Сергей вяло отпихнул секунданта, который двоился в глазах, слабо трепыхнулся в могучей руке рефери, которая, увы, вознеслась кверху с рукой его соперника и, пошатываясь, побрел в раздевалку.
      Минутой позже туда вошел Эдуард. Он проковылял неторопливо к Сергею, поникшему в углу, присел рядом на скамеечку и без малейшего акцента дружелюбно предложил:
      - Не будем дуться друг на друга, а? Может, еще и сквитаешься техника-то у тебя посильнее моей. Просто увлекся, а мне повезло - поймал на контратаке, но сомневаюсь, чтобы это прошло еще разок. Так что друзья? О'кей?
      И он протянул Сергею ту самую правую, поставившую точку в поединке. Сергей замешкался на мгновение, но быстро сообразил, что недавний соперник действительно прав: чего ради дуться на неплохого, судя по всему, парня? И, на этот раз от души, стиснул цепкие пальцы Фитцжеральда. Тот улыбнулся, встал и направился к выходу из раздевалки. Сделав несколько шагов, он, к превеликому удивлению Сергея, охнул, схватился за левый бок и начал медленно валиться на пол. Сергей успел вскочить и поддержать отяжелевшее тело.
      Эдуард судорожно хватал воздух широко открытым ртом.
      - Врача! - заорал насмерть перепуганный Сергей. - Эй! Кто там есть? Врача скорее!
      Машина "Скорой помощи" увезла Фитцжеральда в больницу Склифосовского, а уже через полчаса Сергей надоел сотрудникам приемного покоя, пытаясь выяснить, как чувствует себя его американский друг и есть ли надежда на выздоровление.
      К нему наконец спустился тощий желчный тип - дежурный травматолог - и коротко пояснил, что у Фитцжеральда перелом трех ребер слева без смещения и, как следствие, обморок от болевого синдрома. Но беспокоиться нечего легкие не повреждены, а от перелома ребер еще никто не умирал. Потом, подумав, добавил, что завтра Эдуарда отпустят под наблюдение врача американской команды, но сегодня его лучше не тревожить.
      "Ничего себе, - думал Сергей по дороге в общежитие, - вот это парень. Ребра эти, судя по всему, я сломал еще во втором раунде. А он до конца боя и виду не подал, а я ведь еще сколько молотил по ним. И все равно: он меня уложил, еще и улыбался потом, дружбу предлагал. Я бы на его месте вопил во всю глотку и крыл всех на чем свет стоит".
      Но какая там дружба между американцем, да еще и эмигрантом, и убежденным патриотом Страны Советов по тем временам... Даже адресами не обменялись - и вот теперь, спустя почти десяток лет, такая встреча... Но не забыли друг друга, не забыли...
      - Да-да-да, Сергей Юрьевич, каких только встреч не случается на белом свете, - словно прочитав мысли Надеждина, закивал Фитцжеральд.
      Затем непринужденно устроился на легком, почти декоративном стульчике и забросил ногу за ноту, демонстрируя безукоризненно белые носки.
      - Что ж, по бокалу шампанского за встречу?
      Сергей пожал плечами:
      - Можно и шампанского.
      Каким чутьем, каким наитием прочувствовали официанты респектабельного клиента, трудно сказать, но шампанское на столе материализовалось в мгновение ока. Да не какое-нибудь, а "Абрау-Дюрсо". А к шампанскому ананасы, бананы, киви, виноград. И все без предварительного заказа, как и полагается. Хочешь ешь, не хочешь - пусть так красуется.
      Залужного за соседним столиком даже перекосило от зависти, а Сергей... Может, в другой раз он и не отказался бы провести вечерок за таким столом - теперь же ему было не до пирушек.
      Но... приличия обязывают. Сергей светски, хотя и вяло, улыбнулся и адресовал сотрапезнику приветственный жест бокалом. Выпил залпом, отщипнул виноградинку, бросил в рот, помолчал, смакуя, вздохнул:
      - Хорошо, Эдуард, будем считать церемониальную часть законченной. Не скрою - если бы наша встреча была случайной, а не организованной, да еще подобным способом, - я был бы рад ей, честно. Но, извини, как я предполагаю, ты нашел меня отнюдь не из праздного любопытства, так что давай перейдем к делу и... у меня немного времени.
