Трое в одном морге, не считая собаки

      Но самое подлое - это собаки. Как ночью в деревне. Из-за каждого забора облаивают чужака. А чужак для них почему-то только я. Красотка проходит - ни ухом, пингвин - ни рылом. А я - так за всех троих. Неужели от меня какой-то специфический олимовский запах? Неприкаянности? Неустроенности? Или дешевой пищи, дешевого мыла и дешевых сигарет?
      Да нет, скорее - они оба тут не в первый раз. Привыкла собака к ним. А Мики - просто в машине. Если так, то шансы, что хаббадник ее отравит именно сегодня - невелики... Нет, ну как брешут! А может, у меня олимовская походка? А почему бы и нет? В детском саду, в октябрятах, в пионерах, в комсомоле, в армии - всюду учили маршировать... О, вот мы и пришли!
      И куда же это мы пришли? Вилла, однако, не из последних. И кругом одни мечты: у ворот - идиота, за воротами - оле, за дверью - каждого сабры. "Мерседес", вилла и красивая женщина.
      Ага, надо понимать, что заглядывать в чужие окна иудаизм не запрещает...
      Что же там такое открылось взору нашего "черного следопыта"? Жаль, что отсюда не видно. Впрочем, как известно из анекдота, наблюдение за наблюдающим гораздо интереснее. И информативнее! Наконец-то божий человек отшвырнул всю мягонькую благостность. Вот лицо настоящего убийцы! Что называется - страстного и холодного. Такой не травить, а резать должен...
      ...Ну наконец-то! Жертва возвращается, развязка приближается. Ну и хорошо, а то замерз, как... да нет, с таким телохранителем - какая уж тут развязка!
      Вслед за жертвой с трудом пролез в дверной проем огромный негр, оглядел крыши домов с таким видом, как будто он центровой из "Маккаби" и скрючился в позе эмбриона за рулем "Мерседеса". "Жертва" бабочкой впорхнула туда же, и вся эта роскошь покинула сцену.
      Хасид долго смотрел им вслед, затем тяжко вздохнул, полез в карман и достал пузырек. Долго смотрел на него.
      Мучается, бедный. Тяжело упускать добычу. Я даже испугался, что он в сердцах шмякнет яд об асфальт, и доказывай потом, что это его, а не моя работа...
      А уж как мне жаль шанс упускать!..
      А не буду я его упускать! Я же многого от жизни не требую - мне не его виновность доказать, а хотя бы от себя и домочадцев подозрение отвести. Вот она - "печенюшечка", предложенная мне из жалости судьбой. Все как раз: Мики - свидетель, яд - улика. И надо сделать это юридическим фактом.
      Я рявкнул:
      - Не двигаться!- отлепился от забора и возник перед стариком.
      Мики врубил фары. Старик выглядел жалко. И я начал его колоть, пока он не очухался:
      - Кто эта женщина?!
      -...Рахель...
      - Почему ты за ней следишь?!
      Старик, скорбно глядя на меня, пожевал губами и привалился к ограде:
      -...Дочь...
      Я слегка растерялся - то ли от боли в его глазах, то ли от неожиданного поворота:
      - А мужчина?
      -...Католик...
      - В смысле?- сказал я.
      - Гой[32],- теперь у него были глаза человека, испившего чашу до дна.
      Впрочем, последний глоток был еще у него в руке и он явно решил его сделать. Но как только старик начал сворачивать крышку пузырька, я перехватил его руку, подержал ее в свете микиных фар, затем достал из кармана носовой платок и медленно, чтобы у Мики ни в чем не было сомнений, сдавливал запястье, пока склянка не плюхнулась в платок. Вслед за ней к моим ногам плюхнулся старик.
      Мики выскочил из машины и побежал к нам.
      - Что ты с ним сделал?!- заорал он.
      - А то ты не видел,- ответил я и добавил пару известных даже ему русских слов.
      Мики ответил несколькими ивритскими словами, до сих пор мне неизвестными, и начал искать у старика пульс. И похоже, нашел, потому что слегка успокоился и потребовал, кивнув на платок:
      - Покажи!
      - Это яд,- внятно объяснил я,- тот самый. Он его, гад, под лекарство замаскировал. Надо узнать - кто из этой парочки такое лекарство принимает. Может, он его подменить хотел?!
