Лепестки орхидеи, уже чуть тронутые тленом, несколько утратили прежний, ни с чем не сравнимый блеск, ржавые пятнышки, первые предвестники гниения, кое-где просачивались на глянцевой поверхности. Но все равно - орхидея была прекрасна и неповторима!
      Мейсон с сожалением вздохнул, вынул нож, и... мутная слеза капнула из среза на землю. Он бережно укутал цветок в полиэтилен и аккуратно закрепил в ранце.
      Генеральских шевронов Мейсон так и не заслужил...
      ...Слушали Бруксоны хорошо, вроде как с пониманием и сопереживанием. Но чувствовал Мейсон, что самое главное до них не доходит. Наверное, потому, что до сих пор Мейсон не смог сам для себя сформулировать, как именно связаны между собой дни болезненного одиночества, наполненного запахом черной орхидеи, с решением оборвать военную карьеру. Знал он точно, что такая связь есть, что в душе уже все сложилось и сопоставилось, но заглядывать себе в душу полковник не любил и не умел.
      Но уже то, что он решился вот так поговорить, выговориться, означало приближение некоей перемены в нем самом.
      Так же, впрочем, как то, что он все годы отставки сохранял себя как боевую машину - и то, что резко и решительно, хотя и не переступая черты настоящей войны, "оторвался" на негодяях из команды Фрэнки и на нем самом.
      "Мерседес" полковник не оставлял перед своим или бруксоновским домом держал в гараже, запираемом фотоэлементом. Но пройти три квартала по вечерней пустой Гарден-стрит стоило большого напряжения. Очень большого.
      Дом... Вроде все спокойно. Чужих в доме нет.
      "Сторожки" у входных дверей и у секретного окошка не тронуты. Но что-то все же настораживает. Что? Дверь гаража? Мейсон посветил тонким потайным фонариком на участки двери, где тоже были установлены едва заметные сторожки - нет, все на месте. Что же придумали ребята Фрэнки?
      Полковник поднял голову - и вдруг упал плашмя, мгновенно перекатился и забился в непроглядную древесную тень.
      Две тяжелые винтовочные пули расплющились о стальную дверь гаража. Выстрелов не слышно: видимо, снайперская винтовка с глушителем.
      И, естественно, с ночным прицелом. У гаража - едва ли не единственное место на участке, просматриваемое сквозь кроны деревьев издалека.
      Снайпер знает, что промахнулся. Знает что за полсекунды между выходом пули из ствола и попаданием Мейсон успел уклониться. Упасть Вторая пуля попала в дверь всего на три дюйма от земли - но цель уже ускользнула. Значит? Значит, третьего выстрела сейчас не будет. Снайпер меняет позицию - или вообще откладывает охоту до следующего раза.
      Мейсон, безошибочно просчитав вероятный сектор обстрела, проскользнул к "секретному"
      окну ванной и забрался в дом.
      Поднялся наверх, принял душ и, укутавшись в махровый халат, погрузился в кресло.
      Человек с очень развитым чувством опасности - малоуязвим. И все-таки рано или поздно его достанут. Рано или поздно. Мафия не забывает и не прощает...
      Индикатор отметил наличие записи на автоответчике.
      Полковнику звонили редко - так что это почти событие... если не милая просьба о пожертвовании от каких-нибудь очередных истинных христиан.
      - Полковник Мейсон, - чуть суховато произнес незнакомый баритон, - рад, что вы меня слышите. Меня зовут Эдвард. Доктор Эдвард. Нам необходимо побеседовать по делу, представляющему большой взаимный интерес. Я перезвоню в 23.00, будьте любезны ответить - или укажите на автоответчике время, когда мы сможем переговорить.
      Заранее благодарю.
      Мейсон взглянул на часы. 22.40. Подождем.
      "Рад, что вы меня слышите". Прямое указание, что этот "доктор Эдвард" знает... о сложностях, переживаемых Мейсоном.
      "Полковник"... Ни в каких телефонных и адресных книгах звание не упоминается. В архиве Пентагона? Туда добраться непросто, и логичнее бы назвать его как положено: "полковник в отставке".