      Фитцжералвд в ответ совершенно непринужденно и искренне рассмеялся, пришлось ему даже извлечь из кармана миниатюрный платочек и промокнуть выступившие от смеха слезы.
      Сергей насупился.
      - Прости, - прижал Фитцжеральд руку к сердцу, - знаешь, забавно наблюдать, как вы, русские, понимаете американский рационализм. Хватать сразу быка за рога, так?
      Надежцин угрюмо кивнул в ответ.
      - Что ж, к делу - так к делу, хотя не уверен, что дело это тебя порадует.
      Фитцжеральд, не меняя позы, подцепил кейсатташе, стоящий рядом, щелкнул эффектно замками, откинул крышку и выложил на стол перед Сергеем толстую бухгалтерскую папку. Сергей, с трудом подавляя любопытство, небрежно потянул папку, раскрыл и... едва не ахнул.
      Ахнуть было от чего: великолепная, высокопрофессиональная работа. Вот Валера Меченый в Сочи - садится в автомобиль, вот он уже на пароме, а на этом снимке столкновение Меченого и Володи. Бачея в коридоре, и... Меченый исчезает в каюте. А это уже Леша Мелешко - садится за руль автомобиля Меченого. Сходство разительное, но при значительном увеличении можно и разобрать. А дальше и дача, на которой они "крутили" Валеру. Дальше ночные съемки... Весь, абсолютно весь ход похищения на кодаковской пленке, качество - хоть плачь от зависти.
      Сергей расслабил узел галстука, который, казалось, удавкой врезался в шею, и почти прохрипел:
      - Хорошо сработано... Осталось объяснить:
      кому это понадобилось и что он теперь потребует?
      - Кому понадобилось? - Фитцжеральд лукаво вздернул бровь. - Мне - А кто ты?
      - Я обыкновенный американский мафиози, - спокойно, без малейшей рисовки, сознался Фитцжеральд - Впрочем, не совсем обычный и не совсем американский. Американская мафия подразумевает, по сути, криминальную итальянскую организацию в Штатах. Я же представляю хоть и сугубо криминальную, но русскую организацию, и в организации этой занимаю не последнее место по рангу.
      - Ну, и что же у вас за интерес до нас, убогих и грешных? - криво ухмыльнулся Сергей. - И сидели бы у себя в Америке.
      - В том-то и дело... - Фитцжеральд задумчиво повертел в руках пустой бокал. - Может быть, этот интерес и не возник бы, да...
      Многое стояло за этим "да" Эдуарда Фитцжеральда.
      ...Все было просто, но только каких-нибудь пять лет назад Сергей воспринял бы рассказ Эдуарда как цитату из крутого западного детектива.
      И даже теперь разум отказывался верить. Бывает так: все верно, все сходится, факты, обстоятельства, а словно во сне - вот, кажется, проснешься - и ничего нет. Но есть... есть, черт ее, эту действительность, подери.
      Сеня Император, как следовало из рассказа Фитцжеральда, зашел слишком далеко. Так далеко, что и не снилось ни его конкурентам, ни стражам закона. С предприимчивостью, так свойственной Сениной нации, он умудрился за каких-нибудь полгода создать мощный картель, в который входили: один из крестных отцов калифорнийской "Козы Ностры" Джакомо Лич, кокаиновый "барон" из Колумбии Доминико Сомора и сам Сеня Император - крутой пахан из Южанска.
      Радужная перспектива освоения необозримых российских, украинских и польских рынков так увлекла Сеню, что он несколько переоценил свои возможности, а главное, не учел существующих реалий мирового рынка наркотиков. Верней, просто не знал этих реалий.
      А они были весьма суровы. Тайная война между кланами мафии не прекращалась ни на день, только если раньше за пальму первенства сражались итальянские "семьи", то теперь ситуация изменилась. Во Флориде итальянцев решительно потеснили латиноамериканские группировки, а в Калифорнии и Нью-Йорке в войну не менее рещительно вмешались доселе неприметные и скромные русские. Этих русских и предсташыл Эдуард фитцжеральд. А Сеня Император...