      Понятно, что так складно это звучало только в моем воображении. То есть примерно половину слов мне приходилось заменять аналогами разной степени отдаленности. Например, вместо "лекарства" была "еда для больных" и так далее.
      У Мики не хватило мозгов это понять. Он лапанул пузырек, похерив всю дактилоскопию, понюхал яд, потом его лизнул и влил старику в рот. Что я мог сделать?! Только стоять и ждать когда на мне будет уже пять трупов...
      ...После того, как мы сдали слегка "реанимированного" хаббадника кардиологам, Мики сказал:
      - Чем следить за стариком, лучше бы взял автограф у Джона.
      - У католика?- догадался я.
      В очередной раз Мики посмотрел на меня, как на идиота:
      - Ты мне надоел. Ты завтра телевизор включи, посмотри баскетбол. Как раз "Маккаби" играть будет. А я хоть хавэру[33] свою навещу, бесэдэр?
      - Не могу тебе этого обещать, хавэр,- сказал я.- Ведь завтра дедушку могут выписать. А я хочу присутствовать при появлении четвертого трупа.
      - Все хотят присутствовать при появлении четвертого трупа,- вздохнул
      Мики.- Ладно, смотри - этот старик вернулся из Америки уже после первого трупа. Поэтому у него железное алиби...
      - Ты не мог сказать мне это на пару часов раньше?!- вомутился я.
      - Не мог. Я и сейчас не мог, это между нами. А потом - хотелось посмотреть на работу русской школы. Так ты посмотришь баскетбол, бесэдэр?..
      "ИДИОТИЗМ - НЕ ВЕЧНЫЙ СПУТНИК ПРАВДЫ..."
      Мне предстояло две операции. Приятная и неприятная. Получение первой зарплаты и свершение первого преступления на исторической родине.
      Мой иврит явно не соответствовал поступившей на счет сумме, и пкида[34] посмотрела на меня со злобным интересом. И профессиональное чутье у нее было что надо - через пару минут я уже запихивал тещину карточку в банковский автомат.
      Валютный счет был цел и даже поднакопил жирок процентов. Шекели тоже были на месте. Похоже, что частный детектив, выпасший меня, был альтруистом.
      Или ему платил "Сохнут". Или он поставлял информацию не за деньги.
      Денег я зачем-то снял много, и теперь хотелось с ними что-нибудь сделать. Воображения хватило на бутылку водки, а чувства юмора - на банку огурцов. Чадам и домочадцам я прикупил в ближайших лавках подарки: Левику электронную игру, Ленке - кроссовки; сложнее было с тещей, но тут девица в седом парике улыбнулась мне с рекламы крема от морщин, и Софья Моисеевна получила французский крем в знак того, что подозревать ее в убийстве теперь не больше оснований, чем других членов семьи.
      - Шалом, старуха!- сказал я Ленке.- Ставь самовар!- и стукнул об стол бутылкой.
      Ленка закусила губу и подняла на меня обиженные глаза. "Началось",тоскливо подумал я и взвыл голосом профкомовского Деда Мороза:
      - Смотрите, какие я вам подарки принес!
      Выход сына и тещи положил конец сцене первой "Ленка и ее муж-подлец".
      Вторая сцена получилась не менее эмоциональной. Я вывалил на стол подарки. Левик с радостным воплем хапанул кроссовки, Ленка молча и скорбно рассшифровывала надписи на креме. Софья Моисеевна подозрительно взяла со стола пеструю коробку, повертела, сдержанно поблагодарила и ушла к себе в комнату разбираться.
      - Значит, вот в чем дело!- трагически прошипела Ленка.
      - Ты чего, старушка?!- приобнял ее я.- Что такое?!
      - Не торгай меня!- крикнула она.- Я и без твоего подарка знала, что теперь кажусь тебе старой!..
      Ленка ревела в ванной. Ее истерика должна была меня ошарашить - жена принципиально никогда не истериковала и истеричек не выносила. Не ошарашила.
