Я зажмурился, отвернулся от огня и побежал. Раздался такой шум, как на стадионе, когда забивают гол. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увернуться от ствола дерева. Я понятия не имел, как преодолею крепостную стену. Кто-то прыгнул сзади на меня, я изо всех сил ударил его локтем, и он свалился, цепляясь за плащ, то есть за покрывало, и стащил его с меня. Бежать стало легче, словно это покрывало пыталось удержать меня и предать врагам.
      Голоса сразу же стали удаляться. Вдруг я увидел свою машину. Мне бы задуматься, как она оказалась внутри крепостной стены, но у меня возникла надежда, что это я каким-то чудом оказался по ту сторону происходящего. Только набрав скорость, я заметил, что не включил фары. Но лишь вырвавшись из леса понял, что мне все-таки смогли помешать, и я не исполнил, что должен был. А теперь было совершенно понятно, что должен! Иначе зачем было мешать сжечь в ночном лесу засранное покрывало!..
      Уснуть я и не пытался. Включил телевизор, просто чтобы наполнить комнату голосами. На экран даже не смотрел -- после произошедшего в лесу, я не способен был проникнуть ни в один телевизионный видеоряд, а просто скользил по плоским цветным теням и вспоминал... Нет! Вспоминать тоже невозможно -- слишком это было близко, слишком било по нервам.
      Подсел к компьютеру. Совершать обход своих обычных библиотечных и философских сайтов не было никакого желания. Все равно не помогло бы. Я был неспособен сконцентрироваться. Нужно было что-то новое, другое. И у меня это было, потому что я взял у (C) их привычные линки. Хорошо, что взял, правильно.
      Я нашел их записку, когда уже испугался, что потерял ее. "Курилка"? Дым, смрад. А покрывало я так и не сжег. Нет, не то. "Тенета"? Этого только не хватало. И так запутался. "Лимб"? Да, пожалуй.
      Я набрал адрес "Лимба" и сразу увидел, что Кот опередил меня. Обнаружив его присутствие, я принял его как доказательство правильности своего предположения. Аллерген уже развалился в Интернете, как на хозяйском диване и даже начал точить когти. Странным мне показалось лишь то, что будучи Городским Котом, он не начал с иерусалимских проблем, а сразу полез в мировую паутину, словно патиной покрывшую воображаемый глобус. Впрочем, это же Иерусалим. Здесь решается судьба всего.
      Но почему Аллерген такой руссколитературный? Что это еще за реинкарнация Зеева Жаботинского, в самом деле! Или он на многих сайтах одновременно? Неважно. Мне дан именно этот адрес, эта часть виртуального пространства. Это как если бы на бастионе меня поставили перед бойницей -следить за угрозой именно в своем поле зрения, а я бы начал метаться от одной бойницы к другой. Но что я должен заметить?
      Вот время его появления в гостевой. И что он подразумевает под рыбой в тесте? С тестом более-менее ясно, хотя бы на первом уровне. Это телесная оболочка. Но что означает заключаемая в нее рыба? Закрытая чешуей трепещущая душа? Нет, в тесте рыба с уже очищенной чешуей! Рыба -- это что-то из глубины... глубины подсознания. Это влажный сон, вытащенный за губу на сушу, где песок, солнечный свет и ветер. И как правильно смещен акцент! Не душа или подсознание в человеке, а сам человек, как гарнир приложенный к душе и подсознанию.
      Я снова прав! Вот что отвечает Глас Народа -- Аллергену, то есть не ему, а какому-то Незнайке, но сразу вслед за записью Кота:
      -- Чья душа жирнее РЕШАЮ Я! ПОАЛ? Больше дурацких вопросов не задавай, плиз, неохота время тратить на ответы!
      Тут обозначаются сразу три направления. Примерно одинаковой важности: ожирение душ наших, кому принадлежит право на Решение и когда закончится время для вопросов. Но зато ясно, что рыба -- не подсознание, а душа. Впрочем, это и так можно было понять.