      23.00 - предельное время возвращения от Бруксонов. Ни разу Мейсон там не задерживался более чем до 22.00. Армейская точность.
      "Дело, представляющее большой взаимный интерес". Не похоже на дежурную любезную фразу.
      Речь образованного человека, но без примеси характерного выговора выпускников самых престижных университетов Новой Англии. Но и не Вест-Пойнт. Возможно, Ка-Ю.
      "Эдвард?" Имя или второе имя. Такие фамилии, Эдвард, не Эдварде, не Эдвардсон - редкость, их обладатели обычно акцентируют, что это действительно фамилия.
      "Доктор" и имя - что это? Предположение о возможном сближении? Вкупе с "заранее благодарен"?
      Полковник переключил аппарат на прямую связь и аккуратно плеснул скотч в толстостенный бокал со льдом.
      Звонок раздался в момент смены цифр на электронных часах.
      - Полковник? - мягко спросил баритон.
      - В отставке, - буркнул Мейсон, - доктор Эдвард?
      - Можно просто Эдвард.
      - По имени я называю друзей. И то не всех.
      - Понимаю, полковник. Пока я не имею чести называться вашим другом, хотя буду весьма рад, когда это произойдет.
      - Если это произойдет, - отрезал Мейсон, - а пока я знаю только, что вы осведомлены о моем существовании...
      - Да, и все, что я знаю, - подхватил Эдвард, - заставляет меня предположить о возможности личного знакомства.
      - А в этом есть необходимость? - поинтересовался Мейсон, отпивая глоток.
      - Уверен, что есть, - мягко пророкотал невидимый Эдвард, - например, я уверен, что в наших общих интересах обсудить ситуацию насчет некоего Фрэнки.
      Полковник подержал паузу, допивая виски.
      Полурастаявшие кубики льда с тихим шорохом улеглись на дно бокала. Затем только Мейсон спросил:
      - Разве мои ответы недостаточно убедительны?
      - Господин полковник, смею надеяться, что при личной встрече я сумею раскрыть совершенно иной аспект проблемы.
      - На чьей вы стороне? - резко спросил Мейсон.
      - Однозначно на вашей, сэр, - отозвался незнакомец, - и чтобы не быть голословным, позволю дать два совета. Первое. Обратите внимание на подъездную дорожку к вашему гаражу. Ею интересовались. И второе. Блок австрийского пива, который вам доставят завтра, малопригоден к употреблению. Люди Фрэнки постарались.
      - Вы меня заинтересовали, - глядя в пространство, сообщил полковник, вы настаиваете наличной встрече?
      - Да. И желательно - в Лос-Анджелесе. Уверен, ваш желтый "Мерседес" в хорошей форме.
      - Где? Когда? Пароль?
      - Там, где вы обычно обедаете. В шестнадцать. Я сяду за ваш столик. Меры прикрытия будут приняты.
      - О'кей, - бросил полковник и осторожно положил трубку.
      ...Наутро выяснилось, что "интерес" к подъездной дорожке гаража выразился в противотанковой мине, весьма профессионально замаскированной в колее, а на упаковке пива чуть-чуть - с первого раза и не заметишь - видны следы ручной работы. Изучать, какой именно сюрприз и в которой банке окажется, Мейсон не стал. Просто по дороге в Лос-Анджелес сделал шестимильный крюк по каменистому проселку и забросил оба подарка в глубокий узкий колодец старой выработки.
      8
      Обещанная охрана охраной, но Мейсон тоже принял меры предосторожности: оружие, легкий кевларовый жилет, маленький диктофон в правом кармане светлого клубного пиджака.
      "Хвост" не просматривался, но наблюдение?
      Оставив машину на охраняемой стоянке в трех кварталах от ресторана "Меркурий", он отправился к месту встречи пешком. Наблюдение чувствовалось и по дороге, Мейсон прилипал ко всем витринам, но филеров не вычислил. Тогда Мейсон плюнул на всю эту конспирацию и смело вошел в зал ресторана.
      Метрдотель зала, мистер Гревски, немного удивился, завидев "господина Мейсона в столь ранний час", но поспешил заверить, что его любимый столик не занят, а обед, как всегда, будет готов через двадцать минут.
