Теперь флаги пеленок развевались на Дунькином трехпалубном крейсере, сигнализируя всему миру, что Михаил Венедиктович Дерибасов бесплоден. Некому будет передать ни нынешний чемоданчик, ни грядущие чемоданы и сундуки.
      - Да-а, значит выродок, - сообщил он подошедшей корове.
      Та облизнулась.
      - Спрячь деликатес, - машинально посоветовал Мишель.
      Дерибасов вдруг понял, что ему хочется сложить все фальшивые звания и бутафорские регалии, объединиться в тоске со старыми назирхатскими девами и заслониться от самого себя верой в черта, дьявола, Чхумлиана, Осоавиахима, во что угодно.
      Подул ветер, солнце нырнуло под одеяло огромной серой тучи, Дерибасов обреченно натянул сыроватую одежду и, наконец, вспомнив про автоаптечку, заклеил бровь пластырем.
 
       Глава 28. Заговор Антиназариев
 
      В арбатовском квартале Осоавиахим, утративший столичную вальяжность, раструбил о прибытии Верховной Личности. Минут пятнадцать он нес какую-то ахинею собравшейся общине. Но то, что на московском асфальте казалось метафорическим «гласом почвы», в Назарьино выглядело говорящим горшком с землей на пашне. Потом он начал выставлять почетный караул. За отсутствием родов войск Осоавиахим расставил буддо-христиан по родам буквально: по четной стороне улицы построился короткий мужской, а по нечетной - растянулся женский.
      Затем он приволок ящик, установил его посередине и провел с него долгий бестолковый инструктаж. Так как Дерибасов все не ехал, Осоавиахим разучил с братьями и сестрами назарьинский гимн.

Первым увидев «мерседес», Осоавиахим воззвал с ящика:

      - Братья и сестры! Вы можете видеть, как тепло приветствуемый местными жителями кортеж Чхумлиана приближается к своей резиденции. Высокого гостя встречают Осоавиахим Будулаевич Арбатов и другие официальные лица.
      Осоавиахим сошел с ящика и, раскинув руки, пошел на «мерседес». Когда деморализованный Дерибасов выбрался из машины, Осоавиахим облапил его, трижды расцеловал и, обернувшись к народу, пояснил:
      - Приветствуем на родной земле! - Потом добавил: - В честь прибытия высокого гостя был исполнен назарьинский гимн.
      Осоавиахим строго выпрямился, изобразил дирижерский взмах и, сопровождаемый нестройным хором, загудел:
 
      На широком, на Назаровой лугу,
      В небо синее утомишься смотреть.
      Лежа в свежем, пряно пахнущем стогу,
      Можно даже, не жалея, помереть...
 
      Ой ты, р одное, свободное село!
      Хороводы и частушки у реки...
      Над ней радуга, как дивное седло,
      Воды, словно руки матери, мягки ...
 
