Выходит, что до "сего куска" Иуда о предательстве не помышлял? Постараемся ответить на это возражение. При этом мы берем на себя труд сглаживания разночтений всех четырех Евангелий, и особенно первых трех с последним, ибо лишь объяснение, удовлетворяющее всем без исключения вариантам биографии Христа, способно убедить скептика. Итак, на первый взгляд Иоанн противоречит Луке, который утверждает, что Сатана вошел в Иуду, когда "приближался праздник опресноков, называемый Пасхою" (Лк. 22:1). В действительности же никакого противоречия здесь нет. Если более внимательно перечитать евангелие от Иоанна, то нетрудно обнаружить следующее свидетельство: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..." и т.д. (Ин. 13:2). Именно это короткое "уже" все объясняет. Иными словами, к тайной вечере Иуда уже был готов предать Иисуса в руки его врагов. Можно лишь предположить, что это намерение, приведшее к сговору с первосвященниками, возникло у Иуды накануне дня опресноков, что согласуется с указаниями трех других авторов Прим. 11 . "Что делаешь, делай скорее" - это лишь сигнал к активным действиям, к завершающей фазе разыгрывающейся трагедии. Иуда верно понял этот сигнал - и не заставил себя долго ждать. Итак, согласно нашей версии, основанной на свидетельствах евангелистов, Иуда пошел на предательство по прямому указанию Христа, однако это указание, открыто прозвучавшее на тайной вечере (но никем, кроме Иуды, не понятое), было лишь кульминацией, завершающим этапом всего плана предательства. Сама идея предать Иисуса в руки его врагов созрела у Иуды раньше, еще накануне "дня опресноков". Но если это действительно так, то прямое указание Христа мотивом совершившегося "преступления" уже считаться не может. Что, в таком случае, привело Иуду к мысли предать своего Учителя? Иными словами, что является первоосновой, той отправной точкой, тем глубинным мотивом, который стал импульсом к развитию всех дальнейших трагических событий? Рассмотрим возможные варианты ответов на этот далеко не простой вопрос.
      12.
      Вернемся к версии, согласно которой Иуда в своих деяниях оказывается жертвой происков Сатаны. В свете последнего рассмотрения эта версия приобретает совершенно иной смысл. Да, Иуда, предавая Иисуса в руки его врагов, действует по прямому указанию своего Учителя, однако слова "И после сего куска вошел в него сатана" вполне могут означать, что и Сатана действует по указке Иисуса. Используя в своих целях Сатану - "врага рода человеческого", "князя тьмы", исчадие Ада, воплощение вселенского зла! - Иисус вынуждает последнего "вселиться" в своего двенадцатого ученика. Сатана в руках Иисуса - всего лишь инструмент, носитель определенной идеи, которая должна обеспечить успех его великой миссии - миссии Спасителя мира - и которую Иисус столь необычным путем доводит до сознания Иуды. Через Сатану Иисус как бы зомбирует своего ученика, ориентирует его волю на выполнение "позорного" задания. Возникает вполне справедливый вопрос: зачем Иисусу, Сыну Божьему, прибегать к услугам Сатаны? Или он считает, что предательство, даже во имя благой цели, все же остается предательством и находится исключительно в компетенции Дьявола? Может быть, он не желает марать свои чистые руки в человеческом грехе? Бесспорно одно: сей инцидент - если интерпретировать его именно таким образом - роняет неблаговидную тень на безгрешное чело Сына Человеческого. В развитие этой версии можно также предположить, что между Иисусом и Сатаной имел место добровольный (с обеих сторон) и равноправный договор (сговор) о проведении совместной операции по "подготовке" одного из учеников Иисуса к выполнению намеченной для него миссии. Заметим, что гипотеза сговора Иисуса (читай: Бога) с Сатаной, хотя и не подтвержденная свидетельствами евангелистов, вполне правомерна, поскольку подобный сговор однажды уже имел место в библейской истории. Вспомним Иова и его нечеловеческие страдания, виной которым был все тот же Господь, возжелавший подвергнуть суровому испытанию своего верного адепта и заключивший по этому поводу пари с Сатаной. Любому, кто знаком с историей Иова, наверняка памятны выпавшие на его долю тяготы и лишения, искусственно инициированные самим Богом. Оставим в стороне версию об участии Сатаны в этом "темном" деле как не представляющую для нас большого интереса.