      Сене предлагали сотрудничество, но заокеанским соотечественникам он предпочел итальянца Джакомо Лича. Это сулило большие и скорые барыши, а национальную солидарность Сеня похерил, тем более что был чистых кровей евреем.
      Одного Сеня не учел: это здесь, в Южанске, он был крутой пахан, а в международных масштабах - едва до уровня "шестерки" дотянул. Ну и ухлопали Сеню, красиво и непринужденно, руками Сергея Надеждина.
      Все это кратко и изложил Фитцжеральд.
      Сергей внимательно выслушал, а когда Эдуард умолк, недоуменно пожал плечами с какой-то безнадежностью в голосе, почти безразлично вопросил:
      - Ну а чего же вы все-таки от нас-то хотите? - и потянулся за очередной сигаретой.
      Эдуард услужливо щелкнул зажигалкой, прищурился:
      - Чего хотим? Видишь ли... Это не совсем обычное предложение к сотрудничеству...
      - Я так и предполагал, - уныло вздохнул Сергей, - не пойдет...
      - Почему? - испытующе уставился на него Фитцжеральд.
      Сергей выпрямился и, глядя ему прямо в глаза, решительно отрезал:
      - При первой же возможности вывернемся и уцарим, больно ударим, в способах стесняться не будем - ты это должен понимать.
      - Верно, - снисходительно закивал Эдуард. - И это мы тоже просчитали, потому-то и предполагаем вас использовать вовсе не так, как ты представляешь.
      - Акак?
      - Ну... Если честно, поначалу у нас никаких видов на тебя и твоих ребят не было, но когда понаблюдали, проанализировали... Поначалу были несколько шокированы, а потом пришла мысль.
      Почему бы "нет"? Вай ноу?
      - Что "нет"? - упрямо уточнил Сергей.
      - Почему бы не использовать вас в Штатах?
      - Да... - вытаращился Сергей. - Крыша у вас, по-моему, точно поехала гораздо дальше Штатов.
      - Что значит: "крыша поехала"? - нахмурился Фитцжеральд, пытаясь понять смысл не слышанного доселе выражения.
      - Это значит, что тебе и твоим... э-э... коллегам следует обратиться к семейному психиатру, и как можно быстрей, - ласково пояснил Сергей.
      Но Фитцжеральд не обиделся.
      - Вот ты послушай, - он подался к нему всем телом. - Вы же тут особые, вы не такие, как те же русские эмигранты. В большинстве подавляющем - это трусливое дерьмо. Достигли заветной мечты, райских заокеанских кущей и боятся нос высунуть. Подданство - предел желаний, а в результате и мозги их, и руки стоят гораздо дешевле, чем руки и голова распоследнего тупого янки. Это с одной стороны. С другой стороны, есть, конечно, и в избытке, обычная уголовная шушера, вроде Сени Императора. Шуфутинские и Токаревы слюнями восторга захлебываются от блатной романтики. Нашли, можно сказать, идеал. Да только мразь - она и есть мразь, и принципов у нее нет.
      А мафия - это не блатное братство, это "семья".
      В этом и сила итальянцев.
      Теперь о вас. Только вы тут, и никто другой в мире, не разучились держать зубами и когтями свое место под солнцем, драться не разучились и мыслить в драке. Вы единственные, кто еще способен разорвать в клочья любого - американца, итальянца, пуэрториканца, встань он только в драке на вашем пути. Потому что голова ваша не забита цивилизацией и демократическим дерьмом. "Совок" и страшен потому, что мозги, его изощрились в постоянной борьбе не за повышение жизненного уровня, и за элементарное выживание. И это непостижимо западному человеку.
      А еще "совок" патологически упрям и принципиален. Разве не так?
      - Не патологически, а генетически, - жестко поправил Надеждин, глядя в карие глаза русского американца. - Если точнее, то упорен, а не упрям, - а насчет принципиальности... Да, наверное, принципы должны быть. Идея.
