Катерина пришла в легкое недоумение.
— Ну что ты так кипишишься, — отмахнулась она. — Я же не заставляю тебя стоять здесь под калиткой. Можешь поболтаться по городу, ты же там еще не была. Если поедешь прямо, выедешь на Садовую, нашу центральную улицу. Там куча магазинов. Кстати, есть и цветочные. Приедешь, когда надоест. Здесь у меня делов много, так что не торопись.
Я прикинулась, что не поняла намека с цветочными магазинами и, помахав Катерине рукой, с чувством глубочайшего облегчения развернула “Хонду” и поехала прямо. Очень скоро выяснилось, что долго ехать прямо, как советовала Катерина, запрещает знак. Я вынуждена была свернуть.
“В конце концов город небольшой, как-нибудь не заблужусь,” — подумала я и… заблудилась.
Выехать на центральную улицу мне так и не довелось, зато как прекрасны были поля. Я ехала, наслаждаясь просторами и отсутствием Катерины. В город совсем не хотелось. Глазела по сторонам. Мимо мелькали уже дачи. Я залюбовалась. И было чем. Дома, один другого красивей. Особенно понравился мне трехэтажный из какого-то розового камня с колоннами и балконами. Я даже размечталась: ”Эх, купить бы здесь дачку… Какая прелесть: юг, теплынь, дворик, увитый виноградом, и прочее и прочее…”
Любопытство заставило свернуть с трассы. Захотелось поближе рассмотреть дом. Вблизи он больше смахивал на дворец.
“Интересно, дорого ли стоят в этом месте участки? Здесь же вырос целый город,” — подумала я, на минимальной скорости проезжая по улице и не в силах оторвать восхищенных глаз от следующей постройки, выполненной из кирпича, дерева и стекла. Просто домом назвать то, что я видела было трудно. Это был целый комплекс. Одно здание примыкало к другому, создавая причудливый ансамбль. Зрелище восхитительное. Замысловатостью своей ансамбль мог бы ввергнуть в зависть самого дедушку Корбюзье, доведись тому увидеть подобное.
“Где только люди берут деньги такие сумасшедшие?” — дивилась я.
И тут меня осенило: “А не продать ли мне цветы Масючки оптом?”
Мысль не показалась мне бредовой. Народ в этом районе богатый. Раз не поскупились на груду камней, могут “разориться” и на лютики-цветочки. Надо же эти хоромы как-то украшать. Да наши сорок горшков без труда потонут в одном таком доме. А герани что надо, в самом соку, то бишь цвету. Решено, “бизьнес” начну прямо на этом месте.
Каково же было мое удивление, когда узнала я, что город мертвый. Охваченная желанием продать герани, я объезжала один дворец за другим, и все они оказывались пустыми. Ни гласа ни воздыхания. Нет, кое-где попадались живые души, но были они или плиточники, или каменщики, или штукатуры.
Все дальше и дальше уезжала я от Ростова и не заметила сама, как село солнце за горизонт, и мертвый город погрузился в сумерки. Неотвратимо нависла угроза ночи. Теперь уже мне было не до гераней. Я вдруг испытала странное беспокойство. Захотелось выбраться поскорей на трассу, ведущую в Ростов. Мысль о Катерине, оставленной у портнихи, не добавила хорошего настроения.
В этот самый момент почудилась мне тоненькая полоска света в одном из окон дома, весьма похожего на крепость. Присмотревшись, я убедилась, что не ошиблась: из-за плотно задернутой темной шторы действительно пробивался слабый лучик света.
Я заглушила двигатель, выскочила из машины и, с резвостью лани перемахнув через заборчик, взбежала на крыльцо. Стучать в массивную дверь пришлось довольно долго. Я услышала какое-то движение в доме и закричала: “Откройте, люди добрые!” При этом не отрывала глаз от того окна, из которого пробивался свет. По колебанию шторы я догадалась, что меня рассматривают и приняла наиболее выгодную позу. Пусть любуются. Моя внешность всегда выручала меня. Так было и на этот раз. Дверь открылась, и молодой человек вырос на пороге и с настороженным интересом смерил меня с головы до ног типично мужским взглядом. В душе у меня потеплело.