      Допев, Осоавиахим объявил:
      - Верховная Личность обошла строй почетного караула!
      Он протащил озверевшего от явных ухмылок паломников Дерибасова вдоль улицы и продолжил:
      - Выдающийся борец за дело мира Чхумлиан Венедиктович Дерибасов от всей сверхдуши поблагодарил присутствующих за оказанный ему теплый прием. После этого между братьями Чхумлианом и Осоавиахимом состоялась теплая доверительная беседа. В честь прибытия Верховной Личности в ее резиденции был дан ужин, на котором присутствовали представители общины.
      - Да здравствует советско-индийская дружба! - весело крикнул кто-то, и официальная часть сошла на нет.
      Не чуждый тщеславия Осоавиахим с большим трудом дождался начала «теплой доверительной беседы».
      - Ну как, племяш?! - расплылся он в улыбке.
      «Обесточенный» Дерибасов еле шевелил языком:
      - Ну почему я тебя в Москве не пристрелил? Или хотя бы к Дуньке вместо себя не отправил? Они смеялись над нами! Не видел?..
      - Да все я видел, Миша! Просто ты не знаешь! Это так и положено - ликующий народ. Вот ты мне в детстве, спасибо тебе, транзистор подарил? А лучше б себе оставил - сейчас культурнее был бы! Я уже лет двадцать про торжественные встречи люблю слушать! Кому и знать-то, как не мне?..
      Теплая беседа накалялась и грозила выйти за рамки дипломатического протокола, когда к двум уединившимся «братьям» ворвался третий. Волосы Рудика были взлохмачены, глаза заспанно-дики, одежда смята и недоукомплектована.
      - Чхумлиан! - заговорщически прошептал он, плотно прикрыв дверь и озираясь. - Мы одни? Я не знал, что вы приехали. Ночь не спал, уснул, меня разбудили! Все в порядке! Этой ночью мы с сестрой Лидией украли вашего Чхумлиана... Чхумлиана Чхумлиановича... Короче, вашего сына! Сейчас он с сестрой Лидией в Ташлореченске. В надежном месте - дом напротив театра, квартира один. Условный стук - три раза.
      - О, а я знаю этот дом! Там еще магазин! - обрадовался Осоавиахим. - Я там ботинки мерил, когда отравленный был. Хорошие были ботинки, прочные. Я их, правда, не купил, у меня тогда...
      - Так, - сказал Дерибасов. - Он поднялся и вытолкнул неумолкавшего Осоавиахима из комнаты. - А зачем?
      - Извините, но мы вычислили, что это ваш сын. Мы сначала поверили Евдокии Платоновне, что ребенок семимесячный, но потом сестра Лидия установила истину. Тем более, что Пиночет появился в Назарьино только в сентябре. А вы были здесь как раз в августе. Отпустите нам, пожалуйста, грех любопытства.
      - А точно доношенный? - горько спросил Дерибасов.
      - Вы же знаете - сестра Лидия акушерка. И ей был сон...
      - Так, - выдавил Дерибасов. - Значит, Чхумлиан Чхумлианович... А родители его как назвали? В смысле, мать.
      - Так и назвали. В вашу честь. Правда, пока звала его Чуней. Сестра Лидия позволяла... Это грех?
      - В мою?
      - Ну да. Ей же сестра Лидия сразу объяснила, кем он дарован, бесплодной. Она тогда еще не провидела, что это ваша бывшая жена, но все равно в целом сориентировалась правильно... Мы до последней минуты выполняли ваше наставление никого ни о ком, тем более о вас, не расспрашивать. Но немножко пришлось, чтобы быть до конца уверенными. Мы решились на это только ради продолжения вашей Верховной Личности. Отпустите нам грех?
      В дверь просунулась большая голова Осоавиахима. Лысина безмятежно сияла, но лоб бороздили морщины:
      - Зачем же они детей крадут? Я так не согласен...
      - Вон! - потребовал Дерибасов.
      - Я не могу «вон». Меня отец Василий за тобой послал... Проклянет!
      Пока Рудик впихивал информацию в раскалывающуюся дерибасовскую голову, почерневший от переживаний Гиви Отарович и отец Василий отыскали арбатовский двор с Верховной Личностью. Уж как сокрушался Гиви, слушая Дунин рассказ: «Эх, Дунико! Почему стрелять не училась? Почему в наш тир не ходила?! Каждый день предлагал!»
      - Ты все понял, Гиви?! - в десятый раз вопрошал отец Василий.
      - Клянусь, пальцем не трону, - вздыхал Гиви.
      - А еще?
      - Клянусь, грубого слова не скажу, - рычал отставной генерал.
