Глава шестая

«Да, сержант прав, явных следов преступления здесь нет, нет их и в миланском варианте, но чует мое сердце — за всем этим кроется что-то очень нехорошее. Итак, факты следующие. Двое суток назад Пьер Лебон звонит мне в Париж и сообщает, что его друг, Шарль Левьен, якобы бесследно исчез, а на его месте объявился некий двойник, как две капли воды похожий на Левьена. Да, простой смертный ни за что бы не заметил подмены, но в том-то все и дело, что Пьер Лебон — не простой смертный, его нос служит ему во сто крат лучше, чем глаза любому из нас. Значит ли это, что его свидетельство можно принять за истину? Думаю, да. Но если Левьен действительно подменен двойником, то это могло произойти только в отеле, ибо, во-первых, именно в отель его вызвали к необычному больному, пожелавшему иметь дело только с доктором Левьеном, во-вторых, именно в отеле исчез некий месье Дюк. Собственно, исчез не Дюк, а сам Левьен, Дюк же, или кто он там на самом деле, покинул отель уже под новым именем.

Что же происходит дальше? Лебон опознает в Левьене самозванца, спешит в отель, разыскивает меня и сообщает о сделанном им страшном открытии. А потом исчезает. Портье утверждает, что за этот день Шарль Левьен дважды посетил отель «Йорк»: первый раз, когда его вызывали к «больному», во второй же раз он приходил сам, якобы навестить того же «больного» и справиться о его здоровье. Если портье не ошибается, второй визит по времени совпал с телефонным звонком Пьера Лебона. Значит ли это, что и в исчезновении Лебона виновен человек, присвоивший себе имя Шарля Левьена? Похоже, что так, но за установленный факт эту версию принимать преждевременно. Видимо, между Левьеном и Лебоном происходит резкий разговор, во время которого Пьер Лебон изобличает самозванца, и тот, дабы не оставлять свидетеля… Что именно он предпринимает, остается пока загадкой. Характерно лишь то, что оба исчезновения — если они действительно произошли в отеле «Йорк» — не оставили никаких следов.

Теперь о событиях в Милане несколькими днями раньше. С неким Риччи внезапно происходят странные метаморфозы: он перестает считаться с женой, полностью игнорируя ее, путает имя собственной дочери и, наконец, приобретает шрам как минимум годичной давности. Первые два обстоятельства сами по себе еще ничего не значат — худо-бедно, но им все-таки можно найти обычные, бытовые объяснения, но вот третье… Здесь дело намного сложнее. Даже само по себе оно уже наводит на некоторые неутешительные мысли, а в совокупности с первыми двумя приобретает характер ярко выраженной патологии. Действительно, ни человеческий организм, ни современная медицина не способны в считанные часы зарубцевать свежий шрам, а о том, что возраст шрама исчисляется даже не днями, а часами, свидетельствует супруга Риччи. Какой же вывод напрашивается из всей этой совокупности фактов? А вывод тот же, что и в истории с Шарлем Левьеном: миланец Риччи был подменен двойником. Сам же Риччи бесследно исчез.

Следует ли отсюда, что между исчезновениями, а также между обоими двойниками существует какая-то взаимосвязь? Похоже, следует. Если сделать подобное допущение, то тут же возникает целый ряд вопросов. Во-первых, какая цель преследовалась обоими подменами? Во-вторых, кто они, эти двойники? В-третьих, следует ли ограничиться двумя случаями появления двойников или стоит предположить возможность и других подобных преступлений? Но если случаев не два, то сколько?.. В-четвертых, каков механизм подмены одного человека другим? Каким образом могли бесследно исчезнуть три человека? Или больше?.. И наконец, в-пятых: почему именно Лондон? Ведь и тот, и другой, покинув свои дома, в спешном порядке отправились в Лондон. Уж не готовится ли крупный террористический акт? Взрыв Букингемского дворца? Убийство премьер-министра? Боже, какая чертовщина в голову лезет!..»

Клод Реналь очнулся от своих мыслей, только когда такси замерло напротив двухэтажного коттеджа. Багровое предзакатное солнце мягко падало за альпийские вершины, оставляя на спокойной глади Женевского озера длинную, подернутую рябью, светящуюся дорожку. Дневной зной сменился вечерней прохладой, прозрачный воздух был напоен ароматами горных цветов, свежестью близкой воды, какой-то неземной умиротворенностью, спокойствием, тишиной, сытой и безмятежной сонливостью. Здесь, в одном из богатых пригородов Женевы, недалеко от французской границы, люди не просто жили — они получали удовольствие от жизни.