— Добрый вечер, — стараясь быть приветливой, радостно воскликнула я.
Он моей радости не разделил и спросил не слишком радушно:
— Че надо?
Я решила не обижаться и продолжить беседу в светском тоне.
— Какой красивый у вас дом, — сверкая улыбкой сообщила я. — О размерах уже и не говорю: они потрясающие. Если бы знали вы, что испытала я, когда увидела эту махину! Это просто…
— Че надо? — оборвав меня на самом интересном месте, с тупым упорством повторил свой вопрос незнакомец.
— У меня к вам дело, — неожиданно для себя рубанула я, кивая на “Хонду”.
Молодой человек сделал шаг назад и широким жестом пригласил меня в дом.
— Заваливай, — предложил он, видимо как умел.
Я завалила. Ох и глупа же я. Как можно быть такой растяпой. Где нахожусь, хоть убей, не знаю, вокруг ни души, на улице без малого ночь, а я стою одна-одинешенька в чужом доме, и юноша весьма подозрительно наружности пялится на меня, причем без всякого восторга и восхищения.
Кстати, стояла я не где-нибудь, а в центре громадного холла, где устроено все на совершенно русский манер: у входа вешалка, на стене зеркало со стулом-пуфиком, потом лестница, под лестницей старинный массивный стол и рядом ультрамодный бар. Великолепная мягкая мебель в центре. Очень дорогая мебель. Ясно: хозяин богат, но без претензий и уважает русские традиции.
И тут я вспомнила, что хозяин-то стоит рядом. Но почему он в ботинках и плаще?
— Вы собрались уходить? — вежливо поинтересовалась я.
— А тебе что за дело? — рявкнул он, кивком указывая на стул, стоящий рядом с зеркалом. — Падай.
Фу-у, какая грубость.
Я присела, бегло бросив взгляд на свое отражение. Боже мой! И это я! Чертова губная помада опять скаталась на губах. За что, спрашивается, платились деньги? И сволочь продавец уверял меня, что это “Макс фактор”. А ресницы? Почему они слиплись? Нет, верить нельзя никому, даже рекламе. А в целом я ничего, удивительно, что этот болван в плаще так мало мне рад.
— Что за дело? — вывел меня из приятной задумчивости его голос.
Я вынуждена была оторваться от зеркала.
— Вы о чем? — изумилась я.
— Ты сказала, что у тебя дело.
— Ах дело, — смущенно зевая ответила я, внутренне готовясь к обстоятельному монологу. — Очень выгодное для вас дело действительно есть у меня. Именно это дело и заставило заглянуть в этот дом, который…
Но тут выяснилось, что молодой человек не только груб, но и нетерпелив. Боже, как много в бедняге недостатков.
— Короче! — завопил он и задрожал от негодования.
“Еще и психопат к тому же,” — подумала я и выпалила на одном дыхании:
— Не купите ли вы немножко гераней?
Что с ним сделалось. Он остолбенел и простоял с открытым ртом довольно долго.
— Чего, чего? — наконец спросил он таким тоном, словно я произнесла что-то неприличное.
— Хотела предложить вам немного великолепных гераней, — набравшись терпения принялась разъяснять я. — Прелесть! Прелесть!!! Учтите, не уйду, пока от них не избавлюсь. Бедная женщина, мать пятерых детей (здесь я приврала для внушительности) растила их, холила, жаль отдавать в плохие руки. Думаю, вам стоит купить. Отдам дешево.
— Кого? Детей?
— Да нет же, герани.
Молодой человек слегка задумался.
— Что такое герани? — с легкой растерянностью спросил он.
“До чего же необразованные люди живут в этих особняках,” — подумала я и вежливо пояснила:
— Герани — цветы, комнатные растения, красивоцветущие. Очень красивые, очень цветущие, очень комнатные. У меня белые, розовые (трех видов) и красные. Рекомендую взять все, оптом. Да их и немного.