      - Вот, вот, - продолжил Эдуард. - Это как раз та черта, которую никак не могли уразуметь цивилизованные европейцы в войнах. Есть, правда, одно "но". Вы потрясающе ленивы, чтобы втянуть вас в драку, вас нужно хорошенько раздрочить. Что мы и сделали.
      - Вы? - спокойно поинтересовался Сергей. - Разве? Дело не с вас началось и, надеюсь, не вами закончится. Мы пришли в милицию, в наше подразделение по своей воле... Можно сказать, в соответствии со своими принципами.
      - Я это не собираюсь оспаривать. Но дело не в мотивации. Дело в результатах.
      Сергей обвел глазами столики.
      Залужный заказал еще одну коку и минералку, и на двоих с Володей разводили некую смесь в бокалах, а за другими столиками угощались достаточно скромными десертами простые горожане, взглянул Сергей на залитый полуденным солнцем тротуар, где торопились по делам или праздно фланировали десятки и сотни незнакомых людей, среди которых наверняка окажется кто-то, чье будущее, чье здоровье, чья жизнь спасены благодаря... Благодаря всему, что они сделали за эти месяцы.
      - Есть и результаты, - бросил Надеждин.
      - Да, есть, - согласился Эдуард, - с моей точки зрения, вы дело сделали и доказали свою пригодность. Для нас. Для работы в Штатах.
      - У нас английский - со словарем навпрысядки, - усмехнулся Надеждин, думая о другом.
      - Языковой барьер - ерунда. Научим в два месяца. И то, что вы не знаете американских отношений и жизни - так именно это нам и нужно.
      Вот такой эксперимент. У нас есть головы и деньги, но бойцов мало.
      - Бойцов? - спросил Надеждин, невольно переводя взгляд на друзей.
      - Да, - подтвердил Фитцжеральд, - бойцов.
      Не просто киллеров, хотя поганой крови тоже придется пролить немало впрочем, не меньше, чем ваш Владимир... или ваш покойный отец пролили в Афганистане.
      - Ты Афган не трожь, - коротко припечатал Сергей, совершенно ясно вдруг почувствовав, что способен вот прямо сейчас выхватить служебный "макар" и разрядить обойму в эмигрантскую рожу.
      - Не заводись, - вдруг очень по-русски и очень проникновенно сказал Эдуард, - я не политик и не правозащитник сраный и знаю, что такое война. Возможно, я употребил не совсем правильное слово: "бойцы". Нужны воины, настоящие, сильные и умелые воины. Русские.
      Нигде у нас не засвеченные, не числящиеся ни в одной картотеке...
      - И такие, которым некуда отступать и не к кому переметнуться, - вдруг четко осознал и договорил за Фитцжеральда Сергей.
      - Естественно, - согласился после паузы Эдуард, - и могу сказать откровенно, что многие... э-э... нюансы, да? - нами хорошо продуманы.
      - Вы что же, с моего первого милицейского дня меня "пасли"?
      - Ничуть. Но мы смотрим и думаем, и надеюсь, достаточно быстро. И очень, - Фицжеральд акцентировал это слово, - надеюсь, не в ущерб вашему и нашему Отечеству. Пока, во всяком случае. Наше предложение - скорее, впрочем, требование - плод точного расчета.
      Сергей бы назвал это скорее авантюрой. Впрочем, доводы Фитцжеральда были не столь уж фантастичны и надуманны, как казалось на первый взгляд. В чем-то Фитцжеральд и умники, которые стояли за его спиной, были и правы.
      - А если мы все же откажемся? - Сергей устало потер переносицу.
      - Мы не общество филантропов-альтруистов, - холодно отрезал Фитцжеральд. - Начатое всегда доводим до конца. Я полностью открыл перед тобой карты, и теперь, по крайней мере, ты еще и слишком много знаешь... Но, повторяю, вы нужны нам. Потому возникает альтернатива: либо мы со всеми фактами, а их у нас немало, сдаем вас вашим же властям, за исключением тебя, поскольку нам нужна полная гарантия молчания. Остальным... Ты понимаешь - тут пахнет солидным сроком, а то и... Либо же - всю вашу команду мы транспортируем в Штаты. Да ты подумай, дурак!
