ГЛАВА 2

Фиби изо всех сил старалась философски относиться к происходящему.

Завтрак состоял из двух черствых круассанов и чашки крепкого кофе. Все особняки выходили на море и выглядели вполне симпатично, хотя были примитивными постройками и абсолютно одинаковыми, вплоть до последнего гвоздя. За экскурсией следовало пространное выступление агента по продажам, сопровождавшееся показом слайдов, раздачей брошюр, карт и видов с высоты птичьего полета. Фиби казалось, что оно никогда не кончится. Ленч — фруктовый салат на увядшем листе латука, клубничное желе и засохшие рулеты был принесен загорелыми и стройными девушками в шортах и общепринятых на Райском острове футболках. Обнеся присутствующих, амазонки снова заняли свои места рядом с дверью, сложив руки и с бесстрастным выражением на лицах, готовые пресечь любую попытку к бегству.

Было три часа, когда плененную аудиторию наконец отпустили, хотя передышка была, конечно, только временной. Все должны были присутствовать на вечернем костюмированном балу, как объявил мужчина, которого Фиби про себя называла Джеком, и объяснил, что тем, кто уклонится от празднества придется добираться до Штатов самостоятельно.

Фиби, примирившаяся с необходимостью одеться в наряд пиратской подружки и выслушать еще одну лекцию о недвижимости, бросилась к ближайшему выходу. Как она поняла, единственный другой выход — вплавь пересечь Бермудский треугольник в надежде, что ее вынесет к берегам Флориды. В данный момент ей предоставили свободу наслаждаться солнцем и пляжем, и она не собиралась зря терять время. Купив в пыльном сувенирном магазинчике крем от загара и большую соломенную шляпу, Фиби направилась на пляж.

Вода была вполне теплой, чтобы искупаться, и такой чистой, что можно было видеть, как на дне колышутся тонкие водоросли и сияют раковины, похожие на драгоценные камни. Песок был нежным и белым как сахар, и Фиби скинула сандалии и зарылась в него, смеясь от радости.

Через час, несмотря на крем, нанесенный на каждый дюйм обнаженной кожи, Фиби была вынуждена прервать общение с океаном и скрыться в доме. Она купила в баре высокий бокал розовой жидкости с плавающей в ней вишенкой и осушила коктейль в старом лифте, со скрежетом взбиравшемся на третий этаж.

Оказавшись в комнате, Фиби осторожно сняла красный в горошек купальник, пахнущий кремом, и вытянулась на кровати, воображая, что лежит в уединенной бухте и ее наготу прикрывает только тень пальмы. Она блаженно улыбнулась, слушая убаюкивающий шепот океана за окном, и ее окутал сон, нежный, как тень.

Ее сны были эротическими, таинственными, и в них вплеталась музыка клавесина. Она лежала на песке в тени пальмы. К ней подошел мужчина и опустился рядом на колени, и хотя она не видела его лица и не могла вспомнить его имени, ее сердце прекрасно его знало. Он гладил ее голые бедра легкими, быстрыми пальцами менестреля до тех пор, пока она не задрожала и не застонала под его прикосновениями, и тогда он благоговейно приподнял загрубелой ладонью сперва одну ее грудь, затем другую. Фиби чувствовала себя прекрасно и волшебно, словно русалка или принцесса, пробуждающаяся после поцелуя принца от столетнего сна в замке, окруженном густым лесом, и ей захотелось, чтобы знакомый незнакомец овладел ею.

Незнакомец наклонил голову, и перед тем как он поцеловал ее, Фиби уловила тень улыбки на его красиво очерченных губах. Как изысканный инструмент под рукой музыканта, тело Фиби затрепетало, отвечая на поцелуй, и вслед за этим последовал такой прилив страсти, что вырвал ее из мелодии сна и вернул в реальный мир.

Она лежала на жесткой кровати, все еще дрожа от прилива неистовой страсти, чувствуя отчаяние оттого, что снова оказалась одна и ее любовник исчез вместе со сновидением.

С момента развода с Джеффри Фиби убеждала себя, что воздержание не так уж и плохо, но теперь самая сущность ее женственности говорила нечто совершенно противоположное. Она была молодой и здоровой, и хотела испытать эмоциональное и физическое удовлетворение от полной близости с мужчиной. Ну хорошо, подумала она, поморщившись — солнечные ожоги давали о себе знать. Она созрела для нового романа, готова довериться мужчине, позволить ему прикоснуться к своей душе и к своему телу. Все, что ей остается — найти человека, удовлетворяющего ее требованиям, которые стали гораздо жестче, чем в колледже, когда она познакомилась с Джеффри и влюбилась в него.

