Он остановился и махнул рукой в сторону равнин, где проходили учения.
— На примере так называемой гвардии полковник, вы можете видеть, до чего довело планету нынешнее правительство. То же самое творится во внутриполитической жизни. Защитники Хартии — это даже не партия в общепринятом смысле, это просто вывеска для целой банды отъявленных политиканов и свихнувшихся на утопиях идеалистов, которые изо всех сил пытаются найти свое место на политической сцене, пока наш благоразумный маркиз отдыхает на Новом Авалоне. Само название движения, само слово «Хартия» представляется не более чем историческим курьезом. Место ему — в музее. О какой Хартии может идти речь, если созданная на ее основе национальная гвардия небоеспособна? Она и не может быть боеспособной, если ее формирование проходит по принципам, установленным столетия назад. Идеалисты желают вернуться к жизни первопроходцев, но это исключено! Таун — часть Внутренней Сферы, и никуда от этого не деться. Откуда возьмутся те люди, которые осваивали планету? Где эти сильные характеры? Это не более чем мечта, отдушина для страждущих… К сожалению, среди их лидеров идеалистов почти нет, это все тертые калачи.
— Хорошо, — спросил полковник, — что конкретно вы хотите от нас?
Блейлок вновь пожал плечами.
— Нам нужна поддержка. Нам бы очень помогло ваше влияние на тех хозяев, управляющих и мелких боссов, которые связаны с предприятиями Чанди. Курита отхватил большой ломоть территории планеты, хотя, скорее всего, сам не подозревает об этом. Мы намерены выставить эту старую, несчастную, затасканную всяческими подлецами Хартию на всеобщее обозрение. Пусть все убедятся, какое это старье. Мы ни в коем случае не ставим своей целью отказаться от Хартии; просто мы должны осовременить ее, привести в соответствие с нынешними условиями. В этом вы тоже можете оказать нам серьезную поддержку, если выступите с соответствующим разъяснением. Затем мы разоружим национальную гвардию, переформируем национальные силы обороны. И только потом… — Говард Блейлок, усмехнувшись, глянул на полковника. — Только потом мы сможем привлечь внимание населения к проблеме угрозы со стороны «ронинов». Я — за, потому что для сплочения нации нет ничего лучше, чем глобальная военная угроза. Только с ее помощью можно заткнуть рот крикунам и провокаторам. Что скажете, полковник?
Как всегда по вечерам, в гимнастическом зале лицея Рэндолфа Картера, расположенного на Скелос-стрит, собралось много народа. В воздухе висело напряжение. В зале поставили ряды стульев, пришедший на митинг народ был настроен по-боевому. Кулаки на чужаков чесались у многих.
Высокий грузный парень со шрамом на лице старался не выставлять напоказ свою рану. Не тут-то было!
— Эй, Тэлбот! — окликнул водитель-дальнобойщик Хейни из «Немедия картедж».
Тэлбот даже вздрогнул, услышав его голос. Этот дуболом был ему очень не по душе — мозги куриные, а болтает не останавливаясь, словно ему есть что сказать. Помалкивал бы лучше!.. Ох, дождется он, пересекутся когда-нибудь их дорожки.
— Что это ты такой кислый? — с ухмылкой спросил Хейни. Его голос звучал словно мобильный клаксон в тумане, соседи сразу начали оборачиваться в сторону Тэл-бота. — Ты что, порезался, когда брился?
— Чертовски остроумно! — сквозь зубы ответил Тэлбот и отвернулся к стене. Хейни, удовлетворенный, захохотал на весь зал.
Тэлбот терпеть не мог искусственную органическую массу, с помощью которой обычно заживляли резаные раны. Вот и этот шрам, который ему оставила скользкая сучка с Островов, пришлось зашить старой доброй пластиковой нитью. Конечно, такой разрез не спрячешь. Тут еще этот Хейни!.. Смейся, подонок, тебе к лицу. Удивительно, почему люди, решившие связать свою жизнь с революционным движением, никак не могут полаДить между собой? Так и врезал бы в морду этому ублюдку!..