— Так ты за этим? — изумился молодой человек, и на лице его промелькнула слабая радость.
Радость показалась мне особенно подозрительной. “Довольно странный тип,” — подумала я, решив не терять бдительности.
— Конечно за этим. Внимание мое привлек ваш особняк, потому что герани…
Но договорить мне не пришлось.
— Беру, — поспешно прервал меня тип. — Все.
— Все сорок горшков? — спросила я, не в силах поверить своему счастью. Катерина, бедняжка, от зависти помрет прямо вместе со своей портнихой.
Однако типу мое сообщение не понравилось, точнее, оно повергло его в ужас. Зря я была откровенна.
— Сорок горшков? — завопил он, пятясь к двери и поворачивая ключ в замке. — И где они?
— В багажнике.
— Нет, так дело не пойдет. Мне некогда разгружать твой багажник, — заключил тип, вынимая ключ из замка и отправляя его в карман плаща, из чего я сделала вывод, что в ближайшее время покидать жилище здесь никто не собирается.
А как же герани? Вот мерзавец!
— Миленький, золотой, — сладко заканудила я на манер Катерины, — там нечего и разгружать. Все очень компактно упаковано. Мы лишь откроем багажник и вытащим один ящичек,… потом второй, третий и… четвертый с пятым. Их можно поставить друг на друга и смело нести в дом. И все, дорогой, шестой ящик понесу сама, — лепетала я, твердо намереваясь договориться, но тип почему-то не слушал меня. Тип явно настроил свое внимание на происходящее на улице.
— Да заткнись ты, — с досадой гаркнул он и, резко махнув рукой, бросился к окну.
Я ничего не поняла, но, учитывая наше непростое время, приняла его жест за команду “ложись”, на всякий случай упала на пол и закатилась под массивный стол. В комнате повисло тяжелое облако страха, тревоги и ожидания. Мне сделалось дурно от предчувствия, что зря я старалась, тип явно не хозяин этого дома и спихнуть герани вряд ли удастся.
Мешок, который я нашла под столом, уверил меня в правильности подозрений. Там было много чего: меха, драгоценности и даже доллары. Я разозлилась. Болван, зачем он открыл мне дверь? Пришел воровать, так пусть ворует, а не подвязывается швейцаром. Чертова Масючка, чертова Катерина, в какое дерьмо вляпалась я с их геранями.
Я лежала на полу и на всякий случай обнимала мешок с награбленным, а тип стоял у окна и прислушивался к звукам, доносящимся с улицы, которые уже отчетливо были слышны и мне. Судя по всему к дому подъехал автомобиль.
Тип сорвался с места, подхватил меня с мешком и устремился к лестнице, ведущей на второй этаж. Мне не хотелось так далеко углубляться в чужую собственность, о чем я шепотом и сообщила типу, впрочем, об этом я тут же сильно пожалела.
— Будешь рыпаться, падла, долго не проживешь, — рявкнул он, подкрепляя свое жизненное наблюдение серьезной оплеухой, после которой у меня искры посыпались из глаз, и мозги заработали в нужном направлении.
По ступеням я бежала быстрее типа и поэтому раньше его оказалась на широкой лестничной площадке, где в растерянности и застыла.
— Лезь в шкаф, — приказал он, пинком посылая меня в какую-то дверь и таким образом распахивая ее настежь.
С моей стороны вопросов не последовало, поскольку шкаф оказался прямо передо мной, а звуки снизу говорили о том, что настоящие хозяева уже в холле. И судя по количеству голосов их по крайней мере двое, и оба мужчины. Я охотно полезла в шкаф.
Должна сказать что приходилось мне это делать в жизни нередко. Судьба довольно часто загоняла меня в шкаф, но если кто скажет, что избежал такой участи, искренне посочувствую тому: до чего же его существование пресно.
— Тольки пикни, — предупредил тип, закрывая за мной дверцу.
