Во всем мире это есть. Сыновья выдающегося Горди Хоу достигли уровня сборной США, но не стали серьезными профессионалами НХЛ. В 2005 году я видел на чемпионате мира в Вене, как играет за американскую команду Ян Штястны — сын блестящего форварда, в прошлом игрока сборных Чехословакии, Словакии и клуба «Квебек Нордикс» Петера Штястны. Против него я играл не раз и могу точно сказать, что старший Штястны — звезда хоккея, а его парень просто крепкий игрок, не рядовой, но до папы недотягивает. Но вот дочь Петера — Кристина — унаследовала спортивные качества отца, его менталитет. Она еще в 2005 году, в 14 лет, стала одной из лучших теннисисток США среди сверстниц. И говорят, вскоре может раскрыться. Вот как иногда проявляются наследственные качества. Не в виде спорта, а в способностях, заложенных, если хотите, генетически. Эта девочка, наверное, родилась игроком.
      Я верю в судьбу. Считаю, что не случайно в моем детстве рядом оказался Евгений Мишаков, впоследствии заслуженный мастер спорта, хоккеист ЦСКА и сборной СССР. Он был человеком неравнодушным. Его волновали не только собственные дела, проблемы. Женя, по возможности, всегда был готов помочь, подсказать, направить дело в нужное русло. Эти его прекрасные человеческие качества имели прямое отношение и ко мне. Ведь Мишаков, собственно, сделал все от него зависящее, чтобы я вышел на международный хоккейный уровень.
      Я с удовольствием играл в хоккей, менять клуб не собирался, даже не думал об этом. Но однажды я поехал на стадион на Ново-Рязанской улице на матч против мужской команды «Локомотива», где выступали Мишаков, способный хоккеист Василий Адарчев, раскрывшийся позднее в ленинградском СКА. Понравился тренеру железнодорожников, и тот пригласил меня и еще нескольких ребят из дворовой команды — Петю Конова и Толю Шитикова — в клуб железнодорожников.
      Мы понимали, что если хотим научиться играть по-настоящему, то отказываться нельзя. С первых дней пребывания в «Локомотиве» я убедился в этом. Так состоялся выход на новый уровень, куда более качественный и профессиональный, чем детский клубный московский хоккей, хотя и ему надо отдать должное как важному этапу в движении вверх по вертикали.
      В первом же сезоне сыграл в первенстве СССР среди молодежных команд, матчи которого проходили на катке с искусственным льдом в Сокольниках. «Локомотив» занял четвертое место из шести участников. И это было неплохо. В молодежном советском хоккее доминировали воспитанники столичных армейцев и спартаковцев, сильной считалась школа «Крыльев Советов». И против меня играли многие способные хоккеисты — спартаковец Виктор Ярославцев, ставший позднее чемпионом мира, в «Крыльях Советов» — Валентин Панюхин, впоследствии один из лучших в ленинградском СКА. Собственно, и в «Локомотиве» были талантливые ребята: Саша Пашков — олимпийский чемпион 1972 года, классный вратарь, Борис Штанько, затем тренер ЦСКА. А на пути к финалу мы, железнодорожники, остановили армейцев, за которых выступали Владимир Расько, Николай Морозов — известный хоккейный судья, Александр Сафронов, Николай Подкопаев, которые затем попали в различные команды высшей лиги.
      На этом первенстве ко мне подошел знаменитый в прошлом армейский игрок и тренер Владимир Елизаров и пригласил в ЦСКА — играть за молодежную команду. «Тебе предоставляется шанс не просто поиграть за молодежную команду, — сказал он. — Не исключено, что на тебя обратят внимание в команде мастеров. В общем, если хочешь, готовься играть как следует. Сможечь сосредоточиться на подготовке — тебе же будут платить стипендию».
