Люсинда еще в раннем детстве начала осознавать свою нерасторжимую связь с внешним миром. Информация из этого столь же загадочного, сколь и манящего, многообразия стекалась к ней из самых разных источников, подобно сотням ручейков, впадающих в безбрежное озеро. Это были и видео, и книги, и сферофильмы, и беседы ее с создателями, и многое, многое другое.
      Быть может, слова «раннее детство» и не очень подходили к ней – термоионной Люсинде, – но так уж повелось: с самого начала конструкторы говорили об уникальном своем создании, как о живом человеке. И не только потому, что впервые в истории биокибернетики машине удалось привить человеческие эмоции, которые с течением времени эволюционировали в сторону совершенствования. Манера восприятия Люсиндой внешнего мира во многом походила на человеческую.
      Короче, нужно ли удивляться, что Люсинда была не только детищем Ядерного центра, но и его радостью? По образному выражению одного из тех, кто стоял у ее колыбели, Люсинда и в процессе работы продолжала «набирать высоту»: сложнейшие задачи, запутаннейшие неформальные проблемы она щелкала словно орехи, и очередь страждущих сотрудников центра, которые хотели бы проконсультироваться с нею, выстроилась ко времени описываемых событий чуть ли не на два года вперед.
      Авторитет Люсинды был непререкаем: ни разу за время работы в Ядерном она не впала в ошибку, ни разу не выдала неверного либо просто сомнительного решения.
      …Впрочем, на один вопрос Люсинда затруднилась бы ответить точно. Она не могла бы сказать, с каких пор, с какого именно дня и часа этот быстрый, порывистый в движениях человек с клиновидной бородкой, – коллеги между собой называли его Гугенотом, – стал ей попросту необходим. Когда он влетал в машинно-счетный зал, где она размещалась, Люсинду охватывало странное чувство, а по экранам ее пробегала еле уловимая рябь волнения. Да и человек – звали его Гуго Ленц – бывал здесь гораздо чаще, чем того требовала необходимость.
      Часто, особенно по вечерам, когда пульс Ядерного центра бился потише, они вели долгие разговоры. Знаменитый физик присаживался перед переговорной мембраной и детально рассказывал Люсинде, что его поразило, что происходит в мире, как продвигается его работа по расщеплению кварков – мельчайших кирпичиков, из которых состоит вещество вселенной.
      – Смотри, как бы твою работу, Гуго, другие не обратили во зло, – заметила однажды Люсинда.
      – В Ядерном умеют хранить государственные тайны, – отрезал Ленц, но тень сомнения пробежала по его лицу, что не укрылось от анализаторов наблюдательной Люсинды.
      О Люсинде в столице, да и по всей стране ходили легенды. Говорили, что в Национальном Ядерном центре – за семью печатями – имеется у физиков некая машина, которая усвоила столько знаний, что ни одному из мудрецов не под силу; удивительная машина, для которой в принципе не существует загадок, не подлежащих разгадке; счетно-логическая машина, которая может разрешить любые затруднения, перед которыми становится в тупик бедный человеческий ум. Говорили… Впрочем, мало ли что говорили?…
      Так или иначе, волею судьбы, а точнее – сцепления событий и обстоятельств, Люсинде пришлось сыграть немаловажную роль в событиях, о которых пойдет речь ниже.

      – А что, если это простая мистификация? – сказал Арно Камп, с сомнением рассматривая красный цветок. Сплющенная от лежания в плотном пакете, гвоздика тем не менее выглядела совсем свежей, будто ее только что сорвали с клумбы.
      – Непохоже, – ответил человек, сидевший по другую сторону стола.
      – Уж слишком невинной она выглядит, – произнес после паузы Арно Камп и понюхал гвоздику.
      – Согласен. Эта штука и в самом деле выглядит невинно. Но к ней приложено еще кое-что.
      – Вот именно: кое-что, – вздохнул шеф полиции и, пододвинув поближе несколько блокнотных листков, прочел вполголоса, но не без выражения:
      «Гуго Ленц! Вы имеете несчастье заниматься вещами крайне опасными. Добро бы они были небезопасны только для вас – в таком случае ваши научные занятия можно было бы счесть делом сугубо личным. Но вы пытаетесь проникнуть в последние тайны материи, тайны, которых касаться нельзя, как нельзя коснуться святынь в алтаре, без того, чтобы не осквернить их. Природа терпелива, но только до определенного предела. Если его перейти, то она мстит за себя. Не беда, если жертвой будете только вы, Гуго Ленц. Но что, если жертвой окажется все человечество?… Единожды начавшись, реакция ядерного распада может уничтожить нашу планету. И причиной будете вы, Гуго Ленц, и ваши эксперименты.
      Но я не допущу этого.
      Знаю, вы руководитель крупнейшего в стране научного комплекса, лауреат Нобелевской премии и обладатель десятка академических дипломов…»
      – Как видно, автор письма хорошо вас знает, – прервал чтение шеф полиции.
      – Эти сведения не составляют тайны, – Ленц пожал плечами.
      – Пожалуй. Но вернемся к письму. «Неужели вы, Гуго Ленц, всерьез думаете, что перечисленные регалии делают вас непогрешимым?
      Я знаю, вашу особу охраняют день и ночь, и на территорию Ядерного центра, как говорят, и ветерок не просочится. Вероятно, это делает вас полностью уверенным в собственной неуязвимости?»
      Шеф полиции оторвал взгляд от листка.
      – Скажите, у вас нет друзей, которые любят шутки, розыгрыши и прочее в таком духе?
      – Нет, – покачал головой Ленц.
      – Простой человек так не напишет, – это же, как мы только что убедились, целый трактат о добре и зле. – Шеф полиции потряс в воздухе тоненькой пачечкой листков.