Фиби знала, что начать с начала будет не просто, но она твердо решила попытаться. Может быть, лучше всего насовсем покинуть Сиэтл со всеми связанными с ним воспоминаниями и поискать работу в Сан-Франциско, Нью-Йорке или даже где-нибудь в Европе. Например, в Лондоне или Париже, или в городе поменьше, вроде Флоренции или Лиона. Со временем, если она не спрячется в своей скорлупе, чтобы не получать новых ран, и если ей очень, очень повезет, она сможет встретить потрясающего мужчину.

Приняв решение, Фиби сразу почувствовала себя лучше. Она взяла с ночного столика часы и, прищурившись, посмотрела на циферблат. — Черт, — пробормотала она. — До этого проклятого костюмированного бала осталось совсем немного времени.

Фиби нарядилась в нелепое платье со шнурованным корсажем и глубоким вырезом на груди, причесалась и чуть-чуть подкрасилась. В правом виске пробудилась к жизни головная боль, но она не стала искать аспирин, потому что не хотела опаздывать. Не то что бы Фиби боялась не попасть на рейс на материк, если бы не обитатели коттеджей, она была бы не прочь остаться здесь навсегда, качаться на лианах в джунглях, ходить в одежде из фиговых листьев и питаться кокосовым молоком. Нет, она хотела всего лишь перетерпеть праздник, вернуться в свой номер и снова услышать приглушенные звуки клавесина.

Когда Фиби вошла в пустой лифт и нажала кнопку подвала, головная боль усилилась. — Странное место для бального зала, — подумала она, открывая сумочку в поисках маленькой погнутой жестянки с аспирином, которую видела несколько недель назад среди прочего хлама. — Черт, — пробормотала она, упорно роясь в глубинах сумки, пока стальная клетка скрежетала в ржавой шахте и наконец с лязгом остановилась. Чудодейственное лекарство так и не отыскалось, и Фиби поняла, что не переживет вечер без анестезии. Едва выйдя из лифта и, по-прежнему, все свое внимание обратив на сумку, она решила рискнуть и вернуться в номер, чтобы проглотить две таблетки из флакона в косметичке. Она повернулась, надеясь вскочить в лифт, пока двери не закрылись. И увидела перед собой голую стену.

На какое-то мгновение Фиби ошеломленно застыла на месте, с недоверием глядя на стену. Лифт вместе с решеткой, скрежетом и всеми прочими атрибутами пропал, и, более того, освещение тоже изменилось, превратившись из яркого флюоресцентного сияния в тусклое мерцание. Она больше не слышала смеха и болтовни, доносившихся из бального зала.

Фиби глубоко вздохнула и на секунду закрыла глаза. Она решила, что во всем виновата головная боль. Возможно, она получила солнечный удар. Или же просто вышла не на том этаже, пока рылась в сумке, ища аспирин.

Она снова подняла веки и приуныла, увидев, что лифт не появился. Прошло немало времени, прежде чем Фиби поняла, что голова у нее больше не болит, но в данных обстоятельствах она не была уверена, хорошо это или плохо.

Она стояла неподвижно, замерев в ожидании, но стена, где должен был быть лифт, оставалась тем же, чем была стеной, где должен быть лифт. Но лифт не появлялся.

Фиби совсем было решила поискать другой выход из подвала, когда услышала доносящийся откуда-то из коридора беспечный свист, определенно издаваемый мужчиной. Она стала всматриваться в темноту.

— Эй! — окликнула она. — Кто там?

В следующее мгновение он вышел из-за угла, неся в руке старомодный бронзовый светильник, и что-то поразило Фиби в самое сердце, как будто деревянный молот ударил по большому бронзовому гонгу. Секунду-другую она не могла вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы заговорить, и застыла на месте, вздрагивая.

Мужчина был высоким, с длинными черными волосами, стянутыми тонкой ленточкой или резинкой. Его стройные мускулистые бедра обтягивали бежевые брюки из какого-то мягкого материала вроде замши, а черные ботфорты поднимались, как у кавалериста, до колен. Он носил просторную рубашку, вероятно, льняную, и к его поясу был подвешен кинжал в ножнах.