Абсолютно ненужное предупреждение, глупое даже, сказала бы. Зачем мне пикать, когда я прохожу с этим омерзительным типом как соучастница сразу по нескольким статьям, а может даже и больше. Кто знает чем он здесь занимался до моего прихода? Не удивлюсь, если где-нибудь поблизости обнаружится симпатичный труп. Брр!
От мысли такой сделалось мне совсем нехорошо. Я упала на пол (на груду какого-то белья) и принялась гадать куда делся тип, а с ним и мешок с драгоценностями, догадаются ли хозяева в ближайшее время заглянуть в этот шкаф, и как я буду из него выбираться, если не догадаются.
Совсем не хотелось знакомиться с хозяевами, и очень не хотелось сидеть в неудобной позе всю ночь. К тому же чокнутая Катерина со своей портнихой не шла из головы. И тут я вспомнила, что моя, точнее ее “Хонда” осталась стоять возле этого злосчастного дома (будь он неладен), практически напротив калитки. Если хозяева не круглые дураки, их должна заинтересовать эта мелочь.
Трудно сказать как долго пришлось мне сидеть в том шкафу, точнее не сидеть, а крутиться, пытаясь занять приятную позу, как будто это возможно при таких обстоятельствах, когда вор с мешком долларов и драгоценностей скрылся в неизвестном направлении, забыв познакомить меня с ограбленными хозяевами.
Должна сказать, что много мыслей посетило меня, и одна другой мрачней. Невероятно хотелось покинуть шкаф и вернуться к Катерине, но как отнесутся к этому хозяева дома? Вдруг они сидят в холле, попивая коньячок и любуясь на себя в зеркало… Я во всяком случае поступила бы именно так. Так вот, они сидят в холле, а прекрасная незнакомка чинно спускается со второго этажа и на все их вопросы отвечает, что она из шкафа. Нет, это никуда не годится. Не будь вора, я бы еще рискнула завязать знакомство с хозяевами, но как вспомню мешок с драгоценностями, так отпадает всякая охота покидать свой родной шкаф.
Но с другой стороны не вечно же здесь сидеть, я же живая. Уже сейчас возникла определенная потребность, и дальше она будет только усиливаться. Не могу же я, презрев хорошие манеры, мочить белье на котором сижу. Но если кто-нибудь неожиданно откроет дверцу, точно смогу и не только мочить.
Я прислушалась. Едва слышно доносились голоса снизу. Если учесть, что я в шкафу, а шкаф на втором этаже, можно предположить что хозяева явно не шепчутся. Даже напрашивается вывод, что хозяева разговаривают громко и оживленно, а если при этом они еще и русские, то обязательно спорят. Мы же не англичане, чтобы просто беседовать. Конечно спорят. Причем с жаром и самозабвенно. А когда люди так увлечены, станут ли они подниматься по лестнице чтобы поинтересоваться не сидит ли кто в одном из их шкафов?
Я решила, что не станут. В любом случае выбора у меня не было, поскольку потребность достигла критической отметки. Приоткрыв дверцу, я первым делом обследовала комнату, в которой находились мы со шкафом. Комната имела окно, от которого не было проку в безлунную ночь. А на дворе была именно такая. Однако дверь на лестничную площадку оказалась приоткрытой, и света хватило, чтобы ориентироваться в пространстве.
Я сориентировалась таким образом, что через считанные секунды уже пребывала в туалете. Там я включила свет и славила архитектора, сообразившего спроектировать унитаз на втором этаже, и была вполне счастлива. Секунд тридцать. Пока мысли снова не забили мою бедную голову.
Впрочем, мысли эти были не так дурны. Особенна те, которые касалась окон. Действительно, ведь можно покинуть дом именно через окно.
В туалете, к несчастью, окна не оказалось, зато в комнате рядом было аж целых четыре. У меня даже глаза разбежались: в какое прыгать? Судя по тому, что одно открыто, моей мыслью уже воспользовался подлец вор. Он же не дурак сидеть в шкафу. С мешком драгоценностей.
