Холодный ужас под ложечкой в конце концов испарился, и изнурение едва не взяло над ней верх. Фиби чувствовала дурман, как от снотворного, и ее веки как будто отяжелели. Но она, положив вспотевшие ладони на рукоятки пистолетов, лежавших у нее на коленях, не позволяла себе забыться. Наконец, в один из промежутков тишины, кто-то рванул дверь. Фиби дико вздрогнула. Один из пистолетов свалился на пол, и она испугалась, что сейчас он выстрелит, но ее опасения не оправдались. Однако времени, чтобы подобрать пистолет, тоже не оставалось. Фиби поднялась на ноги, дрожащими руками направила второй пистолет на дверь и затаила дыхание.

В проломе показался незнакомец. — Положите эту штуку, пока не поранились, — сказал он.

Палец Фиби, лежавший на курке, чуть заметно напрягся, и по спине побежали мурашки.

— Где мой муж? — спросила Фиби.

— Видимо, вы имеете в виду Дункана, — ответил человек, вступая в пыльный луч света, проникающий сквозь иллюминатор высоко над головой. В его поведении и облике было что-то знакомое, хотя Фиби была уверена, что никогда раньше его не видела. В своих потертых ботфортах, серо-голубых бриджах, льняной рубашке и жилете строгого покроя, он гораздо больше походил на фермера-джентльмена, чем на пирата, и ничем не напоминал английского моряка.

Фиби проглотила тугой комок, застрявший в горле.

— Не приближайтесь! — предупредила она. Пришелец остался стоять на месте, около порога, но явно не был испуган. Нет, он пытался успокоить ее, и Фиби пришла бы в ярость, если бы каждая клеточка ее тела не размякла, превращаясь в воду. Он усмехнулся, и Фиби снова больно укололо ощущение, что ей знаком этот человек. Она сообразила, кто это, за долю секунды до того, как он сам представился.

— Лукас Рурк, — сказал он, протягивая руку. — Старший брат Дункана.

Фиби отступила на шаг, целясь в грудь Рурку.

— Вы тори! — сказала она.

— Я считаю себя патриотом, — ответил он спокойным, увещевающим голосом. — Слова сами по себе ничего не значат.

— Где Дункан? Вы его убили?

— Убить родного брата, как бы сильно он ни заблуждался?! — Лукас Рурк вытаращил глаза они у него были карие, в отличие от глаз Дункана, но их форма и выражение были поразительно схожи. — Признаюсь, что мной овладело такое искушение, но я бы никогда ему не последовал. Наша мать пришла бы в ярость.

Фиби неуверенно заглянула за его плечо дверь по-прежнему оставалась открытой, надеясь хоть краем глаза увидеть мужа. Но она видела одних лишь незнакомцев, таких же широкоплечих, как Лукас.

— Скажите мне, где Дункан, или я убью вас, — сказала она. — Я не шучу.

Лукас успокаивающе улыбнулся. У него, как и у Дункана, были ослепительно белые зубы.

— Не волнуйтесь, мистрисс Рурк, — сказал он. — Дункан в полном порядке, если не считать нескольких синяков. — Он оглянулся на людей, столпившихся в узком коридоре.

— Приведите его. Осторожно.

За его словами последовала небольшая суета, и вскоре в каюту впихнули Дункана, от ярости потерявшего дар речи, со связанными за спиной руками.

Лукас взглянул на него с чем-то вроде неодобрительной нежности и поцокал языком.

— Храбрый до безрассудства, — пробормотал он. — Брат, тебе следует научиться осмотрительности. Даже трусость иногда бывает полезна.

Фиби опустила пистолет и поглядела на Дункана, сгорая от желания броситься вперед и освободить его, но зная, что эта попытка будет бессмысленной, а может быть, и гибельной — Застрелить его? — спросила она у мужа. Дункан потряс ее взрывом глухого, хриплого смеха.

— Боже, ты просто прелесть! Нет, любимая, ты не должна лишать питающих меня надежд.

Она неуверенно посмотрела на Лукаса, который спокойно и невозмутимо стоял, сложив руки на груди. Он явно не принимал участия в кровавом захвате «Франчески» очевидно, осуществлял общее руководство.