      13.
      Зададимся вопросом: а каким, собственно, образом Иуда оказался в числе избранных? Откуда вообще взялись эти двенадцать? Ответ прост: Иисус сам выбрал их из числа своих приверженцев во время странствий по земле древнего Израиля. Тому есть свидетельства евангелистов Прим. 12 . Но следом возникает второй вопрос: неужели Иисус не знал, что из себя представляет Иуда Искариот, а если знал, то почему же все-таки его выбор пал на него? Разумеется, знал, не мог не знать - именно потому, что знал, и приблизил к себе будущего предателя в числе двенадцати избранных. "...не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол... Ибо знал Он предателя Своего" (Ин. 6:70, 13:11). Ответ здесь очевиден: Иуда был нужен Иисусу, ибо только в сердце Иуды могла родиться (либо вселиться извне - что, впрочем, сути дела не меняет) мысль о так называемом "предательстве" (вернее было бы сказать - о подвиге). Иисус пришел в мир с уже готовым сценарием, и первым его делом был отбор действующих лиц на главные роли готовящейся трагедии. Каждому из учеников было отведено в сценарии свое место, и на каждое место подбирался именно тот "типаж", который был угоден мудрому Режиссеру. Однако Иуде было предуготовлено место особенное - место "злодея". Иисус разыграл все словно по нотам - и не просчитался: никто из актеров не подвел его. Порой он выполнял даже роль суфлера! - Ведь все его пророчества о собственном распятии и последующем воскресении, прямые указания Иуде накануне своего ареста, предсказание Петру о его троекратном отречении иначе как обычными суфлерскими подсказками не назовешь! Не дай Бог, если актер по забывчивости что-нибудь напутает. Нет, лучше прибегнуть к прозрачным, слишком порой откровенным намекам, чем подвергать риску столь грандиозное предприятие, как спасение всего человечества! Риск здесь совершенно недопустим. Надо отдать должное Иуде - он сыграл свою роль великолепно. И неважно, что игра та была самой жизнью, да и весь спектакль игрался "вживую". И смерть на кресте, хотя и предполагалась сценарием, была настоящей. И тем ценнее его (Иисуса) жертва, что принесена она была добровольно. Рассмотрим еще один фрагмент Св. Писания. Иисус заявляет: "Впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предастся: лучше было бы этому человеку не родиться" (Мф. 26:24) Прим. 13 . Эта судьбоносная фраза стоит того, чтобы проанализировать ее подробно. Во-первых, слова Иисуса прекрасно иллюстрируют мысль о Боге-сценаристе, Боге-режиссере, которым появление Сына Человеческого в мире было заранее просчитано и предопределено. Во-вторых, ею (этой фразой) вносится еще один штрих в "дело Иуды". Да, Иуда предает Учителя, однако (как здесь уместно это оброненное вскользь слово "впрочем"!) действия его, хотя и свободны, тем не менее предначертаны Всевышним, заведомо заложены в сценарий в качестве необходимого сюжетного элемента. "Сын Человеческий идет, как писано о Нем", и Иуда уже не может, даже если бы и хотел, что-либо изменить в этом неумолимом шествии. Иное дело, что Иуде неведомо предначертанное свыше, как неведомы ему и истинные намерения Бога-режиссера. Поэтому мы, хотя и с некоторой натяжкой, берем на себя смелость заявить: Иуда добровольно (даже если принять версию о воздействии Сатаны на его "добрую волю") избирает свой путь. При этом, повторяем, и его путь, и "добрая воля" Иуды, и весь дальнейший ход трагедии заранее известны Богу-режиссеру и им же направляемы. Далее, во фразе говорится о горе, которое постигнет предателя за содеянное им. Откуда ждать ему возмездия? От Бога? Нет, не это имел в виду Иисус, не Бог должен стать причиной страданий Иуды - а человечество, проклявшее "злодея" на веки вечные. Поистине, "лучше было бы этому человеку не родиться", ибо праведен и страшен гнев людской! Однако часто - слишком часто! - несправедлив...