Клод Реналь отпустил такси и направился к коттеджу. «А неплохое гнездышко свил себе старина Джил!» — усмехнулся он, сдвигая шляпу на затылок.

Джилберта Сэндерса он знал уже лет пятнадцать, не меньше. Это был прекрасный полицейский, великолепный спортсмен, отчаянный, смелый, любивший риск больше собственной жизни, пускавшийся в совершенно немыслимые авантюры, участвовавший в десятках, если не сотнях стычек, в погонях, захватах, перестрелках. И при этом он всегда выходил целым и невредимым из любой самой скверной истории, всегда одерживал верх над врагом. Он прекрасно стрелял, в совершенстве владел несколькими видами восточного боевого искусства, знал несколько языков, обладал весьма серьезными сведениями из медицины, химии, криминалистики, юриспруденции, а также других областей знания, необходимых в его непростой работе. И при всем при этом имел оригинальный склад ума, некий талант к сыску, отлично понимал, что в его работе бурному финалу всегда предшествует будничная, кропотливая, порой заводящая в тупик, рутина. Словом, Джил Сэндерс был эталоном, к которому, как считал Клод Реналь, должны стремиться полицейские всего мира.

Сэндерсу не было еще и двадцати, когда он стал работать в сыскном отделе Скотланд-Ярда. Судьба бросала его из Портсмута в Ньюкасл, из Бирмингема в Глазго, из Белфаста в Лондон, пока наконец двадцати пяти лет от роду он крепко не сцепился со своим тогдашним начальством. С британской полицией пришлось проститься, но, перебравшись на материк, Сэндерс тут же изъявил желание служить в полиции французской. Тут-то он и встретился с Клодом Реналем, который вскоре стал его лучшим другом. Бок о бок на протяжении шести лет они ворошили гнезда преступного мира, врывались в тайны парижской мафии, вступали в единоборство с уголовными элементами всех мастей. Они прекрасно дополняли друг друга, дополняли и учились: Клод у Джила — решительности и быстроте, Джил у Клода — способности к вдумчивому анализу и умению оперировать фактами. Джил был непревзойден в действии, Клод же не имел равных в логике. Шесть лет постоянного общения принесли благотворные плоды для обоих, наградив их теми качествами, которых у них как раз не хватало.

Но случилось так, что Сэндерсу, или «британскому льву», как окрестили его французские коллеги, снова не повезло: во время ведения дела по раскрытию крупной банды фальшивомонетчиков он вторгся в недоступный для простых смертных мир одного высокопоставленного вельможи. Дело замяли, а не в меру ретивого сыщика вежливо «попросили» уйти из полиции.

Так в тридцать один год кончилась полицейская карьера Джилберта Сэндерса. О дальнейшей судьбе своего друга Клод Реналь знал только понаслышке. Кажется, Джил пустился в какие-то сомнительные авантюры, участвовал в секретных операциях в Анголе, Иране, Никарагуа, Панаме, на Ближнем Востоке. Несколько лет прожил в Центральной Африке. Сколотив изрядный капиталец на продаже своего опыта, рук и головы сильным мира сего, он внезапно вернулся в Европу и совершенно неожиданно осел в Швейцарии, купив коттедж на берегу Женевского озера. С тех пор прошло уже несколько лет, но о некогда отчаянном парне, Джиле Сэндерсе, ничего слышно не было. «Видимо, — решил Клод Реналь, — старина Джил окончательно вышел в отставку».

Телеграфировав Сэндерсу о своем желании навестить его по одному очень любопытному делу, комиссар Реналь не замедлил привести свое намерение в исполнение. Совместная итало-французская операция по разгрому международной шайки контрабандистов завершилась неделю назад, но особыми успехами ее финал не блистал. Пожалуй, единственным светлым моментом во всей этой акции оказалось обнаружение целого склада наркотиков в городке, вверенном бдительности комиссара Реналя; самой же банде удалось уйти почти без потерь. Получив от парижского руководства благодарность за прекрасную службу — что бы там ни было, а склад наркотиков был найден именно группой Клода Реналя и именно в его городе, — комиссар, пользуясь благорасположением начальства к своей персоне, попросил отпуск на пару недель и незамедлительно получил согласие. Эти две недели он намеревался посвятить частному расследованию дела Левьена — Лебона — Риччи, — частному потому, что для официального начала следствия пока не было оснований. Антонио Пеллони, его старый друг и миланский коллега, выразил искреннее сожаление, что не может помочь комиссару в этом расследовании — по крайней мере в ближайшее время: дома ждали неотложные дела. Сказав Марии, своей верной супруге, что едет навестить старого товарища по службе — а доля правды в этом действительно была, — Клод Реналь отправился к берегам Женевского озера, к Джилберту Сэндерсу. Помня о выдающихся способностях «британского льва» и о тех шести отчаянных годах совместной работы в парижской полиции, Реналь надеялся склонить его к поискам разгадки страшной тайны.