      Для меня это было важно. К тому времени умер отец — Петр Тимофеевич, мама — Мария Лукьяновна продолжала работать на фабрике «Дукат» и тащила на себе весь дом, четверых братьев — меня, Виктора, Александра и Анатолия. Я помогал, как мог, устроился на работу слесарем 3-го разряда на автодормехбазу № 3 в Коптево. Началась трудовая жизнь, в которой для спорта было не так уж много времени. Ну, кто сейчас поверит, что после этого человек попадает в команду мастеров и становится чемпионом мира и Олимпийских игр? Собственно, и речь об этом в современных условиях не идет, в 12–13 лет, когда раньше только начинали, нынче ребят списывают. Но в прежние времена случаи, подобные моему, имели место. Тот же легендарный Анатолий Фирсов попал в «Спартак», что называется, от станка.
      В общем, совмещать хоккей и работу мне становилось все труднее, нелегко было после 8-часового рабочего дня тренироваться. И ЦСКА с предложением Елизарова — это был потрясающий шанс, выход из положения: я мог играть и зарабатывать для семьи деньги. Говорю об этом искренне, ибо семья была для меня самым главным. Сегодня, когда мама и братья ушли, с волнением вспоминаю то время. Память сохранила массу эпизодов, каждый из которых по-своему дорог. Не так давно побывал в своем старом доме, где до недавнего времени жил Евгений Мишаков, вот и его нет. Площадка для хоккея стала лучше, но она пустует.
      Я на мгновение закрыл глаза и вспомнил, какие страсти кипели на простенькой «коробке» в пору моего детства. Не сомневаюсь, так было везде. И не в последнюю очередь поэтому сборная СССР была первой в мире. Спорт формировал патриотов родины. И мне совсем не стыдно сказать, что был счастлив, став октябренком, с гордостью носил пионерский галстук, затем были комсомол, партия — это была единая цепочка. Кто-то, наверное, имеет иную точку зрения, скажет, что всех нас дурачили, держали за роботов. Но через это прошли все — и люди, откровенно высказывавшие «крамольные» речи, и те, кто искренне любил страну. Она ведь многих сделала людьми. Это ни для кого не секрет.
      Никто не заставлял меня, когда учился в 5-м и 6-м классах, сдавать нормы ГТО, играть в волейбол, выступать за школу в лыжных гонках. Помню, как впервые встал на лыжи и именно пробежал на них дистанцию в 2 км, причем кататься толком не умел, но хотел показать результат. Это говорит о том, что мотивация существует всегда и во всем. Есть два направления — обучение и практика. Я понял это позже, став взрослым.
      Был рад, что попал в ЦСКА, в котором, конечно, здорово работали с мальчишками. Относились к нам требовательно, высокими были нагрузки, но это был интересный отрезок. Жаль только, что оказался он коротким. К сожалению, стипендию я не получил, естественно, огорчился, даже растерялся, не знал, как себя вести. Но спрашивать почему — не стал, постеснялся. Естественно, обострились домашние финансовые проблемы. С одной стороны, хотелось играть, но, как говорят, жить на что-то надо. Собственно, выбора у меня не было. К тому же я для себя решил, что в ЦСКА не подхожу. И снова пошел работать. Но ненадолго.
      Хоккейная селекция существовала всегда. Причем в СССР она велась на хорошем уровне. Массовых переходов, естественно, не было. И это, между прочим, обеспечивало стабильность клубам, каждому, понятно, по возможностям. Московская школа хоккея была мощной, она на начальном этапе развития снабжала всю страну. Однако способных ребят было много и На периферии, в небольших городках. И столичные клубы получали прекрасных мастеров из глубинки. Достаточно вспомнить Александра Мальцева и Владимира Мышкина, приехавших в столицу из Кирово-Чепецка, омича Виктора Блинова, пензенских воспитанников братьев Голиковых, Василия Первухина, Виктора Жлуктова из Инты, Бориса Александрова из Усть-Каменогорска… Меня, как и их, видели в деле тренеры, работники клубов, они обменивались информацией по молодым игрокам. В общем, весной 1962 года появилась возможность играть в саратовском «Авангарде», команде класса «Б». Тренер Валентин Николаев, работавший в Саратове, приехал в Москву, узнал, что есть такой нападающий Михайлов, переговорил с наставниками молодежной команды «Локомотива» — Владимиром Гороховым и Григорием Мкртычаном, получил необходимую информацию. И сделал мне официальное предложение, рассказал об обстановке в команде, ее задачах, пообещал зарплату — 220 рублей. Все это произвело на меня большое впечатление.
