— Однажды вечером в клубе Дирк вызвал меня на дуэль. Я мог бы отказаться, конечно, но не смог заставить себя сделать это. Мы согласовали время и место встречи. Рано утром следующего дня мы оба появились с секундантами. Он принес дуэльные пистолеты деда.

Пока я воевал, Дирк учился в Англии. Я понимал, что в настоящей дуэли у него нет шанса, и хотя мы, несомненно, не были близки, мне не хотелось убивать его. — Стивен вздохнул. — Мы сделали все, что положено, и по лицу Дирка было видно, что больше всего ему хотелось бы убить меня. Я позволил ему выстрелить первым, но он промазал, пуля улетела на шесть метров в сторону, как я и думал. Он был как безумный — выкрикивал проклятья и подзадоривал меня выстрелить в него.

Мне было наплевать на мою честь, но я понимал, что он будет ненавидеть меня еще больше, если я заставлю его уйти побежденным, поэтому я выстрелил.

Лицо Эммы напряглось, и Стивен, подхватив ладонью ее подбородок, отрицательно покачал головой, — Я не убивал его, не тогда. Я попал ему в левую руку как раз над локтем — я посчитал, что это нанесет ему наименьший урон.

Эмма нервно провела кончиком языка по губам.

— Что случилось потом?

— Там был врач, который подошел осмотреть Дирка. Я ушел со своим секундантом. Дирк изрыгал оскорбления, пока я слышал.

— Он умер?

Стивен тяжело вздохнул и покачал головой.

— Не тогда. Но началось заражении, и в результате руку пришлось ампутировать до самого плеча. Если Дирк ненавидел меня раньше то теперь он жаждал выпустить мне кишки.

Он как-то сказал мне, что было бы милосерднее, если бы я убил его «на тюле чести», как он выразился. — Лицо Стивена выражало глубокое презрение. — Он стал еще больше пить, а потом пристрастился к опиуму. К этому времени Мэри перестала с ним здороваться. Однажды вечером после шумной ссоры с Сайрусом он пошел в оперу, встал в середине зала и выстрелил себе в голову тридцать восьмым.

Эмма вскочила и нежно обняла Стивена.

— Бог мой, — прошептала она.

Он на миг прислонился лбом к ее лбу, прерывисто дыша с закрытыми глазами:

— Макон смотрел на меня, как на чужака, хотя я был сыном его отца от любовницы. Смерть Дирка стала еще одной причиной для его ненависти.

Эмма нежно поцеловала его в губы и продолжала крепко обнимать.

— А Мэри?

Стивен неровно вздохнул и слегка задрожал в объятиях Эммы, когда холодный ветер налетел с ручья.

— Она решила сделать мне предложение, раз Дирк больше не стоял на дороге. Она подошла ко мне на балу через несколько месяцев и попросила жениться на ней.

Мне не хотелось ставить ее в неловкое положение, поэтому я как можно мягче сказал, что ей придется поискать мужа в другом месте.

Она пришла в ярость, и произошла сцена. Она кричала, что мне придется жениться на ней, потому что я скомпрометировал ее. Как я говорил тебе, я никогда не касался ее, кроме редких танцев. Я решил, что она беременна от Дирка, и мне было жаль ее. — Он провел рукой по волосам. — В конце концов, если бы я не вернулся после войны в Фэрхевен, ничего бы не случилось. Возможно, они с Дирком поженились бы и имели бы кучу детей.

Я хотел защитить ее от скандала, поэтому извинился перед хозяйкой и предложил Мэри отвезти ее домой.

Она была безумно рада, решив, что я собираюсь сдаться и надеть кольцо на ее палец. Вместо этого по дороге домой в карете я сказал ей, что не могу жениться на ней, потому что не люблю ее. Я предложил позаботиться о ней и ребенке, если это ребенок моего племянника.

Она расплакалась и сказала, что ее жизнь погублена и никакой приличный человек не захочет ее.

Я не знал, как успокоить ее, потому что не мог дать ей то, чего она действительно хотела, поэтому оставил ее у отцовского дома и поехал в клуб играть в карты и немного выпить.

На следующий день Мэри нашли задушенной в своей комнате. По общему мнению, убил ее я, чтобы она не рассказала, что она ждет ребенка от меня. Я уехал из Нового Орлеана за пять минут до того, как меня должны были арестовать.

