Сергей Михайлов
      Иуда Искариот: предатель или святой?
      Исследование
      1. Введение
      2. Источники
      3. На чём основано настоящее исследование?
      4. Иуда Искариот в оценках евангелистов
      5. Евангельские свидетельства, имеющие отношение к "делу" Иуды Искариота
      6. Два аспекта "дела" Иуды
      7. Миссия Иуды
      8. Основные "пункты" обвинения Иуды Искариота
      9. Мотивы "преступления" Иуды, предполагающие злой умысел. Корысть, зависть, разочарование
      10. Иуда - казначей Иисуса. Обвинение в воровстве
      11. Эпизод в Вифании
      12. "Один из вас диавол"
      13. Мотивы "преступления" Иуды, основанные на благих намерениях. Вера в Иисуса
      14. Тридцать серебренников
      15. "Что делаешь, делай скорее"
      16. Поцелуй Иуды
      17. Раскаяние и смерть Иуды
      18. "Отвергнись себя и возьми крест свой"
      19. Двенадцатое колесо мировой колесницы
      20. Смысл слова "предать"
      21. Заключение
      Примечания
      Литература
      Приложение. Свидетельства Нового Завета об Иуде Искариоте
      Не одно дело, но все дела, приписываемые традицией
      Иуде Искариоту, - это ложь.
      Томас де Куинси,
      английский писатель и философ
      Камни в Иуду надо кидать осторожнее,
      слишком к нему близок Иисус.
      Дмитрий Мережковский
      Введение
      1.
      Традиция неумолима. Разрушение традиции, ломка устоявшихся стереотипов - дело почти всегда безнадёжное. Особенно если этой традиции две тысячи лет.
      Традиционный взгляд на историю предательства Иуды Искариота, двенадцатого апостола Иисуса Христа, общеизвестен. Иуда, согласно сложившейся традиции, повинен в совершении наиболее гнусного из всех известных человечеству преступлений - злоупотреблении доверием и доносе. Две тысячи лет деяние его ничего, кроме презрения и чувства омерзения, не вызывает, а имя Иуды стало нарицательным.
      В основе традиционных взглядов на историю предательства Иуды лежат три момента: слишком очевидная правомерность их основных положений и, как следствие, полное отсутствие желания анализировать эти взгляды; бездумная вера широких масс в устоявшуюся традицию; значительный срок существования традиции при отсутствии какого-либо приемлемого альтернативного подхода к данной проблеме.
      Однако непредвзятый анализ событий двухтысячелетней давности, засвидетельствованных очевидцами, заставляют усомниться в стереотипном представлении о предательстве Иисуса Христа одним из избранных им учеников.
      Цель этого исследования - не оправдание Иуды и уж тем более не попытка ревизии основных христианских догматов, - а установление истины. Ибо только истина сделает нас свободными - свободными от бытующих стереотипов и традиционных, зачастую ошибочных представлений о великих событиях, которые по праву считаются началом новой эры в истории человечества.
      2.
      Уже сама постановка вопроса, вынесенного в заголовок данной работы, способна вызвать у читателя недоумение. Поэтому, прежде чем приступить к ответу на поставленный вопрос, следует раз и навсегда определить точку отсчёта, ту базовую идеологическую платформу, на которой в дальнейшем будет возводиться здание анализа "предательства" двенадцатого апостола. Это необходимо сделать затем, чтобы, во-первых, сразу же задать направление нашему исследованию, и во-вторых, придать ему максимум устойчивости и ясности. Тем самым читатель обретает чёткое понимание нашей позиции и, в случае неприятия её, вправе отказаться от прочтения исследования на самом начальном этапе.
      Из всего множества подходов к данной проблеме можно выделить три основных: атеистический, традиционный (консервативно-догматический) и либеральный.
