Предисловие

Александр Михайлов, по моему глубокому убеждению, весьма талантливый мастер, работающий в жанре детектива. Его отличают необыкновенно глубокое знание тех специфических событий, о которых он пишет, и великолепное чувство юмора.

Автор ничего не выдумывает, он черпает свои сюжеты из самого надежного источника — из жизни, из личной практики. В этом психологическая ценность книг Михайлова, их магического воздействия на читателей. И это неслучайно. Михайлов — один из самых высокопоставленных офицеров, когда-либо творивших в детективном жанре.

Генерал-майор ФСБ, генерал-лейтенант милиции в отставке, генерал-лейтенант полиции А. Г. Михайлов родился в 1950 г. в Москве в семье военнослужащего. В 1969—1971 гг. служил в Южной группе войск. Окончил факультет журналистики МГУ в 1977 г. Пятнадцать лет был на оперативной работе в КГБ. С 1989 г. возглавлял пресс-службу Московского УКГБ, а затем Центр общественных связей ФСК. В 1998 г. — начальник Управления информации МВД. Михайлов был руководителем Управления правительственной информации РФ. С июля 2003 г. — заместитель председателя Государственного комитета Российской Федерации по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ. Вот основные вехи его биографии.

Для миллионов читателей стали любимыми книги Михайлова «Контрольный выстрел», «Капкан на одинокого волка», «Встать до счета „три“», «Кевларовые парни». Он автор сценария фильма «Мужской талисман» (в соавторстве с Е. Галкиной).

«Байки с Лубянки» читаются взахлеб, от них невозможно оторваться.

Академик РАЕН

Валентин Лавров

С наружной шутки плохи

В последние годы советской власти в Москву приехал дипломат. Из тех, которые относятся к рыцарям плаща и кинжала.

Естественно, КГБ об этом знал и вниманием этого дипломата не обделял. Работали по нему плотно. Под контролем был каждый шаг шпиона, каждая встреча.

И он это чувствовал кожей. И это ему не нравилось, ибо мешало нехорошей деятельности.

Заметим, что этот дипломат нахалом был исключительным. Видно, так его учили в разведшколе Лэнгли.

Чего шпион только не выделывал, чтобы сбежать от наружного наблюдения! И на красный свет ездил, и через проходные дворы и прочие закоулки убегал.

Мучились мы с ним страшно. И потерять нельзя — от начальства нагоняй будет, — и в то же время нельзя заботу свою отеческую показать.

Повадился вредный дипломат от наружной разведки уходить через арку дома номер тридцать, что по Скатертному переулку. Юрк туда — и ищи ветра в поле.

Транспорта там почти не было, пространство открытое. Спрятаться нам некуда. За шпионом пойдешь — расшифруешься. Не пойдешь — объект потеряешь.

Что делать? Собрались мы на Лубянке, стали думу думать. Задача: как отвадить шпиона нырять в эту самую арку?

Нашли решение до гениальности простое: повесить над этой аркой запрещающий проезд знак — «кирпич». Ну, думаем, теперь этот прохиндей не сумеет ускользать от нас через Скатертный переулок!

Не тут-то было! Мы все рассчитали верно, да только не учли исключительную наглость нашего подопечного.

Дипломат-шпион на «кирпич» и не смотрит. Еще чего! Если и красный свет для этого типа не указ, то дорожный знак — тьфу!

Хотели с этим буржуазным наглецом действовать по законам советского гуманизма, но только не понял он нашей доброты, не оценил. Вынудил искать более жесткий укорот.

Продолжал шпион измываться над нашими операми, только силок для него был уже свит. Как поется в старинной песенке анонимного сочинителя:

Последствия, однако, случились.

Однажды ночью приехали ребята к дому в Скатертном да забетонировали мощный столб при выезде из арки, прямо посреди проезжей части.