      14.
      Вернемся к поискам того глубинного мотива, который мог бы стать причиной предательства, совершенного Иудой по прямому указанию Христа. Рассмотренная выше версия об использовании Иисусом Сатаны для реализации плана предательства, хотя и имеет право на существование, однако несет в себе два серьезных недостатка. Во-первых, привлечение "врага рода человеческого" к делу спасения мира бросает (мы уже упоминали об этом) неблаговидную тень как на самого Иисуса, так и на всю его миссию. Во-вторых, по данной версии Иуда предстает перед нами в качестве безвольной и бездумной марионетки, которую Иисус, через посредничество Сатаны, "дергает за ниточки" и заставляет делать те или иные телодвижения, говорить те или иные слова, совершать те или иные поступки и "преступления". Тем самым, роль Иуды заметно умаляется, что, по всей видимости, противоречит истинному положению вещей. Можно также допустить, что воздействие Иисуса на волю Иуды было непосредственным и осуществлялось без привлечения "третьих сил" (в данном случае - Сатаны). Это мог быть, например, гипноз, либо (учитывая божественную сущность Иисуса и его безграничные возможности влиять на людей и ситуацию) какие-то другие способы внушения. Однако все они не снимают второго серьезного недостатка, упомянутого выше: воля и разум Иуды подменялись волей и разумом его Учителя. Прямое указание Христа "что делаешь, делай скорее" - не более чем приказ, отданный послушному и пассивному исполнителю, лишенному собственного мнения и собственной позиции. Рассмотрим поэтому версию, согласно которой роль Иуды представляется значительно более активной, явившейся плодом и результатом серьезной оценки ситуации, ее вдумчивого осмысления и искреннего, добровольного желания помочь Иисусу в осуществлении его великой миссии. В основе этой версии лежит идея о предварительной договоренности между Иисусом и Иудой. Хотя ни один из евангелистов не упоминает о предварительной договоренности между Иисусом и Иудой, можно предположить, что такая договоренность тем не менее имела место. И если в новозаветных писаниях об этом не говорится ни слова, в художественной литературе данная версия нашла-таки свое отражение. Разумеется, творения беллетристов не могут служить ни историческими свидетельствами, ни авторитетными свидетельствами отцов Церкви. Тем не менее идеи, звучащие в произведениях великих мастеров слова и порой противоречащие общепринятым традициям, зачастую способны дать богатую пищу для ума и направить поиски в неожиданное русло. Поэтому не будем игнорировать их. Обратимся к Никосу Казандзакису и его скандально знаменитому роману "Последнее искушение Христа". Приведем два фрагмента, которые, на наш взгляд, очень верно иллюстрируют идею о совместно разработанном Иисусом и Иудой плане "операции": " - Брат мой, час настал, - кивнул Иисус Иуде, не отходившему от него. Готов ли ты? - Я снова спрашиваю тебя, равви: почему ты выбрал меня? - Ты же знаешь, что сильнее тебя никого нет. Остальные не вынесут... Ты ходил к первосвященнику Каиафе? - Да. Он говорит, что ему нужно знать, где и