Кто-то сзади крепко, до боли, ухватил его за бицепс. Тэлбот совсем уже решился наказать наглецахрезко обернулся, но, заметив Ламли, сразу успокоился — тот выглядел еще хуже, чем он. Постыдное, конечно, чувство, но Тэлбот ничего не мог с собой поделать — даже улыбнулся от удовольствия. Вид у чернокожего как у побитого енота, особенно убедительны синяки на темном лице — так и светятся лиловым заревом. Нос заклеен, поверх наложена шина.
— Что тебе? — успокоившись, спросил Тэлбот.
— Она здесь.
— Кто?
— Эта дрянь, которая нас отделала. — Ламли кивком указал на задние ряды. — И разрази меня гром, если она не снимает нас в эту минуту.
Тэлботу хватило мгновения, чтобы приметить эту сучку. Точно, она! Как и в прошлый раз, в каком-то мешковатом пальто. Кепка с широким козырьком. На плече сумка, с какой обычно бродят автостопщики. Села в самом темном углу. Ничего, там света тоже хватает, чтобы узнать ее. В сумке вполне достаточно места, чтобы спрятать видеоаппаратуру.
— Волк-в-Юбке права, — сказал Тэлбот. — Она точно полицейский агент. И к тому же прямо-таки конфетка…
— Что будем делать? Если только она узнает, что случилось с седобородым говнюком…
— Она не сможет ничего доказать. — Тэлбот испытывал легкое беспокойство. Он не знал, как далеко зашли копы в расследовании этого случая. Да и погоня за ней тоже могла их встревожить/Если она и в самом деле работает на полицию… Тэлбот здраво рассудил, что их начальство тоже не будет плясать от радости, когда узнает, как они напортачили. Тем более что дело замешано на убийстве, следовательно, это бросает густую тень на все их движение. Надо с ней разобраться прямо сейчас, вызвать на скандал, обвинить в связях с полицией — по крайней мере, с этой стороны они будут защищены.
Тэлбот начал решительно протискиваться в сторону Касси. Испуганный Ламли схватил его за рукав куртки.
— Ты куда?
— Сейчас разберусь с этой дрянью!
— С ума сошел! Совсем головкой ослабел? Тэлбот широко улыбнулся.
— Я просто хочу поболтать с ней немного. — Он едва справлялся с охватившим его ознобом, его трясло от ненависти. Если эта сучка что-нибудь пронюхала, ему даже мечтать не следует о дальнейшей политической карьере.
— Остановись! Подумай, что случится, если она поднимет шум. Начнет вопить, что мы пытались ее изнасиловать. Эти, из полиции, любят подсовывать беспомощных овечек, потом навалят все сразу — не отвертишься. Тэлбот сумел взять себя в руки: Ламли прав.
Ноздри у него трепетали, как у разъяренного быка. Он был полон жажды мщения, но здравый смысл подсказывал, что вряд ли удастся провернуть дельце за один раз. Здесь спешить не следует, а то нарвешься. Уж на что Лам-ли.горяч, но и он не собирается вот так, без раздумий, совать голову в пекло.
— Хорошо, подождем. Ты садись вон туда и не спускай с нее глаз, только ни в коем случае себя не обнаруживай. Держись как ни в чем не бывало. Я пока отыщу кое-кого, с кем мы преследовали ее в тумане. — Он хлопнул приятеля по спине. — На этот раз мы сыграем по правилам, без всякой спешки. Это удобный случай составить свой круг, в котором все будут завязаны на одном деле. Только такой группой можно рассчитывать на успех. И черт знает на что еще.
Ламли кивнул, но без особого энтузиазма. Тэлбот, он такой, его постоянно заносит. Уже который раз он говорит, что, если им удастся сплотить вокруг себя ребят, повязать их на чем-нибудь, так, чтобы на всю жизнь, то с помощью такой команды можно горы свернуть. Ламли искоса глянул в сторону девицы. Что-то его не очень-то тянуло сворачивать горы, используя эту пигалицу.