      Дело было не только в деньгах. Я почувствовал, что могу закрепиться в большом хоккее. То, что звали в команду низшего дивизиона, не пугало. Главное — игровая практика, возможности для роста. Кроме того, не я же один так начинал. Главное — звали, значит, с какой-то перспективой.
      Приехал в Саратов, устроился работать на «почтовый ящик» «Авангард» — оборонное предприятие, тогда ведь все спортсмены были любителями. С этого момента и началась моя профессиональная хоккейная жизнь. Правда, раньше все было гораздо проще, чем сейчас: на питание выдавали талоны, не было углубленного медицинского обследования и так далее. В общем, с хоккеистом не возились, как с писаной торбой. Но отношение к нам было добрым. С жильем все было без проблем: в заводском доме выделили приезжим игрокам этаж, чтобы было веселей, я и еще несколько человек обосновались в трехкомнатной квартире. Жил вместе с москвичами Сергеем Тарасовым, Володей Москвитиным (он затем одно время был тренером тольяттинской «Лады»).
      Местных игроков было мало. Они не стремились играть за команду мастеров — в Саратове было несколько предприятий, выступавших за первенство города. Хоккеисты из этих команд получали на производстве более высокую зарплату, и хлопот было меньше. Но с приходом в команду мастеров на пост старшего тренера Анатолия Гаврилина, известного саратовского футболиста и хоккеиста, работавшего с командой производственников на «почтовом ящике», стали у нас появляться многие местные хоккеисты, им помогали опытные Юрий Стрелков и Георгий Голубкин. Способные молодые игроки действительно были нужны.
      Сначала я играл на позиции центрального нападающего во втором звене. Но к концу сезона перевели в первую тройку, поскольку ее центральный форвард, по мнению тренера, с обязанностями не справлялся. И на флангах со мной стали играть Юра Малахов и Юра Стрелков.
      Сезон получился удачным — саратовцы заняли второе место вслед за спортклубом имени Урицкого из Казани. Тут и федерация хоккея СССР образовала новый класс «А», и «Авангард» оказался в нем вместе с казанцами, рижскими динамовцами.
      Осенью того же года приехал из Москвы Саша Кафтан, потом я рассказал тренерам, что есть у меня знакомый голкипер, и привез в Саратов Сашу Куликова, который стал классным вратарем. Знал его еще по «молодежке» «Локомотива». Появился в команде Роберт Дмитриевич Черенков, выступавший за столичное «Динамо» на позиции защитника, первый мастер спорта в Саратове. Он поиграл год и занял пост старшего тренера. Черенков пригласил в команду из столицы Стаса Щеголева, Костю Никифорова, Володю Яковенко, Сашу Сафронова. Конечно, росли и хорошие местные ребята, например Виктор Садомов, он впоследствии немало лет возглавлял саратовский «Кристалл». С приходом Черенкова наша команда стала более сбалансированной, работающей с учетом современных требований. Для меня это было важно. Сейчас я могу сказать, что Саратов стал как бы отправной точкой в моей профессиональной хоккейной жизни. В нем я получил первые уроки бытия команды мастеров, форм общения, подходов к работе.
      В конце второго сезона пребывания в Саратове, зимой 1965 года, «Авангард» участвовал в турнире в Кирово-Чепецке. Встретился с мужской командой «Крылья Советов», в которой были только что закончившие играть за мастеров выдающиеся хоккеисты — чемпионы мира Алексей Гурышев, Михаил Бычков, Альфред Кучевский. Я играл в центре — против Гурышева. Он подошел после матча и позвал меня в «Крылья Советов». Это было заманчивое предложение, знаменитая команда! Ее тренировал известный в прошлом защитник Сергей Митин.