      – Во всяком случае, автор не скрывает своих взглядов.
      – Как вы считаете, кто из вашего близкого окружения мог написать это письмо? – спросил Арно Камп.
      Ленц молчал, разглядывая собственные руки.
      – Может быть, вы подозреваете какое-либо определенное лицо? – продолжал шеф полиции. – У каждого из нас есть враги, или по крайней мере завистники. Нас здесь двое, и обещаю вам, ни одно слово, сказанное вами, не выйдет за пределы моего кабинета. Подумайте, не торопитесь.
      – К сожалению, никого конкретно назвать не могу, – твердо сказал физик, глядя в глаза Кампу.
      – Никого?
      – Никого решительно.
      – Жаль. Когда пришел пакет?
      – Сегодня с утренней почтой.
      – Надеюсь, вы не разгласили содержание письма?
      – Я рассказал о нем сотрудникам.
      – Напрасно.
      – А что в этом плохого?
      – Могут пойти нежелательные разговоры. Шутка ли, первому физику страны угрожают смертью, если он не бросит заниматься исследованиями, необходимыми для обороны.
      – По-моему, чем больше людей будет знать об этой угрозе, тем лучше.
      – Разрешите мне знать, что в данном случае лучше, а что хуже, – резко произнес шеф полиции. – Вы что, пустили письмо по рукам?
      – Нет, рассказал его.
      – Пересказали?
      – Рассказал дословно.
      – То есть, как? – поинтересовался шеф, взяв двумя пальцами со стола бронзовую статуэтку арабского скакуна. – Вы успели заучить письмо наизусть?
      – Видите ли, у меня идиотская память, – сказал Ленц. – Мне достаточно прочесть любой текст один-два раза, чтобы запомнить его.
      – И надолго?
      – Навсегда.
      – Ничего себе, – заметил шеф и, склонившись над столом, что-то пометил. – Впрочем, хорошая память необходима ученому.
      Они помолчали, прислушиваясь к неумолчному городскому шуму, для которого даже двойные бронированные стекла не были преградой.
      – Как вы считаете, мог быть автором письма сумасшедший? Или фанатик? – спросил шеф полиции.
      – Фанатик – да, но сумасшедший – едва ли, – усмехнулся Гуго Ленц. – Уж слишком логичны его доводы. Взять, например, это место… – Ленц приподнялся, перегнулся через стол и протянул руку к пачке листков, лежащих перед шефом полиции.
      – Минутку, – сказал шеф и прикрыл листки ладонью. – Поскольку вы все запоминаете…
      – Понимаю, – усмехнулся Ленц.
      – Простите. Но моя обязанность…
      – Следите по тексту, – прервал Ленц и, уставившись в потолок, начал медленно, но без запинок читать, словно там, на белоснежном пластике, проступали одному лишь ему видимые строчки:
      «Да, все в природе имеет предел. Я бы назвал его условно „пределом прочности“. Преступите этот предел – и рухнет строение, упадет самолет, пойдет ко дну корабль, взорвется, словно маленькое солнце, атомное ядро…
      Вы, Ленц, претендуете на то, чтобы нарушить предел прочности мира, в котором мы живем. Частицами космических энергий вы бомбардируете кварки – те элементарные кирпичики, из которых составлена вселенная.
      Если вы добьетесь своей цели, я не дам за наш мир и гроша. Цепная реакция может превратиться в реакцию, сорвавшуюся с цепи. И мир наш рассыплется.
      Кто, собственно, дал вам право, Гуго Ленц, на ваши эксперименты? Правда, у вас имеется благословение самого президента. Но речь идет о другом – о моральном праве заниматься делом, которое может все человечество поставить на грань уничтожения. Я лишу вас этого права и этой возможности. Я вырву жало у скорпиона, который может поразить все живое на Земле…»
      – Правильно, – вставил шеф полиции, когда Ленц остановился, чтобы перевести дух.
      – Вы считаете, что автор письма прав? – быстро спросил Ленц.
      – Я имею в виду – читаете точно по тексту, – пояснил шеф.
      Ленц откинулся в кресле.
      – Допустим, мои опыты действительно опасны, – сказал он и на несколько мгновений устало прикрыл глаза.
      – Опасны? – переспросил Камп.
      – Можно предположить, что они грозят разрушить материю, распылить ее со скоростью цепной реакции. Но по какому праву автор письма берется поучать меня? Кто уполномочил его быть защитником человечества? Он что, Господь Бог, держащий в деснице своей судьбы мира? Или пророк, которому ведомо будущее мира? А может, как сказано в каком-то философском трактате, погибнуть сразу и без мучений, рассыпаться в атомную пыль – это лучшее, что может ждать наш мир в будущем? Быть может, то, чем я занимаюсь, расщепляя кварки, эти самые кирпичики вселенной, входит составной частью, причем необходимой частью, в естественный процесс эволюции?
      – Не вполне уловил вашу мысль.
      – Я хочу сказать: быть может, расщепление кварков – это ступень, которую не должна миновать в своем развитии никакая цивилизация, – пояснил Ленц. – А подумал ли об этом автор письма?
      Физик, казалось, забыл о шефе полиции. Он полемизировал с невидимым собеседником, в чем-то убеждал его, спорил, доказывал. Глаза Гуго блуждали, на щеках выступили красные пятна.
      Выдвигая в свою защиту хитроумный контрдовод, он с победоносным видом пощипывал бородку, а после серьезного возражения оппонента сникал, нервно хрустел пальцами, мучительно тер переносицу.
      – Вы слишком горячитесь, – сказал шеф полиции, когда Ленц умолк, подыскивая возражение на очередной аргумент автора анонимки. – Что толку – спорить с тенью? Вот изловим автора послания, тогда – другое дело.