когда. - Скажи ему - в канун Пасхи, после праздничной трапезы в Гефсиманском саду. Мужайся, Иуда, брат мой. Я тоже стараюсь не падать духом". Прим. 14 И далее: " - Прости меня, Иуда, брат мой, - промолвил Иисус, - но это необходимо. - Я же уже спрашивал тебя, равви, нет ли другого пути? - Нет, Иуда, брат мой. Я бы тоже предпочел другой путь; до сегодняшнего дня я ждал и надеялся, но - напрасно. Нет, другого пути нет. Настал конец света конец мира. Этот мир - царство дьявола - будет уничтожен, только когда наступит Царствие Небесное. Я принесу его. Как? Своей смертью. Другого пути нет. Не дрожи, Иуда, брат мой. Через три дня я восстану из гроба. - Ты говоришь это только для того, чтобы успокоить меня, чтобы я предал тебя, и сердце мое не разорвалось. Ты говоришь - я выдержу, ты хочешь придать мне сил. Нет, чем ближе час... нет, Иисус, я не вынесу этого! - Вынесешь, Иуда, брат мой. Господь придаст тебе сил столько, сколько потребуется. Это необходимо, необходимо, чтобы я был казнен, а ты предал меня. Мы оба должны спасти мир. Помоги мне. Иуда опустил голову. - А ты бы предал своего учителя? Иисус надолго задумался. - Нет, боюсь, я не смог бы. Потому Господь и сжалился надо мной и поручил мне более легкое дело - быть распятым, - и, взяв Иуду под руку, он продолжал уговоры: - Не бросай меня. Помоги мне. Разве ты не говорил с первосвященником Каиафой? Ведь служители Храма уже готовы и вооружены, чтобы схватить меня? Ведь все устроилось, как мы и договаривались, Иуда. Так отпразднуем же сегодня вместе Пасху, а потом я дам тебе знак, и ты приведешь их. Впереди лишь три темных дня - они промелькнут, как молния, а на третий день, в воскресение, мы возликуем и обнимемся снова!" Прим. 15 "Все устроилось, как мы и договаривались" - в этих коротких словах заложен глубочайший смысл, как раз и свидетельствующий о существовавшей между Иисусом и Иудой предварительной договоренности. Именно ими обоими, а не одним только Иисусом, был разработан тайный план "предательства", блестяще осуществленный Иудой. Характерно, что в приведенных отрывках Иисус предстает испытывающим неуверенность, даже страх перед тем решительным шагом, который ему предстоит сделать. И именно Иуду он выбирает в качестве верного и надежного помощника, на плечо которого он может опереться и которому может безоговорочно вверить свою судьбу и судьбу своей великой миссии. "Почему ты выбрал меня?" - спрашивает Иуда. И получает откровенный ответ: "Сильнее тебя никого нет. Остальные не вынесут". "Мы оба должны спасти мир. Помоги мне" - разве не слышен в этих словах Иисуса откровенный призыв о помощи? "Одному мне не справиться, - как бы говорит он, без твоей помощи, без твоей поддержки, без твоей жертвы моя миссия обречена на неудачу". Однако эти слова имеют и другой, куда более глубокий смысл: Иисус возлагает миссию спасения мира не на себя одного, а на обоих - на себя и Иуду одновременно. Здесь мы подходим к очень важному моменту в истории Иисуса Христа и во всей истории христианства. Речь идет ни много ни мало о миссии Иуды как одного из спасителей мира.
      15.