Я выглянула на улицу и ахнула. Высоко, метров пять, не меньше, а я с детства боялась высоты. Вор, видимо, такими страхами не страдал и благополучно спустился по водосточной трубе. Но как же быть мне? Не возвращаться же в опостылевший шкаф.
Я решила прогуляться по второму этажу. Бесполезное занятие, когда делаешь это в полнейшей темноте. Луна появилась, но светлей не стало. Пришлось раздвинуть шторы. Я, естественно, первым делом выглянула на улицу и осталась довольна видом во двор. По этому двору не так давно я бежала быстрее лани на встречу с неприятностями. Такие воспоминания повергли меня в тяжелую грусть. Вон тот заборчик, через который я перемахнула, вон дорожка, вон… Стоп! А где же моя, точнее Катеринина “Хонда”? Неужели вор воспользовался ею как средством передвижения? А я, растяпа, оставила ключ в замке зажигания. Что ж вора-то винить…
И, вдруг, сверкнула молния, грянул гром и хлынул ливень. Настроение мое окончательно испортилось. “Какая дрянь — эта затея с геранями, — страдала я. — “Хонды” нет, погоды нет, даже свободы нет, а мои хозяева теперь уж точно никуда не поедут. Будут сидеть в холле и попивать коньячок до утра. И это в лучшем случае. А в худшем — разбредутся по дому и обязательно наткнутся на меня. Я же не приведение, а живая женщина, мало ли что прийдет в головы пьяных мужчин. Ах, надо срочно, срочно выбираться. Но как? И на чем? Если они приехали сюда не на такси, значит их машина уже в гараже, а ворота как раз напротив окон холла. Да и трудно предположить, что на свете так много дураков, подобных мне. Кто оставит ключ в замке зажигания? Даже если я каким-то образом незаметно покину этот дом, как доберусь до города? Пешком? В такую непогоду?”
В подтверждение моим мыслям молнии сверкали одна за другой. Началось настоящее светопреставление. Гром гремел так оглушительно, что теперь уже я могла безбоязненно передвигаться по дому. Я вернулась к тому месту, откуда получила указание лезть в шкаф. Спускаться ниже было опасно. Облокотившись на перила, я слегка свесилась вниз и прислушалась. В холле шли оживленные переговоры. Очень громко и совершенно невнятно. По долетающим обрывкам фраз составить впечатление о теме беседы было невозможно, зато было очевидно, что в ближайшее время спать никто не собирается. Это был важный вопрос, так как я обнаружила на своем втором этаже целых три спальни с очень широкими кроватями.
“Остается одно: найти убежище понадежней шкафа и дождаться ухода хозяев, а уж там уносить ноги со всей возможной скоростью,” — решила я и отправилась на поиски убежища.
В чужом доме и при наличии скверного освещения выполнить намеченную программу оказалось непросто. К тому же претензии мои были велики. Убежище должно отвечать многим требованиям, самое главное из которых отсутствие риска встречи с хозяевами. А как этого добиться? Опыт подсказывал: самое заброшенное место приобретает популярность в тот миг, когда возникает необходимость устроить в этом месте тайник. Мой второй муж терпеть не мог картофель, но ему понадобился мешок, из которого он этот картофель вытряхнул. В результате дорогие моему сердцу письма попали в его руки, и дело едва не кончилось трагическим разводом. Вот он, закон подлости. И все это произошло в условиях моего отличного знания всех привычек мужа. Искать же укромное место в доме, хозяев которого даже не видела в лицо — утопия.
Но другого выхода не было, поскольку под страхом смерти не согласилась бы я спуститься со второго этажа иначе, как по ступеням лестницы. Пришлось искать укромное местечко.
В ходе поиска обнаружилось, что дом этот изнутри гораздо больше, чем снаружи. Я едва не заблудилась. Одна комната сменялась другой, и не было никакой уверенности, что я здесь впервые. Та же мебель, те же ковры и все прочее. Положение усугублялось отсутствием освещения, а включить свет я так и не решилась. Но самое неприятное то, что при таком обилии помещений, спрятаться мне было абсолютно негде. В шкафах недостатка не было, но долго там не просидишь. Хотелось устроиться с большим комфортом. Я попыталась залезть под диван, но и здесь меня поджидало разочарование. Да, там можно лежать, но и только. В остальном одни неудобства.