К Фиби наконец вернулся дар речи. — Ох! — сказала она с наигранным весельем. — У вас костюм интереснее, чем у меня.

Он поднял брови, и уголок его рта слегка дернулся, хотя Фиби не могла понять, что было тому причиной радость, нетерпение, или что-то совсем иное.

— Кто ты? — спросил он, оценивающе оглядев ее и снова уставившись ей в лицо.

Фиби покраснела, надеясь, что он не заметит этого в тусклом свете фонаря.

— Меня зовут Фиби Тарлоу. Я заблудилась и опоздала. Вы не могли бы показать мне выход отсюда?

Он пропустил ее просьбу мимо ушей, продолжая внимательно разглядывать ее, как будто она была какой-то диковинкой. У Фиби перехватило дыхание, но вовсе не от страха, когда он протянул руку и прикоснулся к ее волосам. К своей досаде, она почувствовала только тот же самый эротический пыл, который заставлял ее кричать от страсти в послеполуденном сне.

— Ты была ранена в голову? — спросил он. — Или болела лихорадкой? А может быть, осталась без средств и продала волосы на парик?

— Парик? — Фиби отступила на шаг. Этот человек эксцентричный тип или даже сумасшедший. Она решила, что его желание нарядиться пиратом никому не повредит, но позволять ему бродить по закоулкам отеля, таская с собой керосиновый фонарь и оружие, просто безответственно. Нужно сказать пару слов тому, кто приставлен присматривать за ним. — Мне нравится короткая стрижка, — ответила она, прикоснувшись к волосам и сознавая, что в ее голосе звучат истерические нотки, но не в силах ничего поделать. — У меня красивая форма головы, и эта прическа ее подчеркивает.

— Говори проще, девка, — приказал красивый маньяк. — Кто ты такая, и что ты делаешь в моем доме среди ночи?

«Осторожнее», — твердила себе Фиби, потихоньку отступая вдоль стены, поглотившей лифт. Она выдавила дрожащую и, как она надеялась, успокаивающую улыбку.

— Вы принимали сегодня лекарства? — ответила она вопросом на вопрос.

— Клянусь кровью Христовой, — проворчал пират, —. ты сумасшедшая!

Фиби была не настолько глупой, чтобы не понять иронии, скрывающейся в том, что взрослый мужчина в пиратском костюме называет сумасшедшей ее! Все, чего она сейчас хотела, спастись бегством, пока он не решил пощекотать ей ребра кинжалом, вздернуть ее на нок-рее или сделать что-нибудь такое, что люди, страдающие манией пиратства, любят делать со своими жертвами.

Она повернулась и бросилась в темноту, не переставая поражаться, что случилось со светом, не говоря уж о бальном зале, лифте и людях, которые весь день пытались продать ей коттедж. Сейчас она была только рада увидеть их снова, даже если ей придется выслушать очередную рекламную лекцию.

Но, увы, судьба не всегда благосклонна. Фиби запуталась в подоле своего костюма и грохнулась на холодный каменный пол коридора. Она была оглушена, но, когда сильная рука ухватила ее за талию и рывком подняла на ноги, стала бороться, как дикая кошка, лягаясь, царапаясь и даже кусаясь, когда находила место, куда вонзить зубы.

Ее похититель энергично ругался, но его хватка не ослабевала. Он с легкостью тащил ее по темному лабиринту в подвале отеля, а затем по лестнице, освещенной свечами в настенных канделябрах. Фиби на несколько секунд прекратила сопротивление, набирая воздуху, чтобы позвать на помощь, как только они окажутся поблизости от холла.

На верхней ступеньке лестницы маячил второй человек, одетый в костюм восемнадцатого века, бриджи, рубашка безупречного покроя и сюртук бутылочно-зеленого цвета. На его башмаках были огромные блестящие пряжки. — Чудесно, — подумала Фиби, ощутив внезапное спокойствие в самом центре закружившего ее опьяняющего урагана. — У пирата нашелся дружок, который тоже любит поиграть в маскарад.

— Великий Аполлон! — прорычал компаньон. — Дункан, какого черта?!

— На помощь звать бессмысленно», — здраво рассудила Фиби. Затем ее глаза расширились, до нее вдруг дошло, какое имя только что здесь прозвучало, и она обернулась, взглянув в суровое, безжалостное лицо мужчины, который тащил ее с такой легкостью, будто она весила не больше, чем карманные часы.

