— Боря? А что это за женщина рядом с тобой? — спросила теща, не здороваясь. — У нее такой неприятный голос! Сколько ей лет?
      — Ы… — сказал я, практически как Светик. И сел.
      — Боря! — заорала трубка. — Ты почему молчишь? Аллоу! Аллоу! Боря!
      Санька, Светик и даже Плоткин уставились на меня с беспокойством.
      — Воды? — предложила Светик страшным шепотом.
      — Водки? — с готовностью спросил Санька. — Так?
      — Да, — сказал я всем сразу.
      — Боря! Я всё знаю! — торжественно объявила теща и взяла паузу. Потом прокашлялась и добавила: — Так что можешь не врать.
      — Могу, — согласился я. — Не могли бы и вы поделиться со мной вашим знанием, Софья Моисеевна?
      — Все, приехали… — выдавил Плоткин и зажмурился.
      Пока я запивал то ли водку водой, то ли воду водкой, Софья Моисеевна, откровенно наслаждаясь собственным интеллектуальным превосходством, со старческой обстоятельностью рассказывала мне, как она сначала решила, что я бросил Леночку, но потом узнала, вернее поняла, что произошло на самом деле. Она сообразила, что последним меня видел Наум и сопоставила это с почти одновременной загадочной гибелью Ривки на территориях, куда, по версии Наума, как раз и поехал пропавший зять. А когда к ним зачастил Фима, причем не к ней, как прежде, а к Науму, она поначалу было даже обиделась, но потом сразу же выяснила, что это неспроста. Потому что у Наума плохой слух и он так громко разговаривает с людьми, особенно по телефону, а она сохранила не только прекрасный слух, но и присущую ей способность выстраивать обрывочные факты в единую картину, складывать, как сейчас говорят, «пазлы»…
      — Кто это ему позвонил? — строго спросил Санька у Плоткина.
      Эфраим обреченно махнул рукой:
      — Генеральша. Жена Наума. Я же говорил, что он на него работает, а вы: «убить хотел».
      Санька подозрительно всмотрелся в меня и вынес вердикт:
      — С таким цветом лица? Нет, не работает он на него.
      — Теща? Фигассе! — громко восхитилась Светик. — Этта, Мутант! А скока ей лет?
      — Боря, ты потом, как-нибудь, объясни своей приятельнице, или кто она там тебе, что интересоваться возрастом дамы — неприлично, — отчеканила теща. — Так вот, Фима пообещал Науму найти тебя за большие, даже очень большие деньги, особенно если учесть, кого он должен был искать. А так как Фимочка даже второй носок не всегда может найти, то это могло означать только, что он уже знает, куда ты убежал, не предупредив даже свою дуру-жену, которая убивается вместо того, чтобы радоваться…
      Я показал Светику тещин возраст на пальцах, и восторг Светика перелился через край:
      — Мутант! А как? А как старуха нас нарыла, как?! Чё, сама? Спроси!!!
      Я покрутил пальцем у виска и скорчил рожу.
      — Старуха? — переспросила теща. — Тебя что, до сих пор влечет к вульгарным женщинам, Боря?
      — Это, скорее, Фимина женщина, — ответствовал я и попытался знаками успокоить наливающегося кровью Саньку.
      — О! Это интересно! — сказала Софья Моисеевна. — Ладно, дома разберемся. Так вот. Старуха нарыла вас именно что сама. Без посторонней помощи. Прибегнув лишь к услугам собственного внука. Я немножечко подумала, как вы должны с Фимой сношаться, чтобы Наум не смог вас прослушать. И поняла, что такой идущий в ногу со временем человек, как Фимочка, обязательно воспользуется компьютером. Ты наверное не знаешь, поскольку ничем не интересуешься, что даже я в последнее время пристрастилась к игре в бридж по Интернету. Так вот, я узнала от Леночки, что пока Левик был в армии, Фимочка брал его переносной компьютер, тот, который ему мы с Наумом подарили, когда моего внука приняли в отдел компьютерной разведки, хотя тебе это знать не положено, это секрет, но ты это все равно знаешь. Какие у нас в стране могут быть такие уж секреты в семье. Когда Левик пришел на выходные, я дала ему задание. Левик ужасно рассердился, что Леночка подпустила к его компьютеру чужого человека, Фиму, которого он почему-то давно не любит. И Левик применил к своему компьютеру свои военные навыки. Потом мы с Левиком почитали странные разговоры, которые вел Фима с некой Поэткой, я теперь вполне догадываюсь кто это. Ну а кто такой Мутант я, как ты понимаешь, догадалась мгновенно и сразу так и сказала Левику: «Мутант — это твой отец.»