С нетерпением стали ждать, как вражеский шпион встретится с этой новинкой в розыскном деле? Неужто новый трюк выкинет?

На другой день вновь начались гонки.

Вылетел наш дипломат из посольства, мы за ним. Начал он по Москве круги писать: по Садовому кольцу, по набережной Москвы-реки, вокруг бассейна «Чайка» два круга сделал. Жаждет уйти от прослежки, знать, встреча у него важная, которую необходимо скрыть от КГБ.

И вот дипломат наконец с Остоженки двинул на Арбат.

Наружка держит клиента, повсюду за ним поспевает. А тот, как всегда, на Скатертный несется.

Ребята, предвкушая удовольствие, за шпионом уже не таясь идут да ждут только, когда свой интерес обозначить. В азарт вошли.

Дипломат жмет и жмет на газ, вот и Скатертный. «Кирпич», понятно, его только подзадорил. Дескать, совки недоразвитые, навешали для себя всякой запрещающей ерунды, пусть сами и соблюдают.

Тут, согласно правилам драматургии, наступила кульминация и за ней финальная сцена с шумовым эффектом и замечательной педагогической развязкой.

Итак, клиент нырнул в арку и опять скорость прибавил. И тут… Скрежет железа вся округа слыхала.

«Мерседес» со столба два часа отковыривали.

А дипломат-шпион? Со всей бережностью вытащили его из искореженного авто, нежно переложили в «скорую помощь» и чуть позже бренное тело лучшим хирургам предоставили. Когда шпион вылечился, получил квитанцию на оплату штрафа.

Наш клиент больше не нарушал правила уличного движения и стал уважительней относиться к гостеприимному СССР.

Все лучшее — детям!

В Московском управлении КГБ был музей. Очень любопытный, от посетителей отбоя не было.

Но вот незадача! От посещения различного рода делегаций скопилось в запаснике подарков видимо-невидимо. И ковры, и поделки разные. Однако больше всего нам тащили почему-то чугунных, гипсовых и даже мраморных бюстов вождей. В свое время их наделали много, а вот теперь и нашли местечко, куда пристроить, лишь бы не выбрасывать на помойку.

Что с ними делать, с вождями? И так и сяк рядили с товарищами, не знаем, куда девать. Списать или выбросить нельзя, а хранить негде. Да и эпоха сменилась. Ну куда девать бюсты и статуи Ленина, Маркса, Энгельса и Дзержинского? Против этих персон мы, естественно, ничего не имели, но…

Коллеги мне советуют:

— А сходи ты к шефу. Он человек мудрый, даст полезный совет.

Иду. Так, мол, и так, говорю, скопилось множество подарков — вождей и мыслителей, что делать, не знаем.

Генерал, заваленный выше ушей важными делами государственного значения, непонимающе смотрит на меня:

— Что вы имеете в виду?

— Ну, скульптуры, бюсты, картины с изображением Ленина, Маркса…

Тут моего генерала телефонный звонок отвлек, я понял: один из руководителей государства звонит. Разговор нервный идет. Вопрос шеф решает очень серьезный и безотлагательный.

Мнусь с ноги на ногу, думаю: «Эх, принесла меня нелегкая, не ко времени я приперся!»

Закончил шеф разговор, взволнован, лицо красными пятнами пошло, а тут я столбом торчу. Генерал задумчиво долбит пальцами по столу, вдруг меня замечает, нетерпеливо говорит:

— Ну, давай скорей, что там у тебя стряслось?

Краснею, да отступать некуда.

— С подарками что делать? — спрашиваю, а сам себя идиотом чувствую.

— С подарками? — Лоб морщит, пытается вспомнить, о чем речь шла. — С подарками?.. Тоже мне проблема! Да отдай их в детский дом. Пусть сиротки пользуются, для них ничего жалеть не надо.

Так с открытым ртом я и вышел из генеральского кабинета.