— Кажется, он только что назвал вас Дунканом?

— Да, — ответил тот, протискиваясь мимо своего друга, который, несмотря на странный наряд, казался вполне здравомыслящим и сильно озабоченным.

— Почему?

— Скорее всего потому, что меня так зовут.

Он швырнул ее грудой дешевого муслина на канапе, и Фиби, всегда быстро соображавшая, придумала новую теорию. Она попала в ту часть отеля, в которой никогда не была раньше, предназначенную, например, для причудливых и декадентских развлечении миллионеров. Вероятно, ей следовало благодарить судьбу, что сегодня вечером здесь играли в пиратов, а не в «Тысячу и одну ночь» — тогда ее вполне могли бы вырядить в паранджу и шаровары и заставить танцевать перед султаном.

Фиби сложила руки на коленях и победно улыбнулась сперва одному мужчине, а затем другому.

— Боюсь, что здесь какое-то недоразумение. Вы, очевидно, решили, что я участвую в ваших играх, но дело в том, что я из постояльцев отеля. Я приехала сюда, чтобы осмотреть коттеджи, хотя и не могу себе позволить их купить, а вы двое, очевидно, ради развлечений…

— Она сумасшедшая, бедняжка? — спросил Алекс, и по его шее поползла краска. — Клянусь Богом, Дункан, если ты где-то прятал эту женщину, как птицу в клетке…

На лице человека, называвшего себя Дунканом, сквозь загар проступила бледность. Фиби с облегчением поняла, что он вовсе не псих, а просто-напросто перетрудившийся бизнесмен из Калифорнии или какого-нибудь другого солнечного передового штата, наслаждающийся уникальным отдыхом от реального мира.

— Алекс, если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, — ответил он, — я бы вызвал его на дуэль за оскорбление.

Фиби попыталась встать, намереваясь удалиться, но Дункан протянул руку и остановил ее, почти не глядя в ее сторону.

Алекс громко вздохнул. — Кто эта девчонка, и откуда ты ее выкопал? — спросил он спокойным тоном.

— Я нашел ее в подвале, — ответил Дункан, и, хотя он говорил тихим голосом, было ясно, что он закипает.

— Я не девчонка, — заявила Фиби с поразительным самообладанием, — Я женщина. — Она помолчала, стараясь быть дипломатичной. — У вас, молодые люди, это здорово получается, — сказала она. — Я уверена, что маскарады и игры отличный отдых для перетрудившихся бизнесменов. Однако я определенно не желаю быть втянутой в ваши забавы, и, если вы не выпустите меня немедленно из комнаты, я буду кричать до тех пор, пока люстры не свалятся. А когда прибудет полиция, я потребую вас обоих арестовать.

Оба мужчины повернулись к ней: Алекс с недоумением, Дункан с холодным, созерцательным раздражением.

— Ты наша пленница и останешься ею до тех пор, — сухо сказал сей последний, — пока мы не выясним, кто ты такая и зачем здесь оказалась. — Фиби уловила в его глазах отблеск огня и поняла, несмотря на неоспоримые доказательства обратного, что этот человек не псих. Исходящая из него жизненная энергия имела своим источником не только физическую силу, но и могучий интеллект, более острый, чем его язык, и более опасный, чем кинжал, который он так небрежно носил на поясе. — Мы обеспечим тебя удобным помещением, пищей и какой-нибудь более подходящей одеждой.

Фиби рванулась к двустворчатым дверям на другом конце комнаты, которые имели не меньше двенадцати футов в высоту и были украшены позолотой, и на этот раз никто не остановил ее.

— Помогите! — закричала она, выскочив в фойе с мраморным полом и великолепными картинами на стенах. — Кто-нибудь, помогите!.. — Но крик замер в ее горле, когда она оказалась у подножия большой винтовой лестницы той самой, которая украшала холл отеля «Эдем», — и медленно обернулась, пораженная очередным откровением. — О Господи! — прошептала она хрипло. Этого никак не могло быть, но это было то же самое здание, в своем более раннем, еще не потерявшем величия воплощении. С еле слышным возгласом возмущения и невыразимого замешательства Фиби Тарлоу впервые в жизни упала в обморок.