Так я добрела до той треклятой комнаты, с которой и начались мои главные неприятности. Посидев на диване и заглянув в очередной шкаф, я расстроилась и собралась отправиться на дальнейшие поиски, но тут вдруг увидела на стене длинную полку с книгами. Короче, тяга к знаниям и сгубила меня. Нестерпимо захотелось знать: что хозяин дома читает в свободное от разговоров время. Но как тут узнаешь, когда темно. Пришлось вытащить с полки несколько книг и отправиться к окну. Там (при свете молний) я удостоверилась, что хозяин не перл интеллектуальности и хотела уже вернуть книги обратно. Точнее, я, со всей присущей мне аккуратностью, ставила их на место одну за другой. Когда в руках осталась последняя, обнаружилось, что места для нее в ряду нет. Я попыталась потеснить соседние томики… и…
И в это время полка медленно поехала от меня вместе со стеной. Зрелище (учитывая обстоятельства) потрясающее. Пережив первобытный ужас первых секунд и оправившись, я легко сообразила, что проникла в чей-то тайник.
Бог знает как удалось мне отодвинуть стену с полкой, но только теперь передо мной выросла дверь. Я сразу же распахнула ее. Меня потрясла темнота. Просто черная дыра. Тут бы испугаться и убежать, но как быть с любопытством, с которым мне редко когда удавалось совладать?
Я сделала шаг вперед и, почувствовав под ногами мягкую, приятно похрустывающую “почву” ковра, смело отправилась на поиски новых приключений. Я шла, как слепая вытянув руки вперед и пытаясь нащупать стены или возможные на моем пути предметы. Сколько шла не знаю, но показалось, что долго. Изредка оглядывалась назад, и дверной проем на фоне темного коридора маячил светлым пятном, хотя я точно знала, что и там далеко не солнечный день. Но какая же темень впереди. Темень и тишина. Звуки непогоды уже совсем не были слышны.
Стараясь не терять бдительности, я медленно продвигалась вперед и гадала куда же ведет этот нескончаемый коридор. Вдруг руки уперлись в холодную и гладкую поверхность, и я, вскрикнув от неожиданности, оглянулась назад. Беда. Густая пугающая тьма окружила, взяла в кольцо и придавила. Меня зазнобило от страха.
“Или закрылась дверь, или коридор как-то незаметно сделал поворот, — успокоила себя я, прислушиваясь к стуку собственного сердца. — А если дверь не закрылась, а ее закрыли! — обрушилась на меня жуткая мысль. — Хозяева зашли в комнату, обнаружили, что тайник открыт и… О, Господи!”
Я в панике принялась водить руками по выросшей стене и, вдруг, нащупала дверную ручку, дернула ее на себя; в лицо пахнуло прохладой.
“Это второй выход из дома,” — обрадовалась я, смело делая шаг и… совершая падение.
* * *
Летела я бесконечно. Во всяком случае мне показалось — нет у моего полета конца. В голове образовалась каша из масючкиных гераней, Людмилы Ивановой, “пяного” Витьки, мерзавца-вора, угнанной “Хонды” и Катерины.
Мысль: “Э-эх, пропадаю я,” — неотступно сверлила мои бедные мозги. На фоне прочих переживаний преобладало желание пойти в церковь и, не скупясь, поставить громадную свечку.
С этим желанием и приземлилась я на кучу пластиковых коробок. Точнее, об этом узнала я значительно позже, когда в этом вопросе досконально разобралась, а в первый миг приземления показалось, что не приземлилась я, а вовсе даже наоборот — взорвалась: такой оглушительный залп сопровождал процесс приземления. Буквально по уши ушла в нечто скрежещущее, режущее и шипящее. Боль при этом испытала невероятную, словно с меня заживо содрали кожу.