      Что-то подобное напрашивалось после моего чудесного освобожления из мест предварительного заключения. Наши взаимоуважение, духовную общность и совместное ведение хозяйства не оскверняло больше ничто плотское. Мариша еще не умерла во мне, а я не то, чтобы был принципиальным противником группового секса, но не с Ленкой же! А она слишком хорошо меня знала, чтобы отличить общий абсорбционный стресс от моих частных реакций.
      Я стоял в салоне, у бутылки водки и вслушивался в недра квартиры. Ленка рыдала под аккомпонимент бравурной музыки - Софья Моисеевна осваивала электронную игру. Праздничный ужин, судя по всему, отодвигался.
      Я нашел на кухне банку с чем-то, напоминавшим крем для обуви, под кодовым названием "Цуцик". Положил его вместе с чем-то, надписанным без огласовок, в питу[35]. Съел. "Цуцик" был похож на шоколад, а второе, без огласовок, наоборот.
      Пока в моем желудке осуществлялись единство и борьба противоположностей, я смотрел на остатки "Цуцика" и вспоминал вчерашнего негра, вчерашнюю девицу, вчерашнюю историю и вчерашнюю же просьбу Мики. И пошел смотреть телевизор.
      Дейстивительно, играл "Маккаби". После опознания Джона интерес к зрелищу иссяк. Что поделаешь, я не болельщик. Я театрал. Потомственный. Пусть они тут узнают своих негров на темных улицах со ста метров в спину... У советских собственная ментальность... На баскетболистов смотрим свысока...
      Зря я, что ли, привез любимовского "Гамлета без Гамлета". Кстати, ничто так не примиряет с израильской действительностью, как песни Высоцкого... Да и диалоги весьма актуальны:
      "... Ты прибыл с севера и ничего не знаешь.
      Безумный Гамлет, в прошлый год убив отца,
      На этот раз прикончил сразу двух:
      Беднягу Клавдия и мать.
      Во время сна он влил им в уши яду.
      А яд ему всучил какой-то призрак.
      Подробностей не знаешь?.."
      Подробностей я не знал. И не было у меня труппы бродячих актеров для проведения следственного эксперимента по-шекспировски. И вообще, у меня больше ничего не было. А от Офелии остался только ее муж в законе, и встречаться с ним страшно не хотелось. Ну, неприятно мне встречаться с мужьями своих женщин. Слежу, чтобы не высунулось скотское чувство превосходства и всегда перебарщиваю - самоуничижаться начинаю. И понимаю, что это выглядит так, словно мне стыдно... А ту как бы даже и не с мужем, а со вдовцом...
      Но от встречи с ним было не отвертеться. Хаббадник не оправдал возложенных на него чаяний; "Совет по Чистоте и Вере" ушел в подполье; таинственная подруга Анат куда-то еще глубже. Единственная ниточка, отводившая подозрение от моей семьи, вела к мужу Мариши - Вове. И лучше всего было сходить к нему прямо сейчас, пока Мики у хаверы... Да и водке с огурцами чего киснуть...
      Магнитофон одобрил мое решение и пообещал перед тем, как обесточился:
      "Идиотизм - не вечный спутник правды!
      Со временем ты все узнаешь..."
      САМ СЕБЕ ЧАСТОКОЛ
      Сцены ревности можно было не опасаться. Вова, как и подобает супермену, был не ревнив. Когда он тогда неожиданно приперся, его не удивило ни то, что дверь долго не открывали, ни что полицейский при мундире, но босиком.
      Замечательный мужик! Так и подмывало ляпнуть, когда мы службу в Афганистане вспоминать стали: "Что ж ты раньше не сказал, что из сороковой армии. Я бы с твоей женой путаться не стал..."
      Нет, действительно бы не стал... Я хоть и скот, но с принципами - как справедливо заметил один мой однополчанин, когда я его арестовывал...
      Жека был сильно под дозой. Но меня узнал и сориентировался:
      - Ты, браток, отвернись... или пойди отлей. Я убегать буду.
      Правильно, в общем, сориентировался. Дней пару назад я бы его отпустил.
      Но в ту ночь убили медсестру в реанимации - взяли наркотики. И я сказал:
      - Ампулы у тебя, Жека, очень неудачные. Из-за таких медсестру замочили.
      Так что - извини.