Дверь долго никто не открывал, но вот на пороге возник сам Джилберт Сэндерс. Это был крепкий коренастый мужчина, сильно загоревший, с правильными чертами лица, холодным оценивающим взглядом серых, глубоко посаженных глаз. Одет он был в голубой вязаный свитер и старые потертые джинсы.

Несколько секунд прошло в молчании. Наконец Сэндерс сказал:

— Заходи.

Повернулся и пошел в дом, давая гостю понять, что тот может следовать за ним.

«Даже руки не подал, — не на шутку обиделся Клод Реналь, — и взгляд у него какой-то колючий, настороженный, словно я к нему с обыском явился. А как он изменился за эти десять лет! От былой доброжелательности и открытости и следа не осталось…»

Не проронив более ни слова, Сэндерс провел гостя на второй этаж, в свой кабинет.

— Я не один, — бросил он на ходу, уже перед самой дверью.

«Женщина! — догадался Клод Реналь. — Вот почему он такой недовольный! Мое вторжение несвоевременно».

Но он ошибся. В кресле, у открытого балкона, сидел высокий худощавый мужчина и нервно курил сигарету. В глазах его застыли испуг и растерянность. «И тем не менее я им помешал», — решил Реналь.

— Извини, Джил, я, кажется, не совсем вовремя…

— Пустяки, Клод. — Сэндерс открыл бар над холодным камином. — Виски?

— Пожалуй, — кивнул Реналь.

Сэндерс наполнил три стакана.

— Это Ганс Миллер, — кивнул он в сторону мужчины в кресле, — мой… компаньон.

При звуке собственного имени тот слегка вздрогнул и затравленно посмотрел по сторонам, как бы в поисках пути к немедленному бегству.

— А это мой старый друг Клод Реналь, — произнес Сэндерс, представляя комиссара. — Из полиции, — добавил он, и в его последних словах Реналю почудилась какая-то скрытая многозначительность.

Миллер заерзал в кресле и неловко кивнул вошедшему.

— Садись, Клод, и будь как дома, — сказал Сэндерс, указывая на свободное кресло. — Честно говоря, не ожидал тебя увидеть.

«Не ожидал? — в недоумении подумал Реналь. — А телеграмма?» Но приобретенное с годами профессиональное чутье не позволило ему высказать свое недоумение вслух. Комиссар предпочитал больше слушать, чем говорить. «Кроме того, — предположил он, — у Сэндерса вполне могут быть причины не упоминать о телеграмме при постороннем».

— Решил вот навестить старого друга, — улыбнулся Реналь, закуривая. — Столько лет не виделись…

— Ты прекрасно сделал, что приехал, Клод, — отозвался Сэндерс и залпом выпил содержимое своего стакана.

Где-то за стеной послышался едва различимый шорох. Сэндерс и Миллер быстро переглянулись, затем Миллер поднялся и, извинившись, вышел из кабинета через вторую, только сейчас замеченную комиссаром, дверь.

— Тебя не узнать, Джил, — сказал Реналь, — ты стал настоящим рантье. Как живешь, старина?

Сэндерс усмехнулся.

— Прекрасно, Клод. Наконец-то я обрел покой и тишину. Надоело все… — Он махнул рукой и замолчал.

И все-таки было в его глазах что-то неприязненное, напряженное. Реналь видел, как он постоянно, но не открыто, а исподтишка наблюдает за ним.

— Ладно, Клод, поболтали и будет, — отрезал Сэндерс. — Выкладывай, с чем приехал. При нем, — он кивнул на пустое кресло, где только что сидел Миллер, — можешь говорить все без утайки. От него у меня секретов нет.