Хохотали мы потом, глядя на тонны чугунных вождей. А для себя я вывод сделал: не лезь к начальству с глупостями, когда серьезные вещи решаются.

Это вам, товарищ генерал!

Однажды был я в областном управлении КГБ в командировке. Решили все вопросы и пошли обедать. Идем мы по коридору втроем—я, мой коллега Сергей Михайлович и начальник местного управления генерал-майор.

Вдруг перед нами распахивается дверь и вылетает заполошный опер. Сразу видно, в кабинете случился жаркий разговор. Опер в сердцах сплюнул на пол:

— Мудак! — и налетел на Сергея Михайловича.

Мы так и остолбенели.

— Это вы мне, молодой человек? — вскинул брови Сергей Михайлович.

— Что вы, товарищ полковник, не вам… — растерялся опер.

— А, это вам, товарищ генерал! — кивнул головой своему спутнику Сергей Михайлович, успокоился и пошел дальше по коридору.

Кавказский стол

В КГБ Кабардино-Балкарии приехали для обмена опытом бойцы австрийского антитеррористического подразделения «Кобра».

Солидные, крепкие, как и подобает бойцам спецназа. Целый день они показывали чудеса своей подготовки. И все бы ничего, да только по-русски — ни гугу. Ну, просто ни словечка.

— Это поправимо, — решили чекисты. —

Наутро заговорят как миленькие.

Подмигнули друг другу и широкоплечих австрийцев пригласили за стол. Что такое кавказский стол, рассказывать не надо. Не каждый тренированный боец доживет до середины стола. Нормальные люди месяц к таким столам готовятся. А тут хоть и грозная «Кобра», да без этой специфической подготовки.

Гульнули вовсю, со знаменитым русским размахом.

Утром чекисты пошли посмотреть результат своего эксперимента.

Заходят в комнату к одному австрийцу.

Толкают:

— Эй, геноссе, подъем! А он, не открывая глаз, шарит рукой по тумбочке в поисках стакана и вдруг отвечает на хорошем русском языке:

— За нас, за вас, за Северный Кавказ!

Верно говорится в старом анекдоте, что у чекистов и мумии говорят.

Легенда о младшем почтальоне

Давно это было. Во времена тоталитаризма и разных социальных экспериментов, связанных с сервисом.

На Лубянке готовились к проведению серии обысков. И как положено, накануне собрали всех участников — прокуроров, следователей, оперов. Разбили всех на группы, раздали постановления на производство обысков и выемок, время начала операции определили: в семь часов утра.

Договорились встретиться на Лубянке утром в шесть часов.

Зима была снежная, заносы. А один наш опер в Одинцове жил. Ну и случилось так, что электричка сильно опоздала.

Короче, приезжает коллега на Белорусский вокзал в семь пятнадцать и голову ломает: «Куда ехать? На Лубянку? Да там, небось, уже никого нет. Начальникам не объяснишь опоздание, претензии у них будут не к министру МПС, а ко мне. Так что по башке получу обязательно. А что, если сразу в адрес? Опоздаю, может, чуть-чуть, да ребята без меня там шмон начнут, не страшно!»

Короче, отправился опер в адрес, к клиенту. Если бы он знал, чем это решение обернется!

Надо сказать, что клиент достался редкий, ну, забулдыга натуральный, хоть и человек с положением в обществе, вроде бы серьезный. Во всяком случае, преступление совершил крупное, государственный секрет врагам открыл.

Этот объект накануне что-то отмечал в «Метрополе», может, гонорар свой предательский пропивал, только всю ночь без меры предавался возлияниям и лег спать около пяти утра.

В общем, спит, а тут звонок, человек с Лубянки прикатил, жаждет встречи с коллегами, которые, по расчетам нашего чекиста, уже вовсю обыск и выемку проводят.