      И он сдержал клятвы!
      Высокую делегацию Дерибасов, подражая путешествовавшим в салонах-вагонах наркомам и командармам, принял в салоне «мерседеса». Так как новый Дунькин муж был с сопровождающим, Дерибасов из принципа прихватил Осоавиахима. Прежде чем приступить к переговорам, он открыл багажник, убедился, что чемоданчик на месте, помедитировал над ним секунду-другую и, обретя уверенность, энергично влез в салон.
      - Зачем мою жену ударил? - спросил Гиви подчеркнуто миролюбиво.
      - Извини, я не знал, что она твоя жена, - подчеркнуто корректно ответил Дерибасов.
      - В следующий раз - убью, - мягко предупредил Гиви.
      - Я понимаю, - согласился Дерибасов.
      Сочтя первый раунд законченным, Дунины мужья поизучали друг друга. Гиви с омерзением смотрел на это мелкое суетливое существо, владевшее его плавной раздольной Дунико.
      Дерибасов же пытался внушить себе брезгливую жалость к Пиночету, хоть и генералу, гренадеру, красавцу, домовладельцу, отцу и прочее, но обманутому, как мальчишка, подлой Дунькой и готовому сейчас на все ради ее ублюдка. Однако дерибасовское воображение подсовывало морально неприемлемые, но эстетически приглядные сцены из нынешней интимной жизни бывшей жены Евдокии, где она выглядела на приобретенном фоне маленькой и молоденькой.
      - Зачем приходил? - наконец спросил Гиви.
      - Хотел предложить помощь.
      - Предлагай! - потребовал Гиви. - Покупаю.
      - Ну-у, - сказал Дерибасов. - Не понимаю я таких товарно-денежных отношений. Это у вас, у генералов, «ты - мне, я - тебе». А мы, простые советские буддо-христиане, руководствуемся чувствами совести и справедливости.
      Гиви понял, что несколькими тысячами не отделаться, и, вздохнув, согласился:
      - Ладно, давай по совести и справедливости.
      - Да где же тут совесть и справедливость?! - начал заводиться Дерибасов. - Я, уезжая, оставил портик с древними мраморными колоннами, очень ценными, не говоря уже об их святости; капитальный фундамент; подвел коммуникации; начал возводить стены. Фонтан сделал. Жену, в конце концов, оставил.
      - Бывшую, - уточнил Гиви.
      - Не в этом суть, - возразил Дерибасов. - И что же? Возвращаюсь и вижу - на все это наложил лапу один и тот же человек. Выстроил свой дом на моем фундаменте; превратил мой священный портик в сени, не допускает к нему моих братьев и сестер; не менее священный фонтан превращен в стандартный бассейн... Это по совести?
      - Полностью компенсирую, - пообещал Гиви.
      - А то, что у одного - два дома, а у другого забрали последние недостроенные стены - это по справедливости? Отец Василий, как это согласуется с христианской моралью? Молчите? Тогда, может быть, вы, товарищ бывший генерал, объясните, как это согласуется с партийной этикой? Тоже молчите?.. Осоавиахим Будулаевич, кто-нибудь из Арбатовых обворовывал человека под самый фундамент?
      - Да что ты, Миша! Когда кто из наших больше того, что в руках унести может, брал? И то - ради пропитания. Мы ж понимаем! От каждого - по способностям!
      - Вот так, товарищ бывший генерал! - резюмировал Дерибасов. - На какую мораль ни кинь, всюду клин. А клин надо клином!
      - Все оплачу в тройном размере, - мрачно предложил Гиви.
      Но Дерибасов только усмехнулся:
      - Мне-то ты, конечно, оплатишь. А социальный ущерб?! А то, что люди видели, что все дозволено? В смысле - генерал может делать с человеком из народа все, что угодно. А политический смысл всего этого? То есть, люди видели, что реально у нас не власть народа, а власть генералов, как в Чили! И не случайно тебя в селе зовут Пиночетом!
      - Короче! - проклекотал Гиви. - Что хочешь?!
      Дерибасов понял, что пора:
      - Ладно. Поговорим тет-на-тет!
      Двое мужчин, чьи фамилии носила Евдокия, неторопливо шли по улице Макара Назарова под изумленными и негодующими взглядами назарьинцев, которые только из-за не вполне своего Пиночета не выносили сор из избы, то есть Дерибасова из села.