      — А какого… — обрел я дар нецензурной речи.
      — Не перебивай меня, Боря! Вопросы потом! В конце концов Левик добыл мне номер телефона этой Поэтки, как я его и просила. Левику, кстати, пришлось для этого превозмочь немалые трудности, а все из-за того, что этот интернет — ворованый. Не знаю уж с кем ты там связался, но осторожнее с деньгами. Впрочем, это уже не мое дело. Можешь передать все это вашей с Фимой вульгарной женщине с цыганским голосом.
      Теща сделала паузу, явно желая насладиться эффектом. Я тоже не без удовольствия сообщил Светику:
      — Софья Моисеевна тебя хакнула.
      — Беспесды?! — не поверила Светик всем своим естеством и басом. — Фигасе! Не бывает!
      — А еще она считает, что у тебя интернет ворованый, — продолжил я.
      В трубке билось клокочущее дыхание стервы.
      Светик повалилась на пол и стала ржать:
      — Тырнет? Канешшна! Концептуально ворованый! Че я, троян ацтойный — сеть проплачивать?! За этта хакеры отфрендят нахреф! Этта… 286-я у тебя — супер просто, кайфы! Как скрипит! Как скрипит! Ёппп!
      — Боря! Боря! — потребовала трубка. — Что она сказала?!
      — Непереводимая игра слов, — сообщил я.
      — Боря! Ты опять мне врешь?! Я прекрасно помню, что 286-я статья — это превышение должностных полномочий, еще с тех пор помню, как тебя по ней чуть не посадили! Так вот, мой внук никаких должностных полномочий не превышал! Это был его собственный компьютер, и занимался он этим расследованием в свое личное время.
      — Софья Моисеевна, — почти развеселился я, — это не статья. Это модель компьютера.
      — Ладно, — с сомнением сказала теща. — Спрошу у Левика. А вот теперь слушай внимательно. Этого подлеца Эфраима ты, конечно, уже нашел?
      — Да, — сознался я, скептически оглядывая впавшего в ступор Плоткина.
      — Так вот, не надо отдавать этого подлеца Науму. Боря, это серьезно! Наум его убьет. Ты разве хочешь быть соучастником убийства? Вот и я не хочу, чтобы мой муж стал убийцей, а мой пока еще зять — его соучастником.
      Ну конечно, чтобы я был жертвой Наума всех устраивало. А чтобы соучастником — уже нет.
      — Минуточку, Софья Моисеевна, — притормозил я тещу и зачем-то внушительно произнес, — я всегда слышу от вас чего вы не хотите, но еще ни разу внятно не услышал чего же вы все-таки хотите. Чего вы хотите, Софья Моисеевна? В частности, сейчас и от меня?
      — Хорошо спросил, — одобрил Санька. — Так их!
      — Я хочу, — сказала теща вполне четко и вполне обдуманно, — чтобы этот подлец убрался с Наумовыми деньгами куда ему угодно, а лучше к черту в ад. Но эти деньги не должны попасть ни к Ронену, ни вернуться к Науму. В идеале… Боря, заметь, я не требую, а говорю «в идеале» — эти деньги могли бы полностью или частично вернуться в нашу семью, но не к Науму. Вот, Левику, например, было бы неплохо купить к окончанию армии серьезную компьютерную фирму. Но это программа-максимум. А программа-минимум — ни Науму, ни Ронену. Потому что если Ронен получит эти деньги, Наум этого не переживет, он гордый. А если Наум получит все назад, то он просто продолжит эту идиотскую деятельность, которая никому уже не нужна. Ты понял, Боря? Наконец-то тебе предоставилась возможность проявиться! Скажи Эфраиму, что если деньги не попадут к Ронену, то Наум не станет убивать его жену и детей. Это он мне сказал, а мне он никогда не врет, потому что это бесполезно. Ну ты сам знаешь.