Вот тут-то нашему оперу судьба подставила подножку…

В то утро на Лубянке случилась жуткая суматоха. Не помню, что произошло, но, когда наш чекист звонил в дверь спящего клиента, бригада еще и не выезжала. То ли печать забыли, то ли фамилию в постановлении перепутали…

Итак, все бегают, ругаются, начальство рычит — обстановочка еще та!

А наш опоздавший опер, не подозревая худого, уже на кнопку звонка давит и давит, уверен, что опергруппа уже давно тут делом занимается.

Но дверь почему-то не открывается, и чекист уже не знает, что делать. Пришла мысль: « Наверное, хозяина повязали и в Лефортовский изолятор отвезли. Опоздал я бездарно! Эх, пропала моя головушка!»

Уже собрался уходить, да вдруг за дверью послышались шорохи, шарканье шагов, глухое покашливание, вопрос: — Кто тут? Автоматически последовал классический ответ:

— Почта!

Замок отомкнулся, дверь открылась. Чекист остолбенел. Если бы он увидал кикимору болотную, то поразился бы меньше.

На пороге стоял красочный персонаж: рожа небритая, майка задом наперед надета, трусы семейные в звездочку до колен, алкогольный запах в ноздрю шибает.

— Чего тебе? — дыхнула рожа перегаром. — Чего людям спать не даешь?

Опер тут же понял, что «наших нету». Форс-мажор полный. Вляпался по уши, но отступать некуда. Надо как-то выкручиваться.

Выдавил из себя:

— Вы товарищ Иванов будете?

— Ну, Иванов я. А ты кто? — спрашивает клиент. А сам вид имеет дикий, не поймет, на том он свете или еще на этом.

— Кто — я?

— Ну, ну, кто ты и чего приперся?

Закрутились мысли в голове, помогла профессиональная смекалка, осенило опера: мужик в таком состоянии, что всему поверит. К примеру, скажи: присудили тебе Нобелевскую премию и сейчас мешок с валютой привезут, — поверит!

Эта мысль согрела опера, сообщила смелость мысли, отправила в творческий полет. У него созрел план беседы.

— Почтальон я, — повторяет опер. — К вам, дорогой товарищ Иванов, пришел. С новостями, так сказать. — А сам лихорадочно думает, как дальше лепить горбатого и что говорить.

Хозяин головой помотал, чтобы мозги на место поставить, и рукой махнул:

— А, с новостями! Ну, почтальон, тогда проходи сюда, на кухню! Садись на табуретку. Только на хрена мне твои новости, лучше бы бутылку принес.

Вошел опер и продолжает лихорадочно соображать: что дальше делать?

А клиент прямо из-под крана воду хлещет. Трубы, видно, горят. Попил, вздохнул, видно, что чуток полегчало.

— Ты кто, говоришь, а? — снова спрашивает ничего не соображающий клиент.

— Почтальон, — стойко держится легенды опер. Уходить теперь нельзя, к телефону хозяина подпускать — тоже нельзя. Короче, «всех впускать, никого не выпускать». Трудное положение!

Клиент вдруг плачущим голосом говорит:

— Почтальон, дорогой человек! Сбегай за бутылкой, а? Держи червонец, сдачу себе возьми. Уж очень на душе муторно! Будь человеком, а?

— Еще одиннадцати часов нет, водку не продают, — нашелся опер.

— Ты, дорогой, с заднего хода, Клавку спроси, скажи, что от инженера Иванова пришел, она тебе вынесет. Я ей недавно мебельный гарнитур румынский доставал. Скажешь, что от меня, она тебе даст все, что захочешь.

— Никак не могу, дорогой товарищ Иванов! Я, так сказать, при исполнении и прочее.

Клиент моментально рассвирепел:

— Ну так исполняй и проваливай! Я сам в магазин сползаю, мне Клавка в любое время отпускает. А ты-то за каким хреном сюда приперся, а?

— Для вас, товарищ Иванов, есть телеграмма.

— Так давай, — протягивает руку, — и чеши отсюда!