      Если нас начнут карать, то наверное в людоедском порядке начнут с наиболее "упитанных", с тех, чьи души заплыли жиром. А право на Решение Кот теперь заберет себе -- это очевидно. Даже если ему и не захотят отдавать, все равно заберет, не удержат. А ведь когда-то я боялся получить это право. Почему же я не радуюсь? А когда кончится время для вопросов -- это ведь тоже вопрос, только продлевающий это время, или исчерпывающий -- вот что понять бы. А вот как отвечает Кот:
      -- Самая жирная душа, дорогие, у простипом!
      Он начинает с первого направления. Но только что это значит? Это неприятное слово "простипом"? Впрочем, понятно что. Простипом -- прости и помоги. Так он обозвал тех, кто не желает заставлять свою душу работать, не тренирует ее, не напрягает, а в любой ситуации рассчитывает на чужую душевность. Что другие души простят ему все и помогут. Просто очевидно, что самые жирные и заплывшие масляные души -- именно у таких простипом. А ведь и я несколько раз, поступив неправильно, просил помощи и прощения, хотя мог справиться и сам. Несколько раз я просил прощения и помощи только у людей, а сколько раз у...
      (C)
      Подросток явился на рассвете и проснулся только к обеду, вскоре после родителей.
      -- Ну, расскажи подробно, как все прошло? -- спросило старшее поколение. Под заботливостью скрывался хищный писательский интерес к LARP-у -- новому для (C) понятию, таящему в себе кучу сюжетных и прочих возможностей. Ролевая игра в реальности, подразумевающая фантазийный сюжет, настоящие костюмы, интересных персонажей.
      С расцарапанной, но довольной физиономией подросток зафонтанировал впечатлениями:
      -- Аль а кефак! Смешно было. Юваль переоделся в араба, пошел к дороге. А там ехала как раз полиция. Они увидели Юваля, потребовали документы. А там фамилия -- Портновский. Мы оборжались.
      -- А как вы полиции объяснили, что вообще делаете в лесу ночью?
      -- С трудом. Да они все равно не поняли, уехали с такими лицами... Сказали, что еще вернутся -- проверить. Но не приезжали. А Боаз сварил на костре настоящий венгерский гуляш по средневековому рецепту. Очень было вкусно.
      -- А что с твоим мечом? Его допустили к игре? Безопасным признали?
      -- Да, все нормально. Я его успел покрасить таким серебряным. Отличный меч вышел. Ему даже имя дали -- Аннобел. Красиво, да?
      -- А как вы там бегали в темноте? Там же переломать руки-ноги можно.
      -- Ну, так и бегали. Луна была. И факелы еще. Я с Тирошем в паре ходил. А, вот еще было смешно. Мы должны были найти призрака. И ошиблись -- поймали какого-то идиота, который оказывается вообще был не наш. То есть, он был из наших, в общем -- из ваших. Говорил с ошибками и русским акцентом.
      -- И что? Какой кошмар!
      -- Да ничего, нормально. Смешно вышло. То есть, нам было смешно. Он сам виноват -- закутался в бордовый плащ, как все наши. Ну мы и ошиблись. Заставили его идти в лагерь.
      -- А чего он не убежал?
      -- Его Тирош сразу запугал. Он себе такой жуткий молот сделал. Из пенопласта. Тоже серебряный. Как настоящий. Так Тирош помахал этим молотом одной рукой. И сказал, что если тот убежит, вобьет в землю по самые брови.
      -- Вот вы гады, все-таки. Ну и что этот мужик?
      -- Да что, потом все-таки убежал. Уже из лагеря. Мы решили, что его Магистр должен допросить.
      -- А кто у нас Магистр?
      -- Сонья. Вы ее не знаете, она из Тель-Авива. Мелкая такая, писклявая. Мы ее Магистром назначили, потому что никто не хотел, он же все время в лагере сидит. Так приводим этого мужика. А Сонья как раз в туалет ушла. Пока ее звали, псих вдруг как рванул! Я его только за плащ схватить и успел, но он его как сбросит! И удрал, в общем. А, плащ был точно как наше покрывало. Ну очень похож. Э, а где оно?