      Вновь обратимся к Борхесу: "Рунеберг... предлагает оправдание Иуды метафизического свойства. Весьма искусно он начинает с убедительной мысли о том, что поступок Иуды был излишним. Он указывает, что для опознания Учителя, который ежедневно проповедовал в синагоге и совершал чудеса при тысячном стечении народа, не требовалось предательства кого-либо из апостолов. Однако оно совершилось. Предполагать в Писании ошибку недозволительно; не менее недозволительно допускать случайный эпизод в самом знаменательном событии истории человечества. Ergo, предательство Иуды не было случайным; оно было деянием предопределенным, занимающим свое таинственное место в деле искупления... Иуда, единственный из апостолов, угадал тайную божественность и ужасную цель Иисуса..." Прим. 16 Итак, по Борхесу, деяние Иуды занимает "свое таинственное место в деле искупления". Разве это не означает, что Иуда имел свою собственную миссию, неразрывно связанную с миссией Иисуса? Разве не жертвует Иуда всем, что у него есть - добрым именем, честью, жизнью, наконец, - ради успешного осуществления того великого дела, которое призван был совершить Иисус? ради торжества новой веры? ради искупление грехов человеческих и спасения мира? Нет, не позорным словом "предатель" следует клеймить несчастного - его следует именовать не иначе как героем, бесстрашным, истинным, верным подвижником, до самозабвения преданным Иисусу, своему другу и учителю. И крест его - как прав здесь Казандзакис! - куда тяжелее креста Иисуса, которому Господь "поручил более легкое дело - быть распятым". В подкрепление нашей версии приведем еще две цитаты. Первая принадлежит Генрику Ибсену, вторая - Герману Гессе. "Юлиан. Чем ты был при жизни? Голос. Двенадцатым колесом мировой колесницы. Юлиан. Двенадцатым? И пятое уже считается лишним. Голос. Куда бы покатилась колесница без меня? Юлиан. Куда же покатилась она с твоей помощью? Голос. К славе. Юлиан. Кто избрал тебя? Голос. Хозяин. Юлиан. Избрал ли тебя Хозяин в провидении будущего? Голос. Да, вот - загадка!.." Прим. 17 "...разве предательство Иуды, искупительная жертва и гибель Спасителя не были необходимы, священны, предопределены и предречены в древнейшие времена? Разве была бы польза... была бы хоть крохотная польза, если бы изменилось хоть на йоту божественное предначертание и не совершилось бы дело спасения, если бы уклонился этот самый Иуда по соображениям морали или рассудка от назначенной ему роли и не пошел на предательство?" Прим. 18 Да, Иуда оказался тем самым "двенадцатым колесом мировой колесницы", без которого историческая миссия Иисуса была бы обречена на неудачу. Не совершив Иуда "предательства", не был бы распят на кресте мученик-Иисус во имя спасения человечества, и не совершилось бы в третий день чуда воскресения. Не увенчалось бы успехом начатое Иисусом дело, и новая религия - христианство - не пустила бы корни в древней земле иудейской. Да, без жертвы Иуды невозможна была бы и жертва Иисуса. Отсюда миссия Иисуса как Искупителя и миссия Иуды как Предателя есть единая миссия Иисуса-Иуды, имеющая своей целью торжество новой веры и спасение мира от греха, в котором он погряз и очистить от которого послан был на землю Иисус самим Богом-отцом. Таким образом, мы вплотную приблизились к мысли, что Иисус и Иуда - это как бы две ипостаси единого лица - Сына Человеческого, две антогонистические сущности, составляющую цельную личность пришедшего в мир Мессии. Прим. 19 "Иуда, неким таинственным образом, - отражение Иисуса, - пишет Борхес, снова ссылаясь на Рунеберга. - Отсюда тридцать сребреников и поцелуй, отсюда добровольная смерть, чтобы еще верней заслужить Проклятие. Так разъяснил Нильс Рунеберг загадку Иуды". Прим. 20 Ссылаясь на другую книгу скандинавского исследователя ("Den hemlige Flarsaren", 1909), Борхес далее продолжает: "Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низости, человеком вплоть до его мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории; он мог стать Александром, или Пифагором, или Рюриком, или Иисусом; он избрал самую презренную судьбу: он стал Иудой... Бог не желал, чтобы на земле стала известна Его ужасающая тайна". Прим. 21 Бог стал Иудой... Странная мысль, кощунственная, святотатственная, вопиющая о своей кажущейся абсурдности. Однако как она верно отображает истинный смысл событий двухтысячелетней давности! Вся история пришествия в мир Сына Человеческого сразу же обретает стройность, четкость, однозначность, все ее действующие лица и персонажи становятся нужными, а их действия и поступки осмысленными, отвечающими единому божественному плану. Возникает вопрос: почему же все-таки для осуществления своей великой миссии Иисус избрал именно Иуду? Вернее было бы спросить: чем Иуда отличался от других своих "собратьев по вере", от остальных одиннадцати Апостолов, что позволило Иисусу возложить именно на него, а не на кого-либо другого, страшное дело предательства? Ответ здесь может быть только один: безграничной, безрассудной готовностью к самопожертвованию, самоуничижению, отдаче всего себя без остатка делу, в которое он горячо и искренне верил, и человеку, ради которого он готов был пожертвовать не только жизнью, но и своим добрым именем, своей честью - и в итоге заслужить вечное проклятие человечества, несмываемое клеймо "иуды". Что это, как не высшая форма аскетизма? И кем предстает перед нами Иуда, как не великим мучеником?
