Норвилла Пикеринга.
      Наступила страшная тишина, а потом Стивен одним духом выпалил:
      – Не дать что сделать?
      – Ты прекрасно слышал меня, Стивен. Я собиралась выйти за Норвилла. Я уже стояла перед алтарем. Потом Лан – Гидеон, он вошел и заявил перед всей общиной, что я не могу выйти замуж, потому что я его жена. – Уиллоу замолчала; закрыла глаза, готовясь к неизбежному взрыву.
      Но вместо этого Стивен неудержимо расхохотался:
      – Выходит, я должен теперь благодарить нашего Ланцелота. Это великолепно!
      На мгновение Уиллоу была озадачена. Но потом она поняла: Стивен думал, что Гидеон просто дурачил их.
      – Боюсь, ты не понял, – сказала она тихо. – Стивен, я действительно замужем за Гидеоном.
      Стивен раскрыл рот от удивления; впервые за свою лихую и беспутную жизнь он лишился дара речи.
      – Это случилось два года назад, в Нью-Йорке. Помнишь, когда Ивейдн послала меня туда, чтобы я закончила школу?
      – Помню, – хрипло сказал Стивен, его аристократическое лицо побелело.
      И хотя ей было трудно и больно, она рассказала о той шутке, которую с ней сыграл Гидеон, которая оказалась документально зафиксированной.
      В конце рассказа Стивен вскочил на ноги, заслоняя собой утреннее солнце и возвышаясь над Уиллоу словно рассерженный Адонис.
      – Я убью его! – зарычал он.
      Надеясь, что останется совершенно спокойной, Уиллоу тоже встала и, подойдя к Стивену, взяла его сильные руки в свои.
      – Гидеон тогда мог переспать со мной, Стивен. Я думала, что это наша брачная ночь, и могла бы позволить ему сделать это. Но он… он отвез меня в школу.
      Стивен освободился из ее рук и стал ходить туда-сюда в колышущейся от ветра траве. Лицо приняло кровожадное выражение.
      – Почему ты никогда не рассказывала мне об этом? – спросил он несколько минут спустя.
      – Я не хотела, чтобы ты знал, какой дурой я была. Ты, разумеется, понимаешь, как глупо я себя чувствовала!
      Стивен не успел ответить, как ярким июньским утром послышался крик ночной совы. Конечно же, это был сигнал; Кой и Рэйли сообщали Стивену, что кто-то приближается.
      Он бросил на Уиллоу короткий взгляд и исчез среди деревьев на холме.
      Спустя две минуты появился Норвилл. Вид у него был самодовольный. Одетый в черные брюки и испачканную белую рубашку с пятнами пота под мышками, он был еще менее привлекательным, чем обычно.
      – Подумать только, встретить тебя здесь! – сказал он, растягивая слова.
      У Уиллоу не было настроения разговаривать с Норвиллом, и она направилась к Банджо, который щипал траву неподалеку, и взяла его за болтающиеся поводья.
      – Ты следил за мной! – упрекнула она его, прыгая в седло, готовая скрыться, как только Норвилл сделает хоть один шаг к ней.
      – Нам с тобой нужно поговорить, – сказал Норвилл, уперев руки в бока.
      – О чем?
      Норвилл вспыхнул от злости:
      – О нашем соглашении, мисс Галлахер. Вы, конечно же, не считаете, что я это так и оставлю?
      Уиллоу проглотила слюну, но не двинулась с места, хотя ей очень хотелось уехать. Но так же, как и ссора со Стивеном, этот разговор был неизбежен.
      – Я теперь как бы даже не могу выйти за тебя, – сказала она, запинаясь.
      – Конечно, не можешь, – признал Норвилл. – Твоя репутация и раньше была не слишком-то на высоте, а теперь она просто безнадежна. Я бы ни за что не женился на тебе, даже если бы ты и развелась.
      Уиллоу ощутила такое облегчение, что чуть было не свалилась с седла. Слишком многие мужчины не хотели бы венчаться с разведенной, и, слава Богу, Норвилл Пикеринг был одним из них.
      – Понятно, – выдавила Уиллоу.
      Норвилл окинул ее оценивающим взглядом, от которого она снова почувствовала неловкость.
      – По-моему, ты не понимаешь, Уиллоу. Если ты не хочешь, чтобы я пошел к Венселу Тадду или начальнику полиции и рассказал все, что знаю, ты должна… э… сделать мне приятное.
      Уиллоу удивилась:
      – С-сделать тебе приятное?
      Норвилл закатил свои бесцветные глаза к небу:
      – Избавь меня от этого невинного изумления, Уиллоу. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, мы оба знаем. Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей.
      От какого-то легкого движения Уиллоу Банджо стал пританцовывать и пятиться, мотая головой.
      – Я замужняя женщина!
      – Ты, кроме того, сестра человека, которого разыскивает полиция. Ты хочешь увидеть, как твоего любимого Стивена повесят?
      От одной только мысли Уиллоу закрыла глаза. К горлу подступил комок, и она не могла сказать ни слова.
      Норвилл был редактором городской газеты и умел обращаться со словами.
      – Это, знаешь ли, ужасная смерть. Большинство палачей совсем неумелые. Иногда бедняга просто болтается на веревке, задыхаясь и синея. Тебе хотелось бы увидеть, что будет с твоим Стивеном?
      Она покачала головой из стороны в сторону, почувствовав сильную слабость, и заставила себя открыть глаза.
      – Конечно, ты не хочешь этого! – воскликнул Норвилл, разводя руки широким и великодушным жестом. Потом он снова посмотрел на полную грудь и бедра Уиллоу, скользя по ним взглядом.
      – Слезай с лошади, дорогая.
      Помогут ли ей мольбы? Глядя на Норвилла, Уиллоу поняла, что едва ли это будет так. Она подняла словно налившуюся тяжестью ногу и, перекинув ее над лукой седла, подавленная, сползла со спины Банджо.
      Она сделала шаг к Норвиллу, потом еще один. Единственным, что удерживало ее от вопля страха и от того, чтобы не упасть в обморок, была мысль о Стивене, на шее которого затягивается веревка.
      С очень довольным видом Норвилл прислонился к дереву и стоял, скрестив на груди руки.
      Уиллоу подошла уже совсем близко, как вдруг ей показалось, что повсюду мечутся лошади.
      Стивен с жестоким выражением на лице спрыгнул со своего гнедого жеребца, держа ружье в одной руке. В одно мгновение он прижал Норвилла к дереву холодным стволом.
      Кадык на горле Норвилла заходил ходуном, а глаза стали размером с тортильи, что готовит Мария.
      Стивен ухмыльнулся своему пленнику так, что у того кровь застыла в жилах.
      – Привет, Норвилл, – сказал он.
      – Давайте отрежем ему уши, – предложил Кой – сводный брат Уиллоу – самым любезным тоном.
      – Заткнись, – гаркнул Стивен, пристально глядя на Норвилла, лицо которого то белело, то багровело.
      Кой бросил острый взгляд на Рэйли и пожал плечами. Уиллоу заметила, что с ними был еще какой-то человек, которого раньше она никогда не видела. Он был высоким, глаза и волосы того же цвета, что и у Стивена, но в его глазах была какая-то непонятная обеспокоенность.
      Наконец Норвилл придушенно выдавил:
      – Уиллоу, ради Бога, пусть они уйдут!
      Стивен выразительно ткнул стволом ружья в шею Норвилла.
      – Еще одно слово, дружок, – сказал он, – и твои уши будут болтаться вместе с прочей ерундой в сумке у моего брата.
      В глазах Норвилла читалась мольба.
      – Стивен! – вмешалась Уиллоу. Бог тому свидетель, она не питала любви к Норвиллу Пикерингу, но если Стивен убьет или хотя бы ранит его, все выйдет еще хуже.
      Брат не подал вида, что слышал ее, но все же Норвилл задышал свободнее, потому что ружейный ствол уже не давил на горло с прежней силой. Он пожал широкими плечами:
      – Ты искал меня, Пикеринг. Вот и я!
      Бедный Норвилл не знал, что ответить, и решил благоразумно промолчать.
      Стивен бросил ружье; оно стукнулось о каменистую землю у него под ногами. В одно мгновение он схватил Норвилла, подняв его над землей.
      – Я тебя предупреждаю, – процедил сквозь зубы Стивен. – Если ты еще хоть раз дотронешься до моей сестры или заговоришь с ней не так, как подобает джентльмену, то я найду тебя, Пикеринг, и для начала вколочу твою костлявую задницу тебе между лопаток. А потом дам своим младшим братьям отрезать от тебя тот кусок, который им захочется. Ты меня понял?
      Норвилл кивнул. Вид у него был болезненный, на лбу выступили капельки пота.
      Стивен отпустил его и повернулся к Уиллоу.
      – Поезжай домой, – приказал он. – Немедленно!
      Уиллоу возразила:
      – Нет.
      Норвилл пошел к своей лошади, покраснев до ушей, и, вскарабкавшись в седло, позорно удалился. В воздухе зазвенел довольный смех Коя и Рэйли.
      Стивен подошел к Уиллоу, сердито сверкнув синими глазами.
      – Ты действительно собиралась отдаться ему? – заорал он.
      Кой и Рэйли благоразумно удалились, как-то неохотно последовав за молчаливым незнакомцем.
      – У меня, кажется, не было особенного выбора! – крикнула в ответ Уиллоу, настаивая на своем.
      Они стояли нос к носу, брат и сестра. Одна сильная воля против другой.
      – Я могу сам о себе позаботиться? – прорычал Стивен.
      – Черта с два!
      Усилием воли Стивен заставил себя успокоиться. Он отвернулся и пошел прочь.
      – Не надо больше, Уиллоу, – сказал он хрипло. – Не надо, черт возьми. Мне не нужна сделка с твоим целомудрием, чтобы защитить такого, как я.
      На глаза Уиллоу навернулись слезы.
      – Но ведь я люблю тебя, Стивен…
      – Хватит! – прохрипел он.
      В его облике была какая-то обреченность, заставившая Уиллоу поежиться.
      – Стивен, – начала она, но он уже шел к своей лошади, потом прыгнул в седло и наклонился, чтобы подобрать болтающиеся поводья.
      – Иногда мне кажется, было бы лучше для всех, если бы я сдался, – сказал он.
      Уиллоу не успела найти слова, чтобы опровергнуть его, но Стивен уже уехал.
      В горле у нее запершило, а на глаза навернулись слезы. Уиллоу поймала мерина, который во время суматохи, вызванной неожиданным возвращением Стивена, бродил поодаль, и вскочила в седло. Удрученная, она поехала домой.
      Не удивительно, что, когда Уиллоу подъехала к задней двери дома, Ивейдн уже ждала ее.
      – Как ты посмела исчезнуть, ни слова не сказав? – спросила она требовательно. – Как ты посмела, Уиллоу Галлахер?
      Уиллоу слишком устала, чтобы защищаться. С растрепанными волосами, выбивающимися из-под наспех заплетенной косы, она стояла перед мачехой ожидая, пока та начнет читать ей мораль.
      Однако ее не последовало, потому что, как только Ивейдн открыла рот дать волю обычным упрекам, из-за угла дома вышел Девлин. Он сочувственно посмотрел на Уиллоу, а затем предостерегающе – на жену.
      – Я сам поговорю с дочерью, – сказал он спокойно.
      Ивейдн бросила на него сердитый взгляд, а потом под шелест атласных юбок удалилась в дом. Свое негодование она выразила только тем, что хлопнула дверью.
      – Ты видела Стивена? – спросил Девлин, когда они остались одни.
      Несмотря на то что Уиллоу было десять лет, когда она впервые встретила Девлина Галлахера и узнала, что он ее настоящий отец, ей показалось невозможным соврать этому человеку. Она печально кивнула.
      Вид у Девлина был необычайно суровый.
      – Я не хочу, чтобы ты встречалась с ним. Ты слышишь меня, Уиллоу? Стивен – человек заметный, и когда правосудие доберется до него, я не хочу, чтобы ты попала под перекрестный огонь!
      – Правосудие! – крикнула Уиллоу. – Тебе прекрасно известно, что Стивен никакой не преступник!
      Девлин вдруг как-то осунулся, словно постарел, взгляд его устремился к дальним холмам.
      – Может, мы просто обманываем себя, и ты и я, потому что любим Стивена и хотим, чтобы он остался жив.
      Уиллоу задумалась над этим предположением, но потом отвергла его. Прожив девять лет в обществе Стивена Галлахера, она знала его лучше, чем его отец.
      – Стивен не преступник, – сказала она упрямо. Усталые синие глаза устремились к Уиллоу.
      – Ты будешь осторожна с Гидеоном Маршаллом? Уиллоу была обескуражена; на миг ей показалось, что отец наверняка знал о тех ласках, которыми обменивались они с Гидеоном поутру среди холмов.
      – Что ты имеешь в виду? – ответила она вопросом на вопрос.
      – Я имею в виду то, что он входит в Совет директоров железной дороги «Сентрал пасифик». Он главный держатель акций. И здесь он затем, чтобы поймать Стивена.
      Уиллоу почувствовала себя так, словно ее отхлестали. В глубине души она было засомневалась, но довольно скоро признала правоту отцовских слов. Гидеон выказал заметный интерес к Стивену, и теперь, подумав, она поняла это. А ей-то казалось, что его интересует она!
      От гнева и стыда ее запачканные грязью щеки зарделись. Только подумать, она позволила этому человеку обнажить свою грудь, узнать ее так близко! Вероятно, ее покорность была для него еще одной забавой.
      Уиллоу всхлипнула и закрыла лицо руками. Отец прижал ее к себе.
      – Я сделаю так, чтобы этот фарс – ваш брак – аннулировали, Уиллоу, – пообещал он, – если ты просто скажешь, что… что вы с Гидеоном не…
      Уиллоу всхлипнула громче, сраженная уже вторым предательством Гидеона, и отец принял это за признание того, что брак состоялся.
      Он был терпелив.
      – Но есть еще развод. Я подготовлю бумаги, и мы обратимся к властям штата…
      Уиллоу вырвалась из рук отца, с рыданиями бросилась в дом и заперлась в спальне. Больше всего на свете ей хотелось освободиться от Гидеона Маршалла, но одновременно ей хотелось быть его женой. Боже праведный, ей хотелось снова пережить это обжигающее наслаждение, которое она узнала с ним этим утром. Она чувствовала, что никогда не сможет полюбить другого мужчину так, как Гидеона, никогда не узнает такого грубого, стремительного наслаждения, которое он дал ей.
      От этих мыслей Уиллоу Галлахер охватило глухое отчаяние.
 
      Гидеон пролежал весь день на жесткой кровати в комнате гостиницы, уставясь в потолок и сожалея о том, что родился. Несмотря на то что он снова и снова думал об этом, он никак не мог заставить себя найти какую-нибудь проститутку и покончить с мучениями.
      Наконец, когда солнце уже уходило за горизонт он поднялся с кровати, умылся и причесался. У него еще оставалось время, чтобы послать телеграмму, которую ждал от него Совет директоров, а потом пойти в один из дюжины кабаков Вирджинии-Сити и напиться до чертиков.
      Спустя пять минут он вошел в контору «Уэстен юнион», чувствуя себя новым воплощением Иуды, и продиктовал сообщение:
 
      НАШЕЛ СРЕДСТВО ОБНАРУЖИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ГАЛЛАХЕРА. Г. М.
 
      Это страстное, с карими глазами существо преследовало его, когда он вышел из конторы и зашел в шумный, ярко освещенный салун, находившийся через дорогу. Гидеон Маршалл ни разу не плакал с четырех лет; теперь, когда ему исполнился тридцать один год, салун был единственным средством, чтобы не заплакать.
 
      Держа в руке мочалку, Мария терла Уиллоу спину с ожесточением, порожденным ее любовью.
      Уиллоу, с закрученной на макушке косой, сидела в роскошной ванне, совершенно бесчувственная ко всему происходящему.
      – Я хочу умереть, – сказала она отрешенно. Мария не стала читать ей морали, ограничившись таким замечанием: «Фу!» Она сильнее заработала мочалкой и добавила:
      – Ты будешь жить до ста лет.
      «И каждую минуту буду любить человека, который выдал бы моего брата», – подумала Уиллоу про себя.
      Закончив мыть спину, Мария распустила толстую золотистую косу Уиллоу и принялась намыливать волосы.
      – Сегодня вечером ты должна выглядеть особенно красивой, – весело сказала она.
      Уиллоу простонала:
      – Зачем? Теперь я буду сидеть в своей комнате до второго пришествия.
      Мария усмехнулась, оставив без внимания это непочтительное замечание по каким-то своим соображениям.
      – Si, – согласилась она. – Сеньорита будет ждать третьего пришествия специально для себя.
      Уиллоу молчала до тех пор, пока не вылезла из ванной и не вытерлась толстым полотенцем, почувствовав себя уютнее, надев фланелевый халат.
      – Почему ты сказала, что мне нужно выглядеть особенно красивой, Мария?
      – Ты не одна тут страдаешь. У отца в глазах написана печаль, которая лежит на сердце. Он тоже испуган и переживает. Если ты не спустишься к обеду и не будешь вести себя, как настоящая леди, ему будет не с кем поговорить, кроме сеньоры. Ты это желаешь человеку, который был так добр к тебе?
      Уиллоу вздохнула.
      – Я бы этого никому не пожелала, – сказала она с неестественной улыбкой. – Почему ты думаешь, что он здесь, когда он вполне может быть у Дав?
      Мария закусила губу и ничего не ответила.
 
      Было уже поздно, когда в салун вошел разъезжающий повсюду торговец. Это был высокий человек со светлыми волосами, торчавшими из-под пыльного котелка, а его плохо сидящий костюм с переброшенным через шею пледом вызывающе бросался в глаза.
      Гидеон неслышно выругался и отвернулся.
      Словно специально торговец поставил свой чемодан в дюйме от ботинка Гидеона и весело стукнул кулаком по прилавку.
      – Фирменного! – крикнул он бармену густым шотландским басом. – И одну кружку моего новому другу в придачу!
      Ухмыльнулся ли бармен? Будучи пьяным, Гидеон не мог сказать наверняка.
      – И сам давай промочи горло! – крикнул веселый торговец, когда на стойку поставили две кружки пенящегося пива.
      Гидеон посмотрел на шотландца, и ему Показалось, что усы у того были немного сбоку.
      – Не возражаете? – спросил он, едва ворочая языком от виски, которое он потягивал уже несколько часов.
      Он отпил из предложенной ему кружки, вкус налитого в нее пива показался ему таким отвратительным, что он, не церемонясь, выплюнул эту жидкость прямо на посыпанный опилками пол.
      – У нас это называется «моча пантеры», – пояснил бармен.
      Торговец сочно рассмеялся.
      – Необычный вкус, мистер…
      – Маршалл, – сказал Гидеон, нахмурившись. – Гидеон Маршалл.
      – Вы какой-то печальный, Гидеон Маршалл, – решил шотландец. Он поправил свои усы. Нет, это невозможно было сделать; Гидеону просто показалось.
      В дальнем конце салуна кто-то ударил по клавишам маленького пианино, и какая-то женщина запела непристойную песенку, слова которой Гидеону могли бы понравиться. Все, кроме бармена, продавца и самого Гидеона, подошли ближе к пианино.
      Торговец осушил свою кружку и заказал еще одну.
      – Вы уже немного навеселе, мистер Маршалл, – заметил он, и Гидеону показалось, что с его басом тоже что-то не то, как и с усами. – Вам бы лучше пойти домой. В таком дурном городке, как этот, есть такие люди, что нападут на человека и заберут все, что есть.
      – Дурном? – пробормотал Гидеон. Таким пьяным он не был никогда в жизни. Вирджиния-Сити была, конечно, местом диковатым, по сравнению с востоком, но он бы не сказал, что оно дурное.
      – Грешно продавать спиртное по воскресеньям, – заявил торговец перед тем, как сделать большой глоток «мочи пантеры».
      Гидеон усмехнулся. В мире полным-полно лицемеров, и он был одним из величайших.
      – Как, говорите, ваше имя? – спросил он торговца.
      – Я его не называл, – последовал ответ без всякого акцента, и незнакомец спокойно вытащил Гидеона из салуна на почти опустевшую улицу.
      Там он вдруг ударил Гидеона спиной об обшарпанную стену салуна и добавил еще один внушительный пинок в живот.
      Хотя он и был неплохим бойцом благодаря тому, что ему частенько приходилось защищаться от старшего брата, сейчас Гидеон был слишком пьян, чтобы драться. Он только беззвучно захрипел и позорно сполз по стене вниз.
      Торговец сел перед ним на корточки и, к его удивлению, отдал Гидеону свои усы.
      – Оставляю тебе на память, – сказал он. – И не шути больше с моей сестрой!
      Через миг торговец повернулся и ушел куда-то в ночь.

      Совершенно пьяный и еле дышащий от сильного удара в живот, Гидеон лежал на земле, уставясь на усы в своей руке. Через несколько минут туман в его мозгу стал потихоньку рассеиваться, и он засмеялся, поднимаясь на ноги и засовывая клочок искусственных волос в карман. Он хотел встретить Стивена Галлахера и встретил.
      По дороге в гостиницу он пытался сравнить того Стивена, с которым только что столкнулся, и головореза, которого «Сентрал пасифик» хочет видеть осужденным и повешенным. Эти два образа никак не сочетались, к тому же, если принять во внимание то, что случилось с его невинной сестрой два года назад, Галлахер был справедливо разгневан. Если бы он застрелил Гидеона, немногие стали бы обвинять его, но он только наказал его пинком в живот. Это ли месть завзятого преступника?
      Придя в гостиницу, Гидеон подумал: не оставить ли мысль об аресте Галлахера? Возможно, ему было бы лучше развестись с Уиллоу и, вернувшись в Нью-Йорк, разобраться в своих отношениях с Дафной.
      Он сел на край кровати, обхватил голову руками. Какого черта он согласился приехать сюда, в незнакомый ему город? Зачем он пообещал разыскать Стивена Галлахера?
      Гидеон вздохнул. Он дал слово, и это слово нужно сдержать, несмотря на то что ему нравился этот парень, его отец, и он чувствовал что-то большее, нежели симпатию, к Уиллоу.
      На следующее утро, чувствуя себя разбитым от выпитого накануне виски и бессонной ночи, Гидеон надел свой лучший костюм и направился к впечатляющему дому судьи.
 
      Уиллоу смотрела на усы, которые показал ей Гидеон в прихожей у отца, понимающе улыбаясь уголком рта. Когда-то, играя в покер, Стивен переодевался в актера. Вероятно, теперь он воспользовался этим приемом.
      Гидеон выгнул бровь, пристально глядя на нее.
      Вспомнив, что говорил накануне отец, Уиллоу посерьезнела. Этот человек вовсе не был лихим рыцарем Ланцелотом из ее детских фантазий, и она должна помнить это. Гидеон приехал в Вирджинию-Сити, чтобы найти и арестовать Стивена. К тому же он вполне мог использовать саму Уиллоу для достижения своей цели.
      – Откуда это у тебя? – спросила она холодно, возвращая Гидеону усы.
      Он устало улыбнулся, и она почувствовала тяжесть у него на сердце.
      – Мне дал их один шотландец, которого я встретил вчера в салуне, – ответил он, – и серьезное послание в придачу.
      Уиллоу ужасно хотелось выставить Гидеона на крыльцо и захлопнуть дверь у него перед носом, но она не решилась. К тому же он был любимым сынком Ивейдн, и поэтому в доме ему всегда были рады, с чем бы он ни пришел.
      – Это имеет какое-то значение или вы просто пытаетесь до смерти надоесть мне, мистер Маршалл?
      Гидеон засмеялся.
      – Ваш брат всегда переодевается торговцем и разгуливает среди законопослушных граждан, миссис Маршалл? – поинтересовался он.
      На лице Уиллоу Появилась гримаса при воспоминании о том, что она законно связана с этим человеком.
      – Я просила тебя не называть меня так! – огрызнулась Она. Уиллоу отвернулась, собираясь оставить этого нежеланного гостя на попечение его преданной матушки, которая скоро спустится к нему, но он поймал ее за локоть и удержал.
      – Я думал о нашем положении, миссис Маршалл, – заявил он вполголоса; желваки заиграли на его свежевыбритых скулах. – Возможно, это была бы неплохая мысль, если бы мы с вами жили, как муж и жена.
      Уиллоу удивленно посмотрела на него:
      – Что?
      Он повел плечом.
      – Ты поставила очень жесткие условия – чтобы я оставался верным тебе. Я не давал обет безбрачия, и если я не могу разделить ложе с тобой, то обещаю, что сделаю это с кем-нибудь еще.
      Уиллоу почувствовала, как у нее загорелись щеки, и она тщетно попыталась освободиться из его рук.
      – Вы можете спать с кем угодно, мистер Маршалл.
      Она знала, какой он негодяй, но от одной только мысли, что он будет в объятиях другой женщины, ей стало больно.
      – Мне совершенно безразлично, чем ты занимаешься, я только хочу как можно скорее освободиться от тебя!
      Его карие глаза пристально смотрели на нее, казалось, они видели насквозь, заглянули в самую душу.
      – Как ты изменилась со вчерашнего дня, когда требовала моей верности.
      – Я не знала, чего ты тогда хотел!
      – А чего я хочу?
      – Думаю, мы оба это знаем! – резко сказала Уиллоу, когда Ивейдн в зеленом утреннем платье, вся сияющая при виде сына, спускалась по лестнице.
      Неохотно Гидеон отпустил Уиллоу и поздоровался с матерью, устало улыбаясь.
      – Мы это обсудим позднее, миссис Маршалл, – сообщил он своей жене, почти не разжимая губ.
      Уиллоу почувствовала благодарность, когда ее мачеха, взяв Гидеона за руку и что-то весело щебеча, увела в гостиную.
      Уиллоу бесцельно пошла в гостиную, глядя на массивный портрет Гидеона, висящий над камином. Вспомнив все свои глупые мечты, которые она лелеяла когда-то еще до того разгрома в Нью-Йорке и после, она издала какой-то злобный звук и показала ему язык.
      За этим коротким и бессильным вызовом последовал приступ такой грусти, от которого всю чопорность Уиллоу Галлахер словно ветром сдуло, и она бессильно опустилась в стоявшее рядом кресло. Она почти уже жалела о том, что Гидеон приехал в Вирджинию-Сити и прервал ее венчание с Норвиллом; если бы он не сделал этого, она бы страдала в постели мистера Пике-ринга, но знала бы наверняка, что Стивен находится в безопасности.
      Она вздохнула, переведя взгляд на рыцарские доспехи, стоявшие в углу – память о поездке отца и Ивейдн в Европу, – и новая боль наполнила ее душу. Как часто она разговаривала с этой нелепой грудой железа, представляя себе, что это настоящий рыцарь.
      На глаза навернулись слезы. Время детских игр давно миновало.
 
      Ивейдн Галлахер чуть было не выронила изящную фарфоровую чашечку.
      – Гидеон! – вырвалось у нее, глаза расширились от ужаса. – Это самое непристойное предложение, которое мне доводилось когда-либо слышать!
      Гидеон вздохнул, не обращая внимания на стоявшую перед ним на маленьком столике рядом с креслом чашку.
      – Мама, мы с Уиллоу женаты, – сказал он сухо. – Почему же тебя так удивляет, что я хочу жить с ней, как со своей женой?
      – Женаты! – Ивейдн подняла руку, обмахивая ею, словно веером, раскрасневшееся лицо. – Милосердный Боже, Гидеон, ты не женат на этой… этой проститутке! Ты стал жертвой розыгрыша…
      Гидеон подумал о своем брате Захарии, и ему захотелось задушить его.
      – Это Уиллоу стала жертвой, а не я. Она моя жена, и я хочу жить с ней.
      – Жить с ней! Гидеон! Как это вообще могло прийти тебе в голову, когда…
      Гидеон и так слишком устал, похмелье давало о себе знать путаницей в голове, а теперь к этому добавилась и раздражительность.
      – Мама, – перебил он, – я понимаю, что Уиллоу не твое дитя. Но чего я никак не могу понять – почему ты так ненавидишь ее. Ты, конечно же, должна понимать, что она не виновата в обстоятельствах, сопутствующих ее рождению.
      – Об этом ребенке не может быть и речи!
      – Этот ребенок – женщина, – поправил ее Гидеон, – и я хочу ее.
      Мать выглядела совершенно потрясенной.
      – Гидеон!
      Он встал, чувствуя себя неловко в этой загроможденной всякими статуэтками, полочками с салфеточками, рюшечками, кисточками и оборочками комнате, и подошел к окну. Воспоминания о вчерашнем дне преследовали его, и он понял, что все это время просто искал предлога переспать с Уиллоу Галлахер.
      – Судья дома? – спросил он тоном, казавшимся ему сдержанным и пристойным.
      Сидевшая за его спиной Ивейдн просто неистовствовала, воздух буквально сотрясался от ее гнева.
      – Гидеон, а как же мисс Робертс? – взмолилась она. – Что же будет с той женщиной, на которой ты обещал жениться?
      Действительно, что же будет с Дафной, подумал Гидеон. Если отбросить все грандиозные планы, становится ясно, что мисс Робертс едва ли захотела видеть его своим мужем, узнай она о чудовищности своего положения. В том кругу, к которому принадлежала Дафна, такие осложнения, как Уиллоу, не одобрялись. Хотя, возможно, ему удалось бы позднее убедить милую мисс Робертс не придавать большого значения его грехам. Гидеон не думал о том, что будет позднее. Он имел дело с настоящим.
      – Гидеон! – резко сказала мать.
      – Мама, судья дома или нет?
      – Девлин ушел на весь день, – ответила она наконец. – Чего ты хочешь от него, в конце концов?
      – Я подумал, что честнее было бы сказать судье, что я собираюсь забрать его дочь из этого дома и жить с ней в своем, – сказал Гидеон. Это выглядело так, словно он смотрел на себя со стороны, наблюдая и удивляясь самому себе: что это, черт возьми, он делает?
      Ивейдн вскрикнула и упала в кресло, глаза закатились, а руки дрожали. Гидеон бросился к дверям и позвал на помощь.
      Уиллоу и грузная мексиканка прибежали на крик. Мария принесла пузырек с нюхательной солью, которая, по-видимому, была в ходу в этом доме. Ивейдн до известной степени привели в чувства и отвели в ее комнату.
      – Что ты ей сказал? – выдохнула Уиллоу. Гидеон тихонько выругался, на его щеке дрогнул мускул.
      – Я сказал ей, что хочу, чтобы ты жила со мной, Уиллоу.
      Полный рот, который он вкусил не сполна и который даже сейчас ему хотелось поцеловать, округлился и раскрылся от неожиданности.
      – Собирайте вещи, миссис Маршалл, – сказал Гидеон решительно в напряженной тишине. – Мы с вами идем домой.
 
      Уиллоу пережила всю гамму чувств: от возмущения до безудержной радости.
      – Кажется, я уже говорила, что не желаю иметь с тобой ничего общего, – удалось ей произнести.
      – Вчера, – холодно напомнил ей Гидеон, – твое тело говорило мне совершенно противоположное.
      – Это сумасшествие! Гидеон, ты ведь не любишь меня…
      – Совершенно верно, – сказал он, не подозревая, какую глубокую рану нанес. – И тем не менее ты соберешь вещи и будешь готова, когда я вернусь за тобой.
      – Я отказываюсь жить с тобой только потому, что ты так решил!
      – У тебя два часа, – сказал Гидеон и пошел из гостиной через прихожую на крыльцо. Спустя сорок минут он купил белый бревенчатый дом и семьсот акров земли и объяснил себе эти траты тем, что устал от жизни в гостинице.
      Мария с нежной улыбкой наблюдала за своей госпожой.
      – Не начать ли вам собирать вещи, сеньорита? – спросила она.
      Уиллоу бросила гневный взгляд на эту женщину, которая воспитывала ее с ранних лет.
      – Собирать вещи?! Ты с ума сошла, Мария? Я никуда не пойду с этим человеком!
      – Этот человек – твой муж, – спокойно напомнила ей Мария, – и он из таких, что поднимется за тобой сам, если ты не будешь готова, когда он придет.
      – Пускай. Я запру дверь! Я сделаю так, чтобы его арестовали!
      – Никакая дверь не остановит этого мужчину, мне кажется. А шериф только рассмеется, если ты попросишь, чтобы арестовали твоего же собственного мужа!
      – Папа сделал бы это! Папа упрятал бы Гидеона за это в тюрьму! – огрызнулась Уиллоу.
      – Si, ведь его дома нет. Он уехал на дальний медный рудник, и даже когда вернется, то сначала пойдет не сюда.
      Уиллоу опустила голову. То, что сказала Мария, было чистой правдой: отец пойдет к Дав Трискаден, когда покончит с делами, и останется у нее до утра. А к утру, конечно же, будет слишком поздно.
      – Ты любишь этого сеньора, а? – спросила Мария, вытаскивая чемодан Уиллоу из шкафа и принимаясь складывать туда ее рубашки, платья, ночные сорочки.
      – Нет! – соврала Уиллоу.
      – Ага, но я-то хорошо знаю тебя, chiquita, – возразила Мария. – Ты всегда его любила! Уиллоу покачала головой.
      – Нет! Я любила Ланцелота – воображаемого мужчину!
      – Ты любишь этого. Уиллоу испугалась:
      – Мария, как ты так можешь? Спокойно стоишь тут, складываешь мои вещи, зная, что меня вот-вот похитят?!
      Мария усмехнулась.
      – Похитят, – повторила она, словно Уиллоу пошутила.
      – Мария, Гидеон меня не любит! Он сам сказал! Что, если он побьет меня?
      – Гидеон не побьет тебя, хотя ты наверняка будешь много раз испытывать его терпение.
      Подавленная, Уиллоу опустилась на край кровати. Что с ней происходит? Она знала, что Гидеон собирается преследовать ее брата, и тем не менее она охотно пошла бы с ним, с радостью стала бы его женой, если бы он только сказал, что любит ее.
      Мария подошла к ней и нежно взяла за подбородок.
      – Не бойся, малышка. Он любит тебя, твой Гидеон.
      – Он сам сказал, что не любит!
      – Он соврал или, может быть, еще не разобрался в своих чувствах. Chiquita, сеньор сгорает от любви. Это видно по его глазам.
      – Это просто похоть!
      Мария больше ничего не сказала. Она снова принялась собирать вещи, а когда закончила, то пошла приготовить чай, оставив Уиллоу наедине со своими мыслями.
      Уиллоу высунулась из окна, прикидывая, сможет ли она выпрыгнуть и вырваться на свободу, не сломав при этом обеих ног, когда дверь позади нее открылась. Она обернулась, ожидая увидеть Гидеона.
      Вместо него она столкнулась с Ивейдн; взгляд у нее был дикий, почти безумный.
      – Как тебе удалось соблазнить моего сына? – спросила она странным, невнятным голосом.
      Уиллоу была так ошеломлена, что с минуту не могла говорить. Неужели Ивейдн – эта правильная и сдержанная Ивейдн – напилась?
      – Соблазнила вашего сына? Ивейдн, я не…
      – Ты такая же, как и твоя мать! – перебила она пронзительным голосом. – Бросила одного мужчину, связалась с другим, делаешь все, что захочешь, тебе все равно, кто пострадает! Я не позволю тебе отравить жизнь Гидеону, как это сделала Частити с твоим отцом!
      В голове Уиллоу возникли тысячи возражений, но она не произнесла ни слова. Это Ивейдн была отравлена ненавистью и злобой, но спорить с ней сейчас бесполезно.
      – Мне жаль, что вы так считаете, – сказала она наконец. – Правда заключается в том, что я очень люблю Гидеона.
      – Любишь его? – усмехнулась Ивейдн. – Ни один человек в этой порочной семье не имеет ни малейшего представления о том, что это значит!
      – Отец любит вас, Ивейдн.
      Ивейдн прислонилась к дверному косяку, бледность ее была просто пугающей.
      – Любит? Уиллоу, это правда? Почему же тогда, скажи, ради Бога, он проводит любую свободную минуту с этой Трискаден?
      Уиллоу охватило сострадание к мачехе; она подошла к Ивейдн, взяла за руку и отвела в кресло.
      – Пожалуйста. Вам нельзя так волноваться, вы неважно выглядите…
      – Не прикасайся ко мне! – вопила Ивейдн.
      – Что случилось, сеньора? – Мария появилась в дверях.
      Уиллоу с облегчением взглянула на экономку и попросила:
      – Пошли за доктором – миссис Галлахер нездоровится.
      – Я не больна! – кричала Ивейдн, отбиваясь от Марии, которая пыталась потрогать ее лоб.
      Беспокойные карие глаза Марии встретили пристальный взгляд Уиллоу поверх головы Ивейдн.
      – Сеньоре нужен покой. Помоги мне отвести ее в комнату, chiquita.
      К удивлению Уиллоу, Ивейдн позволила проводить себя в спальню, бессмысленно бормоча что-то на ходу. Когда ее уложили в постель, Уиллоу и Мария вышли в коридор посоветоваться.
      – Ты разыщешь доктора, chiquita, и приведешь его сюда, – велела Мария. – И побыстрее, por favor.
      Уиллоу никогда не любила Ивейдн – она не позволяла этого, – но всегда искренне переживала за жену отца.
      – А что с папой? Может, стоит его позвать? Мария задумалась:
      – Он, должно быть, сейчас с той женщиной. Я не хочу, чтобы ты туда ходила. Отправляйся за доктором, а я пошлю Хуана или Паблито за сеньором Галлахером.
      В других обстоятельствах Уиллоу была бы разочарована: ей всегда хотелось поближе рассмотреть эту знаменитую Дав Трискаден, которая, по слухам, была когда-то королевой главного борделя Сан-Франциско. Но теперь, когда Ивейдн так больна, она должна отбросить свое любопытство по поводу любовницы отца.
      Уиллоу сбежала вниз и вышла на улицу. В воротах она столкнулась с Гидеоном.
      Забыв об его ультиматуме, Уиллоу остановилась, ожидая, что он отойдет в сторону.
      – Ты готова? – спросил он.
      В этот миг Уиллоу все вспомнила.
      – Вашему вожделению, мистер Маршалл, придется подождать, – едко сообщила она. – Мне нужно немедленно привести доктора Макдоналда!
      – Что?
      – Твоей матери очень плохо! – крикнула Уиллоу, отталкивая его.
      Услышав это, Гидеон бросился к дому, и Уиллоу побежала за врачом.
 