      Атеистический подход отрицает историчность описываемых в Евангелиях событий. Священное Писание с точки зрения атеизма - не более чем красивый миф, легенда, изобилующая сказочными, сверхъестественными чудесами. Всё божественное в нём отвергается, низводится до уровня досужих домыслов группы экзальтированных проходимцев и авантюристов. В лучшем случае признаётся факт существования некоего бродяги-пророка по имени Иешуа, каковых в те времена по земле древнего Израиля странствовало великое множество. Подвергнув ревизии основные догматы иудаизма, бродил Иешуа из города в город, из селения в селение, проповедовал новое учение, водил за собой толпы легковерных малограмотных простаков, переиначивая Закон, перетолковывая Пророков. А кончил тем, что по настоянию иудейских первосвященников был причислен к преступникам, предан римским властям и ими же казнён.
      Но если Евангелие в основе своей - вымысел, не представляющий интереса для научно-исторического исследования, а Иисус и его ученики - не более чем мифические персонажи или, в крайнем случае, идеализированные образы неких реально существовавших бродяг, основателей оппозиционной религиозной секты, то вполне очевидно, что для последовательного атеизма история Иуды, одного из учеников Иисуса, является всего лишь малозначительным эпизодом древнееврейского мифа и потому находится вне поля зрения серьёзного изучения. Более того, атеизмом эта история совершенно игнорируется, исключается из сферы его интересов как не имеющая в действительности места и лишённая исторического смысла. Отсюда - отсутствие какой-либо приемлемой методологической и мировоззренческой базы для построения "дела" Иуды Искариота, двенадцатого апостола Иисуса.
      Традиционный, или консервативно-догматический подход отличается другой крайностью - он непримирим к любой критике св. Писания, не приемлет каких-либо толкований библейских текстов, кроме тех, которые утверждены Каноном или прописаны отцами Церкви в их богословских трудах. В основе такого подхода лежит идея богодухновенности Библии. Это означает, что всё, изложенное в этой Книге книг, исходит от Бога и только от него, авторы же её являются не более чем посредниками между Богом и человечеством, донёсшие до нас божественную весть в понятном для людей виде - в виде священных текстов. Из чего следует, что Писание абсолютно истинно, и если в нём засвидетельствовано, что Иуда "вор" и "предатель", то это свидетельство не может и не должно подвергаться даже тени сомнения. Ясно, что при таком бескомпромиссном подходе оправдание Иуды в принципе невозможно.
      Здесь следует сделать одно существенное замечание: Библия, эта уникальнейшая книга, сотворённая, согласно Канону, самим Господом Богом и потому не имеющая себе равных, содержит тем не менее целый ряд серьёзных, порой неустранимых противоречий (вернее было бы сказать - парадоксов), что приводит к неоднозначным толкованиям некоторых её текстов не только вне, но и внутри самой Церкви. Яркое свидетельство тому - существование множества христианских конфессий, каждая из которых трактует то или иное положение св. Писания по-своему. Отсюда ясно, что ни о каком едином исчерпывающем своде догматов, принятых всеми конфессиями одновременно, речи быть не может.
      Тем не менее, в отношении Иуды все конфессии проявляют удивительное единодушие, и вердикт по "делу" двенадцатого апостола выносится один: виновен!
      Либеральный подход, напротив, основан на критическом отношении к священным текстам - отношении, не отрицающем основных догматов христианства, но и не следующем им слепо и бездумно. Св. Писание открыто для изучения и анализа, оно - бесценный материал для различных находок и оригинальных трактовок. Признаётся и идея богодухновенности Библии, однако теперь ей придаётся более вольная (свободная) интерпретация. Только с таких позиций возможно объективное, взвешенное, непредвзятое исследование деяния Иуды, свободное от крайнего догматизма и ортодоксальной непримиримости.
      3.
      В основу предлагаемого исследования нами положен именно этот последний, либеральный подход, и именно с этих позиций мы постараемся подвергнуть всестороннему анализу так называемое "предательство" двенадцатого апостола. Тем не менее, традиционная (консервативная) позиция, основанная на безусловном следовании догматам и канонам Церкви, так же имеет право на существование и потому будет приниматься в расчёт в ходе нашего исследования.
