– Да, наша беда в том, что мы не историки. Но кто мог подумать, что они здесь понадобятся? Да и потом – много ли может помочь наша земная история в этих условиях? Все мы грешим стихийным антропоцентризмом… А может быть, все же отложить обследование, пригласить специалистов… А, капитан?

– К сожалению, мы не располагаем временем.

– Время… Когда же его хватало, друг мой, когда же? Идемте, идемте. Чем скорее мы встретим кого-либо из местного населения, тем быстрее разрешатся наши проблемы. Итак, план действий…

Они снова зашагали, раздвигая траву, поднимавшуюся выше пояса.

– План действий: встретив кого-либо, мы сразу же даем понять, что хотим видеть их руководство. Безусловно, у них есть какое-то руководство. Вожди, императоры, парламент – пока трудно сказать, что именно. Вступив в контакт с руководством, просим их пригласить представителей местной науки. Как вы полагаете, капитан, есть у них тут наука?

– Что-то, вероятно, есть. Но что касается ее уровня…

– Мне кажется, друг мой, важен не уровень знаний, вернее – не столько уровень знаний, сколько научный склад ума. Если он есть, мы поможем им понять всю важность и сложность проблемы. Решив вопрос об эвакуации, начнем подготовку. Возьмем данные о населении… Чему вы улыбаетесь, капитан?

– Данным о населении. Вы уверены, что они есть?

– Данные? Ну, послушайте… Хорошо, на худой конец мы прикинем сами. Хоть число поселений-то им известно, я полагаю? Или вы считаете, что…

– Я просто не знаю. В мое время за количеством населения уже следили, хотя его еще всерьез не регулировали.

– Беда с вами, капитан: вы все примеряете на свое время. Надо ли так упорно вспоминать о нем? Но оставим это. Итак, вы согласны с намеченным мною планом действий?

– Да, – сказал капитан. – Пока нет ничего лучшего.

– Само собой разумеется. А, вот и дорога наконец!

Они вышли на дорогу; узкая полоса утоптанной земли уходила к городу. Отчетливо выделялись колеи.

– Вот и первый неоспоримый признак уровня материальной культуры. Что вы скажете по этому поводу?

Капитан вгляделся.

– Скорее всего, просто телега с лошадью. Видите – следы копыт? Милая, старая лошадка.

– Какая прелесть, а? – восхитился Шувалов. – Я никогда… Впрочем, надо припомнить… Нет, никогда в жизни я не видал – как оно называлось? Ну, капитан, вы только что упомянули!

– Телеги?

– Вот именно, так оно и называлось. Да. Воистину, не знаешь, когда и с чем встретишься…

– Кстати, о встрече… – сказал Ульдемир.

– У вас возникли соображения?

– Мне кажется, довольно веские: надо ли нам так спешить?

– Простите, друг мой, но я вас не понимаю.

– Хотел бы напомнить одну простую вещь: у нас ведь нет оружия.

– Нет – чего?

– Оружия. Мы совершенно беззащитны.

– Но разве нам грозит что-то – кроме звезды, разумеется?

– Не знаю, но не исключено.

– Помилуйте, капитан, откуда у вас такие мысли? Мы ведь предполагаем наличие здесь разумных существ…

– Чересчур растяжимое понятие.

– Н-ну, не знаю. Да ведь у нас на корабле и нет ничего, что можно было бы назвать оружием – кроме, разве, установки Аверова, но тут она нам абсолютно не может пригодиться. Да и к чему нам оружие? И где бы мы его взяли? В музее – но нам ни за что бы не отдали, вы не представляете себе, какая жадность Свойственна хранителям древностей… Нет, Ульдемир, не станем задерживаться и будем исходить из предпосылок идентичности разума…

– Хочу надеяться, что вы правы.

– Идемте же, идемте!

* * *

Они шли по улице – по широкой, поросшей травой полосе между двумя рядами двухэтажных домов. Тишина нарушалась криками птиц.

– Странно, положительно странно… Что они – вымерли?

– Их просто нет.

– Капитан, друг мой, это меня и удивляет. Ведь не может быть, чтобы они испугались нас и сбежали? Мы специально сели ночью и как можно тише… А, капитан?

– Право, не знаю, что и подумать. Может быть…

– Что может быть?

– Да нет, я так… Интересно, из чего это построено.

– Да? Ну, это мы узнаем. А архитектура, как вам нравится архитектура? Вы понимаете что-нибудь в архитектурных стилях?

– Гм, – сказал капитан.

– Вы что-то хотите сказать?.

– У меня странное ощущение… Понимаете, все это очень похоже на…

– Говорите же, что вы медлите!

– Боюсь сказать глупость.

– Наших высказываний никто не записывает, друг мой, и полагаю, что мы наговорили уже массу глупостей. Одной больше или меньше – не имеет значения. "Итак?..

– Мне кажется, что я узнаю их: почти такие же дома строили в то время, когда я был… В мою эпоху, одним словом.