Тэлбот между тем пошел по залу, выискивая достойных кандидатов для вступления в его группу. Собственно, он знал их всех, и стоило ему только коротко напомнить, что это та сучка, что ушла от них тогда, в тумане, каждый соглашался принять участие в погоне. Ну и во всем том, что за этим должно было последовать. Никто не отказался. Посмел бы только сыграть труса! Тэлбот так бы на него надавил, что такому человеку больше никогда не появиться на митинге, никогда больше не принимать участие в борьбе за святое дело.
Собственно, ходить долго не пришлось, все дружки собрались у подвижного помоста, который один из районных руководителей с помощниками оборудовали связью. Они помогали протягивать провода к возвышению, передвинутому под стойку с баскетбольным щитом. Затем подсоединили микрофон, и руководитель опробовал его. В зале раздался скрежет, сменившийся коротким счетом. Наконец руководитель обратился к присутствующим:
— Все, все, просим извинить за задержку. — Он приветственно улыбнулся и помахал присутствующим в зале рукой. — Надеюсь, здесь собрались друзья и единомышленники, так что особых обид не будет. Прошу вас, рассаживайтесь, сейчас начнем. Тэлбот плюхнулся на сиденье рядом с Ламли.
— Все в порядке, — тихо сообщил он дружку. Негр с некоторой тревогой глянул на его лицо, украшенное набухшим шрамом, края которого были стянуты узлами.
— Не трясись ты, — процедил Тэлбот. — Все выходы перекрыты, некоторые ребята, чьих лиц она не знает, подсели к ней поближе. Все будет тихо и быстро. Зачем упускать такой лакомый кусочек?
Тэлбот, как бы невзначай, не поворачивая головы, глянул в сторону задних рядов. Тут же вытянулся, вздрогнул.
— Боже правый! Ее там нет!..
— Что?
— Ты же клялся, что не спустишь с нее глаз, черт тебя побери!
— Я и не спускал! Минуту назад она была вон там, справа. Пока ты ходил по залу, она с места не вставала.
Они вдвоем, пробираясь между заполненными рядами, бросились к заднему выходу, выскочили в ночь. В лицо ударило свежим холодным ветром.
У дверей стояло полдесятка парней. Некоторые смотрели в сторону мобильной стоянки, устроенной возле торца школьного здания, другие не сводили глаз со своего товарища, корчившегося на узкой наледи, образовавшейся в том месте, где вода по водосточной трубе стекала на асфальт. Тот громко стонал. Тэлбот испытал приступ отвращения.
— Не надо ничего рассказывать. Сам вижу, что вы ее упустили.
— Побойся Бога, Тэл, — ответил один из парней. — Надо было предупредить, что это сам дьявол.
— Или что-то похожее, — добавил другой. — Она вы летела из двери, словно ею выстрелили из пушки, сшибла бедного Джимми, распорола ему ногу ногтями, прыгнула на мотоцикл Краутхеда, припаркованный возле школы, и была такова.
— Мы тут кое-что отобрали у нее, — сказал третий. Он стоял на коленях возле стонущего дружка. — Джимми успел схватить это, когда она его опрокинула. Он поднялся и протянул Тэлботу сумку.
Тэлбот и Ламли обменялись быстрыми взглядами. Тэлбот взял сумку, осторожно дернул молнию — в то же мгновение изнутри вырвался мощный луч света. Он сразу отбросил сумку, окружившие его парни даже присели от неожиданности.
Все было тихо — из чуть расстегнутой сумки бил мощный луч света. Тэлбот осторожно приблизился, потянул сумку за ремень — свет запрыгал на выщербленной поверхности, заиграл в глубине ледяной корки, Он уже смелее поднял сумку, расстегнул молнию. Внутри лежала включенная лампа, а под ней какое-то странное электронное устройство.
— Вот сучка! — в сердцах выразился Тэлбот и покачал головой.
— Не все так мило и безмятежно у наемников, как пытается нам представить их командир.
Симпатичное лицо репортерши при этих словах расплылось в улыбке. Дон Карлос, в чьем офисе был установлен экран тридивизора, только покачал головой. Репортерша еще раз улыбнулась и продолжила:
— Мы беседуем с капитаном Анжелой Торес. Она расскажет зрителям о ситуации, сложившейся в рядах так называемого Семнадцатого легкого полка Всадников.