      Выбор либерального подхода как основополагающего в нашем исследовании, в противовес консервативно-догматическому, продиктован ещё и тем, что не только евангельская история, но и главные евангельские персонажи, их характеры, мировоззрение, жизненные позиции, судьбы следует воспринимать не в статике, как это принято существующей традицией, а в динамике, в развитии, диалектически. Догма же мертва, статична, поскольку, однажды возведённая в ранг закона, теряет способность к развитию, не терпит творческого переосмысления, накладывает вето на любые попытки свободного, "незаконного" исследования. Однако Библия - и в этом её непреходящая ценность - не вписывается в узкие и жёсткие рамки догмата, она - сама жизнь, а жизнь, как известно, не стоит на месте.
      Так, ученики, призванные Иисусом на служение, шаг за шагом проходят трудный, тернистый путь от неверия, малодушия, сомнений, душевной слепоты до истинной веры, подвижничества, мученичества во имя великой идеи Учителя. Однако не только его сподвижники, но и сам Иисус подвержен душевным терзаниям и духовным борениям, что сказывается на смене его настроений, смысле произносимых им речей, поступках. Слишком часто забывается, что Иисус не только Сын Божий, но и Сын Человеческий, и именно эта его человеческая ипостась зачастую заявляет о себе во весь голос, заглушает ипостась божественную, заставляет совершать поступки и произносить слова, которые поверхностными критиками воспринимаются как противоречия. Иисус накануне Голгофы - уже не тот, каким он был в начале своего служения. А его крик, прозвучавший с креста и обращённый к Отцу: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Мф. 27:41, Мк. 15:34) - не свидетельствует ли об обычном человеческом страхе перед смертью, страхе перед неизвестностью, о боли, терзающей его тело и душу, о сомнениях, одолевающих его, в конце концов, о надежде на помощь Отца? Этот крик мог быть исторгнут только из груди Человека, и именно Человек, бросивший кощунственный упрёк Отцу, именно Сын Человеческий, а не Сын Божий, умер на кресте.
      Источники
      1.
      Любое исследование нуждается в источниках, из которых можно было бы черпать необходимые сведения о тех или иных событиях. Иными словами, нам нужна информационная основа, которая могла бы служить поставщиком непреложных фактов и веских доказательств, способных пролить свет на историю "предательства" Иуды Искариота.
      Вряд ли подлежит сомнению, что в качестве такого источника следует избрать Новый Завет. Этот источник уникален уже в силу того, что впервые выводит на сцену мировой истории человека, имя которого давно уже стало нарицательным, апостола-злодея, апостола-преступника, в чьём облике, согласно устоявшемуся мнению, нет ни единого светлого пятна и деянию которого нет и не может быть оправдания. Обращение к этому источнику важно ещё и потому, что он признан Церковью богодухновенным, то есть созданным самим Господом Богом. Опираясь только на новозаветные писания как на единственный достоверный источник информации о двенадцатом апостоле, мы тем самым становимся, по крайней мере в этом вопросе, на единую платформу с ортодоксально-догматическим направлением в христианстве. Это позволяет нам, в случае необходимости, разговаривать с нашими оппонентами на одном, понятном обеим сторонам, языке. По той же причине отметаются любые другие информационные источники, в том числе и многочисленные апокрифы первых веков христианства.
      2.
      Определив, таким образом, источник информации, зададимся, тем не менее, следующим вопросом: а в какой мере мы можем доверять этому источнику? Или, более конкретно: действительно ли новозаветные авторы являются очевидцами событий, описанных в четырёх канонических Евангелиях и Деяниях апостолов?
      Следует признать, что единого мнения на этот счёт до сих пор не существует. Обратимся к свидетельствам отцов Церкви и исследованиям признанных авторитетов в области библеистики.
