Волнуемый странными чувствованиями, я достал всегда висящий в изголовье заряженный пистолет Лепажа и покинул дом. По отблеску в окнах я следил движение злоумышленников. Свеча, как и предполагал, задержалась в комнате, где хранился солитер. Чрезмерное доверие мое к людям, подчас незнакомым, оказало мне дурную услугу. По потаенной лестнице я пробрался в комнату с той стороны, откуда меня не могли ожидать.
      Вставив свечу в шандал, оба «ученых» пытались вскрыть шкатулку с секретом, в которой хранились драгоценные камни.
      — Господа, — негромко окликнул я их, — не кажется ли вам, что вы злоупотребили моим гостеприимством?
      Оба они вздрогнули от неожиданности при звуке моего голоса. Приступ дикой ярости овладел Вовой.
      — Саня, — прорычал он, — я его сейчас кончу.
      Схватив шандал, разбойник шагнул ко мне. Я извлек пистолет наружу.
      — От вас, вижу, станет из алчности и человека убить. Пора положить вам преграды. Поручаю вас закону, господа.
      На Вову было страшно смотреть.
      — Ничего, — сказал он хрипло, — игрушка однозарядная. Саня, ты уж как-нибудь вытащи отсюда девочек.
      В следующий миг свеча оказалась задутой. В полной темноте я успел нажать на курок и выстрелил наугад, прежде чем тяжелый удар обрушился на мою голову.
      Когда я очнулся, уже светало. Первое, что я увидел, был пузатый силуэт тогдашнего нашего капитан-исправника, как бишь его… забыл. Склонясь над буфетом, он наливал себе, как мне показалось, уже не первую рюмку очищенной. Из-за двери раздавался нестройный хор взволнованных голосов дворни.
      Мне не потребовалось спрашивать, чтобы представить, что произошло. Выстрел переполошил весь дом. Мужик меня любит. Да, право, и есть за что. Вы знаете, я своим мужикам, что отец родной. Так что, найдя меня простертым на полу, пришли они, конечно, в сильное негодование и уже не дали злоумышленникам уйти, а поучили их на свой лад, то бишь изрядно поколотили и лишь тогда послали за капитан-исправником. И действительно, вскоре после за окном послышались громкие стоны да скрип несмазанных колес телеги, увозившей преступников в город.
      Здоровье мое поправлялось медленно, и я не присутствовал на суде. Знаю лишь, что и пред судьей упорствовали они о том, что прибыли из будущего. Я полагаю, для того, чтобы их определили в приют для скорбных душою. Но и это последнее affectation им не удалось, и отправили их всех четверых на каторжные работы в Сибирь.
      Что до циферных часов, то ходили они с год исправно и с отменной точностью, после цифры стали блекнуть до полного исчезновения. Никто не мог их починить мне ни в Петербурге, ни в Париже, где, вестимо, никакого «часовых дел мастера Бельмондо» и в помине не знали. Все часовые мастера, рассмотрев часы, лишь руками разводили.
      Так что, да будет вам известно, затерян где-то в пространном нашем отечестве безызвестный мастер-самоучка, циферные часы делающий. Да и мужики мои немало забавного понаделали из бутафорской конструкции мошенников. Почти в каждой избе…
      Однако, экий же я говорун, — произнес Алексей Антонович, окончив свое повествование. — Уж и от ломберного стола встают. Пора и мне.
      Но никто из окружавших его слушателей не расходился. Напротив, всеми овладела странная задумчивость. Я решился наклониться к Ниночке, желая поблагодарить за доставленное мне счастие стоять подле нее, и заметил прозрачную слезу на ее реснице. Я был растроган необычайно способностью ее так чувствовать и неожиданно для себя сказал:
      — Но почему вы, ваше превосходительство, столь непреклонно уверены, что посетившие вас особы не были и в самом деле посланниками грядущих веков?
      Генерал снисходительно посмотрел на меня.
      — Да, сударь мой! Некоторые на моем месте, увидав диковинные эти часы, странные одеяния и манеры, услыхав непривычную речь, может, и поддались бы обману. На то оно и рассчитано было. Но все это внешнее, сударь. Шелуха! Я же обычай имею, размышляя над увиденным, вглубь заглядывать. Не только в бога, но и в Человека верую! Я знаю, что с каждым веком люди будут становиться все лучше, образованнее, культурнее, добрее и честнее. И коль вправду выпадет мне счастие встретить посланника будущих времен, я его, как он ни маскируйся, узнаю. По высокой манере узнаю, по умудренным глазам узнаю, по чистоте лика его, по глубине суждений, по тонкости чувствований, по благородству души узнаю! Так-то, сударь.