— Кто он?

— Я же сказал, — в голосе Сэндерса внезапно послышалось раздражение, — это мой компаньон. Надеюсь, ясно?

— Ясно, — проворчал Реналь.

Не нравился ему Сэндерс, видит Бог, не нравился, появилось в нем что-то отталкивающее, пугающее и, главное, чужое. Будто подменили его.

Подменили?!

Реналя прошиб холодный пот. Нет, не может быть. Чушь какая-то!.. Реналь тряхнул головой и сосредоточился.

— Послушай, Джил, мне нужна твоя помощь.

— Помощь? — Сэндерс пожал плечами. — Ты же знаешь, Клод, я отошел от дел.

— Да, я слышал. Но все же выслушай меня, Джил, может быть, мое предложение все-таки заинтересует тебя.

— Изволь. Но мой ответ ты знаешь наперед.

Тихо, почти бесшумно вошел долговязый Миллер и сел в кресло у балкона. Руки его дрожали.

Что-то мешало Реналю начать свой рассказ. Но вот он справился с одолевающими его сомнениями и поведал Сэндерсу все, что знал об исчезновении трех мужчин — двух французов и одного итальянца. Миллер слушал, закрыв глаза, с трудом сдерживая бившую его сильную дрожь, а Сэндерс сидел неподвижно и в упор смотрел на рассказчика. Наконец рассказ подошел к концу.

— Я был бы очень признателен тебе, Джил, — добавил в заключение Реналь, — если бы ты помог мне разобраться в этом темном деле. Мне нужен твой опыт, старина.

Несколько минут в кабинете царила тишина. Долго, очень долго, как показалось Реналю, Сэндерс мерил кабинет упругими шагами. Трижды наливал себе виски. Но вот он замер, широко расставив ноги.

— Клод Реналь, — заявил он официальным тоном, — я внимательно выслушал твое предложение и вынужден ответить отказом. Вот уже пять лет, как я отказался от участия в подобных авантюрах. Довольно крови, Клод. Я хочу умереть в собственной постели. Это все.

— Но, Джил, — вскочил Реналь, — поверь, готовится крупная афера! Мы не можем остаться в стороне, не имеем права!

— Мое решение окончательное, — сухо отозвался Сэндерс.

Клод Реналь вдруг понял, что дальнейший разговор бессмыслен.

— Извини, Джил, что нарушил твой покой.

— Да, именно покой, — холодно перебил его Сэндерс, — покой, о котором я мечтал долгие годы. Покой, который не променяю ни на какие блага мира.

— Ну, благ у тебя предостаточно. — Реналь обвел взглядом богатые апартаменты Сэндерса.

— Эти блага я заслужил собственным потом и кровью, — с вызовом ответил тот. — И не тебе упрекать меня, Клод Реналь.

— Да какие там упреки, — махнул рукой комиссар. — Жаль, Джил, очень жаль, я так на тебя рассчитывал. — Он порылся в карманах, вынул визитку, набросал на ней несколько слов и оставил на столе. — Если вдруг надумаешь, найдешь меня в этом отеле. Завтра в полдень я уезжаю. Прощай, Джил.

Реналь протянул руку, и Сэндерс нехотя ответил на рукопожатие. Вниз комиссар спускался один, Сэндерс провожать его не пошел. Вскоре хлопнула входная дверь, и грузная, неуклюжая фигура комиссара показалась на садовой дорожке. Он шел, понуро опустив плечи: замысел, на который Реналь возлагал столько надежд, кончился полным крахом.

Глава седьмая

— Ему все известно! — завопил Миллер, как только силуэт Клода Реналя растворился в надвигающихся сумерках.

— Перестаньте скулить, Миллер, — раздраженно бросил Сэндерс, — и без вас тошно.

Долговязый Миллер забегал по кабинету, всплескивая руками и хватаясь за голову.

— Он и нас расколет в два счета, — твердил он. — Помяните мое слово, босс.

— Последний раз повторяю, — зло процедил тот сквозь зубы, — меня зовут Джилберт Сэндерс. Господин Джилберт Сэндерс. Ясно?

— Да, господин Сэндерс, — с видом побитой собаки отозвался Миллер. — Но что же нам теперь делать?

