Сергей Михайлов
      Оправдание Иуды,
      или Двенадцатое колесо мировой колесницы
      Апокрифическое исследование
      Не одно дело, но все дела,
      приписываемые традицией
      Иуде Искариоту, - это ложь.
      Томас де Куинси,
      английский писатель и философ
      1.
      Традиция неумолима. Разрушение традиции, ломка устоявшихся стереотипов дело почти всегда безнадежное. Особенно если этой традиции две тысячи лет. Традиционный взгляд на историю предательства Иуды Искариота, двенадцатого Апостола Иисуса Христа, общеизвестен. Иуда, согласно сложившейся традиции, повинен в совершении наиболее гнусного из всех известных человечеству преступлений - злоупотреблении доверием и доносе. Две тысячи лет деяние его ничего, кроме презрения и чувства омерзения, не вызывает, а имя Иуды стало нарицательным. В основе традиционных взглядов на историю предательства Иуды лежат три момента: слишком очевидная правомерность их основных положений и, как следствие, полное отсутствие желания анализировать эти взгляды; бездумная вера широких масс в устоявшуюся традицию; значительный срок существования традиции при отсутствии какого-либо приемлемого альтернативного подхода к данной проблеме. Подвергнем анализу общепринятую точку зрения на этот предмет и, прежде всего, рассмотрим позиции, изложенные в новозаветных писаниях евангелистов.
      2.
      Христианская традиция создавалась в течение многих столетий, однако основа ей была положена в I - II веках от Рождества Христова, когда только-только формировалось учение зарождающейся Церкви. Именно в эту эпоху и создавался Новый Завет, положивший начало существующим традиционным взглядам на историю предательства Иуды. И именно создатели Евангелий Прим. 1 впервые вывели на сцену мировой истории апостола-злодея, апостола-преступника, в чьем облике нет ни единого светлого пятна и деянию которого нет и не может быть оправдания. Хотя Иуда Искариот - фигура значительная в истории христианства, тем не менее о нем мало упоминается в новозаветных жизнеописаниях Иисуса Христа. Несколько беглых замечаний в ходе повествования и более подробное описание его предательства - вот, пожалуй, и все, что мы можем почерпнуть об этом человеке в четырех Евангелиях. Все четыре повествования о жизни, смерти и учении Иисуса Христа создавались спустя десятилетия после известных событий, происшедших в год 27 от Рождества Христова Прим. 2 , каждый факт в них преломлен в свете уже свершившегося, законченного, получившего определенный смысл, - иными словами, все четыре евангелиста творили свой труд постфактум. Вполне очевидно, что каждый из них знал свою роль в событиях, ставших уже достоянием истории, знал, каков будет финал, знал (по крайней мере, догадывался), что его творение призвано занять достойное место в учении зарождающейся Церкви, - и именно это знание внесло определенный элемент предвзятости в евангельские жизнеописания Христа и его окружения. Но мнения и суждения евангелистов не только предвзяты - они субъективны и потому не отражают истины во всей ее полноте. Это и понятно: истина была скрыта от них, события излагались ими в меру их осведомленности, каковая была явно неполной и односторонней. Поэтому судить об исторической истине приходится лишь на основании тех бесспорно уникальных, но пропущенных сквозь призму личных впечатлений свидетельств, которые дошли до нас в виде четырех канонических Евангелий. Некоторые разночтения - правда, незначительные - как раз и свидетельствуют об определенной субъективности в освещении событий жизни и смерти Иисуса Христа и его ближайших сподвижников. Наиболее это заметно на примере четвертого Евангелия, автором которого принято считать Иоанна. Однако, в ряде вопросов - и этих вопросов, надо признать, большинство - евангелисты выказывают удивительное единодушие (что, впрочем, не является признаком объективности и не снимает с них обвинения в предвзятости). Один из таких примеров единодушия и единомыслия - оценка деятельности двенадцатого Апостола, Иуды Искариота. Как не заметить, что каждый раз, когда в тексте Евангелий упоминается имя Иуды, оно всегда сопровождается позорным словом "предатель"! Этот ярлык вешается на несчастного сразу, при первом же появлении его на сцене - и не снимается уже никогда. Авторам неведома истинная подоплека событий, истинные мотивы содеянного Иудой, и потому событиям дается наиболее очевидная трактовка. Христианское учение о пришествии в мир Сына Человеческого нуждается в ряде априорных, не подлежащих сомнению и оспариванию догм, и одним