      Жека даже вышел из кайфа:
      - Ты что, гад, мокряк на меня вешаешь?!
      - Не вешаю, Жека. Но не исключаю. И отпустить не могу.
      - А-а,- протянул Жека.- Я вспомнил! Ты же у нас принципиальный! Ты же по хатам не шарил, не мародерничал. Ты только трофеи... часы с трупов... шакал!
      - Заткнись, скотина!- я не хотел, чтобы услышали остальные - нормальные люди в "афганский кодекс" не врубаются...
      ...Да, волосы и принципы с годами редеют. Но тем больше дорожишь оставшимися. Надо бы их как-нибудь на досуге причесать, уложить, а то во все стороны торчат, что-нибудь, или кого-нибудь цепляют, и не дают нормально продвигаться. И вообще - попадают в суп и портят аппетит.
      Кстати, наконец-то я хожу по улице без "хвоста". Если, конечно, Микина хавера - не банальный ход для усыпления бдительности. И я сделал ответный банальный ход - начал перезавязывать шнурок.
      Результат оказался глубоко небанален - Мики не было. Была Ленка.
      Все стало на свои места. Похоже, что к Вове можно было уже не идти. Ленка, по обыкновению "проинтуичив", что я отвязался, испытывает, скажем, страх одиночества. И, в общем, правда страшно. Чужая страна, ни языка, ни профессии. Плюс сын, плюс старуха-мать. А тут - очень кстати - сука Фрида с неопознанным трупом. И тот же яд под рукой. Ниспосланный свыше случай вернуть мужа в ложе семьи... А Левик мог о чем-то догадаться, но без шифра писать о таком - страшно...
      А с точки зрения Ленкиной морали, Фрида - не большая сука, чем Анат или
      Мариша... "Поднявший меч на наш союз, достоин будет худшей кары...", "Пусть ваше сердце не замрет, не задрожит рука...", "И одною пулею он убил обоих, и бродил по берегу в тоске..." Что она еще напевала в последнее время?
      В тоске добрел я до знакомой двери, обезображенной какой-то каббалистической надписью из пяти "вавов" и одной "хэй". А потом еже шесть "вавов" и дырка от бублика.
      x x x
      - А-а,- сказал небритый ханыга в засаленной футболке и приглашающе отступил от входа.- Наконец-то. А то я все жду, когда ты придешь. Уже пол-ящика выпил... Ты там скажи, чтобы этого мудака больше не присылали... И переводчицу его, с ее русским языком... Сам приходи.
      - Так я и пришел,- сказал я и по-инерции выставил бутылку и огурцы на стол, на котором аналогичного, в различной степени опустошенности, и без того хватало.
      Мужик сломался. И это, наконец, объяснило мне, почему Мариша изменяла такому шикарному мужу - и красавцу, и шкафу, и преуспевавшему там скульптору, уже начавшему получать заказы здесь. Когда я не выдержал и спросил ее об этом, она усмехнулась: "Он - слабый". Я тогда не поверил.
      - А дочка где?- спросил я Вову, потому что все вокруг слишком напоминало общагу после Нового года, и ребенку в этом бардаке не было места.
      Вова усмехнулся:
      - Спит. Устала после учений по гражданской обороне,- он кивнул в затененный угол.- Одно меня в этой жизни радует - одноразовые пеленки.
      В углу стояла эта самая пластиковая конура для младенцев - на случай грядущей химической атаки. "Мамат". В ней, обняв папин противогаз, спала Номи.
      Рядом валялись израильский флажок, голый пупс и орден Красной Звезды, которых в Израиле, судя по всему, было не меньше, чем врачебных "поплавков".
      - На фиг ты все это вскрыл?- спросил я.- Оштрафуют.
      - Не успеют. Все равно скоро война. А ребенку нужна хотя бы "мамать". Для патриотического, как видишь, воспитания.
      От малышки на подстилке меня проняло по-настоящему. Я налил по полной и испил до дна. Это было именно то, что сейчас требовалось. Быстро и молча, как в подъезде, прикончили мы бутылку. И уже обстоятельно взялись за вторую.