      — Софья Моисеевна, — спросил я вдруг, — а с какого телефона вы со мной говорите?
      — Боря, ну не всем же в нашей семье быть идиотами, — обиделась теща. — Я специально купила мобильный телефон. Как для детей, который как бы без владельца. И запасную карточку к нему. Вот, первая уже заканчивается. Сейчас я прервусь, поменяю ее и перезвоню. Никуда не уходи, жди.
      Теща отключилась. Вид у меня был, наверное, глупый. Чтобы избежать ненужных вопросов, я начал задавать их сам:
      — Эфраим! Почему ты переметнулся от Наума к Ронену?
      Плоткин вздохнул:
      — Потому что на дворе двадцать первый век, Боря!
      — А почему… — вскинулся Санька, но Светик дернула его за пиджак и усадила рядом:
      — Пусть Мутант интервьюирует. Он инфу скачал. Внемли!
      Светик с Санькой блистали глазами из угла, как студенты с галерки. А я, понимая, что времени мало — теща вот-вот разберется с заменой карточки в мобильнике, напирал:
      — То есть ты считаешь, что методы Наума устарели?
      Эфраим обозначил усмешку:
      — Методы — нет. На наш век хватит. Он сам устарел. А цели его… Ты знаешь, я Науму многим обязан, но нормальный человек долго этого не вытерпит.
      — То есть, на идею ты работать не хотел? — спросил я почти наугад, из общего ощущения пути.
      — Да, не хотел. Нет ничего хуже, чем работать на чужие идиотские идеи. И видеть как куча денег, добытая в том числе и моими усилиями, уходит в никуда. В идею. А с Роненом все будет иначе. Он — современный трезво мыслящий человек. Мы с ним учились вместе. Я его хорошо знаю. Деньги будут работать на всех нас. А Науму пора отойти от дел. Пусть отдохнет.
      — Понял, — солидно кивнул я, хотя на самом деле так ничего и не понял. — А теперь кратко изложи суть конфликта между Наумом и Роненом для моих друзей. А то боюсь, что они потеряют нить разговора.
      — Сам бы и объяснил, — огрызнулся Плоткин. — Неизраильтянам это объяснить трудно.
      — А ты постарайся! — потребовал Санька.
      — Наше государство было создано социалистами, — уныло завел пластинку Плоткин. — Они хотели построить светлое будущее и для евреев, и для арабов, которые должны были пастись в этом социалистическом раю, как в клубе интернациональной дружбы. А оказалось, что арабы этого не хотят. А новое поколение евреев интересуется или деньгами-Голливудом-пабами, или Торой-синагогой-машиахом. Вот наши основатели-радикалы и решили, что эксперимент провалился.
      — Какой такой еще эксперимент? — не понял Санька. — Да не крути ты, говори толком.
      — Это их термин, — вздохнул Плоткин. — Эксперимент по созданию социалистического рая на Земле в специально построенном для этого государстве.
      — Фигасе! — выдохнула Светик. — И че, демонтировать целую страну решили? Троян в реале?
      — Ну, сами-то они себя никакими троянами не считают. Они себя считают, скорее, бэкапмейкерами, — Плоткин невольно хихикнул от того, что сумел выразить мысль в Светикиных терминах.
      — По-русски говорить! — заорал Санька.
      Светик положила ему на плечо бескровную лапку, как ведьма — куриную. Санька мгновенно успокоился, словно из него выпустили дурную кровь. Только пожаловался:
      — Это он нарочно. Бэкапшмейкер!