из таких догматических утверждений как раз и выступает утверждение о порочности Иуды Искариота, руководствовавшегося в своем деянии исключительно низменными побуждениями. Единодушие биографов Иисуса Христа в негативной оценке поступков Иуды может быть объяснено также и следующим образом: среди учеников Иисуса Иуда был единственным иудеем, в то время как его "братья по вере", включая и самого Иисуса, являлись выходцами из Галилеи. Голословно утверждать, что "национальная" рознь между Иудой и другими сподвижниками Христа сыграла существенную роль в обострении их отношений, безусловно, нельзя, однако и сбрасывать со счетов этот момент было бы ошибкой. Действительно, можно предположить, что ученик-иудей был чужаком среди учеников-галилеян, отщепенцем, оказавшимся среди них случайно - отсюда и скрытая неприязнь, порой неосознанная, таившаяся где-то в глубинах сознания, и вылившаяся в конце концов в целый ряд обвинений в адрес Иуды, в непонимание его миссии, в нежелание дать его поступку объективную оценку. Отсюда и позорный ярлык "предателя", навешенный на несчастного общественным мнением. Таким образом, можно с определенной долей уверенности утверждать, что суждения евангелистов об этом бесспорно важном моменте жизнеописания Христа, его деяний и деяний его ближайших сподвижников отличались субъективностью и предвзятостью: ни один из авторов Благой Вести не приводит достаточно веских и убедительных аргументов в пользу сложившегося мнения; все четверо основывают свое утверждение исключительно на личных впечатлениях, но никак не на фактах. Поэтому анализ поступков Иуды, а также известных событий в год 27 от Р. Х., предполагает определенную свободу действий.
      3.
      Мотивы поступков Иуды могут быть совершенно различными. Рассмотрим в первую очередь группу мотивов, которая в наибольшей степени отвечает традиционным взглядам на проблему предательства Иуды. Эта группа основывается на следующей посылке: во всех действиях Иуды лежит так называемый злой умысел, направленный либо против Иисуса лично, либо против его учения. Иными словами, действия двенадцатого Апостола нацелены на то, чтобы воспрепятствовать замыслам Иисуса, помешать ему добиться намеченной цели, причем при выборе средств Иуда не гнушается ничем - даже предательством. Итак, что же толкает одного из сподвижников Иисуса на совершение столь неприглядного поступка? Каковы те мотивы, которые послужили движущей силой самого отвратительного во всей истории Нового Завета преступления? Один из таких мотивов (назовем их негативными) становится очевидным при поверхностном прочтении евангельских историй; этот мотив - корысть. Получение мзды за предательство Учителя - вот движущая сила преступления Иуды. Тридцать серебренников - вот приманка, на которую попался злодей. О получении им мзды за предательство свидетельствуют Матфей (25:14-15), Марк (14:10-11) и Лука (22:3-6) Прим. 3 . Действительно, это самое простое, самое очевидное, самое популярное объяснение поступка Иуды - объяснение, "лежащее на поверхности", доступное любому человеку, не пытающемуся, как правило, добраться до самых истоков истины. Популярности версии о корыстных намерениях Иуды Искариота способствует, безусловно, и тот факт, что Иуда был казначеем Иисуса и "имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали" (Ин. 12:6). Из этого факта Иоанн, четвертый евангелист, делает вывод, что Иуда "был вор". Однако утверждение это бездоказательно и ни на чем не основано. Никаких конкретных фактов, подтверждавших бы склонность Иуды к воровству, Иоанн не приводит Прим. 4 . Вспомним теперь, чем окончилась для Иуды история с предательством: "Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав Кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился" (Мф. 27:3-5). Раскаяние и добровольная смерть - как объяснить этот неожиданный поворот событий? Как результат угрызений совести, которым Иуда не смог противостоять? Или попытка реабилитации в глазах остальных соратников Иисуса? Если принять за основу версию о корыстолюбии и алчности как главном движущем мотиве преступления двенадцатого Апостола, то на этот вопрос убедительного ответа мы не получим. Таким образом, своим последним поступком, приведшим его к смерти, Иуда ставит под сомнение идею корыстолюбия как единственного мотива преступления. Из чего следует, что мотивация поступков Иуды должна иметь в своей основе более глубокие причины, не нашедшие отражения в повествованиях евангелистов. В качестве одной из такой причин (мотивов) может быть названа зависть.