      В Штаты! Условия создадим райские даже по американским масштабам! Готовим, опекаем, даем возможность осмотреться. А работа... Полностью аналогична той, что вы и здесь проворачивали.
      Ну... может, малость погрязней, зато и поинтересней. Ты только подумай, какая перспектива!
      - Ага! - поддакнул Сергей. - Из грязи в князи, а из князи в мафиози.
      - Князь ты, положим, хреновый, - усмехнулся Фитцжеральд. - И художеств твоих даже здесь не простят. Все! Даю сутки на размышление. А дело Сени Императора доведете до конца, мы вам и дополнительный материал подкинем. Доведете - и... тихонько сматываемся. Организацию, естественно, беру на себя. А нет... Сушите сухари, как говаривали в добрые сталинские годы.
      Фитцжеральд поднялся, одернул пиджак, небрежно выбросил на стол стодолларовую купюру и церемонно откланялся.
      Как только он исчез за углом, на его место, сопя, втиснулся Залужный, бесцеремонно запустил лапу в вазу с фруктами и, аппетитно захрустев яблоком, прочавкал:
      - Ну что, шеф, о чем гугарили?
      - Да вот, работенку предложили за рубежом.
      Не пыльную, а главное, по специальности, - с задумчивой иронией поделился Сергей.
      - Как это? - недоуменно захлопал ресницами Залужный.
      - Очень просто, предложили повоевать там кое с кем по контракту.
      - А мы что? - испуганно ахнул Залужный, уловив, что Сергей, кажется, не шутит.
      - А что мы? - пожал плечами Надеждин. - Мы, наверно, согласимся.
      Часть 2
      БЕЗ ПРАВИЛ
      1
      Вито Профаччи никогда чрезмерно не драматизировал событий. И когда русский десятник пирса №10 стал мешать, Вито сразу принял единственно возможное решение.
      Проблемы с этим нахальным парнем назрели уже давно. Даже появление его в порту само по себе являлось проблемой. Еше со времен негласного договора между президентом Гувером и "крестным отцом" Лаки Лучиано, в 1943 году, все назначения в порту проходили только по предложению и с согласия мафии.
      Правда, теперь это касалось только десятого пирса. Но вот уже восьмой год, как последний из "своих" ушел на заслуженный отдых. Итальянцев поначалу сменили пуэрториканцы, а затем поляки. Ни с теми, ни с другими хлопот у Вито не было. Не было их поначалу и с русскими, которые в последние два года незаметно, но уверенно потеснили поляков.
      Русские - молчаливый, покорный и работящий народ - боялись, казалось, собственной тени и, конечно, никуда не совали нос. Пока на пирсе, неизвестно откуда, не появился этот Жё-а-ра...
      Неизвестно откуда - потому что назначение его прошло без согласия и даже без ведома Профаччи.
      Мало того, профсоюз не потрудился объяснить причину такого самоуправства. И с этим еще предстояло разобраться, но... Всему свое время!
      А самое странное - новый десятник с первого дня повел себя нагло и самоуверенно. Так, словно он на пирсе хозяин. Но Вито Профаччи никогда чрезмерно не драматизировал событий...
      Вечером того же дня, когда Жора пообещал Вито холодную купель, если тот сунется на пирс, два брата-близнеца, Леон и Николло Морано, уже взбирались по лестнице старого многоэтажного дома, в котором на шестом этаже и обитал русский десятник Жора.
      Фигурами и самоотрешением в глазах братья напоминали ветеранов "Сикрет Сервис", хотя были на самом деле обыкновенными киллерами.
      Под плащами, небрежно переброшенными через правую руку, оба прятали короткоствольные "узи", хотя таиться, казалось, особо не собирались.
      Однако на пятом этаже братьев ожидало непредвиденное препятствие прямо на ступеньках очередного лестничного марша привольно раскинулся какой-то бродяга. Бесквартирный изгой изучал последний номер "Лос-Анджелес трибьюн".