      16.
      Идеями мученичества, аскетизма и жертвенности пронизано все христианство сверху донизу: от самых его истоков, явивших нам добровольную смерть Иисуса на кресте, и до новейших времен, отмеченных страданиями и лишениями христианских подвижников и святых. Да и сама история христианства - это в значительной мере история подвижничества верных его адептов, жертвующих мирским благополучием, а порой и жизнью, во имя Христово и ради торжества его миссии. Первые библейские мученики появились задолго до пришествия в мир Сына Человеческого. Открывает же длинную галерею мучеников, бесспорно, Авель, злодейски убитый своим братом Каином. Прим. 22 Авель - жертва, причем жертва безгрешная, чистая - он почти святой. Недаром Скоуфилд, комментатор Библии, сравнивает Авеля с Христом. Прим. 23 Оба святы и чисты, оба пали от руки злодея, на обоих лежит печать мученичества. Однако стоит лишь вникнуть в смысл их жертвы, как глубокая пропасть разверзается между этими библейскими персонажами. Иисус, гласит Писание, явился в мир, чтобы умереть - умереть во искупление грехов человеческих, во имя спасения человека. И в этом смысл его смерти на кресте. А Авель? Его жертва лишена смысла, он умер по воле слепого случая, не сознавая и не ожидая своей печальной участи. Да и во имя чего, во имя какой высокой цели принял он смерть? Авель не хотел и не собирался умирать, смерть застала его врасплох, именно в тот момент, когда он ждал ее менее всего - и потому смерть его бессмысленна; однако, по христианским понятиям, безгрешный мученик, принявший смерть от руки злодея, всегда свят. Приведем еще один пример мученичества - на этот раз осознанного, хотя и не менее бессмысленного, чем смерть Авеля. Речь идет о первых канонизированных православной Церковью русских святых - страстотерпцах Борисе и Глебе. Оба приняли смерть добровольно, практически не противясь своим убийцам, причем оба имели возможность предотвратить трагедию - однако ни тот, ни другой не сделали этого. Что же толкнуло братьев-князей на этот бессмысленный на первый взгляд путь? Ответ на этот вопрос дает нам Георгий Федотов, русский мыслитель и автор книги "Святые Древней Руси": "Вольное мучение есть подражание Христу... Думается, в полном согласии с древним сказателем, мы можем выразить предсмертную мысль Глеба: всякий ученик Христов оставляется в мире для страдания, и всякое невинное и вольное страдание в мире есть страдание за имя Христово... Святые Борис и Глеб сделали то, чего не требовала от них Церковь... Но они сделали то, чего ждал от них, последних работников, Виноградарь". Прим. 24 Примерно в том же духе отвечает и Юз Алешковский: "Истинные мученики благодарили Творца за ниспосланное им страдание, полное бесконечного смысла, животворившее личность, озарявшее тьму существования и сотрясавшее их души чувством неземного счастья". Прим. 25
      Чувство неземного счастья... Да, человеку неверующему это понять крайне сложно, скорее даже невозможно. Экзальтация, доведенная до крайней степени, умерщвление плоти, добровольные физические страдания, самоистязания и самобичевания, лишение себя всех жизненных благ, уход от мира и мирских проблем, вплоть до ухода из жизни и вольного принятия смерти - и все это во имя Христово, ради Христа. Только истинные мученики видели в добровольном страдании бесконечный смысл смысл, заключенный ни в чем ином как в подражании Христу. Однако какой смысл заключен в самом подражании? Комментируя историю смерти святых страстотерпцев Бориса и Глеба, изложенную в книге Г. Федотова, советский исследователь Владимир Торопов дает следующую интерпретацию этого трагического события: "Борис выбрал смерть, и этот выбор был вольным. Смерть была принята им не как неизбежное зло, а как жертва, то есть такая смерть, которая несет в себе залог воздаяния". Прим. 26 Смерть, жертва, страдание, аскеза как залог воздаяния - вот, оказывается, в чем истинный, глубинный смысл подвижничества мучеников и святых всех времен и народов! Причем выбор этого пути должен быть вольным - иначе никакого воздаяния, никакой награды не будет. Спрашивается, какого воздаяния ждет аскет, умерщвляя свою плоть во имя Христово и в подражание Христу? монах, накладывающий на себя суровую епитимью во искупление своих грехов? или праведник, добровольно подставляющий горло под нож коварного убийцы? На первый взгляд ответ на этот вопрос как бы лежит на поверхности: райских кущ после смерти, зачисления в сонм "агнцев Божиих", "жизни вечной" в мире ином, и т.