— Прежде всего, не терять головы, — жестко произнес Сэндерс. — Да, нам не повезло с самого начала: двоих из пятерых сумели разоблачить. Но в этом виновата в первую очередь досадная случайность. Кто же мог предположить, что дочь этого итальянца зовут не Джоанной, а Евой! И потом, этот чертов шрам!.. Правда, шрам — это явный прокол майора Гросса, он должен был обратить внимание на столь существенную деталь физиономии Риччи. Но в остальном… Никто ж не знал, что этот дотошный дегустатор унюхает запах каких-то там духов. И ведь догадался, подлец, позвонить Реналю! Определенная доля вины лежит, конечно, и на самом Левьене — мог бы заранее сообщить Гроссу о проклятой способности своего дружка. И еще одна случайность, по-моему, самая роковая: все эти промахи стали известны именно Клоду Реналю. Я проработал с ним не один год и могу поручиться, что более способного сыщика не найти по обе стороны Ла-Манша.

— О Боже!..

— Да, Клод Реналь — опасный противник, — повысил голос Сэндерс, окидывая неприязненным взглядом собеседника, — но не следует предаваться преждевременной панике, Миллер. Во-первых, все, что нам сообщил Реналь, — всего лишь его домыслы…

— Но ведь это правда!..

Сэндерс усмехнулся.

— Об этом знаем только мы с вами, Миллер. Версия Реналя не подтверждена ни одним достоверным фактом, ни одним доказательством, и ему это отлично известно — иначе он не стал бы проводить расследование частным образом, а подключил бы к делу сыскную полицию. Нет, Клод Реналь отлично понимает, что он одинок в своих поисках, потому и обратился за помощью ко мне. Самым уязвимым местом во всей этой истории остается шрам Риччи, но и здесь положение не так уж безвыходно, как это может показаться на первый взгляд. Можно, если постараться, найти объяснение и зарубцевавшемуся шраму, которого еще вчера не было.

— Да какое же здесь может быть объяснение?!

Сэндерс снова усмехнулся.

— Еще великий Холмс говорил, что не существует таких событий, для которых человеческий разум не смог бы найти объяснений. Читали Конан Дойла, Миллер?

— Мне не до шуток, господин Сэндерс.

— А я и не шучу. Если Риччи не круглый идиот, то, будучи припертым к стене, вполне может предложить следующую версию. В уличной драке он получает удар ножом по лицу, затем, не теряя ни минуты, спешит за помощью к знакомому экстрасенсу, и тот в два счета рубцует шрам какими-нибудь пасами, заклинаниями или черт знает чем еще. Вы наверняка наслышаны о возможностях нынешних экстрасенсов. Так вот, попробуйте доказать обратное, если Риччи будет стоять на своем. Уверен, ни одна медицинская экспертиза не возьмется за это.

— Хорошо, пусть будет по-вашему, — сдался Миллер, — но ведь есть еще показания Пьера Лебона! От них так просто не отмахнешься.

— Как раз наоборот, Миллер, — возразил Сэндерс. — Учтите, человека, давшего эти показания, не существует… Нет, разумеется, Пьер Лебон жив и здоров. Просто он уехал, скажем, в Новую Зеландию по делам своей фирмы. Или на остров Калимантан. Внезапно собрал вещички и укатил неведомо куда. Ведь тело его не найдено? Так какие же основания считать его мертвым, тем более убитым? Да никаких, черт возьми! Вот и пусть полиция рыщет по всему свету, разыскивая ценного свидетеля. Что ни говорите, Миллер, но в этом деле Левьен проявил удивительную расторопность. Исчезновение Пьера Лебона — если, конечно, допустить, что именно Шарль Левьен причастен к исчезновению дегустатора, — было единственным выходом из создавшейся ситуации. Для дилетанта это весьма предусмотрительный шаг.

Сэндерс снова наполнил свой стакан спиртным.

— Вы слишком много пьете, — произнес Миллер, следя за манипуляциями босса.

— Не ваше дело, — грубо отрезал тот. — Лучше подумайте о себе. Что вы теперь намерены делать?

В глазах Миллера появилось отчаяние.

— Не знаю, господин Сэндерс…

— То-то и оно, что не знаете. — Сэндерс опорожнил стакан. — Вы уверены, что хоронили именно вашего двойника?

— Абсолютно. Я видел его лицо достаточно близко, как раз в тот момент, когда процессия проходила мимо меня.

— Проклятье!