      Девлин Галлахер неловко подпрыгивал на одной ноге, надевая левый ботинок.
      – Что-то серьезное? – бросил он Паблито, который ждал его в дверях.
      Мексиканец пожал плечами:
      – Не знаю, сеньор. Моя кузина, Мария, велела пойти сюда и привести вас. Она сказала, что пришел доктор.
      Дав Трискаден подала своему торопящемуся любовнику пиджак. Поймав вопросительный взгляд Девлина, она улыбнулась и сказала:
      – Иди. Со мной все будет в порядке.
      Не обращая внимания на парня, который стоял в двух шагах от него, Девлин быстро поцеловал Дав и повторил:
      – Я люблю тебя.
      – Иди домой, – настойчиво сказала Дав.
 
      Уиллоу вцепилась в рукав поношенного пиджака доктора Макдоналда, когда он выходил из комнаты Ивейдн. По его лицу пролегли глубокие морщины, и он отводил глаза.
      – Ну? В чем дело? Ивейдн лучше? – взмолилась Уиллоу.
      Возможно, прочтя что-то, чего не заметила Уиллоу в докторе, Гидеон оторвался от стены, прислонившись к которой он стоял, и нежно обнял ее за плечи.
      – У миссис Галлахер сильный удар, – устало сказал врач. – Она может прожить еще несколько дней, несколько недель или всего несколько часов. Мне очень жаль.
      Уиллоу резко повернулась к Гидеону, увидев, как он закрыл глаза и побледнел.
      – О Боже, – прошептал он.
      Уиллоу почувствовала приступ вины. Неужели это случилось потому, что она причиняла Ивейдн страдания? Господи, зачем она так изводила эту женщину? Зачем?
      Не в силах это вынести, Уиллоу разрыдалась и бросилась вниз по лестнице, чуть не упав, если бы Гидеон не подхватил ее и не обнял.
      – Уиллоу, – сказал он.
      Уиллоу ощутила его теплое дыхание в своих спутанных волосах, когда она тщетно пыталась вырваться. Ей хотелось бежать от него, от своих чувств и от того ужасного, что произошло с ее мачехой.
      – Уиллоу!
      Она вскрикнула от боли и стала всхлипывать:
      – Я разозлила ее! Я виновата…
      – Нет, – хрипло сказал Гидеон. – Нет.
      А потом взял Уиллоу на руки и поднялся к ней в комнату, сопровождаемый Марией.
      Уиллоу почувствовала, как ее осторожно положили на кровать. Все ее тело сотрясалось от рыданий, которые Шли из самого сердца и не прекращались до тех пор, пока не начало действовать данное доктором Макдоналдом успокоительное.
      Когда Мария начала раздевать ее и натягивать на Уиллоу ночную сорочку, Гидеон с доктором вышли.
      – Теперь отдохни, chiquita, – велела ей мексиканка, в глазах которой блестели слезы. – Отдохни.
      Уиллоу была слишком слабой, чтобы говорить. Комната то сужалась, то расширялась, расплываясь перед глазами, пока кровать не превратилась в легкое пушистое летнее облако. Когда Мария ушла – приснилось ли ей это? – в комнату вошел Гидеон, сел рядом и дотронулся до ее щеки.
      Уиллоу улыбнулась ему, и больше не было ничего ужасного.
      – Ланцелот, – сказала она.
      Гидеон хрипло засмеялся, гладя пальцами ее лицо.
      – К вашим услугам, моя госпожа, – ответил он. Уиллоу снова улыбнулась, и окружавший ее туман сна унес ее за собой.
 
      Было уже поздно, и до нее доносились сердитые голоса. Уиллоу прислушалась, но не могла различить слов или определить, кто говорил.
      Охваченная любопытством, она встала с постели, завернулась в халат и прокралась в коридор и вниз по лестнице.
      – Ты был со своей проституткой! – орал Гидеон. – Моя мать умирает, а ты барахтаешься со своей чертовой проституткой!
      Внутри Уиллоу все похолодело, и она закрыла двери отцовского кабинета.
      – Дав Трискаден не проститутка, – повторил судья вызывавшим восхищение ровным тоном, – и я был бы благодарен, если бы ты понизил голос, Гидеон. Уже полночь, и твоя мать, о которой ты так печешься, тяжело больна.
      – Да вам на это наплевать, – парировал Гидеон дрожащим от горя голосом. – Вы, должно быть, надеетесь, что она умрет. Это разрешило бы многие проблемы, не так ли, судья?
      Бешенство охватило Уиллоу от этого жестокого обвинения. Ей показалось, что молния пробежала по ее онемевшему телу. Она распахнула дверь и ворвалась в кабинет, остановившись только тогда, когда очутилась лицом к лицу с Гидеоном.
      – Не смей так разговаривать с моим отцом, ты, распутник!
      Девлин тяжело вздохнул и облокотился о стол.
      – Уиллоу, – сказал он ворчливо. Она бросила на него гневный взгляд.
      – И не смей отправлять меня в постель! – крикнула она.
      Взгляд Девлина был непреклонным, его печаль была слишком заметна.
      – Оставь нас, – сказал он.
      Уиллоу готова была прочесть ему язвительную лекцию, но слова застряли в горле, когда она увидела страдание у него на лице. Она поняла, что Гидеон набросился на отца именно из-за этого, а не потому, что действительно имел в виду то, что сказал.
      Одного взгляда на Девлина было достаточно, чтобы понять его.
      – Извини, что назвала тебя распутником, – тихо сказала Уиллоу.
      Гидеон выглядел осунувшимся; он был бледен, глаза безумные, рубашка наполовину расстегнута. И все же он улыбнулся:
      – Должен сказать, мне больше нравилось, когда ты назвала меня Ланцелотом.
      Уиллоу почувствовала, как покраснели щеки. О Господи, неужели она это сказала?! Неужели она назвала его этим глупым тайным именем?
      – Думаю, мне лучше лечь, – сказала она, отводя глаза.
      Девлин схватил налитый до половины стакан виски, стоявший на краю стола, и сделал глоток, потом, ссутулившись, повернулся к окну. Он больше не обращал на Гидеона и Уиллоу ни малейшего внимания.
      За дверями кабинета, в полутемном коридоре, Уиллоу посмотрела на усталое лицо Гидеона, желая утешить его так, как женщина может утешить мужчину.
      – Мне жаль твою мать, Гидеон.
      От страданий карие глаза Гидеона потемнели, и он потер ладонью затылок.
      – Почему я не относился к ней лучше? – спросил он хрипло. Уиллоу, почему?
      Она любила Гидеона Маршалла, независимо от того, что он сделал или хотел сделать, потому что она была ему нужна, Уиллоу подняла руки, обняв его лицо.
      – Ш-ш-ш, – сказала она, и когда его губы коснулись ее губ с отчаянием, она ответила им.
      Когда поцелуй закончился, она схватила руку мужа и повела его медленно вверх по лестнице. Если Гидеон сейчас захочет ее, она без сожаления отдастся ему.
      Но уже в дверях спальни он задержался:
      – Уиллоу…
      Она втащила его в комнату; в серебристом лунном свете она медленно расстегнула его рубашку и сняла ее.
      – Я люблю тебя, – прошептала она, хотя и знала, что не следует признаваться в этом.
      Не подав виду, что слышал ее, Гидеон застонал, когда руки Уиллоу ласкали золотистые волосы у него на груди, останавливаясь, чтобы поиграть с сосками, гладили сильные руки и плечи.
      Уиллоу коснулась губами Одного соска, почувствовав удивление и восторг, когда он стал твердым. Гидеон застонал, и она рискнула сделать то же и с другим, проведя по нему осмелевшим бесстыдным языком.
      С хриплым криком Гидеон поймал ее лицо сильными руками и поднял его.
      – Уиллоу, знаешь, что будет, если ты не прекратишь? Если ты немедленно не остановишься и не прикажешь мне убраться из этой комнаты? Господи, помоги! Если ты не скажешь, чтобы я ушел, я не смогу это сделать сам!
      – Только сегодня утром ты говорил, что мы будем жить вместе, как муж и жена, разве не так? – прошептала она в ответ.
      – Я поступил, как полный идиот…
      Уиллоу потянулась, коснувшись его губ указательным пальцем:
      – Тише, Гидеон.

      Девлин Галлахер допил виски и решительно отставил стакан. Он направился наверх в комнату Ивейдн, в которую ему было запрещено входить с тех пор, как однажды вечером в доме появился Стивен, ведя с собой Уиллоу и Марию.
      Он поднял руку, собираясь постучать, рассеянно покачал головой и открыл дверь.
      Ивейдн не спала, Девлин почувствовал это, когда подошел к ее кровати. Он чиркнул спичкой и зажег причудливую круглую лампу на ночном столике.
      Сначала он не мог произнести ни слова. Почти с минуту Девлин просто стоял, глядя на измученное лицо в обрамлении спутавшихся каштановых волос, и увидел, как в мягких голубых глазах сверкнуло обвинение.
      Девлин придвинул стул и сел к постели. Когда-то он любил эту женщину какой-то спокойной и размеренной любовью, и теперь его охватило отчаяние при виде ее страданий.
      – Извини, – смог он наконец произнести хриплым голосом.
      Одну сторону лица Ивейдн перекосило, и она не могла говорить. Но все же ему казалось, будто она выкрикивает ужасные упреки; Девлин вздрогнул и на мгновение закрыл глаза.
      Он осторожно потянулся и, взяв Ивейдн за руку, пожал ее. Даже сейчас, в этот час отчаяния, он не мог найти слова, чтобы утешить жену. Глаза ее заволокли слезы горя и безысходности. Всю ночь Девлин провел рядом с женой.
      Незадолго до рассвета Ивейдн Галлахер умерла.
 
      Уиллоу села в постели, обхватив руками колени, и посмотрела на спящего голого мужчину рядом. Кто бы мог подумать, увидев их в такой интимной обстановке, что за всю эту ночь они так и не занялись любовью. Гидеон говорил с ней хриплым от горя голосом и даже плакал в объятиях Уиллоу, но он не взял ее.
      Вздохнув, Уиллоу провела рукой по его взъерошенным волосам. Прежде ей так хотелось прийти к нему, как женщина к мужчине, но сейчас, при свете дня, она была благодарна ему за сдержанность. Ей казалось, что с их стороны было бы нехорошо заниматься любовью в этом доме, полном боли и непонимания.
      Оставив Гидеона, сладко спавшего на животе, с неприкрытой одеялом широкой спиной, Уиллоу выскользнула из постели, нашла свой халат и надела его. В коридоре она столкнулась с отцом.
      Она поняла: он знал, что она провела эту ночь не одна, и на миг опустила глаза. Конечно же, она не должна была делить ложе с Гидеоном Маршаллом, но ничего зазорного в этом тоже не было. В конце концов, они были в законном браке.
      – Уиллоу.
      Это произнесенное шепотом слово заставило ее поднять глаза на отца, в них был испуганный вопрос.
      – Ее нет, – запинаясь, сказал он, когда утренний свет пришел на смену ночи.
      Уиллоу с трудом сглотнула и с усилием кивнула, потом с задушенным криком бросилась в объятия отца.
      Он крепко прижал ее к себе, и они молча стояли в печали и согласии, а потом разошлись. Девлин медленно спустился вниз, расправив сильные плечи, а Уиллоу повернулась и заставила себя вернуться в комнату, из которой только что вышла.
      – Гидеон, – сказала она, дотрагиваясь до его голого плеча и сожалея о том, что ей приходится говорить ему это. – Гидеон, проснись.
 
      В день похорон Ивейдн Галлахер шел дождь, но на панихиду пришло почти сто человек, включая и брата Гидеона – Захария, который этим утром приехал с почтовым дилижансом.
      Стоя на кладбище между отцом и мужем с лицом, закрытым густой черной вуалью, которую дала ей Мария, Уиллоу рассматривала старшего сына Ивейдн. Он был темноволосый, на один-два дюйма ниже Гидеона, костюм на его хорошо сложенной фигуре сидел просто безупречно. Глаза его были насыщенного зеленого цвета.
      Зная, что именно этот человек устроил тот розыгрыш, так изменивший ее и Гидеона жизни, Уиллоу колебалась между злостью и сердечной благодарностью к нему. И хотя Захарий Маршалл был так же искренне опечален, как и его брат, он все же изредка бросал любопытные взгляды в сторону Уиллоу.
      Позже, в доме Галлахера, он наконец подошел к ней.
      – Вы жена моего брата? – спросил он спокойным глубоким голосом.
      Уиллоу казалось, что Гидеон стоит рядом, даже когда он ушел в дальний конец комнаты, выслушивая потоки соболезнований от одной из подруг Ивейдн. С той ночи, когда умерла его мать, Гидеон ни разу не спал больше с Уиллоу, не касался ее и почти не разговаривал с нею.
      – Да, – ответила она, хотя это во многом была ложь.
      – Вы изменились, – заметил Захарий ровным голосом, в котором не чувствовалось ни одобрения, ни разочарования. – Я не был уверен, что вы та самая девушка, которую мы знали в Нью-Йорке.
      – Вы хотите сказать, та же доверчивая, облапошенная школьница? – спокойно парировала Уиллоу – теперь ей было легко злиться.
      Захарий добродушно усмехнулся, сверкнув ровными белыми зубами в мальчишеской улыбке.
      – Это была нечестная игра, – признался он. – Как мне помириться с вами?
      Уиллоу чувствовала его обаяние, которое он, видимо, не осознавал.
      – Разве можно загладить такие проступки? – спросила она с холодностью, которую не могла сдержать, хотя понимала, что в такой день она неуместна.
      Захарий собирался ответить ей, когда к ним подошел Гидеон и бросил на брата весьма недружелюбный взгляд.
      К величайшему удивлению Уиллоу, Гидеон обнял рукой – рукой собственника – ее за талию и прижал к себе.
      – Познакомился с моей женой? – сардонически протянул он.
      Темноволосый брат кивнул:
      – В других обстоятельствах это было бы удовольствием.
      Гидеон сжал зубы, а суставы на руке, сжимавшей бокал, побелели. В противоположность этому голос у него был ровный, когда он стал расспрашивать Захария о том, когда он приехал и где остановился.
      Захарий что-то ответил; Уиллоу не обратила на это внимания, потому что оно было приковано к лицу Гидеона. Даже учитывая пережитую им потерю, она заметила постоянную смену чувств в нем. Злоба, которую он питал к брату, выходила за рамки справедливого негодования по поводу детской проделки.
      В конце концов Захарий ушел в другой конец переполненной гостиной, возможно, в поисках более приветливой компании, а Гидеон снова удивил Уиллоу, повернувшись к ней и пробормотав:
      – Мне нужно выйти на воздух – я не могу дышать.
      Уиллоу ощутила его уход, даже всего на несколько часов, как удар судьбы, но смогла выдавить из себя успокаивающую улыбку. Особенность похорон заключается в том, что люди как бы настаивают на своем присутствии рядом как раз тогда, когда пережившему потерю человеку хочется побыть одному.
      – Я понимаю, – сказала она.
      Он взял ее за локоть и повел сквозь толпящихся друзей Ивейдн Галлахер к дверям.
      – Ты пойдешь со мной, Уиллоу? – умоляюще спросил он, снимая ее плащ с вешалки и накидывая ей на плечи.
      Уиллоу ничего большего и не хотела, но она подумала об отце, обезумевшем от горя и окруженном толпой соболезнующих в гостиной, многие из которых не упустили бы возможности по-ханжески не упоминать имя Дав Трискаден в разговоре.
      – Но как же отец…
      Вид у Гидеона был уставший и раздраженный.
      – Твой отец ушел полчаса назад, – резко ответил он. – Пока мы тут разговариваем, Дав Трискаден наверняка облегчает его страдания.
      Уиллоу вспыхнула, но ничего не сказала в защиту отца, потому что бессмысленно говорить об этом сейчас с Гидеоном. Подняв голову, она позволила своему мужу проводить себя от дома до лошади с коляской.
      Усадив Уиллоу на скрипучее сиденье, Гидеон обошел коляску и сел рядом, взяв в умелые руки поводья. Вымученная улыбка, подаренная Уиллоу, заставила ее сердце заныть.
      – Я купил это на днях, миссис Маршалл. Вам нравится?
      Уиллоу пожала плечами; лошадь как лошадь, коляска как коляска. Она думала о более значительных вещах.
      – Зачем тебе экипаж, если ты не намерен остаться в Вирджинии-Сити?
      – Когда я говорил, что не собираюсь остаться? – парировал Гидеон, отъезжая от дома Галлахера.
      Надежда, от которой у Уиллоу радостно забилось сердце, снова угасла. Как бы сильно ни любила она Гидеона, он был врагом, и она не должна позволить себе забыть об этом даже в такой день. «Как только ты найдешь моего брата, у тебя не останется повода находиться здесь».
      Они уезжали из городка, трясясь по ухабам протоптанной скотиной тропы, которую великодушно называли дорогой.
      – Я купил дом, – заявил Гидеон, устремив взгляд на дальние горы, вершины которых были покрыты снегом. – И несколько акров земли.
      И снова надежда возродилась в сердце Уиллоу.
      – Зачем? – спросила она.
      – По правде говоря, не знаю, – ответил Гидеон, и долгое время они ехали в полном молчании.
      Дом – огромное деревянное сооружение в два этажа с почти окружающим его крыльцом – когда-то принадлежал вдове преуспевающего фермера, которая умерла несколько месяцев назад. Он был окружен высокими ивами, и в нескольких минутах ходьбы от него был пруд.
      Уиллоу очень обрадовалась.
      – Ты купил дом миссис Бейкер! – воскликнула она, на миг забыв о том, что это был день похорон.
      Гидеон слегка улыбнулся и кивнул.
      – Когда-то я брала здесь уроки фортепиано, – сказала Уиллоу, немного смутившись и растерявшись. – А мебель ты тоже купил?
      – Да, – ответил Гидеон, когда лошадь тащила коляску по залитой водой колее, ведущей к дому. – Но ты можешь заменить ее, если тебе захочется, своей собственной. Дочь миссис Бейкер уже приходила сюда и забрала вещи, принадлежавшие матери, – картины и все такое прочее.
      Уиллоу уставилась на этого мужчину, который был и все еще не был ее мужем, когда он остановил коляску перед крыльцом дома.
      – Я?
      – Если будешь жить здесь со мной, – тихо сказал Гидеон. – Будете, миссис Маршалл?
      Уиллоу совершенно смутилась. «Как долго? Он имел в виду день, неделю, год? До тех пор, пока не отыщет Стивена и не увидит, как его казнят?» Она молчала.
      Гидеон взял ее за подбородок:
      – Что это?
      Слезинка покатилась по щеке Уиллоу.
      – Ты хочешь, чтобы Стивена повесили! – заплакала она.
      Гидеон отвернулся, намотал вожжи на рычаг тормоза и вздохнул.
      – Я вообще не уверен, что хочу найти его. Господи, да я вообще ни в чем не уверен, только знаю, что ты мне очень нужна, Уиллоу Маршалл Галлахер.
      Уиллоу уставилась на него.
      – Ты мог бы взять меня! – крикнула она, вспомнив, какой уязвимой для него она была с того самого утра в холмах. – Ты спал в моей постели, Гидеон Маршалл, и ты даже не притронулся ко мне! Так зачем же я нужна тебе?
      Гидеон засмеялся.
      – Ты сердишься! – хрипло сказал он. – Боже мой, ты действительно злишься, потому что я не занялся с тобой любовью?
      – Должна признать, что не понимаю!
      – Все очень просто, колдунья. Я не мог позволить тебе отдаться просто потому, что ты хотела утешить меня. И к тому же, когда знаешь, что твой отец с… с моей матерью были под одной с нами крышей, это не очень-то помогает.
      Уиллоу снова смутилась. Этот человек настоящая загадка: сначала собирается использовать ее, чтобы найти ее брата, а потом отказывает себе в удовлетворении желаний, чтобы защитить ее добродетель!
      Гидеон усмехнулся, глядя на нее, спрыгнул на землю и помог Уиллоу спуститься, уверенно обхватив ее за талию. Они не заметили моросящего дождя, когда поспешили к деревянному навесу и вошли в ожидавший их белый дом.
      Опрятные и незагроможденные мебелью комнаты в доме миссис Бейкер пахли мятой и мелиссой, и Уиллоу было приятно видеть пианино, по-прежнему стоявшее у окна в гостиной. Она задержалась перед ним, подняла крышку и небрежно сыграла несколько тактов любимой песенки. Когда она подняла глаза, то увидела, что Гидеон, хитро улыбаясь, наблюдает за ней.
      – Можешь сыграть «Мой милый лежит на полу в опилках»? – спросил он.
      – Боюсь, что нет, – несколько надменно ответила Уиллоу. Гидеон схватил ее за руку и потащил через остальные комнаты, хотя она и клялась, что выучит мелодию немедленно.
 
      Девлин Галлахер ехал к холмам, которые были его единственным утешением, когда жизнь становилась невыносимой. Капли дождя падали на его полотняный плащ.
      В тот день дух Ивейдн, казалось, преследовал его повсюду, обвиняющий и ненавидящий.
      Наконец когда лошадь подошла к краю обрыва, Девлин остановился перед пещерой и не торопясь стал устраиваться там. Собрав хворост для костра и поглядев на темное небо, он подумал о Дав, и ему захотелось, чтобы сейчас он мог быть с ней, как этого, вероятно, ожидала от него вся Вирджиния-Сити.
      Но как ни любил он Дав Трискаден, в такой день, как этот, для нее не было места. Он всегда относился к Ивейдн, как к чему-то само собой разумеющемуся, он никогда не думал, что она умрет, и теперь ему необходимы были время и тишина, чтобы привыкнуть к мысли, что ее больше нет.
      Любил ли он ее когда-нибудь? Девлину так не казалось, но она была его женой во всем, за исключением одного, и связь между ними была намного глубже, чем он мог себе представить.
      Дождь не кончался, но он не мешал Девлину, потому что пещеру, которую он выбрал себе в качестве убежища на остаток этого дня и последующую за ним длинную ночь, укрывали высокие сосны. Он сложил костер, отпустил коня пастись, привязав его к колышку, и уселся подумать.
      Воспоминания об Ивейдн роились у него в мозгу, покалывая его, словно осколки. Господи, каким утешением была она для него в первые дни их брака! После ухода Частити он был совершенно разбит, и Ивейдн привела его в себя.
      Девлин никогда не задавал себе вопрос, когда между ними все изменилось, потому что знал ответ. Он встретил Частити и не сдержался. Тогда была зачата Уиллоу. Он не жалел об этом по той простой причине, что не мог представить себе жизни без дочери, но сожалел о той боли, которую доставило Ивейдн его предательство.
      Поначалу он пытался заслужить прощение. В какой-то мере он его получил, и Ивейдн даже прилагала усилия к тому, чтобы стать матерью этой маленькой девочке, которую в буквальном смысле подбросили ей на порог, но провела границу, не позволявшую Девлину делить с ней ложе.
      Какое-то время он умудрялся мириться с этим. Но настал день, а точнее, ночь, когда он больше не мог заглушить свое желание обильными возлияниями виски и направленной на себя злостью. Он все еще был молодым, полным сил мужчиной, и в его пустую жизнь вошла Дав Трискаден. Мягкая, уступчивая, обожающая его Дав.
      Когда в нем родилась любовь к ней? Он не знал наверняка, но однажды его чувства к Дав стали чем-то большим, чем симпатия или вожделение. Девлин Галлахер понял, что эта женщина могла остановить вселенную, переставить звезды и вертеть мир на кончике своего аккуратно накрашенного указательного пальчика.
      Теперь, сидя в горной пещере перед потрескивающим костром, Девлин плакал о том, чем он никогда не был для Ивейдн, о своих ошибках, о всех слезах, которые она пролила по его вине. Он считал себя одиноким и дал волю своему горю, хрипло всхлипывая и изредка выкрикивая проклятия.
      Высокий человек смело подошел к огню, сел на корточки и налил в кружку кофе из маленького чайника, кипевшего на углях.
      Девлин вытер лицо рукой, ни слова не сказав Стивену, хотя был очень рад его видеть.
      Стивен осторожно, чтобы не обжечься, отпил из металлической кружки.
      – Уиллоу в порядке? – поинтересовался он после паузы, чтобы дать отцу прийти в себя.
      Девлин кивнул:
      – У твоей сестры все замечательно.
      Стивен Сел рядом на землю. Установившаяся тишина была для Девлина более успокоительной, нежели любые слова утешения, которые мог сказать ему сын.
      Когда пришло время прервать это молчание, отец сказал:
      – Ивейдн умерла четыре дня назад.
      – Мне жаль, – ответил Стивен. Девлин вздохнул, опустив голову:
      – Боюсь, я был ей мужем не больше, чем тебе отцом.
      Стивен ничего не сказал. Услышав от кого-то историю о повешении Джея Форбза и трагической гибели Частити, он всегда винил в этом Девлина. И Девлина всегда удивляло, что, будучи так настроенным, Стивен доверил ему человека, которого любил больше всех на свете – свою сестру.
      Снова наступило молчание, которое прервал Девлин.
      – Я хочу, чтобы ты держался подальше от Уиллоу, Стивен, – сказал он, очнувшись.
      Голубые глаза Стивена пристально смотрели на отца.
      – Почему?
      – Полагаю, ты знаешь, но все равно я объясню. Тебя преследует закон, Стивен, и еще Венсел Тадд. В конце концов либо первый, либо второй схватят тебя. Ты хочешь, чтобы Уиллоу оказалась там, когда это случится?
      Стивен запрокинул голову, устало вздохнув, и снова встретился взглядом с отцом.
      – Конечно, нет, – ответил он наконец. – Я сделаю все, чтобы с ней ничего не случилось, и тебе это известно.
      В этом, вероятно, и было объяснение того, зачем Стивен привел Уиллоу в дом отца в тот давний вечер. Он знал, что нельзя воспитать из маленькой девочки женщину среди людей, находящихся вне закона, и поэтому сделал то, что ему казалось наилучшим для сестры.
      – Теперь Уиллоу замужем. Стивен стиснул зубы.
      – Я слышал, – сказал он после долгой паузы. – Она говорила, что Гидеон Маршалл сыграл с ней эту шутку.
      – Так и было, – признал Девлин. – Но он любит ее.
      – Она, кажется, так не считает, – заметил Стивен. Девлин хрипло усмехнулся:
      – Гидеон тоже так не думает, но он любит ее. Небезопасно держать рядом с этими двумя горючее вещество.
      Стивен натянуто улыбнулся:
      – Значит, ты думаешь, он для нее достаточно хорош?
      – Я это знаю, – ответил Девлин с уверенностью. – И она также хороша для него. Хотя это вовсе не значит, что между ними не будет одной-двух ссор до того, как они привыкнут жить в браке.
      Стивен засмеялся, но его отрезвило выражение лица отца.
      – Стивен, будь осторожен. У Гидеона большая часть акций «Сентрал пасифик», и, насколько мне известно, он, скорее всего, захочет сдать тебя в руки карающих органов.
      Прошло некоторое время, прежде чем Стивен ответил:
      – Это ставит Уиллоу в дурацкую ситуацию, да?
      – По-моему, если что-то и мешает их счастью, то именно это обстоятельство, – задумчиво сказал Девлин. – Стивен, ты оставишь в покое эти чертовы поезда? Я человек богатый, и тебе не разорить меня таким способом.
      Стивен усмехнулся:
      – Значит, ты догадался?
      – Совсем нетрудно было понять, кому ты хотел навредить. Все, что ты украл, принадлежало мне. Черт тебя побери, тебе незачем красть у меня – ты мой сын, и все, что у меня есть, – твое, стоит лишь попросить.
      Красивое лицо – точная копия Частити – посуровело.
      – Мне от тебя ничего не нужно.
      – Проклятье, а мне кое-что нужно от тебя! Стивен вскочил на ноги, оттолкнув кружку кофе.
      – Что? – в бешенстве крикнул он. – Ты хочешь сделать меня партнером в своих делах, отец? Ты хочешь признать меня, печально известного преступника, своим сыном?
      В не меньшей ярости Девлин тоже поднялся на ноги:
      – Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Я никогда не отказывался от тебя!
      От злости у Стивена побагровела шея.
      – Нет? – проревел он. – Тогда скажи мне, дорогой папочка, почему ты никогда не искал меня? Скажи, почему ты не пришел за нами?
      Впервые Девлин понял, насколько сильно сын был зол на него. На лице этого мужчины он увидел обиду ребенка.
      – Боже мой, Стивен, я не искал тебя! Я нанимал сыщиков! Я…
      – Ты лжешь!
      – А ты просто тупой всезнайка! – заорал Девлин. – Я нашел твою мать. В шестьдесят третьем. Она танцевала в каком-то кабаре. Я умолял ее, Стивен… я умолял ее сказать, где ты. Она боялась, и правильно, потому что я украл бы тебя у нее, ничуть не задумываясь!
      – Почему же ты не сделал этого?
      – Потому что был дураком, вот почему. Я провел ночь с Частити, – Господи, прости, я был уже женат на Ивейдн и все еще любил твою мать, – а когда проснулся, ее уже не было, а с нею пропала надежда найти тебя.
      Стивен отвернулся, и старая обида пробежала по его лицу.
      – Я не верю тебе.
      – Как хочешь, Стивен. Загуби свою проклятую жизнь мне назло! Но только помни, что скоро будет слишком поздно порвать с тем, что ты творишь, и заняться чем-то серьезным.
      – А как же Кой и Рэйли? – спросил Стивен более спокойно. – Они ничего не знают, а просто следуют за мной.
      – Их убьют, если ты будешь продолжать свои дела. Этого ты хочешь для своих сводных братьев? Ты хочешь, чтобы Уиллоу увидела, как вас троих повесят?
      Стивен рассеянно пожал плечами и запрокинул голову, глядя в серое небо.
      – Уже и так слишком поздно, – сказал он после долгого молчания. – Если я сдамся, ты сможешь добиться прощения для Коя и Рэйли?
      – Я мог бы добиться прощения и для тебя, если бы ты перестал грабить поезда и переворачивать вагонетки с медной рудой.
      Стивен повернулся к отцу, и на какой-то миг в его глазах сверкнула надежда, почти сразу же погасшая от старого скептицизма и неверия. Боже праведный! Подумал ли он, что Девлин пытается заманить его и двоих сыновей Джея Форбза в ловушку? Эта мысль привела Девлина в ярость.
      – Ты думаешь, я продам тебя? – прошипел он недоверчиво. – Думаешь, я захочу, чтобы моего сына арестовали и вздернули на виселице?
      Стивен пожал плечами.
      – Просто подумай, насколько спокойной стала бы твоя жизнь, если бы я был мертв, – сказал он.
      Ослепленный обидой и злостью, Девлин бросился на сына, ударив его так сильно, что Стивен, не ожидавший этого, оступился и чуть было не упал.
      Побледнев, он выругался и сжал руку в кулак, готовясь нанести смертельный удар.
      – Давай, парень, – выдохнул Девлин. – Давай, врежь мне как следует. Давай. И ты увидишь, что ничего, Стивен, ничего не изменится!
      Медленно Стивен разжал пальцы, его глаза потемнели в тон глазам Девлина.
      Девлину захотелось обнять его за плечи, но он не решился: все было слишком хрупким.
      – Я люблю тебя, Стивен, – тихо и честно сказал он. – Ради Бога, позволь мне помочь тебе, пока еще не слишком поздно.
      Стивен явно колебался, но доверие оставило его.
      – Уже слишком поздно, – сказал он, повернулся и исчез среди окружающих их деревьев, и Девлин понял, что сын не вернется.
      На этот раз слезы Девлина Галлахера не имели ничего общего со смертью Ивейдн.
 