      - Поставьте еще один прибор, - приказал Мейсон.
      - Для дамы или для господина? - живо поинтересовался метрдотель.
      - А что, есть разница? - удивился Мейсон.
      - Конечно, - тонко улыбнулся мистер Гревски. - В обслуживании и в деталях. Если вы обратите внимание, то наверняка заметите эту разницу.
      - Вряд ли, - усмехнулся Мейсон. - На этот раз второй прибор тоже будет мужским.
      Мейсон занял свой столик в углу, спиной к стене, а лицом к публике. Расстегнул пиджак и незаметно нащупал рукоятку "кольта". Посетителей совсем немного, и вся публика приличная.
      "Интересно, кто здесь подсадной? - оглядел Мейсон дюжину чинных седовласых или лысых джентльменов, отдающих дань кухне "Меркурия". - Разве по роже определишь? Интересно, мой абонент уже здесь?"
      Доктор Эдвард появился в зале ровно в шестнадцать ноль-ноль, и Мейсон сразу догадался, что это именно он.
      Мистер Гревски проводил к мейсоновскому столику смуглого, черноволосого мужчину лет тридцати. Несколько сухощав, прекрасно сложен, Держался свободно, со спокойной грацией спортсмена.
      Мужчина быстрым взглядом скользнул по залу и направился прямо к столику Мейсона. Остановился в двух шагах и, улыбнувшись, осведомился:
      - Полковник Мейсон?
      - В отставке, - упрямо поправил Мейсон. - Позвольте в свою очередь...
      - Эдвард. Эдвард Фитижеральд, - и он протянул Мейсону холеную руку. Однако наблюдательный Мейсон заметил сплющенные суставы пальцев, как у профессиональных боксеров.
      Поколебавшись долю секунды, полковник в ответ приподнялся и сунул свою корявую ладонь.
      Они обменялись рукопожатием, кожа у Эдварда оказалась нежная, как у женщины, но хватка - сильная и цепкая.
      В кресла они опустились одновременно и с минуту изучали друг друга с неприкрытым интересом.
      Внешность Фитцжеральда Мейсону сразу чемто неуловимо понравилась, но и насторожила одновременно. Уж очень много было в этой внешности противоречивых черточек.
      Черные глаза умны и насмешливы, но где-то в глубине - жесткие и неумолимые. Взгляд открытый, но с хитринкой. Упругая смуглая кожа плотно обтягивала скулы, лишь в уголках рта собираясь в едва приметные складки. Правильный нос, четко очерченная линия рта. Природа, создавая черты Эдварда, пользовалась ювелирным инструментом. И все же аристократической изысканности в его лице не было.
      Эдвард первым нарушил молчание:
      - Вы, господин полковник, даже и не подозреваете, какое доверие я оказал вам минуту назад.
      - Да? И в чем оно заключалось?
      - Я назвал свои настоящие фамилию и имя.
      "Неплохое начало, - отметил Мейсон, - если не врет", - а вслух полюбопытствовал:
      - Чем же вызвано такое доверие?
      - Я просто хорошо изучил вас, сэр. Вам можно доверять. Это не комплимент, а констатация факта. Даже если мы не договоримся, вы сумеете забыть мое имя и не воскрешать его в памяти.
      В этом я уверен.
      - Так... А о чем мы должны договориться? - тотчас не стерпел прямолинейный Мейсон.
      Фитцжеральд усмехнулся и покачал головой:
      - Не спешите, господин полковник... Кстати, я гораздо проще, чем кажусь, а поэтому называйте меня просто Эдом - без церемоний. И еще, я чертовски проголодался. Вы ничего не будете иметь против, если мы поговорим о деле после обеда?
      Здесь прекрасная кухня.
      Мейсон ничего не имел против, ни против первого, ни против второго предложения. А простоту он приветствовал всегда, даже кажущуюся.
      Обед прошел в подобающем молчании, если не считать незначащих реплик, которыми сотрапезники обычно обмениваются за столом. Фитцжеральд расправлялся с поданными блюдами спо,ро и ловко - видимо, и вправду проголодался.