      Он развернул газету во всю ширь и так углубился в чтение, что не заметил, как перед ним выросли внушительные стати братьев Морано.
      Близнецы прервали восхождение и переглянулись. Старший - Леон, появился на свет пятью минутами раньше Николло и поэтому всегда брал инициативу в свои руки. Вот и сейчас: он окинул презрительным взором торчавшие из-под газеты дырявые штиблеты и, сплюнув, хрипло прошептал:
      - Эй, парень, поищи себе другое место...
      - Если не хочешь посчитать ступеньки жопой, - добавил экспансивный Николло.
      Бродяга неторопливо свернул газету и поднял на братьев голубые глаза, полные нежнейшего укора.
      - Это вы мне, джентльмены? - наивно осведомился он с сильным акцентом и обнажил в улыбке два ряда зубов, в которых самый привередливый дантист не обнаружил бы ни единого изъяна.
      Леон, закипая праведным гневом, яростно прошипел, надвигаясь:
      - Он еще спрашивает... Катись отсюда, паршивый щенок, пока я не свернул тебе башку, - и решительно занес ногу, намереваясь дать нахалу пинка.
      Именно в этот момент Леон и ощутил слабое дуновение, словно легкий сквознячок приласкал его шею Леон резко повернул голову назад - и едва не надел свой правый глаз на ствол чудовищных размеров револьвера. Даже искушенного Леона испугала толщина ствола, он не стал вредить здоровью и плавно опустил ногу. Резкое движение, как он моментально понял, могло нанести непоправимый ущерб в виде дырки в голове.
      Николло покорно застыл рядом с братом, волосы у него на затылке торчали дыбом, приподнятые стволом другого револьвера, не менее внушительного на вид.
      Вид обоих братьев мог послужить прекрасной рекламой старой оружейной фирмы. Но, увы! Никто так и не увидел этого рекламного ролика.
      Голубоглазый бродяга укоризненно покачал белокурой головой и наставительно произнес:
      - Видите, джентльмены, что случается с грубиянами.
      Он легко вскочил, отряхнул брюки и спустился вниз. Приблизившись к братьям вплотную, извинился и отобрал вначале автоматы. Затем пальцы его с профессиональной ловкостью сыграли гамму на ребрах близнецов, сбежали вниз и прощупали мельчайшие складочки одежды от пупа до пяток. В результате этой манипуляции братья лишились всех средств обороны.
      Удовлетворенный незнакомец передал реквизированный арсенал куда-то за спину братьев, а сам одним прыжком преодолел лестничный марш, ставший для Морано "камнем преткновения".
      На площадке он остановился и критически осмотрел оконную раму. Громадное, в человеческий рост окно тускло поблескивало грязными стеклами и, кажется, не отворялось со дня постройки.
      Бродяга решительно вздохнул и дернул заржавленный шпингалет. Тот не поддавался. Тогда голубоглазый поклонник хороших манер вцепился в оконную ручку обеими руками и рванул.
      Окно с треском распахнулось, осыпав возмутителя спокойствия трухой и вековой пылью. Черная пасть города дохнула в оконный проем жаром распаренного асфальта и бензиновой гарью. Бродяга лег животом на подоконник и заглянул вниз.
      Узенькую темную улицу сплошь забили скромные авто окрестных жителей.
      - Ну что ж, - бродяга повернулся к братьям, - не смею вас больше задерживать, господа Морано. А покинуть аудиенц-зал вам придется через эту дверь. - И он радушным жестом пригласил близнецов проследовать через оконный проем.
      От этих слов и жеста волосы на головах братьев встали дыбом, а дыхание сперло. Наступило тягостное молчание.
      - А что, если мы выйдем так, как вошли? - наконец с потаенной надеждой осведомился Леон.
      - Увы... увы... - горестно развел руками голубоглазый, - все пути назад отрезаны. Зато вы сэкономите минуты три своего драгоценного времени.
      - А... а... если мы откажемся? - пропищал Николло, у которого исчезли мужские обертона в голосе.
      - Тогда... Леон, ты ведь знаешь, как выглядит голова, нанизанная на пулю сорок восьмого калибра. Зачем лишний шум? Ведь всего пятый этаж, с вашими полетными характеристиками...