Опер продолжает сочинять:

— Я, видите ли, всего лишь младший почтальон. У нас с этой недели, по постановлению Совета министров, новая форма обслуживания. Сначала младший почтальон приходит, предупреждает клиента, чтоб тот морально мог подготовиться. Мало ли чего в телеграмме? Может, дальний родственник денег в долг просит, а может, еще хуже — теща сообщает о своем приезде. Потом вскоре старший почтальон телеграмму приносит и под расписку торжественно вручает. Тут я иду как понятой, простите, то есть как свидетель. Это называется забота Коммунистической партии и правительства о советском человеке.

— А, вот что! Совсем вы там охренели! Ну что ж, будем ждать. Эх, сейчас бы хоть сто грамм! — И от безысходности снова присосался к водопроводу. Предлагает: — Эй, младший почтальон! Давай хоть чай пить, а?

— Заваривайте, товарищ Иванов, покрепче!

Сидят, чай пьют, разговоры разговаривают. Клиент анекдот про Брежнева травит: китель у того на пол с орденами упал, а сейсмологи землетрясение зафиксировали.

Опер ради вежливости хихикнул и тоже что-то рассказал.

Потом клиент стал спрашивать про условия работы почтальона и про его оклад, бывают ли премии. Наш-то лепит горбатого, отвечает что-то, а сам где почта местная не знает. Прямо обмирает весь: вдруг клиент спросит? У клиента сознание стало возвращаться, он уже с подозрением смотрит на гостя:

— Почтарь, где твой старший, а? Ты тут до вечера сидеть будешь? Мне надо за бутылкой идти…

Опер успокаивает:

— У вас телеграмма очень важная, старший почтальон обязательно скоро придет.

— О чем она, телеграмма-то? Чего-нибудь случилось?

— Я подписку дал о неразглашении. — Посмотрел на часы. — Да где он, козел, задерживается? Давным-давно пора! Наверное, вот-вот появится…

Опер как в воду глядел: в этот момент раздался звонок в дверь. Обрадовался клиент Иванов:

— А вот и твой старший пожаловал!

Побежал открывать, а там известие: опергруппа с ордером да в придачу прокурор и двое понятых.

…Опохмеляться пришлось через восемь лет, а пока что совершили прогулку во Внутреннюю тюрьму КГБ, что была на четвертом этаже на Лубянке: с пальмами в коридоре, с унитазами и раковинами в камерах.

Может, сказать что хотели?..

Служба по борьбе с организованной преступностью получила сигнал, что в Москву привезли большую партию оружия. И адрес наружная разведка дала. Улица такая-то, дом такой-то.

Пока все детали захвата уточняли, ночь наступила.

Короче, часа в два приезжаем в адрес. Улица на окраине, фонари тусклые, снег по колено, в подъезде лампочек нет. Фонариком посветили, нужную квартиру нашли. Звоним.

— Кто? — спрашивает мужской голос.

— Кто-кто? Ив Кусто. Милиция, — отвечаем.

— Не вызывали, — хамит мужик через дверь.

— Открывай, — говорим, — дверь выломаем.

— Только попробуй! — И он на второй замок: щелк, щелк!

Тут времени терять нельзя, не в игрушки играем. Может, он из гранатометов в нас садить начнет, пока мы у двери барахтаемся?

Приняли неотложные меры. Ба-бах! — припасенной на тяжелые случаи кувалдой ахнули по двери.

Дверь слабая — в щепки! Влетели, мордами всех в пол уткнули…

Где тут гранатометы? Ищем, ищем, всю квартирную скудность перерыли.

Нашли только полмешка картошки да на балконе ведро с квашеной капустой. Нет оружия! Но ведь партия гранатометов не иголка!

И тут мысль страшная озаряет.

— Корпус какой? — шепотом спрашиваю руководителя операции.

— Второй, — говорит.