      Все-таки жизнь - пресволочной жанр. Становишься подлецом помимо воли. Напротив сидел человек, который не сделал мне ничего плохого. Мы родились в одной стране под одной пятой графой; ползали по песку и горам на колониальной войне - в другой; и вот теперь пьем "Столичную" в третьей. Выходило, что этот человек был мне почти брат. А я трахал его жену. А потом моя жена ее за это убила. И иэ скульптора-супермена получился оле-одиночка. Короче, загубил я походя мужику жизнь, а теперь пил с ним, как лучший друг, и пытался что-нибудь выведать. Что-нибудь такое, что позволит мне успокоить свою не слишком беспокойную совесть и отыскать убийцу вне своего дома.
      - А откуда у тебя орден Красной Звезды?
      - Заслужил ненароком. Угораздило,- отозвался Вова.- Очень уж в плен не хотелось попадать. Ну, и командир части об этом вспомнил. Через полгода. Когда я его самого из плена выменял...
      - Подожди-ка! А это не тогда, когда душманам вместо комбинезонов подштанники подсунули? Это у этого полкана кличка "Подштанник" была?..
      Мы выпили за еврейскую предприимчивость, потом за наших "афганцев", потом за афганских афганцев, хоть они и мусульмане. Потом за еврейских "афганцев", потом за афганских евреев, потому что евреи есть везде, тем и хороши. Потом за то, что евреи уже есть не везде. А потом еще за много чего.
      - Пожрать чего-нибудь сварганить?- вспомнил, наконец, Вова.
      - Что я, жрать сюда пришел?- отказался я.
      - А чего ты тогда пришел? По службе? Тогда почему не спрашиваешь кто убил Марину?
      - Ну?- сказал я.- Кто?
      - А в том-то и фокус, что некому.
      Помолчали.
      - А почему ты не спрашиваешь - кого я подозреваю?- протянул Вова.
      - Ну?
      - А никого... А теперь ты меня спросишь с кем она поддерживала хоть какие-то отношения.
      Я промолчал.
      - А ни с кем она тут еще не поддерживала отношений,- усмехнулся Вова.
      Не успела. А если ты еще после этого поинтересуешься моим мнением, то я скажу - самоубийство. Причина? Нет причины. Значит, крушение сионистских идеалов.
      Все это ерничанье тяжело давалось нам обоим, но он имел право задавать тон, и раз выбрал такой, значит, так ему было легче.
      Во всяком случае, мысль была вполне здравая - у Мариши сионистские идеалы имелись и даже не без перехлеста.
      - Что, три самоубийства подряд одним и тем же ядом?- буркнул я.
      - Старик,- сказал Вова, тоскливо глядя на меня.- Это эпидемия.
      Проснулась Номи и заревела. Я забрал у Вовы соленый огурец, который он явно намеревался сунуть в "Мамат" и, неожиданно для себя, брякнул:
      - Жениться тебе надо. Ради дочки.
      - С меня хватит! Заказ выполню и няню найму. Приятную во всех отношениях.
      Но меня уже занесло.
      - Ты что, так сильно ее любил, или наоборот?
      Вова прикрыл глаза и выдавил:
      - Понимаешь... я не могу примириться с этой потерей. Я только сейчас понял, что она для меня значила. Она во мне видела прежде всего личность. Ей было интересно не как у меня с женой...,- он закрыл лицо руками.- Я был женат, когда мы познакомились. Короче, тебе этого не понять... А я теперь не семьянин, а клиент массажных кабинетов.
      - У тебя дочка,- напомнил я.
      - Тем более,- убежденно сказал он.
      Монолог о Марише меня покоробил. Кто-то мне все это уже говорил про нее, в том же торжественном штиле. И этот кто-то был я сам. И я впервые подумал, что в бабьей банальности: "Все мужики одинаковы" есть большая доля истины. Чтобы сменить тему, я зацепился за массажный кабинет - Кира Бойко меня еще интересовала:
      - Ты уже в кабинетах был?
      - Я же говорю - заказ сдам, найму няню и пойду в бордель. Абсорбироваться.
      Даже обСАБРироваться. А пока валюты нет.
      - У меня есть,- зачем-то признался я.
      Я был пьян и меня одолело нездоровое любопытство - действительно ли он пойдет в бордель через несколько дней после смерти любимой жены.
      - Пью и гуляю только на свои,- пошел он на попятный.