      Мейсон ел вяло - кусок плохо лез в глотку.
      Приходилось проталкивать его пивом, и это вызвало хоть и скрытое, но неодобрение официанта.
      Впрочем, в этом ресторане уже привыкли к мейсоновским причудам.
      Наконец удовлетворенный Эдвард аккуратно промокнул салфеткой губы и подарил Мейсону лучезарную улыбку. Мейсон расценил это как приглашение к разговору и распорядился, чтобы подавали кофе и сигары.
      - Разрешите, я для начала задам вам несколько вопросов, - начал Эд, когда официант, очистив стол, подал кофе и, грациозно изогнувшись, подкурил клиентам сигары. - Только не торопитесь с ответом - от него многое будет зависеть.
      - Валяйте, - благодушно кивнул Мейсон.
      - Полковник, вы всю свою жизнь служили во благо Соединенных Штатов Америки, - начал Фитцжеральд. - Вы, без преувеличений, образцовый гражданин и настоящий патриот. Так неужели вас устраивает положение, когда в стране, за которую вы проливали кровь, свою или чужую, открыто хозяйничают гангстеры всех национальностей - от итальянцев до пуэрториканцев?
      - Если честно, я мало задавался подобным вопросом... до последнего времени...
      - Прекрасно! - воскликнул Эдвард, словно и не ожидал иного ответа. Значит, в последнее время вы все же задумались над этой проблемой, и что же, я повторяюсь, вас устраивает такое положение вещей?
      - Нет... конечно.
      - Хорошо. Второй вопрос: вам нравится, что страна, в которой вы живете и которую безусловно любите, вязнет в болоте наркомании, проституции, коррупции - и все это опять же благодаря прежде всего итальянским и латиноамериканским ублюдкам? Вам это нравится?
      - Подобные декларации я уже слышал, - усмехнулся Мейсон. - Конечно, не нравится, как и любому, как ты выразился, "образцовому" гражданину. И я даже попытался немного поправить положение... Правда... без особых успехов.
      - Замечательно. И третий, самый важный вопрос: вы довольны своей теперешней жизнью?
      Вообще: это ваша жизнь, полковник?
      - Пожалуй, самый сложный вопрос... - задумчиво потер переносицу Мейсон. - Когда-то я мечтал, что заживу мирно и спокойно в маленьком городишке на берегу океана, никому не мешая... и мне чтобы никто не мешал.
      - Я знаком с вашим послужным списком, полковник. После всего, что вы сделали для страны, желание отдохнуть - естественно. Отдохнуть... Но не отойти отдел навсегда.
      - Вы переоцениваете свою осведомленность.
      - Возможно. Душевные переживания не фиксируются в отчетах. Даже под грифом Top sekret.
      Мейсон обратил внимание, что за три ближних к ний столика Гревски никого не усаживает, хотя посетителей в ресторане прибыло. Такой своеобразный санитарный кордон, чтобы можно было разговаривать, не понижая голос.
      - Но скрытые переживания все-таки проявляются в поведении. Поступках.
      - Вы случайно не психоаналитик, доктор Фитцжеральд?
      - Случайно - нет. Ваши ежедневные тренировки, модернизация дома, даже такие мелочи, как предпочтения в выборе машин, кухни, оружия, одежды - это далеко не дань армейскому консерватизму.
      - Спорно, - сообщил Мейсон, то ли подтверждая, то ли опровергая слова собеседника.
      - То, что вы сцепились с доном Фрэнки, бесспорно свидетельствует: отдых окончен.
      - Надо было помочь другу. Эпизод.
      - Ну что вы, полковник. Неужели вы не знали, что открыто, при подчиненных, унизить дона - это означает объявление войны, смертельную ставку? Ничего страшнее для "семьи" и сделать невозможно. И то, что мы можем беседовать на этом свете, - только благодарение вашему выдающемуся мастерству.
      - И к чему наш разговор? - спросил Мейсон, не слишком увлеченный анализом собственной
      психологии.
      - Мы знали о мине у гаража и о возне с пивом.
      - И о снайпере.