      Так, Ириней, епископ Лиона (180 г.), ученик Поликарпа, епископа Смирны, свидетельствует: "Матфей обнародовал своё Евангелие среди евреев на их родном языке, а Пётр и Павел проповедовали Евангелие в Риме, и основали церковь там. После их ухода Марк, ученик и переводчик Петра, сам записал для нас основы проповедей своего учителя. Лука, последователь Павла, собрал в книгу проповеди своего наставника. После них Иоанн, ученик Господа, который возлежал у Его груди, сам составил Евангелие, когда проживал в Ефесе, в Азии"[1]. Примем это свидетельство за своего рода отправную точку в дальнейших исследованиях.
      3.
      Марк. По поводу Марка все исследователи, как правило, едины во мнении: он был спутником и учеником ап. Петра. Ценность в этом отношении представляет свидетельство Папия, епископа Иерапольского (около 150 г.): "Марк, толмач Петра, записал с точностью, но не в порядке, все, что запомнил о сказанном и сделанном Христом, потому что сам не слышал Господа, а только впоследствии был, как я уже сказал, толмачом Петра, учившего, смотря по нужде, но всех слов Господних, в полноте не излагавшего. А потому, Марк не погрешил, записывая лишь кое-что на память и заботясь только об одном, как бы чего не забыть или не сказать неверного"[2]. Правда, у многих исследователей слова "сам не слышал Господа" вызывают вполне оправданные сомнения.
      Так, Дмитрий Мережковский полагает, что Марк, при жизни Иисуса бывший отроком лет четырнадцати, не только следовал за Петром в их общих скитаниях по древней земле Израиля, но и присутствовал на Тайной вечере и потому слышал последнее, самое сокровенное слово Учителя к своим ученикам. "Очень вероятно, что Марк слышал "воспоминания" Петра, ещё в 40-х годах, в Иерусалиме, где был, как мы узнаем из Деяний Апостолов (12, 12), "дом матери Иоанна Марка" (эллино-иудейское, двойное имя). В доме этом, как мы тоже узнаем из Деяний Апостолов (1, 13; 2, 2), собирались ученики, по воскресении Господа. Здесь-то, - может быть, в той самой "горнице" анагайоне, верхнего жилья, где, по очень древнему сказанию Церкви, происходила и Тайная Вечеря, и Пятидесятница, - мог слышать Иоанн-Марк "воспоминания" Петра"[3]. Более того, Мережковский считает (и небезосновательно) Марка "к Человеку Иисусу для нас ближайшим свидетелем". "Марку, - делает вывод писатель, - а не Матфею принадлежит, вопреки церковному преданию, первое место в историческом порядке Евангелистов. Вовсе не Марк, как думали прежде, заимствует у двух остальных синоптиков, а, наоборот, те - у него"[4].
      На тот же стих из Деяний апостолов ссылается в своём исследовании и прот. Александр Мень, допуская, что Марк вполне мог присутствовать на последней, Тайной, вечере в качестве тринадцатого ученика Иисуса[5]. "Марк упоминает не только подробности, которые мог сообщить ему очевидец Петр, добавляет историк, - но и, по-видимому, лично известные евангелисту. Например, лишь он один рассказывает о некоем юноше, оказавшемся свидетелем ареста Иисуса. По мнению большинства толкователей, это был сам Марк"[6].