      4. КРАСНЫЙ КОТ
      Кот
      Почему я? А потому. За грехи предков. За заслуги потомков. За то, что много жрал и сладко спал. За то, что я рыжий. Или КРАСНЫЙ?
      Про Красного Кота я впервые услышал от матери. Странная она была кошка. Ни дикая, ни домашняя. Иная. Тоже рыжая, но в белых "носочках". Они мне тогда казались замечательно красивыми. А она их стеснялась. И как-то сказала, что из-за них не может ничего достичь. Значит, она мечтала быть Красным Котом. Верила в это, хотя ни разу, никогда ничего с ней или около нее не случалось такого. Ни намека. Из-за этих носочков она придумала себе другую миссию -- творить Красных Котов. Да, конечно. Нерыжих самцов она к себе не подпускала. И меня любила больше всех, а полностью рыжим в нашем помете был только я. От остальных она спешила отделаться, а меня оставила при себе, не отпускала, как не делают. Надо мной все уже смеялись, мне было стыдно ходить за ее хвостом. Но мне было так интересно с ней! Наши дальние прогулки, ее рассказы обо всем, что встречалось на пути. Ни одна кошка не знала про Иерусалим столько, сколько моя мать! И всегда, во всех рассказах, маячил смутный образ Красного Кота.
      Но на самом деле -- Красный Лев -- вот что занимало все мысли матери, что сопровождало ее всю жизнь и всегда волновало одинаково сильно. Она видела его присутствие, вернее, намеки на его скорый приход в простых, даже обыденных и примитивных вещах. Я не понимал, как может красный всплеск заката над бордовой черепицей быть Знаком. И когда я смеялся над ее суевериями, она легонько хватала меня зубами за шкирку и насмешливо говорила, что я еще пойму однажды что к чему. Пойму, потому что я -настоящий Красный. Без единой нерыжей шерстинки. Однажды, еще в раннем детстве, когда она вылизывала меня, она вдруг переполошилась и страшно занервничала -- ей показалось, что она обнаружила неправильный волосок, белый. Но это просто налипла шерстинка от другого котенка.
      Она рассказала мне, что я не первый безупречно рыжий котенок, рожденный ею. Был еще один. И она даже, не смотря на неопытность, смогла уберечь его жизнь. Но не смогла правильно воспитать его. Как она это называла, он получился "слишком беззаветным". Красный Лев должен возникнуть из многих Красных Котов, когда они сольются в Единое. А старший брат не хотел делить Свершение с другими, которых к тому же надо было найти, ждать, учить. Которые при его жизни могли просто не появиться в достаточном количестве.
      Никто точно не знает, сколько Красных Котов должно быть в котерии для Воплощения в Красного Льва. Теперь я могу прикинуть, что... хотя... кто знает. Таких, как старший брат, могло бы хватить и нескольких. Старший брат сумел приручить какого-то культуриста, поселился у него и подъедал хозяйские анаболики, чтобы быстрее приблизиться к заветной цели и стать Красным Львом в одиночку. Он был очень горд и независим. Он и умер от гордыни. То есть, это произошло от передозировки, но по сути -- от беззаветности. Мать рассказывала, что даже хозяин-культурист не мог сам похоронить его огромное тело. И тогда он позвал еще трех друзей-культуристов. И вчетвером они понесли тело моего брата на носилках -- хоронить, а рыжий его хвост подметал мелкую иерусалимскую пыль, и словно белое облако шло за этой траурной процессией. Воистину, "религия -- опиум для народа". Я не хочу сказать, что мать все это выдумала...
      Конечно, все что со мной произошло -- во многом из-за матери. Собственно, и о ней самой среди старгородских котов ходили странные слухи. Что она всегда выбирала какие-то особые места для рождения своих котят. Говорили, что меня она родила на Храмовой горе, проникнув в пещеру под Краеугольным Камнем и рискуя жизнью и душой. На этом камне до сих пор видны глубокие царапины от когтей предыдущего воплощения Красного Льва. А еще говорили, что рожден я был каким-то экспериментальным способом, среди вод источника, льющегося из "Львиной пасти" в пещере Цидкиягу под самым Старым Городом. Я тогда слушал вполуха и не пытался докопаться до истины, по юношеской дури мне было все равно, а теперь ничего уже не воротишь и не прояснишь.