      – Думаете, изловите?
      – Надеюсь.
      – Дай-то бог.
      Гуго Ленц поднялся, небрежно одернул дорогой костюм.
      – Но автор письма вроде не оставил никаких улик? – сказал Ленц.
      – Так не бывает, дорогой Гуго Ленц. Когда-то ваш великий собрат сформулировал правило: всякое действие вызывает равное по величине противодействие.
      – Третий закон Ньютона, – машинально произнес Гуго Ленц.
      – Соответственно я так бы сформулировал первый и основной закон криминалистики, – сказал Камп, выходя из-за стола, – всякое действие – я имею в виду действие преступника – оставляет след. Наша задача – отыскать этот след, как бы ни был он мал и неприметен.
      – Хотел бы я знать, где вы будете его искать? – бросил физик.
      – У всякого свои профессиональные тайны, – сказал Арно Камп и пристально посмотрел на физика. – У вас – свои, у нас – свои.
      – Каждому свое, – устало согласился Ленц.
      Короткое возбуждение физика прошло, он выглядел осунувшимся. Шеф полиции проводил Ленца до двери кабинета.
      – Делайте спокойно свое дело, – сказал Камп. – Мы позаботимся о вашей безопасности. Но вы должны выполнять наши требования.
      – Что я должен делать? – обернулся Ленц.
      – Нам понадобится ввести на территорию Ядерного центра нашего человека.
      – Моего телохранителя?
      – Не только.
      Гуго Ленц подумал.
      – Хорошо, – сказал он. – Когда прибудет ваш агент? Завтра?
      – Сегодня. Ровно через сорок минут, – бросил шеф, глянув на часы. – Вы успеете добраться до места?
      – Если потороплюсь.
      – Поторопитесь. Как с пропуском?
      – Вот пропуск, – сказал Гуго Ленц, протягивая шефу узкую пластиковую полоску, на которой были вытиснены какие-то знаки.
      – Кто его встретит?
      – Мой секретарь.
      – Только одно условие, – сказал шеф, взявшись за дверную ручку. – Полная тайна. Если вы кому-нибудь скажете, кто этот человек, вы можете погубить его. Да и себя заодно.
      – Я-то погибну в любом случае, – махнул рукой Гуго Ленц.
      – С этого часа на вашу защиту выступит весь полицейский корпус страны, – сказал Арно Камп. – Как говорится, вся королевская рать. А теперь поторопитесь к себе.
      Оставшись один, шеф полиции несколько минут ходил по кабинету, соображая, как вести дальше необычное дело. Конечный успех будет зависеть от того, насколько правильно удастся определить сейчас стратегию поиска. Он взял со стола листок, внимательно перечитал окончание письма, полученного сегодня утром Гуго Ленцем.
      «Выход для вас один, Гуго Ленц: добровольно отказаться от посягательств на святая святых природы, на самую жизнь, расцветшую диковинным цветком среди ледяных просторов космоса. Вы должны зашвырнуть в пропасть сработанные вами ключи от алтаря, где хранится Непознаваемое. И пусть никто больше не сможет отыскать эти ключи. Даю вам три месяца. Срок, надеюсь, достаточный. Если по истечении трех месяцев окажется, что вы не выполнили моих условий – пеняйте на себя. Вы умрете, и ничто вам не поможет. Впрочем, надеюсь на ваше благоразумие. Вместо подписи прилагаю цветок красной гвоздики. Пусть напоминает он вам как о красоте, так и о бренности всего земного».
      Камп хотел еще раз понюхать цветок, но рука его замерла на полдороге. Неожиданная мысль заставила шефа побледнеть. А что, если цветок отравлен? В самом деле, как просто. Что, если цветок пропитан ядом, действие которого рассчитано на три месяца? Ведь были же возможны такие штуки в Средние века.
      По вызову в кабинете бесшумно появился секретарь.
      – Возьмите на экспресс-анализ, – кивнул шеф на листки бумаги и лежащий отдельно конверт. – Отпечатки пальцев и все остальное.
      – Слушаю.
      – И цветок прихватите. Нет, наденьте перчатки.
      Шеф подошел к окну. Побарабанил пальцами по стеклу. Пустяки, главное спокойствие. Экспресс-анализ будет готов через две-три минуты. Прежде, чем действовать, необходимо получить результаты.
      В голову лезли ненужные мысли. Цезарь Борджиа, чтобы избавиться от неугодных ему кардиналов, давал им ключ с просьбой открыть ларец с драгоценностями или что-то в этом роде. Ключ был снабжен неприметным бугорком, смазанным медленно действующим ядом, а ларец как на беду открывался чрезвычайно туго. Приходилось нажимать на ключ, и яд впитывался кожей. Проходили месяцы, неугодный кардинал чах и бледнел, и наконец испускал дух, несмотря на отчаянные усилия лекарей…
      Но с тех пор наука продвинулась далеко вперед. Диагностика делает чудеса. Электронная память обычного медицинского компьютера хранит в своих ячейках все мыслимые и немыслимые яды и их соединения. Живи кровожадная отравительница Екатерина Медичи не в шестнадцатом веке, а в наше просвещенное время, она была бы изобличена уже на следующий день после совершенного злодейства.
      Странное письмо получил Гуго Ленц. Жаль, преступник не оставил автографа. Текст написан на машинке, только цифра «3», показывающая, сколько месяцев жизни отмерено адресату, вписана почему-то от руки.
      Да и реакция Гуго Ленца на анонимное письмо, и все его поведение не совсем понятны. Складывается впечатление, что знаменитый физик внутренне смирился с предстоящей скорой смертью, признал ее неизбежной.
      Короткий звук тронутой струны заставил шефа прервать ход мыслей. Он быстро подошел к столу. На переговорном пульте мигал глазок вызова, экран наливался светом.