      Последняя комната, куда Гидеон привел Уиллоу, была спальней хозяйки, и не без причины она почувствовала слабость.
      Слегка усмехнувшись, потому что он всегда, казалось, понимает намного больше, чем следует, Гидеон оставил жену стоять у окна рядом с огромной кроватью под пологом.
      – Отсюда видно горы, – сказал он.
      Не обращая внимания на дальние горы, Уиллоу смотрела на кровать. «Будет ли она лежать здесь с Гидеоном тысячи ночей, миллионы ночей? Рожать его детей здесь? Или он бросит ее, утолив свое видимое влечение?»
      Слезы наполнили глаза Уиллоу. Услышав всхлипывания, которые она не смогла сдержать, Гидеон повернулся к ней. Сделав пару шагов, он встал перед нею, прижимая к себе, вороша рукой ее волосы. Шпильки, державшие ее тяжелые косы, упали, и густые пряди легли ей на спину и на плечи.
      Это растрогало Гидеона, и его рот приблизился к ее рту, быстро и с голодным отчаянием.
      Пораженная этим и все же не в состоянии остановиться, Уиллоу ответила на его поцелуй, встретив его настойчивый язык своим языком. От его рук по ее телу бежала жгучая волна: они поднимались к ее груди, скользили к ягодицам, прижимая ее тело к горящему доказательству своего желания.
      – Уиллоу, – сказал он наконец, когда поцелуй закончился, – Уиллоу.
      Она закрыла глаза от удовольствия, почувствовав жар, когда его пальцы добрались до застежки ее простенького черного платья и начали освобождать пуговицы из маленьких петель. Когда платье было расстегнуто, он расшнуровал корсет, освобождая полную, отягощенную от страсти грудь, ждавшую его.
      Гидеон выдохнул и поднял немного подрагивающие руки, чтобы накрыть ими эти сладостные холмы, гладя их вершины, пока они не затвердели от желания.
      – Хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спросил он едва слышно. Но даже пока он говорил это, он увлек Уиллоу на постель, нежно усадив к себе на колени.
      – Это мой дом, – ответила Уиллоу, и его рот, теплый и жадный, не встречая сопротивления, приник к вершине ее груди.

      Дом Маршаллов стоял на открытом месте, если не считать растущих у пруда деревьев, среди которых и укрылся в предрассветный час этим летним утром Венсел Тадд. Как только взошло солнце, он увидел, как муж вышел из дома через заднюю дверь и направился к конюшне.
      Венсел спокойно рассудил, что кое в чем лавочник Маккалоу был прав. Гидеон Маршалл был достаточно сильным, чтобы с веточкой ходить на гризли, и к тому же выглядел чертовски здорово. Несмотря на внешний лоск и привлекательную физиономию, этот парень, как показалось Тадду, был на самом деле весьма крепким.
      Маршалл вышел из конюшни, прыгнул на спину танцующего вороного жеребца и, прежде чем уехать, бросил в сторону дома непонятный Венселу взгляд.
      Венсел вздохнул. Было очень рано и воздух все еще оставался холодным, но с началом дня даже под сенью этих шепчущихся деревьев станет жарко. Иногда он думал, стоила ли шкура Стивена Галлахера того, чтобы терпеть из-за нее столько неудобств и столько неприятностей, не говоря уже об опасности. Гидеон Маршалл едва ли обрадуется, найдя в своих владениях человека, который прячется там и следит за его домом.
      Ненависть и плата в двадцать пять тысяч долларов за голову Галлахера укрепила Венсела. Когда он начинал сомневаться, ему надо было только вспомнить тот случай в Баннаке, когда этот преступник застал его врасплох в борделе. На Венселе тогда была ночная рубашка, и Стивен Галлахер буквально прибил этот наряд к стене – с Венселом внутри него.
      Венсел закипел при воспоминании о том унижении, когда он висел в шести дюймах над полом в спальне борделя, связанный собственной одеждой. Так или иначе, чего бы ему это ни стоило, он должен увидеть Стивена Галлахера мертвым. В конечном счете совсем неважно, повесят этого ублюдка или застрелят, лишь бы он был мертв.
      Через полчаса или около того Венсел успокоился. Если он хочет сохранить ясную голову, ему нельзя думать о том, как сильно он ненавидит Галлахера. «Нет, господа, что нужно делать – следить за его сестрой».
      Когда показался всадник, Венсел положил руку на рукоятку пистолета. Однако он разжал пальцы, когда увидел, что этот гость, темноволосый мужчина в отличной восточной одежде, был незнакомцем.
      – Кто, черт возьми?.. – проворчал Венсел, выползая на солнце.
      Всадник спешился у передней двери дома Маршаллов, привязал коня к частоколу, снял свою щегольскую шляпу с круглыми полями, проведя рукой по волосам.
      Венсел ухмыльнулся. Кем бы он ни был, этот парень определенно нервничал. Может, эта сладенькая штучка там, в доме, была больше, чем казалось людям, похожа на своего старого папашу? «Интересно было бы, – подумал Тадд, – если бы тот парень с крепкими плечами вернулся домой прямо сейчас. Точно, это было бы интересно».
 
      Если Захарий Маршалл и сомневался в целесообразности визита к жене Гидеона, все сомнения отступили, когда он увидел припухлости вокруг ее больших карих глаз и бледность щек.
      – Что ты здесь делаешь? – спросила она в дверях с прямотой, которая ни удивила, ни расстроила Захария.
      – Я ищу Гида, – легко соврал он. Ему было известно, что брат давно в городе, где советуется о чем-то с Митчем Крубером, начальником полиции. – Он дома?
      Маленький вызывающий подбородок поднялся, и в карих глазах сверкнул подозрительный огонек. Уиллоу так небрежно заколола свои темно-медовые волосы, что они, казалось, готовы были рассыпаться по плечам. От мысли, что у Гидеона и его обворожительной женушки будут наверняка белокурые дети, у Захария свело пальцы.
      – Мой муж уехал в город, – натянуто сказала она. Захарий вздрогнул и обаятельно усмехнулся.
      – Ты, вижу, не простила мне той роли, которую я сыграл в той неприятной истории два года назад, – лениво сказал он.
      Миленькое личико немного смягчилось, в глазах показалась усмешка.
      – Ты был просто подлецом, когда устроил такую шутку, – заявила она, – и Гидеон тоже. Честно говоря, не пойму, почему отец не пристрелил вас обоих.
      Захарий почувствовал, что смеяться можно без опаски.
      – Боюсь, он был бы прав, если бы так и сделал. Должно быть, судья очень великодушный человек.
      Полная грудь Уиллоу под тканью скромного батистового платья была такой дразнящей, что Захарий старался не смотреть на нее, хотя в его воображении она была голой. Проклятье, этот Гидеон был чертовским везунчиком, и Захарию хотелось бы знать, понимает ли это его брат.
      Уиллоу уже собиралась закрыть дверь, и Захарий сделал быстрое движение, подставив правый ботинок и не давая ей сделать это. В то же время он старался выглядеть прямодушным.
      – Нельзя ли мне войти, миссис Маршалл? – настаивал он. – До города неблизко…
      – Целых десять минут, – парировала она с усмешкой, но все же отошла от двери и впустила Захария в дом брата.
      – Тебе, должно быть, довольно скучно здесь, – осторожно заметил Захарий, снимая шляпу и вслед за Уиллоу входя в безупречно чистую гостиную, залитую утренним солнцем.
      Она снова подозрительно посмотрела на него своими замечательными глазами.
      – Какова настоящая цель вашего визита, мистер Маршалл?
      Захарий пожал плечами и опустился на стул, который, как он подозревал, был любимым стулом Гидеона. Он исподтишка бросил взгляд на пианино и снова почувствовал зависть, представив себе, как Уиллоу играет на этом инструменте нежные баллады к удовольствию своего мужа.
      – Меня зовут Захарий, – сказал он настойчиво, – и мне, честно признаться, хотелось получше узнать свою новую золовку, вот и все. Ты ведь не боишься меня, Уиллоу?
      Казалось, она снова оценивает его.
      – Нет, я не боюсь тебя, – ответила она спустя несколько секунд. – Полагаю, в основном ты умеешь обращаться с женщинами. Ты, без сомнения, зависишь от очарования, а не от силы.
      У Захария приятно засосало под ложечкой. Его захлестнула волна сладостного триумфа, которая немедленно схлынула при звуке шагов на переднем крыльце.
      Когда Гидеон вошел в дом, Захарий вжался в стул, искренне сожалея о том, что не провел это утро, охотясь на зайцев.
 
      У Уиллоу подкатил комок к горлу, когда она взглянула в лицо мужа. Какой-то миг она надеялась, что они могли бы поговорить, – Господи, прошлая ночь была страшно одинокая, потому что они спали в разных комнатах, – но огонек в его глазах не предвещал ничего хорошего. Вряд ли сегодня будет нежное примирение.
      – Я не ждала тебя раньше обеда, – сказала она, потому что кто-то должен был сделать попытку.
      – Вижу, – сказал Гидеон, его взгляд остановился на сжавшемся Захарии, скользнув потом к Уиллоу.
      Она не сразу поняла, на что он намекает. Когда это дошло до нее, она пришла в бешенство, но еще до того, как она успела дать выход своей ярости, Захарий дипломатично поднялся со стула и подошел к брату:
      – Успокойся, Гид. Я приехал сюда повидаться с тобой, а не ухаживать за твоей женой.
      Широкие плечи Гидеона чуть опустились, хотя лицо совершенно не изменилось.
      – Что это за дурак прячется у пруда? – спросил он, холодно глядя на подергивающееся лицо Уиллоу.
      Уиллоу подняла подбородок. По-галлахеровски. «Господи, он и вправду думает, что у нее тут прячется любовник?»
      – Откуда мне знать, ты его видел, – ответила она. Захарий прыснул от смеха, но благоразумно сдержался.
      Гидеон закипал. Не говоря ни слова, он пошел в кладовку и достал с верхней полки пару пистолетов сорок пятого калибра в кобуре. Он надел пояс с патронами и спокойно зарядил каждый пистолет.
      – Господи, – выдохнул Захарий. – Ты что, собрался на медведя?
      Ответ Гидеона был резким и острым, словно новое лезвие.
      – Никто не смеет ползать по моей земле, не дав мне объяснений, – сказал он. – Убедительных, черт возьми, объяснений.
      Захарий слегка побледнел:
      – Черт побери, Гид, это, наверное, какая-нибудь деревенщина поит свою лошадь. Ты собираешься пристрелить человека за это?
      На щеке Гидеона задергался мускул.
      – Ты еще не так удивишься, узнав, за что я могу пристрелить человека, Зах. А может, и не удивишься.
      Находившиеся в комнате запомнили его предостережение, но когда Гидеон вышел из дома, чтобы допросить нарушителя границы, Захарий пошел за ним.
      Со временем Уиллоу рассердилась бы на мужа, потому что сейчас она не на шутку испугалась. Тот человек у пруда будет вынужден защищаться, и наверняка он был вооружен. Что, если он убьет Гидеона?
      От одной этой мысли у Уиллоу кровь застыла в жилах. Гидеон был мерзавцем и распутником, но она слишком любила его, чтобы хотеть его смерти.
      «Только бы он жил, Господи, – молила она, бросившись к задней двери. – Пожалуйста. Даже если он уедет обратно в Нью-Йорк с Дафной, пусть он живет!»
      Захарий с Гидеоном широкими шагами шли в сторону пруда, и ни один из них не знал, что Уиллоу крадется следом за ними в высокой траве.
      Она застыла на месте, когда из-за деревьев вышел Венсел Тадд, держа винтовку наготове. Его длиннотелый индейский Пони покорно трусил позади. Тадд был здоровенным мужчиной, с большим уродливым носом и всклокоченными каштановыми волосами, доходившими почти до плеч. На нем была грязная одежда из оленьей кожи, а его репутация меткого стрелка была безупречной. Он являлся Уиллоу Галлахер в самых страшных ночных кошмарах.
      – Доброе утро, маленькая леди, – сказал он, поднеся палец к помятой шляпе.
      Гидеон замер, узнав о присутствии жены, но не оглянулся.
      – Назовите свое имя и занятие, – холодно и спокойно сказал он.
      Тадд улыбнулся.
      – Теперь вам не о чем беспокоиться, – сказал он и выпустил струю табачного дыма в колышущуюся зеленую траву. – Венсел Тадд, и по правде говоря, я надеялся увидеть брата этой леди.
      При мысли, что этот подлый человек был так близко от ее дома, следя за ним, Уиллоу вздрогнула.
      – Я был бы вам очень признателен, если бы в будущем вы держались подальше от моей земли, – строгим голосом сказал Гидеон. Но у него не было сочувствия к Стивену. Уиллоу знала – ему хотелось самому схватить его, только и всего.
      Тадд пожал плечами, и несмотря на его непринужденную манеру, Уиллоу испугалась. Шесть лет этот человек не прекращал поисков Стивена, и сейчас он собирался прекратить их.
      – Не хотел оскорбить вас, – сказал он.
      Какое-то предчувствие заставило Уиллоу подойти ближе. Гидеон уже отвернулся от Тадда, по-видимому удовлетворенный тем, что инцидент был исчерпан. А крючковатая рука охотника за преступниками почти незаметно потянулась к ножу, висевшему у него на поясе.
      – Гидеон! – крикнула Уиллоу, и он повернулся лицом к Тадду. Один из пистолетов, казалось, прыгнул в правую руку мужа.
      Тадд медленно опустил руки, все еще продолжая ухмыляться с примирительным, но никак не раболепным видом.
      – Вы очень проворны, мистер Маршалл, – заметил он, сплевывая, – Очень проворны. – Маленькие глазки впились в покрасневшее лицо Уиллоу. – Может, даже проворнее, чем сам Стивен Галлахер.
      На Уиллоу обрушилась волна холодного ужаса. В этот миг она поняла, что могло бы случиться, если бы ее брат и муж встретились. Едва ли Стивен захотел бы сдаться. Началась бы перестрелка, и один из них погиб.
      Она стояла посередине заросшего травой участка ранчо, зажав рукой рот и наблюдая за тем, как Венсел Тадд взобрался на спину своего симпатичного пони и поехал прочь, не оглядываясь.
      – Уиллоу! – на ее плечи легли сильные и нежные руки. Но это были не руки Гидеона, как можно было бы ожидать, а руки Захария. – Уиллоу!
      Уиллоу освободилась из рук свояка, в ужасе глядя в холодное и непреклонное лицо мужа. Она как-то придушенно вскрикнула, подобрала юбки и повернулась, чтобы бежать к дому. Сделав несколько шагов, Гидеон нагнал ее и схватил за локоть, остановив на бегу.
      Обезумев, почти в истерике от мысли, что мог сделать с ее семьей этот человек, Уиллоу оскалилась, как загнанное животное, и толкнула его, пытаясь освободиться из его жесткой хватки.
      – Гид… – вмешался Захарий, стоявший где-то вне поля зрения Уиллоу.
      – Убирайся, – ответил Гидеон, не отводя карих глаз от лица Уиллоу. – Сейчас же.
      Уиллоу почувствовала, как неохотно, но все же ушел Захарий.
      – Убийца! – крикнула она мужу.
      Что-то дрогнуло в суровом лице Гидеона, но он не выпустил ее руки.
      – Прекрати, Уиллоу! – холодно приказал он.
      Перед глазами Уиллоу замелькали безумные, быстро сменяющие друг друга картинки. Она видела, как Стивен болтается на конце грязной веревки. Брат и муж стоят друг против друга на пустынной улице, вынув пистолеты. Потом они оба упали, истекая кровью. Она снова закричала, и Гидеон ударил ее.
      От резкого удара она повалилась на траву, почувствовав во рту привкус крови.
      Страшная боль исказила лицо Гидеона, он упал на землю, потянувшись к ней.
      – Уиллоу, послушай меня…
      Она попятилась от него, в ладони впивались камушки и сучки.
      – Не прикасайся ко мне, убийца! Не трогай меня! Гидеон прерывисто вздохнул, положив руки ей на бедра.
      – Уиллоу! – молил он.
      Теперь Уиллоу пришла в себя и, вспомнив о пощечине, отомстила за нее. Она ударила его изо всех сил.
      От удара голова Гидеона качнулась в сторону, и на лице остался красный след, но он не ответил на него.
      – Почему ты назвала меня убийцей? – спросил он после долгого молчания. – Почему, Уиллоу?
      Уиллоу поднялась на ноги, в отчаянии пытаясь убежать от этого человека и от этой страшной ошибки, которую она совершила, полюбив его. Но когда она повернулась, он схватил ее юбки одной рукой и дернул, отчего она упала ему на колени.
      – Ты никуда не пойдешь, пока не ответишь мне, – холодно и спокойно сказал он.
      Она подняла оба кулака, чтобы снова ударить его; он поймал их и крепко сжал в руках.
      – Сейчас же, – сказал он.
      Слезы покатились по щекам Уиллоу; она подумала: сколько уже времени она плачет?
      – Ты не сможешь застрелить Стивена! – всхлипывала она. – Я никогда, никогда не позволю тебе застрелить Стивена!
      – А кто говорит, что я хочу сделать это? – спросил он сдержанно, в голосе его слышалось замешательство.
      – Я видела, как ты вытащил этот пистолет! Точно он был частью твоей руки!
      Он снова вздохнул и крепче прижал к себе Уиллоу, обнимая ее, словно ребенка.
      – Обещаю, что не буду убивать Стивена, – сказал он. – Я даже не стану преследовать его.
      Уиллоу отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Говорил ли этот человек правду или лгал ей? Господи, он не был настоящим Ланцелотом, и она не могла узнать этого. Она попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова.
      Гидеон остановил бессильные движения ее губ указательным пальцем.
      – Я даю тебе слово, Уиллоу. Пока от этого не будет зависеть моя жизнь, я не убью Стивена.
      – И т-ты не станешь искать его?
      На этот вопрос Гидеону было явно непросто ответить. Его рука накрыла щеку Уиллоу, большой палец гладил уголок ее рта.
      – Он должен дать мне кое-что взамен, если мы придем к согласию, Уиллоу. Когда ты снова увидишь его, то скажи, что я не стану преследовать его, если он не будет больше останавливать поезда.
      Будь это другой человек, Уиллоу отказалась бы обращаться к Стивену, но с Гидеоном это было бесполезно.
      – Я скажу ему.
      – Когда ты пойдешь к нему, убедись как следует, что этот чертов Венсел Тадд не крадется за тобой. Уиллоу кивнула, но в ее глазах появилось недоверие.
      – Лучше бы ты сказал мне правду, Гидеон Маршалл. Я верю тебе, один Бог знает почему, и если ты предашь меня…
      Он выгнул бровь, и в его глазах загорелся хитрый огонек.
      – Ты действительно полагаешь, что я мог бы сделать это?
      – Почему бы и нет? – ответила Уиллоу. – Ты меня только что ударил!
      – У тебя была истерика.
      – Это не оправдание!
      Гидеон задумчиво вздохнул, по-прежнему крепко держа ее в руках.
      – Ты права. Но я испугался, Уиллоу, и это было первое, что пришло мне в голову. Мне очень жаль.
      Уиллоу закусила нижнюю губу. Похоже, Гидеон ударил ее не со злости, и ей хотелось простить его.
      – Гидеон…
      Его губы коснулись кончика ее носа, только слегка, и в его хриплом голосе слышалась нежность.
      – Что?
      – А что будет, когда сюда приедет Дафна?
      Гидеон на миг замер, и Уиллоу показалось, что он собирается оттолкнуть ее. Но вместо этого он еще крепче обнял ее.
      – Она будет кричать на меня, возможно, даже даст пощечину, а потом сядет на поезд и поедет домой в Нью-Йорк, отомстив за свою честь.
      – И ты не поедешь с ней?
      Рука Гидеона взяла Уиллоу за подбородок, приподняв его.
      – Из-за этого был весь сыр-бор? Ты решила, что я собираюсь позволить Дафне взять меня за руку и снова вернуть к честной и праведной жизни?
      Уиллоу печально кивнула:
      – Да.
      Гидеон громко расхохотался и упал на траву, увлекая за собой Уиллоу. Когда его веселье утихло, он поцеловал ее. Очень серьезно.
      – Так целует мужчина, собирающийся бросить свою жену? – поддразнил он.
      – Конечно, нет, – сквозь слезы улыбнулась Уиллоу, потом обвила Гидеона руками за шею и потянула вниз, так что их губы снова встретились.
 
      Уиллоу лежала с открытыми глазами в темноте, положив голову на плечо Гидеона. Где-то вдалеке она услышала плач паровозного гудка. Или это был плач ночной совы?
      Осторожно, чтобы не разбудить спящего мужа, Уиллоу выскользнула из его рук. Уже прошла неделя с того столкновения с Венселом Таддом, и хотя все это время она была дико счастлива, ее мысли часто обращались к Стивену. Ей необходимо было поговорить с ним, передать послание Гидеона, но зная, что Тадд будет следить за ней, она не отваживалась приблизиться ни к одному из их обычных мест встречи.
      Стоя неподвижно в луже лунного света, лившегося через открытое окно, Уиллоу прислушивалась. Сова крикнула снова, и тогда она поняла, что ей не придется разыскивать Стивена – он сам пришел к ней.
      Но она злилась на него за то, что он так рисковал. Ее движения были быстрыми, когда она потянулась за тонким шелковым халатом, который лежал в ногах кровати. От шороха ткани Гидеон пошевелился во сне и что-то пробормотал.
      Меньше всего Уиллоу хотелось, чтобы муж проснулся.
      – Гидеон! – прошептала она на всякий случай.
      Он отвернулся от нее и еще глубже зарылся в подушку, а его ровное дыхание убедило в том, что он крепко спит.
      Уиллоу осторожно вышла из спальни босиком. Проходя через гостиную на кухню, она споткнулась, и, чтобы не вскрикнуть, ей пришлось прикусить губу.
      Задняя дверь скрипела, и Уиллоу очень осторожно открывала ее. Хотя Гидеон дал слово, что не станет ни убивать Стивена, ни даже разыскивать его, он ничего не сказал, что бы он сделал, случись ему сейчас проснуться и столкнуться с ним.
      Двор, веревка для белья, все в лунном свете приняло призрачную форму. Уиллоу неожиданно замерла с открытым ртом, когда длинная тень скользнула по траве к ее ногам.
      Стивен усмехнулся:
      – Я напугал тебя?
      – Замолчи! – зашипела Уиллоу. – Мы слишком близко от дома – Гидеон может услышать тебя.
      Пожав плечами, Стивен взял сестру за руку, и они пошли к пруду. Там они сели на поваленное дерево, глядя, как лунный свет играет и поблескивает на покрывающейся рябью воде.
      – Стивен, – начала Уиллоу, – зачем ты пришел сюда? Ты ведь знаешь, что это опасно.
      – Мне хотелось увидеть тебя, – весело ответил он.
      Она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо:
      – Ты знал, что Венсел Тадд следит за мной? Гидеон поймал его на этом самом месте неделю назад.
      Даже в темноте было видно, как сверкают голубые глаза Стивена.
      – Тадд? Здесь? Уиллоу, он прикасался к тебе?
      – Нет, – быстро ответила Уиллоу. – Но, повторяю, он следит за мной. А это значит, он знает, что я вижусь с тобой, Стивен.
      – Я знаю, что это значит!
      – Ни за что бы не догадалась, – резко парировала Уиллоу. – И пожалуйста, не мог бы ты закрыть рот и послушать, что я скажу? У меня есть послание для тебя от Гидеона.
      Взгляд Стивена был веселый, почти покровительственный.
      – Да ну? И что же, ради Бога, он велел передать?
      – Он не будет пытаться выслеживать тебя, если ты согласишься больше не останавливать поезда.
      Стивен приложил руку к груди в притворной благодарности.
      – Я растроган. Черт побери, Уиллоу, теперь я смогу спокойно спать по ночам!
      Уиллоу потеряла терпение; она вытянула руку и столкнула Стивена с дерева.
      – Идиот! – прошипела она. – Гидеон не медлительный старикан вроде Венсела Тадда, к тому же он умеет стрелять. Так же, как и ты!
      Со свойственным ему достоинством Стивен встал с травы.
      – Больше никаких поездов?
      – Никаких поездов, Стивен. И если ты не оставишь их в покое по собственной воле, то сделай это хотя бы ради меня.
      Стивен тихо выругался и отвернулся.
      – Ты ведь грабишь затем, чтобы навредить папе, – продолжала Уиллоу, пока он молчал. – Стивен, когда же ты повзрослеешь?
      Он резко повернулся к ней лицом, театральным жестом приложил ладонь тыльной стороной ко лбу.
      – Многого хочешь от меня, моя красавица, – проворчал он безупречным шотландским басом. – Но, увы, я буду вынужден прекратить это ради любви к твоей несравненной красе!
      Уиллоу не засмеялась, хотя в другое время могла бы. Она посмотрела брату в лицо и взяла его руки в свои.
      – Стивен, я говорю совершенно серьезно! Обещай, что никогда не остановишь больше ни одного поезда.
      Он нежно взял ее лицо в ладони.
      – Обещаю, кнопка, – сказал он. Потом поцеловал ее в лоб и отошел. – Я люблю тебя, – сказал он и исчез.
      Уиллоу снова села на дерево, сложив руки на коленях. Она сделала все, что могла, чтобы предотвратить беду. Теперь ей оставалось только ждать и молиться.
      Спустя некоторое время утренний холодок стал пробираться сквозь тонкий халат Уиллоу, и она медленно пошла к дому, склонив голову. И хотя на кухне не горел огонек, Гидеон сидел там возле плиты. Волосы у него были всклокоченные, и кроме брюк, на нем ничего не было.
      – Кофе? – дружелюбно спросил он.
      Несколько оторопев, Уиллоу только кивнула. Когда Гидеон молча налил им обоим кофе и сел за стол, она тоже села.
      – Ты видела Стивена, – произнес он после долгого молчания.
      – Да, – сказала Уиллоу, так как Гидеон не задавал вопроса, а говорил утвердительно.
      – И что? – Ложка Гидеона звякнула, когда он размешивал в чашке грубый коричневый сахар.
      – Я передала ему то, что ты говорил про поезда. Он обещал больше не останавливать «Сентрал пасифик».
      – А он человек слова, твой брат?
      От этого спокойного вызова щеки Уиллоу вспыхнули.
      – Да!
      – Хорошо. Значит, теперь наша главная проблема – Венсел Тадд. Ты, надеюсь, предупредила его об этом хорьке?
      – Да.
      – Превосходно. Пей кофе.
      – Ты не спал, когда я встала с кровати, да? Ты знал, что здесь был Стивен?
      Последовало недолгое молчание, а потом Гидеон нерешительно кинул. Она почувствовала, как в темноте его глаза смотрят на нее, но не смогла прочесть их выражения.
      – Почему же тогда ты не пошел за мной? – настаивала Уиллоу с искренним любопытством.
      – Я тоже человек слова, Уиллоу. Кроме того, я знал, что Стивен не причинит тебе вреда.
      Уиллоу взяла чашку и осторожно отпила кофе.
      – Спасибо, Гидеон.
      – За кофе?
      – За то, что веришь Стивену, и за то, что веришь мне.
      – Не стоит, миссис Маршалл.
      – Кое о чем стоит сказать, если уж на то пошло, – сказала Уиллоу.
      – Да? О чем же?
      – Как ты обращался с Захарием вчера. Ты был очень груб, Гидеон. Я хочу сказать, он ведь, в конце концов, твой брат, а ты вел себя так, будто у нас с ним что-то было.
      – Классический пример ревнивого мужа, не правда ли?
      – Да, и без всякого повода. Гидеон вздохнул:
      – Если я вчера и обидел кого-то, так это тебя. Однако Захарий сам напросился.
      – Откуда ты это знаешь?
      – Я знаю Захария.
      – Ты ведь не хочешь сказать, что он… что он мог бы наброситься на меня?
      Гидеон невесело усмехнулся и покачал головой:
      – Нет, этого он бы не сделал. Но он очень убедительный, Уиллоу, и тебе, как никому другому, следует знать, каким хитрым он может быть.
      Уиллоу обеими руками обхватила чашку и торжествующе улыбнулась. Гидеон ревновал – он сам признался в этом, а чтобы ревновать, человек должен хоть капельку любить.
      – Я постараюсь не замечать, какой он красивый и очаровательный, – искренне сказала она, – хотя одному Богу известно, как это будет нелегко.
      – О чем это ты – «будет нелегко»? – в бешенстве спросил Гидеон.
      Уиллоу только зевнула и потянулась. Когда она пошла наверх, Гидеон поплелся за ней следом.

      Дафна Робертс неподвижно сидела на сиденье в поезде, глядя на казавшуюся ей бескрайней прерию. Спина у нее ныла, а корсет врезался в правое бедро, и под безупречно чистыми лайковыми перчатками между пальцами выступил пот. Господи, если это путешествие первым классом, то каково же было беднягам, ехавшим в других вагонах?
      В соседнем кресле кузина Дафны, Хильда, громко захрапела и, вздрогнув, выпрямилась, оглядываясь в страшном смущении.
      – Где…
      После почти недельной тряски по бесконечной дороге, ведущей на Запад, Дафна ужасно устала от Хильды, но старалась быть милосердной. В конце концов, если бы не Хильда, ее бы сопровождал отец. Господи, какое это было дурацкое предприятие – ехать туда! Гидеон женат, и теперь уже не было никакого смысла устраивать из-за этого скандал. Кроме того, она пропустит пикник у Андерсонов и велогонки. И как теперь можно ожидать от мисс Милисент Паналт, что она успеет закончить ее наряды к оперному сезону, если Дафна не сможет прийти на примерку?
      Она сердито вздохнула и откинулась в жестком кресле, собираясь притвориться, что спит, чтобы не пришлось выносить болтовню Хильды. Однако как только она закрыла глаза, поезд остановился, дернувшись, и снаружи послышалась стрельба.
      Хильда, которая от толчка ударилась о спинку сиденья, грубо фыркнула и пыталась поправить шляпку, край которой оказался у нее на носу.
      В этот миг дверь в вагоне распахнулась и появился человек в маске, поигрывая пистолетом.
      – Леди и джентльмены, это ограбление, – вежливо сказал он, – и я был бы вам признателен, если бы вы положили деньги и драгоценности в эту сумку.
      – Разбойник! – Двойной подбородок Хильды задрожал.
      – Ш-ш-ш, – прошептала Дафна, уже снявшая с запястья браслет. – Хочешь, чтобы тебя пристрелили из-за нескольких безделушек?
      Бандит молча пошел вдоль прохода, вытряхивая содержимое кошельков и саквояжей. Дафна порадовалась, что предусмотрительно зашила большую часть дорожных денег в подол одной из ночных рубашек, лежавшей в багажном вагоне в чемодане, В самом деле, это было весьма колоритное происшествие; она будет рассказывать о нем на вечеринках всю свою жизнь.
      Но разбойник вернулся и остановился в проходе рядом с Хильдой; его темные голубые глаза с бесстыдством остановились на Дафне, от чего она забыла все очарование и драматизм положения. Он протянул руку в перчатке, взял в пальцы прядь ее черных, как вороново крыло, волос, потом выпустил ее, и волосы упали ей на плечо.
      Дафна сидела совершенно неподвижно, пытаясь не показать, как сильно она испугалась.
      Трудно сказать, что бы случилось дальше, если бы в этот миг через боковую дверь не ворвался человек. От стука все пассажиры, кроме Дафны, повернули головы.
      – Брось пистолет, Галлахер! – хрипло заревел мужчина средних лет.
      Вместо того чтобы повиноваться, разбойник нацелил оружие в грудь мужчины. Дафна заметила значок в форме звезды, сверкнувший у того на груди, прежде чем пистолет выстрелил и он упал лицом в проход.
      Несколько женщин завизжали, а Хильда, потеряв сознание, повалилась на Дафну, чуть не задавив ее. Преступник повернулся и побежал, зажав в руке сумку с награбленным.
      Сделав три-четыре глубоких вдоха и освободившись из-под Хильды, Дафна встала с места и поспешила в конец вагона, посмотреть, чем можно помочь шерифу.
 
      Гидеон хлопнул по столу Девлина испачканной кровью шерифской звездой.
      – Приведите меня к присяге! – крикнул он. Девлин бросил взгляд на значок и откинулся в своем скрипучем кресле.
      – Митч Крубер? – спросил он.
      – Шериф мертв, – ответил Гидеон, – и я собираюсь занять его место.
      – Что случилось? – спокойно настаивал Девлин. Гидеон попытался успокоиться, но был слишком взбешен, чтобы справиться с такой задачей. Черт возьми, он заключил со Стивеном Галлахером честную сделку, и вот что получил за это. «Сентрал пасифик» ограбили, и хороший человек, шериф Крубер, мертв. Сделав над собой огромное усилие, он рассказал, что произошло прямо за городом меньше часа тому назад.
      Девлин выругался, по его лицу пролегли глубокие морщины.
      – Думаешь, это Стивен? – выдохнул он после долгой паузы.
      – Я знаю, что это был Стивен. Все пассажиры во втором вагоне слышали, как Крубер назвал преступника Галлахером.
      Судья вскочил со стула и отвернулся к окну, занавески на котором трепетали от ветерка.
      – Господи, Гидеон, это не доказательство!
      – Для меня это достаточное доказательство – Крубер узнал бы Стивена, если бы увидел его. Теперь вы приведете меня к присяге или мне придется просить губернатора сделать это?
      – Это не твое дело! – в беспомощности возразил судья.
      – Мое, Девлин, – настаивал Гидеон, но голос его смягчился от жалости к стоявшему перед ним человеку. – Это мой поезд.
      В голубых глазах Девлина Галлахера, когда он повернулся к Гидеону, читалось страдание.
      – Ты приведешь его живым?
      Гидеон подумал об Уиллоу, и у него сжалось сердце.
      – Если смогу, – пообещал он.
      Галлахер посмотрел на значок, потом поднял глаза и посмотрел в лицо зятя.
      – Подними правую руку, – пробормотал он.
 
      После того как она устроила потрясенную Хильду в гостинице и дала в Нью-Йорк телеграмму, извещавшую отца об их благополучном прибытии, Дафна собралась исполнить самую неприятную обязанность. Встретив Гидеона и поговорив с ним, она могла бы сесть в поезд и вернуться домой чуть меньше, чем через неделю.
      Она шла по мостовой грубого городка Вирджиния-Сити. Повсюду ей встречались ковбои, бизнесмены в пыльных костюмах и котелках, бледные вечерние леди, выбравшиеся на солнечный свет. Возбуждение и новизна этого местечка заинтриговали Дафну; она ожидала увидеть более примитивную обстановку – деревянные хижины, возможно, даже перебежчиков из числа индейцев.
      Она поежилась, и между лопатками выступил пот. В телеграмме отцу она не упоминала об ограблении поезда, конечно же, но воспоминания об этом будут преследовать ее до последних дней. Пока она не услышала рокового выстрела и не увидела воскового, безжизненного лица шерифа, это было просто приключением.
      На извозчичьем дворе Дафна наняла коляску и расспросила о том, где живет Гидеон Маршалл. Она знала, что он купил землю к югу от города, и направилась прямо туда.
      Отмахнувшись от неприятного чувства, вызванного откровенно оценивающим взглядом, которым смотрел на нее хозяин двора, Дафна взобралась в коляску, уверенно взяла поводья и приготовилась к ссоре, которой она нисколько не желала.
 