На экране появилось лицо Гордячки. Казалось, что оно заполнило собой половину пространства кабинета.
— Да, мы сталкиваемся с проявлениями мужского шовинизма, — заявила Гордячка, глядя прямо в голографическую камеру. — Мне кажется, факты говорят сами за себя. Среди батальонных командиров нет ни одной женщины. Среди ротных только две…
Полковник нажал на кнопку переносного пульта и выключил тридивизор.
Подполковник Бейрд, пристроившийся на углу письменного стола, такого древнего, что его можно было отнести к эпохе Великого бегства Николая Керенского, тут же прокомментировал заявление Гордячки.
— К сожалению, ты одна из них. — Потом он картинно поклонился в сторону экрана и добавил: — Большое спасибо, Анжела. Дон Карлос потер лицо ладонями.
— Не переусердствуй, когда жмешь на глазное яблоко, — предупредил его начальник штаба. — Можно повредить роговицу. Собственно, что такого она сказала? Все это безвредные укусы — так, на уровне семейных скандалов. Другое дело, что подобные глупости могут вызвать ответную реакцию в нашей собственной среде. Виски?
Дон Карлос вздохнул и положил ладони на столешницу:
— Давай.
Бейрд направился к горке, распахнул стеклянные створки, вытащил мерный стаканчик, затем бутылку «Черного ярлыка», запас которого они привезли с Хачимана. Наполнил бокалы и вернул бутылку на место.
— Салют! — провозгласил он и поднял бокал. Выпив, промокнул губы платком. — — Что поделать, дружище! У нас нет выбора, мы должны принять предложение Блейлока. Полковник отрицательно покачал головой.
— Я сам ненавижу пересматривать уже принятое решение, — продолжал Бейрд. — Но мы здесь одни, а в одиночку ничего не добьешься. Нам просто необходимы со юзники на Тауне, как бы ужасно это ни звучало. Думаю, ты не забыл случай с Дженни Эспозито.
Лицо дона Карлоса скривилось, как от боли, вмиг постарело.
— Нет, мой друг, — после долгой паузы ответил он, — мы прибыли сюда не для того, чтобы участвовать в их внутренних распрях.
Теперь Бейрд покачал головой — вверх-вниз, словно соглашаясь. На самом же деле этот жест означал, что, по его мнению, Камачо некуда деться. Все равно его вовлекут в дрязги… Наконец Гордон подал голос:
— Я прекрасно понимаю, в чем суть нашего задания. Но дядюшке Чанди легко отдавать приказы, находясь за сотни тысяч световых лет отсюда. Нам предписано действовать в сверхсложной обстановке таким образом и в таких условиях — этого нельзя, того нельзя! — что немыслимо не только выполнить задание, но и, поверь, сохранить боеспособность полка. Такое с нами случалось и раньше, и мы были вынуждены несколько видоизменять задание, чтобы подделаться к местным условиям.
— Иной раз ты такое загнешь, что создается впечатление, будто в школу не ходил. Что это такое — подделаться к чему-то? Наверное, приспособиться?..
— Нет, — возразил Гордон. — Пусть я неловко выразился, но я имел в виду именно подделаться, а не просто приспособиться. Наша задача — добиться того, чтобы Блейлок работал на нас, а он пусть думает, будто мы работаем на него. В конце концов, у кого реальная сила на этой планете? Если мы вмешаемся в их грязные игры по приглашению местных политиков, это будет означать, что у нас развязаны руки. Тогда нам не придется платить слишком высокую цену за пребывание на Тауне. У нас будет шанс избежать риска участия в гражданской войне, которой неизбежно закончится двусмысленная ситуация на этой обезумевшей планете.
Дон Карлос бросил на товарища оценивающий взгляд, потом спросил:
— Даже если на карту будет поставлено само существование полка? Полковник помолчал, затем продолжил:
— Ты полагаешь, я забыл, чем мы рискуем, оставаясь здесь? Каждый день я мысленно ставлю свечку в память о несчастной Марипозе. Ты считаешь, что я слишком спокойно ко всему отношусь или робею в принятии решения? Да я каждую ночь просыпаюсь в холодном поту, потом мучаюсь от бессонницы, молюсь Деве Марии Гваделупской, чтобы она позаботилась о каждой душе, которую мы потеряли за то время, что я командую полком.