      Летом, когда нас отпустили в Москву, я приехал на стадион «Красный Октябрь», позанимался вместе с Александром Мартынюком, Зарубиным, Игорем Дмитриевым. После тренировки жду, что будет дальше. Подошел Митин и неожиданно сказал: «Парень ты интересный — приходи через год». В общем, послал меня куда подальше. Приехал я домой на Хорошевку, рассказал все Жене Мишакову, а тот уверенно так говорит: «Не расстраивайся, все равно играть будешь». С надеждой на это я и отправился обратно в Саратов.
      Оснований не верить ему не было. Все ребята знали, что Женя честный и справедливый парень, уже хорошо знающий спорт изнутри. Он вообще был нашим хорошевским кумиром. К тому времени Мишаков уже поиграл в футбол за клуб «Локомотив» (Калуга), что мальчишкам казалось огромным достижением. Действительно, он мог стать хорошим футболистом. Но вот как распорядилась судьба! Женю знал тренер Владимир Горохов, живший рядом со станцией метро «Сокол». Он порекомендовал старшему тренеру Николаю Петровичу Морозову, который потом, кстати, был главным в сборной СССР, взять Мишакова в столичный «Локомотив». Тот посмотрел, как Женя играет за дублирующий состав, и сказал: «Паренек, пожалуй, стоящий. Но как я его в «основе» на поле выпущу с такими кривыми ногами?» Может быть, пошутил или не разобрался в способностях Мишакова. Короче говоря, в 1962 году оказался он в хоккейной команде московского «Локомотива», которую тренировал Анатолий Кострюков — известный защитник «Крыльев Советов» сороковых и пятидесятых годов, специалист высокого уровня и человек образованный, культурный. А в 1965-м Мишакова, как говорится, призвали в ЦСКА.
      Так вот, Женя не забыл про меня, сказал Анатолию Михайловичу, что есть в Саратове приличный парень Борис Михайлов. Правда, почему-то не назвал позицию, на которой я играл.
      Вскоре мы приехали в Москву на матчи против крепкой команды из города Электросталь, Кострюков специально пришел на каток в Сокольниках, посмотреть на то, что я из себя представляю.
      За несколько дней до этого заболел Черенков, наш играющий тренер. И я занял его место в обороне. Обе встречи мы проиграли, соперник-то был опытный, в составе было много хороших хоккеистов, прошедших школу московских команд мастеров. Но мне удалось в каждом матче забросить по шайбе, и в целом отыграл я неплохо.
      После второго поединка ко мне подошел Анатолий Михайлович. «Борис, — сказал он, — у тебя есть задатки, надо их развивать на уровне высшей лиги. У нас опытная команда. Если есть желание, можешь в Саратове рассчитываться, мы берем тебя в «Локомотив».
      Приехал в Саратов, рассказал, что и как. Конечно, Роберт Дмитриевич не хотел меня отпускать, у него же были в отношении меня и команды свои планы. Черенков был честолюбив и мечтал вывести «Авангард» в высшую лигу. Городское начальство вызывало — обещали 2-комнатную квартиру. Я не хотел обижать саратовцев — в конце концов, именно в «Авангарде» заиграл. Но отказаться от приглашения не мог. Кроме всего прочего, хотелось вернуться домой — в Москву.
      Гораздо позднее, когда стал тренером, сам прошел через это. Во время работы в ленинградском, а потом санкт-петербургском СКА не раз терял игроков, на которых немало сил истратил. Но куда деваться? Такова была в то время судьба тренера среднего клуба. Собственно, не сладкая у него жизнь и сейчас, но проще найти замену ушедшему, может, не полноценную, но как-то бреши прикрыть. Раньше было сложнее. Каждый переход обсуждался на уровне национальной федерации. И если стороны не договаривались, что называется, полюбовно, то процесс получался сложным. Подключалась местная пресса, обвинявшая того или иного хоккеиста в отсутствии патриотизма, уважения к землякам, к родному городу. Но вот что любопытно, заставить переходить игрока без его желания было сложно. Если дело касалось одного общества, скажем, перехода из свердловского «Спартака» в московский, профсоюзных клубов, то здесь многое решалось методом убеждения руководства центрального совета. Да и вообще, не договорившись с игроком, никто не затеивал истории с переходами, смысла не было. Единственный момент, в котором человек не мог ничего поделать, — призыв в армию.