— Но…

— Мой брат не причинит тебе вреда, Фиби, — мягко сказал Дункан. — Хоть он растяпа и идиот, и вместо головы у него чурбан, а политической премудрости столько же, сколько у пугала в саду нашей матери, я никогда не слышал, чтобы он грубил, насиловал и разорял.

Лукас пересек каюту и забрал пистолет из рук Фиби. От смущения и страха она чувствовала головокружение.

— Садитесь, — приказал Лукас, взяв ее за руку и подводя к кровати. Когда Фиби примостилась на краю койки, он бросил взгляд на разъяренного брата и приказал своим подчиненным: — Оставьте нас.

Один из них замешкался:

— Сэр, прикажете держать курс на Чарльстон?

— Вы знаете план, — устало ответил Лукас, еле слышно вздохнув.

Сердце Фиби подпрыгнуло к горлу и тихо стучало там, как мотылек, пойманный в ореховую скорлупу. Дункан смотрел на брата с такой надменностью, как будто он был на свободе и сам себе хозяин.

— Что случилось? — спросила Фиби, поскольку они оба молчали. Ее взгляд был направлен на Лукаса. — Это ваш корабль захватил нас?

— Не совсем так, — ответил Лукас с заметной неохотой. Он закрыл и запер на засов дверь каюты и сейчас стоял, прислонившись к ней. Отвечая, он спокойно и угрюмо встречал яростные взгляды, которые метал в него Дункан. — Мы оказались поблизости от места боя, который вы проигрывали, осмелюсь заметить и вмешались. Нападающие убрались восвояси.

На скуле Дункана заиграл желвак, веревки на его руках натянулись. Он знал, что попытка разорвать их бессмысленна, даже Фиби это понимала, но не мог не попытаться, как не мог изменить себя.

— Ну, хорошо, — сказал он шелковым голосом, который не мог скрыть его злости. — Ты спас меня, Лукас, меня и всех нас. А теперь, если ты будешь так любезен и развяжешь мне руки, вернешься на свой корабль и оставишь меня в покое…

— Извини, — сказал Лукас голосом, в котором слышалось неподдельное сожаление. — Я имею приказ нашего досточтимого отца немедленно доставить тебя в Чарльстон.

— Но мы и так плыли туда! — заметила Фиби, обрадовавшись.

Взгляд, который Дункан бросил в ее сторону, заставил ее поникнуть.

— Это правда, Дункан? — спросил Лукас, подходя к брату. Даже Фиби не решилась бы оказаться так близко от него при его нынешнем состоянии. — Ты возвращался домой?

Дункан долго смотрел на него и упрямо молчал, но, наконец, ответил глухим хриплым голосом, Фиби пришлось напрячь слух, чтобы расслышать слова:

— Не в том смысле, в каком ты думаешь, Филиппа написала, что отец нездоров. Я хотел проведать его как преданный сын, но не оставаться насовсем.

Фиби показалось, что широкие плечи Лукаса чуть-чуть поникли, но выражения его лица она не могла увидеть, он отвернулся от нее.

— Осмелюсь предположить, что отец будет рад тебя видеть, — сказал он. — Хотя, конечно, было бы лучше, если бы ты приехал по своей воле.

— Я пытался, — проворчал Дункан. На его лбу пульсировала жилка знак того, что его кажущемуся спокойствию нельзя доверять. — Как отец?

— Он старый человек, — сказал Лукас откровенно. — И у него хрупкое здоровье. Тяжелым грузом на него легла война, а еще тяжелее твое предательство.

— Поосторожнее со словом «предательство», — тихо предупредил Дункан. — Оно так же опасно, как перегревшаяся пушка.

Лукас вздохнул и отвернулся от Дункана, осматривая каюту. Он нашел бутылку виски, бокал и, наполнив его, предложил Фиби.

Она, конечно, хотела выпить, но вспомнила о ребенке и покачала головой. Ее деверь встретил отказ дружеским кивком и легким поклоном и, снова обернувшись к Дункану, поднес бокал к его губам.

— Полагаю, у нас нет другого выбора, только отпустить тебя, — сказал он, как будто для него не было ничего более неприятного на свете. Он издал еще один продолжительный вздох. — Великий Аполлон, это все равно, что выпустить гадюку из шкатулки.

— Ты прав, — сказал Дункан. Его шепот прозвучал как удар хлыста.