“На сковороде у черта!” — ужаснулась я, поставив жирный крест на мечтах о рае.
Позже выяснилось, что шипели, скрежетали и сдирали кожу пластиковые коробочки, на которые я безжалостно обрушила свое тело. Не менее жестоко обошлись они с моим новым пастельно-розовым платьем.
“Сколько же метров пришлось мне лететь? — гадала я, выбираясь из помятых коробочек. — Уж никак не меньше пяти. Стоило ли так пугаться окна?”
Дальнейшее показало, что не стоило. Из окна я хоть знала куда попаду: на улицу. Здесь же не было никакой определенности, поскольку светлей не стало. В любой миг могло свершиться все, что угодно, вплоть до нового падения.
“Господи, дай нащупать хоть какую-то почву под ногами, и уж тогда — завалю свечами всю церковь!” — горячо клялась я, продираясь сквозь чертовы коробочки и пытаясь нащупать ногами пол.
Как только мне это удалось, и я выбралась из горы пластика, тут же раздался скрежет открываемой двери, послышались грубые мужские голоса, и я с ужасом полезла обратно. Теперь уже я молила Господа о совсем другой помощи: мне до смерти хотелось зарыться в гору коробочек с головой.
Едва я успела осуществить свою затею, вспыхнул яркий свет, и помещение заполнилось топотом да отборным матом.
“Сколько же народу набилось сюда?” — гадала я, пытаясь беззвучно расковырять “окошко” в коробочках.
Лучше бы я этого не делала, потому что взору моему предстала очень неприятная картина: три громадные звероподобные особи мужского пола жутко матерились и тащили по ступеням окровавленный, отчаянно воющий организм, пол и возраст которого определить было крайне затруднительно, так организм был измордован.
Когда верзилы бросили этот несчастный и еще живой кусок человеческого мяса на мои коробочки, я была готова тут же сделать харакири. Остановило лишь отсутствие подходящего предмета. “Уж лучше самой покончить счеты с жизнью, чем дожидаться помощи от верзил,” — подумала я, ни на секунду не сомневаясь, что мой воющий сосед пострадал именно от общения с ними. Хотелось думать, что он заслужил, но и я уже много чего натворила: проникла в чужой дом, раскрыла тайник, помяла гору коробочек, да и бриллианты, которые утащил вор, явно повисли на мне.
“Сейчас ненароком узнаю остальные тайны, после чего биография любого покойника на фоне моей будет просто воплощением перспектив,” — с грустью подумала я. Захотелось поглубже зарыться в коробочки, и вместе с тем я прекрасно понимала, что лишние звуки в настоящий момент ни к чему.
Однако верзилы так гневались, что им было ни до звуков. Открыв какую-то дверь, они вновь схватили свою жертву и потащили ее, матерясь пуще прежнего. Меня обдало странным неприятным запахом, видимо исходящим из той комнаты, куда вошли верзилы. Теперь уже не имея возможности наблюдать происходящее, я “наслаждалась” одними воплями. Когда же вопли заглушил шум работающего механизма, мне сделалось совсем дурно.
“Неужели беднягу распиливают на части?” — подумала я, с трудом сдерживая порыв выскочить из своих коробочек и бежать куда глаза глядят.
Дело в том, что глаза глядели на вторую дверь, массивную и металлическую, но вдруг она закрыта. А тут еще жертва завопила гораздо громче механизма, что говорило о том, как ей несладко. Я решила остаться в укрытии.
Не могу передать своих ощущений. Слышать как в соседней комнате зверски издеваются над человеком и понимать, что в любое время то же может произойти и с тобой — мучительно. Я выдавала Господу такие щедрые обещания, на какие только хватало фантазии. Очень часто щедрость бывает полезной. Господь меня услышал. Вскоре визг неизвестного мне механизма прекратился, и раздался омерзительной хрипоты бас, явно принадлежащий одному из верзил:
— Ну во, бля, и все.
— Будет, бля, знать, — добавил второй, не менее отвратительным хрипом.
— Сваливаем, — резюмировал третий, — а то бабы скоро припылят.