— Наверное, кто-нибудь поверил тебе — твой дед, например, твои друзья.

— Выяснилось, что у меня меньше друзей, чем я думал, — ответил Стивен, проводя губами по лбу Эммы. — Хотя Сайрус в десять раз важнее Макона и меня вместе взятых, он не смог противостоять обществу Орлеана.

Эмма верила рассказу Стивена, хотя и не могла сказать, поверила ли из-за того, что услышала правду, или от того, что беззаветно любила его.

— Я хочу вернуться с тобой, Стивен, — сказала она. — Я буду рядом с тобой, что бы ни случилось. К ее удивлению и обиде Стивен покачал головой.

— Нет. Мы поедем в Витнивилл, не в Луизиану. Пока я не восстановил свое доброе имя, мне нечего предложить тебе. Кроме того, если меня осудят, я не смогу защитить тебя от Макона.

По спине Эммы пробежал холодок, ведь Стивена могли повесить, так же как и оправдать, а его врагом был Макон — решительный, склонный к мести человек.

— Если ты не возьмешь меня, — сказала она, — я поеду за тобой в Новый Орлеан. А если не веришь мне, подожди и увидишь. Я не останусь, Стивен.

На щеках у Стивена стали видны желваки от сдерживаемого гнева — он понимал, что Эмма сделает, как говорит.

— Хорошо, пойдем на компромисс. Мы поженимся, когда доберемся до Спокана. Это даст тебе защиту от Макона, но запомни, Эмма, — если они повесят меня, не дожидайся похорон. Макон не обманывал — как только меня не станет, он потащит тебя в постель, хочешь ты этого или нет.

У Эммы болела душа. Впервые в жизни она полюбила по-настоящему. А ее брак может продлиться не дольше, чем судебный процесс. Глаза наполнились слезами. Она обняла Стивена еще крепче и посмотрела ему в лицо.

— Не будет никаких похорон, мистер Фэрфакс, — сердито сказала она. — По крайней мере, лет сорок или пятьдесят.

Он поцеловал ее в лоб.

— Обещай мне, что уедешь из Нового Орлеана в тот же день, когда приговор будет против меня. Я должен знать, что ты даже не вернешься в Фэрхевен за своими вещами, Эмма. Даешь слово?

Она, хотя и неохотно, кивнула.

— Мы победим, — убежденно сказала она, — Я всем рискую ради этого, — ответил Стивен.

Он страстно поцеловал Эмму, и ей захотелось, чтобы он занялся с ней любовью прямо сейчас. Ей было необходимо слиться с ним, утонуть в своей страсти, чтобы не думать о скорой разлуке, возможно, навсегда. Она стала расстегивать его порванную, грязную рубашку. Глаза Стивена заблестели при лунном свете. Он притворился, что шокирован.

— Мисс Эмма!

Она распахнула его рубашку и положила ладони на твердую, покрытую мягкими волосами грудь.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, Стивен. Я хочу, чтобы во мне рос твой ребенок.

Он застонал и на миг закрыл глаза, когда она нашла и стала нежно ласкать соски подушечками больших пальцев.

— Эмма, я ехал три дня…

Она коснулась кончиком языка напряженного коричневого соска, чувствуя пыль, пот и вкус кожи Стивена. Для нее он был восхитительным.

— Люби меня, — снова попросила она. — Прямо здесь и сейчас.

Глаза Стивена, казалось, запылали, когда он посмотрел на нее. Ручей за ним мерцал и блестел в свете луны и звезд, словно широкая лента, к которой прикоснулся волшебник. Он вытащил блузку из юбки и начал расстегивать пуговицы. Подняв вверх лифчик, обнажил ее грудь.

Эмма всхлипнула от удовольствия, когда он коснулся сосков, а она уже боролась с пуговицами юбки — в следующий миг она переступила через нее. Сбросила и отшвырнула ботинки.

— Тебе будет удобнее на земле, — пробормотал Стивен, приблизив губы к ее груди, обдавая ее жарким дыханием.

— Я не хочу, чтобы было удобно, — выдохнула Эмма, когда он сомкнул губы вокруг соска. — Я хочу, чтобы ты взял меня, а не соблазнял.

— Так и будет, — сказал он и, схватив за резинку ее штанишек, разорвал их пополам — они упали на залитую лунным светом траву, как подбитая птица. Сняв кобуру, он расстегнул брюки.