Фиби, к тому времени, слегка пришедшая в себя, поднялась на ноги и в интересах мира встала между ними.

— Могу предложить очень простое решение, — сказала она. — Лукас, вы со своей командой немедленно покидаете «Франческу». Как только вы уйдете, я освобожу Дункана. И таким образом никто не пострадает.

Лукас усмехнулся.

— Это была бы прекрасная идея, — кивнул он, — если бы я мог поверить моему брату, что он направится в Чарльстон, как планировалось, но я верить ему не могу. Следовательно…

— Но мы плывем в Чарльстон! — поспешно ответила Фиби и обернулась, глядя Дункану в глаза. — Ведь так, правда?

— Конечно, — промолвил Дункан, глядя в глаза брату. — Как же иначе я смогу отомстить?

Теперь настал черед Фиби вздохнуть.

— Неужели нельзя об этом забыть? Дункан, твой отец болен. Лукас всего лишь пытается устроить так, чтобы ты навестил его. А что касается вас, Лукас Рурк, ваши методы убеждения оставляют желать лучшего.

— Я крайне огорчен, — сказал Лукас, прижав к сердцу изящную ладонь с расставленными веером пальцами. — Однако я уверен, вы согласитесь, что когда имеешь дело с людьми наподобие моего брата, то требуется нечто большее, чем обычное убеждение.

Фиби уперлась руками в бедра и с сожалением взглянула на Дункана.

— Этого я никак не могу отрицать, — призналась она.

— Отойдите-ка, — сказал ей Лукас дружеским тоном, доставая из ножен под сюртуком маленький кинжал с рукояткой из черного янтаря. — Сейчас я открою шкатулку.

Дункан стоял в угрожающей позе, пока его брат разрезал сыромятные ремни, связывающие ему запястья, Фиби наблюдала, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, как почти неуловимая дрожь проходит по атлетическому телу Дункана, напоминающего пантеру, улегшуюся перед дверью своей клетки.

Дункан потер одно запястье, потом другое, но каюта буквально вибрировала от закипающего в нем гнева.

— Убирайся с моего корабля, — сказал он своему брату в то мгновение, когда Фиби показалось, что больше она не сможет переносить неопределенность. — Я прибуду в Чарльстон тогда, когда мне будет угодно, и не твоим пленником.

Лукас прищурил глаза и потер квадратный подбородок.

— Попробуй встать на мою точку зрения, — сказал он и отцовскую. Если мы продержим тебя под стражей до тех пор, пока восстание не будет подавлено, тебя не пристрелят во время одного из твоих рейдов и не повесят, если ты попадешь в руки королевских войск. Наша цель очень проста спасти тебе жизнь.

Дункан вытер рот рукой:

— Да. И я, конечно, доживу до преклонных лет, питая ненависть к вам обоим, пока бьется мое сердце.

Фиби видела в плане Лукаса и его отца логику, хотя и понимала, что из него ничего не выйдет. Она осторожно положила руку на плечо Дункана.

— Вы оба не правы, — сказала она, глядя в лицо Лукасу. — Больше всего на свете Дункан ценит свою свободу. Чем запирать его, вы с тем же успехом можете перерезать ему горло…

Лукас едва заметно кивнул.

— Да, — сказал он угрюмо. — Видимо, вы правы. — Он посмотрел в голубые глаза Дункана, в которых пылала сдерживаемая ярость. — Дашь ли ты слово, что немедленно отправишься домой и поговоришь с отцом?

— Да, — спокойно сказал Дункан. — В залог я оставляю свою жену.

Фиби нахмурилась: — Что?

Дункан взял ее за локоть и несильно подтолкнул к брату.

— Не мне говорить тебе, сколько опасностей ждет нас на пути в Каролину, — сказал он Лукасу. — Фиби будет в большей безопасности с тобой.

Фиби открыла, было, рот, чтобы протестовать, но Дункан прижал указательный палец к ее губам.

— Никаких возражений, — сказал он. — Пожалуйста.

Фиби пробормотала проклятье. Она хотела остаться с Дунканом, хотела этого больше всего на свете, но понимала, что он прав. Корабль Лукаса, очевидно, хорошо вооружен, и одно это обстоятельство отпугнет любых пиратов. Британский флот тоже не станет тревожить его, потому что он известен своей верностью короне.