      Уиллоу с какой-то бешеной аккуратностью вытирала пыль с пианино, зная, что, когда она закончит, ей нечем будет занять себя на весь оставшийся день. Несмотря на ее любовь к Гидеону, она устала от переставливания побрякушек и мытья безупречно чистых полов только ради того, чтобы что-то делать.
      Она ездила в город, когда могла, но и там возможности были весьма ограниченны. Она не осмеливалась заходить к Дав Трискаден, а отец днем редко бывал дома – у него была контора при тюрьме, и ему частенько приходилось вести дела. Кроме Марии, которая была занята своими делами по дому, у Уиллоу не было подруг, и она чувствовала себя одинокой. Оставалось только ходить по магазинам и в который раз рассматривать ленты и ткани, умудряясь оставаться в здравом рассудке.
      От звука приближающейся коляски у Уиллоу заколотилось сердце. Она молила, чтобы это была Дав; на самом деле она была так одинока и так скучала, что была бы рада видеть и Захария.
      Пригладив волосы и расправив юбки своего желто-белого полосатого платья, Уиллоу подошла к дверям, придав своей внешности самый приличествующий приему гостя вид. На ее лице была неподдельная улыбка, пока она не увидела молодую элегантную женщину, идущую по тропинке к дому.
      На ней было роскошное платье, слегка в беспорядке от долгого путешествия. Женщина была темноволосая, а глаза были темно-лавандового оттенка, который Уиллоу никогда прежде не видела.
      – Дафна, – выговорила она смиренно, когда ее гостья поднялась по ступенькам.
      Красивая гостья улыбнулась, обнажив маленькие, совершенно белые зубы.
      – Да, – ответила она дружелюбным, но несколько усталым тоном. – Вы жена Гидеона?
      В этот момент Уиллоу почувствовала себя скорее наложницей Гидеона.
      – Да. – Она удивилась, как вообще может говорить, когда в животе у нее будто вертится веретено, а сердце подступает к самому горлу. – Входите, пожалуйста.
      Дафна вздохнула.
      – Я была бы очень признательна за чашечку крепкого чая, – сказала она, проходя за Уиллоу через безукоризненно чистую прихожую на кухню. – Видите ли, я только что пережила ужасное приключение.
      Удивляясь тому, как могла эта женщина разговаривать так спокойно и по-светски, когда сама она рассыпалась в порошок, Уиллоу жестом пригласила Дафну садиться к столу и начала заваривать чай.
      – Вы любите Гидеона, Уиллоу? – спустя несколько минут прямо спросила Дафна, когда они сидели перед чашками горячего чая.
      Уиллоу только кивнула, не в силах говорить, потому что к горлу подкатил комок страха и стыда.
      Дафна улыбнулась, что казалось невероятным. Она, видимо, старалась быть не просто учтивой, но и внимательной.
      – Понятно, – сказала она, отпивая чай и закатывая свои прекрасные глаза в преувеличенном восторге от вкуса чая. – Слава Богу, мне это было очень нужно.
      Уиллоу не могла не ответить улыбкой, хотя на глаза наворачивались слезы.
      – М-мне жаль, Дафна, – с трудом сказала она.
      – Жаль? – оторвалась Дафна, подняв прекрасные, похожие на перья брови.
      – Что… что… – Уиллоу не договорила. Она хотела сказать, что виновата в том, что забрала Гидеона, но не смогла. Несмотря на все их бурные разногласия и проблемы, она любила его и не могла бы честно сказать, что жалеет о чем-то.
      – Я должна быть бесконечно признательна вам, Уиллоу Маршалл, – с легкостью сказала Дафна, сверкая глазами.
      Уиллоу чуть не поперхнулась и не захлебнулась чаем, пытаясь совладать с собой.
      – Признательна? – каркнула она, широко раскрыв глаза.
      Дафна засмеялась:
      – Ну да, Гидеон прекрасный парень, он красивый, не говоря уже о том, что к тому же и богатый. Но выйти за него было не моей и не его идеей. Это была идея папы.
      Предчувствуя ужасную сцену обвинений и, возможно даже, таскания за волосы, Уиллоу только раскрыла рот от удивления при этих словах бывшей невесты Гидеона.
      Дафна снова засмеялась:
      – О Боже! Что за путаница, не правда ли? Уиллоу безжизненно кивнула:
      – Почему же вы проделали весь этот путь, если не хотели быть с Гидеоном?
      Под струящимся богатым шелком цвета розы плечи Дафны лениво и трогательно поднялись.
      – Папа настоял. Полагаю, он думал, что мы с Гидеоном бросимся друг другу в объятия и все будет хорошо, как в волшебной сказке. Я приехала, потому что отец не давал бы мне покоя, если бы я не поехала, и потому что… ну… мне хотелось увидеть Запад.
      Уиллоу дрожала и сделала еще один глоток.
      – Это совсем не то, чего я ожидала, – сказала она. Если Дафна открыто призналась, что не проявляла к Гидеону романтического интереса, то неизвестно было, как отреагирует на ее приезд сам Гидеон. Когда-то он хотел жениться на Дафне, он прямо говорил об этом. Что, если он забудет о жене и примется ухаживать за прежней невестой?
      Конечно же, гордость не позволила Уиллоу высказать такое предположение, и она отбросила свои опасения, чтобы вернуться к ним позже. Она уже собиралась расспросить Дафну о ее путешествии, когда в дом внезапно ворвался Гидеон, словно буйный ветер, проревев имя жены.
      Второй раз за последние полчаса Уиллоу была встревожена. Она совсем забыла о Дафне и повернулась на стуле, готовая к новому кризису, который вот-вот должен был разразиться.
      Гидеон не заметил Дафну; его злой, неистовый взгляд остановился на лице Уиллоу. На лацкане его пиджака была приколота шерифская звезда.
      – Ты говорила или нет своему брату, чтобы он оставил в покое «Сентрал пасифик»? – рявкнул он.
      Уиллоу побледнела, прижав руку к горлу.
      – Я говорила ему, ты ведь знаешь.
      – Жаль, что он не послушал тебя, – злобно огрызнулся Гидеон. Его взгляд остановился на лице Дафны.
      – Дафна, – сказал он. Она кивнула:
      – Привет, Гидеон.
      Краска сбежала с его лица, хотя выражение осталось таким же суровым и решительным. Уиллоу грубо вмешалась в разговор.
      – Гидеон, что сделал Стивен? – в отчаянии крикнула она.
      – Он ограбил утренний поезд, – холодно ответил Гидеон, словно обвиняя ее в этом преступлении наравне со Стивеном. – На этот раз он добавил новую деталь. Он забрал все – не только то, что принадлежало судье Галлахеру. Этого было ему недостаточно – он застрелил Митча Крубера.
      Комната поплыла перед глазами Уиллоу, останавливаясь в немыслимых изгибах и двигаясь вновь.
      – Нет, – выдохнула она.
      – Да, – резко сказал Гидеон и принялся рыться в ящике комода, где хранил патроны.
      Уиллоу казалось, что она не видит ничего, кроме этого блестящего серебристого значка.
      – Ложь! закричала она. – Гидеон, ты ведь знаешь, что это ложь!
      Он снял пояс и начал вставлять в ячейки патроны.
      – Боюсь, что это слишком страшная правда. Бог мне свидетель, на этот раз он сполна заплатит за все.
      Уиллоу вскочила со стула, забыв о Дафне и обо всем на свете, за исключением того, что Гидеон собрался идти с пистолетами на ее брата.
      – П-почему на тебе эта звезда, Гидеон? – спросила она, хотя и знала ужасный ответ.
      Он помолчал и посмотрел на значок, грубо усмехнувшись.
      – Полагаю, теперь я стал маршалом Маршаллом, – ответил он.
      Уиллоу вцепилась в руку мужа:
      – Гидеон, пожалуйста…
      Он стряхнул ее, как и Уиллоу, не обращая внимания на присутствие Дафны.
      – Мне жаль, Уиллоу, – хрипло сказал он. – Правда. Я вернусь через несколько дней. Тебе, наверное, неплохо бы остаться у судьи, пока все не кончится.
      – Нет! – закричала Уиллоу от страха и дурного предчувствия. – Я хочу пойти с тобой!
      Гидеон выгнул бровь:
      – Зачем? Чтобы увести меня подальше от своего брата? Только не в этот раз, милая. Я собираюсь привезти его – сидящим в седле или лежащим поперек него: выбор за ним.
      Сказав это, Гидеон вышел из кухни через заднюю дверь.
      – Дурак! – крикнула вслед ему Уиллоу и упала на стул, закрыв лицо руками.
      От ее всхлипываний Дафна поднялась и, обойдя вокруг стола, подошла к ней и мягко, но неуверенно сказала:
      – Уиллоу, все будет хорошо. Почему бы вам не сделать так, как сказал Гидеон? Я отвезу вас в город в своей коляске и…
      Уиллоу стряхнула нежные руки Дафны с плеч.
      – Я не хочу ехать в город! – завыла она.
      – Может, я могла бы привезти кого-нибудь к вам? – спокойно настаивала она. – Мать, или отца, или…
      – Нет! – завопила Уиллоу.
      Дафна вздохнула и налила себе и Уиллоу еще чаю, прежде чем вернуться на место.
      – Тогда не могли бы вы объяснить, что здесь происходит?
      Через несколько минут, придя в себя, Уиллоу рассказала Дафне об ограблениях, которые последние шесть лет приписывали Стивену Галлахеру.
      – Господи, – сказала Дафна, когда Уиллоу закончила. – Должно быть, я видела вашего брата…
      Уиллоу удивленно открыла рот:
      – Что?
      – Я была в том поезде со своей кузиной Хильдой. Поезд остановили, и в вагон вошел грабитель, который собрал деньги, часы и все такое. – Она помолчала, печально глядя на свое запястье. – Он взял и мой аметистовый браслет. Потом вошел шериф и приказал ему бросить оружие, а преступник застрелил его.
      – Стивен никогда бы не сделал такого!
      – Но ведь, – Дафна вздохнула, – шериф назвал его «Галлахер». Я это точно помню.
      Солнце спускалось; Уиллоу видела, как по полу кухни ползут тени.
      – Стивен не мог, – холодно прошептала она. – Я знаю, он не мог…
      Дафна натянуто улыбнулась.
      – Вы его знаете, а я нет, – уступила она, – так что, может быть, этот грабитель и не был вашим братом. В любом случае на нем была маска.
      – Как он выглядел?
      – Очень высокий, блондин с голубыми глазами. Вот и все, что я могу сказать, – у него, как я уже говорила, была повязка или что-то вроде этого на лице, я была слишком напугана, чтобы рассмотреть.
      Уиллоу охватило паническое отчаяние. Дафна описала Стивена.
      – Вы уверены, что не хотите, чтобы я отвезла вас в город? – мягко спросила Дафна, нарушив болезненное молчание. – Думаю, Гидеон прав – вам не следует оставаться здесь одной, тем более вы так переживаете.
      У Уиллоу не было никакого желания ехать куда-либо, если она не могла поехать с Гидеоном на поиски Стивена. Она предпочитала отсидеться в своей берлоге, как раненый зверь, зализывающий раны.
      – Я лучше останусь здесь, – сказала она. Реакция Дафны была мгновенна. Она поднялась и взяла сумочку и зонтик.
      – В таком случае я возвращаюсь в отель, там соберу кое-какие вещи и объясню Хильде ситуацию – хотя она, скорее всего, крепко спит, а потом вернусь сюда.
      Не имея настоящих друзей, Уиллоу с трудом могла поверить в то, что приобрела одного только что.
      – Вы это сделаете п-после всего, что произошло?
      Дафна улыбнулась:
      – Вы не виноваты в том, что Захарий сыграл такую недостойную шутку. Вы мне очень нравитесь. Так почему бы мне не провести с вами время?
      – Спасибо, – выдохнула Уиллоу.
      Не прошло и нескольких минут после того, как уехала Дафна, когда приехали Мария с судьей. Лица у них были озабоченные и полные боли.
      – Поедешь домой с нами, – объявила Мария, когда, не сказав ни слова, судья нежно обнял дочь.
      – Нет, – ответила Уиллоу.
      Мария с судьей обменялись взглядами, потом добрая мексиканка пожала плечами.
      – Si, – сказала она покорно. – Тогда я приготовлю ужин.
      Меньше всего Уиллоу сейчас хотелось есть, но она с молчаливой благодарностью кивнула Марии. Ее присутствие, как и присутствие судьи, было большим утешением.
      К тому времени, когда со своим чемоданом вернулась Дафна, на столе был прекрасный ужин. Они все сели за стол, словно это была вечеринка, но Уиллоу могла только рассеянно водить вилкой по тарелке.
      – Ешь, – приказал судья. Глаза у него, как и у Уиллоу, потемнели от боли.
      – Я не могла бы… – начала Уиллоу, но ее слова были прерваны шарканьем за дверью кухни. Она автоматически поднялась, чтобы посмотреть, кто там.
      Там стоял Стивен, бледный, как призрак. На плече у него была кровоточащая рана, и все же он слабо улыбнулся.
      – Я опоздал к ужину? – спросил он, потом колени у него подкосились, и он упал на пол без чувств.
      Уиллоу сделала шаг назад, уставившись на него, а отец опрокинул стул, поспешив к сыну.
      – Господи Боже, – всхлипнул он. – Что произошло? Что произошло?
      Мария встала на колени рядом со Стивеном, аккуратно расстегнула ему рубашку. На правом плече была глубокая рваная рана, из которой текла кровь.
      – Madre de Dios, – прошептала Мария. – Нужен врач.
      – Нет! – крикнула Уиллоу, придя в себя. – Мы не можем привести сюда доктора!
      – Она права, – спокойно сказал Девлин, умоляюще и сурово глядя на Марию. – Доктору придется рассказать обо всем. Мы можем перенести его, не причинив ему вреда, Мария.
      Мария вздохнула:
      – Я сама займусь раной. Но если начнется заражение…
      Девлин уже тащил неподвижного Стивена к себе. Вместе с Марией они отнесли его по черной лестнице в свободную комнату, которую указала им Уиллоу, и уложили на широкую кровать.
      – Принеси горячей воды и тряпок, – сказал Девлин застывшей Уиллоу. А когда Стивен застонал и стал ворочаться на кровати в комнате для гостей, он добавил: – И еще виски, если у тебя есть.
      Дафна уже возилась у плиты, поставив воду греться, когда на кухню вошла Уиллоу и стала собирать совершенно новые полотенца, которые купила всего несколько дней назад у мистера Маккалоу. Прижав их к груди и держа в руке бутылку виски, Уиллоу заставила себя поднять глаза на Дафну.
      – Это был не он, – призналась Дафна.
      – Что? – выдохнула Уиллоу, едва смея надеяться.
      – Человек, который ограбил поезд, был другой. Он похудее и не такой высокий.
      – Вы уверены? Дафна кивнула:
      – Хотите, я отнесу воду наверх, когда она согреется?
      Уиллоу не могла пошевелиться.
      – Дафна…
      – Нет, – перебила ее подруга с добродушной нетерпеливостью, – я не собираюсь бегать по городу и рассказывать всем подряд, что ваш брат здесь. Перестаньте волноваться.
      – Если вернется Гидеон… Дафна устало усмехнулась:
      – Если Гидеон вернется, я займу его перечислением всего, чем он обидел эту невинную девушку. Уиллоу, ступайте к брату.
      Подумав о том, какая это чудесная штука – подруга, Уиллоу побежала наверх с полотенцами и бутылкой виски.
      В маленькой спальне, которая находилась в другом конце коридора напротив спальни Уиллоу и Гидеона, на кровати корчился Стивен, бормоча что-то в бреду. Девлин держал его за руку, глядя на сына так, словно готов был отдать душу, чтобы быть сейчас на его месте. Мария накаляла иголку в пламени настольной лампы.
      – В него стреляли? – робко спросила Уиллоу, подходя ближе.
      – Нет, – ответил отец, не оглядываясь. – Насколько мы с Марией можем судить, кто-то ранил его ножом.
      Уиллоу вздрогнула от боли и ненависти, но быстро взяла себя в руки.
      – Он умрет?
      – Нет, – сказала Мария, потому что судья не ответил. – Он не умрет.
      Через несколько минут Дафна принесла горячую воду, и Мария стала промывать рану Стивена. Закончив, она вдела в иголку, которую накаляла на лампе, нитку и принялась аккуратно зашивать края раны. Хотя Стивен все еще был без сознания, он застонал и так дико заметался на кровати, что Девлину пришлось приложить всю силу, чтобы удержать пациента.
      Когда был сделан последний стежок, Мария намочила полотенце виски из бутылки, которую принесла Уиллоу, и стала промокать им рану.
      Стивен хватал воздух ртом, словно его коснулся огонь, мотая головой и издавая низкие, стонущие звуки. Судья крепче сжал его, и по его щекам покатились предательские слезы, когда он шептал Стивену нежные слова.
      Мария и Дафна удалились в другую часть дома, оставив судью с дочерью бодрствовать, а Уиллоу еще долго ходила взад-вперед по комнатке.
      Наконец Стивен пришел в себя. Он удивленно посмотрел на отца и сестру.
      – Что случилось? – спросил Девлин огрубевшим от долгих тревожных часов ожидания голосом. – Стивен, ты ограбил тот поезд?
      – Какой поезд? – спросил Стивен слабо и как бы в замешательстве.
      Девлин раздраженно отвернулся от кровати, а Уиллоу подошла ближе и взяла Стивена за руку.
      – Стивен, вчера ограбили «Сентрал пасифик», – сказала она. – Убили человека.
      – Господи, – выдохнул Стивен.
      – Это ты сделал, черт тебя побери? – взревел судья.
      – Нет, не он! – крикнула Уиллоу еще до того, как Стивен успел ответить. – Дафна видела бандита и сказала, что это был не Стивен!
      – Но меня обвиняют? – предположил Стивен устало.
      – Да, – хрипло ответил Девлин. – Но если ты не виновен, то как получилось, что ты ранен?
      Стивен невесело засмеялся, остановив взгляд на затененном потолке.
      – Я был в горах, в лагере шошонов. Мы играли в карты, и я выиграл.
      – Наверняка так и было, – с горьким сарказмом выдавил судья.
      – Правда. Я выиграл у Красного Орла всех лошадей и его женщину в придачу. Он не слишком обрадовался проигрышу.
      – Что там произошло? – спросила Уиллоу.
      – Я уходил из лагеря, забрав все, кроме женщины, и Красный Орел погнался за мной. Мы подрались. – Стивен помолчал, задумчиво вздохнув. – Потом я проиграл, и Красный Орел забрал все обратно, кроме своего томагавка. – Последовала еще одна пауза, и губы Стивена исказила усмешка. – Он оставил его мне.
      Уиллоу потянулась к нему, погладив его по влажным спутанным волосам.
      – Ты идиот. Тебе больше нечего делать, как играть с Красным Орлом? Он не любит проигрывать.
      Стивен скорчил гримасу:
      – В том-то и дело, сестренка. Нельзя ли мне глотнуть огненной воды?
      Уиллоу перевела взгляд на бутылку и кивнула:
      – Я принесу стакан.
      – Не надо стакана. Просто дай мне бутылку. Она уступила.
      – А где в это время были Кой и Рэйли? – спросил судья, подходя ближе к кровати. Теперь, когда кризис миновал, он, казалось, хотел, чтобы Стивен. был на несколько лет младше и его можно было бы перетащить в дровяной сарай.
      Стивен пожал плечами, поморщившись от боли, когда пошевелил перевязанным плечом.
      – Не знаю, – ответил он. – Но я надеюсь найти их раньше, чем это сделает муж моей сестренки.
      – Разве и мы все не надеемся, – выдохнул судья, а так как это было утверждение, а не вопрос, то никто и не ответил.

      Он спал или так показалось Дафне, которой хотелось получше рассмотреть человека, который был вне закона и тем не менее горячо любим семьей. Она подошла ближе, затаив дыхание, и наклонилась, чтобы посмотреть Стивену Галлахеру в лицо.
      Его наполовину прикрытое смятыми простынями тело было длинным и худощавым, хотя и невероятно мускулистым, а волосы в полутьме казались цвета сырого меда.
      Дафна поняла, что ей хочется, чтобы он открыл глаза и она могла бы заглянуть в них. Это казалось ей в ее восемнадцать лет наиболее простым способом оценить человека.
      Стивен зашевелился на узкой кровати, и в ответ на это что-то пошевелилось и внутри ее. Это чувство так встревожило ее, что Дафна отошла от кровати и сделала глубокий выдох.
      Она напомнила себе, что этот человек изгой, хотя она и была совершенно уверена в том, что это совсем не тот человек, который накануне ограбил поезд. За голову Стивена Галлахера назначена плата – так сказали Уиллоу и мексиканка. И тем не менее он не был похож на изгоя. На самом деле он напоминал Дафне принца из книжек, которые она читала в детстве и которыми грезила.
      Дафна медленно повернулась, от этого движения юбки ее зашелестели, и вышла из комнаты. Господи, подумала она, если можно было совершить чудо, поцеловав лягушку, то ей ничего не будет за то, что она сорвала кувшинки.
 
      Она стояла у колодца, когда во двор въехал Гидеон, и от поворота ее плеч и написанного на лице отчаяния он почувствовал какую-то обреченность.
      Когда Уиллоу подняла глаза и увидела его, он понял, как агрессивно она настроена, и это было вдвойне больно. Могло ли быть так, что Дафна и его преследование Стивена Галлахера помогли ему вбить клин между ним и этой женщиной?
      Спрыгнув с коня и держа в одной руке поводья, он медленно пошел к ней. За те три дня, что он провел вдали от нее, он понял горькую правду: мир без Уиллоу был миром без воздуха, солнечного света или музыки.
      – Уиллоу, – сказал он, потому что ни до чего другого ему не было дела. Поиски Стивена оказались бесплодными, о чем она несомненно знала; щеки заросли щетиной. Все тело ныло оттого, что приходилось спать на жесткой земле; ему хотелось поесть, вымыться в корыте, до краев наполненном горячей водой, умереть, а потом снова вернуться к жизни в объятиях этой женщины.
      В прекрасных карих глазах стоял холод, когда они коснулись его.
      – Ты нашел его?
      – Ты же знаешь, что нет.
      Голос у него был глухим, словно песок попал ему в горло.
      – Да, – сказала она с каким-то усталым наслаждением.
      Он взял из ее рук ведро с водой и понес на тихую, чистую кухню.
      – Ты видела Стивена? – спросил Гидеон, уязвленный дистанцией, которую она соблюдала.
      – Он был здесь, – ответила она, слегка приподняв упрямый подбородок. – Как вам это понравится, маршал Маршалл? Пока вы со своим отрядом прочесывали холмы, он был в вашем собственном доме.
      Слова были рассчитаны на то, чтобы разозлить Гидеона, он понимал это, но не чувствовал ничего, кроме ее резкой враждебности. Было бы лучше, если бы она яростно набросилась на него.
      – А теперь он снова исчез, как поступил бы на его месте любой настоящий изгой, – спокойно предположил он.
      – Давно, – сказала Уиллоу. – И он не грабил твоего дурацкого поезда, Гидеон Маршалл.
      Плечи у него заныли, когда он потянулся за новым кофейником, стоявшим в глубине плиты.
      – Почему ты так уверена? – ровным голосом спросил он.
      – Он был ранен в драке с индейцем. Если ты поговоришь с шошонами, то узнаешь, что он был у них в лагере, когда поезд остановили.
      Гидеон застыл на месте:
      – Ранен? Стивен ранен?
      Глаза Уиллоу горели темным огнем.
      – Уж не вообразил ли ты, что теперь его будет проще найти? Не обольщайся, Стивен стоит десяти таких, как ты.
      – Как он был ранен? – настаивал Гидеон, стараясь не показать боли, вызванной ее словами.
      – Он играл в карты с Красным Орлом. Он выиграл лошадей воина и его женщину.
      – Естественно, – раздраженно выдавил Гидеон.
      – Индеец напал на него, они подрались, и Стивен проиграл.
      – Это все сказки, – с гримасой сказал Гидеон. – А что же случилось на самом деле?
      – Красный Орел ударил Стивена своим томагавком и оставил его умирать.
      Гидеон развернул стул и сел на него, расставив ноги, свесив со спинки усталые руки. Он в задумчивости отпил кофе.
      – Несомненно, это происшествие обрекает какого-то конкретного злонамеренного краснокожего на ярость сплоченной семьи Галлахеров.
      – Мы позаботимся о себе сами, – сказала она, вызывающе подняв подбородок.
      Это заявление не относилось к Гидеону; он это понял и почувствовал себя уязвленным, хотя и не показал своей реакции.
      – Полагаю, с моей стороны было бы рискованным просить тебя согреть воду для мытья?
      – Сам грей себе воду, Гидеон Маршалл. И сам готовь себе завтрак.
      Гидеон с непроницаемым видом допил свой кофе и пошел к колодцу. Когда он вернулся с первым ведром воды, то увидел, что корыто для купания уже стоит посередине кухни. Уиллоу была где-то в другой части дома, вероятно, лелея свою злость, которую невозможно забыть.
      Почти через сорок пять минут корыто наполнилось горячей водой, и Гидеон, сняв одежду, нырнул туда. Господи, он три дня рыскал по холмам, и все это время предмет его поисков находился под его собственной крышей! От этой мысли губы его скривились в зловещей ухмылке.
      Пришла Уиллоу, ее полные губы вытянулись в тонкую линию. По выражению лица нетрудно было понять, что она не простила его, но то, что она сделала дальше, поразило Гидеона.
      Она подошла к корыту, которое было слишком маленьким для человека старше трех лет, сняла простенькую свадебную ленту, которую Гидеон подарил ей в тот день, когда привез ее в этот дом, и бросила ее в воду.
      – Прощай, Гидеон Маршалл, – сказала она и повернулась на каблучках, готовая уйти из кухни.
      Одним резким движением Гидеон схватил ее юбки.
      – Подожди! – рявкнул он, держась за нее, как за собственную жизнь. – Что это, черт возьми, значит «прощай»?
      – Очень простое слово, Гидеон, – ответила она, упрямо не желая обернуться. – Это значит, что я ухожу от тебя. Теперь, если только ты отпустишь мое платье…
      Сотни всевозможных вариантов действия вертелись в голове Гидеона, но ни один из них не был пригодным. Если Уиллоу захотела уйти, он не смог бы удержать ее, такова была печальная действительность. Он разжал руку, и ее юбки, заляпанные мыльной водой, вернулись на место.
      – Куда ты пойдешь? – спросил он, стараясь сохранить максимальное достоинство.
      – В дом отца, – огрызнулась она. – Куда же еще?
      – Откуда мне, черт возьми, знать?
      Она отошла подальше и повернулась к нему, сложив на груди руки. Лицо ее вспыхнуло.
      – Я была настолько глупой, что согласилась приехать сюда с тобой, когда знала, что ты хотел быть мужем Дафны, а не моим. И еще более глупой я была, когда подумала, что между тобой и Стивеном может быть мир.
      – Уиллоу…
      – Ничего больше не говори, Гидеон. Теперь ты свободен. Можешь ухаживать за своей Дафной, хотя должна сказать, не думаю, что тебе повезет в этом. И можешь охотиться за Стивеном, пока не поседеешь. Но знай, Гидеон Маршалл: это будет нелегко, потому что его зовут Горным Лисом не напрасно. И кроме того, я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить тебя.
      Гидеон был в ярости, но не имело смысла спорить, доказывая, что его нисколько не заботит Дафна Робертс или другие женщины, кроме самой Уиллоу. Даже если бы они уладили это, что уже было чудом само по себе, оставался еще Стивен.
      – Я найду твоего брата, – холодно сказал Гидеон, потому что ему тоже захотелось сделать ей больно тем же безжалостным способом, как она ранила его. – И когда я сделаю это, то добьюсь, чтобы его повесили.
      – Удачи, – ответила она с презрением и ушла. Когда Гидеон услышал, как за ней захлопнулась дверь, он выловил из воды свадебную ленту и, выругавшись, швырнул ее через всю комнату. Потом он откинулся в тесном корыте и зажмурился. Из глаз покатились слезы.
 
      Мария встретила Уиллоу на крыльце дома судьи Галлахера, бросив неодобрительный взгляд на чемоданы, которые та тащила.
      – Пойду приготовлю комнату, chiquita, – сказала она, вздыхая.
      – Спасибо, – ровным голосом ответила Уиллоу. – Папа дома?
      Мария взяла один из чемоданов и стала подниматься по лестнице.
      – Нет, сеньора. У него сегодня дело в суде.
      Сохраняя спокойствие, Уиллоу последовала за экономкой на второй этаж в комнату, которая была ее до появления Гидеона Маршалла, черт бы его побрал, изменившего всю ее жизнь.
      – Я могла бы проспать тысячу лет, – призналась она, садясь на край своей кровати.
      – Это ничего не решит. Когда ты проснешься, то встретишься с теми же проблемами.
      Уиллоу сняла скромную шляпку замужней женщины и швырнула ее через всю комнату. С этих пор она будет носить платья с глубоким вырезом и причудливые шляпки, как у Дав Трискаден. Может быть, она станет чьей-нибудь любовницей, чтобы досадить Гидеону.
      – Я принесу чай, – сказала Мария, сжав губы, как будто прочла непристойные мысли Уиллоу.
      – Я бы лучше выпила шерри, – парировала Уиллоу. Если уж она решила изменить свой имидж, то должна отказаться и от умеренности.
      – Это уж слишком. Ты будешь пить чай.
      – Я сказала, что хочу шерри!
      – Мне все равно, что ты там сказала, – последовал быстрый ответ. – И я бы посоветовала сеньоре вспомнить, сколько раз я клала ее попкой вверх себе на колено.
      Уиллоу вспыхнула и закусила губу, но когда Мария принесла чай, она выпила его без всяких протестов. Потом она разделась и стала ждать, пока утешительный сон не накроет ее.
      Когда он пришел, то оказался каким-то сумбурным, и когда Уиллоу снова проснулась, она столкнулась с теми же проблемами, как и говорила Мария. Надевая платье, она расплакалась.
      Вечером к обеду пришли гости: Дав Трискаден, Дафна со своей кузиной Хильдой и Гидеон.
      Уиллоу хотела убежать из столовой, но отец схватил ее за локоть и проворчал уголком рта:
      – Нет уж, моя сладкая. Этот не потерпит, чтобы от него сбежали.
      Гидеон поднял глаза от стакана с вином, который в тот момент, казалось, очень занимал его, пробежав ими по фигуре Уиллоу и вернувшись к ее лицу. Их выражение было невозможно прочесть. Словно следуя пришедшей слишком поздно мысли, он приподнялся на стуле и снова сел, обратив все внимание на Дафну, которая сидела рядом.
      Дафна вся сверкала в бледно-лиловом платье, а в ее темные кудри были вплетены маленькие ленточки цвета аметиста. Она улыбнулась Уиллоу и повернулась к Гидеону.
      – Можешь оставить себе свои чертовы железные дороги, дорогой, – пропела она. – По-моему, они просто ужасны.
      – Дорогой! – проворчала Уиллоу про себя, и пока у нее не задрожали пальцы, она не понимала, что изо всех сил вцепилась в сиденье своего стула. Она бросила на Дафну убийственный взгляд.
      – У всех нас собственное мнение, – ответил Гидеон, идиотски улыбаясь в самодовольное лицо Дафны. – Но у поездов есть некоторые спасительные свойства.
      – Просто не представляю себе, какие именно, – весело ответила Дафна. – Я заявляю, что сама мысль о том, чтобы проехать Тысячи миль в тесном кресле, склоняет меня к тому, чтобы остаться в Вирджинии-Сити до конца своей жизни.
      Уиллоу подавилась салатом, который ела, но возражать стала Хильда.
      – Ты обещала, что мы уезжаем завтра! – захныкала она, остановив на Дафне сердитый взгляд.
      Дафна пожала плечами, повернувшись с торжествующей улыбкой к Гидеону.
      – Обещания даются для того, чтобы их нарушать, не так ли, Гид?
      От такого нежного обращения Гидеон, казалось, просиял; Уиллоу снова пришлось вцепиться в сиденье стула, чтобы удержаться и не разбить стакан о его голову.
      – Я сильно обидел тебя, – сказал он Дафне. – Возможно, я смогу добиться прощения.
      Последовало молчание, во время которого глаза всех, кроме Гидеона и Дафны, обратились на Уиллоу. Она заставила себя сидеть неподвижно, хотя внутри нее все кипело от ярости.
      – Каким же образом ты собираешься сделать это? – прощебетала Дафна, наклонившись так, что Гидеон позволил себе взглянуть на ее полную красивую грудь.
      Ответ Гидеона заставил бы восприимчивого человека поверить в то, что они с Дафной были совершенно одни.
      – Завтра вечером будут танцы. Ты позволишь мне сопровождать тебя?
      Дафна очаровательно покраснела, словно она никогда не изображала из себя подругу Уиллоу.
      – А это будет удобно? – спросила она, опустив глаза и взмахнув густыми ресницами. – Я хочу сказать, ты ведь женатый мужчина…
      Угрожающий взгляд Гидеона скользнул по бескровному лицу Уиллоу.
      – По мне этого не скажешь, – холодно сказал он. В этом месте судья откашлялся и дипломатично направил беседу в другое русло. Но несмотря на все его усилия, остаток вечера был для Уиллоу настоящей пыткой. При первой же возможности, которая предоставилась ей, когда отец с Гидеоном удалились в гостиную для послеобеденного глотка бренди, она спрыгнула со стула и убежала наверх, подобрав юбки, чтобы спрятаться за тяжелой дверью спальни.
      Через несколько минут в дверь аккуратно постучали, и так как это едва ли мог быть Гидеон, Уиллоу открыла дверь.
      – Боже праведный, – быстро сказала Дав. – Умой лицо холодной водой, прежде чем этот повеса посмотрит на тебя.
      Уиллоу немедленно подошла к умывальнику, так как умерла бы, если бы Гидеон узнал, что она плакала из-за него. Умыв несколькими пригоршнями воды горящее лицо и вытерев его полотенцем, она повернулась к любовнице отца.
      – Гидеон уже ушел?
      – Нет. Он заперся с твоим отцом, и должна сказать, надеюсь, что Девлин поставит этого подлеца на место!
      Уиллоу показалось, что колени у нее подкашиваются, и она опустилась в кресло-качалку. Она проводила много часов в нем, читая или просто мечтая, теперь же оно казалось ей чужим, как и весь дом.
      – Если он ничего не сказал за все время обеда, то я сомневаюсь, что теперь отец станет защищать меня, – посетовала она.
      Дав вздохнула и сложила свои белоснежные руки на груди совершенно черного платья. Шею украшали настоящие жемчужины, отливавшие молочными капельками, когда она ходила взад-вперед перед маленьким камином.
      – Мужчины! Они слишком часто склонны поддерживать друг друга, а не наоборот.
      Уиллоу поджала ноги и обхватила руками колени, не обращая внимания на то, что помяла свое лучшее платье.
      – Я считала Дафну своей подругой, – разочарованно прошептала она.
      – Думаю, в этом ты похожа на меня, – задумчиво сказала Дав. – У меня никогда не было подруг до тебя. Я знаю, за что женщины не любят меня, но это не объясняет, почему они не любят тебя.
      Уиллоу пожала плечами. Даже когда она ходила в школу в Нью-Йорке вместе с десятками других девочек, у нее не было настоящих подруг.
      – Если у тебя брат изгой, то все еще хуже, – сказала она задумчиво, – и все всегда знали о маме. Она ушла от папы и устроила ужасный скандал. Потом она связалась с Джеем Форбзом – он был нечестным шерифом…
      – Но родилась ты, – нежно подсказала Дав.
      – Да. Думаю, мама с папой где-то встретились, и результатом встречи стала я. Ивейдн ненавидела меня за это, а все остальные последовали ее примеру и тоже стали ненавидеть меня.
      – Уиллоу, ты любишь Гидеона?
      Она подняла на Дав опухшие, несчастные глаза:
      – Да. Боже, помоги мне. Но вы сами видите, как он ведет себя.
      Несколько секунд Дав оставалась спокойной и задумчивой.
      – Полагаю, он просто хотел заставить тебя ревновать. Это у него получилось?
      Уиллоу вспыхнула. Такая возможность не пришла ей в голову.
      – Но это не объясняет поведения Дафны! Она говорила мне, что никогда не хотела выйти за Гидеона…
      – Возможно, она подыгрывала Гидеону, – задумчиво сказала Дав. – В любом случае, если ты хочешь получить Гидеона Маршалла, тебе лучше перестать прятаться в спальне и плакать, как маленькая девочка, когда тебе бросают вызов. Поверь мне, с таким мужчиной, как этот, тебе придется бороться в жизни еще не с одной такой Дафной.
      Уиллоу с разинутым ртом уставилась на Дав. Неужели и эта женщина набросилась на нее?
      – По-вашему выходит, что это я сделала что-то не так!
      – Так и есть. Для начала тебе следовало подойти прямо к Гидеону и дать этому дураку пощечину.
      – Я бы не смогла сделать это – ведь я начала все это, когда ушла от него!
      Дав улыбнулась.
      – Вот именно, – подтвердила она, потом подошла и встала на колени возле кресла Уиллоу. – Дорогуша, если ты хочешь владеть этим мужчиной сильнее, чем мог бы сам дьявол, я скажу тебе, как сделать это. И если ты его любишь, борись, потому что твоя жизнь будет долгой и пустой, если не будешь бороться.
      – Скажите! – взмолилась Уиллоу.
 