      И только дед Степан, для которого подраться было, что побрататься, не постеснялся бы бывшего собутыльника и непременно поучил бы Мишку. Дерибасова спасли назарьинский высокий забор, стариковская глухота и презрение собеседника, даже не глядевшего в его сторону. Поэтому дед Степан, увидев печально плывущие над забором Гивины пол-лица, но не слыша дерибасовского голоса, лишь сочувственно прокричал:
      - Не нашел еще? Сейчас, повечеряю и к тебе приду! У меня тоже на неформалов зуб. Коров портят, дармоеды проклятые! Это же вредительство! Стрелять таких мало! Я всю жизнь с такими беззаветно боролся и до последней капли крови буду! Нескольких в капусту изрубим, остальные сами расколятся... Эй, куда ты?! Задаешься, генерал, нехорошо...
      Только через пару дворов от Степанова дома решился Дерибасов подать голос:
      - Короче, общине нужен храм! Меня беспокоит, что плохие жилищно-бытовые условия замедляют движение, моих братьев и сестер по ступеням самоусовершенствования к вершинам гармонии! А храму нужен алтарь. Значит, нужен добрый человек, который от встречи со мной прозреет, осознает истину и передаст в дар общине воздвигнутый у нашего алтаря дом. Тем более, что орды обретших Истину москвичей сидят в аэропортах, ожидая, когда же в Назарьино для них найдется местечко.
      - Хорошо, - сказал Гиви. - Но сына сначала.
      - Не веришь? - прищурился Дерибасов.
      - Не верю, - подтвердил Гиви. - Дуня предупредила.
      Поняв, что надо жулику, Гиви больше не боялся его обидеть.
      - А почему я тебе должен верить? - поинтересовался Дерибасов, которого насторожило, что такой дом отдавался с такой легкостью.
      - Потому что я - офицер, коммунист, участник войны, - завелся Гиви, - у меня правительственные награды, за меня ваш священник поручиться может! А за тебя любой назарьинец поручится, что обманешь!
      Проехал на велосипеде Осип Осинов и чуть не выпал из седла, увидев, как не таясь, бесстыдно вершат свой чудовищный заговор оба Антиназария! И Осип бешено закрутил педали, желая скорее домчаться до общины и не дать замкнуться вокруг Назарьина роковой цепи.
      К «мерседесу» Дерибасов вернулся в сумерках, таясь. К его неудовольствию, отца Василия и Осоавиахима, которым он доверил машину, уже не было. Мишель выругал себя за то, что постеснялся перед отцом Василием забрать ключ зажигания. Не будь Назарьино Назарьиным, машина с драгоценным чемоданчиком уже была бы на расстоянии ее максимальной скорости, умноженной на время беседы с генералом.
      На всякий случай Дерибасов решил проверить сохранность капитала, но замок багажника заело и ключ обломился. Но эта капля дегтя не смогла испортить трехэтажной бочки меда.
      Однако в «резиденции» Дерибасова ждал целый пуд холодного дегтя. И Осип Осинов неистово мазал им светлый облик Верховной Личности, а подлый народ с любопытством внимал.
      - Он не просто присвоил мое учение, которое мы сейчас у него найдем, и вы убедитесь по почерку! - горячился Осип. - Он вульгаризировал его, злостно извратил и обратил против земли, его породившей! Он ведет вас по пути зла!
      Дерибасов подошел поближе и рассмеялся, увидев, что Осип надсаживался с того самого осоавиахимовского ящика. Еще больше он повеселел, представив, как Осип, ища тетради, будет пытаться открыть багажник. А тот тем временем продолжал:
      - Вы ютитесь в халупах, а он разъезжает в роскошном лимузине! Из этого умозаключаю, что он добывает из вас деньги! Знаете ли вы, что законных владельцев этих жилищ он по наговору выселил в Казахстан! А сам за это был с позором изгнан из села! Он грибами спекулировал и сушил их прямо на алтаре! Я и это тогда сфотографировал! Вот!
      И Осип, как камень из-за пазухи, вынул из внутреннего кармана старого пиджака фотодокумент.
      - Так это же, наверное, священные грибы, как в Назирхатской роще, - предположил брат Рудик, но его версия не получила симпатий аудитории.
      Дерибасов понял, что сейчас на карту поставлено все! К счастью, в рукаве у него был туз. Оставалось лишь правильно им распорядиться. Незамеченный никем, Дерибасов продолжал снисходительно слушать, как шлепаются на стол мелкие карты.