      - Считай, что занял - до сдачи заказа. Любовь в кредит - это нормально.
      Обсабрироваться надо именно в кредит.
      - Дочку некуда!- огрызнулся он.
      - Завезем ко мне,- предложил я.
      - Пошли!
      Пока Вова на лестнице пытался завязать шнурки, я держал Номи и тупо смотрел на бесконечные "вавы" на двери. И спросил:
      - Что это?
      - Это я, Вова Вувос. Сам себе частокол.
      ПРЕДМЕСТКОМА МАССАЖНОГО КАБИНЕТА
      Номи хныкала. На полдороге к моему дому мы зашли в ближайший подъезд.
      Через пару минут к нам приблизилась Ленка. Я окликнул ее, познакомил с Вовой, и, пока она обретала дар речи, вручил ей Номи с напутствием:
      - Любишь кататься, люби и саночки возить!
      После чего мы двинулись строевым маршем в ближайшее заведение. И тут же, наконец, поняли почему в Израиле военные не печатают шаг. Со страшной силой Вова вляпался в собачье дерьмо. И, судя по его аллергической реакции, не в первый раз. Мы тут же решили следующую нашу встречу посвятить разбору со сладкоголосым соловьем из "Голоса Израиля", который заливал на Союз, что в здесь собак выгуливают не иначе, как с пакетиком и специальными совком и метелочкой.
      - Понимаешь,- сокрушался Вова.- Я Кинга из-за этого предал! Не мог себя представить с пакетиком, совком и метелочкой. Но это убеждало больше всего остального. Я прельстился красотой еврейского общежития и плюнул на Штаты...
      По дороге мы решили подкрепиться и купили длинную французскую булку. Но она не пошла. Так, помахивая этим длинным багетом, я и прибыл к заветному входу. И услышал до боли знакомый голос:
      - Барух аба[36], ментяра! Ну и "демократизатор" у тебя! Прямо новейшая французская модель... или это у тебя протез?
      Я очумело смотрел, как трясся передо мной в пошлом смехе легкий на помине
      Жека, которому логичнее было бы быть где-то градусов на 30-40 севрнее.
      - Тебе, наверное, нельзя дать ему в рыло?- завелся Вувос.- Так ты скажи...
      Жека резко оборвал смех и предупредил:
      - Очень не советую начинать интифаду на контолируемых мной территориях.
      Наша служба поддержания порядка действует решительно.
      Казалось, что Жека так и не вышел из-под кайфа со времени нашей последней встречи. Впрочем, что-то в нем слегка изменилось - его обычная веселая злость перешла в, скажем, злое веселье.
      - Кто это такой?- Вова явно не любил не владеть обстановкой.
      - Он из очень ограниченного,- я постучал по лбу,- контингента советских войск в Афганистане. Шланг батальона. Наркоман. Уголовник. Клоун.
      Жека оскаблился и представил Вове меня:
      - Бывший студент. Бывший мент. Экзамены он сдавал хреново, а своих боевых товарищей сдавал ништяк...
      Вувос поскучнел и спросил меня:
      - Слушай, а может вы в следующий раз разберетесь?
      Жека великодушно махнул рукой:
      - Ладно. Вольно. Я зла не помню. Скажите девочкам, что от меня, они вас обслужат, как настоящих. А то они со своими присачковывают.
      - А ты чего, секретарь парткома?- спросил Вувос.
      - Не, скорее председатедь месткома,- доброжелательно объяснил Жека.Слежу, чтобы соблюдались права нелегально трудящихся.
      - И много членов в этой твоей профорганизации?- нарочито небрежно спросил я.
      - Один,- сообщил Жека и заклекотал в восторге от самого себя.
      - Слушай,- попросил Вова.- Давай что-нибудь делать. Или туда пошли, или отсюда.
      Вдруг Жека задумался:
      - А я ведь вас так не пущу. Знаю я вас, олим. Покажите сначала деньги. А еще лучше - заплатите мне вперед.
      Вувос помотал головой и уставился на Жеку:
      - Не-е, ты не в моем вкусе.