      - Да. Уж простите, это была своего рода еще одна проверка вашей боеготовности.
      - А не ваши ли это штучки? - поинтересовался полковник и отставил пустую чашечку. Тут же рядом оказался официант и долил густо-коричневой дымящейся жидкости из серебряного кофейника.
      - Наши штучки, как правило, срабатывают.
      В городе, - несомненно со значением акцентировал последние слова Фитцжеральд. И продолжил: - Вы позвольте, я немного вторгнусь в вашу область - военной тактики. Пассивная оборона бесперспективна. Должны быть ответные, а еще лучше - упреждающие удары.
      - Ну-ну, - усмехнулся полковник, - это и в самом деле не ваша область. Терминология страдает.
      Диктофон, как определил Мейсон по еле различимому щелчку, отработал одну дорожку записи и автоматически переключился на следующую.
      Фитцжеральд благодушно кивнул и продолжал:
      - Вы, возможно - с помощью пары сослуживцев, - смогли бы раздавить "семью" Фрэнки.
      Но не предпринимаете ровно никаких мер.
      - Я солдат, а не палач, - коротко бросил Мейсон. И после паузы добавил: - Отставник.
      В темных глазах Фитцжеральда светилось понимание и участие. Даже непреходящий оттенок циничной жестокости вдруг исчез!
      - Полковник, ваша позиция именно такова, как я предполагал. И я почти уверен, что вы поймете и примете мое предложение: Латинская Америка. Сельва. Дело, которое вы знаете лучше всех на свете.
      - Убивать я больше не хочу, - быстро, как четко отрепетированный солдатский ответ, бросил Мейсон.
      - Солдат может уйти в отставку, а гражданин?
      Есть группа негодяев, которые во всем мире объявлены вне закона. Вы понимаете, что это значит?
      Не только право, но и долг каждого порядочного человека - раздавить их, как паразитов.
      - Наркобароны, что ли? - вспомнил Мейсон и, не дожидаясь ответа, сказал: - Но это же на территории дружественных стран. Вне юрисдикции США.
      Фитцжеральд немного подался вперед и, пристально глядя в глаза Мейсона, предложил:
      - Приказа от верховного главнокомандующего, конечно, не будет. Но мы полностью обеспеним вашу операцию в Колумбии - а все проблемы здесь, с Фрэнки и иже с ним, решим сами. Быстро и однозначно. Бруксон сможет даже расширить свой бизнес.
      - Не выйдет, - решительно отрезал Мейсон.
      - Что - не выйдет?
      Мейсон одним махом допил кофе и спокойно пояснил:
      - Я тебе не верю. Где гарантия, что ты не такой же подонок, как Фрэнки? Ну... проблемы у тебя с Медельином - ты и решил свести счеты моими руками. Нашли дурачка...
      Фитцжеральд рассмеялся.
      - Не обижайтесь, - сказал, утирая слезы, - Фрэнки - пешка в нашей игре. А вот Сомора...
      - Ладно, - бросил Мейсон. - Пока что ты задавал вопросы, а я отвечал. Теперь мой черед.
      - Спрашивай, конечно.
      - Для начала, кого ты представляешь?
      - Организация американских граждан, поставившая своей целью борьбу с мафией, наркобизнесом и коррупцией. Организация нелегальная.
      Власти - не только по нашему мнению - пока не в состоянии справиться с проблемой и защитить своих граждан.
      - Вроде ку-клукс-клана, а? - иронично усмехнулся Мейсон.
      - Вроде, да не совсем, - парировал Фитцжеральд.
      - И вы полагаете, что в состоянии справиться с проблемой?
      - Безусловно, нет. Ликвидировать мафию и коррупцию мы не в состоянии, но попытаться уменьшить их масштабы, дав кое-кому чувствительного пинка под зад, еще как можем. А для этого нам нужны такие люди, как вы, Мейсон.
      - Ладно, почти поверил, - галантно поклонился Мейсон. - Но чем я могу помочь вам в Латинской Америке? Это ведь далековато от Штатов, а?