      Все мое детство прошло под знаком Красного Льва. Он придет -- и... Долго я даже не задумывался, что будет потом. Ничего и не надо было. Сама мысль о появлении огромного, величественного, прекрасного Красного Льва вызывала катарсис и оставляла в состоянии эстетического шока. Но однажды я спросил мать -- а зачем, все-таки, должен явиться Красный Лев? Для чего? Мать кивнула: "Ты догадался задать этот вопрос, значит достоин получить на него ответ. И не говори об этом никому, пока тебя не спросят. Это знание дается лишь тем, кто способен задаться этим вопросом."
      Гордость переполнила меня настолько, что не оставила места, чтобы вместить полный ответ. Но я понял, что вертикалы настолько погрязли в грехе, что лишь лучшие из них смогут очиститься, да и то -- лишь пеплом специальной Красной Коровы. Но когда она придет в наш мир, вряд ли найдется достойный, чтобы принести ее в жертву. И тогда мир зависнет, а время остановится. А чтобы этого не произошло, предусмотрен Красный Лев. Красный Лев будет сидеть в засаде под Жертвенником и ждать, когда появится достойный закласть Красную Корову перед Жертвенником. Он будет ждать до последнего момента. Но не дождавшись, за мгновение перед тем, как мир зависнет, он выпрыгнет из-под Жертвенника и задерет Красную Корову, чтобы спасти мир от остановки. Мир все равно захлебнется в Красной Крови, но от него останутся хотя бы развалины. И выжившие вертикалы станут рабами выживших котов.
      А сейчас я знаю, что все грядущее -- намного сложнее, страшнее и неоднозначнее. Но в целом все катится именно туда, куда и предполагалось. И допустить этого очень бы не хотелось.
      Раньше, до превращения, мне очень нравилась идея о двуногих рабах. Но кому нужны рабы на одной гигантской мусорке, которой станет мир? Разве что параноидальному властоголику.
      Не лучше ли наслаждаться всеми благами цивилизации и добровольным служением вертикалов? Как сейчас. Естественное, плавное течение эволюции происходит в благоприятном для котов направлении. Наконец-то наше электричество взаимодействует с электричеством домашних компьютеров -- этим венцом творения сапиенсов, или уже постсапиенсов. И домашние компьютеры дичают, становясь все капризнее, а мы, дорогие, наоборот, становимся спокойнее, статичнее и мудрее. Когда-то мы пришли к их кострам и много веков пристально вглядывались в огонь, пытаясь в нем что-то отыскать. Сегодня мы всматриваемся в экраны компьютеров и телевизоров. И это уже не просто транс и медитация. И даже не просто поглощение информации. Мы присматриваемся к партнеру. Это большая разница -- за вертикалами мы следим, а к компьютерам -- присматриваемся.
      (C)
      Хвойный Иерусалимский лес -- прекрасное место для больных легких и легких больных. (C) избрали его для дальних прогулок. За несколько минут рассовывался по карманам стандартный набор: блокнот с ручкой, апельсин с фляжкой, солнечные очки, мобильник. За двадцать минут они доходили до ближнего входа, за сорок пять минут проходили лес насквозь и двадцать пять минут шли домой от огромной абстрактной скульптуры, прозванной в народе "Красной коровой", хотя ничего коровьего в красных металлических изгибах не было. Но прогулка эта всегда длилась дольше полутора часов -- на то, уже неопределенное время, на которое (C) зависали у сосны Бен-Гуриона, с которой усматривали некую общность.
      Сосна эта была у них чем-то вроде тотема. Первый первый министр посадил ее аккурат между датами рождения Макса и Анат. Она выросла маленькой, чахлой, но стройной, поэтому казалось, что у нее хорошие корни. Огородили сосенку каменным заборчиком, вокруг замостили площадку. Так и торчала теперь она вроде и среди леса, но отдельно от торной тропы и прочей сосновой тусовки.