      плевое дело.
      Леон с трудом загнал внутрь подкатившийся к горлу комок и выдавил через силу:
      - Ладно... останусь жив... из-под земли... к...
      - Вот, - обрадовался его галантный собеседник, - это уже похоже на джентльменское соглашение. Прошу вас!
      Джек Луарье, скромный официант ресторана "Бравада", с трудом втиснул свой старенький "Додж" между "Фордом" толстяка Бреди и "БМВ"
      красноглазого Родика. Он захлопнул дверь с третьей попытки, не преминув отпустить в адрес своей рухляди порцию брани. Новенькая "БМВ" аппетитно поблескивала свежевымытыми боками, и Джек бросил на нее косой завистливый взгляд.
      Ничего... месяца через два у него тоже будет чем похвастаться. Он уже присмотрел себе аппаратик - пальчики оближешь. Еще каких-нибудь пятьсот долларов и...
      Джек мечтательно вздохнул, почему-то взглянул на звезды, и... если Джек и не остался заикой, то только благодаря врожденной тугоухости. Грохот, раздавшийся за его спиной, потряс тихий квартал до основания.
      Бедняга Джек успел присесть и инстинктивно закрыл голову руками. Он никогда не отличался особой набожностью, но теперь почему-то вспомнил о трубе архангела.
      Но так устроен человек: если вслед за грохотом на его голову не рушится нечто более существенное, то страх быстро сменяется любопытством.
      А любопытство пересилит любой страх. И Джек, все еще робея перед неведомой опасностью, высунул голову и робко взглянул.
      В ярко освещенном оконном проеме, на пятом этаже дома напротив, четко вырисовывался мужской силуэт. Новоиспеченный самоубийца молитвенно сложил руки, что-то пошептал и ахнул вниз.
      В полете он отчаянно размахивал руками, но летел беззвучно. Местом приложения тела стала крыша новенького "БМВ" красноглазого Родика.
      Звуковой эффект в момент приземления превзошел самые смелые ожидания Джека Луарье - единственного свидетеля фантастической сцены.
      Любопытство скромного официанта было наполовину удовлетворено. Джек тотчас юркнул в подъезд. Роль свидетеля его не прельщала, но Джек перестал бы себя уважать, если бы не досмотрел спектакль до "занавеса".
      Он птицей вспорхнул к себе на третий этаж, вихрем пронесся по квартире и припал к окну.
      Там, внизу, уже суетились люди, а через пару минут подкатила и патрульная машина. Ее светомузыкальная и акустическая установки внесли в действие недостающий блеск.
      "Наверняка секта маньяков-самоубийц развлекается, - решил Джек, прилаживаясь на подоконнике, - могу себе представить, какой шум завтра поднимут газеты. А Родик-то... вот кто обрадуется. Хотел бы я видеть его рожу, когда он потащит свою развалину на свалку".
      Такие вот добропорядочные мысли одолевали в тот вечер Джека Луарье безусловно, образцового гражданина.
      Вито Профаччи ничего не знал о несчастье, постигшем его исполнителей. Именно в тот момент, когда бедный Николло планировал на крышу чужого автомобиля, Вито ворвался в квартиру своей любовницы Алисы О'Брайан. Алиса, порывистая и неутомимая, встретила его на пороге спальни. Ах! Вито даже не обратил внимания на ее новое вечернее платье. С чисто итальянским нетерпением он сграбастал Алису в охапку, повалил на кровать и впился губами в обнаженное плечо.
      Пылкость Вито имела под собой серьезные основания. Во-первых, за неделю он дико соскучился по неистовым ласкам Алисы. А во-вторых, в последнюю их встречу он проштрафился, как мальчишка. То ли Вито переутомился, то ли хватил лишку накануне, но едва он удовлетворил первое взаимное желание, принял горячую ванну и крепкий коктейль, как... заснул. Отключился прямо на ложе любви, словно муж-перестарок.