Эмма чувствовала, как впилась в спину кора дерева, когда Стивен вошел в нее, заглушив ее крик поцелуем. Бедра его ритмично двигались, а его мужественность достигала самых глубин ее существа.

Когда Стивен больше не мог сдерживаться, он оторвался от ее губ, откинул назад голову, закрыв глаза. Руками он вцепился в ствол дерева и продолжал сладкие движения все сильнее с каждым мигом.

Эмма задыхалась. Все ее существо, все чувства были сосредоточены на процессе. Они со Стивеном и раньше занимались любовью, но в эту ночь они соединились не на жизнь, а на вечность.

Договор был скреплен в жарком слиянии, невидимом глазу, но ослепительно ярком в душе. Стивен покусывал нижнюю губу Эммы, когда она издала протяжный тихий крик, достигнув пика наслаждения. Ее тело содрогалось. Он зарылся лицом в трепещущую плоть ее шеи и простонал, исторгая свое семя.

Они оба забыли не только про ковбоев, но и про стадо. Через несколько минут Стивен поправил брюки, поднял Эмму на руки и отнес к ручью. Там он бережно положил ее на мягкий мшистый берег и вымыл чистой холодной водой. В его движениях таилась чувственность, и Эмма, ошеломленная, лежала, пока Стивен искал ее юбку и ботинки.

Он принес их на берег и одел ее. Целуя его, она коснулась рукой плеча и почувствовала, что через повязку сочится кровь.

Глаза Эммы расширились от волнения, но Стивен улыбнулся и снова поцеловал ее, не обращая внимания на рану.

Эмма же не могла думать больше ни о чем. Она торопливо застегнула блузку, заправила ее в юбку и поднялась на ноги. Держа Стивена за руку, она не то вела, не то тащила его обратно в лагерь.

Не обращая внимания на ковбоев, обедавших вокруг костра, Эмма заставила Стивена сесть на задник фургона повара. Оставив его, она пошла искать Синг Чу, чтобы попросить горячей воды и бинтов.

Стивен сидел тихо, пока при свете керосиновой лампы она обрабатывала рану — останавливала кровотечение, потом промывала.

— Некоторые стежки вышли наружу, — в волнении сказала она Синг Чу, который щурился в темноте, внимательно разглядывая свою работу.

— Нельзя скакать, — проворчал Синг Чу, — нельзя погонять скот.

Он засеменил в темноту, чтобы принести свою сумку из фургона с провизией.

— Нельзя делать детей, — шепнул Стивен, наклонившись над встревоженной Эммой и целуя ее в кончик носа.

Эмма вспыхнула, вспоминая, какой распутной она была — она была соблазнительницей, а Стивен соблазненным. Возможно она виновата в том, что открылось кровотечение.

— Успокойся! — нетерпеливо сказала она. Он ухмыльнулся.

— Надеюсь, что сегодня я сделал тебе ребенка, — сказал он чуть громче, чем нужно было для спокойствия Эммы.

Она опустила глаза, надеясь на то же самое и даже большее. Она хотела ребенка, а еще она хотела, чтобы Стивен был с ней все время, пока она будет вынашивать ребенка. Она перенесла так много потерь в жизни: бабушка, мать, Лили, Каролина. Она не могла потерять Стивена — мысль об этом была невыносима.

— Мы не можем ехать в Новый Орлеан, — прошептала она. — Мы должны убежать, начать новую жизнь где-нибудь еще….

Он приложил указательный палец к ее губам, когда Синг Чу вернулся с ужасной иглой и мотком кетгута.

— Я хочу свое неотъемлемое право, Эмма, — сказал он со спокойной твердостью. — Я хочу свою часть Фэрхевена.

— Чтобы умереть за нее? — придушенным голосом спросила Эмма, когда Синг Чу присел рядом, чтобы зашить место, где разошлись края раны.

На этот раз не было виски, чтобы заглушить боль, и он морщился, когда игла входила в уже воспалившуюся кожу.

— Я покончил с бегами, — настойчиво сказал он. — Настало время отвоевывать свое.

Эмма отвернулась, не в состоянии больше выносить его страдания, отгоняя ужасные видения, которые мелькали в голове.