д. и т.п. Однако возможны и иные "награды": слава и авторитет подвижника еще при жизни (если добровольная аскеза не ставит своей целью смерть); самореализация личности, не нашедшей себя ни в чем другом; удовлетворение амбициозных и эгоистических устремлений и др. вплоть до переориентации и подавления либидозных импульсов (сублимация) и удовлетворения мазохистских (или иных психически аномальных) проявлений индивидуума. В наши задачи не входит анализ этой проблемы. Для нас важно уяснение только одного: мученичество на религиозной почве, какие бы формы оно не принимало, всегда небескорыстно. И даже если помыслы мученика чисты, а цели святы, где-то в глубинах сознания он вынашивает мысль (или только тень ее, порой неосознанную) о будущем воздаянии за свое прижизненное подвижничество. "За земные страдания во имя Христово мне сторицей воздастся в мире ином" - так, или примерно так, рассуждает он. Прим. 27 Иное дело Иуда. Здесь проблема мученичества предстает перед нами совершенно в ином свете.
      17.
      Вновь призовем на помощь Борхеса. Ссылаясь на Н. Рунеберга и переработанный вариант его книги "Kristus och Judas", Борхес сообщает: "Приписывать его преступление алчности (как делали некоторые, ссылаясь на Евангелие от Иоанна 12:6) означает примириться с самым низменным стимулом. Нильс Рунеберг предлагает противоположный стимул: гипертрофированный, почти безграничный аскетизм. Аскет, ради вящей славы Божией, оскверняет и умерщвляет плоть; Иуда сделал то же со своим духом... В его поступках было грандиозное смирение, он считал недостойным быть добрым... Иуда искал ада, ибо ему было довольно того, что Господь блажен. Он полагал, что блаженство, как и добро, - это атрибут божества и люди не вправе присваивать его себе". Прим. 28 Таким образом, Иуда, двенадцатый ученик Иисуса, в своем аскетизме превзошел все известные нам случаи мученичества: он пошел по пути умерщвления духа - и в результате безвозвратно погубил свою душу, что в корне противоречит самой идее традиционного мученичества. Действительно, обычно мученик истязает себя телесно, причиняет себе физические страдания - с тем, чтобы укрепить свой дух, очистить его от соблазнов и зова плоти. И только достигнув в этом совершенства, он может рассчитывать на посмертное воздаяние в мире ином. На какое воздаяние рассчитывает Иуда? Да и рассчитывает ли вообще? Совершенно очевидно, что аскетизм Иуды - аскетизм, доведенный до логического конца - имеет своей целью не будущие награды и воздаяние, не посмертную славу святого и подвижника, не очищение от скверны земного греха, а нечто совершенно иное. Иуда пошел на столь ужасную жертву (умерщвление духа и убийство своей души разве не жертва?) не ради собственных выгод - прижизненных ли, посмертных, не столь важно, - а ради своего друга и учителя, которому безгранично верил и которого (не побоимся высказать это) горячо любил - ради Иисуса. Прим. 29 Он знает, что жертва его необходима, знает, что без его помощи и участия миссия Иисуса обречена на неудачу, а великое дело спасения мира, ради которого Сын Человеческий пришел на грешную землю, наверняка потерпит крах - и жертвует собой, жертвует своей бессмертной душой, жертвует совершенно бескорыстно, без малейшей тени надежды на воздаяние. Он сознательно идет на позор и унижение, доведенные до крайней степени, понимая, что этот шаг еще более оттенит чистоту и безгрешность Иисуса на фоне той мерзости, порока и грязи, которые олицетворяет собой Апостол-предатель, еще больше возвеличит Иисуса в глазах современников и потомков. И человечество "по достоинству" оценило эту беспрецедентную жертву, заклеймив Иуду позорным именем "предатель"!