      Я считаю, что способный игрок может уйти, если другой клуб сильнее и в нем у него есть больше шансов добиться высоких результатов. Правда, сейчас престижно играть не там, где команды с традициями, опытные тренеры, а в клубах, где больше платят. И это вполне естественно, так живут хоккеисты во всем мире. Безусловно, обидно, но в профессиональном хоккее дуться на кого-то просто глупо. Надо своими делами заниматься.
      В общем, на уговоры саратовцев остаться я не поддался и вернулся в Москву. Пришел на тренировку в «Локомотив», из которого в то время ушли в «Спартак» защитник Владимир Мигунько и нападающий Евгений Зимин, чуть раньше в армию взяли Женю Мишакова.
      Когда мы вышли на лед, Анатолий Кострюков неожиданно ставит меня в оборону, видимо, имея в виду, что я смогу заменить Мигунько. Подхожу после тренировки к Анатолию Михайловичу и объясняю — я защитником в Саратове не играл, был центральным нападающим, просто в оборону меня в том матче, который он видел, перевели из-за болезни Черенкова.
      Ситуация получилась, на первый взгляд, довольно курьезная. Но мне было совсем не смешно, предположил, что нападающий Кострюкову не нужен, и резонно сказал себе, что дела твои, Боря, плохи. Тем не менее он почти без раздумий сказал: «Ничего страшного. У меня «дыр» полно. В атаке попробуем тебя на правом фланге вместо Жени Зимина». Так с его легкой руки я занял позицию, на которой отыграл пятнадцать лет.
      Моими первыми партнерами в «Локомотиве» стали два Александра: Гришин — в центре — и Сафронов. Мне довольно быстро удалось освоиться справа, найти игровые контакты. Я, попав в команду высокого класса, где играли такие мастера, как Виктор Якушев, Виктор Цыплаков, Валентин Козин, Михаил Рыжов, Евгений Палеев, Борис Спиркин, Михаил Ржевцев, Юрий Цицинов, Александр Волков, Станислав Ильин, сразу понял, что ожидает меня более сложная жизнь, чем в Саратове. Железнодорожники однажды были призерами чемпионата СССР, всегда входили в пятерку лучших команд. Учебно-тренировочный процесс был интенсивным, Анатолий Кострюков учитывал все современные требования. Он, находясь на льду, постоянно подсказывал, как вести себя в матчах в различных ситуациях. Особое внимание уделялось игре в большинстве и в меньшинстве, быстрой смене звеньев, технике, броскам. В «Локомотиве» я понял, что такое подготовительный процесс — работа на земле, занятия с отягощениями. Это тяжелый труд. Но тогда я еще не знал, что все это семечки по сравнению с тем, что ждет меня в ЦСКА и в сборной.
      Уже закончив играть, я сравнивал тренерское искусство Анатолия Михайловича с методами работы других известных наставников — Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Всеволода Боброва, Бориса Кулагина, Виктора Тихонова, Константина Локтева. Так вот, по моему мнению, Анатолий Кострюков — из числа элитных специалистов. Он прекрасно знал все тонкости хоккея, держал игроков на дистанции, обладал даром внушения и убеждения, отличался жесткостью в работе. Не случайно он всегда помогал тренерам сборной, некоторое время возглавлял управление хоккея Госкомспорта.