      Полностью разделяет мнение Меня и Мережковского французский историк Эрнест Ренан, признанный авторитет в области библеистики, представляющий критически-атеистическое направление. "По-видимому, ещё будучи ребёнком, считает Ренан, - Марк кое-что видел из евангельских событий и, весьма возможно, был в Гефсимании. Он лично знал лиц, принимавших участие в драме последних дней жизни Иисуса... Рукопись, хотя и составленная после смерти Петра, в некотором смысле была произведением самого Петра; это был тот способ, которым Пётр имел обыкновение рассказывать жизнь Иисуса. Пётр еле-еле знал по-гречески, Марк служил ему переводчиком и сотни раз пересказывал эту чудесную историю"[7]. "Из трех синоптиков это самый древний и самобытный, тот, к которому менее всего примкнуло поздних элементов. Мы напрасно стали бы искать у других евангелистов столь определенных вещественных подробностей, как у Марка. Он охотно передает некоторые слова Иисуса на сирийско-халдейском языке. У него множество мелких наблюдений, безусловно идущих от свидетеля-очевидца. Ничто не мешает предположить, что этот свидетель-очевидец, несомненно следовавший за Иисусом, любивший его и сохранивший в памяти его живой образ, был сам апостол Пётр, как утверждает Папий"[8].
      Вывод, который делает Ренан, очевиден: "Евангелие Марка всё больше и больше представляется мне первообразным типом синоптического повествования и наиболее достоверным текстом"[9]. "Евангелие Марка более биография, написанная с верой, чем легенда. Характер легенды, туманность обстоятельств, мягкость контуров поражают в Евангелиях Матфея и Луки. Здесь же, наоборот, всё взято с живого, чувствуется, что имеешь дело с воспоминаниями"[10].
      Нельзя обойти вниманием и выводы немецкого философа и религиоведа XIX столетия Давида Штрауса. По мнению Штрауса, тщательнейшим образом изучившего как свидетельства отцов древнехристианской Церкви, так и труды своих современников, все четыре канонические Евангелия не могли быть созданы людьми, лично знавшими Иисуса или являвшимися очевидцами известных событий. "Внутренний характер и взаимоотношение евангелий, - утверждает автор, свидетельствуют о том, что эти книги написаны в сравнительно позднюю эпоху и под различными углами зрения и повествуют о фактических событиях не объективно, а в том виде, как их представляли себе люди того времени"[11].
      Не делает Штраус исключения и для Марка, которого считает "писателем позднейшей эпохи"[12]. "Относительно Евангелия от Марка мы не знаем даже и того, имеет ли оно какую-либо связь с тем трудом Марка, о котором говорит Папий"[13]. И если большинство исследователей сходится к мысли о том, что по времени создания второе Евангелие было самым ранним из всех канонических жизнеописаний Иисуса, наиболее достоверным и историческим, то Штраус придерживается иного мнения: "Можно уже и не говорить о том воззрении, согласно которому Евангелие от Марка следует будто бы считать "первичным" евангелием"[14]. Подвергается и совершенно очевидная для других историков связь евангелиста Марка с ап. Петром: "Евангелие от Марка не указывает на связь автора с Петром, личность которого выступает в этом евангелии ничуть не более, если не менее, чем в Евангелии от Матфея"[15].
      4.
      Матфей. Что касается евангелиста Матфея, то из цитаты Иринея не ясно, тот ли это мытарь, последовавший за Иисусом по его зову, или какой-то другой человек. Это сомнение разделяет и Мережковский, считающий, что евангелист Матфей и апостол Левий-Матфей - два совершенно разных лица[16].
      Той же точки зрения придерживается и Ренан, который не раз именует первого евангелиста "псевдо-Матфеем": "Конечно, Матфей не был составителем Евангелия, носящего его имя. Апостол умер задолго перед тем, как Евангелие было составлено, и кроме того, само произведение не допускает, чтобы автором его был апостол... Мы думаем, что имя св. Матфея было присоединено к одной из редакций Евангелия только тогда, когда греческий текст Евангелия, носящего его имя, был уже составлен"[17]. О происхождении данного Евангелия Ренан сообщает следующее: "Еврейское первоевангелие сохранялось до пятого века среди назарян в Сирии... Все отцы церкви находили это еврейское Евангелие весьма сходным с греческим Евангелием, носящим имя св. Матфея. По большей части они приходят к заключению, что греческое Евангелие, называемое от св. Матфея, переведено с еврейского. Это ошибочное заключение. Происхождение Евангелия от Матфея шло гораздо более сложными путями. Сходство этого последнего Евангелия с еврейским не доходило до тождества. Тем не менее, наше Евангелие от Матфея не что иное, как перевод"[18]. И далее: "Прежде, чем было составлено первое Евангелие, существовали сборники речей и притч, где изречения Иисуса были распределены в том или другом порядке по чисто внешним причинам. Автор первого Евангелия, найдя эти сборники уже готовыми, вносил их в текст Марка, не разрывая тонкой нити, их связывающей"[19].