      Алкогольный юмор Вовы оказался как раз на Жекином уровне, и тот с удовольствием поклекотал. Затем сел на корточки у стены, закурил и произнес:
      - Понял! Денег у вас нет. Работу здесь ищете? Хорошо, мне нужен вышибала - ты наглый, ты подойдешь. А ты, мент, будешь отмывать полы. Пять шекелей в час, плюс один за звание. Итого шесть. Бесэдэр?
      - Нет,- сказал я смиренно.- Мне женщина нужна. Кира Бойко. Вот деньги, видишь?
      Жека доверчиво протянул руку:
      - Давай. Второй этаж налево, третья дверь.
      Я спрятал кровные шекели в карман и потянул Вову к двери, но тот упирался.
      - Ну и не надо,- лениво сказал Жека.- Все равно ее сейчас на месте нет.
      - Как это нет?!- я почувствовал себя, как в ГУМе, когда перед носом кончился товар.- А где она?!
      - Пошли отсюда,- сказал Вова, но теперь уперся я.
      Жека долго смотрел на меня, похихикивая, наконец снизошел:
      - Она в командировке. А у тебя хороший вкус. Только теперь она не Кира. А Линда. Артистический псевдоним, понял? А откуда у тебя лишние деньги? Ты же ничего не умеешь делать такого, за что в этой стране лишние деньги дают. Старух трахаешь, что ли?
      И тут за меня неожиданно оскорбился Вувос:
      - Как разговариваешь с израильским полицейским, скотина?!
      "Сам ты скотина,- грустно подумал я.- Испортил мне всю игру. Фиг он теперь расколется."
      Жека присвистнул и даже приподнялся, но потом отмахнулся:
      - Не мети пургу. Нехорошо, парень, ватика[37] обманывать. Наших ментов в их ментуру не берут. Вернее, теперь уже их ментов - в нашу.
      - Ладно,- оборвал я,- куда вы Линду командировали?
      Жека пожал плечами:
      - Да далеко.
      - Это что ж такое!- сокрушался Вова, тяжело глядя на Жеку.- Везде собачье дерьмо.
      - В Эйлат или на север?- настаивал я.- Куда далеко?
      Мимо нас прошли веселые, беззаботные, англоязычные. Мы втроем проводили их завистливыми взглядами.
      - Отвали!- ответил Жека.- Если ты мент, то предъяви ксиву, и поговорим официально, на государственном языке - хоть на иврите, хоть на арабском. И это было бы даже неплохо - нам свои люди в миштаре во как нужны! Местные слишком дорого обходятся. А тебя по дешевке купить можно...
      Я вытащил удостоверение и ткнул ему в вытянувшуюся морду.
      - Бога нет!- сказал Жека.- Какая у вас, ментов, транснациональная мафия!..
      Что ты хочешь?
      - Киру Бойко.
      Жека облизнул тонкие капризные губы:
      - Нет ее в Израиле сейчас, товарищ.
      - Где она?
      - Далеко она.
      - Точнее?
      - Очень далеко.
      Вувос затейливо выматерился. Я подошел к Жеке, присел рядом и внятно сказал:
      - Страна, город, адрес.
      - Ты просишь невозможное!- взвыл Жека.- И все равно зря! Никакой тебе адрес не поможет, потому что там и с адресом не достать! Ты пойми, она так далеко, что дальше не бывает.
      Вовина матерная конструкция материализовалась и обрушилась через мое плечо на Жекину челюсть.
      - Прекрати!- заорал я.
      - Козел!- проорал мне в ответ Вова.
      Жека покорно сполз на асфальт и, кажется, собирался отключиться. Я поднял его "за грудки" и встряхнул:
      - Где?! Где далеко? В Америке?
      - Дальше!- ненавидяще прохрипел он.
      - В Австралии?
      - Еще дальше!- Жека отвечал, как посылал туда меня.
      - Оба козлы!- сумрачно сообщил Вувос и ушел.
      - Сейчас тебе будет еще хуже, чем у тебя с географией,- честно сказал я Жеке.- Дальше Австралии уже не бывает. Там уже вечные льды и пингвины.
      Жека неожиданно хихикнул:
      - Дурак ты! Оле! Разве на Ближнем Востоке расстояние в километрах меряют? Если в километрах, то Америка дальше, чем Совок. А достанешь ты ее в Совке?