      Деликатная Алиса не стала тревожить Вито, и он проснулся поздно утром с головной болью и отвратительным настроением. Алиса не подала виду, но, кажется, надулась - и теперь Вито торопился загладить вину.
      Вообще-то Вито, не без оснований, гордился своими мужскими качествами. Из многих сотен женщин, с которыми он делил постель, едва ли насчитывалось несколько таких, которых он не смог удовлетворить. Да и то, тех бы не удовлетворил и самый совершенный сексуальный роботавтомат.
      Природа наградила Вито несколько странным, но необыкновенно работоспособным аппаратом.
      Анатомия и размеры этого аппарата были самыми ходовыми, но физиология... Сам Вито так характеризовал свой мужской придаток: "Первый раз он работает на меня, а все остальные на бабу".
      Дело заключалось в том, что удовлетворение Вито получал только от этого первого раза. Но аппарат его всю ночь находился в прекрасном упругом состоянии и доводил женщин до полного изнеможения. От этого Вито получал весьма своеобразное удовольствие. Но в последний раз... с Алисой... Виноват, и только...
      Алиса в рядах его бывших и нынешних пассий стаяла особняком. Вито спал с ней уже целых пять месяцев - срок немыслимый, если учесть, что ни с одной из любовниц он не возился больше двух недель. Но, самое странное, Алиса совершенно не соответствовала вкусу Вито. Ему всегда нравились длинноногие, грудастые блондинки. А Алиса...
      Невысокая, кругленькая, плотно сбитая брюнетка. И грудь не назовешь высокой, и ноги полноваты. Правда, профиль точеный и строгий - Вито любил такие, а носик маленький и веснушчатый. Короче, ничего выдающегося. Пройдешь по улице и...
      В том-то и дело! Мимо Алисы не мог равнодушно пройти ни один нормальный мужчина.
      Каждая женщина может смело считать своим наставником сатану, но Алиса и самому сатане могла преподать парочку уроков.
      Каждое ее движение таило в себе такой соблазн, что даже у искушенных прелюбодеев в штанах просыпался настоящий вулкан. Сочетание в ее взоре потрясающей бесстыжести с наивностью мадонны влекло к ней, словно магнитом. От Алисы, казалось, исходили невидимые волны. Мужской приемник улавливал их на любых частотах и безошибочно расшифровывал: "Переспи со мной...
      попробуй - не пожалеешь". Судя по всему, никто из счастливчиков не пожалел. И Вито за пять месяцев не пожалел ни разу. Мало того, ему хотелось с ней спать до окончания жизни, но жизнь так коротка... А он так бездарно растратил прошлую ночь. Нет! Теперь он возьмет реванш!
      Алиса, смеясь, барахталась под ним и воротила в сторону круглую морда шку. Вито пытался поймать ртом ее губы, но это ему долго не удавалось.
      Тогда он резким движением задрал на ней подол узкого платья и ловко запустил руку под колготки.
      О! Эту науку он постиг в совершенстве! Он назубок знал все самые сокровенные и уязвимые места женского тела. И теперь левая рука его обследовала их тщательно и сноровисто. А нежные, холеные и цепкие пальцы Вито? Да им позавидовал бы любой музыкант. Но Вито играл только на одном инструменте - на женских прелестях, зато как играл!
      Алиса так и оцепенела, приоткрыв пухлые губки. А потом тихо простонала:
      - О! Вито... мальчик мой... Боже... как я соскучилась...
      И вдруг заметалась, срывая с него остатки щегольского антуража. Затем они сцепились в теснейших объятиях и покатились по широкой кровати, стараясь плотней прижаться друг к другу.
      Вито поймал момент, раздвинул ей коленом ноги и... приколол к постели точным и сильным движением.
      Поршень его заработал во всю силу, вначале медленно и мощно, а затем быстро и размеренно.
      Темп движений все нарастал, а Алиса стонала все громче.
      Вито жестко мял ее грудь, но Алиса лишь властно требовала:
      - Еще... еще сильней... Ну! Еще... - И наконец она вскрикнула, обхватила Вито руками и ногами, неистово прижала к себе и запричитала: Боже! Как я люблю тебя и его! Как хорошо! Ну...