      — В общем, — опасливо косясь на Саньку, продолжил Плоткин, — Наум и вся компания стариков решили, что несколько миллионов евреев против нескольких сотен миллионов арабов с их нефтью, фанатизмом и ненавистью долго не продержатся. А так, как они считают себя в нашей стране самыми умными, то на них вроде как легла задача всех спасти. Не допустить второй Катастрофы и, как они выражаются, «отвести народ Израиля на заранее подготовленные позиции». Вот они на все эти деньги эти позиции и готовят. На все! А эти деньги им зарабатывают такие люди, как Ронен и я. Ну и другие из нашего поколения, конечно. «Дети» по их терминологии. Там такие деньги уже вложены в никуда, в пшик, что даже невозможно поверить! Только на предоплату чартеров для экстренной вывозки евреев выложено разным авиакомпаниям столько… Я думать об этом без содрогания не могу! Ну не верю я, что в этот их «час икс» все авиакомпании, которым они заплатили, покажут фигу своим пассажирам, отменят свои рейсы и будут много дней только и делать, что летать туда-сюда, вывозить евреев из Израиля. Конечно же нас кинут. И с кораблями кинут. Проходили уже все это. А подкупленные чиновники для получения виз! Да половина уже на пенсии и на других работах! А вторая половина заявит, что никаких денег не брали и ничего не знают. А эти Богом забытые земли, которые они скупают. Они бы и Антарктиду купили, да не у кого… Да нам всем — Ронену, мне, всем молодым — денег просто жалко. Деньги должны работать, а не питать надеждами старцев!
      Наступила пауза. Каждый из нас пытался поверить в услышанное. Я как-то до конца не мог. Санька просто хлопал глазами, как ошпаренный филин.
      — Сталбыть денех оччень многа, — протянула немало ошарашенная Светик. — Круговорот убитых енотов в Леванте, ахха… Старые евреи тырят многа денех у своих — для арабов, патамушта желают на комиссионные спасти новых евреев от сделитивания теми же арабами, позже. Ы? Четта ацтойная какая-то идеология. Негордая, — она скептически поморщилась.
      — Да, блин, что он нам тут лепит, Боренька?! — возмутился Санька. — Да был я в Израиле, нормальная кайфовая страна, Турция в подметки ей не годится. Врет он все! Евреи же не идиоты! Самолеты, пароходы… Оленей там еще твои старики не скупили у чукчей, а, Плоткин?
      Санька и Светик вопросительно смотрели на меня, словно все мы играли в «Что? Где? Когда?» и именно я должен был дать правильный ответ.
      — Две тысячи лет прерванной государственности, — пожал плечами я. — Ну и здоровые государственные инстинкты атрофировались…Чего вы хотите…
      — Денег хотим, — сказал Санька. — Так? И все! Хватит о политике!
      — А как же жена и дети? — спросил я Плоткина максимально нейтрально, поскольку так и не понял что там с ними.
      Тот покраснел. Сглотнул. И выдавил:
      — Детей Наум не убьет. Это блеф.
      Замяукал телефон. О'Лай взглянул на него так, что мне стало ясно — пластмассовая косточка трубки будет разгрызена еще до полудня.
      — Боря! — заорала теща. — Я поменяла карточку! Я забыла тебе сказать во время первой карточки, что ты уже можешь возвращаться к Леночке. Наум тебя не убьет.
      — Чувствительно благодарен, — сказал я таким тоном, что теща засопела, прикидывая, что там со мной происходит.
      — Ага, — сказала она, — значит я опять правильно догадалась! Что Фима тебе этого не сказал, про то, что Наум не будет тебя убивать. Это потому, что Фимочка, все-таки, очень романтичен и не хочет, чтобы ты вернулся к Леночке так быстро. Он все еще надеется… Но ты не думай, Фима совсем не плохой товарищ. Он очень старался тебя спасти. Даже убедил Наума, что если убить подлеца Эфраима так, чтобы все улики указывали на тебя, то тебя самого тогда не надо будет убивать. Он назвал это «уравновесить компроматы»…
      Так вот зачем убили Кабанова! Светик сообщила Умнице, что мы едем возвращать лжеплоткина, а люди Наума нас встретили. Чтобы держать меня на крючке, Кабанов подошел ничем не хуже Плоткина. И что, подбросили в подъезд мои документы? Тогда мне из этой страны не выбраться. Хотя это было бы слишком грубо. Компромат на меня должен быть неочевидным, таким, чтобы Наум мог вытащить его в нужный момент из сейфа и помахать перед моим носом. Например, тот тип, который ждал киллера в машине мог бы сфотографировать в инфракрасном свете Кабанова, выходящего за несколько секунд до смерти из джипа, где я восседал в генеральском мундире. А кто-нибудь за небольшую мзду должен был дать странные показания, что видел, как в Кабанова стрелял генерал. Или что-то в этом роде.