      Макс завинтил крышечку на полупустой фляжке с "Джеком Дэниелсом":
      -- Все-таки из железной фляжки другой вкус... Наскальный рисунок -письмо -- текст -- пост. Подъем и деградация европейской цивилизации. Мы сегодня отправили пару десятков дурацких постов и написали два абзаца текста. Абзац!
      -- Точно -- пост. Потому что это -- пост-европейская цивилизация,-отозвалась Анат с понимающей усмешкой кухонной сплетницы и отхлебнула.-Другой вкус? Лучше или хуже?
      -- Просто другой. Железяка придает бурбону мужественности.
      -- Сталь всегда придает мужественности королям, не только Бурбонам.
      -- Во, правильно. Пост-Европу надо потреблять из железной фляжки. Смотри, смотри, олени!
      По склону, провоцирующе близко, спускалась пара оленей. Вели они себя примерно как полудикие коты в Бейт а-Кереме -- не боялись, но и не доверяли.
      -- Бурбон унюхали,-- прошептала Анат.
      -- Бурбонов на них нет,-- с сожалением сказал Макс.-- Королевская охота...
      -- Ага, королевская. Я читала на днях -- их гастарбайтеры поджирают.
      (C) проводили сочувственными взглядами пятнистую парочку. Потом хлебнули бурбона за сохранение их заповедной жизни, поглазели в застиранное осеннее небо. Макс сказал:
      -- Да-а... они, в общем-то, и Европу поджирают.
      -- Пост-Европу пора расфасовывать в железные фляги.
      -- Для придания мужественности? Чтоб боролась?
      -- Чтоб сопротивлялась. А не расслаблялась и получала удовольствие. Кажется, единственное, за что постевропейцы еще готовы бороться -- за гарантированное право спокойно умереть в собственной постели.
      -- Они за это даже не борются. Они за это платят. Вот знаешь, как одинокая умирающая старушка в приватизированной квартире... Завещает жилплощадь тому, кто ее досматривает.
      -- Зато не будет Третьей мировой. Третья мировая -- это когда третий мир мирно хоронит всех белых.
      -- И посткапиталистов, и постсоциалистов в одной братской могиле.-Анат вздохнула, словно бы прислушиваясь к собственному ощущению внутренней правоты.-- Так им и надо. За лицемерие...
      -- Никакого лицемерия. Чтобы лицемерить, надо хотя бы сохранять лицо.
      -- Или хотя бы морду. Для мордомерия.
      -- Наша морда существует не для мордомерия, а для мордодейства.
      -- Для мордопоэзии эта рыжая морда существует.
      -- А он нас не замордует? На своем поэтическом конвейере. Такой должен быть продуктивным...
      -- Мы превращаемся в сфинкса с этим котом. Скоро начнем размахивать лапами и драть кору.
      -- Сфинксом -- это еще неплохо. У сфинкса зато есть лицо.
      -- И оно сохраняется тысячелетиями...
      -- Скажи "мяу".
      -- Нуу... Мяукать надо ночью. Страстно. Влажной ночью. Грот ночи жаркий, влажный. Прибой веселой страсти.
      -- Соответственно... Я буду нежен с каждой, любой дворовой масти...
      Кот
      Мир до сих пор цел. Крошится себе с прежней скоростью. Сойка мяукает с дерева, тварь, семейство вороновых, длина тридцать четыре сантиметра... Сколько?! Тридцать четыре сантиметра? Кто бы мог подумать! Да на хрена мне знать какого она семейства, и какая ее средняя длина, и сто с лишним способов как ее мог бы добыть вертикал, если она по-прежнему меня дразнит, а я тут схожу на говно! Как отравляла раньше отдых на любимом месте, так и продолжает доставать. Да, привычки и реакции прежние. А знание, действительно, лишь умножает скорбь.