– В вашу эпоху?

– Вот именно. Эти характерные очертания, большие окна… Не знаю, правда, как долго их продолжали строить после нас.

– Вы хотите сказать, что жили в таких вот домиках?

– Мы в них большей частью отдыхали. Жили в городах, как и вы.

– Но погодите. Если каждой эпохе соответствует, свой стиль…

– На Земле это было так. Однако я, узнаю эти строения – но никак не могу согласиться с тем, что мы попали в эпоху, похожую на мою. Тогда здесь пахло бы бензином.

– Я тоже не допускаю такой возможности. Кроме того, насколько я помню, архитектурные стили определялись ведь уровнем строительной инженерии, характером материала… Из чего вы строили ваши домики?

– Из бетона, кирпича…

– Что же, и тут дома построены, по-вашему, из бетона?

– Можно подойти и посмотреть. Хотя бы вот сюда. Честное слово, в свое время я повидал десятки таких домиков…

– Что ж, подойдем… Да, но как мы преодолеем… Что это?

– Забор, – сказал Ульдемир. – Ограда. Чтобы к дому не подходили.

– Нонсенс. Какой смысл, построив дом, делать так, чтобы никто не мог подойти к нему?

– Никто, кроме тех, кто имел право.

– Вы хотите сказать, что они таким способом защищались от животных?

– Господи, – сказал Ульдемир. Теперешние люди часто не понимали самых простых вещей. – Ладно, погодите, я сейчас перелезу.

– Я с вами, – сказал Шувалов. – Очень интересно, похоже ли и внутреннее устройство…

– Нет, – сказал Ульдемир. – Мало ли какие сюрпризы могут там оказаться. Сперва я один.

– Что ж, – сказал Шувалов, подумав, – разумно. Странно, капитан, но вы начинаете заражать меня своей боязнью. Я тоже начинаю думать, что могут случиться какие-то неприятные неожиданности, хотя мой здравый смысл и знание жизни протестуют против таких мыслей.

Ульдемир уже перелез через невысокий, в рост человека, забор. Он обернулся.

– Знание какой жизни вы имеете в виду?

– Беда с вами, – сказал Шувалов и махнул рукой. – Ну, идите. И смотрите, будьте осторожнее.

* * *

Он прошел по саду. Утоптанная тропинка огибала дом – вход, видимо, находился с другой стороны. Большие окна изнутри были плотно занавешены. Ульдемир шел, ожидая, что вот-вот на него из-за угла бросится собака. Странное чувство охватило его: показалось вдруг, что не было ничего, и он на Земле осторожно подходит к чьему-то домику, и сейчас встретит человека, и как ни в чем не бывало заговорит с ним, не тратя никаких усилий для контакта, – заговорит, как с хорошим знакомым, и будет понят.

Он подошел вплотную к дому. Провел рукой по белой, шероховатой поверхности стены. Кирпич? Его не было и в помине. Бетон? Нет, вряд ли это бетон. Ульдемир сунул руку в карман, достал стартовый ключ катера. Попробовал ковырнуть стену. Это удалось ему без труда. Нет, какой уж тут бетон – вернее всего, глина. А глубже? Дерево. Ну что же, это уже дает представление об уровне эпохи. Хотя на Земле из дерева строили тысячелетиями. Что же, пойдем дальше…

Он обогнул дом. Здесь был дворик. Никаких сараев или гаражей, ничего, что указывало бы на характер хозяйства, экономики. Зато были качели. Ульдемир почувствовал, как влажнеют глаза. Такие, на каких он качался в детстве.

«Да, – подумал он. – Качели. И дерево. И мы в свое время строили такие дома. Окна наши. И крыша».

Что тут еще? Колодец. Значит, водопровода нет. Обычный колодец, вырытый в земле, с довольно примитивным воротом. Ульдемир подошел, заглянул. Далеко внизу-стояла вода. Лицо его отразилось на фоне голубого неба, черты лица были неразличимы. Вдруг захотелось пить. Ты же не знаешь, что это за вода, – вяло сопротивлялся здравый смысл. – Пусть атмосфера оказалась пригодной, это еще ничего не значит… Здравый смысл протестовал по обязанности, а руки тем временем уже вращали ворот, и кожаное ведро – никак иначе нельзя было назвать этот сосуд – медленно опускалось на колючей веревке… К веревке был привязан камень, чтобы ведро зачерпнуло воду, а не плавало по поверхности. Ульдемир поднял ведро и отпил. Вкусная вода. Какой-то привкус есть, но хорошая, вкусная, холодная вода…

Он поставил ведро наземь и повернулся к дому.

Вот и дверь. Все размеры – и двери, и самого дома – говорят о том, что здесь живут не просто существа, подобные нам, а люди. И в самом деле, ведро – уж такое человеческое изобретение… А качели! Для кого они, если не для людей?

Ладно, попытаемся войти в дом.

Он решительно подошел. Крыльцо – три ступеньки. Поднимемся. Дверь. Наверняка заперта.