— Карлос… Мне ужасно стыдно. Я не думал… Полковник махнул рукой.
— Это мне надо просить прощения. Поверь, дружище, я не хотел перекладывать на чужие плечи всю боль, гнев, бессилие, которые не дают мне покоя. Тем более пытаться найти козла отпущения…
— Перестань! Я и сам все понимаю.
— Все, Гордон, хватит! Так мы ничего не добьемся. Если еще начнем расшаркиваться друг перед другом!.. Иди отдохни, я тоже постараюсь заснуть. Завтра на свежую голову представишь мне свои соображения и рекомендации — если желаешь. Но, пожалуйста, пойми меня — я уже принял решение. Пусть Святая Дева Гваделупская будет милосердна к своим детям.
Дом на Ирси-стрит был трехэтажный, неприметный, без лифта. Ничем не отличавшийся от соседних особняк, в котором сдавалось дешевое жилье… Если не считать дурной славы, которая ходила об этом невзрачном строении. Соседи не сомневались, что там творятся ка-, кие-то темные делишки. Может, поэтому он стоял почти пустой.
Когда Тэлбот и Ламли вошли во вторую от лестницы квартиру на третьем этаже, там никого не было. В углу лежал свернутый спальный мешок, рядом, прямо на полу, устройство связи. На тумбочке какой-то странный фонарь — судя по виду, в книжках его называли керосиновой лампой. Тэлбот и Ламли потеряли дар речи.
Дверь в коридор они оставили чуть приоткрытой — оттуда падал тусклый свет обычного светильника, подвешенного на проводе. Непонятно только, почему свет такой слабый, едва сочащийся… Дверь неожиданно скрипнула, долгий протяжный перелив колокольчика заставил их вздрогнуть, замереть.
— У вас что-то есть для меня? — раздался в комнате женский голос.
Теперь Тэлбот и Ламли рывком повернулись. У Тэлбота мелькнула мысль, что она всегда появляется внезапно. Вот так, ни с того ни с сего. Кроме того, он никогда не видал ее лица при ярком свете. Они встречались исключительно по ночам, в каких-то тупиках, закоулках, подальше от фонарей и световых реклам, а то в проходах к общественным туалетам, где, если с тобой что-то случится, можно пролежать и день и другой.
Как она выглядит, Тэлбот знал исключительно по голографическим снимкам. Сто семьдесят сантиметров Роста, широкая в плечах, чуть уже в бедрах. Дама солидная… И ни капли жира! На ней была просторная, неопределенного лиловато— черного цвета кожаная куртка из мегатерия — в темноте такую невозможно заметить — под курткой футболка в обтяжку, особо подчеркивающая силу, накопленную в накачанных плечах. Лицо азиатского типа — широкоскулое, с узкими глазами, курносый нос. Зрачки желтовато-коричневые… В тусклом свете по краям белков заметны красноватые ободки. Каштановые жесткие волосы пострижены коротко; ежиком. Возраст около тридцати — Тэлботу почему-то казалось, что лет ей побольше, но она умело скрывает возраст, как, впрочем, и хвостик, который обязательно должен расти у нее сзади. Тэлбот был уверен, что этот редчайший в человеческом сообществе отросток у дамочки наличествует.
Ее можно было бы назвать привлекательной, если бы хоть на мгновение она изменила кислое выражение, которое навечно приклеилось к ее лицу. Улыбнулась хотя бы… Или удивилась… Такое впечатление, что лицо у нее вылеплено из мыла и вкус его отравляет ей жизнь.
Тэлбот, конечно, не был от нее без ума, но надеялся, что сам произвел впечатление — он полагал, что является чертовски привлекательным парнем. Однако, имея с ней дело, у него всякий раз щемило сердце: что, если он ей не понравился? Стоит ли обманываться и ходить перед ней на четвереньках? Утешался тем, что на всем белом свете ей никто не по нраву. Ну и ладно! Что же касается четверенек… Попробуй только вякни ей что-нибудь поперек, вмиг голову открутит.