      4.
      На первый взгляд эта идея кажется несостоятельной. Не имеет она и подтверждения в библейских текстах: ни один из биографов Христа не упоминает о ней как о возможном мотиве преступления. Действительно, чему мог завидовать Иуда? Почти нищенскому существованию Иисуса? гонениям на него, постоянным преследованиям? полулегальному образу жизни Учителя, сопряженной с опасностями и лишениями? Разумеется, подобные обстоятельства зависть возбудить не могли, но за всем этим Иуда видел и нечто другое: славу Иисуса. За три года имя дерзкого проповедника облетело всю Галилею, проникло в Иудею, толпы последователей и учеников с благоговением внимали его речам, шли за ним, верили в него. Одни любили и боготворили Иисуса, другие боялись и ненавидели. Были у него друзья, были и враги. Не было только равнодушных, ибо слова его проникали в сердце любого, кто способен был слышать их. Да, это была истинная слава - слава подвижника, слава лидера. Очевидно, зависть вполне могла родиться в душе двенадцатого Апостола - и толкнуть его на преступление. Однако не следует забывать, что Иуда попал в окружение Иисуса далеко не случайно, а был избран самим Иисусом (о чем речь пойдет ниже) в качестве верного сподвижника и ученика. Правомерно ли в этом случае утверждать, что избранник самого Иисуса мог быть подвержен столь мелочному чувству, как зависть (или та же корысть)? Однозначного ответа на этот вопрос мы дать не можем ввиду отсутствия фактических данных, как подтверждающих, так и опровергающих это допущение, - однако с определенной долей уверенности мы все же беремся утверждать: вряд ли Иуда пошел на это деяние, движимый завистью или побуждаемый корыстью. Мотивация его поступка явно иного, более сложного, если не сказать высокого, порядка. В качестве аргумента, подкрепляющего нашу мысль, прибегнем к выводам скандинавского исследователя Нильса Рунеберга, книгу которого ("Kristus och Judas", 1904) подвергает анализу Х. Борхес в своем эссе "Три версии предательства Иуды": "Он [Рунеберг] согласился, что Иисус, "располагавший необозримыми средствами, которые дает Всемогущество", не нуждался в одном человеке для спасения всех людей. ...он опроверг тех, кто утверждал, будто мы ничего не знаем о загадочном предателе; мы знаем, говорил он, что он был одним из апостолов, одним из избранных возвещать царство небесное, исцелять больных, очищать прокаженных, воскрешать из мертвых и изгонять бесов. Муж, столь отличенный Спасителем, заслуживает, чтобы мы толковали его поведение не так дурно. Приписывать его преступление алчности (как делали некоторые, ссылаясь на Евангелие от Иоанна 12:6) означает примириться с самым низменным стимулом". Прим. 5
      5.