— А ты?

Дункан улыбнулся, погладив ее по голове.

— Я поплыву вслед за вами, Фиби, — пообещал он. — Как только исцелю раны, причиненные моему достоинству.

Глаза Фиби щипали слезы, но она не позволила себе плакать. Сознание того, что она может никогда больше не увидеть Дункана, было мучительно горьким, ведь он жил в каждом уголке ее сердца. Она положила руку ему на грудь.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Дункан наклонил голову и прикоснулся губами к ее губам. Затем долго смотрел на нее внимательным взглядом.

— Будь осторожна, — сказал он.

С этими словами он ушел, и расставание было мучительно для Фиби.

Через несколько минут она переправилась на корабль Лукаса. Пока «Принцесса Чарльстона» плыла по волнам, малиновым от закатного света, и «Франческа» медленно выходила вслед за ней из бухты, Фиби стояла у борта, глядя на корабль мужа и изо всех сил пытаясь не поддаваться унынию.

Фиби не покидала своего поста, пока не спустилась тьма. К тому времени они были в открытом море, и Лукас осторожно увел ее в ярко освещенный обеденный зал. Воздух насыщали ароматные запахи, и у Фиби заурчало в животе.

Вокруг них засуетились слуги. Лукас усадил свою невестку за самый большой стол, и сам сел напротив нее.

— Я не стану делать вид, что одобряю все ваши поступки, — откровенно заявила Фиби.

Лукас улыбнулся, развернул льняную салфетку и расстелил ее на коленях.

— Если вы имеете в виду уязвленную гордость Дункана, то я бы советовал вам не беспокоиться. Мой брат самый неунывающий человек, которого я когда-либо знал, и в данный момент, уверяю вас, он вынашивает планы, как отплатить мне за мой поступок.

Чернокожий слуга в белоснежной одежде поставил на стол блюдо с жареным мясом, за которым последовал котелок с картофельным пюре, фасоль, сваренная с беконом и луком, и графин вина.

Фиби была рада, что ее принципы не требуют от нее отказываться от обеда: события дня были тяжелым испытанием, и она умирала от голода. Она отдала должное овощам, картошке и съела тонкий ломтик мяса. Все это время она ждала, что ее «хозяин» неизбежно начнет ухаживать за ней. Этикет его вариант восемнадцатого века или любой другой был за пределами ее понимания.

— Только никаких фокусов! — предупредила она, проглотив ложку картофельного пюре.

Очевидно, как ответ на ее замечание, Лукас налил себе вина и сделал знак слуге, ожидавшему приказаний в нескольких ярдах от них. Через несколько мгновений слуга вернулся с водой для Фиби.

— Спасибо, — сказала она, и слуга слегка склонил голову в знак признательности. Когда он удалился, Фиби подалась вперед и спросила тихим голосом:

— Этот бедняга невольник?

— Не знаю, — ответил Лукас. — Он служит на корабле!

— Так это не ваш корабль?

— Конечно нет. — Он разрезал ломоть жареного мяса на маленькие кусочки. — Я плантатор, Дункан единственный моряк в нашей семье. И Рурки не держат рабов.

— Тогда как вы узнали, где его искать? Дункана, я имею в виду.

— Я не знал, — ответил Лукас после паузы. Он, очевидно, был из тех людей, которые любят все аккуратно разложить на тарелке, прежде чем начать есть. Фиби уже прикончила половину своей порции и думала о добавке. — Это была счастливая случайность для всех нас, хотя я, конечно, знал, что Дункан часто посещает эту часть Карибского моря.

Фиби отложила вилку, забыв о голоде.

— Кто-то сказал вам.

Лукас печально взглянул на нее.

— Кому и зачем бы это понадобилось? — спросил он. — За моего брата раз десять объявляли награду. Англичане хотят его повесить.

От этого напоминания у Фиби все внутри перевернулось.

— Как вы можете сражаться на их стороне против Дункана, — спросила она, — когда знаете, как англичане обошлись с ним?

Лукас отодвинул от себя тарелку.

— Он рассказывал вам, да? Фиби кивнула.