— А это — первый! Кошмар! Исчезаем…

В общем, ушли мы тихо и вежливо, по-английски. А хозяева, по-моему, так и не поняли, зачем дверь сломали, всех на пол клали, сапогами топали: «Может, сказать чего хотели?»

…Но гранатометы мы нашли. Там, где надо, то есть в соседнем панельном доме. Целый уазик нагрузили.

Но с той поры адреса все-таки уточнять стали.

Гуд бай, Америка!

Сколько сказано про чекистов, которые во времена ушедшие сопровождали творческие коллективы за границу. Даже песня такая была на мотив «Сурка». Помните: «И мой сурок со мною»? Сурок — это, понятно, сопровождающий из КГБ. Что правду таить? Недолюбливали сопровождающих.

Но и сами сопровождаемые часто в памяти оперативников оставляли незабываемые впечатления. То по помойкам автомобильным лазят, то по ошибке в супермаркете чужие перчатки себе в карман засунут, а то и вовсе бумагу в общественных туалетах воруют и к тому же попадаются…

Много лет назад один знаменитый коллектив выезжал в Соединенные Штаты.

Гастроли шли в сложной обстановке. Только что над Тихим океаном был сбит южнокорейский «Боинг».

Весь мир бурлил, газеты и телевидение обличали «советских злодеев». Демонстрации и провокации сопровождали коллектив все гастроли, будто мы его сбили.

Не поездка — сплошные мучения!

Но всему приходит конец.

Оперативный работник уже считал минуты до отлета. Собран чемодан, через час должен подойти автобус, чтобы отвезти наших артистов в аэропорт.

Все прошло дисциплинированно, слава богу: никто не сбежал, никто в шопах не попался.

Вдруг телефонный звонок. Рыдающий голос одного из знаменитых артистов молит о помощи:

— Ужасный случай! Умоляю, скорей зайдите! Очень прошу!

Нервы и так на пределе, а тут такой сигнал.

Адреналин ударил по ушам.

Опер, ожидая самого страшного, тайфуном ворвался в номер звезды.

То, что увидел доблестный чекист, потрясло. На кипельно белом пушистом ковре, среди осколков разбитого стеклянного столика, расплывалось огромное кровавое пятно. На полу валялся нож…

— Так-с! — сжал кулаки опер. — Замочил! Куда, паразит, труп дел?

Артист, обхватив голову, рыдал и не произносил ни слова. Трагедия потрясла его.

Опер лихорадочно пытался сообразить, где труп.

Он бросился в ванную, но там царила стерильность и чистота.

— Куда заховал труп? — гневно повторил опер, готовый задушить убийцу, по вине которого рухнула карьера чекиста. С ненавистью стал трясти убийцу за плечи: — Куда труп спрятал? Отвечай!

На артиста было жалко смотреть: сам бледный, взлохмаченный, рукава светлой рубахи по локоть в крови. Он пролепетал:

— Какой труп? — и далее поведал историю, которую оперативник не забудет никогда. Как и сам артист, впрочем.

Оказывается, собирая вещи, артист обнаружил сморщенный пакетик русского борща — «письмо», как его называли. Это была унизительная принадлежность всякого советского человека, выезжавшего за рубеж. Валюты выдавали так мало, что приходилось экономить на всем, и в первую очередь на питании.

Что делать с «письмом»? Выбросить жаль, везти обратно — смешно, да и таможенников стыдно, артиста чуть не каждый день телевидение показывает, и все в лицо знают.

Артист достал из чемодана электроплитку, которая успела побывать с ним на гастролях в пятидесяти странах, поставил ее на роскошный стеклянный столик и налил воду в огромную солдатскую кружку — все это постыдные атрибуты нашей заграничной жизни в те годы, — стал варить.

Нагрелась плитка, закипел суп, горячие капли брызнули через край, и… стекло дорогого столика не выдержало издевательств, лопнуло. Борщ полетел на пол, заливая светлый ворсистый ковер.