      В определенных кругах исследователей-библеистов бытует мнение о разочаровании Иуды в своем Учителе как основополагающем мотиве совершенного преступления - и, как следствии, своеобразной мести за несбывшиеся надежды. Что же могло послужить причиной разочарования? Обратимся к утверждению Э. Шюре: "Надо думать, что эта черная измена была вызвана не низкой жадностью к деньгам, но честолюбием и несбывшимися надеждами" Прим. 6 . И далее: "Иуда, отличавшийся холодным эгоизмом и духом позитивизма, не способный на малейший идеализм, мог сделаться учеником Христа из одних лишь мирских побуждений. Он рассчитывал на немедленное земное торжество Пророка и на свое собственное возвышение... Когда Иуда увидал, что дела принимают худой оборот, что Иисус погиб, Его ученики на дурном счету и сам он обманут во всех своих ожиданиях, разочарование его превратилось в ярость. Несчастный предал Того, Кого считал неистинным Мессией, обманувшим все его надежды..." Прим. 7 . Вот он - ключ к указанному мотиву: Иуда считал Иисуса "неистинным Мессией, обманувшим все его надежды". Каким же, в глазах Иуды, должен быть истинный Мессия? Кем, по его разумению, должен был стать новоявленный пророк? Израиль ждал прихода Мессии-царя, Мессии-освободителя, Мессии-защитника, Мессии-национального героя, воинственного, справедливого, способного поднять народ на борьбу и освободить его от римского владычества Прим. 8 , - но никак не Мессии-аскета, Мессии-подвижника, Мессии-целителя и чудотворца, проповедующего непротивление злу и смирение, изгоняющего бесов из одержимых и поочередно подставляющего щеки под удары своих недругов. Можно сделать допущение, что Иуда был верен традиционным взглядам и верованиям народа Израиля на миссию ожидаемого Мессии. Исходя из таких посылок, Иуду можно было бы назвать истинным патриотом своей страны, своей нации, жаждущим освобождения от гнета ненавистного Рима, призывающим к бунту, к восстанию. Разочарование в методах и целях, что ставил перед собой и своими учениками Иисус, вполне могло толкнуть Иуду на предательство - с тем, чтобы неминуемая казнь пророка вызвала народную смуту, стала отправной точкой национального антиримского восстания. Именно такого взгляда и придерживается Томас де Куинси (1785-1859), английский писатель и философ, на которого ссылается Борхес в упомянутом выше эссе: "Иуда предал Иисуса Христа, дабы вынудить его объявить о своей божественности и разжечь народное восстание против гнета Рима" Прим. 9 . Таков Иуда и в романе Никоса Казандзакиса "Последнее искушение Христа" - горячий, нетерпеливый, жаждущий восстания, - правда, мотивация его преступления в романе совершенно иная (но об этом позже). Однако при такой интерпретации мотива предательства Иуды вновь возникает вопрос: как Иисус, отличавшийся божественной прозорливостью и даром предвидения, мог включить в число своих ближайших сподвижников человека, не понявшего истинной миссии Сына Человеческого и, как следствие, не принявшего нового учения галилейского пророка - ведь признание учения Христа за единственно верное по сути своей тождественно признанию самого Христа за истинного Мессию? Впрочем, как гласит народная мудрость, пути Господни неисповедимы...
      6.
      Рассмотрим еще одну версию предательства Иуды, которая так же, как и рассмотренные выше, может быть отнесена нами к категории негативных. При этом заметим, что версия эта стоит как бы особняком и лежит за пределами обычных человеческих отношений. Мотивация поступков Иуды, положенная в основу этой версии, может быть отнесена скорее к разряду религиозно-догматических, внеисторических, корнями уходящих в библейскую традицию. Это - происки Сатаны. Что же это за происки и в чем они выражаются? Стоит ли вообще принимать эту версию всерьез? Действительно, злодеяния Иуды вполне могли оказаться делом рук "врага рода человеческого". Вновь обратимся к свидетельствам евангелистов. Лука свидетельствует: "Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати, и он пошел и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им" (22:3-4). Дважды о том же упоминает Иоанн: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..."; "И после сего куска вошел в него сатана" (13:2,27). Как понимать эти слова? Как аллегорию? Или как действительное "вхождение" Сатаны в сердце Иуды? Если справедливо второе