      – Докладываю результаты анализа, – прозвучал голос старшего эксперта, слегка искаженный мембраной.
      – Я слушаю.
      – Отпечатки пальцев не обнаружены ни на листках, ни на конверте. Автор действовал, по всей видимости, в перчатках.
      – А чем вписана цифра «три»?
      – Обычной шариковой ручкой.
      – Паста?
      – Стандартная.
      Шеф помолчал, подавляя готовый вырваться вопрос.
      – Цветок гвоздики не отравлен, – продолжал эксперт.
      Арно Камп кашлянул.
      – За выводы отвечаете головой.
      – Как всегда, шеф.
      Экран померк.
      С предварительной экспертизой ясно. Было бы наивно ждать от нее каких-либо результатов в духе средневековья.
      Теперь – экстренное совещание. Время не терпит. Как знать, а вдруг цифра «три» – просто камуфляж, и завтра Гуго Ленца обнаружат либо с проломанным черепом, либо с пулей в сердце, всаженной из бесшумного пистолета?
      Гуго Ленц вышел из лифта на взлетную террасу. Глубоко вдохнул сырой весенний воздух. Низко клубились тяжелые облака, чуть не задевая влажную асфальтовую поверхность площадки, отполированную тысячами шин.
      Сегодня пятое апреля. Значит, жить ему остается до начала июля.
      Попросить, что ли, отсрочку? Но у кого? У судьбы? Или, может быть, у Господа Бога?
      Ленц стоял, отыскивая взглядом свой орнитоптер среди десятков других летательных аппаратов.
      Вершины окрестных зданий тонули в облаках. В бесчисленных рядах окон, которые поблескивали среди облачных проемов, Ленцу почудилось однообразие медовых сот.
      Он подошел к краю площадки и глянул вниз. По уличной магистрали сновали машины, казавшиеся отсюда крошечнее муравьев. Но Ленц знал, что это еще не земля – до почвы, намертво забранной в бетон, камень и асфальт, еще добрых несколько миль.
      Аппарат Ленца плавно взмыл кверху. Гуго облокотился на пульт, глядя на колеблющиеся приборные стрелки.
      Словно пушинка тополя, машина медленно плыла между серых утесов зданий, тяжело взмахивая крыльями.
      – Каков курс, – произнес автопилот без малейшего намека на вопросительную интонацию.
      – Ядерный центр.
      – Скорость?
      – Полная.
      Ленца вдавило в сиденье. Машина рванулась вперед. Крылья замелькали, их движения слились в два серых облачка размытых очертаний.
      Вокруг орнитоптера Гуго сновали бесчисленные летательные аппараты, и физик не обратил внимания на две машины мышиного цвета, которые неотступно следовали за ним. Это была охрана, учрежденная Арно Кампом для сопровождения Гуго Ленца, чьей жизни угрожал неизвестный злоумышленник.

      Нельзя пройтись по улице, не касаясь подошвами тротуара. И пусть после вас прошли десятки прохожих, электронный щуп – если ему дали предварительно «понюхать» ботинки – безошибочно отыщет нужный след среди массы других.
      Старый восточный мудрец заметил некогда, что нельзя обнаружить след лодки на воде, змеи на камне и птицы в воздухе.
      Очевидно, тогда криминалистика была в зачаточном состоянии. С тех пор многое изменилось, в том числе и методы поиска.
      Если вы пролетели на машине по воздуху, не думайте, что машина не оставила никаких следов: каждый мотор, каждый двигатель, будь он электрическим, атомным или каким-либо еще, имеет свой индивидуальный «почерк», особенности, пусть мельчайшие, но присущие ему одному.
      Если рядом промчатся два реактивных самолета одной серии, одного выпуска, словом – самолеты-близнецы, – электронный щуп все равно сумеет индивидуализировать след каждой машины и тем самым отличить один самолет от другого.
      След машины сохраняется в воздухе довольно долго, даже сделавшись невидимым. Не помешает поиску и ветер: всегда можно посчитать поправку на его силу и направление.
      Со следом лодки на воде дело проще – любой плывущий предмет оставляет после себя молекулы жидкости, определенным образом ориентированные.
      Что же касается следа змеи на камне, то здесь дело обстоит совсем просто: каждому ясно, что обнаружить след на твердой породе куда легче, чем на воде или в воздухе.
      Тот, кто угрожает Гуго Ленцу – не мотор и не машина, а человек. Так может ли человек действовать среди себе подобных, не оставляя никаких следов?
      Ведь каждый человек, как и машина, имеет определенный почерк, проявляемый не только на бумаге, но и в любом действии – манере говорить, молчать, одеваться, есть, объясняться – да мало ли в чем еще?
      Каждый преступник совершает характерную психологическую ошибку: он думает, что его поиском занимаются одиночки. Между тем расследованием преступления занимаются сотни, а подчас и тысячи людей самых разных специальностей. Не говоря уже о криминалистах в традиционном смысле слова, здесь действуют люди самых разных специальностей: химики, биологи, графики, трассологи… Разумеется, физики.
      Специалисты помогают всесторонне исследовать малейшую улику, мелочь, деталь. И тайное становится явным…
 
      День Арно Кампа только начался, а уже обещал быть хлопотливым и трудным. Поджог в универсальном магазине, похищение картины Рембрандта из столичной картинной галереи, стачка студентов, и на закуску – история с Гуго Ленцем и красной гвоздикой.
      А вдруг угроза Ленцу исходит от какой-нибудь тайной организации? Только этого не хватало.
      Да, ошибается тот, кто думает, что у полиции легкий хлеб.
      Кабинет шефа полиции наполнился сотрудниками. Оперативное совещание было коротким – шеф не любил долгих словопрений.