      — Боря! — настойчиво повторила трубка. — Ты что, меня не слышишь? Что ты там молчишь? Я говорю, что любовь и деньги правят миром, и мы это наблюдаем воочию. Ведь Наум обещал заплатить Фимочке за Плоткина так много, что я даже не знаю что сделать, чтобы Наума образумить… Ты ведь расскажешь Науму при встрече, что сам нашел Плоткина, да? Что Фимочка тут не очень-то и при чем… Ну ладно, это мы еще успеем обсудить дома. Хотя… знаешь что? Ты ведь еще не сообщил Фимочке, что Плоткин у тебя? Он же не может скрывать это от Наума?
      — Не сообщил. А что? Надо?
      — Наоборот, Боря. Не надо. Он тебе не сообщил, и ты ему имеешь право не сообщать. Вот и не надо сообщать Фимочке о том, что этот подлец Эфраим у тебя. Пусть Фима узнает об этом от Наума. А не Наум от него. Тогда им обоим будет ясно, что Фимочка имеет к поимке этого подлеца достаточно косвенное отношение. И не может претендовать на столь огромное вознаграждение. Да, я Фимочке ничего не скажу. И Науму тоже. Чем позже он получит возможность выбивать из этого подлеца Эфраима деньги, тем лучше. А если Наум сам узнает, попрошу его ничего Фимочке не говорить. Чтобы увидеть, сколько дней пройдет, пока Фимочка хотя бы пронюхает, что этот подлец Эфраим у тебя.
      — Софья Моисе…
      — Боря! Подожди, а ты уже сказал Эфраиму про жену и детей? Что он еще может их спасти?
      — Похоже, он плохой семьянин, — сказал я, тупо глядя на нахохлившегося Плоткина. — За детей он совсем не волнуется.
      — Плохо, — огорчилась теща. — Боря, это очень плохо! Потому что если мужчина не волнуется за семью, то он способен на любую подлость! — она сделала красноречивую паузу. — Впрочем, Эфраим прав, что не волнуется за детей. Наум, хоть и заигрался в атамана, детей Плоткина не убьет!
      В наступившей тишине слышно было, как Плоткин хрустит костяшками пальцев. Наверное, у него хороший слух, а теща орет в телефон, как получивший трибуну попугай.
      — А жену? — спросил я.
      — А жену убьет! — с отчаянием прокричала теща. — Точно убьет! А я не хочу чтобы мой муж был убийцей, я же тебе уже говорила!
      Светик с Санькой как-то подозрительно притихли и перешептывались в углу. Санька как бы ненароком Светика приобнял, создавая уютную, отгороженную от нас с Плоткиным атмосферу интима. Но лицо его не было очень уж счастливым. Светик же стала похожа на фарфоровую китаянку с нарисованной вежливой улыбочкой и подвижно закрепленной головкой — ею она и качала, и качала, и качала.
      — Кстати о детях, — сказал я. — А что Наум собирается делать со своими собственными детьми? И с не своими тоже? Я правильно понял, что вы хотите удалить Наума от дел? Чтобы он передал дела Ронену?
      — Ронену?! Я?! — задохнулась теща. — Ни в коем случае! Этого мерзавца Ронена я отравила бы собственными руками! А удалить Наума от дел — да, хочу. Пора ему отдохнуть. И удалю. Поверь, я для этого уже немало сделала и один раз даже рискнула жизнью, но это ни тебе, ни Науму знать незачем, с этим пусть историки разбираются. Так вот, Боря, Ронена надо из игры удалить. И не спрашивай меня как! Что-то ты же должен уметь делать, ты же прошел неплохую жизненную школу.
      — А кому он мешает, этот Ронен?
      — Да Науму же! Ты что, не понимаешь, что Наум не вынесет, чтобы на его глазах дело его жизни превратилось в банальную воровскую мафию! Он же кристально чистый человек! Беззаветно преданный своим высоким идеалам! Я в жизни не встречала второго такого же бескорыстного человека! — теща захлебнулась собственным пафосом и уже сдержаннее произнесла. — Он начнет войну и проиграет. Вот ты видел последний фильм с Ульяновым, где герой мстит за поруганную честь своей внучки? Вот с Наумом будет еще хуже, чем в этом фильме! Потому что у него кроме снайперской винтовки есть еще много других средств. Ну что тебе сказать, Боря, это будет просто ужас!