      - Разве само осквернение алтаря, превращенного в придаток мирского греховного дома, не убеждает вас в неправедности избранного пути?! И не обладает ваш Чхумлиан, истинное имя которого Антиназарий, ни даром предвидения, ни даром внушения! Ни даже даром проповедовать и убеждать!
      - Так уж совсем и не обладает? - явился Дерибасов народу. - И за что ты только меня, брат Осип, так не любишь?! Ученый ты человек, но гложет и снедает тебя тщеславие! И препятствует познанию чистой истины... Значит, не обладает... А вот брат Пиночет… - при имени гонителя буддо-христиане смолкли. - Так вот, брат Пиночет, проживший большую греховную жизнь, после того, как я удостоил его пятиминутной беседы, прозрел. И, в доказательство искренности своего раскаяния и осознания ужаса содеянного... короче, Пиночет обратился к нашей общине с нижайшей просьбой принять в дар от него весь дом с пристройками и двором. Завтра я освящу новый храм, после чего мистическая сила священных колонн возрастет от храмового обрамления! Наиболее праведные из вас будут обитать при храме. Остальные смогут жить просторнее. Наладим в храме диетическое молочное питание, заведем храмовых коров повышенной священности. И ускоренно двинемся по ступеням самоусовершенствования к вершинам гармонии. С завтрашнего дня начинается новый этап вашей духовной жизни! Многие здесь уже достигли уровня, когда для дальнейшего восхождения требуется присутствие Верховной Личности. Поэтому отныне я буду проводить с вами много времени!
      Ум Осипа Осинова отказывался поверить в то, что роковой узел затянулся и застежка щелкнет уже завтра! Рок перешагивал через его старания, даже не замечая их! Так вот для чего большому Антиназарию понадобился такой огромный дом! В очередной раз Осип испытал бессильную тоскливую ярость от такой выстроенности зла, от ранней и точной продуманности его, когда ты, несчастный, способен лишь смутно предчувствовать и только ретроспективно охватить взглядом всю ужасающую сеть, когда уже сам пойман в нее!!! И ничего нельзя предотвратить.
      - Остановитесь!!! - истошно закричал Осип. - Дорога в большой дом вымощена большим злом!!!
      И столько искреннего ужаса было в этом крике, что растерявшиеся буддо-христиане стали взглядами искать поддержки. Но не у Чхумлиана, а друг у друга.
      - Утро вечера мудренее! - проскрипел из гущи паломников старческий голос. - Завтрашний день все покажет! Будет завтра храм, останемся испрашивать у Чхумлиана прощение за то, что дрогнули в вере. А не будет храма, пойдем за братом Осипом! А иначе нам не разобрать, кто из них Верховная Личность.
      - Нет уж! - затряс Осип рукой. - Я вам не Верховная Личность!
      Но все уже зашумели, стали расходиться, а высокий старик положил руку Осипу на плечо и успокоил:
      - Завтра покажет, брат Осип...
      - Ну ладно, - сказал Дерибасов обступившей его кучке сторонников, - мне сейчас требуется длительная уединенная медитация. Приготовьте постель в отдельной комнате.
      Через двадцать минут, измученный непрерывным полуторасуточным напряжением, Дерибасов растянулся на сомнительном белье и впал в «нирвану».
      Первым уснув, он первым и проснулся. Его ожидало восхитительное летнее утро. Дымка, ни облачка, голубизна - все в лучшем виде. Не умываясь, Дерибасов молодецки вскочил в машину, порадовался полному баку и покатил! Проезжая мимо пока еще Дунькиного дома, он вполне насладился зрелищем и салютовал гудком воплощенной мечте.
      Как легко катилось ему по шоссе! Он нагнал старенький «Москвич», но обгонять не стал. Нацепив темные импортные очки, Мишель проехал с полминуты «окно в окно», откровенно рассматривая семью колхозников и их сельхозпродукцию.
      - Мир, дружба! - нервно выпалил вцепившийся в руль мужичок.
      - Перестройка, гласность! - ответил Дерибасов с диким акцентом, и поинтересовался: - Все о' кей?
      Водитель кивнул и, затравленно посмотрев на Дерибасова, газанул, чем несказанно развеселил Мишеля. Радуясь, что нет встречных машин, он продолжил общение:
      - Руски песня - карашо! - и тут же попросил: - Пой!
      Мужичок судорожно замотал головой и выдавил:
      - Не умею.