Они никогда при встречах не называли ее Волком-в-Юбке. Вообще никак не называли.
Женщина по-прежнему вопросительно и угрожающе смотрела на парней.
Тэлбот и Ламли переглянулись. Наконец негр кивнул и принялся расстегивать сумку.
— Вот что оказалось у шпионки, — заторопился он. — Помнишь ту, которая ушла от тебя ночью…
Тэлбот невольно моргнул. Ну, не дурак ли этот Ламли? Зачем он напомнил о неудаче?.. — Смотри, там что-то тяжелое…
Касси устроилась на велосипеде на специальной стоянке для безмоторных транспортных средств, особенно любимых на Тауне. Минут пять поджидала, сидя в седле, пока в доме напротив, в квартире на третьем этаже, не прогремел взрыв.
Грохнуло так, что заложило уши. Ударная волна вышибла все стекла на противоположной стороне улицы. Из окон, откуда полыхнуло пламенем, повалил густой дым. В тот же миг на улице раздался вой полицейских сирен. Что ни говори, полиция Виктора Дэвиона работает профессионально — не прошло и двух минут, как черно-желтые, в шашечку, мобили оказались на месте происшествия. Следом за ними, покачиваясь на ходу, подплыли два пожарных трейлера на воздушной подушке.
Касси открыла замки, удерживающие велосипед, и, съехав на тротуар, закрутила педали, направляясь на запад. Минут через пятнадцать на мосту через Громовую реку выставят посты, начнется проверка документов.
Этот теракт она не стала бы называть местью. По крайней мере, Касси не сомневалась, что без ответной меры зарвавшихся милиционеров не остановить. В следующий раз они крепко подумают, прежде чем решат устроить еще одно покушение на Всадников.
Конечно, у Касси не было твердой уверенности, что именно она ответственна за смерть Марипозы, однако косвенные свидетельства и, главное, интуиция подсказывали разведчице, что без этой дряни здесь не обошлось. В любом случае у нее были доказательства, что Волк-в-Юбке в самом деле готовила что-то вроде мятежа, под прикрытием которого ее боевики смогли бы прорваться в расположение полка. Общую численность ее группы Касси оценивала в несколько сотен человек. Немалая сила. Самое важное, что на руках этой гадины кровь Джона Са-теруэйта.
Чувство, что она наконец разобралась с ублюдками, доставило ей удовольствие. Засмеявшись, Касси энергичней нажала на педали.
XIII
Порт-Говард,
Провинция Аквилония,
Таун, Федерация Солнц
3 января 3058 года
Мужчина с черными усиками без замаха врезал Ковбою Пэйсону кулаком в лицо — тот сразу опрокинулся на проигрыватель-автомат. Тридивизор, на экране которого лихо наяривал народный мексиканский ансамбль, свалился на пол. Музыканты на экране даже не удивились, оказавшись перевернутыми вверх ногами, и энергично продолжали встряхивать погремушками, дергать гитарные струны и стучать по барабанам.
Горячий шоколад выплеснулся из чашки, и Кали Макдугал, невозмутимо проводив взглядом добрую порцию напитка, пролившуюся на скатерть, обратилась к Касси:
— Зачем мы сюда пришли? Местечко достаточно уютное, но вот аттракционы, которые здесь показывают, говорят о дурном вкусе посетителей.
Бак Ивенс, сидевший за стойкой рядом со столом, где устроились Кали и Касси, произнес:
— Что вы хотите — парни всегда остаются парнями. Для них это просто развлечение. Хотят продлить себе удовольствие от встречи Нового года.
Бак никогда не садился за стол, барские замашки претили его «революционной» натуре.
Ковбой Пэйсон встряхнул головой раз, потом другой, затем бросился на противника, обхватил его за пояс. От толчка оба повалились на пол и покатились через зал в противоположный угол. Замелькали руки, ноги… Наконец они врезались в ножки незанятого стола, расположенного у окна, — те хрустко подломились. Ребят накрыла столешница — и тут же запрыгала, подбрасываемая ударами снизу.