Стараясь не обращать внимания на ковбоев, она взяла несколько лепешек, приготовленных Синг Чу на ужин, и угрюмо стала есть. Она совсем не чувствовала голода, но когда становилась плаксивой и чувствительной, требовалось что-нибудь съесть.

Половина мужчин лежали на одеялах на земле, а остальные пошли в дозор стеречь скот. Эмма заволновалась, где она будет спать и будет ли в безопасности, когда Стивен уйдет в дозор.

Она взяла еще лепешку и подошла к Стивену как раз тогда, когда Синг Чу завязывал последний стежок. При свете лампы было заметно, как измотан Стивен, но он улыбнулся, увидев Эмму, и не заметил, что Синг Чу открывает большую коричневую бутылку.

Как раз когда Синг Чу вылил на рану спирт, Эмма сунула лепешку ему в рот и тем заглушила проклятья.

Его глаза сузились, он сердито работал челюстями, пока жевал и проглатывал.

— Черт побери, женщина, — прорычал он, — когда так больно, человек имеет право выругаться.

— Ты достаточно ругался в первый раз, — ответила Эмма, наблюдая, как Синг Чу накладывает повязку на руку. Когда китаец ушел, она осмелилась задать вопрос, который был для нее главным. — Где я буду спать?

— Под фургоном с провизией вместе со мной, — ответил Стивен. — Нам бы лучше улечься сейчас, потому что я хочу отправиться в путь на рассвете.

Чувство приличия у Эммы слегка притупилось, но, тем не менее, было еще сильно.

— Что подумают люди? — еле слышно спросила она.

Стивен ухмыльнулся, вытаскивая одеяла из фургона и кидая их на землю.

— Мне жаль лишать вас иллюзий, мисс Эмма, но они, видимо, уже поняли, что мы с вами не крыжовник собирали у ручья сегодня вечером.

Еще раз Эмма поняла, что крепка задним умом.

— Ой, — проговорила она.

Стивен вылез из фургона и встал рядом с ней. В его глазах плясали чертики, несмотря на боль и накопившуюся усталость.

— Если тебе что-нибудь надо сделать, лучше сделай сейчас, — дружески прошептал он ей.

Эмма прикусила нижнюю губу. Сегодня она могла пойти в кусты, но что она будет делать завтра днем в окружении мужчин?

— Я покараулю, — великодушно предложил Стивен, уводя ее к кустарнику, росшему на некотором расстоянии от лагеря. Она только надеялась, что это не ежевика.

Стесняясь, Эмма пошла в кусты, приподняла юбку и присела на корточки. Когда раздалось журчание, она густо покраснела от смущения.

— Что делают в подобной ситуации ковбои? — весело крикнула она, стараясь заглушить звук.

— Подумай сама, Эмма, — ответил Стивен с добродушным нетерпением.

Эмма подумала и почувствовала зависть. Если вокруг не было женщин, им даже не надо слезать с лошади, тем более прятаться в кустах. Так несправедливо.

Она встала и поправила юбку. Когда она вышла из кустов, Стивен как раз застегивал брюки.

Они шли в лагерь не разговаривая. Эмму тронуло, что у фургона ее ждал тазик с горячей водой и грубое полотенце. Она поняла, что это оставил для нее Синг Чу, и вымыла руки и лицо.

В это время Стивен расстилал одеяло на мягкой зеленой траве под фургоном. Выплеснув воду в траву, Эмма встала на колени и проползла к нему под днищем фургона.

— Как твоя рука? — спросила она, чтобы скрыть свое неожиданное смущение и застенчивость. Словно совсем недавно она не отдавала свое тело этому человеку у ручья или не справляла свои надобности рядом с ним.

— Чертовски болит, — ответил он, но в его голосе слышалось скрываемое удовольствие. Он притянул ее к себе, положив здоровую руку под нее и сжал ее ягодицу. — О, купанье бы и постель, мисс Эмма. Если бы у меня были эти вещи, ты была бы занята до рассвета, утешая меня.

Эмма укрылась одеялом, положив голову ему на грудь. Она слышала, как твердо и сильно бьется его сердце, и не позволила себе думать, что его может остановить палач.

— Тебя достаточно сегодня утешали, — ответила она.

Он засмеялся, и это был уютный домашний звук. Эмма могла даже вообразить, что они лежали на перине в Фэрхевене, а их дети спали в комнате рядом, и все тревоги позади.