— Я согласен, что Шеффилд поступил бесчестно, — кивнул Лукас, и бледность под его загаром сказала Фиби, что он вспоминает день, когда был высечен Дункан, во всех кровавых подробностях. — С другой стороны, Дункан должен был подумать, даже в пятнадцать лет, прежде чем… — Он остановился, чтобы прочистить горло, и на его скулах заиграл бледный румянец. —…Чем… э-э-э —.. соблазнять чужую жену. Трудно придумать, большее оскорбление для мужчины.

— Ему было пятнадцать лет, — возразила Фиби. — Его можно было запереть дома или отослать спать без ужина. Но высечь? Так нельзя обращаться даже с животными, не говоря уже о людях.

Лукас отшатнулся от нее.

— Что это значит? О каком «чудовищном наказании»[2] вы говорите?!

Фиби к этому моменту почти забыла, что ей пришлось путешествовать во времени и что раньше она жила совсем другой жизнью в другом мире.

— Неважно, — ответила она.

— Нет, пожалуйста, мне любопытно. Скажите мне.

Фиби прикусила губу. Подробное объяснение никак не входило в ее планы ей пришлось бы рассказать о самолетах и, что им иногда не дают разрешения на взлет. Даже если бы она сумела донести до Лукаса идею летающей машины, он все равно мог бы не увидеть связи между самолетом, которому не разрешен вылет, и ребенком, оставленным дома в наказание.

— Это такое выражение, — сказала она неубедительно, потому что понимала, Лукас от нее не отстанет. — Оно означает, что Дункана несколько недель не выпускали бы из дома. Лукас нахмурился.

— Едва ли это послужило бы ему наказанием, — ответил он. — Он бы спал и читал, удовлетворял бы свою страсть к музыке и все это время донимал слуг.

— Вы считаете, что он заслуживал порки? Лукас снова побледнел.

— Конечно, нет!

— Тогда чего же?

— Я думаю, — с живостью сказал Лукас, кладя свою салфетку на стол, — что Дункан должен был прежде всего держаться подальше от Франчески Шеффилд.

Они зашли в тупик. Фиби вздохнула и уныло посмотрела на свою тарелку. Обед был таким вкусным, но сейчас у нее появилось ощущение, как будто кто-то скомкал полотенце и запихнул ей в горло.

— Что произошло с вашими волосами? — спросил Лукас после длительной, неловкой паузы.

Фиби обдумала несколько ответов, естественно, исключающих правду, и решила придерживаться слегка измененной версии рассказа О. Генри.

— Моя бедная старая мать была больна, и я продала свои пышные косы, чтобы купить ей лекарство.

Лукас мгновение смотрел на нее, явно смутившись, затем встал со своего стула.

— Пойдемте, мистрисс Рурк, — сказал он. — Вы наверняка утомились. Я провожу, вас в вашу каюту.

Фиби замешкалась. Дункан сказал, что она будет в полной безопасности с Лукасом, но, возможно, он знает своего брата не так хорошо, как ему кажется.

Лукас улыбнулся, взял ее под руку и похлопал ее по ладони.

— Я джентльмен, — сказал он. — А даже если бы и не был им, то не мог бы забыть ни на мгновение, что вы жена моего брата.

Фиби почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Лукас говорил правду, она понимала это, хотя не могла бы объяснить, чем вызвана ее уверенность.

Лукас проводил ее до удобной и уютной каюты, снабженной умывальником, полотенцем и мягкой койкой с накрахмаленными льняными простынями, и терпеливо ждал на пороге, пока она оглядывала свои апартаменты.

— Отдыхайте, Фиби, — сказал он. — И не беспокойтесь чересчур о Дункане. Он умеет избегать встреч с англичанами.

— Да, — ответила Фиби ровным тоном. — Я уверена, он будет в полной безопасности, если только его не предаст кто-нибудь, кому он доверяет.

Лукас слегка покраснел.

— Вы думаете, что я веду Дункана навстречу погибели, как баран ведет овец на бойню?

— А это правда?

— Нет. — Хотя Лукас тихо произнес это слово, Фиби показалось, что он закричал. — Нет, — сказал он снова более спокойно, разглаживая свой жилет. — Моя дорогая, несмотря на наши политические разногласия, я люблю своего брата. Я, скорее сам расстанусь с жизнью, чем допущу его гибель. — Он помолчал и чопорно наклонил голову в знак прощания. — Спокойной ночи, — сказал он и затворил дверь.