Очнувшись, она обнаружила, что ее несут по лестнице в стиле Скарлетт О'Хара и крепкие руки, поддерживающие ее, были руками Дункана Рурка. Он миновал темный коридор, ни разу не взглянув на Фиби, хотя она была уверена, что он чувствует ее взгляд. Жилы на его шее вздулись, на щеке играл желвак.

— Пожалуйста, опустите меня, — сказала она жалобным голосом. Все ее предположения об исчезнувшем лифте и бизнесменах в маскарадных костюмах испарились; печальная и ужасающая правда состояла в том, что у Фиби не было ни малейшего понятия, что с ней случилось. Однако ей казалось, что, встав на ноги, она почувствует себя храбрее.

— Мадам, ваше малейшее желание станет моей верой и моей философией, — ответил Рурк и, войдя в открытую дверь по правой стороне коридора, бесцеремонно швырнул ее на кровать с мягкой периной. — Вам бы следовало вспомнить о хороших манерах, — добавил он, уходя. — В противном случае, я обещаю, что применю жесткие меры.

Фиби с дрожью смотрела, как ее хозяин, кем бы он ни был пиратом, патриотом, галлюцинацией или призраком, повернулся и вышел из комнаты. Она услышала, как в замке заскрежетал ключ, и хотела было встать с кровати, но к ее плечу прикоснулась сильная смуглая рука женщины. Только сейчас Фиби обнаружила, что она не одна в комнате.

— Ну-ну, детка, — нежным и утешающим голосом сказала ее соседка. — Выпей целебного чая, который приготовила для тебя Старуха, и усни. Ты проделала долгий путь, прежде чем попала к нам, и, думается мне, устала.

Фиби села на кровати и взяла обеими руками дымящуюся чашку. Ласковое обращение женщины и ее добрые слова слегка успокоили ее.

— Со мной случилось что-то странное, — призналась она. — Кажется, у меня нервное расстройство.

В чае чувствовался вкус меда и сладких трав. Вероятно, в напиток подсыпали снотворное, но Фиби все равно его выпила.

Старуха улыбнулась и, протянув руку, погладила Фиби по растрепанным волосам.

— Нет, детка, ты не больна, — сказала она. — Тут не обошлось без доброго волшебства, так что не тревожься. Старуха ждала тебя очень-очень долго. Она приготовилась. Допивай чай и усни. Завтра, как и всегда, яркое солнце согреет твое сердце.

Фиби даже не пыталась отыскать в происходящем какой-либо смысл; она, подобно Алисе, попала сквозь зеркало в другой мир. Она отставила чашку, жалея, что та опустела, и откинулась на подушки.

— Что вы имели в виду, когда говорили, что ждали меня?

— Старуха умеет видеть многое только и всего. Она видит сквозь дым и туман, поднимающийся от воды и танцующий под лучами луны.

— Ну, хорошо, — произнесла Фиби с усталой иронией и покорностью судьбе.

— Теперь мне, конечно, все ясно. — Она вздохнула, когда ее осторожно накрыло легкое, мягкое одеяло. Ее слова прозвучали по-детски, и она это понимала, но они вырвались у нее раньше, чем она успела придать им оттенок серьезности. — Спокойной ночи, Старуха. Наверно, я больше вас не увижу, потому что, проснувшись, снова окажусь в своем мире и все это останется только во сне.

Старуха, сама себя назначившая в опекуны Фиби, покачала головой. — Детка, тебе снится тот, другой мир, а не этот. Твой мир здесь, где живет мистер Дункан и где живу я. Возможно, раньше ты блуждала впотьмах, но теперь ты нашла свой дом.

— Конечно, — согласилась Фиби, и ее веки затрепетали и опустились. Затем она снова услышала музыку, такую же изысканную, как и прежде, но на этот раз полную не болезненной тоски, а сдерживаемой страсти и ярости. Она не открывала глаз, боясь, что спугнет готовый прийти к ней сон. — Это Дункан играет, верно?

— Да, — нежно сказала Старуха. — Он так говорит с тобой. А ты слушай и попытайся понять.

Фиби улыбнулась, повернулась на бок и уютно устроилась на перине. «Подсознание, — подумала она, прежде чем погрузилась в сон, чудесная вещь, полная волшебства и тайн».