Ульдемир нажал ручку. Дверь отворилась.

За ней было темно. И Ульдемир шагнул во мрак.

* * *

Шувалов нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Любопытство одолевало его. Он взглянул на часы: прошло всего-навсего шесть минут. Капитан мог бы и поторопиться. Положительно невозможно было стоять и ничего не делать: время шло. Шувалов покосился на безмятежно светившее солнце и неожиданно погрозил ему пальцем. Тут же оглянулся: не видел ли его кто-нибудь?

Ему показалось, что кто-то промелькнул – или что-то промелькнуло и скрылось за углом, за острым углом перекрестка невдалеке; прямых углов здесь, кажется, вообще не было. Что-то живое. Неужели контакт все-таки состоится здесь?

Шувалов еще раз глянул на дом. Капитана не было. Тогда ученый, раздраженно махнув рукой, торопливо зашагал, почти побежал, туда, где заметил движение.

За углом никого, не было. Он растерянно огляделся. Пробежал немного вперед. Остановился. Повернул назад. Остановился снова. Решившись, громко позвал:

– Э-эй! Кто-нибудь!

Молчаливые дома окружали его, нигде не было заметно ни малейшего движения, ни звука не слышалось, только шелестела листва в аккуратных садиках, где росли деревья и цветы – красные, синие, лиловые. Цветы росли, не как попало – они образовывали узоры, в которых был, видимо, какой-то смысл: слишком сложными были эти линии, чтобы ничего не обозначать.

– Показалось, – разочарованно пробормотал он. И повернулся, чтобы вернуться к домику, в котором скрылся Ульдемир.

За его спиной стояли четверо.

– Ага, – растерянно сказал Шувалов. – Вот и вы. Здравствуйте.

6

Всякому, кто хочет прижить жизнь спокойно, без неожиданностей и треволнений, я советую не заходить в чужие дома, где занавешены окна и ничто не нарушает тишины. Пройдите мимо, не поддавайтесь искушению – и вы избежите всего, что может нарушить ровный ход вашей жизни, и к старости у вас не останется таких воспоминаний, которые заставили бы сожалеть о чем-то.

Это – мудрость задним числом, остроумие на лестнице, как говорят французы. Но в тот раз я был в таком состоянии, что мне нужна была как раз какая-то неожиданность, моя личная неожиданность, так сказать, персональное приключение. Мне мало было того, что вся экспедиция наша попала в переделку, какой нам лучше бы не переживать; мне этого было недостаточно, потому что наше общее приключение не облегчало моего положения, не уменьшало той ответственности за корабль и людей, которая лежала на мне, капитане, и ощущалась даже во сне. Я никогда не уклонялся от ответственности, но теперь чувствовал, что нужна передышка, какая-то интермедия, то, что в мое время называлось разрядкой. И вот поэтому я согласился (хотя это было и не по правилам) сопровождать Шувалова на планету для установления контакта с ее населением, хотя правильней и разумней было бы остаться на борту: за контакт я не отвечал, а за корабль отвечал. Я Мотивировал свое согласие тем, что если кораблю, что-то угрожает, то угроза эта придет только с планеты – ждать ее из пространства не приходилось; и по той же причине я перемахнул через забор и напился холодной колодезной воды во дворе, а потом отворил дверь, оказавшуюся незапертой, и шагнул вперед, в темноту.

Я сделал несколько шагов, вытянув руки, чтобы не налететь на что-нибудь; ступал я осторожно, стараясь не нарушить тишины. Все же пол скрипнул под ногами, и я замер, но ничего не случилось. Я постоял немного, чтобы глаза привыкли к освещению – вернее, к его отсутствию, – и понял, что нахожусь в прихожей, достаточно просторной, почти лишенной мебели, только на стене висела вешалка, очень похожая на те, что были на Земле в мое время, и в углу стояла не то табуретка, не то скамеечка – я не разобрал и не стал уточнять. Прихожая была слегка вытянута, и кроме той двери, в которую я вошел, там было еще две – одна справа, другая передо мной, с торца. Я провел ладонью по стене, пытаясь нашарить выключатель, и не обнаружил его; мне не сразу пришло в голову, что в доме может просто не быть электричества, потому что все тут было таким земным, что, казалось, я сейчас войду в комнату – и увижу непременно стол, и диван, и телевизор в углу, и полку с книгами, и полдюжины стульев, и коврик на стене или шкуру, и акварель Суныня или еще чью-нибудь, и в углу будет торшер, а с потолка будет свисать светильник с пластиковыми колпаками на две или три лампочки. Одним словом, мне казалось, что я сейчас отворю дверь – ту, что с торца, потому что если я пойду вправо, то попаду на кухню, в ванну и так далее, – отворю дверь в комнату, и кто-то повернет голову, отрываясь на миг от телевизора, и скажет знакомым голосом: «Где ты пропадал так долго? Садись. Есть хочешь?».