Престиж русской богемы был поколеблен: «Мало нам „Боинга“, что ли…»

Немного покумекав, опер стремительно выработал остроумный, смелый план и моментально его осуществил.

Спустя минуту-другую огромный лоскут такого же ковра был вырезан лезвием «Балтика» в холле этажом выше. Несколько мазков клеем, и вот уже на месте кровавого пятна чистейший коврик. Даже расческой по нему прошлись, чтобы волокна легли как надо.

Такой же столик тайно умыкнули из соседнего пустующего номера. (Благо инвентарных бирок нет.)

Через полчаса еще возбужденный опер и ополоумевший артист покинули отель.

Лайнер взял курс на СССР, в котором народные артисты за границу вынужденно везли краковскую колбасу и конверты с борщом.

Гуд бай, Америка!

P.S. Много лет спустя мой приятель-опер встретился с давним знакомым — знаменитым певцом. На аристократической тусовке тот пел какую-то веселую песенку и счастливо улыбался. И, глядя на баритона, опер с улыбкой вспомнил трясущегося, перемазанного красной жижей постояльца отеля «Хилтон».

Но как давно это было! В прошлом веке, в другие времена.

Съеденный Дзержинский

Был у меня сослуживец. Нормальный, в общем, человек, но увлекающийся. Видать, мало ему филателистической страсти — коллекционирования почтовых марок, неожиданно загорелся идеей — собирать бюстики великих людей. Знаете, такие маленькие, в советское время повсюду продавались?

Не стал дело в долгий ящик откладывать. После службы отправился в ГУМ, благо от Лубянки — два шага. Где-то в отделе канцелярских товаров отыскал гипсовые фигурки, с ладонь размером, по семь рублей за штуку.

Подумал: «Чекисту приличней всего с Дзержинского начинать!»

Принес фигурку домой, поставил на письменный стол. Любуется. Позвал жену и четырехлетнего сына. Говорит с гордостью:

— Смотрите, это — Железный Феликс! Точь-в-точь как на площади под моими окнами.

Жене фигурка тоже понравилась, а сынок ее даже ладошкой погладил:

— Класивая какая! Зелезная…

Тут в гости коллега заглянул, бутылку принес. Разлили по рюмкам:

— За добрый почин! За Железного Феликса!

…Естественно, что на другой день весь отдел знал о приобретении коллекционера, обещали пополнять столь любопытное собрание фигурок.

Коллекционер ходил счастливый, как именинник.

Радость не бывает долгой. Колесо Фортуны со скрипом повернулось и раздавило счастье нашего коллеги-собирателя. Случилось вот что.

Когда он вернулся со службы, то застал совершенно жуткую картину.

На полу сидел его сынуля, по уши измазанный белым, и что-то догрызал.

Папаша-коллекционер, догадываясь о беде, зловещим шепотом спросил:

— Ты что, засранец, грызешь? Сынуля невозмутимо отвечал:

— Феликса, только он никакой не зелезный, а вкусный! Поплобуй, папочка… — и протянул огрызок.

Папаша задохнулся от возмущения.

На другой день сослуживцы стали утешать коллекционера:

— Не беда! У ребенка в организме наверняка кальция не хватает, вот он и восполнил…

Тут зашел уважаемый полковник, который еще в НКВД служил. Послушал, послушал и с укоризной покачал головой:

— «Не беда»! Как раз большая беда. В старое доброе время ты, коллекционер хренов, схлопотал бы червонец по пятьдесят восьмой-десять, и было бы правильно. Сегодня — Дзержинский, завтра посягнут на Ленина, а там и вовсе на святое замахнутся — на Леонида Ильича… Детей идеологически верно воспитывать надо, тогда жрать вождей не будут. Стыдно!

…После этого разговора коллекционер на всякий случай гипсовые фигурки не покупал. Он перешел на бронзовые бюсты. Дороже, но спокойней.