      Начали с обсуждения «гвоздичной загадки».
      Суть, конечно, была не в банальной угрозе смерти – такие вещи, увы, были не в диковинку. Настораживала необычность требований преступника, а также то, что объектом угрозы был выбран один из ведущих ученых страны.
      Различные версии подвергли предварительному обсуждению.
      Поскольку практически весь текст письма был машинописным, для начала решено было проверить все машинки, имеющиеся в стране. Ведь и у каждой пишущей машинки имеется свой собственный «почерк». Специалисту достаточно сличить образчики текстов, напечатанных на различных машинках.
      Взгляд Арно Кампа, обведя всех в кабинете, остановился на черноволосом крепыше, устроившемся в кресле, в котором совсем недавно сидел взволнованный Гуго Ленц.
      – Артур Барк, – неожиданно произнес шеф, – какие у вас отношения с физикой?
      – Простите… С кем?
      – С физикой. Вы знакомы с ней?
      – Даже не здороваемся, – нашелся Барк.
      – С сегодняшнего дня вы друзья. Отныне вы физик, Артур Барк! – сказал шеф.
      – Но я не отличу мезона от бизона!
      – Такого подвига от вас и не требуется. Вы станете физиком не для нас, а для работников Ядерного Национального центра, куда направляетесь немедленно. Вот пропуск. Все согласовано. У Восточных ворот вас встретит секретарь Гуго Ленца.
      – Я буду телохранителем Гуго?
      – Попутно. Вживитесь в обстановку. Выясните на месте, что к чему, какие враги или завистники могут быть у Ленца. Кто заинтересован в том, чтобы устранить его.
      – Я пущу корни…
      – Не очень тяните. Возможно, преступник начнет действовать не через три месяца, а завтра.
      Артур Барк кивнул.
      – Главное – осторожность, – продолжал шеф. – Важно не спугнуть, а заполучить в руки этого… цветочника.
      Барк поднялся.
      – О результатах докладывайте лично мне в любое время дня и ночи, – закончил шеф.
      – Разрешите идти? – вытянулся Барк.
      – Не идти, а лететь! – Шеф посмотрел на часы. – Гуго Ленц будет на месте минут через десять. Вы должны прибыть в Ядерный центр вслед за ним.
 
      Выйдя заблаговременно из машины, еще горячей после гиперзвукового прыжка, Барк отправил ее обратно. Площадь он решил пересечь пешком. Сразу стало жарко – апрельское солнце припекало совсем по-летнему.
      У Восточных ворот было пустынно. Барк знал, что люди предпочитают огибать этот район. Ходили упорные слухи, что вокруг Ядерного центра сильно повышена радиация. Городские власти несколько раз производили проверку, не подтверждавшую слухи, но разговоры об опасном излучении не затихали. Говорили о новом излучении, которое не могут уловить прежние приборы.
      Насвистывая модный мотивчик, Артур Барк подошел к пункту автоматического контроля и сунул в щель узкий листок пропуска, на котором были вытиснены абсолютно непонятные Артуру знаки.
      Автомат охраны долго и придирчиво проверял пропуск. Затем блеснул луч, еле заметный в лучах солнца, и узкая стальная дверь медленно отодвинулась в сторону, пропуская Барка.
      Не без внутреннего трепета ступил Барк на территорию Центра, о котором был столько наслышан. Однако Артура ожидало разочарование. Он не увидел перед собой ни хитроумных машин-манипуляторов, ни каких-нибудь сногсшибательных сооружений – ничего, о чем болтали досужие языки.
      Дорожки институтского двора были чисто подметены, а аккуратные корпуса, расставленные в шахматном порядке, напомнили Артуру госпиталь, в котором он имел удовольствие проваляться целый месяц после неудачной стычки с уличными головорезами.
      Редкие платаны начинали зеленеть.
      У места, где аллея, ведущая от Восточных ворот, расходилась веером, Барк остановился. В нерешительности огляделся. Людей не было видно.
      В ослепительном синем небе плыл коршун. Сделав широкий круг, он начал снижаться на территорию центра, и вдруг, ударившись о невидимую преграду, быстро-быстро затрепетал крыльями. Мягкая, но властная сила отбросила прочь насмерть перепуганную птицу.
      Ядерный центр сплошным куполом покрывало защитное поле. «Верно говорится: сюда и ветерок не залетит», – подумал Барк.
      Артур приосанился. Навстречу шла молодая женщина. На улыбку Барка она не ответила.
      – Вы вошли в Восточные ворота? – спросила женщина.
      – Да.
      – Артур Барк, специалист по нейтринным пучкам?
      – Он самый… по пучкам…
      – Я секретарь доктора Гуго Ленца, меня зовут Шелла Валери.
      – Очень приятно.
      – Пойдемте, доктор Ленц ждет вас.
      По дороге Артур пытался разговориться, но Шелла отвечала односложно и не очень приветливо.
      Аллея сделала поворот, и Барк едва не вскрикнул: перед входом в корпус алела большая клумба гвоздики.
      – Гвоздика? В начале апреля? – спросил он.
      – Защитное поле, – пояснила Шелла, не оборачиваясь.
      Только войдя в корпус, Барк понял, почему Ядерный центр внешне не произвел на него особого впечатления: основная часть сооружений находилась, по-видимому, под землей. Об этом говорил длинный ряд лифтов, ведущих вниз. О том, на какую глубину идут они, можно было только догадываться. Доктор Ленц крепко пожал руку Артуру.
      – Нам нужен именно такой специалист, как вы! – воскликнул он. – Пойдемте.
      Они шли по лабораториям. Навстречу попадались люди, чаще хмурые и озабоченные.
      – Чем ближе к цели, тем трудней приходится, – вскользь бросил Гуго Ленц.