      – Не нравится мне это, Гидеон, – сказала Дафна, заламывая руки, глядя на яркую луну и вдыхая запах сирени Уиллоу Галлахер. – Все это мне не нравится. Уиллоу моя подруга.
      Гидеон стоял в нескольких шагах от нее, засунув руки в карманы.
      – Я не заслуживаю твоей благосклонности, Дафна, – хрипло согласился Гидеон, – но если ты мне не поможешь, я не знаю, что сделаю.
      Дафна была в отчаянии. Она обидела Уиллоу, и очень сильно, и теперь ненавидела себя за это.
      – Ты знаешь, я не из тех, кто держит зло, Гидеон. Вполне вероятно, если бы мы поженились, то ничего хорошего из этого не вышло. И я думаю, что тебе следует вернуться в дом и сказать своей жене, что ты любишь ее.
      Плечи Гидеона под простой белой рубашкой напряглись, и на спине натянулась ткань шелкового жилета.
      – Ей все равно, – сказал он. – Для нее имеет значение только ее брат – грабитель и убийца.
      – Ты идиот! Тебе известно, как она любит тебя, – это написано у нее на лице! Кроме того, она пришла и сказала мне…
      – Ей придется выбирать между мной и Стивеном, Дафна, – перебил ее Гидеон. – И я не скрываю от тебя, что мои шансы невелики.
      – Ты их не увеличишь, если станешь заигрывать с другими женщинами! – От упоминания имени Стивена Дафна почувствовала некоторую неловкость; она виделась с ним несколько раз, пока он выздоравливал в доме Гидеона. Ее тянуло к нему, как металлические опилки к магниту, и они вместе смеялись в тишине. Однажды он привлек ее к себе и поцеловал, и Дафна с уверенностью могла сказать, что если бы не услышала в последний момент шаги на лестнице, то отдала бы Стивену Галлахеру то, что никогда не давала ни одному мужчине – себя.
      Гидеон повернулся к ней лицом, и она вздрогнула от мысли, что он мог узнать, что она думает и чувствует.
      – Скажи, Дафна, что держит тебя здесь, в Вирджинии-Сити? Тебе ведь так же, как и мне, очевидно, что наши отношения окончены.
      Дафна опустила глаза. Было бы неразумно признаться, что она снова надеется увидеть Стивена Галлахера, но она не могла солгать. Поэтому она ничего не сказала.
      – Это из-за Стивена, да? – спросил Гидеон, который бывал иногда чертовски догадлив. – Господи, это из-за Стивена Галлахера!
      – Д-да, – запинаясь, призналась Дафна. Гидеон снова выругался и сел рядом с ней на мраморную скамью, взяв ее за руку.
      – Дафна, он преступник! Жизнь с ним была бы совершенно чуждой всему, чему тебя учили, во что ты верила!
      Дафна засмеялась сквозь слезы, бегущие у нее по щекам.
      – Да. Представляешь, как папа отнесется к этому? Гидеон сжал ее руку.
      – А ты, Дафна? – мягко сказал он. Дафна кивнула.
      Гидеон достал свой носовой платок, развернул его и вытер слезы с ее щек.
      – Дафна, а Стивен чувствует то же, что и ты? Дафна снова засмеялась, но на этот раз в ее смехе слышалась мука.
      – Нет. Я уверена, что нет. Несомненно, я для него просто еще одна потенциальная победа.
      – Потенциальная?
      Дафна укоризненно ударила его:
      – Да, потенциальная. Я не отдавалась ему, если ты это имеешь в виду!
      Гидеон прерывисто вздохнул, выпустив внезапно вспотевшую и дрожащую руку Дафны.
      – Черт возьми! Теперь, полагаю, мне придётся воевать не только с Уиллоу, но и с тобой.
      – Если ты намерен повесить Стивена Галлахера, – храбро сказала Дафна, – от меня помощи ты не дождешься. Я говорю и о той шараде, которую ты хочешь загадать Уиллоу!
      – Дафна…
      – Нет! Я не пойду с тобой на танцы, Гидеон Маршалл, и я не стану больше лгать Уиллоу! Она моя подруга!
      Гидеон встал, в лунном свете он выглядел властным и неприступным.
      – Я тоже твой друг, Дафна, и я предупреждаю тебя. Держись подальше от Стивена Галлахера или…
      – Или что?
      – Или что. Несмотря на то что я сделал, твой отец послушает меня. И если я пошлю ему телеграмму, что ты увлеклась человеком, имеющим привычку грабить «Сентрал пасифик», он соберется сюда в один день.
      – И ты сделаешь это после того, как унизил меня перед всем Нью-Йорком?
      – Запросто, – ответил Гидеон и исчез в сумерках сада, оставив Дафну наедине с тревожными мыслями.
      Гидеон стоял внизу лестницы, держась за стойку перил, и вглядывался в полумрак на втором этаже. Девлин понимал, что ему следовало бы разозлиться на этого молодого мерзавца, но вместо этого ему было даже смешно. Любой дурак понял бы, что за обедом он просто разыграл сцену.
      – Есть проблемы? – произнес Девлин нараспев, усмехаясь. Он уже давно снял пиджак, в котором сидел за столом, и теперь для полного удобства закатывал рукава рубашки.
      Гидеон бросил на него быстрый взгляд и оторвался от перил.
      – Только одна, – язвительно ответил он.
      – Вот такого роста? – упирался судья, опустив ладонь на уровень роста Уиллоу.
      – Мне нужно выпить, – сказал Гидеон, рассеянно покачав головой.
      – Нет, – добродушно сказал судья. – Что тебе нужно, так это подняться по лестнице и как-то помириться со своей женушкой, пока еще не поздно.
      – Вы с ума сошли? Она, скорее всего, пристрелит меня.
      – Не скажу, что стал бы винить ее за это, потому что ты сам был хорош этим вечером.
      – Я был хорош?! – зашипел Гидеон. – А как насчет нее? Она ушла от меня!
      – Верно. Но ты не вернешь ее, если будешь вести себя, как Ромео из уличного театра, мой мальчик. Она слишком гордая, чтобы смириться с этим, и если я знаю свою дочь, она отдаст столько же, сколько и получит, если ты попробуешь.
      – Что, черт побери, вы имеете в виду?
      – А то, что ты тут не единственный парень, у которого есть глаза.
      Гидеон засмеялся, хотя ему явно было не слишком весело.
      – Вы хотите сказать, что она могла бы связаться с Норвиллом Пикерингом?
      Судья одарил его улыбкой.
      – Ни за что. Но вот твой брат, Захарий, – это другое дело. Он симпатичный и умеет ладить с женщинами, как я заметил. Мне кажется, если ты не хочешь быть с Уиллоу, он будет более чем счастлив увести ее у тебя.
      У Гидеона отвисла челюсть, а глаза снова устремились на верх лестницы. По телу пробежала заметная дрожь, прежде чем он взлетел наверх, прыгая через три ступеньки.

      – Это нельзя надеть на танцы! – крикнула Дафна, разглядывая бархат цвета вина, который держала Уиллоу. – Вырез слишком глубокий и…
      Уиллоу улыбнулась, заметив, как встревожена ее подруга. Вырез действительно слишком глубокий, и еще он украшен блестящими, похожими на бриллианты, камушками.
      – По-моему, красивое платье, – упрямо сказала она.
      – Ну да, – уступила Дафна, слегка поперхнувшись. – Если бы ты была Дав Трискаден, оно бы отлично…
      Уиллоу подняла подбородок и повернулась к зеркалу в магазинной примерочной, снова оглядывая платье. Темный оттенок бургундского оттенял ее бледную кожу, подчеркивая золото глаз.
      – Мне нравится, – твердо сказала она.
      – Уиллоу, все будут в ситце и батисте!
      – Меня не волнует, что носят остальные. И мне надоело одеваться, как мышь, только для того, чтобы местные женщины одобряли мое поведение. Так что эта стратегия не сработала – я сестра Стивена Галлахера и незаконнорожденная дочь Частити!
      Дафна прикусила губу:
      – И все-таки…
      Портниха, маленькая, худая женщина с клочковатыми волосами, размахивала руками.
      – Но оно такое очаровательное, – вставила она, несомненно желая выгодно продать товар. – Я могла бы за два часа подогнать его.
      – Возьми это платье, – вмешался приятный мужской голос.
      Уиллоу и Дафна быстро обернулись, но их реакция на появление Захария Маршалла была совершенно разная. Дафна выглядела явно враждебно, а Уиллоу улыбнулась.
      Захарий снял свою безупречно чистую черную шляпу, сосредоточив свое очарование на жене брата.
      – Уиллоу, – сердечно сказал он.
      – Доброе утро, Захарий, – ответила она приветливо. – Тебе в самом деле нравится платье?
      – Нравится? Дорогая, у меня от него дух захватывает.
      – Несомненно, – вставила Дафна.
      Захарий с явным удовольствием одарил ее ослепительной белозубой улыбкой.
      – Не будь ревнивой, малышка. Это тебе не идет.
      – Ревнивой! – зашипела Дафна, придвинувшись к Уиллоу, словно желая оградить ее от какого-то ужасного рока. – Ну и денек. И с каких это пор ты зачастил в женские ателье?
      – С тех пор, как проходил мимо витрины и заметил свою восхитительно красивую невестку.
      – Тебе надо бы хорошенько запомнить, кто именно для тебя Уиллоу – жена твоего брата.
      Уиллоу, молча наблюдавшая за искусным словесным поединком, решила присоединиться к диалогу.
      – Захарий знает, что я замужем за Гидеоном, – сказала она в его защиту. – Верно, Захарий?
      Захарий изобразил страдание:
      – Это не оставляет мне надежд, я мучаюсь даже во сне.
      – О, Бога ради! – огрызнулась Дафна. Захарий снова перевел внимание на Уиллоу.
      – Ты будешь сегодня на танцах? – спросил он так, будто они были одни.
      Уиллоу на мгновение затрепетала; осуществить ее план значило играть с огнем. Но она должна довести его до конца, если хочет доказать Гидеону, что он не может обращаться с ней так, как он это делает, а потом весело залезать к ней в постель. – Я приду.
      – Конечно же, с Гидеоном?
      – Боюсь, что совершенно одна, – безразличным тоном сказала Уиллоу. – Видишь ли, Гидеон попросил Дафну составить ему компанию.
      Захарий был ошеломлен, а потом у него появилась надежда.
      – Понимаю, – мягко сказал он.
      – Уиллоу Маршалл! – предостерегла ее Дафна, покрасневшая до корней волос.
      Кавалер до мозга костей, Захарий низко поклонился, являя пример рыцарского смирения.
      – Как брат Гидеона, – сказал он, – я не могу не исправить его постыдную оплошность единственно возможным путем. Не окажешь ли мне честь, Уиллоу, посетить танцы в качестве моей партнерши?
      Уиллоу на это и рассчитывала. Она даже сама предполагала подойти к Захарию. Однако теперь, столкнувшись с действительностью, она нервничала и более, чем следовало, колебалась.
      – Да, – твердо сказала она. – Я живу в доме отца.
      – Я знаю, – сказал Захарий. – Я зайду за тобой в семь.
      – В семь, – подтвердила Уиллоу дрожащим голосом.
      Захарий поцеловал ее руку, бросил на закипающую Дафну торжествующий взгляд и вышел из ателье.
      – Уиллоу Маршалл, ты просто дура! – прошипела Дафна, повернувшись к подруге, сложив на груди руки и сердито сверкнув сиреневыми глазами. – Гидеон будет в бешенстве!
      – Именно этого я от него и хочу добиться, – сказала Уиллоу с напускным высокомерием. Потом она обратилась к портнихе, которая усиленно притворялась, что не заметила разыгранной в ее маленькой мастерской драмы. – Я беру платье.
      Портниха была в восторге. Она поспешила за булавками и сантиметром, пока Уиллоу пошла переодеться в занавешенной кабинке. Дафна, бледная, с багряными пятнами на скулах, сопровождала ее, помогая расстегнуть пуговицы и прочие застежки.
      – Ты представляешь себе, какую кашу заварила, Уиллоу? – спросила она злым шепотом. – Как и большинство братьев, Захарий с Гидеоном не слишком близки, знаешь ли…
      – Какое это имеет отношение? – перебила ее Уиллоу, подняв подбородок.
      – Уиллоу, они на ножах. Если ты доведешь свою игру до конца, кто-то пострадает или даже будет убит!
      В памяти Уиллоу возникло видение: Гидеон снимает с полки в шкафу свой пояс с патронами в тот день, когда он застал прячущегося возле пруда Венсела Тадда. «Ты еще удивишься тому, за что я могу пристрелить человека, Зах», – сказал он тогда.
      Уиллоу расправила плечи, совершенно открытые в бархатном темно-красном платье, и отбросила свои опасения. Несмотря на всю их непохожесть, Гидеон с Захарием братья. Она так любила Гидеона, что не представляла себе, что кто-то может причинить зло человеку, связанному с ним кровными узами.
      – По-твоему, мне нужно заколоть волосы? – спросила она, подняв тяжелые пряди и разглядывая себя в темном зеркале примерочной. – Или попросить Марию завить их в колечки?
      Дафна только вздохнула и покачала головой.
 
      – Что ты хочешь сказать этим «она уже ушла»? – рявкнул Гидеон Маршалл, не обращая внимания на то, как испугал бедную Хильду.
      Стоявшая на лестнице в доме судьи Галлахера Дафна храбро улыбнулась.
      – Гидеон, не досаждай моей кузине. Она просто гостья в этом доме, так же как и я, и ничего не знает об интригах, касающихся остальных.
      Гидеон по-рыцарски смирился, громко вздохнув. Хильда воспользовалась шансом и убежала на кухню, безопасность которой олицетворяла Мария.
      Дафна глубоко вдохнула, держась за перила на случай, чтобы ураган его злости не сдул ее.
      – Я пыталась убедить Уиллоу, – спокойно сказала она. – Правда. Но она так рассердилась на тебя за вчерашнее, что просто не хотела слушать.
      Краска выступила на загорелом лице Гидеона.
      – В чем ты пытаешься меня убедить, Дафна? – потребовал он ответа, вертя в руках начищенную шляпу с круглыми полями.
      – Уиллоу пошла на танцы с Захарием, – призналась Дафна, тщательно произнося слова.
      На этот раз побледнел он.
      – Что? – прошептал он.
      – Пожалуйста, не заставляй меня повторять! – взмолилась Дафна, не зная, подойти к нему или же отступить назад.
      – Сукин сын! – прошипел Гидеон.
      Дафна решила сохранять твердость. Она быстро сбежала по лестнице, подобрав длинные шелковые юбки.
      – А чего ты ожидал, Гидеон, после того, как вел себя прошлым вечером?
      – Прошлым вечером я вел себя вполне прилично, – проворчал он.
      Дафна вспомнила помятую постель, которую видела утром, и то, как вспыхнули щеки Уиллоу, но удержалась от комментариев.
      – Ты просил меня пойти на танцы с тобой, только чтобы позлить ее. Боюсь, что теперь она намерена позлить тебя.
      – Посмотрим, – сказала Гидеон с гримасой. Потом он согнул в локте руку. – Похоже, у нас нет выбора и остается играть по правилам Уиллоу.
      Дафна с беспокойством посмотрела на него:
      – Знаешь, я полагаю, если ты будешь делать вид, что все еще любишь меня, то только осложнишь ситуацию.
      – Делать вид? – мягко парировал Гидеон с улыбкой, подходящей для пикника. – Уверяю тебя, что мое влечение к тебе отнюдь не напускное, дорогая.
      Дафна закатила глаза и нехотя спустилась по лестнице, беря его под руку.
      – Гидеон, Гидеон, – укоризненно сказала она, и они направились на танцы.
 
      Реакция горожан на платье Уиллоу и ее неожиданного сопровождающего была очевидна. Кроме того, принимая во внимание то, что ее всегда игнорировали и ею пренебрегали, эта реакция очень удовлетворила Уиллоу.
      Захарий усмехнулся и чересчур близко привлек к себе невестку, приготовившись к первому вальсу. Бальный зал наполнился шумом и многоцветьем, соблазнительным запахом пирогов, пирожных и других вкусных блюд, принесенных местными женщинами.
      – Они все говорят о тебе, – сказал он.
      – Ничего особенного, – ответила Уиллоу, немного отодвигаясь от него. – Ты видишь Дафну?
      Захарий ухмыльнулся:
      – Я и Гидеона не вижу. Вероятно, они уже уладили свои противоречия и решили начать все заново.
      Уиллоу слегка вздрогнула, но тут же овладела собой. В конце концов, Дафна отрицала, что питает какие-то романтические чувства к Гидеону, и ее очарованность Стивеном во время его короткого пребывания на ранчо была очевидна.
      – Захарий, я должна извиниться перед тобой. Видишь ли, дело в том, что я использую тебя.
      – Я знаю, – ласково ответил он.
      – Знаешь? И ты не сердишься?
      – Конечно, нет. Я брошусь в любые глубины, чтобы провести с тобой какое-то время.
      В этот миг Уиллоу поняла, что она зашла слишком далеко.
      – Я люблю Гидеона, – напомнила она.
      – Но любит ли он тебя? Станет ли он сражаться за тебя или просто пожмет своими сказочными плечами и вернется к прекрасной Дафне?
      – Гидеон больше не нужен Дафне!
      Захарий поднял черную бровь:
      – Правда? Ты в этом уверена, Уиллоу?
      – Разумеется, уверена! – прошептала Уиллоу, которая вовсе не была уверена.
      – Думаю, нет. Гидеон так настойчив с женщинами, с чем ты, я уверен, согласишься.
      Уиллоу вспомнила, как они с Гидеоном занимались любовью на траве за домом, и вспыхнула. Спора нет, он был знатоком своего дела. Даже когда она была дико сердита, как прошлой ночью, он с легкостью преодолевал ее сопротивление. Добьется ли он такого же успеха у Дафны?
      – Теперь не смотри по сторонам, – самодовольно сказал Захарий, – я к тому, что Гидеон с Дафной уже здесь. Вполне понятно, почему они опоздали.
      Намек, скрытый в последних словах Захария, заставил ее забыть о его предостережении и вытянуть шею, чтобы увидеть их. Дафна была видением в бледно-голубом шелке, хотя улыбка ее казалась несколько натянутой. Рядом с ней Гидеон выглядел высоким и гордым, – самый желанный эскорт. Увидев Уиллоу, он кивнул ей, словно они были едва знакомы, и обратил все внимание на Дафну.
      – Черт тебя побери! – проворчала Уиллоу в благоухающую шею Захария.
      В этот миг в танец грубо ворвался судья Галлахер, унося в вальсе свою дочь прочь от удивленного Захария.
      – Что, черт возьми, ты затеяла? – резко спросил он. – И где ты взяла это платье?
      Уиллоу виновато улыбнулась.
      – Затеяла? – невинно отозвалась она. – Но, папа, я…
      – Не надо мне «но, папа», маленький чертенок, – сурово перебил ее Девлин. – Ты стараешься заставить Гидеона ревновать, так ведь?
      Уиллоу вспыхнула:
      – Да.
      – Это глупо. Теперь он почувствует себя обязанным оказать тебе такую же услугу.
      В его словах было слишком много правды, так что Уиллоу не хватило духа спорить с ним.
      – Что же мне делать?
      Девлин тяжело вздохнул:
      – Для начала ты могла бы подойти к Гидеону и прямо сказать ему, чего ты добивалась. А потом могла бы пойти домой и надеть какое-нибудь другое платье, в котором ты не выглядела бы, как танцовщица из кабака!
      – Танцовщица из кабака?! – прошипела оскорбленная Уиллоу.
      Девлин снова вздохнул и покачал головой.
      – Я знал, что ты не послушаешься, – сказал он.
      Уиллоу покраснела:
      – Кажется, ты не возражаешь, когда такие платья надевает Дав Трискаден!
      Он поднял бровь.
      – Ты не Дав Трискаден, это на случай, если ты забыла. И последите за тоном, каким вы, юная леди, разговариваете со мной. Я все еще могу отправить тебя за хворостиной.
      Несмотря ни на что, Уиллоу не могла сдержать улыбки.
      – Помнишь последний раз? Девлин усмехнулся:
      – Как я мог забыть? Я послал тебя за палкой, которой мог бы отлупить тебя, а ты вернулась со стойкой от забора!
      Уиллоу самодовольно улыбалась.
      – Ты все равно не смог бы меня отлупить – слишком сильно смеялся.
      Девлин покачал головой, при этом воспоминании глаза его оживились.
      – Я решил, что такую смышленую одиннадцатилетнюю девчушку следует отпустить, только лишь предупредив.
      Увидев краем глаза Гидеона, танцующего с Дафной, Уиллоу поникла. Если бы она подошла к нему сейчас, как предлагал ей отец, он, вероятно, просто посмеялся бы над ней.
      – Ох, папа, – вздохнула она. – На этот раз я переборщила.
      – Боюсь, что так, – согласился судья. – Хочешь, я поговорю с Гидеоном?
      Время, когда Девлин мог выигрывать битвы за нее, прошло. Уиллоу знала это. Она покачала головой, и они закончили танец в молчании.
 
      Разгоряченная и уставшая танцевать в темпе, заданном Гидеоном, Дафна поспешила на улицу. Господи, неужто весь городишко собрался на гулянку? Кажется, точно так и было, но заросший травой дворик, окружавший площадку для танцев, был пустынным и тихим.
      Глубоко вдыхая свежий воздух, Дафна пожалела, что не смогла поговорить с Гидеоном и Уиллоу и раз и навсегда покончить с этой глупой игрой, которую они вели. Увы, они оба были упрямые как ослы.
      В зале начинался новый круг, Дафна скользнула в тень крыльца, чтобы Гидеон не заметил ее и не стал настаивать на том, чтобы они снова танцевали вместе. Тогда же она увидела всадника, подобно статуе, сидящего на коне, залитого лунным светом.
      У нее сильно забилось сердце. Стивен? Невозможно! Не теперь, не здесь…
      Не раздумывая об опасности и о том, подойти ли ей к незнакомцу или нет, Дафна вынырнула из-за крыльца и пошла к нему.
      – Стивен? – прошептала она, подойдя к нему на расстояние десятка шагов.
      Он учтиво кивнул.
      – Дафна, – сказал он так, словно вовсе и не подвергал опасности свою жизнь и свободу, придя сюда.
      Она в изумлении смотрела, как он перекинул ногу через луку седла, спрыгнул на мягкую землю и пошел к ней.
      – Могу я пригласить тебя на этот танец? – спросил он, лихо кланяясь.
      – Ты с ума сошел? – прошипела Дафна, дыхание у нее перехватило, потому что ее сердце то бешено прыгало в груди, то подкатывалось к горлу, то уходило в пятки.
      Заглушая шорох колышущейся вокруг травы, до них доносились звуки вальса. Они медленно закружились, точно уже танцевали прежде, за пределами воспоминаний.
      Однако когда музыка кончилась, странные чары рассеялись. Всегда практичная, Дафна столкнулась с мрачной действительностью. Как бы ни была она очарована этим великолепным мужчиной, он был преступником и за его голову назначена награда, цену которой установил ее отец.
      – Стивен, уходи, – прошептала она, – пока тебя не увидели…
      Он все еще держал ее руку; его пальцы, замечательно нежные пальцы лениво двигались по суставам ее пальцев, отчего по всему ее телу пробегала слабая дрожь.
      – Дафна…
      – Нет! – крикнула она, обращаясь не только к нему, но и к себе. Она повернулась, чтобы бежать, спасая свою жизнь и рассудок, но Стивен Галлахер удержал ее и прижал к своей широкой груди.
      Лунный свет блестел в его пшеничных волосах, когда он поймал ее подбородок и поднял его. И в следующий миг он с повелительной нежностью целовал Дафну, прижимая своими волшебными руками ее легкое тело к себе.
      Пораженная и ошеломленная, Дафна наконец-то ухитрилась оторвать свои губы от его.
      – Стивен, я не одна из твоих женщин, я…
      Его загорелые, сильные руки все еще обнимали ее, прижимая к потрясающему свидетельству его желания. Он мотнул великолепной головой в сторону и медленно, чувственно и очень печально улыбнулся.
      – Пойдем со мной, Дафна.
      Дафна всерьез задумалась над его предложением. К мысли ускакать с этим человеком на его лошади и отдаться ему в каком-нибудь уединенном, освещенном луной месте у нее был определенный подход.
      – Нет, – ответила она.
      – Ты девственница, – догадался он, сдавливая ее пухлую грудь.
      Дафна вспыхнула.
      – Разумеется, я девственница! – прошипела она. «К прямолинейности жителей Запада, – сердито подумала она, – еще нужно привыкнуть».
      – Я буду любить тебя осторожно, – сказал он. – На самом деле, Дафна Робертс, я заставлю тебя умолять о большем.
      У Дафны откуда-то взялась сила дать Стивену Галлахеру звонкую пощечину.
      – Ты дурно воспитанный…
      Он выгнул бровь, молча понуждая ее продолжать свои проклятия.
      В далеке, в танцевальном зале, снова заиграла музыка. Дафна с ужасом поняла, что скоро Гидеон заметит ее отсутствие и отправится разыскивать ее, если он уже не сделал этого.
      – Тебе нужно уезжать отсюда! – отчаянно прошептала она, забыв о своем гневе. – Пожалуйста, Стивен, уходи сейчас же! Я бы не вынесла, если бы…
      – Если бы меня поймали? – сказал он, привлекая ее к себе и опасно приближаясь к ней губами. – Но я ведь невоспитанный. Тебе наверняка все равно, если я буду висеть…
      – Стивен! – взмолилась Дафна, всхлипывая от ужаса.
      Он поцеловал ее в лоб.
      – Ты живешь в доме моего отца? – спросил он. Дафна лихорадочно закивала. «Боже правый, если он не уйдет и поскорее, его точно увидят…»
      Он весело похлопал ее обеими руками по вздрагивающим бедрам.
      – Ты живешь в одной комнате со своей домоседкой-кузиной? – полюбопытствовал он, точно у них было полным-полно времени.
      – Да! – прошипела она. – Пожалуйста…
      – Я буду ждать в конюшне, Дафна. Когда танцы кончатся, приходи ко мне.
      К этому времени Дафна согласилась бы на что угодно: так сильно ей хотелось видеть этого красивого, разгоряченного преступника в безопасности.
      – Хорошо, хорошо! – прокудахтала она, а потом повернулась и убежала. На этот раз Стивен не пытался остановить ее.
      Она почти добежала до танцевального зала, прежде чем посмела оглянуться.
      Стивена не было. Дафна вздохнула и подняла глаза в усеянное звездами небо, как будто искала там какой-то знак. Ей не нужно встречаться со Стивеном Галлахером в конюшнях его отца; в самом деле, она была бы просто дурой, если бы сделала это, полной дурой. Его разыскивают, он враг ее отца. Несомненно, для него лишить ее невинности было бы просто забавой, и не более.
      Дафна снова вздохнула. Она знала, что могла бы стоять здесь и размышлять о чем угодно. Но когда танцы закончатся и дом Галлахера затихнет, она встретится со Стивеном.
 
      – Если ты когда-нибудь снова появишься на людях в таком платье, – пропел Гидеон, натянуто улыбаясь, когда он танцевал со своей женой, – я положу тебя кверху задницей себе на колено!
      Уиллоу была уязвлена, но она вызывающе тряхнула головой и зло посмотрела в лицо Гидеону.
      – У тебя будет сердечный приступ, когда получишь счет, – сказала она.
      У него привычно дрогнул мускул на щеке.
      – Ты записала это на мой счет? – сказал он сквозь сжатые зубы. – Хорошо. Это дает мне право порвать его на мелкие кусочки.
      – Ты не посмеешь, Гидеон Маршалл!
      – Посмотрим, колдунья.
      У Уиллоу появились слезы в глазах.
      – Я думала, тебе понравится платье, – сказала она, не в силах скрыть свои чувства.
      Лицо Гидеона смягчилось, и он немного крепче прижал ее.
      – Мне понравилось, – ответил он.
      – Но…
      Он потянулся и дотронулся указательным пальцем до кончика ее носа.
      – Ш-ш-ш, – нежно перебил он ее, – я попытаюсь объяснить свое грубое и недостойное поведение.
      Уиллоу смотрела на него, ожидая и моля, чтобы эта жестокая и глупая игра, которую они затеяли, поскорее кончилась.
      Гидеон улыбнулся, уводя ее к открытым дверям, в уединение за стенами зала. Сжимая ее руку, он повел ее через затененное крыльцо к знакомой коляске. Дойдя до нее, он поднял Уиллоу, усаживая на сиденье и забираясь вслед за ней.
      – Уиллоу, я понимаю, что человек не может владеть другим человеком, – сказал он небрежно. – Я знаю это и все равно пытаюсь владеть тобой, прости меня.
      – А какое это имеет отношение к моему платью? – спросила она, всерьез смутившись.
      Он засмеялся и взял ее руки в свои.
      – Самое прямое, – признался он. – Уиллоу, я пытаюсь быть объективным с тобой, честное слово. Но когда на тебе такое платье, что все мужчины смотрят на тебя, не замечая ничего, кроме твоих прелестей…
      Уиллоу покраснела и с трудом сглотнула.
      – Ты просто ревновал, – сказала она, и хотя все было кончено, казалось, ей не доставила удовлетворения мысль, что она добилась своего.
      – Ревновал? – протянул он. – Боже, это слишком мягко сказано! Я успокоился единственный раз, когда ты танцевала с отцом.
      Под козырьком коляски было темно и тепло. Уиллоу ощущала присутствие Гидеона намного ближе, чем в зале во время танцев. Он крепко обнял ее.
      – Прости меня, – сказала она, в голосе звучали катившиеся по щекам слезы.
      – За что? – проворчал Гидеон нежным шепотом. – За то, что ты такая красивая и все мужчины в зале, кроме судьи, разумеется, хотели, чтобы ты просто выпала из своего платья?
      Уиллоу непроизвольно фыркнула:
      – Ты тоже на это надеялся?
      Он усмехнулся:
      – Да. Но я бы застрелил первого, кто посмотрел бы.
      – Т-ты и правда собираешься порвать мое платье?
      – М-м-м, – хрипло ответил он, размышляя. – Разумеется, нет. Я хочу, чтобы ты носила его для меня. – Гидеон отпустил тормоза коляски и взял в руки вожжи. Через миг терпеливая лошадка уже увозила их прочь с танцев.
      – А к-как же Дафна? – спросила Уиллоу.
      – А что она? – парировал Гидеон, кладя руку на полное бедро Уиллоу.
      – Ты не можешь просто так уехать, оставив ее…
      – Конечно. Девлин проводит ее домой, когда танцы кончатся.
      Необычайно волнуясь, Уиллоу сцепила пальцы на коленях.
      – Куда мы едем? – решилась она спросить, когда они оставили Вирджинию-Сити позади. Их дом был в противоположной стороне.
      Гидеон что-то напевал про себя. Когда Уиллоу задала свой вопрос, он остановил коляску возле небольшой рощицы. Они были совершенно одни, и оттого, что они сидели лицом к весенней луне, коляска была наполнена серебристым светом.
      – Скидывайте платье, миссис Маршалл, – тихо сказал он.
      Уиллоу сидела не двигаясь, прикованная к своему месту, уставившись на человека, который имел над ней такую невероятную власть.
      – Сейчас же, – добавил он дружелюбно. Дрожащими от желания и так и не нашедшего выхода протеста, Уиллоу взялась за вырез платья. От легкого движения вниз ее пьянящая, белая от молочного света луны грудь выскользнула наружу.
      Гидеон втянул в себя воздух и осторожно дотронулся до ожидавшего его прикосновения пурпурного бугорка кончиком пальца.
      – Моя, – сказал он скорее изумленным, нежели собственническим тоном.
      Уиллоу задрожала от острого наслаждения, пробежавшего по всему ее телу.
      – Да, – ответила она.
      Гидеон наклонился, обхватил пульсирующий бугорок зубами.
      – Только моя, – сказал он.
      Уиллоу ощутила, как ее тело готовится принять его.
      – Да, – уступила она, вдыхая это слово, вместо того чтобы сказать его.
      Быстрым движением он усадил ее лицом к себе на колени, раздвинув ее ноги на узком сиденье коляски. Другим движением зубов он заставил нераспробованный бутон стать жгуче твердым.
      – Распусти волосы, – приказал он.
      Уиллоу вздрогнула, и когда подняла руки, чтобы вынуть шпильки из тяжелой прически, он губами поймал сосок, с которым играл, и стал ласкать его языком. Левой рукой Гидеон схватил ее запястья над головой.
      – Гидеон, – всхлипнула она в восхищении.
      Он каким-то образом ухитрился освободить ее волосы от шпилек, не отпуская при этом ее рук.
      – Откинься назад, маленькая язычница, и позволь мне попировать.
      Уиллоу застонала, сопротивляясь. Но рука Гидеона уже нашла путь под ее просторными юбками в атласные трусики.
      – Откинься назад, – повторил он.
      На этот раз Уиллоу подчинилась.
      Гидеон наклонил голову, впиваясь в одну грудь, глубже засунул пальцы, доведя ее до жгучего, животного облегчения движением большого пальца. Ее дикие крики доставляли ему явное удовольствие.
      Однако довольно скоро наступила очередь Уиллоу управлять. Став на колени на полу коляски, бесстыдно расстегнув уже и без того готовые оторваться пуговицы на его брюках, она добилась своего с Гидеоном Маршаллом и сделала это прекрасно.