      В итоге "получилось Евангелие, несравненно более совершенное, чем Евангелие Марка, но гораздо меньшего исторического значения. В действительности, Марк остаётся единственным подлинным документом жизни Иисуса. Рассказы, прибавленные псевдо-Матфеем к Марку, не более, как легенда... Ценность Евангелию Матфея придают речи Иисуса, сохранённые с удивительной точностью и, вероятно, в том порядке, в каком они были записаны. Это гораздо важнее точности биографии. Евангелие Матфея, правильно оцененное, самая важная книга христианства, книга, имеющая наибольшее значение из все когда-нибудь написанных"[20].
      Напротив, Мень в этом вопросе склонен придерживаться традиционной точки зрения, считая, что евангелист был именно ближайшим учеником Иисуса, его апостолом и очевидцем евангельских событий. В основу своего Евангелия (здесь Мень в целом согласен с предыдущими исследователями) Матфей положил им же составленные (примерно в 40-х года I века) "Логии", а также текст Евангелия от Марка: "Повествовательная часть Евангелия от Матфея во многом заимствована у Марка, текст которого почти целиком укладывается в Матфея и Луку"[21]. Подводя итог анализу источников и взаимосвязей синоптических Евангелий, Мень сообщает: "Марк дал материал греческому варианту Евангелия от Матфея и Луке; составитель греческого варианта Матфея, кроме "Логий" и Марка, располагал ещё каким-то письменным или устным источником. Этот же источник был использован Лукой, который черпал также из "Логий""[22].
      В отношении Матфея Штраус столь же категоричен, как и в отношении Марка. "Ни наше нынешнее первое евангелие не есть труд апостола Матфея, сообщает историк, - ни второе евангелие не есть труд Марка, помощника апостолов, о которых говорит Папий. Мы не знаем, как относилось наше Евангелие от Матфея к подлинному апостольскому труду, какими добавлениями последний обогатился и каким переделкам он подвергался"[23]. Что же касается собственно текста Евангелия, то Штраус считает его старейшим по отношению к трём другим каноническим благовестиям: "Мы должны будем первенство признать за Матфеевым евангелием. У нас есть основания предположить, что из всех евангелий оно одно даёт нам самое точное представление о том образе Христа, какой существовал в древнейшей христианской церкви... Мы вполне согласны с Бауром, когда он восстаёт против таких критиков, которые старейшими Евангелиями считают от Марка и от Луки: нам тоже всегда казалось, что первичным и наиболее достоверным является Евангелие от Матфея"[24].
      5.
      Лука. Лука, "последователь Павла" (по Иринею), не входил в число ближайших двенадцати сподвижников Иисуса, однако мы не исключаем возможности, что он мог быть свидетелем отдельных моментов жизни Учителя и писать своё жизнеописание Иисуса, так сказать, "с натуры": как знать, не был ли он в числе тех "других" семидесяти учеников, посланных Иисусом на служение, о которых сам же Лука и упоминает (10:1)?
      Заметим, что Лука считается также и автором Деяний апостолов. "Оба эти произведения принадлежат перу одного и того же автора... Дух, которым проникнуты Деяния, тот же, что и в третьем Евангелии"[25].