Дункан играл до тех пор, пока не очистил свою душу музыкой, не замечая, какие пьесы он играет, поскольку знал бесчисленное множество мелодий и мог сыграть любую из них. Однако эта ночь, как и многие другие, обладала своей собственной мелодией, сложной, оригинальной, неповторимой. Излив гнетущее беспокойство, душевное смятение, которое мучило его всю жизнь, он закрыл крышкой сильно вытертые клавиши клавесина и вышел из гостиной.

Большой дом замер, успокоившись, и все же в нем отчетливо ощущалась дрожь ее присутствия этой сумасшедшей или ловкой шпионки, которая называла себя Фиби Тарлоу. Она казалась мальчишкой со своими коротко стриженными волосами, и, возможно, ему бы следовало удостовериться, что она женщина, если бы не завораживающая ложбинка между двумя округлостями над ее шнурованным корсажем.

Он слабо улыбнулся. По правде говоря, его безумно одолевало искушение все равно проверить или хотя бы развязать шнуровку. Очевидно, ему явно нужна женщина и изрядное количество контрабандного рома.

Дункана сводило с ума именно это проклятое ожидание, то самое, которое тревожило Алекса и прочих. Они были воинами, редко сидевшими без дела, людьми, бороздящими моря, и время, проходящее в ожидании известий, было для них настоящей пыткой.

Чтобы удержаться от желания разбудить пленницу и подвергнуть ее изнурительному допросу, Старуха наверняка заколдует его, если он так поступит, Дункан зажег лампу и вернулся в подвал с его лабиринтом коридоров, на то место, где он нашел незнакомку.

Обшарив каменный пол, он обнаружил кожаную сумку странной формы. Дальше, в том месте, где Фиби упала, поблескивал маленький металлический предмет. Это был браслет, каких он никогда раньше не видел, с прикрепленными к нему крохотными карманными часами.

Дункан нахмурился, размышляя над тайной хитроумного устройства и его странной, хотя безусловно симпатичной, владелицы. В каком-то тайном уголке его разума шевельнулась мысль, не есть ли мистрисс Тарлоу та самая таинственная она, чье неизбежное появление Старуха предсказывала в ночь шторма и даже раньше, но поспешно отверг эту идею как дурацкую и беспочвенную. Фиби, с ее волосами мальчика, изящным ртом и «красивой формой головы», была вовсе не существом из другого мира. Более вероятно, что она британская шпионка, засланная сюда, чтобы разделаться раз и навсегда с Дунканом Рурком, врагом короны, и двумя дюжинами умелых бойцов, подчиняющихся ему.

Он знал, конечно, что англичане рано или поздно отыщут этот остров, как бы хорошо он ни был спрятан среди сотни подобных ему необитаемых островков и окружен столь коварными скалами и рифами, что только хорошо знающий эти места капитан осмелится плавать среди них.

Ван Рубен, голландец, обосновавшийся на Райском острове и построивший дом с ведущими от него к морю тайными каналами, был нелюдим. Согласно легенде, он просто хотел жить в мире и довольстве, выращивать индигофер и продавать. После того как дом был построен и большинство рабочих вернулось в Европу, Ван Рубен жил здесь в счастливом уединении с законной женой и наложницей-туземкой, имея детей от них обеих. Со временем все, кроме команды двух маленьких кораблей плантатора, просто забыли о существовании острова.

Конечно, рано или поздно его местопребывание будет обнаружено, поскольку англичане отважные исследователи и опытные мореходы. Дункан надеялся, что у него есть еще немного времени, но появление Фиби Тарлоу было явным знаком, что Райский остров больше не является секретом для внешнего мира. Он нахмурился и, держа в одной руке браслет и сумку, а в другой лампу, направился по коридору обратно к лестнице. Была и другая возможность, еще менее привлекательная, чем перспектива английского вторжения. Фиби могла оказаться вовсе не английской шпионкой, а союзницей другого врага, пирата Жака Морно.

Морно знал, где находится остров, хотя не был здесь два года, с позором бежав от артиллерии Дункана, удачно спрятанной в густой тропической зелени на высоком кряже, господствующем над главной гаванью. Послать женщину на разведку местности, чтобы подготовить новую атаку, было в духе Жака; француз не уступал в злобе самому дьяволу и вдобавок был хитер. Недооценивать такого человека было бы глупо.

Дункан поднялся на первый этаж, загасил лампу, поставил ее на пол и уверенно зашагал по темному дому. Бог свидетель, утром он добьется правды у этой женщины и, если она любовница Морно, постарается соблазнить ее, прежде чем отправить назад к ее приятелю.