      Мария приветствовала Уиллоу яркой, как утреннее солнце, улыбкой.
      – Вернулись забрать вещи, сеньора? – пропела она, снимая с полки буфета чашку и блюдце и наливая кофе.
      Уиллоу слегка покраснела и села за кухонный стол. Уже не в первый раз ее поразила мысль: как странно чувствовать себя гостьей в этом доме, который был так дорог ей до сих пор, пока не появился Гидеон.
      – Да, – ответила она наконец. – Папа привез Дафну домой после танцев вчера?
      – Si, – ответила Мария, но в глубине ее темных глаз Уиллоу заметила тень неуверенности.
      – В чем дело, Мария?
      Мария вздохнула и пожала полными плечами:
      – Это все сеньор Стивен. Он был здесь, chiquita. Уиллоу с нервным стуком поставила чашку на блюдце.
      – Здесь? В этом доме?
      – Нет, – горестно покачала головой Мария, и ее черные волосы заблестели в лучах солнечного света, лившихся из окна. – Он приходил в конюшни. И сеньорита… она ходила туда к нему.
      Обидевшись за Дафну, пораженная тем, что Стивен мог так бесстыдно воспользоваться своим шансом, Уиллоу закусила губу и побледнела.
      – Ах, Мария, ты себе не представляешь…
      – Si, – печально сказала Мария. – После того как сеньорита вернулась домой, она много плачет.
      – Ты к ней ходила, Мария?
      – Нет. Что я могла сказать, chiquita? Я не могла сказать сеньорите, что все будет хорошо.
      Теперь уже Уиллоу покачала головой. Забыв о кофе, она поднялась из-за стола и пошла к черной лестнице. Минуту спустя она тихо стучала в дверь Дафны.
      – Войдите, – сказала Дафна несчастным голосом. Уиллоу открыла дверь, в нерешительности задержавшись на пороге. Что она скажет?
      С покрасневшими и опухшими глазами Дафна села в постели и выпалила:
      – Ты знаешь?
      – Да.
      От этого простого слова Дафна разразилась слезами. Уиллоу поспешила к постели, села рядом и обняла подругу.
      – Возвращайся в Нью-Йорк, Дафна, – прошептала она, ощущая боль и смятение этой женщины, как свои собственные. – Купи себе билет на поезд и поезжай домой, пока еще можешь.
      – Я не могу! – завыла Дафна. – Уиллоу, я бы этого не вынесла, только не после…
      – После Стивена?
      Дафна кивнула, всхлипывая в плечо Уиллоу.
      – Уиллоу, я люблю его, и… прошлой ночью…
      – Я знаю, – сказала Уиллоу сочувственно. Очевидные свидания Дафны со Стивеном были просто неблагоразумны, но, имея собственный опыт с Гидеоном, Уиллоу не собиралась упрекать кого-либо.
      – Ты должна уехать, Дафна. Если ты этого не сделаешь, то все повторится. А если будет ребенок?
      Всхлипывания Дафны превратились в рыдания.
      – Мне все равно! Я никуда не поеду. Я не могу!
      Уиллоу была в ярости, но не по отношению к Дафне, а к своему красивому, очаровательному и совершенно безответственному брату. О чем он думал? Неужели ему не было достаточно своих скандально известных женщин?
      – Стивен просил тебя снова встретиться с ним?
      – Да! Сегодня вечером…
      – Где? Дафна, скажи мне!
      – Ты хочешь рассказать Гидеону?
      – Конечно, нет! Но мне нужно кое-что сказать своему братцу!
      Дафна вырвалась из объятий Уиллоу, обеими руками закрыв лицо.
      – Уиллоу, это было чудесно, а уходить от него так ужасно…
      Теперь какая-то часть сердитого нетерпения Уиллоу обратилась и на Дафну.
      – Ужасно? Если ты думаешь, что это было ужасно после одной ночи, Дафна Робертс, только подумай, как ужасно это будет, если станет образом жизни! Ты и вправду хочешь ждать в какой-нибудь дыре, пока Стивен грабит поезда твоего отца, прекрасно зная, что может никогда не вернуться? Ты хочешь все время быть одна, чтобы за тобой охотились, как за ценным пушным зверем? Ты хочешь разделить все это с невинным малышом, Дафна?
      – Все было бы не так, – заплакала Дафна, но запавшие глаза выдавали ее неуверенность.
      – Так, и даже еще хуже. У Стивена полдюжины женщин, и тебе пришлось бы делиться с ними. Даже если это тебя не беспокоит, то что бы скажешь об опасности, которую сама представляешь для него?
      – Что… что ты имеешь в виду?
      – А то, что слишком многие ищут Стивена. За его голову назначена награда. Поэтому всякий раз, когда ты по какой-либо причине приедешь в город, кто-нибудь попытается выследить тебя по дороге к нему.
      Дафна побледнела:
      – Боже мой!
      – Поезжай домой, Дафна! – настаивала Уиллоу, беря руку подруги в свои. – Ради себя и Стивена. Я умоляю тебя взять билет на сегодняшний поезд и уехать домой в Нью-Йорк.
      – Не поеду, – повторила Дафна. – Хильда хочет ехать, но я остаюсь.
      – Дафна!
      – Я остаюсь!
      Уиллоу вздохнула и встала, собираясь уйти из комнаты.
      – Значит, говорить больше не о чем.
      – Ты по-прежнему будешь моей подругой, Уиллоу?
      Уиллоу задержалась в дверях:
      – Именно потому, что я твоя подруга, я и прошу тебя уехать. Я хочу, чтобы ты сказала мне, где ты должна встретиться со Стивеном сегодня ночью.
      Дафна побледнела и закусила губу:
      – У пруда возле вашего дома. Уиллоу задрожала:
      – Боже милостивый, так глупо! Гидеон…
      Дафна застыла, ее глаза расширились от страха.
      – Тебе придется постараться, чтобы Гидеон не увидел нас, Уиллоу!
      – Как, по-твоему, я должна сделать это? – огрызнулась Уиллоу шепотом. – Может, Стивен и идиот, но поверь мне, Гидеон вовсе не такой. Если Стивен только ступит на нашу землю, он узнает об этом. И если я попытаюсь отвлечь его, он сразу же догадается, чего ради я делаю это!
      – Что же тогда нам делать? – в испуге задыхалась Дафна. – Уиллоу, Стивен придет к этому пруду!
      – Да, он придет. Но тебя, Дафна, он там не найдет. Он увидит меня, и тебе придется отвлечь Гидеона.
      – Как мне это сделать?
      – Это твоя забота, Дафна, – коротко ответила Уиллоу и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
      На кухне она ввела в курс дела Марию.
      – Ты должна пойти к отцу! – прошипела экономка, когда выслушала рассказ до конца. – Он не выдаст Стивена, и, возможно, придумает, что можно предпринять.
      – Я не могу решиться, Мария. Папа со Стивеном совсем не ладят…
      – Если ты не скажешь сеньору Галлахеру, – предупредила Мария, – то это сделаю я. Так что выбирай, chiquita!
      Ссутулившись, Уиллоу направилась к дверям. В другое время она, возможно, и разозлилась бы на Марию. Но сейчас она знала, что мексиканка права. Проклиная Стивена, Уиллоу вышла из дома, велела Хуану подать коляску и развернула лошадь в сторону центральной части города.
      – Господи, – выдохнул Девлин Галлахер, когда Уиллоу описала ему ситуацию. – У твоего брата, должно быть, полное помрачение рассудка!
      Уиллоу закусила губу и кивнула. Она всегда чувствовала себя неловко в конторе отца, в основном потому, что она располагалась над тюрьмой. Теперь, когда Гидеон стал начальником полиции, она почувствовала себя еще хуже.
      – Папа, что ты собираешься делать?
      – Вот что я тебе скажу! – взревел судья, бегая по маленькой, загроможденной вещами комнатке. – Ни ты, ни Дафна не встретитесь сегодня ночью со Стивеном. Он найдет там меня, и ему придется дать объяснение своему поведению!
      – Папа, ты же знаешь, какой он упрямый! Ты можешь всю ночь читать ему нотации, но он все равно сделает так, как ему хочется!
      Судья остановился, прерывисто вздохнув.
      – Ты права, – уступил он, – но я должен попробовать…
      – Судья! Судья Галлахер! – вдруг крикнул третий голос, и на лестнице послышались шаги. – Судья Галлахер!
      Девлин хмуро посмотрел на Чарли Хеннингса, кузнеца, который ворвался в контору.
      – Какого черта!
      Чарли выглядел довольным и возбужденным.
      – Он поймал их! Господи, Тадд поймал их! Честное слово!
      – Кого? – хрипло спросил судья, хотя ему так же хорошо, как и Уиллоу, был известен ответ.
      – Вашего парня и этих двоих, которые были в его компании, вот кого! – торжественно сказал Чарли и снова убежал, затопав вниз по лестнице.
      Девлин бросился вслед, помедлив в дверях.
      – Уиллоу! – прохрипел он. – Ты в порядке?
      Уиллоу выпрямилась на стуле. Она знала, что когда-нибудь этот день настанет, но все равно не была к нему готова. Комната поплыла перед глазами, и слезы горячими струйками побежали по щекам. Она отпустила отца, как-то безумно махнув рукой.
      Он понял ее и побежал на улицу.
      Уиллоу продолжала сидеть неподвижно, уверенная в том, что если хоть немного пошевелится, то развалится на кусочки, которые уже никогда не сложатся вместе.
      Она ощутила присутствие Гидеона задолго до того, как он заговорил.
      – Уиллоу! Милая…
      Вдруг Уиллоу потеряла контроль над собой. Она вскочила со стула, бросилась вниз по ступенькам мимо застывшего с перекошенным лицом Гидеона.
      Они лежали поперек седел: Кой, Рэйли и Стивен. У Уиллоу подкатил к горлу обжигающий комок, когда она пробиралась сквозь плотную толпу к отцу.
      – Мешок… – задыхался судья Галлахер, по лицу которого потекли слезы, когда он снимал закрывавший голову Стивена холщовый мешок.
      Вид у Венсела Тадда был спокойно-извиняющийся.
      – Мне очень жаль, судья. Очень жаль. Попал ему промеж глаз.
      Уиллоу вскрикнула и бросилась к телу Стивена, но кто-то сзади остановил ее. Руки Гидеона, как стальные обручи, держали ее за талию, и у нее не хватило сил вырваться из них.
      – Не надо, – прошептал он хриплым и сырым, как всхлипывание, голосом в ее волосы. – Нет, Уиллоу, не надо. Я отвезу тебя домой.
      – А этому куда попал? – спросил хозяин салуна жизнерадостным тоном, указывая на Коя, словно тот был игрушечным зверьком.
      – Прямо в сердце, – сказал Тадд, жуя табак. – И другому тоже.
      – Отличный выстрел, – заметил другой мужчина, и внутри Уиллоу что-то сломалось, дав ей необходимую силу, чтобы вырваться из рук Гидеона.
      – Вы хищники! – кричала она всему городу. – Грязные хищники! Они никогда не причиняли вреда никому из вас – они нужны были железной дороге живыми…
      Гидеон мягко взял ее за локоть и повернул к себе. Лицо у него было безжизненное.
      – Пожалуйста, Уиллоу, не надо.
      Тогда Уиллоу вспомнила, что этот человек – Господи, теперь, несмотря на всю их близость, он казался ей чужим – надел шерифскую звезду, чтобы найти Стивена для своей проклятой железной дороги. Она пиналась, кусалась, кричала.
      Гидеон даже не пытался защищаться. В его глазах было написано, что душа его разбилась. Наконец, судье удалось успокоить Уиллоу.
      Откуда-то из дымки ужаса и потрясения послышался голос Венсела Тадда:
      – Полагаю, я не заслужил двойной награды, которую вы предложили, Маршалл.
      Двойной награды! Уиллоу забилась в сильных руках отца, готовая убить Гидеона. Когда это ей не удалось, она плюнула под ноги мужу и крикнула:
      – Ты попадешь за это в ад, Гидеон Маршалл! Лицо его потемнело. Он протянул руку, пробормотав ее имя.
      – Не сейчас, – холодно вмешался судья, и хотя Уиллоу не могла видеть лицо отца, она знала, что и его взгляд был устремлен на Гидеона. – Мы сами о себе позаботимся.
      Люди сняли тела со спин лошадей и унесли их куда-то. Когда Девлин пытался увести Уиллоу домой, она бросила на Гидеона злой взгляд.
      – Иуда! – прошипела она на прощание.
 
      – Нет! – закричала Дафна, заламывая руки. – Нет, Гидеон, это неправда! Ты лжешь, чтобы заставить меня уехать домой… Ты…
      – Дафна, он мертв, – настаивал Гидеон, бросив взгляд на обезумевшую Хильду. – Все кончено. Собирай вещи, и я отвезу вас с кузиной на станцию. Если ты поторопишься, то еще успеешь на поезд.
      – Нет… Я должна встретиться с ним сегодня ночью… Гидеон взял ее за плечи.
      – Стивен мертв, – повторил он.
      При этом Хильда зарыдала, а Дафна вырвалась из его рук, как и Уиллоу раньше. Воспоминание об этом наполнило его болью.
      – Дафна…
      – Оставь меня в покое! – завизжала она.
      – Хильда, – сказал Гидеон, все еще удерживая Дафну, – пожалуйста, собери вещи.
      Хильда поспешила прочь, а Дафна вскрикнула от боли, не желая смириться, и, всхлипывая, упала Гидеону на грудь. Он обнимал ее, пока не прошла первая волна горя.
 
      Голова у Уиллоу болела. Там, где когда-то находилась душа, зияла пустота. Яркое летнее солнце, так радовавшее ее всегда, теперь казалось просто ослепительным. Она вошла в помещение похоронного бюро.
      – Я бы хотела осмотреть тела, – сказала она. Глаза ее были сухие и пустые.
      Гробовщик был грузным, лысеющим мужчиной, с мокрой на груди от пота рубашкой.
      – Вам вниз по улице, миссис Маршалл, – сказал он, перекладывая бумаги на столе и не поднимая на нее глаз.
      – Дальше? Что…
      – Они преступники, мэм, – напомнил ей гробовщик развязным тоном. – Вы хотите их видеть? Прекрасно. Они напротив конторы вашего мужа.
      Уиллоу повернулась и поспешила на солнцепек, где даже ветерок не приносил облегчения. Она забыла об отвратительном обычае выставлять тела преступивших закон на публичное обозрение.
      Так все и было. Стивена, Коя и Рэйли привязали к щитам и прислонили к деревянной стене под крышей конторы шерифа – конторы Гидеона – лицом на улицу. Кой и Рэйли, головы которых не были закрыты, невидяще смотрели в вечность.
      Не замечая суетливого фотографа, который устанавливал свою камеру в нескольких шагах, Уиллоу спокойно подошла к братьям. Она встала на цыпочки и закрыла глаза Кою, потом Рэйли.
      – Уиллоу!
      Словно лунатик Уиллоу повернулась, чтобы увидеть говорившего с ней. Рядом стоял Норвилл Пике-ринг, держа в руке блокнот и карандаш, тень на глаза отбрасывал зеленый козырек.
      – Ты все записываешь для газеты отца, Норвилл? – спросила она каким-то чужим голосом. – Ты оставил местечко в этом выпуске для перечисления их грехов?
      Норвилл вздохнул и протянул к ней руку, но отдернул ее, заметив угрозу в глазах Уиллоу, вызванную его движением.
      – Я думал, отец отвел тебя домой, – нерешительно предположил он. Кадык на его шее ходил вверх-вниз.
      – Да, отвел, – тем же безжизненным голосом ответила Уиллоу, подняв подбородок. – Но я там не осталась.
      – Тогда позволь мне отвести тебя, пожалуйста. Тебе не надо здесь находиться… Ты не должна видеть…
      – Что мне не следует видеть, мистер Пикеринг? Что плата за грехи – смерть? – Она помолчала. Ветер раздувал ее юбки. Потом продолжила: – Ты собираешься написать и обо мне? Твои читатели, полагаю, будут очень заинтересованы в том, что лично я думаю, особенно в горе. К тому же они все, как один, придут смотреть на Коя А Рэйли.
      – Уиллоу! – прохрипел Норвилл.
      – Отойдите! – проворчал фотограф. – Мне нужно сделать снимки!
      Уиллоу повернулась к нему, мгновенно оживившись, вырвала из рук фотоаппарат, бросила на землю, наступила на него одной ногой, а потом и другой, ощутив дикое наслаждение, когда он раскололся.
      – Прекратите! – взревел фотограф. – Проклятье, это ведь дорогостоящее оборудование!
      Уиллоу опустила каблук на стеклянный объектив. Какая жалость, стекло скрипнуло под ногой и покрылось сетью трещин.
      Побледнев, высокий костлявый фотограф хотел схватить Уиллоу, но его опередил более удачный защитник – Норвилл Пикеринг. Пытаясь сдержать разозлившегося фотографа и в то же время оттащить Уиллоу от аппарата, он зарычал:
      – Бога ради, кто-нибудь позовите судью Галлахера или шерифа!
      – Уберите эту кошку! – вопил фотограф. Уиллоу обеими руками подобрала юбки и стала прыгать на уже разбитом аппарате, как в детстве на кровати.
      – Он стоил сотню долларов! – последовал гневный протест.
      Вдруг сильная рука обхватила Уиллоу за талию, крепко прижав ее к твердому, как камень, бедру. Она пиналась, вырывалась и визжала, но все тщетно. На этот раз Гидеон не собирался отпускать ее.
      Его карие глаза остановились на Норвилле и неистовом фотографе, которого тот пытался удержать.
      – Я заплачу за фотоаппарат, – спокойно сказал Гидеон.
      – Чудесно! – ревел фотограф. – А как же мои снимки банды Галлахера? Как теперь, черт возьми, я сделаю фотографии?
      К этому времени вокруг уже собралась толпа, возможно, горожане наблюдали за ними несколько минут, но до сих пор Уиллоу не замечала их.
      Даже не посмотрев на жену, которую он удерживал одной рукой, Гидеон холодно ответил:
      – Боюсь, на этот раз вам не повезло. – Его взгляд перекинулся на двух мужчин, стоявших ближе всех. – Уберите тела с улицы! Сейчас же!
      – Но, шериф, мы всегда…
      – Уберите их, – прошипел Гидеон.
      С обиженным видом они сделали то, что им велели, и толпа стала рассеиваться. Норвилл наклонился поднять свои очки, упавшие во время драки, а фотограф пригрозил:
      – Я вытрясу из вас эти сто долларов, маршал!
      – Отлично, – ответил Гидеон, и потерпевший поражение фотограф поплелся, ворча, к ближайшему салуну.
      – Пусти меня! – прошипела наконец Уиллоу. Гидеон с легкостью держал ее, не обращая на нее никакого внимания.
      – Норвилл!
      Норвилл выпрямился, надев на нос очки.
      – Да?
      – Благодарю вас.
      Норвилл взглянул в покрасневшее от бешенства лицо Уиллоу и печально улыбнулся.
      – К вашим услугам, Маршалл, – сказал он, а потом, почувствовав неловкость, повернулся и поспешил в редакцию газеты.
      – Убери от меня свои руки, Гидеон Маршалл! – выдохнула Уиллоу.
      Сделав ей это одолжение, Гидеон отпустил ее:
      – Иди домой, Уиллоу.
      – Не указывай мне, что делать, ты, жалкий, кровожадный…
      Гидеон не сводил глаз с Уиллоу, рука его потянулась к шерифской звезде на пиджаке и ловко отколола ее.
      – Ты пойдешь домой, – выдавил он, – и останешься там, миссис Маршалл, пока я не приду за тобой.
      – Черта с два! Не пойду!
      – Черта с два, пойдешь. И пошевеливайся, дорогая, пока я не забыл, что ты сегодня пережила, не затащил тебя в участок и не отшлепал как следует!
      Что-то в его взгляде остановило Уиллоу, и она проглотила слова, готовые сорваться с языка.
      – Мои братья мертвы, – деревянным голосом сказала Она как бы против своей воли.
      – Да, – ответил он, все еще не отводя взгляда от жены.
      – С-спасибо, что велел внести их внутрь, Гидеон. Гидеон молчал.
      – Я хочу видеть их, – прервала она молчание. – Пожалуйста. Хоть разок, до того… до того…
      Он поднял руку.
      – Хорошо, – сказал он и впустил ее в участок, где Кой, Рэйли и Стивен лежали, привязанные к деревянным щитам.
 
      Хильда рыдала, не в силах забыть свое второе ужасное приключение на Западе.
      – Дафна, пожалуйста, – причитала она. – Не заставляй меня возвращаться одной! Что я скажу твоему папе? Что, если нас снова ограбят? Что, если…
      – Тише, – перебила ее Дафна, сжимая пухлые руки кузины. – Ты будешь в полной безопасности.
      – Это после того, как дядя Джек узнает, что я оставила тебя здесь?
      Дафна вздохнула, у нее не было сил спорить.
      – Бог в помощь, Хильда. И скажи, пожалуйста, папе, что у меня все будет в порядке в Вирджинии-Сити…
      – Хорошо! – пролепетала Хильда, покрываясь красными пятнами. – Дафна Робертс…
      – Отправляемся! – крикнул кондуктор.
      – До свидания, – твердо настаивала Дафна, целуя влажную щеку кузины. – Храни тебя Бог, Хильда.
      Хильда нехотя села в идущий на восток поезд, прижимая платок к глазам.
      Дафна проводила отъезжающий поезд, помахав Хильде, пока та не скрылась из вида. Потом медленно повернулась и пошла к центру города.
 
      Сухие, глубокие всхлипывания Девлина разрывали сердце Дав Трискаден, словно когти свирепого зверя. Что могла она сказать, когда неизбежное произошло? Конечно же, ничего. Она могла лишь обнять его, разделив с ним боль.
      Он отодвинулся от нее и обхватил голову руками, а Дав похлопала его обеими руками по широким отяжелевшим плечам.
      – На его голове был мешок… голова прострелена… – бормотал он.
      – Знаю, Девлин, знаю.
      – Они радуются – все эти безмозглые косоглазые белки так рады, что это случилось… что Тадд застрелил моего Стивена…
      – Нет, Девлин.
      – Ивейдн была бы рада. Она его ненавидела. Дав продолжала гладить его:
      – Так нельзя, Дев. Ты же знаешь, так нельзя.
      – Я много лет искал его. Ты знала, что я искал его, Дав? А он не поверил, что я люблю его… Стивен не верил!
      – Он знал это, милый!
      – Нет! Он умер, считая, что его отцу наплевать…
      Дав потянула Девлина за плечи, и он, словно ребенок, прижался к ее великодушной груди, разбитый своим горем.
      – Ш-ш-ш, – мягко успокаивала она. – Ш-ш-ш.
 
      В комнате было сумрачно, стоял тяжелый запах. – Сказав Кою и Рэйли последнее «прости», Уиллоу прошла мимо них, остановившись возле фигуры в капюшоне, которая была когда-то Стивеном – красавцем, заблудшим Стивеном. Боже милостивый, чем будет мир без него, без его дружбы, его смеха, его любви?
      Слезы затуманили глаза Уиллоу, когда она взяла вялую руку Стивена в свою, поглаживая ее большим пальцем. Что-то ожило в ней, необъяснимое и непонятное, и она посмотрела на залитую кровью ткань, скрывавшую его лицо, а потом и на руку, которую держала.
      – Гром и молния, – прошептала она и, метнув взгляд в сторону офиса, где ее ждали Гидеон с гробовщиком, она медленно расстегнула испачканную рубашку Стивена.
 
      Громкий стук встряхнул Гидеона, душа которого была не на месте. Он вскочил со стула, оттолкнул гробовщика и вбежал в комнату, где положили тела.
      Уиллоу лежала на полу без сознания.
      Гидеон вскрикнул и, встав на колени, взял ее на руки.
      – Воды, – прохрипел он растерявшемуся гробовщику. – Принесите воды.
      Она пошевелилась, тихо всхлипывая:
      – Стивен.
      Гидеон зарылся лицом в ее волосы, роняя слезы. Теперь все кончено, все кончено! И он навсегда потерял ее.
      – Шериф, вот вода…
      Гидеон замер, поднял голову и дрожащей рукой взял стакан.
      – Уиллоу! – умолял он, прижимая стакан к ее груди. – Уиллоу!
      Она медленно открыла восхитительные карие глаза и улыбнулась, точно жизнь для нее не кончалась. Словно она не обвиняла мужа в смерти братьев.
      – Гидеон, – сказала она.
      – Вот, выпей, – охрипшим голосом велел он. Уиллоу послушно отпила несколько глотков холодной воды, как бы делая ему одолжение.
      – Пожалуйста, п-пойдем домой.
      Зная, что лицо у него мокрое от слез, и не обращая внимания на это, Гидеон кивнул.
      – Ты подержишь меня на руках, пока я не усну?
      К горлу Гидеона подкатил комок.
      – Да, – сказал он, отставил стакан в сторону и поднялся, держа Уиллоу на руках.
      Коляска покатила к их дому. Дому, который Гидеон купил ради своих высоких, но так и неосуществившихся надежд, в котором теперь царила тишина. Уиллоу сухими глазами смотрела вдаль.
      Она позволила Гидеону внести себя по лестнице в их спальню. Еще прошлой ночью они занимались там любовью, а теперь просто лежали, обнявшись, потеряв надежду. Наконец они уснули, и Гидеон провалился в жуткий кошмар, который оказался явью, когда он проснулся темной ночью.
      Уиллоу не было.

      Сначала Гидеон решил, что Уиллоу ушла от него навсегда. Однако через несколько секунд он услышал доносившуюся издалека мелодию, которую играла музыкальная шкатулка.
      Комната была окутана бархатно-черной тьмой, но Гидеон не стал зажигать лампу. Он нащупал свои брюки, натянул их и вышел в коридор. Веселая музыка повела его вниз по черной лестнице, на кухню.
      Уиллоу сидела в одиночестве в круге платинового лунного света. Ее золотые волосы струились по спине и плечам, а губы расплылись в странной полуулыбке. Гидеон вдруг почувствовал парализующий безотчетный страх. Он стоял неподвижно, ожидая, пока страх пройдет, а глаза привыкнут к темноте.
      Через несколько секунд он уже смог вполне отчетливо увидеть, что на Уиллоу была белая ночная рубашка, подол которой потемнел от влаги. Она, должно быть, гуляла где-нибудь около пруда.
      Гидеону хотелось заговорить с ней, коснуться ее и утешить, но он боялся. У Уиллоу был какой-то призрачный, воздушный вид, точно она могла исчезнуть, растворившись в мерцающем тумане, как только он шагнет к ней.
      Его внимание привлекла музыкальная шкатулка – это была не та, что он купил ей, а какая-то другая, которую он раньше не видел. На ее круглой серебряной пластине вращалась маленькая фигурка в атласном платьице, на котором играли лучи лунного света. Гидеон пожалел о том, что не отдал ей свои подарки: механическую обезьянку и музыкальную шкатулку – они все еще лежали под сиденьем его коляски, завернутые в коричневую бумагу.
      Гидеон осторожно поднялся по лестнице. Наверху, в темном коридоре, он прижался к стене, спрятав в ладони лицо и порывисто и глубоко дыша. Потом он решительно зажег лампу и постарался производить как можно больше шума, спускаясь вниз по лестнице.
      – Не могла уснуть? – спросил он притворно-веселым голосом.
      Уиллоу улыбнулась, не отрывая взгляда от шкатулки.
      – Мне дал ее Стивен, – сказала она.
      Гидеон почувствовал приступ ужаса, но быстро овладел собой.
      – Да? – спросил он, ставя на пол лампу и как можно громче гремя крышками на плите. – Когда же?
      – Сразу же после того, как я стала жить в доме отца, – сказала она так, словно ни сегодня, ни в другие дни не пережила трагедии.
      Гидеон разжег плиту, потом пошел в другой конец комнаты, чтобы налить в кофейник воды из ведра.
      – Держу пари, ты тогда была очень напугана, – осторожно заметил он.
      Она по-прежнему не смотрела на него.
      – Да, но там была Мария. Знаешь, твоя мать пыталась заставить ее уйти, но она осталась.
      – Моя мать была настоящей пыткой для тебя, да? Уиллоу кивала, когда Гидеон прошел мимо нее, чтобы поставить кофейник на плиту.
      – Я ведь тоже была пыткой для нее. Каждый раз, когда она смотрела на меня, она должно быть видела Частити.
      – Да.
      Он стоял совсем рядом с женщиной, которую любил, и ему хотелось, чтобы она подняла глаза от этой проклятой шкатулки, бросилась к нему, назвав его по имени, как делала это прежде. Это было бы куда как лучше, чем то безумие, которое, казалось, овладело ею.
      – Сядь, – сказала она наконец, как будто он был соседом, зашедшим на чай, а не мужчиной, которого она так неистово любила на сиденье коляски, среди пьянящей травы, на пустой кровати наверху.
      Гидеон сел. Ему хотелось, чтобы она смотрела на него, а не сквозь него.
      – Ты была на улице? – решился он спросил после долгого, долгого молчания.
      На плите выкипал кофе, шипя и выплескиваясь.
      – Да, – ответила она, когда он поднялся со стула и схватил ручку кофейника. Гидеон обжегся и пробормотал какое-то ругательство.
      С Уиллоу мгновенно спали чары; она оторвалась от стула и настояла, чтобы он позволил ей осмотреть ожог.
      – Черт возьми, – сказала она и потащила его через всю кухню к ведру с водой, погрузив в него руку Гидеона.
      Напрягшиеся в момент ожога мышцы на теле Гидеона облегченно обмякли. Более того, он смог вызвать какую-то реакцию Уиллоу.
      – Я люблю тебя, – сказал он.
      Она посмотрела на него так, словно удивилась чему-то.
      – Что ты сказал?
      Гидеон вынул руку из воды, но почувствовал такую боль, будто она горит, и снова быстро погрузил ее.
      – Я сказал, что люблю тебя, – повторил он.
      – Да, – ответила Уиллоу, и в ее глазах снова появилось это пугающее безумное выражение.
      Гидеон перешел в наступление:
      – Что ты делала на улице среди ночи?
      – Ходила в сарай, Гидеон Маршалл, – ответила она, немного оживляясь. – Тебя это устраивает?
      Гидеон понял, что она лжет, но не стал выпытывать правду; он и так был очень рад, что в ней сохранялся дух противоречия. Он только молился о том, чтобы его хватило на все те печальные и трудные дни, что их ожидают.
 
      День похорон Стивена выдался удивительно ясным. Во время печальной церемонии Девлин не сводил с дочери обеспокоенного взгляда.
      Он Знал, что она храбрая женщина, но что-то тревожное чувствовалось в том, как бесстрастно стояла она рядом с Гидеоном, которого она всего несколько дней тому назад назвала Иудой. На ее лице отсутствовало какое бы то ни было выражение.
      Почувствовав, что может упасть без сил, если Дав Трискаден не будет его поддерживать, Девлин попытался стряхнуть с себя собственное горе, не позволявшее ему понять, что так тревожило его в строгом спокойствии Уиллоу. Почему она не всхлипывает, как Дафна? Смирилась ли она с тем, что Стивен ушел от них навсегда, или просто притворяется, обманывая себя тем, что брат все еще скачет где-то среди холмов, останавливает поезда или играет с шошонами?
      Когда все наконец закончилось, Девлину Галлахеру потребовалось приложить все свои силы, чтобы просто выйти с кладбища и перейти через дорогу к дому. Там плачущая и постоянно злящаяся на себя Мария приготовила поминальную трапезу.
      Никто, кроме Уиллоу, не притронулся к еде. Она направилась прямо к столу и наполнила свою тарелку. Девлин встретился глазами с Гидеоном и движением головы поманил его к себе.
      Они вместе вошли в кабинет: Девлин закрыл за ними двери, а Гидеон налил себе виски из бутылки, стоявшей на столике.
      – Она даже не плакала, – хрипло сказал Гидеон, прежде чем Девлин решился спросить. – Думаю, она не верит, что его больше нет.
      – Боже мой, – выдохнул судья, наливая себе виски. – Что она сказала?
      – Ничего, – ответил Гидеон, глядя вдаль. – Перед тем как приехать утром в город, она поставила тесто для хлеба и напевала про себя так, словно ничего не произошло.
      – Это ненормально, – раздраженно сказал судья. Он сам разрывался от горя, смирившись с ним.
      – Знаю. Я пытался поговорить с ней, но когда упоминаю о смерти Стивена, она меняет тему разговора. Последний раз, когда я снова заговорил об этом, она спросила меня, можно ли посадить вишни перед домом следующей весной.
      Девлин почувствовал какую-то недосказанность.
      – Ты чего-то не договариваешь?
      Гидеон вздохнул и со стуком поставил свой стакан на стол.
      – Она бродит где-то.
      – Что означает «она бродит»? – огрызнулся Девлин.
      Гидеон устало пожал широкими плечами.
      – Почти каждую ночь я просыпаюсь и вижу, что она куда-то ушла. Иногда она сидит в гостиной и играет на пианино, а однажды я застал ее на полпути между домом и прудом.
      – Что она говорит?
      – Она сказала, что ходила в сарай.
      Девлин, запрокинув голову, осушил стакан и налил себе еще.
      – Люди по-разному переносят горе, но что-то меня беспокоит во всем этом. Это не похоже на Уиллоу; то, как она вела себя, когда ребят привезли, было более типично.
      – Знаю, – согласился Гидеон. – Вы слышали, что она сделала с фотоаппаратом?
      – Да. Я бы и сам это сделал, если бы был там. Чертов хищник, фотографий захотел. Бога ради…
      – Я никогда не понимал этого обычая, – признался Гидеон. Он помолчал в нерешительности, а потом продолжил: – Я подумал, может, было бы неплохо увезти Уиллоу куда-нибудь – так, ненадолго. Мы могли бы вернуться в Нью-Йорк…
      Перспектива потерять Уиллоу, как порыв обжигающего ветра, пронеслась в исстрадавшейся душе Девлина.
      – Нью-Йорк, – посетовал он.
      – Только на время, – быстро вставил Гидеон.
      – Думаешь, это поможет ей?
      Гидеон опустил голову:
      – Честно говоря, не знаю. Я даже не знаю, согласится ли она. Но мне нужно как-то повлиять на нее.
      Судья не успел ничего ответить, как в дверь кабинета постучали. С разрешения Девлина вошла Мария.
      – Сеньору Маршаллу телеграмма. – Она протянула сложенный лист дешевой бумаги.
      Девлин рассеянно наблюдал, как Гидеон пробежал глазами текст, думая, что бы там могло быть написано. В конце концов, ему наплевать.
      Стивен мертв, а Уиллоу, возможно, уедет и, может статься, уже не вернется. Всеми покинутый и безутешный, Девлин отвернулся, сложив на груди руки.
 