      И в Городе ничего не изменилось. Жизнь слепым котенком как тыкалась бестолково в поисках молока, так и тычется. Горожане спешат утром на свои мусорки, а вечером возвращаются на подстилки. Коты, впрочем, делают то же самое. Собаки служат. Голуби гадят. Никому нет дела, что я стал... стал Красным Котом. Когда это испытываешь на своей шкуре, а не видишь чудесное воплощение в затуманенных героизмом котеночьих мозгах... Город мой, Город, как же так все совпало по-идиотски? Для героизма и свершений. Красный. Кот. Да, я стал! Раньше я интуитивно ощущал -- что-то такое должно случиться. Я -- это он?! Страшно. И что теперь?
      Я теперь даже сам не знаю всего, что знаю. Как если бы случайно проник в пыльный зал библиотеки, и в этот момент на меня обрушился весь запас книг, то есть не на меня, а в меня. И размахиваю лапами, чихаю, пытаюсь прорваться из этой информации на дневной свет, но где он тоже не знаю. То есть знаю, конечно, поскольку обладаю информацией. Завалами информации. Как сидел на мусорке, так и сижу, на бескрайней информационной мусорке. А эта пернатая тварь все мяукает... Значит, на мусорке. Это даже смешно, вот скажем, подумаю я о... ну, о рыбе в тесте... рецепты, рецепты, тридцать пять тысяч одних рецептов, калории, кухня от Елены, пиво на Куличках, рестораны... один выход -- быстро смигнуть весь этот хвост.
      Теперь надо быть очень осторожным, очень. Тихо-тихо красться внутри себя же. Потому что любая мысль вызывает сход информационных лавин. Даже ассоциативных лавин. Хорошо, хоть научился смигивать.
      Допустим, я -- Красный Кот (панк-текст, генетический анализ, выставка экстремалов породы, ник участника политфорума, мифология, смигнул), должен шнырять по информации, как по родному подвалу. А почему, собственно, должен? Никогда я никому ничего не был должен. Не желаю быть должен. И не буду! Не буду... Если это от меня зависит. Болонке понятно, что скорее всего не зависит. Что получил я во владение эту информационную мусорку не просто так, а вместе с долгами. Которые, конечно же, вылезут как глисты (гельминты -кошачья двуустка, аскариды, острицы...смиг!) в самое неподходящее время. И взыщутся. Так начнут зудеть, что будешь готов сделать что угодно, лишь бы избавиться. И не надо от этого абстрагироваться, думая о себе, дорогом, в третьем лице единственного числа. Это -- я. Я! Со мной! Мне! Про меня! Ужас. Но... ведь и для меня! Ассоциации все равно выскакивают, как блохи из-под половиц, или лягушки из-под лап идущего на водопой. Стать поэтом, что ли, как и хотели Аватары? С такими-то чертиками ассоциаций это как два байта переслать. Собственно, что значит "стать"? Я уже поэт. Аватары тут ни при чем. Ну, почти ни при чем. Я им, дорогим, еще покажу что такое каталектика, катахреза и катрен. Им еще придется мной гордиться. И испытывать комплекс неполноценности. Простипома, пелядь!
      В последнее время мне страшно спать,
      а, значит, и страшно жить.
      В моем настроении явный спад -
      разбиты сна витражи.
      И в черные дыры с осколками слов
      хлынули ужасы сна
      с монстрами, мистикой, криками сов,
      проклятием колдуна.
      Мне снится упорно, что я человек -
      серый, усталый, злой,
      выдавший другу фальшивый чек,
      свернувший с дороги домой.
      И вот я уже в тоскливом лесу,
      ноги вязнут в грязи.
      Я на спине чье-то тело несу,
      оно мертвечиной разит.
      Но тело живет, поскольку оно
      шепчет мне жарко:"Брат!
      Расслабься, устань, прокисло вино,
      меня отнеси назад!"
      И я не пойму -- почему я, кот,
      несу некошачий груз,
      и что мне семьдесят пятый год
      и бывший Советский Союз.
      И что за колдун у меня за спиной
      командует, как мне жить.
      Серые сумерки правят судьбой,
      закручивая виражи...
      Из сна вырываюсь, чтобы упасть
      в бездну другого сна,
      где щерит сука слюнявую пасть,
      клянется, что мне верна,
      и дышит в затылок, воняя тоской,
      и псиной, и течкой, и всем -
      всем тем, что поток суеты мирской
      снесет с осажденных стен.