      Авторство Луки не отрицают ни Мережковский, ни Мень, ни Ренан. Так, Ренан считает, что "не имеется никаких серьёзных возражений против того, что Лука сам написал приписываемое ему Евангелие"[26]. "Относительно Евангелия от Луки сомнения невозможны. Это в точном смысле слова сочинение, основанное на документах, ему предшествующих. Творил человек, который выбирает, устраняет, сочетает. Автор этого Евангелия, конечно, одно лицо с тем, который писал и Деяния апостолов, а автор Деяний, по-видимому, спутник апостола Павла - название совершенно подходящее к Луке"[27].
      При этом Ренан не признаёт за третьим Евангелием высокой исторической ценности[28], считая его самым поздним из синоптических жизнеописаний Иисуса[29]. "Многие места у Луки буквально совпадают с Марком, а вследствие этого с Матфеем. Лука, несомненно, пользовался текстом Марка, мало отличавшимся от дошедшего до нас. Он, можно сказать, включил его почти целиком в своё Евангелие... Лука занимает по отношению к Марку то же положение, как и Матфей. И тот и другой расширили текст Марка дополнениями, заимствованными из документов, в большей или меньшей степени получившими своё начало в еврейском Евангелии. Многочисленные дополнения, внесённые Лукой в текст Марка и которых нет у Матфея, очевидно, взяты Лукой, по большей части, из устного предания"[30]. "Таким образом, - заключает Ренан, - Евангелие от Луки является Евангелием изменённым, дополненным и далеко ушедшим по легендарному пути"[31].
      Так же и Штраус не считает Евангелие от Луки исторически достоверным. "Об авторе Евангелия от Луки мы знаем по его же собственному предисловию, что он писал довольно поздно и, будучи писателем второстепенным, обрабатывал лишь старые источники"[32], - утверждает историк. Более того, он подвергает сомнению и связь евангелиста с ап. Павлом - связь, которую, как правило, признаёт большинство исследователей. "Близость третьего евангелия к Павлу, как и близость второго евангелия к Петру, оказывается, по-видимому, проблематичной... Очевидно, он не является спутником кого-либо из апостолов, за какового автор третьего евангелия принимался уже с давних времен"[33].
      6.
      Иоанн. Из свидетельства Иринея следует, что евангелист Иоанн и был тем любимым учеником Иисуса, "который возлежал у Его груди", то есть он вполне мог быть очевидцем интересующих нас событий. Свидетельство Иринея ставит под сомнение Мережковский, который полагает, что четвёртое Евангелие написано не апостолом Иоанном, а неким Пресвитером Иоанном из Эфеса: "Кто он такой, мы не знаем наверное, но очень вероятно, наш "Евангелист Иоанн" - только не Апостол, сын Заведеев, "ученик, которого любил Иисус", а кто-то другой, чудно с ним сросшийся двойник его, близнец, телом его отброшенная, но уже от него неотделимая тень"[34]. Однако Мережковский не отрицает правомерности и традиционно-догматического подхода к авторству четвёртого Евангелия.
      Прот. А. Мень в целом разделяет эту позицию. "Четвертое Евангелие носит имя Иоанна. По преданию им был не кто иной, как Иоанн, сын Зеведея... Согласно малоазийскому преданию, апостол написал свое Евангелие в 90-х годах"[35]. При этом Мень, так же как и Мережковский (оба, по-видимому, пользовались в своих исследованиях одними источниками и потому порой делают схожие выводы), допускает мысль о существовании двух разных Иоаннов. "Одна особенность четвертого Евангелия говорит против принадлежности его сыну Зеведееву. Об Иоанне там сказано в таких почтительных тонах, так подчеркивается любовь, которую проявлял к нему Иисус, что трудно отождествить автора с самим апостолом. Наводят на размышление и старинные иконы ап. Иоанна. В отличие от синоптиков, он всюду изображен диктующим, а не пишущим... Недавно Рэймонд Браун выдвинул гипотезу, согласно которой четвертое Евангелие есть запись рассказов и проповедей апостола. Позднее она прошла несколько этапов обработки, сохранив при этом неповрежденной основу Иоаннова предания. Кем были осуществлены эти записи и редакция текста, установить пока невозможно. Впрочем, не исключено, что завершил их некто Иоанн, живший тогда в Эфесе. Его называли пресвитером, старцем. Быть может, и Послания Иоанна, автор которых тоже называет себя "пресвитером", написаны этим человеком. Гипотезе о "пресвитере" не противоречат слова Послания, указывающие на непосредственное участие автора в евангельских событиях. Ведь, по свидетельству Папия, пресвитер Иоанн был одним из учеников, "видевших Господа", хотя и не входивших в состав Двенадцати... Знаменательно, что в Эфесе почитали гробницы обоих Иоаннов - апостола и пресвитера"[36]. Последний факт отмечает и Мережковский, ссылаясь на Дионисия Александрийского (III век)[37].