      - Вы же не младенец и лучше меня знаете, что главная сырьевая база наркобизнеса - Колумбия, Боливия, Перу. Именно там корень зла... или зелья, если вам так больше нравится. Чтобы успешно бороться с мафией здесь, нужно крепко ударить там. Именно это мы намерены предложить вам, полковник.
      - Однако! Размах! - констатировал Мейсон.
      - Послушайте, полковник, - подался к нему Фитцжеральд и заговорил горячо и убежденно: - Ведь вам это по силам. Вам - и никому больше.
      Вы же сами сознались, что подыхаете здесь от тоски. И подохнете - если Фрэнки не прикончит вас раньше. А там, в Колумбии! Потягаться с самим медельинским картелем, каково? А? Перспектива?! А мы финансируем операцию, обеспечим прикрытие, создадим все условия. Ну, решайтесь же, Джеймс!
      - Такие вопросы сразу не решаются, - охладил его Мейсон.
      - Да, тут вы правы, - не стал спорить Фитцжеральд. - Конечно, подумайте, только... не затягивайте решение надолго. А наша гарантия... Для начала - и вы, и ваш друг Бруксон можете забыть о Фрэнки. Мы им займемся.
      - Хорошо, я подумаю, - сухо отрезал Мейсон и жестом подозвал официанта, давая понять, что разговор окончен.
      9
      Старый, но роскошный океанский лайнер "Куин Элизабет" отчаливал в десять ноль-ноль.
      Порт назначения - Буэновентура [Буэновентура - крупный колумбийский порт].
      Мейсон последний раз взглянул на часы и занес ногу над ступенькой трапа. Тут-то его и настиг шустрый паренек - рассыльный. Он вынырнул неизвестно откуда и, потянув Мейсона за рукав, шепотом осведомился: "Господин Баррос де Коста?"
      Мейсона теперь звали Барросом де Коста. Во всяком случае, это звучало благозвучней, чем какой-нибудь Отго Кюнель.
      - Да, это я, - имитируя легкий акцент, сознался Мейсон и протянул руку. - Давай, что там у тебя?
      - Обещанная бумага от вашего друга.
      Рассыльный протянул ему тонкий пакет, а
      Мейсон - десятидолларовую купюру.
      - Спасибо, сэр, мне уже заплатили, - с достоинством отказался мальчуган, хотя видно было, что он с трудом удерживается от соблазна.
      - Бери, бери... - рассмеялся Мейсон, - ты принес хорошую новость, а за хорошую новость не жалко и раскошелиться. А?
      Он сунул деньги в кармашек куртки парнишки и заторопился по трапу наверх - на палубу.
      У себя в каюте Мейсон вскрыл пакет. Из него на стол выпал свежий номер "Лос-Анджелес таймс".
      Мейсон удивленно уставился на газету: Фитцжеральд обещал, что передаст Мейсону перед самым отплытием важный документ. Эдакий "залог будущего плодотворного сотрудничества".
      Мейсон развернул газету, надеясь найти внутри вложенную бумагу.
      Бумаги там не оказалось, зато в глаза сразу бросился заголовок набранной крупным кеглем статьи:
      "Семейство Сэмюэля Фрэнки разгромлено.
      Что не поделили "крестные отцы"?"
      Мейсон внимательно прочел статью, удовлетворенно хмыкнул, аккуратно сложил газету и сунул ее на дно чемодана - на память.
      ЧАСТЬ 4
      "КОКАИНОВОЕ ЭЛЬДОРАДО"
      1
      В аэропорт Боготы Мейсон приехал за пятнадцать минут до прибытия авиалайнера из Майами, устроился на скамейке в скверике - напротив выхода из здания аэровокзала, и приготовился ждать.
      Смешно, но, когда на крыльце аэровокзала замаячила нескладная фигура Доули, у Мейсона екнуло в груди. Будто молодость полковника возвращалась к нему вместе с кривоногим сержантом.
      Правда, Доули напялил такие широченные штаны, что этот изъян не бросался в глаза. Более чем свободная рубаха скрывала чудовищную мускулатуру рук и груди, а лихая ковбойская шляпа завершала ансамбль.