предположение, то Иуда полностью освобождается от ответственности за содеянное, ибо оказывается во власти сатанинских сил, которым противостоять не способен. Если же воспринимать слова Иоанна и Луки аллегорически, то ответственность с Иуды, безусловно, не снимается: дремавшие в его душе до поры до времени темные силы внезапно пробуждаются и толкают на преступление. Во втором случае Сатана проникает в душу Иуды как бы "извне", в первом же пребывает в его душе изначально - и лишь пробуждается в нужный момент. Подойдем к проблеме формально, то есть воспримем слова евангелистов буквально: Сатана именно вошел в сердце Иуды, до этого момента (то есть до момента вхождения) сердце Иуды было чисто от дьявольских наваждений. Библейская традиция рассматривает Сатану как некое реальное сверхъестественное существо, альтернативу Богу, воплощение мирового вселенского зла, "князя мира сего". Человек же есть поле брани между Богом и Сатаной, силами Добра и Зла, Света и Тьмы. В подавляющем большинстве своем, как учит тому Церковь, человечество подвержено греху и потому находится во власти Сатаны, и лишь малая часть его свободна от влияния "князя тьмы" и принадлежит Богу. Либо Бог, либо Сатана властен над человеком, либо оба соперничают в его сердце, ведя непримиримую вечную борьбу. И потому слова "вошел в него сатана" следует понимать в том смысле, что до сего момента сердце Иуды всецело принадлежало Богу, воплощенному в Иисусе Христе. Призвать Сатану к ответу за содеянное Иудой мы не в силах, сам же Иуда - если признать, что Сатана действительно вселился в него, полностью подчинил его волю своей и руководил им в его поступках - в происках "врага рода человеческого" виновным быть признан не может.
      7.
      Сделаем одну оговорку. Не следует воспринимать рассмотренные выше мотивы как нечто отдельное, независимое, изолированное друг от друга - нет, без сомнения, мотивы эти могут вступать в конфликт, дополнять друг друга, взаимодействовать, взаимопереплетаться - словом, находиться в тесной корелляции между собой. Например, корысть и зависть часто шествуют бок о бок настолько тесно, что выделить тот или другой мотив практически не представляется возможным; происки "врага рода человеческого" могут быть реализованы не непосредственно, не как некий бессознательный и ничем не мотивируемый толчок извне, а опять-таки через ту же корысть или, скажем, зависть - чаще же через целый комплекс побудительных мотивов, их органическую сумму, преобразованную в совершенно иную, новую, более сложную качественную категорию. Так, зависть на более высоком витке развития, дополненная элементами гордости и уязвленного самолюбия, рождает болезненное честолюбие.
      8.
      Следующие несколько версий отличаются своей нетрадиционностью и кажущейся парадоксальностью. Их также необходимо рассматривать во взаимосвязи; возможно, все они сосуществуют одновременно и представляют собой различные грани одного сложного многогранного мотива, приведшего Иуду к содеянному. От уже рассмотренных выше они отличаются тем, что основываются не на злом умысле Иуды, а на совершенно иных принципах, которые условно можно назвать позитивными. Что же это за мотивы? Истинная вера в Иисуса и его учение. Каким бы неожиданным не показалось это утверждение, но именно истинная, глубокая вера в Иисуса Христа, его учение, пророчества, священную миссию Спасителя, божественную сущность - все то, на чем зиждется христианство и Церковь вот уже две тысячи лет, могло побудить Иуду Искариота на такой отчаянный шаг, как предание Иисуса в руки иудейских первосвященников. Несмотря на всю парадоксальность данного утверждения, постараемся доказать, что оно явилось плодом логических умозаключений и тщательного исследования текстов Нового Завета. Обратимся к первоисточнику. "С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, - свидетельствует Матфей, - что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть" (16:21). И далее: "Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились" (Мф. 17:22-23; см. также Лк. 9:22). "И восходя в Иерусалим, Иисус дорогою отозвал двенадцать учеников одних и сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие и в третий день воскреснет" (Мф. 20:17-19; см. также Мрк. 10:33-34). "...сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие" (Мф. 26:1-2). "Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет. Но они не разумели сих слов, а спросить Его боялись" (Мрк. 9:31-32; см. также Мрк. 8:31). "Когда же сходили они с горы, Он не велел никому рассказывать о том, что видели, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мертвых" (Мрк. 9:9-10; см. также Мф. 17:9). "...Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись" (Лк. 9:43-45). "Отозвав же двенадцать учеников Своих, сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится все написанное через пророков о Сыне Человеческом: ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить и убьют Его; и в третий день воскреснет. Но они ничего из этого не поняли: слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного" (Лк. 18:31-34). Мы позволили себе столь пространное цитирование Евангелий исключительно с одной целью - чтобы показать, что в пророчествах Иисуса о собственной судьбе не было недостатка. Причем, несмотря на частые разночтения параллельных мест в Евангелиях, в данном вопросе Матфей, Марк и Лука выказывают удивительное единодушие и буквально слово в слово повторяют друг друга. На этом фоне заметно выделяется фигура четвертого биографа Христа, Иоанна, чье Благовествование как бы вносит свежую струю в однообразный пересказ событий, описанных евангелистами-синоптиками. Итак, Иисус пророчествует о своей судьбе. Какие основные моменты его пророчеств можно выделить? Во-первых, он предсказывает свое пленение, избиение, поругание и смерть на кресте; во-вторых, Иисус заявляет о своем грядущем воскресении "в третий день"; в-третьих, он предрекает, что "Сын Человеческий предан будет" одним из его учеников; в-четвертых, он конкретно указывает день, когда "предан будет в руки человеческие", и этот день - Пасха; и в-пятых, хотя это и не имеет прямого отношения к пророчествам, ученики его "ничего из этого не поняли" и "не разумели сказанного". Таким образом, Иисус неоднократно пророчествует о своей судьбе, но ученики его остаются глухи к его словам; непонимание, в свою очередь, рождает неверие - иначе как еще объяснить их смятение, граничащее с откровенной трусостью и готовностью отречения (вспомним троекратное отречение Петра в ночь ареста Иисуса), внезапно охватившее их в канун Пасхи? Возьмем на себя смелость и выскажем следующее предположение: Иуда был единственным из числа двенадцать Апостолов, кто искренне верил Иисусу и кто не предал забвению ни единого слова из его пророчеств. Именно вера толкнула его на содеянное им, на так называемое "предательство", ибо он единственный, кто понял, до конца постиг смысл земной жизни и, главное, смерти Иисуса Христа, смысл его явления в этот грешный мир, его миссии Спасителя человечества. Иисус дал миру шанс, и шанс этот заключался в его смерти. Смерть органически завершала земной путь Учителя, своею кровью искупавшего грехи людские. Его смерть нужна была миру, Иуда понял это - и взял на себя роль орудия Божьего Провидения. Он знал, что человечество проклянет его, но он знал также и то, что Иисус - сам Иисус, Сын Божий! - нуждается в его помощи. Иуда перешагнул через самого себя и содеял предопределенное свыше. Прореченное Богом свершилось.
      9.
      Вера и скепсис, вступившие в противоречие. Возможно и иное, несколько отличное от только что приведенного, объяснение действий Иуды Искариота. По Писанию, вера, подверженная сомнению, не есть вера, угодная Богу. Истинная же вера есть вера Авраама, безропотно отдавшего единственного сына на заклание Богу-Искусителю. Вера должна быть безоговорочной и бездумной, полностью подчиняющей волю человека неограниченному, поистине "божественному" произволу Творца. Либо абсолютная вера, либо абсолютное безверие - третьего здесь не дано. Так учит Писание. Однако нужна ли человеку такая вера? Вера, умаляющее самое ценное, что есть у него - его человеческое достоинство, свободу выбора, право на сомнение, на критическую оценку господствующих в обществе нравственных ценностей, - не означает ли такая бездумная, пассивная вера попытку уйти от ответственности за принятие жизненно важных решений, от ответственности за свои поступки, от ответственности быть человеком - Человеком с большой буквы? Пусть Господь Бог сам выносит вердикт, что есть "благо", а что есть "зло", нам же, ничтожным и мелким тварям, остается только безропотно повиноваться ему и слепо