Полезный совет

Когда я первый раз заступил на дежурство по управлению, то специальных дежурных бригад еще не было. Был только один штатный дежурный, которому в помощь выделялись сотрудники разных служб по графику.

Не успел я осмотреться, как звонит штатный дежурный:

— Спустись подменить! Пообедать хочу. Сел я за пульт, глаза разбегаются. Кнопки, лампочки. Одних телефонов штук сорок. Правда, на каждом написано, чей это аппарат. Этот начальника, эти замов. По этому аппарату надо отвечать так, по этому этак…

— Ты, самое главное, вот этот, — ткнул на телефон начальника управления, — хватай первым. Если после третьего гудка снимешь трубку, считай, что не жилец.

Совсем запутал. Сижу, потею от страха. За спиной вся Москва. Можно сказать, на моих плечах. Вдруг за окном — «фау-фау-фау»! — пожарные куда-то поехали.

И тут же звонок инфарктника — шеф! Хватаю трубку.

— Помощник дежурного… А он и не слушает:

— Куда поехали пожарные? Срочно выяснить и доложить! — и кладет трубку.

А бог их знает куда. Сижу, горюю. И звонить куда — тоже не знаю. Ну, к примеру, позвоню в 01 и что спрошу? Подумают: «Сумасшедший!» Караул просто.

А тут, на мое счастье, дежурный пришел.

Рассказываю ему про свою беду. И чувствую себя не опером, а козлом последним, который элементарный вопрос решить не может.

А тот на меня не глядит. Берет трубку прямого аппарата и бодро докладывает:

— Товарищ генерал, девятая рота проводит учения.

Тот что-то буркнул и дал отбой. У меня аж дыхание от восхищения перехватило. Вот школа!

— Товарищ майор, а откуда вы знаете, что девятая рота поехала на учения?

— А я и не знаю. Ну скажи, зачем генералу знать, куда поехали пожарные? Ему-то это зачем? — И дежурный улыбнулся. — Запомни, сынок, оперативная обстановка такова, как ее доложишь.

Позже я убедился: совет хороший! Сам им пользовался.

Не ходи в разведку с золотом

Однажды во время моего дежурства по Управлению КГБ приходит в приемную хорошо одетая посетительница лет двадцати восьми. Симпатичная, можно даже сказать, красивая, только от слез глаза опухшие.

Посетительница нервно теребит в руке платочек и, давясь от слез, говорит:

— Понимаете, товарищ дежурный, такая история… как бы сказать… плохая история, даже стыдно рассказывать.

Успокаиваю:

— С хорошими историями к нам не ходят. Вот, попейте воды, не волнуйтесь, спокойно все расскажите. Мы вас поймем и постараемся помочь.

Выпила девушка стакан воды, вздохнула, набралась решимости и рассказала волнующую историю.

— Я главный бухгалтер солидного учреждения. Недавно возвращалась со службы домой. Вдруг в метро ко мне подошел мужчина лет сорока, сам в кожаном пальто, хорошая обувь, модная шляпа. Роста высокого, из себя интересный. Держится уверенно, словно знает, что никто перед ним не устоит. Ну, наговорил мне комплиментов, дескать, всю жизнь меня искал, мой образ ему во сне являлся. Красиво так говорит. И если я не оставлю ему номер моего телефона, то он обязательно из табельного оружия пустит себе пулю в лоб. А это говорит, большой удар по престижу страны будет, поскольку он важным делом занят. Заинтриговал меня. Я спрашиваю:

— Какое это важное дело?

Мужчина скромно опустил глаза и обещал:

— Когда мы подружимся, то вы много обо мне узнаете любопытного, не подлежащего разглашению. Не обижайтесь, дорогой товарищ, я пока вас мало знаю. А что вы мне ужасно понравились — это истинная правда. Вы идеал чистой красоты.