      В одном зале Барк обратил внимание на большую площадку, наспех обнесенную толстыми листами пластика. Он подошел поближе. Ленц последовал за ним, но явно неохотно, как отметил про себя Барк.
      Артур заглянул в зазор между двумя неплотно пригнанными листами. Он увидел бесформенные обломки какой-то установки, опаленные огнем, изуродованные и почерневшие. В бетонных плитах пола видны были глубокие вмятины, в которых, как почудилось Артуру, еще гнездился жар.
      – Что здесь? – спросил Барк.
      – Взорвался реактор.
      – Диверсия?
      – Несчастный случай.
      – Давно?
      – Вчера.
      Они пробирались по узкому лабораторному проходу, Артур протянул руку, чтобы погладить сверкающий медный шар. Ленц быстро оттолкнул Барка, так что тот чуть не упал.
      – Шестьсот тысяч вольт, – пояснил Гуго Ленц.
      Барк кашлянул.
      – А вчерашний взрыв реактора… Жертвы были?
      – К счастью, нет, – ответил физик и помрачнел.
      – Люди успели спрятаться?
      – Взрыв произошел ночью, когда здесь никого не было, – сказал Ленц.
      Обход был утомительным. Они спускались в лифте, проходили комнаты, коридоры. Барк еле поспевал за доктором Ленцем. Походка Гуго была стремительной, чуть переваливающейся.
      Перед одной из дверей Гуго замедлил шаг.
      – Сейчас я познакомлю вас с моим первым помощником, – бросил он и толкнул дверь.
      Комната была небольшой, но очень светлой. Приборов, установок здесь не было, лишь стеллажи, уходящие под потолок. На полках аккуратно расставлены книги, блоки биопамяти, катушки фотокопий. За столом, покрытым толстым листом пластика, сидел человек и что-то писал. Когда дверь отворилась, он поднял голову. Отложил ручку («шариковую», – отметил Барк), поднялся навстречу вошедшим.
      – Знакомьтесь: Имант Ардонис, моя правая рука, – сказал Гуго Ленц.
      Ардонис кивнул.
      – Артур Барк, наш новый сотрудник, разбирается в нейтринных усилителях, – продолжал Ленц.
      – Очень кстати, – оживился Ардонис. Барк поклонился.
      Ардонис был красивый, совсем еще молодой человек. Его гладко выбритое лицо дышало энергией и дорогим одеколоном.
      – Уже вернулись, доктор? – спросил Имант и откинул назад светлые волосы.
      – Только что.
      – Видели шефа полиции?
      – Да.
      – Обещал он что-нибудь предпринять? – Имант выпаливал вопросы со скоростью автоматического пистолета, выплевывающего пули.
      – Пока еще нужно разобраться…
      – Но письмо-то с гвоздикой он прочитал по крайней мере? – спросил Ардонис.
      – Прочитал.
      – Почему же он сразу не начал действовать? Знаете, доктор, если уголовное дело носит не совсем обычный характер, эти полицейские ищейки сразу же теряются, и…
      Ленц закашлялся.
      – Мы потолкуем потом, Имант, – сказал он, когда приступ прошел.
      – Хорошо, шеф.
      – Как ускоритель?
      – Я форсировал режим, не дожидаясь вас. Бомбардируемая масса близка к критической, поэтому любое промедление…
      – Вы правильно сделали, Имант, – перебил его Ленц.
      Ардонис, довольный, кивнул.
      – Тут я набросал кое-какие расчеты… – начал он.
      – Позже. Сейчас я должен ввести нашего нового коллегу в курс дела.
      Имант перевел немигающие, чуть навыкате глаза на Артура. Казалось, взгляд его проникал насквозь.
      Артур, прощаясь, протянул руку, длинные ресницы Иманта дрогнули.
      Рукопожатие Ардониса было таким крепким, что Артуру показалось, будто ладонь его попала в тиски.
      – Однако ж и правая рука у вас, – заметил Барк, когда они с Гуго Ленцем вышли в коридор.
      – Правая рука? – переспросил Ленц.
      – Я имею в виду Иманта Ардониса, – пояснил Барк, потирая руку. – Хватка у него железная.
      – Верно, хватка у него железная, – ответил Гуго Ленц, думая о чем-то своем.
      Из-за угла коридора навстречу им вышел рыжий кот. Вышел – не то слово. Кот важно шествовал, задрав пышный хвост. Лицо Гуго оживилось.
      – Я едва не забыл представить вам моего любимца. Его зовут Дон Базилио, – сказал Ленц. – Как видите, это очень важная фигура…
      – Вижу.
      – В самом деле, он незаменим.
      – Животное для опытов?
      – Что вы, коллега, – улыбнулся Ленц, с нежностью глядя на животное, – Дон Базилио – наш полноправный сотрудник. Замечательное существо.
      – Чем же?
      – Хотя бы тем, что находится здесь со дня основания нейтринной лаборатории. Правда, тогда он был лишь котенком-недоучкой, а теперь, как видите, взрослый, вполне сформировавшийся кот.
      Кот подошел и стал тереться о штанину Гуго Ленца. Гуго наклонился и почесал кота за ушами. Кот с готовностью опрокинулся на спину, радостно мурлыча и подрагивая всеми четырьмя лапами.
      – Базилио любит вас, – указал Барк.
      – Любит, – согласился Гуго, выпрямляясь. – Он присутствует при всех опытах, которые я провожу.
      – Вот уж, видно, знаний набрался.
      Дон Базилио стал на ноги и столь же степенно удалился.
      – Знаний у него не меньше, чем у иного ученого, – сказал Гуго Ленц, когда они двинулись дальше по коридору, – уверяю вас. Если бы Дон Базилио умел разговаривать – дорого дала бы за него иностранная разведка. Впрочем, это уже не по моей части.