      Экстравагантность костюма отставного сержанта и произвела маленький фурор среди молодых аборигенов - завсегдатаев автостоянки. Их было человек пятнадцать. Смуглолицые и черноволосые, все на мотоциклах, пестревших яркими наклейками, они живо обсуждали свои проблемы, и тут... появился сержант Доули.
      Маленькое моторизованное общество восприняло его появление с немым восторгом. Три десятка восхищенных глаз, словно по команде, уставились на сержанта. Но Доули, начисто лишенный честолюбия, ничего не заметил. Он прошел мимо, помахивая чемоданчиком из кожи аллигатора.
      Дальнейшие события развивались стремительно: едва Доули пересек стоянку, аборигены дружно оседлали свои мотоциклы и разлетелись в разные стороны. Только один из них замешкался на обочине.
      Доули не обратил на парней ни малейшего внимания. И тут перед ним, словно из-под земли, вырос стройный красавец метис в ослепительно белом костюме. Он обратился к сержанту с какойто просьбой, сверкнув в улыбке белоснежными зубами. Доули беспечно поставил чемодан на асфальт и полез в карман.
      В этот момент юркий мальчуган лет четырнадцати неслышно вынырнул из-за ближайшей машины, подкрался к Доули с тыла и, подцепив чемодан сержанта за ручку, рванул его к себе. Увы!
      Юного любителя чужих вещей постигло горькое разочарование: чемодан лишь на дюйм оторвался от земли и тотчас тяжело опустился на место. При этом в его утробе громыхнуло что-то металлическое.
      Рывок был столь сильным, а противодействие столь неожиданным, что молодой разбойник потерял равновесие и, перелетев через злополучный чемодан, растянулся у ног Доули. Его сообщник, красавчик метис, попытался спасти ситуацию и выручить товарища. Он что есть силы двинул Доули в грудь обеими руками. С таким же успехом он мог бы толкнуть статую командора.
      Сержант мгновенно оценил обстановку. Правой рукой он, словно крюком, зацепил поверженную жертву коварного чемодана за ремешок штанов и сделал легкий мах.
      Тело несовершеннолетнего грабителя описало в воздухе плавную дугу и скрылось в колючем кустарнике - футах в тридцати от места происшествия.
      В то же время левой рукой Доули ловко заграбастал метиса за шиворот и рывком развернул на сто восемьдесят градусов - спиной к себе. Смачно прихлопнув корявой пятерней по заднице, сержант собрал в кулак материю на белоснежных брюках метиса и поднял того над землей.
      Невдалеке, на тротуаре, разинула пасть большая чугунная урна. Метис сразудогадался, какая участь ему уготована, и брыкался отчаянно, оглашая воздух певучими испанскими фразами. Увы...
      Ненасытное чугунное чрево благодарно приняло в себя тело несчастного. Крики умолкли, лишь в кустах все еще надрывался негодующий детский дискант - это юный воришка безуспешно пытался высвободиться из колючих цепких объятий. А потом унялся и он, затих вдалеке и треск мотоциклов, а две ноги, обутые в изящные сандалии, все еще болтались в воздухе.
      Доули высморкался на белые штанины, поставив, таким образом, точку. И тут до его ушей донеслось нежное мяуканье. Сержант медленно повернул голову на звук, и рот его разъехался в широченной щербатой улыбке сержанта поджидал старый боевой командир.
      - Клянусь моей лысиной, - простонал Мейсон, давясь смехом, - там, где ты, дружище Клиф, там и драка.
      - Разве это драка, сэр? - пренебрежительно хмыкнул Доули и сдавил руку Мейсона своей медвежьей лапой.
      - Легче, легче, - шутливо ойкнул Мейсон. - Я тебе еще предоставлю возможность порезвиться. Как ты, не против?
      - Только если будет настоящая драка.
      - Ну это я тебе гарантирую.
      - Тогда я за обеими руками.
      - Прекрасно! Значит, план действий такой:
      сейчас в отель "Амалькадо" - до вечера отдыхаем.
      Вечером у нас встреча с одним парнем.
      - Кто такой? - деловито осведомился Доули, небрежно подцепив свой чемодан и помахав им в воздухе.