      – Я просто не могу поверить, что ты в такой момент хочешь поехать кататься! – крикнула Дафна, поднося к заплаканным, покрасневшим глазам платок. – Уиллоу, твой брат мертв! Ты это понимаешь? Мы только что похоронили его, и в доме сейчас поминки!
      Уиллоу рылась в чемодане, стоявшем в ногах ее детской кровати, вынула оттуда брюки и рубашку, которые собиралась надеть вместо черного атласного платья, что носила с сегодняшнего утра.
      – Дафна, закрой рот и переоденься, – огрызнулась она. – Скоро стемнеет.
      – Ты что, на самом деле думаешь, что Гидеон и твой отец позволят нам отправиться на прогулку?
      Уиллоу сбросила ненавистное тесное платье и стала натягивать брюки. Она довольно долго молчала, потом бросила Дафне через всю комнату подходящую одежду.
      – Они даже не заметят, что мы сбежали. Заперлись в кабинете, изливают свою печаль и скорее всего просидят там полночи.
      Дафна выглядела испуганной:
      – Уиллоу, как ты можешь быть такой бессердечной, такой… такой веселой! Я думала, ты любишь Стивена!
      – Люблю.
      – Хочешь сказать, любила, – настаивала Дафна. Уиллоу вздохнула, натягивая сапоги.
      – Я хочу сказать, «люблю», – поправила она Дафну.
      Дафна побелела. Потом она все же стала надевать брюки и рубашку, которые бросила ей Уиллоу.
 
      Гидеон сложил телеграмму и засунул ее во внутренний карман пиджака. Джек Робертс узнал об увлечении Дафны Стивеном Галлахером, вероятнее всего, от Хильды, и теперь направляется на Запад самолично. Наверное, было уже слишком поздно посылать ответную телеграмму и извещать его о том, что опасность, нависшую над добродетелью его дочери, устранили раз и навсегда.
      Выйдя из дома в сад, Гидеон уселся на мраморную скамью. Сейчас ему не хватало только ссоры с отцом Дафны, вдобавок ко всему, что творилось с ним последнее время. Но, однако, рано или поздно ему пришлось бы объясняться с мистером Робертсом. Значит, это произойдет раньше.
      – Сеньор!
      Гидеон поднял голову и увидел кузена Марии, который стоял возле кустов сирени, нервно теребя в руках шляпу.
      – Да, Хуан.
      – Я Паблито, – сказал мальчик. – Я, сеньор, пришел сказать, что сеньора… она собирается ехать к холмам.
      Гидеон встревожился:
      – Уиллоу? Одна?
      – Нет. С сеньоритой, которая тут гостит.
      – Понятно.
      – Вы не поедете за ними? Не вернете их?
      Гидеон вздохнул. Если прогулка поможет Уиллоу справиться с тем, что произошло, он не станет мешать ей.
      – Нет. Пусть едут.
      В темных глазах мальчика сверкнуло одобрение.
      – Si, – сказал он, повернулся и ушел из сада так же тихо, как и вошел.
      Гидеон еще посидел. Было бы неправильно ехать за Уиллоу. Однако он не мог дольше оставаться в доме или поблизости от него. Чувство потери было слишком угнетающим.
      Наконец, он решил пойти в участок, который принадлежал ему до того дня, когда он сложил с себя полномочия после смерти Стивена, и посмотреть, как идут дела у нового шерифа.
      Лот Хьютон показался Гидеону порядочным человеком, способным справиться с трудностями такой работы. Он приветствовал своего предшественника смущенной улыбкой и хриплым «здрасьте».
      – День добрый, – ответил Гидеон, снимая шляпу.
      – Присаживайтесь, мистер Маршалл! – предложил молодой служитель закона. – Я принесу вам чашку кофе…
      Гидеон взял стул, но отказался от кофе. Ему хотелось, чтобы поскорее пригнали скотину, купленную им для ранчо, и, он мог бы пасти ее, клеймить или что-нибудь в этом роде. Он не привык искать себе занятие только для того, чтобы убить время.
      – Мне жаль, что у вас в семье потеря, – решился сказать Лот.
      – Спасибо, – ответил Гидеон. Он не слишком хорошо знал Стивена и видел его лишь однажды, но чувствовал эту потерю, потому что это было горе для Уиллоу и судьи. – Вы знали Стивена?
      Лот печально усмехнулся:
      – Разумеется.
      – И какого вы о нем мнения?
      Молодой человек поставил на полку позади стола фотографию некрасивой молодой женщины с пухлым младенцем.
      – Он мне нравился, – коротко сказал он.
      – Даже несмотря на то, что он грабил поезда?
      – Он не грабил поезда! – парировал законник, защищаясь. – Он просто забирал кое-что, чтобы позлить своего старика!
      – Он убил Митча Крубера, – спокойно напомнил своему преемнику Гидеон. – И награбленное им принадлежало пассажирам, а не Девлину Галлахеру.
      – Это сделал не Стивен, – последовал уверенный и унылый ответ.
      – Крубер назвал его «Галлахер». Лот поморщился:
      – Черт возьми, если бы вы пожили тут подольше, то знали бы, что старина Митч был наполовину слепой. Этот парень просто был очень похож на Стивена.
      Гидеон не на шутку встревожился, хотя и не мог понять, чем это вызвано.
      – Вы знаете кого-нибудь, кто так здорово похож на Галлахера?
      – Разумеется, – сказал Лот и, порывшись в груде плакатов, объявлявших розыск, протянул один из них Гидеону. – Вот этот.
      Гидеон взял потрепанный плакат и с изумлением рассматривал рисунок. Лицо, изображенное на нем, принадлежало человеку по имени Сайлас Бланшар, и его разыскивали за целый список преступлений длиной с железнодорожную шпалу. Если на нем была маска, то издалека Бланшар мог бы напоминать Стивена Галлахера.
      – Вы когда-нибудь видели этого человека?
      – Нет. Просто просматривал эти плакаты после того, как приступил к работе, и мне показалось, что этот парень мне кого-то напоминает. Показала его Элис, когда она принесла завтрак, и она сказала, что он здорово похож на Стивена.
      Гидеон ощутил неловкость, хотя и не мог объяснить, от чего. Уже темнело, и он подумал: вернулись ли Уиллоу с Дафной с прогулки?
      – Крубер записывал все совершенные преступления, пока был шерифом, – сказал он задумчиво. – Не возражаете, если я возьму его записи домой и просмотрю? Завтра я верну их.
      Похоже, Лот не возражал.
      – Не вижу причин, чтобы отказать, – сказал он, наклоняясь, чтобы достать три увесистых пыльных тома, о которых упомянул Гидеон.
      – Благодарю вас. – Гидеон встал, чтобы взять книги и уйти.
      – Мои соболезнования судье и миссис Уиллоу.
      Гидеон кивнул и вышел из конторы шерифа. Взобравшись в коляску, он вспомнил о свертке с музыкальной шкатулкой и механической обезьянкой, которые купил для Уиллоу. Он наклонился, чтобы заглянуть под сиденье. Сверток был на месте.
      Гидеон со вздохом отпустил тормоза и отложил записи Митча Крубера в сторону, беря в руки поводья. Он почувствовал бы себя полным дураком, даря Уиллоу игрушечную обезьянку. Что, черт возьми, нашло на него, когда он покупал такую вещь?
      Проезжая мимо дома Галлахера, он решил остановиться и убедиться, что Уиллоу с Дафной благополучно вернулись с прогулки, но потом передумал. Они должны были вернуться – Дафна наверняка настояла на том, чтобы вернуться домой, как только начало темнеть.
      Пройдя на кухню, Гидеон зажег лампу и, чтобы взбодриться, заварил себе кофе. Потом, заверив себя, что Уиллоу нужно было побыть с отцом, он сел за стол, открыл одну из содержавших мельчайшие детали книг Крубера и начал читать.
      Он снова и снова находил записи, в которых упоминалось имя Стивена Галлахера. За последние пять лет он двадцать восемь раз останавливал поезда, если верить тщательному отчету Митча Крубера. Он ни разу не взял для себя или своей компании ни цента, которые не принадлежали бы Девлину Галлахеру.
      Когда Гидеон закрыл последнюю книгу, было уже поздно, но он был слишком расстроен, чтобы спать, поэтому просто сидел за столом, допивая остатки кофе и размышляя. Выяснив, что Дафна была свидетельницей последнего ограбления поезда и убийства Митча Крубера, он допросил ее. Она сказала, что Крубер назвал грабителя «Галлахер», но она также настаивала на том, что последний шериф ошибался.
      Зная, что она любит Стивена, Гидеон тогда не поверил ей. У судьи и Уиллоу также были серьезные причины отрицать вину Стивена, но он не принял во внимание и их мнение.
      Теперь, сидя в пустом и темном доме с догорающей лампой, Гидеон почувствовал себя более чем одиноким. Он все больше убеждался в том, что Стивен Галлахер был вовсе не свирепым разбойником, а обиженным и рассерженным мальчишкой, прячущимся в теле мужчины. Конечно же, он был помехой для железной дороги, сбивающей все расписание, пугающей пассажиров. Но за это его нельзя было вешать или назначать плату за поимку. Если бы эту награду не назначали, Стивен Галлахер был бы жив.
      Почувствовав слабость, Гидеон взял лампу и вышел на заднее крыльцо. Там он наполнил умывальник теплой водой, которая весь день грелась на солнце, и умылся. Он снова подумал, не стоит ли ему поехать в город за Уиллоу и привезти ее домой.
      После долгих размышлений он решил не делать этого. Вероятно, она чувствовала, что должна быть рядом с отцом; если бы ей хотелось побыть с Гидеоном, она сама вернулась бы к нему.
      Гидеон лежал в постели уже минут десять, когда она появилась, усевшись на край кровати и со вздохом стаскивая сапоги. Толстая коса свисала на спину, на ней были брюки и мужская рубашка.
      – Я тебя разбудила? – весело спросила она.
      Гидеон изумленно уставился на нее. Он не мог рассмотреть выражение ее лица, потому что он не видел как следует в лунном свете.
      – Сейчас, черт возьми, только два часа, – рассерженно и испуганно прохрипел он. – С какой стати мне спать?
      Казалось, сарказм его тона нисколько не волновал Уиллоу. Она перебросила косу через плечо и начала расплетать ее. Закончив, она сняла рубашку и эти богомерзкие брюки и забралась в постель, как будто ей нечего было объяснять.
      – Где, черт побери, ты была? – сквозь зубы спросил Гидеон.
      – Каталась, – сладким голосом ответила она.
      – В такое время?
      Она довольно вздохнула и уткнулась в подушку.
      – Луна светила, – сказала она, словно это все объясняло.
      Гидеон готов был взорваться, когда она внезапно потянулась к нему и мягкими пальцами провела по его груди.
      – Люби меня, Гидеон, – сказала она, потерев его сосок подушечкой большого пальца, отчего он непроизвольно застонал.
      – Уиллоу, сегодня…
      – Я знаю, что было сегодня, Гидеон. Мне нужно твое прикосновение. Целуй меня до тех пор, пока я смогу дышать, видеть или думать…
      Он понял ее и ответил глубоким поцелуем. Ее язык немедленно встретился с его языком. Лежа рядом с ней три мучительных ночи, желая ее и отказывая себе из-за ее утраты, Гидеон почувствовал, как напряглось его изголодавшееся тело. Он скользнул губами к ее левой груди, обхватил ими теплый, затвердевший бугорок, дразня его языком, утоляя свой голод.
      Уиллоу выгнула спину, отдавшись ему и сладко постанывая:
      – О, Гидеон… Боже, Боже, Гидеон…
      Он повернулся к другой груди, то жадно пожирая ее, то едва касаясь легкими, как шепот, поцелуями. Она была покорной, ждущей, чтобы ее пленили.
      – Возьми меня, – просила Уиллоу. – О, Гидеон, скорее возьми меня…
      Но Гидеон упрямо продолжал ласкать грудь.
      – О, Гидеон, пожалуйста! – умоляла она, безумно вцепившись в его плечи.
      Он заставил ее встать на колени посередине кровати, обхватил руками ее грудь и стал быстрыми мягкими движениями поглаживать ее языком. Она хватала ртом воздух и начала двигаться под ним вперед-назад и вверх-вниз.
      Она лихорадочно произносила его имя, корчась и постанывая, когда он нежно пощипывал ее спелую грудь.
      Когда Гидеон почувствовал, что близится самый ответственный момент, он стал всерьез наступать на нее. Уиллоу издала пронзительный, животный крик, замерла, а потом задрожала. Он подождал, снова раздвинул ей ноги и нежно целовал ее, пока из ее горла не вырвался низкий, рычащий вой.
      – Нет, о, Гидеон… Не надо больше…
      – Надо, – прохрипел Гидеон между поцелуями.
      – О-о-о-о…
      Он ласкал ее языком, целовал, снова ласкал. Она неистовствовала, умоляя, вцепившись руками в простыни.
      – О, хватит…
      – Нет, – хрипло сказал он из самого святилища ее сладости. – Я не успокоюсь, пока не получу всего.
      Она застонала и широко развела колени, а Гидеон до конца утолил свой голод.
 
      В глазах Гидеона, когда он устроился на Уиллоу, как всегда, почувствовалась определенная настороженность. Как бы она ни стремилась к нему, каким бы лихорадочным ни был этот миг, он никогда не пропускал момента, когда она приглашала его.
      – Я люблю тебя, Гидеон, – прошептала она, – я хочу тебя, сейчас же.
      Он застонал, и она ощутила его разгоряченное прикосновение, когда он легко вошел в нее.
      Уиллоу, – выдохнул он, пытаясь до конца вытянуть из нее свое копье. – Уиллоу… Уиллоу…
      Она поглаживала его упругие мускулистые бедра, нежно подталкивая его.
      – Гидеон, еще, пожалуйста, еще.
      Его великолепное лицо оставалось в тени, но все же ей было видно, каких усилий ему стоит растянуть для них обоих это жгучее удовольствие.
      Уиллоу провела кончиками пальцев по его ягодицам, почувствовав сладостное наслаждение, когда он задрожал и подавил крик.
      – Вы задумали заставить меня умолять о том, что вы должны дать мне, сэр, – поддразнила его она. – Более того, вы вынуждаете меня взять это самой.
      – Нет… О, Уиллоу…
      Но она это сделала. Она резко двинула свои бедра вперед, одновременно прижав его к себе обеими руками.
      – О Боже! – взмолился он, но тщетно, принуждаемый неистовыми требованиями собственного тела двигаться и подчиняясь сладостному, коварному велению тела Уиллоу.
      – Ты нужна мне… так сильно… О, Боже… медленнее… так сильно…
      Эти бессмысленные слова звучали для Уиллоу, как сонет, рассыпая по всему ее телу искорки страсти, обжигающие, безжалостные огоньки пламени. Его сильные руки обхватили ее ягодицы, направляя ее. Если раньше он умолял, то теперь он просто командовал. Он снова и снова вынимал свой меч, а потом опять вкладывал его в ножны.
      Уиллоу дрожала и стонала под ним, страстно желая и приветствуя каждый толчок этого меча. И вдруг она вся, и тело и душа, Ощутила неистовое, дикое облегчение. Она задрожала, поднявшись высоко над пламенем страсти, а потом медленно заскользила снова к земле, тихо всхлипывая.
      Гидеон продолжал двигаться на ней, но теперь он был уже менее настойчивым. Вскоре он тоже вознесся к вершинам блаженства, и Уиллоу наблюдала происходящее с не меньшей радостью, чем она приветствовала собственную кульминацию. Руками и тихими, бессвязными словами она подталкивала его к границам рая.
      Наконец сильная дрожь пробежала по телу Гидеона. Глаза его закрылись, голова откинулась назад, а губы сжались. Его торжествующий крик был долгим и хриплым, безгранично прекрасным для Уиллоу. Когда его тело беспомощно задергалось, как в агонии, она шепотом пообещала сделать эти сладостные муки еще сильнее.
      Наконец он в изнеможении застыл на ней. Она водила руками вверх и вниз по его влажной, упругой спине, пока его дыхание не стало снова ровным. Когда он поднял голову от ее темно-золотых волос, в его голосе послышалась игривая нотка.
      – Не могли бы вы, миссис Маршалл, в таком случае воспользоваться мной на скамеечке для пианино? – поддразнил он.
      – Гидеон!
      – Вот именно.
      – Я говорила под влиянием страсти! – запротестовала она, почувствовав ужасную неловкость оттого, что сделала такое бесстыдное замечание.
      – И тем не менее, – захохотал Гидеон, скользнув вниз, чтобы спрятать лицо на ее пьянящей груди, – я отнесу вас на скамеечку, миссис Маршалл.

      Скот, который утром в понедельник пригнали в Вирджинию-Сити, наполнил слишком тихий мир Гидеона Маршалла шумом и пылью. Уиллоу уселась рядом с Гидеоном на заборе, широко раскрыв глаза.
      – Черт возьми, Гидеон, – крикнула она, стараясь перекричать погонщиков и мычание утомленного долгим путешествием из Дэнвера скота. – Тут их, должно быть, тысяч десять!
      Гидеон засмеялся и обхватил руками перила ограды загона.
      – Почти шестьсот, колдунья, – поправил он. – Напомни мне, чтобы я не позволял тебе вести бухгалтерию.
      В эту минуту к ним подъехал главный погонщик. Он был худощавым мужчиной, грубая одежда которого покрылась слоем пыли, а шляпа выглядела так, словно по ней прошлись все шесть сотен коров.
      – Мистер Маршалл! – крикнул он поверх восхитительного шума.
      Гидеон протянул руку, и ковбой наклонился в седле, чтобы пожать ее.
      – Я Тайсон Риггерс, – объявил погонщик, при этом его похожие на велосипедный руль угольно-черные усы задергались.
      В этом месте Уиллоу вмешалась в разговор:
      – Заходите в дом, мистер Риггерс, выпейте кофе с пирогом, и пусть ваши люди тоже приходят.
      Риггерс был явно удивлен:
      – Их там двадцать четыре, мэм. Может, им лучше остаться во дворе?
      – Ну, вы-то зайдете? – настаивала она, глядя на Тайсона Риггерса.
      – Я с радостью, мэм, – ответил Риггерс, касаясь шляпы. Он перевел взгляд меланхоличных глаз на вытянутом изможденном лице на Гидеона. – Мы потеряли двенадцать голов из-за индейцев, мистер Маршалл. Учитывая, как много мы прошли, это не так уж и плохо.
      Гидеон нахмурился:
      – Индейцы? Ваши люди не пострадали?
      – Нет, сэр, – сказал Тайсон, слезая наконец-то с лошади. – В общем-то юты были весьма даже вежливы. Мы отдали им дюжину голов, и они оставили нам наши скальпы.
 
      Мужчины – Гидеон, мистер Тайсон Риггерс и Захарий – сидели за столом на кухне, попивая кофе и доедая яблочный пирог. Во дворе мычала скотина, кричали погонщики, а воздух был, как пыльное облако.
      – Собираетесь оградить свою землю, мистер Маршалл? – хотелось знать Тайсону.
      Уиллоу видела, как Гидеон решительно покачал головой.
      – Некоторым нравится открытый выгон, и я с ними согласен.
      – А воды много?
      На этот раз Гидеон кивнул. Он очень гордился широким ручьем, который протекал в центре его участка в семьсот акров.
      – А пастухи? – нажимал Тайсон Риггерс, который был, очевидно, человеком опытным.
      Гидеон улыбнулся. Он очень гордился совершенно новым домом для работников, который своими руками построили он, Харри Симмонз и Захарий, терпеливо снося настойчивые попытки Уиллоу помочь им.
      – У меня полдюжины работников, – сказал он.
      Уиллоу с Захарием переглянулись. Как можно управляться со скотиной такими малыми силами?
      – Похоже, пока достаточно, – заметил мистер Риггерс. – Думаю, первым делом нужно будет клеймить скотину.
      Торжествующая усмешка Гидеона была обращена к брату и жене.
      – Вторым, – вежливо сказал он. – Я принесу чек для вас, мистер Риггерс.
      – Я принесу его! – крикнула Уиллоу, которой хотелось сделать что-нибудь еще, кроме того, что она подала пирог с кофе.
      Казалось, Гидеон чувствовал ее желание принять участие в общем оживлении.
      – Спасибо, – тихо поблагодарил он.
      Уиллоу почувствовала себя виноватой, когда отвела глаза и поспешила в гостиную, где стоял новый стол Гидеона, обращенный лицом к окну. Он доверял ей, желая разделить с ней каждый миг жизни. И он никогда не простил бы ее, если бы узнал о тайне, которую она скрывает.
      Подписанный только этим утром чек, прижатый пресс-папье – простым речным камешком, который понравился Гидеону и который он принес домой, дрожал в руке Уиллоу, когда она вытащила его. Возможно, если бы она прямо рассказала ему всю правду, все бы обернулось неплохо. Но в то же время, каким бы нежным мужем ни был Гидеон, в нем была какая-то безжалостность.
      Уиллоу вздохнула, глядя куда-то в пыльную даль, не видя и не слыша шести сотен коров и криков погонщиков. А как же отец? Девлина это горе подточило, несмотря на его заявления, что с каждым днем ему все легче переносить потерю Стивена.
      – Уиллоу!
      Она виновато посмотрела на Гидеона, не в силах ответить на его нежное любопытство.
      – Что-то не так?
      К горлу Уиллоу подступил комок, отчего она торопливо проговорила:
      – Нет, я просто наблюдала за коровами… Гидеон стоял рядом в тихой, чистой гостиной, положив руки ей на плечи.
      – Они и твои, Уиллоу, – сказал он.
      Уиллоу всхлипнула. Она так сильно любила этого мужчину, что ей казалось, она наверняка могла бы умереть от этого, и иметь от него секреты, какой бы необходимостью это ни было вызвано, оказывалось для нее просто адом.
      – Нет, – с трудом сказала она. – Ты купил их. Это ранчо, скот – все здесь твое, Гидеон.
      Он повернул ее к себе лицом, указательным пальцем подняв ее подбородок.
      – Уиллоу, неужели ты думаешь, что все, что у меня есть, имело бы какое-то значение, если бы ты не могла разделить это со мной?
      На глазах у нее блеснули слезы.
      – Ах, Гидеон… Гидеон удивился:
      – С тобой все в порядке?
      Она поняла, что он наблюдал за ней, строя догадки. Как бы она ни старалась, ей не удавалось вести себя так, как следовало человеку, пережившему потерю.
      – Все хорошо, – сказала она, протягивая ему чек. – Заплати мистеру Риггерсу. Я… я, пожалуй, поеду в город, посмотрю, не приехал ли отец Дафны.
      – Уиллоу…
      Уиллоу закусила губу, молясь, чтобы он не заставил ее остаться и солгать.
      По каким-то одному Богу понятным причинам ее молитва не осталась безответной. Гидеон бросил на нее еще один тяжелый вопросительный взгляд и взял из ее рук чек.
      – Ты будешь осторожной, да? Эти погонщики…
      Где-то в глубине души Уиллоу нашла улыбку и приклеила ее на лицо, где она с трудом удержалась, чуть было не выдав ее.
      – Я не буду подходить к ним близко, Гидеон, – пообещала она. – И вернусь домой вовремя, чтобы успеть приготовить тебе ужин.
      На миг ей показалось, что он хочет еще что-то сказать. Однако он только еще раз задумчиво посмотрел на жену, пожал плечами и вернулся на кухню.
 
      Отец Дафны действительно приехал; Уиллоу слышала, как он кричит, еще когда только подъезжала к дому Девлина Галлахера, и натянула поводья, остановившись перед воротами.
      На дорожке ее встретила Мария, глаза которой в испуге расширились.
      – Отец сеньориты говорит, что пристрелит нашего Гидеона! – заплакала она.
      Уиллоу расправила плечи и подняла голову.
      – Чушь какая! – фыркнула она, но все-таки это ее здорово разозлило. Она решительно направилась в кабинет отца.
      Джек Робертс был таким же высоким, как и Девлин, и в юности, вероятно, был красивее. Теперь он отяжелел, волосы поредели, а лицо от злости пошло пятнами. Около окна, съежившись, стояла Дафна. Вид у нее был такой, словно она предпочла бы завернуться в портьеру и никогда не выходить оттуда.
      – Уиллоу! – завыла она. – Уиллоу, папа говорит, что заберет меня в Нью-Йорк!
      – Посмотрим, – сказала Уиллоу, откалывая шляпную булавку и снимая шляпку.
      – Так, значит, это вы заварили всю эту кашу – сбили Дафну с истинного пути…
      – Папа! – воскликнула Дафна, протестуя.
      – Все в порядке, – спокойно сказала Уиллоу. – Мистер Робертс, все дело в том, что Дафна хочет остаться с нами здесь, в Вирджинии-Сити.
      Казалось, по всему лицу мистера Робертса выступили тонкие багровые прожилки.
      – Я не потерплю, чтобы моя дочь жила в этом городишке в семье отпетого преступника!
      В больших сиреневых глазах Дафны пронеслась ужасающая тень, и под ними выступили темные пятна. Уиллоу почти желала, чтобы ее подруга вернулась в Нью-Йорк раз и навсегда. Очевидно, их общая тайна причиняла Дафне еще большие страдания, нежели самой Уиллоу.
      – Мой брат мертв, – решительно сказала Уиллоу. – И вследствие этого он, разумеется, уже не представляет опасности для Дафны.
      – И ты связалась с этим преступником?! – прогремел Джек Робертс, выкатив глаза.
      «Не говори ничего, Дафна!» – лихорадочно просила про себя Уиллоу.
      – Да! Я люблю его! – завизжала Дафна.
      – Ты любишь его? – отозвался стоявший перед ней внушительный богатый мужчина. – Изгоя? Мертвого преступника?
      Дафна дрожала, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом с Уиллоу.
      – Я всегда буду любить Стивена, – сказала она.
      – А как же Гидеон? Мне казалось, ты приехала сюда, чтобы снова завоевать его сердце?
      – Тебе бы это понравилось, да, папа? – прошипела Дафна, явно не сдержавшись. – Я могла бы проехать две тысячи миль, чтобы соблазнить мужа другой женщины, и тебе это показалось бы в порядке вещей, потому что твой кошелек сделался бы от этого еще толще!
      На какой-то страшный миг Уиллоу показалось, что Джек Робертс готов ударить дочь. Когда все обошлось без насилия, она бросилась к столу и, налив щедрую порцию бренди, протянула стакан взбешенному отцу Дафны.
      Он нахмурился, а потом взял бренди и одним глотком осушил стакан. Придя в себя, он сказал, растягивая слова:
      – Мы вместе – Гидеон и я – получили бы контроль над «Сентрал пасифик».
      Наступило гнетущее молчание, которое вскоре нарушила Дафна:
      – Папа, я не любила Гидеона, а он не любил меня. Он хотел контролировать «Пасифик», как и ты. По-моему, вы оба заслуживаете презрения, решив использовать меня в своих целях!
      – Дафна, – начал было ее отец с виноватым, но все же решительным видом.
      – Нет! – резко перебила она его. – Я не поеду с тобой в Нью-Йорк! Мне нужно остаться здесь с…
      У Уиллоу кровь застыла в жилах, и она громко откашлялась.
      – С Уиллоу, – сказала Дафна.
      – Но почему? – крикнул Джек Робертс. – Эта женщина все испортила – она разрушила твою жизнь…
      – Если то, что она спасла меня от брака без любви, можно назвать разрушением моей жизни, то именно это она и сделала. Уиллоу моя лучшая подруга, и я не покину ее.
      Утомленный долгой дорогой, мужчина глубоко вздохнул:
      – Мы еще поговорим об этом, Дафна. Я постараюсь быть более убедительным.
      Бросив на Дафну вопросительный и в то же время предостерегающий взгляд, Уиллоу решила, что сейчас самое время оставить дочь наедине с отцом. Чувствуя какую-то тяжесть на душе, она пошла в сад и нарвала там охапку увядающих циний, чтобы отнести их на кладбище через дорогу.
 
      Венсел Тадд наблюдал, как дочь судьи Галлахера идет к могилам Коя и Рэйли Форбзов, оставаясь при этом незамеченным. Он считал, что поскольку они были ей всего лишь сводными братьями, а она выросла в доме Девлина, то она, вероятно, почти совсем не знала их.
      В этот день солнце стояло высоко и палило нещадно. Венсел вытащил платок и промокнул им лоб и затылок.
      Скоро, когда прибудут его наградные, он двинется в Мексику. И хотя там еще жарче, там будет достаточно холодной выпивки и миленьких сеньорин, которые утешат его. Может быть, ему удастся найти какой-нибудь чудесненький городок на берегу океана и стать чем-то вроде патрона.
      Уиллоу Маршалл принесла цветы, опустилась на колени между двух могил, положив половину цветов на один камень, а другую половину – на другой. Она почти не смотрела в сторону огражденной могилы, на которой было выбито имя Стивена Галлахера, что показалось Венселу весьма странным. И даже более чем странным, если вспомнить, как она вела себя в тот день, когда он привез этих проходимцев.
      Венсел придавался таким размышлениям, когда чьи-то сильные руки внезапно схватили его за плечи, развернули и больно швырнули о стену церкви. На него совершенно безумным взглядом смотрел Девлин Галлахер, плотно сжав губы.
      – Что, черт возьми, ты тут делаешь? – прохрипел Галлахер.
      Венселу подумалось, суждено ли ему вообще попасть в Мексику.
      Делаю? – в замешательстве отозвался он.
      – Ты ведь не молиться сюда пришел, – растягивая слова, сказал Девлин, и хотя его голос был чрезвычайно мягким, у Венсела Тадда сердце ушло в пятки. – Тебя что-то интересует в моей дочери?
      Тадд поежился:
      – Нет, сэр, ничего. Я просто видел, как она положила цветы на могилы парней Форбзов, и подумал: почему же она не принесла цветов Стивену?
      Необычность этого явно поразила и самого Девлина; его глаза остановились на дочери, потемнев. Однако когда они снова обратились к Тадду, они были чистыми, как горный ручей, и острыми, как лезвие ножа.
      – Держись подальше от Уиллоу, Тадд. Ты причинил столько боли нашей семье, сколько только можно себе представить. – Он помолчал, глубоко и судорожно вздохнул. – И да поможет мне Бог, Венсел, если ты еще хоть раз подойдешь к ней. Я убью тебя.
      – Тебя повесят!
      – Возможно. А может, и нет. Убирайся, Тадд, пока я не дал тебе под зад.
      Насколько Венсел Тадд понимал, это был неподходящий для драки день. Он глубоко вздохнул, расправил плечи и пошел прочь.
 
      – Уиллоу!
      Она подняла взгляд от могилы Коя, взглянув в постаревшее лицо отца.
      – Что ты здесь делаешь, папа? Сейчас ведь полдень.
      Он сел рядом с ней на корточки, как, бывало, делал Стивен.
      – Я могу задать тебе тот же вопрос. Я и не знал, что ты так любила своих сводных братьев.
      Уиллоу вздохнула. Она уехала в город, чтобы не лгать Гидеону, а теперь ей придется солгать отцу.
      – У них нет никого, кто мог бы прийти и почтить их память, – уклончиво ответила она.
      Девлин сорвал ярко-желтый одуванчик и стал рассматривать его мохнатую головку.
      – Да, наверное. У них был только Стивен. Уиллоу опустила глаза:
      – Да. Ты был дома? Приехал отец Дафны…
      – Я был там, – перебил ее Девлин. – Они разговаривают спокойно, и похоже, Дафна не сдается.
      – Хорошо.
      – Что вовсе не означает, что Джек Робертс позволит ей остаться здесь. Честно говоря, я не понимаю, почему она этого так хочет. В конце концов, Гидеон женат на тебе, и, похоже, вы неплохо ладите.
      Уиллоу отвернулась:
      – Мы с Дафной подруги. Именно поэтому она и хочет остаться.
      – Значит, она весьма верная подруга. Мало кто из девушек ее возраста отказались бы от той жизни, которую они ведут в Нью-Йорке, чтобы переселиться сюда. Что она собирается делать теперь, когда Стивена больше нет?
      От прямоты вопроса Уиллоу непроизвольно стрельнула глазами в лицо отца.
      – Что…
      – Не надо, Уиллоу. Ты сама рассказала мне о Стивене и Дафне в тот день, когда его убили.
      Уиллоу уже забыла об этом.
      – Да. Ну…
      – Дафне здесь делать нечего. Почему, Бога ради, она хочет остаться? Вирджиния-Сити прекрасный город, но это не Нью-Йорк. Я могу понять, почему ты не хочешь, чтобы она уезжала, но…
      Щеки Уиллоу медленно покрывались румянцем. Что будет, если она расскажет отцу всю правду? Он, конечно же, сохранит эту тайну и придумает, как быть с сопутствующими ей проблемами. Но, однако, если он узнает обо всем, это принесет ему большие страдания.
      – Я не знаю, почему Дафна хочет остаться здесь, – твердо солгала она, и отец, кажется, поверил.
 