      Они остановились у генератора, мощно тянущего одну и ту же низкую ноту.
      – Ну вот, вы видели весь мой отдел, – сказал Гуго Ленц. – И сотрудников, включая Дона Базилио.
      – Вы показали мне все комнаты?
      – Кроме одной.
      – Секретный отсек?
      – Мой рабочий кабинет.
      – Я хотел бы посмотреть.
      Ленц поморщился.
      – Там ничего особенного нет, – сказал он. – Впрочем, пожалуйста. Если необходимо для дела…
      Кабинет Гуго Ленца занимал угловую комнату. Запыленные окна, захламленный пол придавали ей неуютный вид. Стол был завален рукописями, книгами, записными книжками. «Скорее, стол писателя, чем ученого», – подумал Барк.
      На отдельном столике у окна стоял предмет, заставивший сердце Барка забиться: пишущая машинка.
      – Сами печатаете? – небрежно спросил Барк.
      – Приходится, – сказал Ленц.
      – В детстве мечтой моей жизни было – вволю постукать на машинке, – сказал Артур Барк и нежно погладил клавиши. – Машинка принадлежала соседу, а он был юрист и ужасно строгий. Один раз так свистнул меня линейкой по пальцам, до сих пор болят.
      – Теперь вы можете удовлетворить свою давнишнее желание, – бросил Ленц, перебирая на столе какие-то бумаги.
      Артур вставил в машинку чистый лист и наугад быстро отстукал несколько строк – случайный набор букв. Затем вынул лист, сложил его и сунул в карман. Ленц, стоя спиной к Барку, возился с бумагами.
      – Кто заходит в ваш кабинет? – спросил Барк.
      – Никто. Я даже убирать здесь не разрешаю.
      «Это заметно», – хотел сказать Артур Барк, но промолчал.
      – Вы, наверно, над книгой работаете? – спросил Барк у доктора Ленца, когда они вышли из кабинета.
      – Книгой?
      – У вас на столе столько бумаг. Записки, блокноты, – пояснил Барк.
      – Для книги времени нет, – махнул рукой Гуго. – Раньше, правда, была такая идея. Кое-какие материалы подготовил. А теперь… Дай бог за оставшееся время хотя дневники в порядок привести.
      – Вижу, работы у вас много.
      – Особенно сейчас. Вздохнуть некогда. Только кофе спасает: пью его беспрерывно, – сказал Ленц.
      Они шли по коридору, пластик поглощал шаги.
      – Кофе сами варите? – вдруг спросил Барк.
      – Этой технологии я не осилил, – улыбнулся Гуго. – Приходится пользоваться любезностью сотрудников. То в лаборатории перехвачу чашечку, то Шелла угостит. У нее имеется электронная кофеварка.
      – А в кабинете?
      – В кабинете у меня кофейная автоматика отсутствует, – вздохнул Ленц, – имеется только спиртовка да колба.
      – Кто же готовит кофе в кабинете?
      – Имант, – рассеянно ответил Ленц. – Он тоже любитель.
 
      А вы говорите, что в кабинете никто, кроме вас, не бывает.
      – Простите. Совсем выскочило из головы… Да оно и понятно, – проговорил Гуго. – Имант Ардонис – мой первый помощник, а лучше сказать – мое второе я. Во всем, что касается работы.
      – Допустим. Но давайте уточним. Насколько я понял, Имант Ардонис бывает у вас в кабинете достаточно часто.
      – Разумеется, – согласился Ленц и внезапно остановился. – Позвольте, вы думаете, что это Ардонис… Нет, исключено. Ардонис – моя правая рука.
      – Бывает, что левая рука не ведает, что творит правая, – заметил Барк.
      – Исключено, – горячо повторил Ленц. – Иманту я абсолютно доверяю.
      Барк помолчал, лишь пощупал в кармане сложенный вчетверо листок.
      По предложению Ленца они присели в небольшом холле, образованном пересечением двух коридоров.
      – Сердце, – пожаловался Ленц. – До последних дней я и не подозревал, что оно у меня имеется.
      Физик и его новый телохранитель немного помолчали.
      – Меня беспокоит одна вещь, – сказал Барк, закуривая сигарету. – В своем ремесле я вроде разбираюсь, а вот в физике – профан.
      – Каждому свое.
      – Не спорю, – согласился Барк. – Но вдруг заведет со мной кто-нибудь из ваших сотрудников ученый разговор – и я погиб. Раскусят в два счета, что я за птица.
      Ленц задумался.
      – Мы сделаем вот что, – решил он. – Я оповещу всех, что ваша тематика засекречена. Тогда к вам никто не станет обращаться с лишними разговорами.
      – Но все же хотелось бы услышать несколько слов, хотя бы общего порядка, о той работе, которая у вас ведется.
      – Хорошо, – кивнул Ленц. – Наш отдел – нейтринный – является головным в Ядерном центре. Я руковожу отделом уже в течение… Впрочем, сейчас это неважно. В последнее время мы заняты наладкой ускорителя. Знаете, что такое ускоритель?
      – В общих чертах, – сказал Артур и придвинул поближе пепельницу.
      – Ускоритель можно сравнить с пушкой.
      – А чем она стреляет? – поинтересовался Барк, призывая на помощь все свои физические познания.
      – Мельчайшими частицами, так называемыми элементарными. Они разгоняются в ускорителе с помощью электромагнитных полей, – размеренным тоном, словно читая лекцию, произнес Ленц.
      – Каков на вид ускоритель? Мне как-то до сих пор не приходилось его видеть, – сказал Артур.
      – Вообразите гигантскую баранку, с поперечником в десяток миль. Баранка упрятана глубоко под землю, – начал пояснять Ленц.