Они протопали мимо меня. Хлопнула дверь, лязгнул замок и потух свет, из чего я сделала вывод, что выключатель находится по ту сторону двери, а следовательно искать выход придется в полной темноте. Положение казалось безнадежным.
“Судя по всему, сижу глубоко под землей, — размышляла я, не решаясь покинуть коробочки. — Но это не просто подвал, а какое-то специальное помещение, потому что стены и пол покрыты кафелем. Да и гора коробочек здесь неслучайно. Раз есть запах, упаковка и механизмы, значит это производство. Может даже подпольное, иначе чем объяснить потайной вход из дома: я летела не меньше семи метров, пять до земли и, видимо, ниже. Глупо было бы предполагать, что хозяин попадает сюда таким же образом. Вероятней всего я провалилась в шахту лифта. Но верзилы зашли в ту дверь, значит она ведет на улицу. Однако, рассчитывать на дверь — нелепо. Мне ее никогда не открыть. Но если это производство, значит долго оставаться в одиночестве мне не дадут. Работники могут появиться в любой момент, да и верзилы каких-то баб поминали.”
Очень не хотелось думать о том, что будет, когда пришедшие сюда бабы обнаружат меня сидящей на горе помятых коробочек. И уж совсем не хотелось думать, что стало с тем несчастным, которого притащили верзилы. Я четко видела: ушли они с пустыми руками.
Минут пять я не решалась шелохнуться, прислушиваясь к густой и вязкой тишине. В конце концов рискнула выбраться из укрытия, сделала несколько осторожных шагов и прошептала:
— Э-эй!
Тишина.
Я сделала еще несколько шагов, нащупывая вход в соседнюю комнату. Снова прошептала:
— Эй! — и опять тишина.
Тишина и темнота. Хоть глаз коли. Захотелось плакать.
И тут мои руки уперлись в какой-то предмет. Я нащупала широкое пространство, обитое железом, (видимо стол), провела по нему рукой и попала в нечто теплое и мягкое, понюхала: запах крови. Ужас охватил меня. Потеряв всякий разум, я принялась хаотично метаться, натыкаясь на разные предметы. Что-то со звоном летело на пол, что-то на меня, было больно, но я носилась, как ошалевшая от страха кошка. В конце концов я поскользнулась и упала. Рука попала в липкую лужу, и какая-то дрянь уперлась в мой бок. Судя по всему мужской башмак.
“Это все, что осталось от бедняги, замордованного верзилами,” — подумала я, пытаясь подняться с пола и опираясь на какой-то предмет с ручкой.
Тут же выяснилось, что предмет висит на стене почти у самого пола и легко выдвигается вперед. Трудно описать радость, которая охватила меня когда я выдвинула предмет и обнаружила за ним громадную полость в виде четырехгранной трубы, ведущей куда-то вверх. Засунув голову поглубже в трубу, я увидела тонкую полоску света.
Я мигом вспомнила, что подобные устройства, дедовским способом заменяющее лифт, видела не раз в старых зданиях. Так подают мешки и ящики в складские помещения, расположенные в подвалах еще царских времен: просто спускают их вниз. Да и полоска света, говорила о том, что труба обязательно кончается где-нибудь на улице.
Я тут же полезла в трубу. С налета довольно глубоко погрузилась, но сразу же съехала вниз. Повторила процедуру второй раз, и третий…
Сколько продолжались мои страдания, трудно сказать, лично мне казалось, что катаюсь я в этой трубе вечность. В конце концов экспериментально было установлено, что если не пытаться форсировать трубу наскоком, а медленно проникать в нее ползком, то можно добиться неплохих результатов: мне удалось приблизиться к полоске света настолько, что была видна крышка люка, закрывающая вход в это устройство. Между крышкой и трубой светилась довольно широкая щель, и это радовало.
Однако, огорчало другое. Стало ясно: на середине трубы неизбежно скатишься вниз, и нет никаких средств, чтобы избежать этого. Видимо труба предназначена для односторонней подачи: сверху вниз.