      Попав в «Локомотив», я окунулся в большой хоккей. Первое время находился в восторженном состоянии. Как же, тренировался и играл в Сокольниках, на катке ЦСКА, в лужниковском Дворце спорта, жил на сборах на уютной базе в Баковке. В «Локомотиве» была дружная команда, жаль, что еще в советские времена ее расформировали. Здесь не было каких-то кланов, чинопочитания. Лидеры — Михаил Рыжов, Виктор Якушев, Виктор Цыплаков — и другие опытные игроки не стремились возвысить себя, взаимоотношения были ровными, спокойными.
      Конечно, когда дело касалось ошибок в игре, кто-то мог новичка упрекнуть, но делалось это аккуратно, без хамства. Наверное, кроме всего прочего, и поэтому «Локомотив», не имеющий таких возможностей, как ЦСКА, «Спартак», «Динамо», оставался в их компании. Хоккеисты понимали меру ответственности, и никто не трудился спустя рукава. Ко мне это вообще никогда не относилось. Моими лучшими качествами были скорость, жажда борьбы. Зная, что я не филоню, тренеры не считали потерянным время, которое посвящали моему совершенствованию.
      В сезоне 1965–1966 годов «Локомотив» занял пятое место, мне присвоили звание «Мастер спорта». Сейчас эта награда, пожалуй, никого не воодушевляет, в хоккее все прагматично, построено на рыночных отношениях. Стимул — деньги. Я же искренне радовался, понимал, что теперь нахожусь в компании известных игроков. И надо трудиться по полной программе. Ведь тогда была конкуренция за места в составах. Конечно, на первых ролях были московские клубы, и заиграть в них могли только способные люди. А вот отношение к москвичам было прохладным. Хоккеисты клубов с периферии на встречи с ними настраивались как на последние в карьере. И дело заключалось не только в хоккее. И болельщики нас, мягко говоря, не жаловали. Сама жизнь в столице качественно отличалась от условий в других городах, на порядок была выше. Для тех, кто жил в СССР, не секрет, что в Москве не было проблем с продуктами, одеждой. И это многих раздражало, хотя мы не были ни в чем виноваты. Вопросы надо было задавать не нам, а руководству страны.
      Женя Мишаков, когда я прочно обосновался в «Локомотиве», уже был в составе ЦСКА. Мы за железнодорожников вместе так и не сыграли. Но он не забывал про меня, подошел однажды ко второму тренеру армейцев Борису Павловичу Кулагину и сказал, что есть такой нападающий в «Локомотиве» Борис Михайлов, который неплохо играет и может подойти в нашу команду мастеров. Конечно, и Кулагин, и Тарасов меня в игре видели, но рекомендация имела все-таки особое значение. Не исключаю, Мишаков, возможно, и подтолкнул армейских тренеров в моем направлении. И вот после матча с ЦСКА подходит ко мне Кулагин и говорит: «С тобой хочет встретиться Анатолий Владимирович Тарасов, приезжай к бензоколонке у метро «Аэропорт». Наверное, необычное было выбрано место для встречи. Но я об этом ни тогда, ни сейчас не думал. Приехал, жду. Подкатывает 21-я «Волга», выходит Кулагин и говорит: «Садись». Забрался я на заднее сиденье, поздоровался с Тарасовым. «У тебя есть характер, настырность, желание играть, — сказал он. — Но ты в хоккее ничего не умеешь. Если хочешь, чтобы я из тебя сделал человека, забудь про футбол, думай все 24 часа о хоккее, спи на клюшках». Потом спросил, сколько я получаю, сказал: «У меня будешь получать меньше — 120 рублей». Гарантий, понятно, никаких не давал. В общем, огорошил меня. Я вышел из машины красный, как помидор. Вроде два года за команду мастеров высшей лиги отыграл, а здесь — ничего не умею.
      Я не преувеличивал свои возможности, но понимал, отталкиваясь от фактов, что могу неплохо играть. В «Локомотиве», например, был третьим по результативности. Имел в виду и еще один довольно любопытный эпизод, который свидетельствовал в мою пользу. После первого года пребывания в «Локомотиве» едва не попал в «Спартак». Тренировавший его Всеволод Михайлович Бобров сам сделал предложение. Он после одного из матчей подошел, дал листок бумаги с номером телефона и просто сказал: «Позвони». Потом я приехал в гости к Всеволоду Михайловичу в знаменитый дом у станции метро «Сокол», в котором жили многие известные люди, в том числе и Анатолий Тарасов. Разговор получился деловой. Осталось сказать «да» или «нет».