Ганс Миллер подался вперед и зашептал, выпучив глаза:

— Я был там пятого сентября… Именно пятого сентября, три года назад, я сшиб того мальчонку… Насмерть! А он, — Миллер кивнул в сторону окна, — спас его, разбившись сам…

Миллер всхлипнул.

— Не распускайтесь, Миллер! — строго потребовал Сэндерс и брезгливо поморщился.

— За этого мальчонку меня и приговорили к смерти, — отрешенно продолжал Миллер, не слыша Сэндерса. — Так что же я выиграл? Что получил взамен? Ничего… И там, и здесь — одна смерть. Только здесь,

— он снова кивнул в сторону окна, — смерть героя, а там… там — смерть труса…

— Довольно!

— Майор Гросс обманул нас: здесь не так, как у нас. Здесь совершенно иной мир, во сто крат лучше. Неужели вы сами не видите, Сэндерс?

Сам этого не заметив, он опустил слово «господин», и это упущение не осталось незамеченным Сэндерсом.

— Ваша правда, Миллер, — мрачно произнес он, — прямого тождества здесь нет. И именно на мелочах мы и горим. Но в вашем деле, Миллер, вина полностью лежит на вас. Вы должны были прибыть в Цюрих самое позднее четвертого сентября.

— Я прибыл туда третьего, но… но рука не поднималась… на самого себя.

— Ваша идиотская сентиментальность поставила под угрозу срыва всю операцию. Учтите, Миллер, если акция сорвется по вашей вине, реабилитации вы не получите и приговор будет приведен в исполнение.

— Знаю, — чуть слышно отозвался Миллер, — но теперь я согласен на все, даже…

— Возьмите себя в руки, Миллер! Не забывайте, что у вас семья.

Миллер затравленно посмотрел на Сэндерса, в глазах его сверкнул злобный огонек и тут же погас.

— Да-да, семья… — глухо произнес он. — Что я должен делать?

— То, что предписано планом операции: беспрекословно подчиняться мне, — четко ответил Сэндерс. — Иначе…

— Я понял. Простите. Это была минутная слабость. Я к вашим услугам, Сэндерс.

— Это уже лучше, Миллер. И учтите, в Англии никто понятия не имеет, жив где-то в Цюрихе некий таксист Ганс Миллер или давно отошел в мир иной. Тем более документы у вас в порядке.

Солнце скрылось за Альпами, и мрак ворвался в дом Джилберта Сэндерса.

— Скоро ночь, а завтра в полдень он уезжает, — пробормотал Сэндерс, включая свет. — Времени в обрез.

— О чем вы, Сэндерс?

— О чем? Не о чем, а о ком. О Клоде Ренале. Его нельзя так просто отпускать, иначе он пойдет по нашему следу и распутает весь клубок сам.

— Один? — недоверчиво спросил Миллер.

— В том-то все и дело, что он и один, без меня, способен провернуть это дело. В этом его опасность.

— Его надо задержать!

— Истину глаголете, Миллер. Задержать же Реналя можно лишь двумя способами: либо принять его предложение и сыграть тем самым на два фронта, либо…

— Либо?..

— Либо заставить его замолчать навсегда, — резко закончил Сэндерс.

— Убить? — прошептал Миллер.

— Если вам по душе это слово, то да, убить. Но я бы предпочел термин «устранить».

— Что же вы предпримете?

Сэндерс пожал плечами.

— Не знаю. Но так или иначе, а ехать к нему придется. И немедленно. Там, на месте, обстоятельства подскажут, как мне действовать и какой вариант предпочесть.

— Вы забыли еще об одном обстоятельстве, Сэндерс. Там, в соседнем помещении, лежит ваш двойник.

Сэндерс усмехнулся и покачал головой.

— Ничего я не забыл, Миллер. Кстати, что за шум был слышен оттуда, когда Клод Реналь распинался здесь час назад?

— Ваш двойник попытался сползти с кресла, но сделал это столь неудачно, что ударился головой о край стола и потерял сознание. Когда я вошел, он уже лежал на полу.

Сэндерс кивнул.

— Что ж, — произнес он медленно, — прежде чем навестить Реналя, я думаю, следует покончить с господином Джилбертом Сэндерсом. — Он вынул из кармана портсигар. — Ваш при вас? — Миллер достал точно такой же и протянул Сэндерсу. — Оставьте его при себе. Уверен, он вам еще пригодится. Идемте.