      18.
      Итак, мы рассмотрели различные версии "предательства" Иуды, подвергли анализу возможные мотивы его "преступления", определили его деяние как неотъемлемую часть великой миссии Иисуса, посланного в мир Богом-отцом во имя спасения человечества. Теперь, в свете всего изложенного выше, попытаемся ответить на вопрос, который напрашивается сам собой: в чем же все-таки заключается смысл "преступления" Иуды? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Смысл деяния Иуды многомерен и лежит одновременно как бы в нескольких плоскостях, которые, тем не менее, имеют множество точек соприкосновения. Иными словами, смысл совершенного двенадцатым Апостолом в год двадцать седьмой от Рождества Христова может быть разложен на две основные составляющие - историческую и метафизическую. Рассмотрим их. Историческая составляющая. С точки зрения влияния на ход мировой истории деяние Иуды имеет совершенно непреходящий смысл. Мы уже упоминали об этом; повторим еще раз. Иуда оказался тем самым "двенадцатым колесом мировой колесницы", без которого историческая миссия Иисуса - миссия спасения человечества - была бы обречена на провал. Не совершив Иуда "предательства", не был бы распят на кресте Иисус и не совершилось бы в третий день чуда воскресения. Не увенчалось бы успехом начатое Иисусом дело, и новая религия - христианство - не пустила бы корни в древней земле иудейской. Без жертвы Иуды теряет всякий смысл и жертва Иисуса. "Предательство" Иуды, таким образом, стало мощным катализатором и необходимой составляющей религиозно-исторической миссии Иисуса. Метафизическая составляющая. Метафизический смысл "преступления" Иуды основывается на "антиномистически-монодуалистической" Прим. 30 сущности Сына Человеческого, посланного Богом на землю во искупление земных грехов. Означенный дуализм, который может быть выражен формулой "един в двух лицах", указывает на нерасторжимое, нечленимое и в то же время антиномистическое единство двух ипостасей Сына Человеческого - Иисуса и Иуды. Антиномия и единство - вот два цементирующих начала, которые и определяют глубокий метафизический смысл миссии "двуличного" Иисуса-Иуды. Яркий контраст между обоими лицами, обеими ипостасями, визуализированный и воплощенный для всего человечества в образах двух полярно противоположных символических личностей, создает четкую грань между обоими началами - светлым и темным, оттеняет все самое чистое, высокое, безгрешное, божественное, идеальное от всего самого мерзкого, низкого, порочного, преступного, греховного, презренного. Поистине, "Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низости, человеком вплоть до его мерзости и бездны. Чтобы спасти нас... он стал Иудой..." "Бог не желал, чтобы на земле стала известна Его ужасающая тайна" - и потому скрыл от мира свою вторую темную, или человеческую - ипостась (Иуда), противопоставив ее светлой, или божественной (Иисус).