За окном между тем вечерело. День был ясный, к тому часу солнце уже легло на волнистую белоснежную кромку Гандерландских гор. До вершин, казалось, рукой подать. Прямо из ресторанчика, расположенного на Мельнибон-Драйв, — в поход. Через пригороды, леса на взгорьях, вверх по заснеженным склонам — до самой высокой точки, вознесенной над городом. Всадники быстро облюбовали это уютное местечко, где подавали мексиканскую еду и где порой между Кабальерос и местными завсегдатаями разворачивались бурные дебаты, как лучше приготовить то или иное знакомое с детства блюдо или как побыстрее сбродить пульке. Оркестрик, записанный на пленку, играл без особых причуд и все, что душа пожелает, — только меняй кассеты. Хозяин говорил по-испански. Этот ресторан казался оазисом посреди пустыни, заселенной злобными гринго.
Дальше за Баком, в самом углу, пристроился отец Боб Гарсия. Он сидел с таким серьезным видом, словно держал оборону, — попивал слабый и очень сладкий кофе, перебрасываясь фразами с хозяином этого заведения, называвшегося на удивление странно: «Старое новое мексиканское кафе Салазара». Но непривычным оно казалось только помешавшимся на практицизме выходцам из Северной Америки и Европы. Людям, сердцем прикипевшим к Святой Троице, это словосочетание напоминало о старых и новых друзьях, о пройденном пути и лежащей впереди дороге. Никто из Кабальерос не называл этот ресторанчик «У Салазара» — это было вызовом традициям. Все говорили — айда к Салазару или Никосу.
— Поверьте, это просто смешно, — исповедовался хозяин напряженно слушавшему его отцу иезуиту. Звали хозяина Абеницио — «Никосом» — Папандреу. В названии кафе он использовал материнскую фамилию. Мексиканскую кухню завел потому, что с детства ненавидел греческую еду.
— …просто смешно, люди здесь, в Порт-Говарде, клянутся и божатся, что им безразличны цвет кожи и происхождение. Но если вы принадлежите к тем, кого они называют меньшинством, если вы поступаете не так, как того от вас ожидают, они сразу начинают выходить из себя. Так и вспыхивают, так и вспыхивают!.. А то сразу в лицо — ах ты, грязная мексиканская морда! Странные ребята, не правда ли?
Отец Гарсия улыбнулся — напряжение сразу оставило его. — Я это уже заметил.
Кабальерос уже прошли через период обманутых ожиданий, испробовали горечь непонимания и незаслуженных обид.
Как раз в этот момент Пэйсон и его противник добрались до следующего стола. Никое торопливо обогнул стойку и направился к дерущимся.
— Эй, ребята, одного стола вполне достаточно. Хватит шума, люди пришли сюда отдыхать, а не на ваши игры глазеть.
Противник Пэйсона угрем выбрался из-под Ковбоя, пружинисто вскочил на ноги. Был он строен, красив -истинный дьявол. Белозубая улыбка, взгляд задорный…
— Прости за беспокойство, хозяин. Если что-то не так, мой дружок заплатит. Все из-за его неуклюжести.
— Не называй меня дружком, олух безглазый. Смотреть надо, куда падаешь! А то рухнул прямо на стол, раззява!..
— Почему бы вам двоим не посидеть спокойно? — предложил расположившийся у стойки Бак Ивенс. — Развели тут бодягу с зуботычинами…
Ковбой и его приятель, младший лейтенант Джесс Джеймс Лейба, по прозвищу Беглец, направились прямиком к Баку.
Сразу после приема в полк Лейба во время неудачной кампании против Кланов был приставлен к системам слежения, обеспечивавшим охрану периметра. После того как прежний командир роты Аделанте Хуан Редро О'Рурк был убит во время атаки блейкистов на Хачимане, ему доверили «Феникс-ястреб».