На главной лестнице он встретил Старуху, и ее мудрый, суровый взгляд сразу же упал на безделушку и сумку, которые Дункан обнаружил в погребе.

— Она спит, — объявила ведьма-благодетельница. — Не тревожь ее.

— В этом доме я хозяин, — вежливо заметил Дункан. Он уже давно понял, что нельзя допускать ущемления своей власти даже в мелочах, иначе наступит хаос. — Если у меня появится желание разбудить нашу прелестную гостью, я так и сделаю.

Старуха улыбнулась, но на этот раз без особой нежности. — Загляни в ее сумку. Ты увидишь, что она носит с собой неизвестные нам предметы.

Дункан внутренне содрогнулся, но его лицо оставалось спокойным Я намереваюсь провести тщательный осмотр вещей мистрисс Тарлоу, — сказал он. — Если она не английская шпионка, я наверняка найду какую-нибудь ленту или безделушку, напоминающую ей о любовнике, Морно.

— Ты слишком далеко уходишь от правды, — возразила Старуха беззлобно. — Фиби послана сюда, чтобы доставлять тебе радость, чтобы родить твоих детей, чтобы учить тебя и самой учиться. Без нее ты не сможешь стать тем человеком, каким хотят видеть тебя боги, и она нуждается в тебе не меньше, чтобы стать самой собой.

Дункан вздохнул. Он не знал никого, кто говорил бы так же поэтично, как Старуха. Она говорила с поразительной ясностью, хотя в иные минуты казалось, что едва может связать пару слов. Он подозревал, что она меняет роли, каждый раз выбирая ту, которая лучше соответствует ее целям, и был совершенно уверен, что в некотором смысле ее разум далеко опережает его собственные мыслительные способности.

— Хватит с меня твоих загадок, — сказал Дункан, получив представление о том, что должен чувствовать Алекс. — Мистрисс Тарлоу пленница, хотя, конечно, с ней будут обращаться вежливо, пока она будет вести себя соответственно. Однако утром я собираюсь подвергнуть ее допросу, пока она не расскажет мне все, что я хочу знать.

— Будь осторожен, — мягко предупредила Старуха, обогнув его с легкостью и стремительностью ветерка, и начала спускаться по лестнице. — Ты слишком уверен в ответах, хотя еще не задал вопросов. Человек, убедивший себя в чем-либо, глух и слеп к доказательствам своей неправоты.

С этими словами она пропала, растворившись в темноте холла, словно призрак.

Дункан поднялся на второй этаж и подошел к запертой двери комнаты Фиби, держа в руках принадлежавшие ей странные предметы. Он представил ее в постели с Морно, полную вожделения, и это видение так разъярило его, что он пробормотал проклятие и поспешил в свою комнату.

Там, в дымке серебристого лунного света, льющегося через большие окна, такие же, как внизу в столовой, Дункан открыл защелку на сумочке Фиби и высыпал ее содержимое на полированный стол, за которым обычно читал.

Цилиндрический предмет, наполовину высовывающийся из тонкой бумажной обертки, с приделанной к нему ниткой. Маленькое зеркало. Книга в странной тонкой обложке, едва ли толще, чем ее страницы, не похожей на обычную ткань или кожу. Дункан просмотрел первую страницу, на которой в странных словах и выражениях, очень похожих на речь Фиби, описывалось ужасное убийство. Кожаный альбом, заполненный фотографиями — маленькими квадратиками из твердого скользкого материала, который никогда ему раньше не встречался, и деньги.

Пораженный Дункан чиркнул спичкой и зажег свечи на столе, поднеся одну из украшенных узорами зеленых бумажек к свету. В глаза ему бросились слова «Соединенные Штаты Америки», заставив его сердце учащенно забиться и наполнив его возбуждением, которого он никогда не ощущал раньше. Внутри овала из пшеничных колосьев было изображение некрасивого и угрюмого человека с бородой, «Линкольн» — гласили крохотные буквы под гравюрой.

Он присоединил бумажку к другим вещам, задул свечи и принялся раздеваться. Несмотря на одолевавшие его тревоги и требующие решения тайны, Дункан Рурк улыбался, вытянувшись на гладких простынях. Он снова и снова упивался тремя величественными словами, за которые был готов отдать свою жизнь.