      К тому времени я уже был женат на Тане, с которой мы до сих пор вместе. У меня в комнате жить было негде — мама, три брата, у Тани жилищные условия были ненамного лучше. Пожалуй, именно это сыграло решающую роль. Но об этом — позже.
      Сейчас многое по сравнению с прошлым кардинально изменилось. Вы не найдете игрока нынешнего поколения в России, который бы жил так скромно, как я в шестидесятые годы, кстати, как и многие другие хоккеисты. Я это говорю к тому, что сейчас нет препятствий к полной самоотдаче в хоккее, но пятнадцать лет не было победных результатов, которые были у нас почти в каждом сезоне. Не собираюсь проводить какие-то параллели, никогда этим не занимался. И никто точно не узнает, кто был сильнее: мы, игравшие в шестидесятые-семидесятые годы, или парни, выступавшие в девяностых, играющие сейчас — в начале XXI века, чемпионы мира-2008. Изменилось очень многое, как заметил недавно один из наших заслуженных ветеранов, сегодня 18-летний мальчишка легко делает то, что было под силу не всем мастерам прошлых лет. Все верно.
      Вот только результаты и качество игры не всегда идеальные, хотя не надо принижать российский хоккей, он живет по новым правилам и, на мой взгляд, лучший в Европе. Мы прибавляем. Наконец, сборная России выиграла чемпионат мира. Понятно, мы в подготовке игроков не сильнее канадцев, но, посмотрите, какие в России таланты — Саша Овечкин, Илья Ковальчук, Женя Набоков, Саша Семин, Сергей Федоров — они лучшие и за океаном.
      То, что раньше называли переходами, а их было по два-три в год в каждом клубе, сегодня величают трансфертной политикой. Состоятельные команды не хотят ждать высоких результатов год или два. Молодежью, конечно, все занимаются, но если парень не проходит в основной состав, нет перспективы, его продают. Перемещения игроков в межсезонья носят массовый характер. Бывали случаи, когда клубы приобретали по пятнадцать и более хоккеистов. И тренерам надо быстро адаптироваться, находить способы создания сыгранных ансамблей в кратчайшие сроки. Ведь с наставниками сейчас также особенно не церемонятся. Такова современная мировая практика. Хотя замечу, что только в России наблюдается столь масштабная миграция хоккеистов. Кроме того, мы ежегодно теряем хоккеистов, выезжающих за океан в НХЛ. Ясно, и там непросто, достаточно вспомнить локаут 2004–2005 годов, когда — слыханное ли дело! — отменили сезон. Он закончился, и хоккеисты, выступавшие временно в России, вернулись в свои клубы. Есть люди, которые считали, что это снизит интерес к отечественному хоккею. Безусловно, но этого следовало ожидать. И нет смысла говорить об этом периоде как о трагедии. Ничего страшного не произошло. Надо было дальше работать. Что, собственно, и делается. На мой взгляд, последний сезон 2007–2008 годов был удачным во всех отношениях. Хоккей стал более привлекательным, качественным, в клубах появились хоккеисты, ранее игравшие в НХЛ, причем не только ветераны, но и достаточно молодые. Их не устроили контракты за океаном, и они предпочли Россию, нашу суперлигу с ее солидными гонорарами.