Она положила ладонь на его грудь и почувствовала, как бьется его сердце.

«О, если Ты должен забрать жизнь, — сказала она в тишине Богу, — пусть это будет моя, а не его. Это малодушно и эгоистично с моей стороны, я понимаю, но я не смогу жить без него».

— Я люблю тебя, Стивен, — сказала она. Он поднял ее руку к губам и поцеловал.

— И я люблю тебя, тигрица. Спокойной ночи.

Эмма закрыла глаза, уверенная, что не сможет заснуть, но мгновенно погрузилась в сон, который не вспомнила, когда Стивен разбудил ее поцелуем через несколько часов. Он вложил в ее руку пистолет, тот, что она одолжила у Генри в Витнивилле.

— Я уезжаю в дозор, — сказал он. — Если кто-то полезет к тебе, стреляй.

Эмма сразу проснулась.

— Что?

Стивен закрыл рукой ее рот.

— Ты слышала, — ответил он. Эмме не хотелось, чтобы он уезжал. Без него она сразу почувствовала жесткость ложа, холод ночи и странные, пугающие звуки.

— Но твоя рука…

— С моей рукой все в порядке, — ответил он.

Он наполовину лежал на ней и дерзко положил руку ей между ног. Даже через юбку — ее штанишки остались в кустах у ручья — она почувствовала тепло его руки и невольно отозвалась тихим стоном.

Он слегка сжал ее и поцеловал ее губы, а потом языком проник в рот.

В ту минуту, когда Эмма подумала, что может забыть о людях кругом, когда она страстно захотела слиться со Стивеном в единое целое, он оторвался от нее и выбрался из-под фургона.

Она завернулась в одеяло, положив пистолет в нескольких дюймах от себя на росистую траву, и попыталась не обращать внимания на сладкую боль, которую он вызвал в ней.

Она заснула и видела во сне себя снова вместе со своими сестрами. Только она взрослая, а Лили и Каролина еще дети. На рассвете она проснулась с грустью в сердце.

В первый раз ей пришло в голову, что, если она последует за Стивеном в Новый Орлеан, надежды на встречу с Лили и Каролиной не останется. Отбросив эту мысль, она выбралась из-под фургона, вымылась в воде, которую ей принес Синг Чу, и пошла к лагерному костру, откуда исходил аромат жареной свинины, кофе и картошки.

Стивен был уже там. Он надел чистую рубашку и смеялся с другими во время еды. Эмма встревожилась, не смеются ли они над ней.

Но когда Стивен посмотрел на нее, в его глазах сияла радость. Он кивнул, и хотя не подошел и не заговорил с ней, что-то неуловимое и успокаивающее промелькнуло между ними.

Эмма положила еду в миску и быстро съела обильный завтрак. Пора было отправляться в путь. Она складывала одеяла, когда Стивен подъехал к ней в надвинутой так низко на глаза шляпе, что она не видела их выражения.

Она забросила одеяла в фургон, и Стивен протянул ей руку, чтобы она села в седло за ним.

— Держись, — только и сказал он перед тем, как пронзительно свистнуть и пришпорить рвущегося мерина.

Эмма из-за всех сил держалась за его талию, прижимаясь к спине. День предстоял трудный.

Все утро Эмма вдыхала пыль и подскакивала на лошади. Руки у нее ломило от напряжения, мочевой пузырь был уже переполнен, но нигде не было видно кустов. У нее было много времени, чтобы подумать, как, должно быть, волнуется Хлоя, потому что Эмма забыла послать телеграмму из Рейлетона.

В середине дня прискакал разведчик и сказал Стивену, что на востоке индейцы. Стивен немедленно спрыгнул с лошади и снова вскочил сзади Эммы.

Она вопросительно обернулась к нему, и он поцеловал ее в губы.

— Если в кого-то попадет стрела, — сказал он, — это будешь ты.

Эмма испугалась, но в то же время почувствовала себя защищенной и ценимой и немного успокоилась. Рядом с ним она могла встретить любую опасность.

Она с тревогой вспомнила о Маконе и его людях, скачущих где-то за стадом. Страх охватил ее, но, отклонившись к Стивену, она ощутила его силу и твердость. Сейчас она жила мгновением, дорожа тяготами так же, как и удовольствиями.

Пусть будущее само заботится о себе.