Это было достаточно неожиданное решение, принятое новым командиром роты Жареной Картошкой Эймсом. Освободившийся семидесятипятитонный «Феникс-ястреб» был куда более грозной машиной, чем двадцатитонный «Стингер», на котором разъезжал Жареная Картошка. Дело в том, что Семнадцатый легкий полк Кабальерос имел в своем составе четыре типа боевых роботов с преобладанием так называемого среднего класса. Личный состав водителей формировался в основном из сельскохозяйственных рабочих и фермеров, которые с детства привыкли разъезжать на высокоскоростных легких машинах. Вот почему все тактические приемы, оборонительные и атакующие порядки в полку основывались не столько на силе огня и крепости брони, сколько на совместном маневре и относительно быстрых перемещениях боевых машин.
Подобная тактика была в крови у Всадников. Штурмовать укрепрайоны, сталкиваться с противником лоб в лоб, полагаясь исключительно на силу и огневую мощь своих роботов, им было не по душе. Они стремились взять врага измором, окружить — собственно, к этому их приучила специализация полка как охранного соединения. Именно охрана, которая предполагает наличие машин любых классов, а не оборона, основу которой составляли сверхтяжелые машины с очень сильным вооружением, являлась их товаром. Были в полку и тяжелые машины, однако ими обычно командовали женщины.
Одним словом, Эймс решил передать «Феникса-ястреба» Лейбе, а себе оставил легкий и скоростной «Стингер».
— Вот теперь можно серьезно поговорить, — сказала Леди К. , когда оба забияки сели по обе стороны от Бака.
— А что произошло? — пожала плечами Касси. — Ну, поцапались и разошлись. Бывает… Подруга хмуро глянула на нее.
— Ладно, давай выкладывай. Я же вижу, как ты крутишься возле меня, тебя так и распирает изнутри. Только учти, это твой выбор.
— Что ты, у меня и в мыслях ничего подобного не было. Разве что… Я просто не знаю, что со мной творится!..
— Давай, не стесняйся, — на правах старшей приказала Леди К. — Это касается того бородатого, которого застрелили в порту? — понизив голос, спросила она.
— Вовсе нет! Тут ничего не поделаешь. И не вернешь!.. Просто… — Касси задохнулась от переполнивших ее чувств. Она почувствовала, как в глазах набухают слезы.
Что со мной творится?
Леди К. встала, обошла стол и села рядом с Касси. Взяла ее руку в свои ладони, погладила.
— Горе — это как раз то, что лучше всего перетерпеть. Самой справиться. Если уж не получается, то выкладывай все начистоту, тебе же легче станет, иначе тебя изнутри поедом проест. Вот так люди с ума и сходят.
— Ни о ком я не печалюсь! — Касси вытащила руку, отвернулась. Затылком почувствовала — голубые глаза Кали с сочувствием смотрят на нее.
Не надо ей никакого сочувствия. Обойдемся!.. Однако взглянуть на подругу Касси не решилась. Повернулась к ней, когда сумела справиться со слезами.
— Понимаешь, я была обязана использовать кого-нибудь. Работа у меня такая… — торопливо и горячо заговорила она. — Ну, выбрала его в качестве объекта. Я не могу винить себя за то, что с ним случилось. Понимаешь, немогу! — Теперь она жадно смотрела на Кали. — Помнишь, ты мне как-то сказала — подумай о том, что вы бранный тобой объект тоже человек. Как я могу думать об этом? Игра есть игра. Ты не сможешь работать с людьми, если вдруг осознаешь, что они люди. Не объекты, не мишени, не цели, а люди.
— Все та же песня. Тебе не дает покоя судьба этого бородатого старика? Прекрасно. Значит, ты еще человек. Понимаешь, равнодушие к окружающим, этакое присущее только богам презрение к ним — верный способ сойти с ума. Существует такая форма навязчивой фобии. Страдающие ею как бы исключают себя из списка обычных людей. Независимо от причины — пусть это будет великая идея или жажда мести, страсть к деньгам или необходимость осуществить справедливость на практике. В любом случае такие особи очень быстро кончают распадом сознания. Если откровенно, я рада, что подобные вопросы глубоко задевают тебя. — Но мне нельзя распускать нюни! Я же разведчик!