      - Это наш гм... компаньон.
      - Из наших?
      - Ну как тебе сказать, - загадочно улыбнулся Мейсон. - Он служил в морской пехоте, но... не в Штатах.
      - "Бундес" или "дикий гусь"? - понимающе прищурился Доули.
      - Не то и не другое, - хохотнул Мейсон. - Ты не поверишь, но он служил в русской морской пехоте.
      Если Доули что-либо еще могло удивить, так это подобное заявление.
      - В русской? - изумленно вытаращился он. - Я не ослышался, сэр?
      - Ага, - подтвердил Мейсон, которого перспектива сотрудничества с "рашн" не то чтобы пугала, скорей забавляла. - Впрочем, он не совсем русский, он украинец и казак. Слышал о таких?
      - Это которые живут в Канаде? - сосредоточенно нахмурился Доули. - А как он к русскимто попал?
      - Ну... не совсем так, - покачал головой Мейсон, которого несколько шокировали географические познания отставного сержанта. - Вообщето Украина - это один из крупнейших штатов их бывшего Союза, вроде отдельной республики, что ли А парень жил в России... А казаки эти вроде были сначала на Украине, потом переселились или наоборот. У них сам черт не поймет - кто русский, а кто нет. Но это неважно. Главное - оказывается, этих украинцев здесь, в Южной Америке, как и в Канаде, хватает. Особенно много в Аргентине, но и в Колумбии достаточно. Так что этот парень тут быстро найдет себе друзей-соотечественников. Но и не это главное. Больше меня волнует, что он за человек и каков в деле. А что до меня... Ты ведь знаешь - я и с чертом подружусь, лишь бы черт порядочный попался.
      - Ну... не знаю.. - шмыгнул носом Доули. - Посмотрим...
      Мейсон нисколько не кривил душой, когда утверждал, что готов подружиться с порядочным чертом. Расовые и национальные предрассудки никогда не тревожили ни его душу, ни совесть. Он одинаково относился и к неграм, и к желтокожим, но русские... С ними Мейсон сталкивался только в бою, да и то раза три-четыре. Впрочем, и этого хватило, чтобы убедиться: воевать русские умеют, и это являлось для Мейсона лучшей характеристикой. Если человек умеет воевать - значит, не трус, не мерзавец, а настоящий мужчина и достоин уважения.
      С другой стороны, Мейсон никогда не верил бредням о загадочности и непонятности русской нации. Люди везде одинаковы, он-то перевидал их немало. А все же любопытно: какие они, русские тем более еще казаки и где-то украинцы при ближайшем рассмотрении.
      Мелешко на первый взгляд Мейсона даже немного разочаровал, но и подтвердил убеждение, что люди на земле мало отличаются друг от друга.
      Алексей Мелешко, если не обращать внимания на незначительный речевой акцент, ничем не отличался от стандартного янки. Ни внешностью, ни манерой поведения, ни даже, и это было самым удивительным, образом мышления. С другой стороны, внешность его и телосложение относились к типу, который всегда импонировал Мейсону рост выше среднего, подтянут и поджар, в меру накачан. Лицо открытое, простое. Не назовешь ни смазливым, ни уродливым, ни обаятельным. Подбородок и губы намекали на врожденное упрямство, но эту черту Мейсон ценил и в себе, и в других.
      И держался Мелешко независимо, но без чванства и излишней самоуверенности. Может, поэтому они легко и быстро нашли общий язык, как и полагается двум уважающим себя мужчинам-воинам.
      А душу старого солдата Доули Алексей сразу завоевал, когда, не поморщившись, выцедил полный стакан неразбавленного бурбона за знакомство и как ни в чем не бывало вернулся к разговору.
      А разговор получился деловой и серьезный.
      Обсудили почти все детали, Мейсон не мог не отметить профессионализма собеседника.
      Распределили роли.
      Доули поручился за поиски и доставку необходимого вооружения и снаряжения. В этом деле равных опытному вояке не было. За годы славной боевой карьеры Доули обзавелся дружками-побратимами по всему свету. Имелся у него такой дружок и в Колумбии.