Фиби заперла за ним дверь на тяжелый бронзовый засов. Раздевшись и ополоснувшись в тазу, она надела ночную рубашку, задула масляную лампу на стене и залезла в постель. Ее тревога за Дункана отдавалась болью в животе, горле и в глазах. Несмотря на заверения Лукаса, что ее мужу в Чарльстоне ничто не угрожает, факт оставался фактом город в мае сдался английскому генералу Клинтону и теперь кишмя кишит красномундирниками, любой из которых сгорает от нетерпения получить награду за голову знаменитого Дункана Рурка.

В сотый раз Фиби пожалела, что не прочитала внимательно потрепанный томик с биографией Дункана. Тогда она бы знала, например, попадет ли он в Чарльстоне в плен или нет и сколько времени ему еще осталось жить на свете. Она вздрогнула, хотя тропическая ночь была душной. Лучше оставаться в неведении относительно будущего, знать точную дату и подробности смерти Дункана было бы невыносимо.

Фиби снова захотелось плакать, но она прижала пальцы к глазам, пока это желание не прошло. Может быть, она беспокоится из-за пустяков, подумала Фиби, невоспитанно фыркнув. Дункан, может быть, всучил ее своим родственникам, вовсе не имея намерения плыть в Чарльстон…

Она покачала головой, не в силах обмануть себя. Дункан не передумал и по-прежнему хочет навестить отца; она видела выражение его глаз на «Франческе», когда Лукас сказал, что их отец стар и здоровье его хрупко. Нет, какова бы ни была цена, ее муж был связан так же прочно, как она с ним, с семейной плантацией на реке Чарльз.

Дункан стоял у борта «Франчески», глядя, как корабль, нанятый его братом, рассекает лунную дорожку, протянувшуюся по темным волнам. Его запястья по-прежнему слегка зудели, и давали о себе знать сотни синяков на разных частях его тела, но самые большие раны достались его гордости. Однако, будучи прагматичным человеком, он уже справился со своими чувствами, пострадавшими от едва не случившегося захвата корабля пиратами и спасения, явившегося в лице Лукаса. Фиби в безопасности, а это самое главное. Он улыбнулся. Ее присутствие взбодрит всех на плантации.

Дункан положил локоть на релинг и почесал подбородок. Он сомневался, что когда-нибудь забудет, как выглядела Фиби, стоя в центре его каюты с древним пистолетом в руках, обороняясь до последнего. Слава Богу, что она не знала, как заряжать чертову штуковину: она бы наверняка прострелила себе ногу и потопила «Франческу» впридачу. Он нахмурился. Не пора ли переименовать корабль?

Но в следующее мгновение Дункан резко оборвал ход своих мыслей. Ни один из его людей не погиб в сражении, но некоторые ранены, и у него нет времени стоять на палубе и думать о чепухе. Он ведет свою команду в пасть льву, взяв их с собой в Чарльстон, и этот вопрос заслуживает серьезных раздумий. Его пальцы зудели от желания прикоснуться к струнам скрипки или лютни, клавишам фортепьяно или клавесина. Дункан отвернулся от удаляющейся «Принцессы Чарльстона» и обратился мыслями к предстоящим делам.

На следующее утро Фиби израсходовала всю воду в умывальнике, чтобы привести себя в приличный вид, надела новое платье и поспешила из каюты, ей не терпелось увидеть «Франческу». Зрелище великолепного корабля всегда волновала ее, а, кроме того, она надеялась увидеть Дункана. Но ни одного корабля не было видно. «Принцесса Чарльстона» плыла в гордом одиночестве.

Лукас, видимо, следил за ней, потому что он почти сразу же появился на палубе, и сочувственный взгляд его сказал Фиби, что он догадывается о ее мыслях и чувствах.

— В море много путей, — сказал он, — как и на суше. Я обещаю вам, что вы увидите Дункана, когда мы приплывем в порт.

— Почему вы так уверены? — спросила Фиби еле слышным голосом, все еще глядя на пустой горизонт. Она чувствовала легкую тошноту и снова вспомнила вчерашнее предположение, что Дункан мог отправиться восвояси, сложив с себя «обязанности» перед женщиной, на которой так поспешно женился.

— Это очень просто, — ответил Лукас. — Он не может жить без вас.