      Но вот просыпаюсь. Звезды и лай.
      Антенна, труба, провода.
      Богатый район, этот кошкин рай...
      Мне страшно и в шкуре кота.
      И эмоции тоже как-то сдвигаются. Раньше мне нравилось обозревать окрестности и чувствовать себя каменным сфинксом -- надменным и равнодушным. А главное -- находиться на одном уровне с человеческим взглядом. Я заглядывал проходящим вертикалам в глаза на равных. И мне нравилось, когда они первыми отводили взгляд.
      Нравится и сейчас. Но это уже не важно. Теперь я смотрю по-другому, как микробиолог, ювелир, астроном, у которых специальные приборы. У моего взгляда появилась когтистая лапа, которая инстинктивно, как из аквариума рыбку, цепляет из них трепыхающееся прошлое. Не прошлое их "железа", а прошлое их мягких душ.
      Не так уж это и интересно. Духовный опыт большей частью однообразен, ошибки типичны, раскаяние стандартно, повторные грехи банальны и предсказуемы. Этакий альпинизм. Учеба, маршруты, ошибки, срывы и в конце -покоренные вершины, соответствующая квалификация и право спокойно повесить кошки 8Ж) и ледоруб над камином. Ледорубом убили Троцкого. Настоящая фамилия Троцкого -- Бронштейн. Бронштейн Давид Ионович -- международный гроссмейстер, претендент на мировую шахматную корону в 1951 году... смиг.
      Какая гадость эти сравнения из чужого опыта! Ассоциативные цепочки волочатся за каждой мыслью, как кишки из свежей мыши. Но мать моя кошка! Кишки из свежей мыши -- это же не гадость!
      Знакомый вертикал. Со второго этаже. Содержит собаку-болонку-идиотку, которая все время смотрит на меня масляными черными глазками и каждый раз хрипловато просит объяснить разницу между собакой и кошкой. Вертикал этот один раз на меня замахнулся, когда я прилег на его новый дверной коврик. Я бежал, но потом вернулся и коврик пометил. Тогда мне это казалось важным. А сейчас? Пожалуй, и сейчас я поступил бы так же. Это важно -- поступать так, как тебе представляется правильным. А душонка у этого болонкодержателя под стать жирному негибкому телу. Ленивый такой софт, потому всегда неопытный, тупо делающий одну и ту же ошибку уже несколько воплощений подряд. Безмозглый и безнравственный жирный софт, который и ошибки-то своей понять не способен, а может лишь просыпаться в предрассветной тоске и скулить, как болонка: "За что, Господи, что я тебе сделал, дай мне больше, лучше, мягче, вкуснее, а все хреновое не давай, а мешающее забери". Этот софт еще долго будет проворачиваться в мясорубке, так ему, собственно, и надо -- нечего пинать чужих котов на общей лестничной площадке.
      Еще вертикал. Снова знакомый, это к Аватарам. Тот самый, Похититель. Который украл меня из Старого Города. Который приходит к Аватарам, а смотрит на меня, как на огонь. Соглядатай. Мне уже не терпелось заглянуть ему в глаза. Я даже чуть не спрыгнул на землю, чтобы побежать навстречу, но утерпел. А он шел мимо меня, глядя под ноги, как нарочно. Мне пришлось мявкнуть над его ухом, громко и властно, чтобы он обернулся.
      Такие софты мне еще не попадалась. Я даже оторопел на миг. Он целиком не просматривался, такой был длинный. Длинный во времени. Старый. Я не мог сказать откуда он начал жить и когда, там было мутно. Вот, значит, откуда выражение "дымка времен". И даже сколько он прошел оболочек тоже сказать точно не мог. Много. В самой мути и дали я различил, как он воплощается меж лап сфинкса, у недостроенной египетской пирамиды и срывается через четверть века, склонившись в пустынной безысходности перед Золотым Котом.