- Моя умеет! - Мишель одарил колхозников американской улыбкой и завопил на чистом русском языке:

 
      Я у милки две груди
      Накручу на бигуди!
      Если будет пышной грудь,
      Замуж выйдет как-нибудь!!!
 
      «Москвич» резко затормозил, и, довольный собой, Дерибасов умчался.
      Как же давно ему не было так хорошо! Душа плясала в частушечном ритме. Откуда-то выскакивали веселые словечки, цеплялись друг за друга, пока не выстроились в четыре шеренги. И Дерибасов удовлетворенно осознал, что он автор уже второй частушки:
 
      Я, ребята, не тужил,
      Хоть пять лет с бездетной жил.
      А уехал - во, дела! -
      Целый дом мне родила!
 
      Частушка так понравилась Дерибасову, что он дождался «Москвича» и исполнил ее в закрывающееся перед ним окно, после чего крикнул: «Будешь в Париже - заходи!» и уехал навсегда...
      ...Постучав три раза, Дерибасов принял подобающий для встречи с Первой паломницей торжественно-одухотворенный вид.
      - Приветствую вас! - восторженно прошептала сестра Лидия.
      - Здравствуй, сестра! Вернее, старшая сестра, ибо ты доказала своей прозорливостью, что достойна так называться!
      - Как Чхумлиан перенес дорогу? - спросила сестра Лидия.
      - Спасибо, хорошо, - кивнул Дерибасов и, приняв «индейский» стиль, спросил: - Как здоровье старшей сестры Лидии? Не утомлена ли она заботами? Как ей спалось? Не слишком ли тревожил мой сын ее сон?
      - Ну что вы! - улыбнулась сестра Лидия. - Я выспалась. Мальчик разбудил всего раз, ну, еще до полуночи... Войдите в этот дом, пожалуйста... Долго ли вы пробудете в городе? Вы успели позавтракать? Нет? Тогда прошу к столу.
      На столе лежала вчетверо сложенная бумажка, скрепленная кольцом с двумя ключами.
      - А что открывает эта бумажка? - пошутил Дерибасов.
      Бумажка открыла многое. Вернее, закрыла.
      - А это вам, - объяснила сестра Лидия. - Брат Осоавиахим написал перед уходом.
      Дерибасов узнал эти большие, корявые буквы:
 
      «Миша! Племяш родной! Господь тебя храни! Младенца я Дуне вернул - подарил ему счастливое детство от греха подальше. Вконец усовестил меня отец Василий, лучше б ты меня на него не оставлял. Грозил проклясть. Боясь твоего гнева, уезжаю куда глаза глядят... Виноват я сильно перед тобой, что в замочек багажника песок подсыпал. А что казну твою прихватил, так это тоже извини, хоть и невелик грех - у своего взял. Да и, по совести сказать, мне она нужнее, потому что я умею деньгами распоряжаться, а ты нет. Ты их только зарабатывать-то и умеешь, чего и в дальнейшем тебе желаю, для повышения благосостояния народа. А как будешь в Москве, передай эти ключи Зинаиде Владимировне, скажи: «Дядя кланяться велел». Но главное, по-родственному тебя прошу, доглядывай за братом Митрием, чтобы он мои доходы не присваивал, а отцу Василию переводил. У меня теперь с ним достигнутая договоренность имеется, но он меня уже торопит, да и знать какая, тебе незачем.
      Любящий тебя, твой родной дядя Осоавиахим».
 
      Когда старшая сестра Лидия внесла шипящую яичницу, Верховной Личности уже не было. Вместо нее за столом хохлился бездомный, безденежный и безработный автолюбитель, у которого во всем огромном мире не было никого. Но Лидия Пахомова подмены не заметила.
      Михаил Венедиктович подобрал остатки яичницы корочкой, допил молоко и услышал смущенный вопрос:
      - Хотелось бы знать... старшая сестра - это какому ашраму соответствует?
      Дерибасов тоскливо посмотрел на взволнованно ходивший по дряблой шее кадычок и ответил:
      - Мамаша, вам не хочется удавиться?
 