следовать его велениям - разве такая позиция достойна Человека?.. Да, Иуда искренне верил Иисусу, но вера в его душе сочеталась с сомнениями, которые терзали его, лишая покоя его мятущуюся душу. Быть может, истинная вера как раз и должна сопровождаться изрядной долей скепсиса, постоянным "а вдруг"? Впрочем, вопросы веры слишком сложны и многогранны, требуют основательного изучения и тщательного исследования - малый объем данной работы не позволяет подробно остановиться на этой проблеме. Допустим лишь, что Иуда был верующим скептиком, и подвергнем анализу его возможные мысли. "Если Иисус - действительно Сын Божий, - рассуждал Иуда, - то мое предательство послужит делу свершения его пророчества о смерти через распятие и воскресении на третий день; своим деянием я лишь исполню волю Божию. Если же он окажется обманщиком и лжепророком, то пусть смерть послужит ему наказанием за его обман - он достоин будет такого конца". Что ж, Иуде не откажешь в здравомыслии, при любом исходе он оказывается в выигрыше. И выигрыш тот истина, которую жаждет узнать двенадцатый Апостол. Нет, даже не узнать - иначе бы он дождался "третьего дня", чтобы удостовериться в точном исполнении (или неисполнении) пророчества о воскресении, и не покончил бы жизнь самоубийством, - ему важно создать условия для неизбежного проявления истины, которую ему уже не довелось узнать. Что ж, приоткрыть истину ради самой истины и, не узнав ее, добровольно уйти из жизни - в этом есть что-то святое. (Что рядом с этим жалкие тридцать серебренников!) Иисус воскрес - и своим воскресением вернул к жизни одиннадцать своих трусливых учеников. А что же двенадцатый? Узнал ли он о торжестве своей веры - там, в мире ином? Быть может, там, рядом с Богом, он обрел наконец покой и жизнь вечную, свободную от людских проклятий в адрес "предателя" и позорного клейма "иуды"? "Заблудшая душа человеческая, если тебе свыше суждено было заблудиться, то это, воистину, будет зачтено тебе в тот великий день, когда мощный судия придет в облаках славы своей судить живых мертвых и мертвых живых!.." Прим. 10
      10.
      Прямое указание Иисуса. Последняя версия прекрасно дополняет две предыдущие и завершает общую картину "предательства" Иуды, совершенного им из благих побуждений. Действительно, одним из побудительных мотивов его действий с полным на то основанием, подтвержденным новозаветными текстами, может быть признано прямое указание Иисуса Христа "предать" его в руки властей. Снова обратимся к свидетельствам евангелистов. "Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня... При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал" (Мф. 26:20-23,25). "Когда настал вечер, Он приходит с двенадцатью. И когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? И другой: не я ли? Он же сказал им в ответ: один из двенадцати, обмакивающий со Мною в блюдо" (Мрк. 14:17-20). "И вот, рука предающего Меня со Мною за столом... И они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает" (Лк. 22:21,23). "...Иисус... сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса; ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о ком говорит. Он, припадши к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! Кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему... Он, приняв кусок, тотчас вышел" (Ин. 13:21-28,30). Разве направляющая воля Иисуса не очевидна в приведенных выше свидетельствах? "Что делаешь, делай скорее" - это ли не прямой приказ? "И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту" - это ли не откровенный выбор одного из двенадцати? А слова "ты сказал" в ответ на вопрос Иуды, по еврейской традиции означающие утверждение и аналогичные современному "да", - это ли не волеизъявление Учителя? Внутренне готовый к действию, Иуда тут же отправляется за стражей.
      11.
      Однако не все так просто, как кажется на первый взгляд. Согласно свидетельствам Матфея, Марка и Луки, Иуда предложил свои услуги первосвященникам накануне "дня опресноков", то есть не менее чем за сутки до той знаменитой тайной вечери, где Иисус произнес роковые слова. Иными словами, Иуда замыслил предательство еще до прямого указания Христа. Здесь, правда, возможно возражение: если Иуда задумал предать Иисуса до тайной вечери, то как объяснить утверждение Иоанна: "И после сего куска вошел в него сатана" (13:17)?