      Ага, потом он уже был тверд в вере. Крепкий военный софт, не боящийся ни смерти, ни ответственности за содеянное, один из самых твердых в сорокатысячном войске Иехошуа Наввина. Он слишком спешил. И во время Иерихонской резни не всегда добивал противника, чтобы тот не страдал. За эту черствость его через несколько дней сняли с маршрута, вместе с тридцатью шестью такими же, борзыми, убитыми при первой атаке на Ай.
      Так, а потом, через несколько веков, странная история с иевусейкой... отвернулся, гад. А жаль, не надо было лезть так глубоко -- и видно плохо, и детали стерлись. Надо было сверху вниз просматривать, бурить, добывать жирную черную нефть разложившегося прошлого. Вот учила когда-то дорогая мама -- сначала хватать надо то, что плохо лежит, сверху и близко.
      Ужасный, конечно, софт. Усталый, упрямый. Оборванный, перекореженный, растерянный. Софт-БОМЖ. Отставший от сверстников, давно уже обретших покой у камина. До сих пор не понимающий "за что". Надо бы его еще порассматривать. И кстати, зачем он меня украл из Старого Города?
      Значит, не добивал иерихонцев во время резни... Теперь до меня дошло, что знать -- не значит понимать. Вот вертикалы чего только не наворотили вокруг убийства. Больше всего напридумывали про убийство и про любовь. Но про любовь -- понятно. Придумывать про любовь -- в кайф. Вообще-то в любви вертикалы так себе. Хоть и круглый год, но вяло. При такой активности вертикалам и конкурировать за самок никакого смысла нет. Но агрессивность и жажда собственности заставляют конкурировать. И что им делать? Ясно что -любовь-кровь. Срифмовали и убивают. И самоутвердились в убийствах. Забавна все же цивилизация, в которой специально обученный самец, при благоприятном для него, конечно, стечении обстоятельств, может в единицу времени уничтожить во много тысяч раз больше себеподобных, чем оплодотворить самок за всю свою жизнь.
      Невротики! Сначала провозглашают: "Не убий!", потом понимают, что это невозможно, не совместимо с жизнью, с самим выживанием их биологического вида. И тогда они придумывают исключения. Много исключений. Сами они -исключение из фауны, массовые убийства не практикующей. Они сделали убийство профессией. Даже несколькими профессиями. А нас, дорогих, объявили хищниками! То есть, убиваешь единицы для пропитания -- алчный хищник, зверь. Убиваешь тьмы ради идеи -- пассионарий, харизматик, самый человечный человек (родился 22 апреля 1870 г. в Симбирске, ныне Ульяновск, ныне в мавзолее, шалаш в Разливе, "я поведу тебя в музей,-- сказала мне сестра", атомный ледокол, сифилис, смиг).
      Дни трепета, этот март наоборот, раздувают тлеющий софт. Жжет. Потом должно стать полегче. Вертикалы надеются, что покаянными мыслями, молитвами, подаяниями и постом они могут перезаписать себя в файл жизни. Наивность их представлений, на фоне их технологических возможностей -- это что-то. Когда-то им попытались приоткрыть какие-то истины, адаптированные, конечно, к уровню тогдашних диких мусорных вертикалов. Боятся они этого духовного света, как мы огня, что ли? Почему они тормозят, почему довольствуются теми духовными крошками, которые им сбросили со стола? Вы же уже додумались до квантовой механики. Вы же уже знаете, что принцип неопределенности -- самый фундаментальный. Так неужели трудно допереть, что этот принцип всеобъемлющ. Ну какой Творец будет создавать себе детерминированную игрушку! Какой интерес создавать то, про что все заранее известно? Неужели трудно догнать, что никто вас в Рош а-Шана не разносил по файлам жизни и смерти, что сейчас своим покаянием, молитвами, подаяниями и постом вы можете лишь повысить вероятность пережить наступивший год, улучшить шансы в игре, перед тем, когда на исходе Судного Дня протрубит шофар, и файл с запланированными годовыми вероятностями гибели для каждой твари уйдет к администраторам...
      Давид
      Я шел к (C) по их круто спускающейся к вади улице.