Оба сообщника направились к двери, ведущей в смежное помещение. Сэндерс вошел первым. Взорам вошедших открылся еще один кабинет, отличающийся от первого лишь незначительными деталями. На полу, возле камина, лежал связанный человек. Лежал неподвижно, в неудобной позе. Лица его видно не было.

— Да жив ли он? — усомнился Сэндерс и склонился над телом. — Жив, — выпрямился он. Открыв портсигар, с минуту раздумывал, затем захлопнул и сунул обратно в карман. — Вот что, Миллер, оставляю его на ваше попечение, если что — уничтожайте. Портсигар у вас есть. Покончу с ним, когда вернусь. Сейчас главное — не упустить Реналя. Кстати, где он остановился? Принесите визитную карточку, там, на каминной доске.

Миллер вышел и тут же вернулся.

— Отель «Ницца», — прочитал он. — Это далеко?

— В двух шагах от коттеджа. Ждите меня здесь, Миллер, и не спускайте с него глаз. Этот тип на все способен, по себе знаю. — Он усмехнулся и с каким-то странным чувством посмотрел на двойника. Он боялся признаться самому себе во внезапной слабости: некогда твердая, не знавшая сомнений рука вдруг дрогнула. Сэндерсу показалось, что, уничтожив двойника, он уничтожит самого себя. По той же причине он ни за что не стал бы стрелять в свое отражение в зеркале. Суеверный холодок заполз в его душу и прочно поселился там.

Оставив Миллера наедине с бесчувственным телом, он спустился вниз, вывел из гаража новенький «бьюик» и через минуту уже катил по вечернему шоссе в сторону Женевы.

— Клода Реналя он нашел в небольшом парке возле гостиницы. Тот не спеша прохаживался по одной из аллей и был погружен в безрадостные думы. Парк в этот час был безлюден, и лишь редкие парочки порой попадались навстречу. Где-то вдалеке звучала музыка, раздавался веселый смех. Ночная тьма уже опустилась на этот уголок земли, тусклые фонари роняли бледный свет на густую листву старых сонных вязов.

— Клод! — окликнул Сэндерс, заметив широкую спину комиссара. Тот медленно обернулся и замер в ожидании. — Клод, я передумал, — крикнул Сэндерс, нагоняя Реналя. — Я согласен помочь тебе в этом деле.

Физиономия комиссара расплылась в широкой улыбке.

— Я верил в тебя, старина, — сказал он, похлопывая друга по плечу. — Я знал, что ты придешь, Джил, и заранее предупредил портье, где меня искать.

— Я не был в гостинице, — ответил Сэндерс, озираясь по сторонам.

— Я увидел тебя еще издали, и вот я здесь.

— Прекрасно, Джил! Пойдем, переговорим о деталях, здесь есть беседка, где нам никто не помешает.

Чуть в стороне от аллеи действительно видна была уединенная беседка, освещенная гирляндой лампочек, вокруг которых тучей вилась ночная мошкара. Здесь было тихо и пустынно, и лишь ночные шорохи порой нарушали безмолвие. Посредине беседки стоял кем-то сколоченный стол.

— Отлично, Клод! Здесь все и обсудим.

Они уселись по обе стороны стола.

— Прежде чем выслушать тебя, — начал Сэндерс, — я бы хотел знать, посвящал ли ты кого-нибудь еще в подробности этой истории?

Реналь на минуту задумался.

— В полном объеме — только Антонио Пеллони, — ответил он.

— Пеллони?.. А, это тот самый итальянец, который сообщил тебе о подмене Риччи! И больше никого?

— Нет, Джил, никого. А разве это так важно?

— Кто знает, Клод, — неопределенно ответил Сэндерс. В его тоне Реналю почудились какие-то почти неуловимые нотки, заставившие комиссара вздрогнуть.

Около четверти часа они обсуждали детали предстоящей операции, причем говорил в основном Клод Реналь. Внезапно Сэндерс положил на стол портсигар.

— Кури, — предложил он, и снова его голос заставил Реналя насторожиться. Комиссар запнулся на полуслове и пристально взглянул на собеседника. В глазах Сэндерса он не увидел ничего, кроме пустоты, на губах бывшего «британского льва» застыла кривая усмешка. Реналь понял: перед ним лицо убийцы.

— Ты же знаешь, я курю сигары, — ответил он в замешательстве. Холодок пробежал по его спине.

— Знаю, — словно удар хлыста, отозвался Сэндерс.

Крышка портсигара откинулась.