      — Ну почему же, — сказал я, косясь на Плоткина, — Ронен — хорошо образованный молодой человек, менеджер, бизнесмен. Просто дело перейдет от талантливого организатора к талантливому менеджеру. Двадцать первый век на дворе все-таки.
      Я замолчал. Теща тоже молчала. Не припомню, чтобы когда-нибудь раньше она держала такую долгую паузу. Наконец, трубка прокашлялась:
      — Хорошо, Боря, что тебя не слышит Наум. Мало того, что все его неприятности начались из-за тебя, так ты нас еще и подначиваешь.
      Тут задохнулся уже я:
      — Из-за меня???!!!
      — Боря, ты же говоришь не с чужим человеком. Неужели ты думаешь, что имя убийцы Ревекки Ашкенази я не унесу с собой в могилу? А вот если бы ты ее не убил, этот мерзавец Ронен не взбунтовался бы так внезапно, а еще какое-то время плел бы себе свои интриги. А тут он испугался, что без Ривки Наум получит слишком много власти и уж с ним церемониться не станет. Ты что, не понял, почему тебя стало можно не убивать?
      — Из-за беззаветной приверженности вершителя судеб высоким гуманистическим идеалам, я полагаю? — выдохнул я в эту чертову горячую уже трубку и не без удивления отметил, что уже не сижу, а кружу по комнате.
      — Прекрати ёрничать! — приказала теща. — И держи себя в руках. Ты, все-таки, офицер, а не институтка. Да, ты мог развалить все дело, поэтому тебя надо было убить. Еще не каждый способен вести себя так по-идиотски, как ты, чтобы не оставить людям другого выхода! А потом ситуация резко изменилась. Ронен совершил переворот. И почти все дети пошли за ним. Такая неблагодарность! И теперь ты обязан развалить все это дело. Чтобы Наум не остался в памяти потомков, как создатель крупнейшей израильской мафии! Мерзавец Ронен продаст арабам всю страну! И это твой долг перед своей семьей и своим народом, Боря! Что ты молчишь? Бор… — вторая карточка закончилась внезапно.
      Светик и Санька прекратили общаться и следили за мной.
      — Этта, — озаботилась Светик, — четта мне Мутантов окрас снова не нравицца. Мутант, ты в порядке? Там у тебя чё за овер творицца?
      — Спасибо, все в порядке, — сказал я Светику, — семейные разборки. Можете меня поздравить. Попал под амнистию в связи со сменой правящей династии. Наум на меня больше не охотится.
      — Я же говорил! — осмелел Плоткин. — Все одна семейка… А что, Ронен уже наверху? Даже без денег? Круто! Я знал, что ставить надо на Ронена! А вы хоть представляете, что теперь Ронен с вами сделает, если вы меня немедленно не освободите?
      — Тю, — расхохотался Санька. — Зубы выбьет? Только где Ронен, а где мы. А ты — вот он. Спроси лучше у Бореньки, на кого теперь Наум охотится вместо него. Или сам догадаешься? Боренька, так?
      — Не без того.
      — Вот видишь, Плоткин, — кивнул Санька. — Ронен и так уже победил в своей революции. Без денег. Бабло ему вообще не нужно. Давай-ка ты это… сгружай его нам, и разделим на всех, так? Давай ты свою жизнь у Бореньки выкупишь.
      Плоткин захихикал. Противно мелко захихикал, как отжимающая белье стиральная машина, даже слезы из глаз выдавились. Наконец, он протолкнул слова:
      — Вы… как дети… Да Ронен… за эти деньги… он всех нас найдет… Лучше сразу удавиться… Ронен — это же… как… бультерьер… Это вам не Наум.
      — Всё! — заорал вдруг Санька. — Харэ! Всё! Возвращайся в каземат! Размышляй, как деньги сгружать нам будешь. А нам спать пора… Так?
      Когда я, пристегнув озадаченного Плоткина к трубе, вылез из погреба, Светика в логове не было. Утративший кураж Санька рухнул на кушетку и пробормотал:
      — Не захотела, чтобы я отвез. Говорит, за рулем машины можно заснуть, а в седле мотоцикла — нет. Она за зарплатой уехала. Ей ваш босс денюжку перевел. Знаешь, как она в седле смотрится…

19. «Обманули дурака на четыре кулака.»