      Ренан именует автора четвёртого Евангелия не иначе как "мнимым апостолом"[38], отвергая мысль, что "четвёртое Евангелие могло принадлежать перу бывшего рыбаря из Галилеи"[39]. Французский историк конкретизирует свою позицию: "Предположение о том, что это произведение написано Иоанном, сыном Зеведеевым, никогда не разделялось мною вполне, но иногда я питал к нему все-таки некоторую слабость. В настоящее время я устраняю его совершенно, как невероятное... Четвёртое Евангелие не есть произведение апостола Иоанна. Оно приписано ему кем-либо из его учеников, около 100 г. от Р. X. Речи почти целиком выдуманы; но повествовательная часть заключает в себе драгоценные предания, отчасти восходящие ко временам апостола Иоанна"[40].
      На основе анализа древнехристианских свидетельств о четвёртом Евангелии Штраус приходит к выводу, что "оно появилось лишь во второй половине II века"[41]. Отсюда следует вывод о его невысокой исторической ценности и вольном обращении автора с историческим материалом: "Что касается Иоаннова евангелия, то мнение новейшей критики сводится к тому, что оно лишь мнимо обогатило евангельскую историю, ибо всё действительно историческое автор заимствовал из древнейших евангелий, а остальное совершенно самочинно и произвольно выдумал или переделал. С этим мнением нельзя не согласиться"[42]. Ясно, что, согласно этой версии, четвёртый евангелист не мог принадлежать к числу учеников Иисуса и уж тем более не имел никакого отношения к апостолу Иоанну.
      7.
      Какие же выводы делают историки относительно происхождения и исторической ценности евангельских текстов? Вновь обратимся к двум наиболее критически настроенным исследователям, которых по праву можно отнести к представителям атеистической школы, - Давиду Штраусу и Эрнесту Ренану.
      Согласно классификации Ренана, существовало три рода Евангелий. Во первых, это "Евангелия оригинальные, первоначально составленные единственно по устным преданиям, причем авторы не имели под рукой никаких ранее составленных текстов (по-моему, таких Евангелий было два: одно, написанное по-еврейски или скорее по-сирийски; в настоящее время оно утрачено, но много отрывков из этого Евангелия сохранено в переводах на греческий и латинский языки Клементием Александрийским, Оригеном, Евсевием, Епифанием, св. Иеронимом и др.; другое, написанное по-гречески - Евангелие св. Марка)". Ко второй группе Ренан относит Евангелия "отчасти оригинальные, отчасти заимствованные, составленный из комбинации прежде написанных текстов и устных преданий (такими являются: Евангелия, неправильно приписываемые апостолу Матфею и Евангелие, составленное Лукой)". И, наконец, в третью группу Ренан включает Евангелия, "составленные из вторых и третьих рук; составленные целиком по рукописям лицами, не имевшими никакой живой связи с преданием (таково Евангелие Маркиона и так называемые апокрифические Евангелия, заимствованные из канонических Евангелий путём расширения)"[43].