      Гидеон поздно ушел из салуна. В ушах до сих пор громко звенели нотации, которые ему прочел Джек Робертс. И хотя он вполне заслужил эти упреки, все же чувствовал себя обиженным.
      Он подошел к лошади и отвязал от коновязи поводья в тот момент, когда к нему подошел Захарий.
      – Если бы у меня была такая жена, Гид, – по-дружески сказал он, – меня бы сейчас не было в городе.
      Гидеон нахмурился: он был не настроен ругаться с Захарием.
      – Но у тебя ведь нет такой жены, как у меня? Захарий тяжело вздохнул и обеими руками обхватил столбик коновязи.
      – Почему бы тебе, черт возьми, не вернуться домой, к которому ты привык? Ты еще не достаточно накувыркался в постели Уиллоу Галлахер?
      Гидеон почти сел в седло. Теперь же, похолодев, он снова спустился на землю.
      – Ее имя Уиллоу Маршалл.
      – Может, на бумаге и так. Но она ведь Галлахер до мозга костей, и мы оба это знаем.
      – Это все, что ты хотел мне сказать?
      – Гид, твоя жизнь связана с Нью-Йорком. Какого черта ты покупаешь землю, скот?
      – Ты знаешь, – протянул Гидеон, – это любопытная штука, ну, что ты так хочешь, чтобы я вернулся. Я тоже думал о тебе, то есть о том, почему ты до сих пор не уехал.
      – Правда? Мне казалось, что ты умнее, братишка.
      – Значит, из-за Уиллоу.
      Захарий кивнул.
      Когда ты придешь в себя и вернешься к заседаниям в Совете компании и своей богатенькой любовнице, чтобы жениться на ней? Разве это не будет так удобно? Ей даже не придется менять фамилию!
      Гидеон вздрогнул, пытаясь сохранить спокойствие.
      – По-моему, нам надо разобраться с этим раз и навсегда, – ровным голосом сказал он.
      Захарий примирительно поднял обе руки:
      – О нет. Я не стану драться с тобой, Гид. Я намерен ждать и наблюдать. Скоро ты смотаешься, а я останусь здесь из-за Уиллоу.
      Гидеон сжал кулаки, в висках застучала кровь.
      – Тебе придется драться, – выдохнул он. – У тебя нет выбора.
      Захарий побледнел:
      – Гид, а как же твоя репутация в этом городе? Ты должен быть примерным, законопослушным землевладельцем, скотоводом. Что скажут люди, если увидят, что ты устроил уличную ссору?
      Гидеон улыбнулся, сбрасывая пиджак.
      – Тебе бы уже пора знать, что мне наплевать, что обо мне скажут люди. – Он расстегнул запонки и сунул их в карман пиджака, который повесил на луку седла. Захарий отступил на шаг, когда брат закатал рукава. – Знаешь, Зах, – продолжал он ровным тоном, – я наслушался от тебя всякой чепухи с тех пор, как ты явился сюда. Мне это до черта надоело.
      – Гид!
      Гидеон подошел к брату, почувствовав жажду крови. Схватив Захария за лацканы безукоризненного пиджака, он прошептал:
      – Благодарю тебя, дорогой братец, Уиллоу моя жена, и я люблю ее. Похоже, твоя шуточка аукнулась тебе самому, да?
      Глаза Захария округлились, дыхание участилось и сделалось прерывистым.
      – Гид, ради Бога…
      Гидеон был ослеплен гневом:
      – Нет. Бог тут совершенно ни при чем. Я все сделаю сам.
      – Погоди! – крикнул Захарий. – Гид…
      – Оставь его, Гидеон.
      Голос принадлежал мужчине. Каким-то образом он прорвался сквозь туман бешенства, окутавший Гидеона, и подействовал на его сознание, как холодная ладонь. Он вздохнул и отпустил брата, отступив назад.
      Застучав каблуками по деревянной мостовой, Захарий мгновенно убежал, растворившись в ночи. Гидеон повернулся к тестю.
      – Я хотел пустить ему кровь, – сказал он.
      – Знаю, – ответил Девлин.
      Гидеона поразило, как постарел Девлин. Он выглядел значительно более худым, чем до смерти Стивена, а в глазах у него появилось какое-то опустошенное, безжизненное выражение.
      – С Уиллоу все в порядке?
      – Прекрасно, так, по крайней мере, она утверждает, – ответил судья. – Но все же я хотел бы поговорить с тобой. Не возражаешь, если я закажу чего-нибудь выпить?
      Гидеон чертовски устал, но он чувствовал, что Девлин скажет что-то важное, может быть, даже жизненно важное.
      – Пожалуйста, только не «мочу пантеры», – ответил он.
      Немного позже Гидеон забрал Уиллоу из дома судьи и повез домой в своей коляске сквозь освещенную звездами ночь. Чем ближе они подъезжали к ранчо, тем яснее слышалось мычание уставших коров.
      Гидеон задумался, размышляя над тем, что сказал ему судья. Девлин видел ее на кладбище, как она клала цветы на могилы Ноя и Рэйли и даже ни разу не взглянула на могилу Стивена. Это обеспокоило Гидеона, как и его тестя.
      Однако он не заговорил с Уиллоу об этом. Напротив, он пытался разобраться во всех странностях, не вписывающихся в рамки того, что произошло на прошлой неделе.
      Убитые горем, женщины обычно плачут до тех пор, пока не утихнет боль, но, насколько он знал, Уиллоу не проронила ни слезинки со дня, когда привезли ее братьев. Она что-то напевала про себя и играла на пианино, просматривала каталоги семян и уже отметила сорта для цветника и огорода.
      Ночью, а точнее говоря, в любое время она готова была заниматься любовью. Этим утром она пошла за ним в амбар и – по-другому никак это и не назовешь – просто добилась с ним того, чего хотела. Она стала на колени на сопревшей соломе, и ему пришлось прислониться к стене стойла, пока она наслаждалась им. От одного воспоминания об этом Гидеона прошиб пот.
      Теперь, на сиденье коляски, Гидеону пришлось широко расставить ноги, чтобы устроиться там. Его ощущения были прекрасны, и все же это обеспокоило его по разным соображениям. Прежде всего, Уиллоу возненавидела его, всерьез возненавидела его в тот самый день, когда Венсел Тадд привез в город ее мертвых братьев. Она плюнула в него и назвала Иудой. Гидеону было трудно поверить, что ее чувства переменились так быстро и так радикально.
      И кроме того, у нее появилась привычка гулять по ночам. Гидеон сбился со счета, подсчитывая случаи, когда находил ее где-нибудь на улице, босиком, с затравленным взглядом. И всегда, как бы далеко ни уходила она от этой постройки, она утверждала, что была в сарае.
      Гидеон пришел к очевидному заключению, которое было весьма печально: поведение Уиллоу было нелогично. Вполне возможно, что, потеряв брата, она теперь теряла рассудок.
      Они добрались до ранчо и вместе молча распрягли лошадь. В тот момент, когда они выходили из конюшни, Гидеон вспомнил о подарках, которые купил ей – казалось, это было тысячу лет назад, – и вернулся за ними. В слабо освещенной лишь одной лампой кухне он развернул сверток.
      – Что это? – спросила Уиллоу.
      Гидеон вздохнул. Он дарил тысячи подарков тысячам женщин, но еще никогда не чувствовал себя подобным образом. Он походил на маленького мальчика, преподносившего почитаемой им богине вещи, которые слепил своими руками.
      – Так, купил в городе несколько дней тому назад, – небрежно сказал он.
      В полумраке казалось, что пальцы дрожат, когда она развязывала бечевку и снимала хрустящую бумагу. Каждый подарок был завернут отдельно в белую папиросную бумагу, и сначала ей попалась музыкальная шкатулка в виде маленького рояля, которую она с изумлением рассматривала.
      – О, Гидеон! – выдохнула Уиллоу, будто он подарил ей полный бесценных изумрудов сундук. Она повернула ключик, и кухня наполнилась тихим звоном колокольчиков.
      Гидеон почувствовал свое поражение. Это был подарок Захария, а не его – не он выбрал шкатулку. Ему захотелось броситься к столу и взять еще обернутую бумагой обезьянку, прежде чем она поймет, за какого идиота вышла замуж.
      Но было уже поздно; Уиллоу взяла сверток и развернула бумагу. Она издала ликующий возглас, когда увидела маленькую обезьянку с медными тарелочками и в дурацкой шляпе.
      – А что она делает? – спросила Уиллоу тоненьким голоском.
      У Гидеона слегка, почти незаметно дрожала рука, когда он повернул маленький ключик, спрятанный в густой шерсти игрушки. Обезьянка стала вертеть головой и удивительно громко ударять в тарелки.
      Уиллоу взяла в ладони маленькое создание, наблюдая за ним широко открытыми глазами, потом запрокинула голову и засмеялась так громко, что Гидеон совершенно растерялся, не понимая, понравился его подарок или нет.
      Он смущенно покраснел.
      – Мне жаль, – сказал он.
      – Жаль? – Прекрасные глаза остановились на нем. – Гидеон, с какой стати, о чем ты жалеешь?
      Завод у обезьянки кончался, она все медленнее ударяла в тарелки. Гидеон стоял, засунув руки в карманы.
      – Надо было подарить тебе бриллианты или что-нибудь в этом роде, – вырвалось у него, и он уже не мог остановиться. – Проклятье, во всем городе нет ни одного приличного ювелирного магазина и…
      Уиллоу начала медленно заводить обезьянку.
      – Бриллианты! – фыркнула она.
      Гидеон никогда раньше не слышал, чтобы женщина таким тоном говорила о бриллиантах. Он снова растерялся.
      Уиллоу посадила обезьянку на середину стола и засмеялась, по-детски хлопая в ладоши.
      – О, Гидеон, она такая чудесная…
      – Чудесная? – хрипло отозвался он.
      Уиллоу бросилась в его объятия, уткнувшись лицом в его шею.
      – Я люблю тебя! – крикнула она голосом, заглушенным его телом. – О, Гидеон, я так тебя люблю!
      Несмотря на облегчение от того, что ей понравился подарок, Гидеон почувствовал отчаяние в ее голосе, словно она боялась, что их каким-то образом разлучат.
      Потрясенный такой возможностью, Гидеон отнес жену наверх, в спальню, где их слияние было неистовым и сладостным. Немного погодя, когда она решила, что Гидеон спит, Уиллоу ушла из дома.
      Некоторое время Гидеон неподвижно лежал на смятой постели, размышляя. И вдруг до него дошло, что, возможно, Уиллоу так странно ведет себя не потому, что теряет рассудок, а потому, что Стивен Галлахер жив.

      Сердце Уиллоу ушло в пятки, когда длинная тень возле дома превратилась в человека, и она резко вздрогнула.
      – Гидеон?
      На ущербную луну набежало облако, потом она выплыла снова. В неверном свете Уиллоу увидела знакомый ей кивок.
      – Да.
      Она украдкой бросила взгляд в сторону сарая, который стоял так далеко, что был почти не виден в темноте. Она уже не могла сказать ему, что ходила туда. Ложь все росла и росла и теперь, достигнув размера рождественского апельсина, застряла в горле.
      – Стивен жив, – решился сказать Гидеон, стараясь сохранить бесстрастность в голосе.
      Уиллоу разрывалась между ужасом и облегчением.
      – Как ты узнал? – сказала она наконец, поежившись от холода и плотнее завернувшись в шаль.
      Гидеон схватил ее за руку движением, в котором не было злости, а потом потащил в дом. Там, прежде чем спрашивать, он зажег лампу.
      – До сих пор я только строил догадки. Ты очень странно вела себя для переживающей потерю женщины, – наевшись после похорон, когда ни у кого не было аппетита, поехав в тот же день кататься с Дафной, занималась со мной любовью, как будто ты вовсе не страдала от ужасной потери.
      Уиллоу вздохнула и села за стол, обхватив голову руками. Она слишком устала, чтобы снова обманывать его, тайна была слишком тяжела для ее плеч – как и предостерегал ее Стивен.
      – Ты, должно быть, решил, что я схожу с ума.
      – Поначалу да. Этой ночью, когда ты снова покинула нашу постель, я начал размышлять о том дне, когда Тадд привез тела. Помнишь, ты ходила в комнату, где они лежали, посмотреть на них? Ты вскрикнула и упала в обморок.
      Уиллоу кивнула.
      – Ты расстегнула рубашку Стивена, – я тогда так за тебя волновался, что как-то не подумал об этом, но именно так ты узнала, что Тадд застрелил по ошибке кого-то другого, да?
      Уиллоу снова кивнула:
      – Рана от томагавка – за несколько дней до того Стивен подрался с Красным Орлом…
      – А там раны не было, – догадался Гидеон. – Должно быть, ты и раньше что-то заподозрила, иначе не стала бы смотреть.
      У Уиллоу пересохло во рту.
      – Я… я взяла его за руку. У Стивена пальцы такие тонкие, а у этого… этого человека они были как обрубки.
      Гидеон стоял возле раковины, скрестив руки на груди, с бесстрастным лицом. Когда он заговорил, голос его зазвучал, как шершавая галька:
      – Одевайтесь, миссис Маршалл. Мы едем в город. Уиллоу ощутила безудержную тревогу:
      – Зачем? Гидеон, сейчас полночь!
      – Твой отец считает, что его единственный сын мертв. Мы – особенно ты – скажем ему, что человек, лежащий в могиле, не Стивен.
      Не чувствуя своего тела, Уиллоу поднялась со стула и направилась к черной лестнице. Она одевалась очень долго, или ему так показалось.
      Позднее, стоя перед дверью дома Девлина, Гидеон громко постучал. Он был холоден и осмотрителен и не сказал Уиллоу ни слова о ее обмане. Почему он не сердится на нее? Почему никоим образом не покажет ей, понял ли он, что она сделала?
      Дверь открыл сам Девлин, выглядел он сонным и изможденным. Он успел натянуть брюки, но рубашка была застегнута не на те пуговицы.
      Глядя на него в тот миг, пока он пытался как-то осознать, что к нему в полночь заявились гости, Уиллоу вдруг поняла, что пережил ее отец и как он до сих пор страдает. Одно лишь ее слово могло бы избавить его от этой боли.
      Девлин слегка подтолкнул ее вперед. Команда была молчаливой, но ослушаться было невозможно.
      – Папа, – выпалил Уиллоу, – мне… мне надо тебе кое-что с-сказать.
      Девлин пристально посмотрел на дочь, зевнул и провел рукой по густым седеющим волосам. Вдруг он как-то оживился.
      – Тогда входите, – рявкнул он, приглашая их в кабинет.
      Там он зажег лампы и запер двери, в то время как Гидеон упал в кресло, а Уиллоу стала ходить взад-вперед перед камином.
      – Ну? – спросил судья.
      Уиллоу бросила взгляд на мужа и поняла, что от него ей помощи не дождаться, сочувствия тоже.
      – Этот… этот человек, который там, в могиле, через д-дорогу, это не Стивен, – сказала она.
      Девлин весь напрягся, гневно посмотрев на дочь. После минутной гнетущей паузы он остановил ее, схватив за плечи.
      – Что? – прохрипел он.
      Слезы покатились по щекам Уиллоу.
      – Стивен жив, папа, – со стыдом сказала она. Почему она не сказала ему раньше? Почему она не послушалась Дафны и Стивена, которые говорили, что Девлин должен знать?
      Из груди Девлина вырвалось хриплое всхлипывание.
      – Боже праведный, как…
      Уиллоу не могла говорить, а Гидеон, казалось, был не намерен вмешиваться.
      – Почему же ты не рассказала мне?
      – Я боялась, – с трудом ответила она, потрясенная гневом отца.
      – Где он теперь? Он в безопасности?
      – Я не знаю, где он, папа. Но с ним все в порядке и… насколько это возможно, он в безопасности.
      – Когда ты видела его в последний раз? Уиллоу чувствовала себя так, словно эти двое мужчин поставили какой-то барьер между собой и нею.
      Возможно, никто из них больше не будет ни любить, ни доверять ей.
      – Он иногда приходит к п-пруду, – призналась она наконец, бросив на Гидеона испуганный взгляд.
      – Вот почему ты бродила по ночам, – холодно предположил он.
      Уиллоу кивнула.
      – Боже праведный! – застонал Девлин. – Мне следовало догадаться!
      Уиллоу смотрела на него, ища прощения в его лице.
      – Папа, я…
      Девлин сделал шаг назад, глядя на нее так, словно она была незнакомкой.
      – Уиллоу, я так горевал, – устало изумился он. – Я рыдал, я мучился, я страдал из-за потери сына, из-за того, что я изменил ему…
      – Мне казалось, что я делаю то, что нужно, папа! Гидеон презрительно фыркнул и поднялся.
      – Все ради Стивена, – сказал он, направляясь к дверям.
      Уиллоу испугалась, протянула к нему слабую руку:
      – Гидеон…
      Он обернулся, смерив ее уничтожающим взглядом, а потом хмуро улыбнулся тестю.
      – Оставляю вам вашу дочь, сэр. Да поможет вам Бог, друг мой.
      Сказав это, Гидеон ушел, и комната, казалось, закачалась в ответ. Уиллоу в отчаянии посмотрела на отца, уверенная в том, что он тоже отвернется от нее.
      – Папа…
      Девлин вздохнул и обнял дочь:
      – Знаю, милая, знаю.
 
      Гидеон бросил записи, которые вел Митч Крубер, прямо перед Джеком Робертсом, чуть не опрокинув его чашку с кофе.
      Мария, опустив глаза, вышла из кухни.
      – Посмотрите сами, – прохрипел Гидеон. Робертс просмотрел аккуратные заметки на первой странице первой книги.
      – Я верю тебе, – устало сказал он. – По правде говоря, Гид, я слишком выдохся от этих битв с дочерью, чтобы хорошо соображать.
      Гидеон вздохнул, налил себе кофе.
      – Она все еще притворяется больной? Робертс кивнул.
      – Что делать человеку с такой дочерью? – пожаловался он. – Она встречается с проклятым преступником…
      – Стивеном Галлахером, – поправил Гидеон, бросив многозначительный взгляд на книги Крубера. – Он не виновен в преступлениях, он просто надоедливый тип, Джек.
      – И тем не менее ты поймешь меня, если я скажу, что хотел бы видеть, как его повесят, – вздохнул Джек Робертс. Вид у него был отрешенный, казалось, он состарился за эти дни.
      Гидеон хмуро улыбнулся. Может быть, и у него когда-нибудь будет дочь? И если так, он надеется, что ему не придется пережить то, что пережили Джек или Девлин.
      – Да, я бы понял. Поедешь со мной в Хелену поговорить с губернатором?
      – Мне тут делать нечего, – вздохнул Робертс. – Так что поехали.
      Спустя полчаса они уехали.
 
      Дафна откинула одеяло, уставившись на Уиллоу широко раскрытыми глазами.
      – Уиллоу, я же тебе говорила! – запричитала она. – Я говорила, Гидеон придет в бешенство!
      После того как Гидеон выбежал прошлой ночью из дома, оставив ее на попечение отца, Уиллоу не сомкнула глаз. Теперь, уронив голову, она присела на край кровати Дафны.
      – Я знаю, он больше не возьмет меня к себе, – сказала она. – Никогда.
      Оставшись наедине с подругой по заговору, Дафна поняла, что ей незачем разыгрывать из себя больную. Она села рядом с Уиллоу и обняла ее за плечи.
      – Я тоже виновата. Я возьму на себя часть вины.
      – Если ты говоришь о Гидеоне, то это не поможет, – мучила себя Уиллоу. – Я навсегда потеряла его.
      – Нет, он тебя простит, как только у него будет время все хорошенько обдумать…
      Уиллоу вспомнила, как холодно и бессердечно он прогнал ее, и заплакала.
      – Мне придется уехать из Вирджинии-Сити, – всхлипывала она. – О, Дафна, я бы не вынесла этого – жить в этом доме, когда он там…
      Дафна сочувственно прижала ее к себе.
      – Гидеон любит тебя, Уиллоу. Он не сможет злиться так долго.
      Уиллоу вспомнила нежный, смущенный взгляд Гидеона, когда он дарил ей заводную обезьянку прошлой ночью, и почувствовала себя брошенной. Ей не верилось, что тот же самый человек ушел от нее, даже не оглянувшись.
      – Он был так спокоен, Дафна, так холоден. Я отдала бы что угодно, только бы он кричал и ругался, вместо того чтобы уйти вот так!
      Дафна вздохнула:
      – Вы друг друга стоите. И по правде говоря, мы такую кашу заварили.
      Уиллоу кивнула, и обе женщины вместе расплакались, потому что одна любила не того мужчину, а другая лишилась того, которого любила.
 
      Пойти на спектакль в сопровождении Захария было идеей Дафны; Уиллоу просто пошла вместе с ними, потому что ей нужно было отвлечься от путавшихся мыслей. Постановка «Ричарда III» была просто пыткой, так как актеры передвижного театра испортили всю пьесу.
      Уиллоу шепотом извинилась перед Дафной и Захарием и ушла после первого акта, задержавшись перед внушительным зданием театра, глубоко дыша И думая, где в этот момент может быть Гидеон. Вернулся ли он на ранчо? Был ли он с какой-нибудь женщиной?
      Она слегка ссутулилась. При своей любви к занятиям любовью Гидеон скоро найдет себе кого-нибудь еще. А что будет с самой Уиллоу? Сможет ли она полюбить другого мужчину так, как любила Гидеона, или до конца жизни ей придется сгорать от неутоленного желания?
      – Уиллоу!
      Она почувствовала, как кто-то легко коснулся ее локтя, и, обернувшись, увидела стоявшего позади Захария в безукоризненном щегольском костюме и со шляпой в руках.
      – Ты в порядке? – спросил он. Уиллоу угрюмо кивнула:
      – Пожалуйста, возвращайся и досмотри пьесу до конца. Я сама доберусь домой.
      – Даже не думай об этом, – мягко возразил свояк. – Если я приглашаю женщину куда-нибудь, я обязательно провожаю ее домой.
      Уиллоу уловила намек на тот вечер танцев, когда она бросила Захария, ничего не объяснив.
      – В таком случае, – резко ответила она, – ты, разумеется, не собираешься покинуть Дафну – ведь ее некому проводить домой.
      Захарий скрыл раздражение, хотя и недостаточно искусно.
      – Я вернусь за ней, – предложил он.
      Уиллоу устала препираться с ним, ей хотелось поскорее вернуться в дом отца, где ее ждала Мария. Сейчас присутствие экономки было для нее огромным утешением, когда она то бранила ее, то баловала.
      – Обещаешь? – спросила она.
      – Конечно. Вопреки тому, что мой братец, вероятно, наговорил тебе, я джентльмен.
      – Я очень в этом сомневаюсь, Захарий. Но я хочу пойти домой, а так как ты не позволишь мне идти одной, что надо заметить, я проделывала тысячи раз, я доверяю тебе отвезти меня прямо домой к отцу.
      Он усмехнулся, положил руку на талию Уиллоу и подтолкнул ее к коляске, которую взял напрокат. Сиденье взвизгнуло, когда Захарий уселся рядом и взял вожжи, а ей вспомнилась другая коляска и другая ночь. Ее лицо вспыхнуло в темноте.
      Перед домом судьи, который выглядел совсем опустевшим, Захарий так быстро отступился от своих изящных манер, что Уиллоу не успела приготовиться. Левой рукой он взял ее за подбородок, а губы приблизил к ее губам.
      Уиллоу ощутила приступ слабости и ярости; она отчаянно пыталась освободиться из рук Захария. Он был, конечно же, намного сильнее, и, не прерывая поцелуя, прижал ее к сиденью коляски.
      Уиллоу сопротивлялась, но Захарий проник языком в ее рот, на территорию, принадлежавшую одному лишь Гидеону. Она сильно прикусила его и почувствовала кровь.
      Ругаясь и отплевываясь, Захарий наконец отодвинулся, но руки его по-прежнему крепко прижимали Уиллоу к пыльному кожаному сиденью. Она попыталась набрать побольше воздуха и закричать, когда он бесстыдно накрыл ладонями ее грудь.
      – Ты маленькая негодница, – прохрипел он, – миленькая маленькая дикая негодница…
      Наконец Уиллоу удалось крикнуть, хотя звук получился высоким и писклявым, который едва ли могли услышать за стенами отцовского дома.
      Захарий затрясся, поднял руку и так сильно ударил Уиллоу, что она снова ощутила привкус крови. Но на этот раз кровь была ее. Она плюнула в него, а он раздвинул ее колени, борясь с ней, когда она стала дико извиваться, пытаясь освободиться. Страх придал ей сил. Она подняла колено, сильно ударив Захария в пах.
      Он застонал и схватился за ушибленное место, а Уиллоу, воспользовавшись моментом, изо всей силы пнула его. Ругаясь и молотя руками, он упал на землю рядом с коляской.
      Даже если бы она могла надеяться на помощь из дома, что было крайне сомнительно, так как Девлин был, вероятно, у Дав, а отец Дафны уехал с Гидеоном, Уиллоу не решилась мешкать, выясняя это. Она обеими руками схватила поводья, крикнула на испуганную лошадь и, развернув коляску широким полукругом, поскакала назад в город.
      Дафна стояла напротив театра, смущенно и слегка беспокойно озираясь. Уиллоу окликнула ее, задыхаясь и с трудом останавливая коляску, чтобы подруга могла запрыгнуть в нее.
      – Уиллоу! – вырвалось у Дафны. Она мертвой хваткой вцепилась в сиденье, когда экипаж снова дернулся. – Что случилось?
      – Захарий, – прошипела Уиллоу, вздрагивая. Она до сих пор ощущала его руки на своей груди и язык, глубоко проникающий в ее рот. Ушибленная нижняя губа дергалась. – Как последняя дура, я позволила ему отвезти себя домой – он обещал вернуться за тобой…
      – Уиллоу! – прошептала Дафна, широко раскрыв глаза, в которых отражался свет из окон салунов, борделей и игорных домов, мимо которых они проносились. – Он… он пытался изнасиловать тебя?
      – Да, – с трудом ответила Уиллоу уже более спокойно, но она не сбавила скорости, которую задала бедной лошади, тянувшей экипаж.
      – Куда мы?
      – К дому Дав Трискаден, – ответила Уиллоу, которая до сих пор не знала, что ей делать. Простая логика подсказывала, что им нельзя вернуться в дом отца, где их по-прежнему мог караулить Захарий. – Я молю Бога, чтобы отец был там!
      Если Дафну и шокировала мысль появиться в такой час в этом, пользующемся дурной славой квартале, то она не подала виду. Возможно, она, как и Уиллоу, считала, что ни у нее, ни у ее подруги не было права заботиться о приличиях.
      В двухэтажном доме Дав видны были огоньки на нижнем этаже, и у Дафны с Уиллоу затеплилась надежда, когда они, взявшись за руки, побежали по дорожке к дому.
      Поскольку Уиллоу все еще дрожала, Дафна позвонила, и когда Дав открыла дверь, что-то очень похожее на тревогу блеснуло в ее глазах.
      – Отец здесь? – спросила Уиллоу с максимальным почтением, на которое была способна.
      Дав замерла. На ней был халат, а пышные белокурые волосы, обычно тщательно завитые и причесанные, выглядели неряшливо.
      – Нет… нет, Девлина здесь сегодня нет…
      У Уиллоу засосало под ложечкой; она ощутила тот же безотчетный страх, какой испытала, борясь с Захарием.
      – Дав, что-нибудь случилось?
      – Нет! – быстро крикнула Дав, взглянув на дорогу и снова на девушек, словно хотела поскорее избавиться от нежданных посетителей. – Пожалуйста, уходите… я устала…
      Дафна и Уиллоу стояли неподвижно, уставившись на нее. Минуту спустя они обе пожалели о своей слабости, когда Дав внезапно оттащили от дверей и в проеме показался Венсел Тадд. С невероятным проворством, если учитывать его размеры, он схватил гостей Дав за руки и втащил внутрь, ногой закрыв за ними дверь.
      – Да как вы смеете? – крикнула Дафна.
      – Где мой отец? – одновременно с ней спросила Уиллоу. – Что вы с ним сделали?
      Тадд отпустил своих пленниц, что-то жуя. Он самодовольно ухмыльнулся и махнул рукой в сторону обитой атласом софы Дав.
      – Садитесь, – приказал он.
      Дафна с Уиллоу переглянулись и сели. Они молча согласились, что бесполезно пытаться убежать. Тадд поймал бы одну или даже обеих до того, как они успели бы пересечь маленькое крыльцо.
      Встав за софой, Дав ласково сказала:
      – Уиллоу, с твоим отцом все в порядке. Слава Богу, его здесь сегодня не было.
      – Заткнись! – заорал Венсел Тадд, злобно взглянув на Дав поверх голов Дафны и Уиллоу.
      Дав благоразумно подчинилась. Наступило молчание, заполненное страхом и отвратительным духом немытого тела Тадда.
      – Чего вам от нас нужно? – спросила наконец Дафна, вызывающе подняв голову.
      Тадд ходил взад-вперед по комнате, отчего запах в ней сделался еще противнее.
      – Не будь дурой, Дафна, – ответила Уиллоу, – ему нужен Стивен.
      Тадд остановился, одарив Уиллоу еще одной самодовольной ухмылкой.
      Вот именно, догадалась, малышка.
      – Но как вы узнали? – спросила Уиллоу.
      – Я почти сразу заподозрил неладное. Потом зашел случайно к Лоту Хьютону, когда он вернулся откуда-то и приказал откопать тело, лежавшее в могиле Галлахера. Он сказал, что готов поспорить, что найдет в этом гробу Сайласа Бланшара, и я решил, что так оно и есть. – Тадд снова заходил по комнате, потирая свой небритый подбородок. – За Бланшара назначена солидная сумма, – продолжал он, – но чертовски далекая от той, что назначена за твоего старшего брата.
      Уиллоу вздрогнула. Она так далеко зашла, стараясь защитить Стивена, что заставила отца страдать, а между ней и мужем наступило отчуждение. Чего же она добилась? Того, чего боялась больше всего.
      – Я скорее умру, чем отведу вас к Стивену, – твердо сказала она.
      Венсел Тадд засмеялся:
      – Думаю, ты не врешь, малышка. Похоже, это так. Но, к счастью для нас обоих, тебе не придется делать этого. Нет, мэм, потому что Галлахер сам придет ко мне, как младенец к мамкиной титьке, когда узнает, что у меня его сестренка и его женщина.
      Стоявшая позади Уиллоу Дафна вздрогнула, но потом снова подняла голову и расправила плечи.
      Поросячьи глазки Тадда уставились на Дав.
      – От этой, разумеется, никакого толку.
      – Если вы хоть как-то обидите Дав, папа будет преследовать вас до конца жизни! – напомнила ему Уиллоу, полагаясь исключительно на показную храбрость. – Вас самого будут разыскивать!
      – Мне ни к чему неприятности с законом, это верно, – к удивлению женщин, уступил Тадд. – И все-таки я не могу отпустить ее, чтобы она разболтала Лоту, Девлину и всем остальным о сегодняшнем. Нет уж, так что она поедет с нами.
      – Поедет куда? – осмелилась спросить Дафна.
      – К холмам, разумеется. Я знаю хорошее местечко, где мы можем дожидаться его. Довольно скоро Галлахер узнает обо всем.
      Уиллоу поняла, что Тадд рассуждает разумно. Стивен придет и, если будет необходимо, сдастся в обмен на пленниц.
      – А почему вы так уверены, что он не подумает, что вы блефуете? – огрызнулась Уиллоу.
      Тадд коснулся подбородка Уиллоу своей грубой вонючей рукой.
      – Потому, малышка, что я не блефую. Он это поймет, даже если ты не понимаешь этого. – Он покачал головой и ухмыльнулся, словно не мог поверить в такую удачу. – Чудесная ночка, черт возьми, – поймал сестренку Лиса и его любовницу, даже и не особенно стараясь!
      Слово «любовница» явно покоробило Дафну, но она воздержалась от комментариев.
      – Тадд, тебя повесят за это, ты просто дурак! – крикнула вдруг Дав, обойдя софу и сжав маленькие кулачки. – Ты не можешь…
      Тадд занес руку и так сильно ударил Дав, что она упала и ударилась головой о камин. Уиллоу немедленно бросилась к ней в сопровождении ошеломленной Дафны.
      Дав была без сознания, но скоро пришла в себя. Тадд за волосы поставил ее на ноги, предостерегая таким жестоким образом не только саму Дав, но и Уиллоу с Дафной.
      Как оскорбительно это ни было, все три женщины позволили заткнуть им рты наволочками, взятыми из комода Дав, а потом связать запястья. Очень довольный собой, Тадд погнал их через темную столовую и кухню Дав во двор позади дома. Поблизости не было соседей, так что Тадду не составило особого труда затолкать трех пленниц на сиденье ожидавшей их повозки и скрыться в ночи.
      Болтаясь на жестком сиденье, Уиллоу пыталась освободиться от пут. Дафна и Дав, оказавшиеся, вероятно, мудрее, лежали совершенно неподвижно.
      К горлу Уиллоу. подступила тошнота. Господи, если бы ее вырвало при засунутом глубоко в рот кляпе, то она наверняка захлебнулась бы. Она конвульсивно сглотнула и закрыла глаза.
      Повозка все катилась и катилась. Небо из черного сделалось серым, потом приобрело оттенок абрикосового, прорезавшись сквозь розовато-лиловое, а они все продолжали ехать.
      Наконец Тадд рявкнул хриплое «тпр-р» трудолюбивым лошадям, и повозка остановилась. Женщины облегченно вздохнули.
      Взявший их в плен спрыгнул с козел и, обойдя вокруг повозки, одну за другой выволок наружу. У Уиллоу подкашивались ноги, и она спотыкалась, когда Венсел Тадд потащил ее к довольно большой хижине, спрятанной среди деревьев. Едва замечая плетущихся рядом Дав и Дафну, она старалась побороть в себе давние воспоминания об этом месте. Она была почти уверена, что когда-то уже видела эту хижину, но не могла вспомнить, когда именно и почему ей так важно было определить то время.
      Ветхая снаружи, внутри хижина была весьма просторной. Там была плита, стол, несколько сломанных стульев и продавленная койка. Уиллоу точно знала, что там была и спальня.
      Вытащив кляпы изо ртов женщин, но не развязывая им рук, которые были туго стянуты у них за спинами, Тадд втолкнул их в маленькую комнатку с покосившимся потолком. Не сказав ни слова, он закрыл дверь и накинул крючок. В комнате не было окна, через которое они могли бы сбежать, поэтому он был уверен в надежности такой тюрьмы. Уиллоу не понравилась комната. Какие-то обрывочные воспоминания проносились у нее в голове, пугающие звуки, которым противостояли попытки Стивена отвлечь ее…
      – Уиллоу! – позвала Дафна, с беспокойством глядя на подругу. – Ты в порядке?
      Уиллоу стряхнула с себя мрачные мысли, нахлынувшие при первом взгляде на хижину, и хмуро улыбнулась.
      – Я в порядке настолько же, насколько и вы.
      – Что, по-твоему, он с нами сделает, Уиллоу? – беспокойно спрашивала Дафна. Глаза ее потемнели, а под ними выступили темные круги. – Думаешь, он из таких, что…
      – Нет, – перебила ее Дав, усаживаясь на край старой кровати, занимавшей почти всю комнатушку. Пружины скрипнули, и Уиллоу снова кольнуло неясное тревожное воспоминание.
      – Он мог изнасиловать нас! – прошипела Дафна, обратившись к Дав.
      – Нет, – твердо сказала Дав. – Если бы он был из таких, я бы сразу же, еще вчера вечером, поняла это. Я просидела с Таддом почти час до того, как явились вы.
      Уиллоу окунулась в водоворот воспоминаний, напугавших ее. По щекам ее покатились слезы, и она задрожала, услышав отголоски событий, похороненных в самых темных и дальних уголках ее памяти. Кровать – та, на которой сейчас сидела Дав Трискаден, – бешено трясется. Стоны и крики. Она, маленькая, всхлипывает, в нерешительности стоя на пороге…
      Стивен, сильный и нежный Стивен, взял ее за руку и увел прочь.
      – Он не делает маме ничего плохого, – сказал он, но все равно в его голосе она услышала тихое бешенство.
      – Уиллоу!
      Уиллоу удивленно посмотрела на Дав, словно та ударила ее, что было никак не возможно, потому что руки у них по-прежнему были связаны.
      – Я была здесь раньше, – деревянным голосом сказала она. – Я знаю, что была здесь раньше.
      Дав и Дафна смотрели на нее с сочувствием, не понимая все же его причины. Дверь с треском распахнулась, и вошел Венсел Тадд. Он соизволил развязать им руки, и они позавтракали вяленой говядиной и черствым кукурузным хлебом.
      Несмотря на перенесенные неудобства, они ужасно проголодались и даже не заметили за едой, как Венсел Тадд вышел и запер дверь.