      - Она не в Совке,- сказал я.
      - Не в Совке,- согласился Жека.- Еще дальше.
      Мое лицо стало достаточно красноречивым.
      - Ну ты меня запарил! В Саудовской Аравии она!- вздохнул Жека.- Но я тебе этого не говорил, учти! Мы ее в аренду сдали. Принцу одному в гарем... Не смотри на меня так!- заорал он.- Я не вру! Ты же ни хрена тут не знаешь, это обычные дела! У них нефтедоллары, у нас - белые женщины... Не смотри так, говорю! Она сама захотела, никто ее не заставлял!
      Я молчал.
      - Отпусти!!! Она скоро вернется!.. Она не могла тебе ничего сказать! Дала подписку о неразглашении!
      "Спокойно,- сказал я себе,- это слишком безумно, чтобы быть полной ложью...
      Я же ничего тут не знаю..."
      Я отпустил Жеку и, улыбаясь, спросил:
      - Как она туда попала, сынок?
      - Как все,- улыбнулся он мне в ответ.- Через Иорданию. Знаток географии, а спрашиваешь.
      Я попытался представить красивую женщину, походкой манекенщицы топающую по барханам. Нет, моего алкогольного опьянения для такого миража не хватало. Требовалось наркотическое.
      - Через границу ты ее провожал?- понимающе спросил я.
      - Что я, дурак?- обиделся Жека.- У меня свой бизнес, мне чужого не надо. Там своя эстафета... Что ты так на меня смотришь? Ведь даже террористы оттуда проходят. А отсюда - туда, вообще делать нечего! С полным комфортом, на верблюде. В парандже... Да не улыбайся ты так паскудно, вернется она скоро... А зачем она тебе, любовь, что ли? Или для карьеры?
      - Прекрати балаган!- устало сказал я.- Если бы границы охранялись так, как ты поешь, мы бы в день по дюжине терактов имели.
      - Прекращаю,- согласился Жека.- За подробностями обращайся в Мосад. Сам понимаешь, без покровительства спецслужб такие дела не делаются, все как в Совке. Стране нужны осведомители в гаремах арабских принцев - война на носу! А я правда больше ничего не знаю.
      Любой бред должен быть доведен до логического конца, поэтому я спрсил:
      - Ты говоришь, что она скоро вернется... Когда именно.
      - На днях,- пожал плечами Жека.
      - Адрес!
      - Да нету у нее постоянного адреса. Ты оставь свой телефон, я тебе сообщу.
      И ей передам... что ей передать?
      - Твой адрес.
      Жека поскучнел.
      - У меня тоже нет постоянного адреса. Не лезь в мои дела, тебе же лучше будет.
      - Гражданин,- пророкотал я,- предъявите документики.
      Жека тоскливо посмотрел на небо и сообщил в сторону:
      - При себе теудат зеут не ношу-с! Дозвольте, гражданин начальник, за ним домой съездить.
      - А катись!- в сердцах сказал я.
      Подозрительно озираясь, зашагал Жека к еще не старому "Вольво", чтобы выполнить мое пожелание. А я завернул за угол, открыл дверцу новенькой "Субару", плюхнулся рядом, отодрал у водителя усы и распорядился:
      - Кадима[38], Мики! Вон за тем "Вольво". Хорошая машина у твоей хаверы!
      Усы я переклеил себе.
      "Я ПОВЕРНУЛ ГЛАЗА ЗРАЧКАМИ В ДУШУ..."
      Чем больше я мерз под Жекинымы окнами, тем более идиотскими казались мне все его восточные сказки. Ясно было, что "щелкнувшись", он может заплетать сюжет не хуже Шахерезады, и к одной такой ночи вполне могла добавиться еще тысяча.
      Но единственный шанс найти убийцу не в собственной семье был в исколотых руках этого подонка, достаточно опытного, чтобы отсиживаться сейчас не в собственной берлоге. А терять его я не мог себе позволить. Кроме того, как ни крути, наркотики проходят через ливанскую границу куда успешнее террористов. А ее стерегут уж куда лучше иорданской. Пожалуй, верблюда с Кирой Бойко легче пропихнуть через иорданскую границу, чем ампулу через ливанскую...