       * * *
      Весь день Михаил Венедиктович просидел в общежитии Ташлореченского университета на аккуратно заправленной розовым покрывалом кровати Зои Осиновой. Соседки уходили и приходили, а Заиньки все не было.
      Вечером Дерибасов еще раз съел яичницу и, так как больше расплачиваться было нечем, покатал соседок на «мерседесе». Подниматься в комнату Дерибасов больше не стал - он начал бояться этой встречи и нуждался в лимузинной оправе.
      Заинька пришла поздно, с невысоким щупленьким курсантиком. Они так долго целовались в тени старой липы, что Дерибасов не выдержал и поехал в неизвестном даже ему направлении.
      А в это время в единственном в Назарьино трехэтажном доме отставной генерал вкушал радости отцовства. После избавления от названной «тещи», он был допущен держать головку Васютки во время купания. Когда Евдокия унесла завернутый в полотенце комочек счастья, он вернулся к сидевшему у камина со стаканом доброго вина отцу Василию и в который раз спросил:
      - Нет, всё-таки, скажи, как заставил лысого отдать ребенка?
      - Гиви, Гиви, - улыбался отец Василий, - я же профессионал. Это дело между ним, мной и Богом.
      А в нескольких кварталах от этой идиллии, среди арбатовских хибар, с медвежьим капканом рыскал несмирившийся дед Степан.
      -...а по мне так хуже врагов народа, - бормотал он. И только замаскировав капкан, успокоился старик, лишь посетовал: - Медведя мог бы взять. А на неформала стратить пришлось!
      В Ростове-на-Дону на привокзальной площади Осоавиахим Арбатов долго торговался, покупая помидоры. Здесь он пересаживался со второго такси на третье, желая ехать в Ленинград - второй известный ему крупный город.
      Под Воркутой, у стройотрядного костра, Санька Дерибасов развлекал публику рассказами о том, как он с парой земляков, прикинувшись экстрасенсами, сбили секту из московских старых дев и делали с ними все, что хотели.
      Рассеянно перешагнув через медвежий капкан, Осип Осинов побрел по улице Кира Дерибасова. Сомнения мучили его страждущий дух. Правильно ли поступил он, уступив настояниям буддо-христиан и согласившись взять на себя духовное попечительство общиной? Ведь теперь предстояло долго отплетать истину от лжи, отшелушивать чуждый индуизм, выкристаллизовывать свое похищенное учение и не позволить никаким летающим быкам и священным назирхатским грибам прошмыгнуть в чистую назарьинскую мифологию. Тяжелый груз взвалил он на свои плечи...
      И все-таки Осип был счастлив, как никогда! Разом исполнились и уже сформулированные, и еще неосознанные чаяния. И пусть никогда не узнают сельчане, что он, невидимый для всех, спас Назарьино от растворения в хаосе человечества! Не дал защелкнуться роковой застежке, затянуться уже свитой петле! Этой ночью Назарьино могло впервые спать спокойно. Дух и интеллект сумели пленить шедшую к большому Антиназарию армию зла. И теперь он превратит ее в армию добра!
      Этой ночью Назарьино становится духовным центром мира, вернее, начинает становиться! И если иногородние дрогнули перед его исповедью, то земляки и подавно должны теперь сплотиться вокруг него. А тем, кто не сплотится, - здесь не место! Сегодня он спас Назарьино, а завтра он спасет весь мир!
      Насмешливый летний ветерок обдувал редкие свалявшиеся потные пряди волос. Осип полез в карман за расческой, сохранившей еще с полдюжины зубьев, но два пальца скользнули в дыру.
      Осип зашелся в лающем смехе, перешедшем в кашель. Затем круто развернулся и пошел к Назарке.
      Он шагал, наполняясь ночным ароматом Назарова луга, и настроение его менялось через каждые несколько шагов. То казалось ему, что попал он в растянутую неоарбатовыми паутину, то ощущал ее животворными нитями, связавшими его подсохшую душу с растерянными душами других одиноких людей. И, пульсировавшие вразнобой, они постепенно настраивались на ритм друг друга.
      И хаос в душе Осина Осинова, казавшийся ему самому вечным атрибутом страждущего духа, внезапно организовался, и Осипа переполнил восторг.
      Как всегда неожиданно впереди открылась Назарка. Она все так же плавно несла свои воды, и звезды перемигивались в ней со своими отражениями.
      И в ритме этого звездного мерцания забились связанные серебряными паутинками одинокие души. И все мощнее и торжественнее звучал этот ритм во вселенной!
      Осип прослезился от умиления и выдохнул:
      - Гармония!..