      Так вот, получил я приглашение от Всеволода Боброва. Приход в «Спартак» мог стать новой ступенью в моем хоккейном развитии. Всеволод Михайлович, которого считаю великим игроком и тренером, в ту пору создал «Спартак», который мог на равных бороться за золотые медали с ЦСКА. Кроме того, я имел представление, как играет Всеволод Михайлович. В ЦСКА была практика периодически проводить встречи молодежной команды и ветеранов. И раз в своей жизни я вышел на лед против Всеволода Боброва. Это были потрясающие впечатления, кроме него, за ветеранов играли многие известные мастера — Александр Виноградов, Виктор Шувалов — чемпионы мира, многие другие. Молодежка, конечно, проиграла — 6:14. Это было понятно, но поразило мастерство Всеволода Михайловича, забросившего шесть или семь шайб. Тогда и понял, почему ему нет равных, — блестящее, несмотря на травмы и возраст, катание, великолепная техника, потрясающее владение клюшкой, которую он, один на планете, умел перекладывать из руки в руку.
      Вот, говорят, великие канадские хоккеисты: Горди Хоу, Морис Ришар, Бобби Халл, Стэн Микита. Их боготворят за океаном. Так вот, на мой взгляд, Всеволод Бобров был лучшим в мире. Второго такого мастера я больше не видел. И не исключаю, что, играя в НХЛ, Всеволод Михайлович обошел бы всех тамошних звезд. Но, как я уже говорил, сравнения невозможны. Понять все можно, лишь вступив в контакты.
      К слову, и Бобров высоко оценивал мою игру. Когда его попросили высказать отношение к дебютанту сборной СССР Борису Михайлову, сказал, что ему прежде всего у новичка нравится боевитость. И пояснил: «Если Борис держит шайбу — у него почти невозможно ее отнять. Если он потерял ее — сейчас же бросается за «обидчиком» и нередко заставляет соперника отдать ее обратно. Своеобразная манера обводки (с нарастающим ускорением), идеальная выверенность паса, неудержимая стремительность и решимость в атаке, презрение к любой опасности на льду — вот качества, которые стремительно выводят его в число форвардов экстра-класса. И эта неудержимость передается его тройке, становится ее девизом и ее знаменем». Я был взволнован, узнав о такой высокой оценке Великого мастера.
      Но в «Спартак» я не попал. Помощником Анатолия Кострюкова был на редкость сообразительный тренер и человек Николай Иванович Карпов. Он узнал о предложении из «Спартака», и мне в «Локомотиве», можно сказать, мгновенно выделили однокомнатную квартиру. Когда я уже работал тренером, Николай Иванович однажды сказал, что зря он это сделал. «Я же не мог предположить, что стану старшим тренером «Спартака». Мне удалось выиграть два раза первенство страны, но мог бы побеждать чаще, если бы имел больше таких игроков, как Михайлов».
      Тем не менее спустя годы я прекрасно осознал, что переход в «Спартак» мог оказаться ошибкой. С одной стороны, это действительно было бы продвижением вперед. Но я мог остановиться только на команде мастеров. Из «Спартака» неожиданно ушел Всеволод Бобров, дважды после побед в чемпионатах страны недолго удерживался в роли главного Карпов. В начале семидесятых после двух побед в Кубке страны спартаковское руководство не устроил Борис Майоров. И происходило это не потому, что оба были слабыми наставниками. Руководители «Спартака» стремились только к победе, они не учитывали тот факт, что ЦСКА имел не только широкие возможности в плане приобретения игроков, но и что с ними в то время работали блестящие тренеры Анатолий Тарасов, Константин Локтев, позднее — Виктор Тихонов. В общем, остался я в «Локомотиве» до того времени, когда Мишаков переговорил с Кулагиным.
      Откровенно говоря, я опасался перехода в ЦСКА. Уж больно крутой характер был у Тарасова, о котором до сих пор ходят легенды, многое, кстати, о чем меня предупреждали, сбылось. Прежде всего я понимал, что для счета меня держать не будут. Если игра не пойдет, то отправят куда-нибудь на периферию — в армейский клуб Свердловска или Новосибирска, в Чебаркуль или вообще в Хабаровск. Но не в ленинградский СКА, который, пожалуй, был самодостаточным. Хотя и не богатым, но в определенной мере автономным.
      Поэтому решил посоветоваться с хоккеистами «Локомотива», с женой.