      – Такой бублик сразу не представишь, – сказал Барк и стряхнул пепел.
      – Тогда лучше вообразите корд. Обыкновенный цирковой круг, на котором объезжают лошадей. На старт выбегают несколько скакунов. Дрессировщик должен «разогнать» их, выжать максимальную скорость, на которую способны скакуны. Как этого достичь?
      «Хорошо объясняет, хотя скакуны – скорее по части моего достоуважаемого шефа Арно Кампа», – подумал Артур, с возрастающим интересом слушая пояснения Гуго Ленца.
      – Неопытный дрессировщик постарается решить поставленную задачу, что называется, «в лоб», – продолжал доктор Ленц. – Он станет в центре круга и начнет подгонять лошадей кнутом. Лошади, они же ускоряемые частицы, сорвутся с места в карьер. Они выложатся сразу, но едва ли покажут хороший результат. Опытный дрессировщик поступит иначе. Для начала он тихонько стронет лошадей с места. Затем, разумеется, пустит в ход бич. Но подгонять лошадей будет постепенно, так сказать, небольшими порциями, равномерно. Прошли лошади круг – щелчок бича, еще круг – еще щелчок, и так далее.
      – Понимаю. Скорость нужно увеличивать все время, небольшими глотками. Как пьют кофе, – сказал Барк.
      – Кстати о кофе, – сказал Гуго Ленц и бросил взгляд на часы. – Не откажетесь от чашечки?
      – Наоборот.
      Артур думал, что они пойдут в комнату Иманта, но Ленц вызвал Шеллу, бросив в видеофон несколько слов.
      Вскоре появилась молодая женщина. Она несла на подносе две чашки кофе.
      Напиток оказался крепчайшим и обжигающе горячим. Барк подумал, что употребление кофе здесь – привычный, давно отработанный ритуал.
      Поставив пустую чашку на стол, Артур перехватил взгляд, брошенный Шеллой на Ленца, и решил про себя, что старик, пожалуй, неплохо чувствует себя тут, в атмосфере всеобщего преклонения. Во всяком случае, неплохо чувствовал себя до самого последнего времени.
      Заметив, что Артур на нее смотрит, Шелла вспыхнула и отвернулась.
      – Почему вы с нами не пьете? – спросил Гуго.
      – Благодарю вас, доктор Ленц, я уже выпила, – сказала Шелла и, собрав пустые чашки, удалилась, покачивая бедрами. Барк проводил ее взглядом.
      – Французы говорят: красота женщины – в походке, – начал было он, но посмотрел на холодное лицо Ленца и осекся.
      – Вернемся к нашим лошадям, – сказал Ленц. – Мы их оставили на цирковом корде, где они бегут под равномерные удары бича, наращивая темп. Видите ли, вся соль в том, что каждый раз частица в ускорителе получает небольшую прибавку скорости. Но зато частица совершает много кругов, так что в сумме скорость ее оказывается весьма значительной.
      На последних кругах кони мчатся, как вихрь. Таким образом дрессировщик, он же физик, решил свою задачу.
      – Значит, таким манером можно разогнать частицу до каких угодно скоростей? – спросил Артур.
      – Любых, лишь бы они не превосходили скорость света в вакууме. Ничто в природе не может двигаться быстрее, чем свет: закон Эйнштейна, – пояснил Гуго Ленц.
      – Понятно, понятно, – пробормотал Барк. Ему было почему-то стыдно перед сидящим рядом доктором Ленцем, хотя до сих пор скудость физических познаний никогда не тяготила Артура.
      – Если помните, ускоритель я сравнил с пушкой, – сказал Ленц. – Наши снаряды – элементарные частицы, разгоняемые до субсветовых скоростей. Только, в отличие от обычной пушки, ускоритель, как вы уже знаете, имеет форму круга.
      – Снаряды есть. В кого ими стрелять?
      – В кварки. Как бы вам объяснить, что такое кварки? – задумался Гуго Ленц, теребя бородку.
      – Я знаю о кварках из письма, – сказал Барк.
      – Какого письма?
      – С красной гвоздикой.
      – А-а… В самом деле. Тем лучше, мне не надо долго объяснять вам, – сказал Ленц.
      – Кварки – кирпичики вселенной, – процитировал Барк.
      – Вот именно, – кивнул Ленц. – Говоря проще – мельчайшие микрочастицы, известные в настоящее время физике. Кварки, группируясь, в свою очередь, составляют элементарные частицы – электрон, протон, нейтрон и так далее.
      – Скажите, доктор Ленц, а для чего их, собственно, бомбардировать, эти самые кварки? – спросил Барк.
      – Чтобы исследовать их. Бомбардируя кварки, мы изучаем взаимодействие частиц, а это позволяет понять их структуру. Средневековая анатомия топталась на месте, пока врачи не изучили человеческое тело, препарируя трупы.
      – А в самом деле опасно это – бомбардировать кварки? – спросил Барк. – Автор письма пишет, что…
      – Я прекрасно помню текст письма, – перебил его доктор Ленц.
      – Получается страшная штука, – сказал Артур. – Что, если в самом деле вся земля превратится в труп? Если наша планета рассыплется в пыль в результате неуправляемой реакции, толчок которой дали ваши опыты?
      – Верно, такая опасность есть, – медленно сказал Гуго Ленц. – А что же можете предложить вы, молодой человек?
      – Я? – растерялся Артур.
      – Вы. Именно вы!
      – Но я же не физик.
      – Это не ответ. Решать этот вопрос должен каждый, поскольку судьбы мира касаются всех.
      Барк замялся, обдумывая ответ.
      – Видите ли, тут замешаны особые обстоятельства… – начал он. – Вам угрожают смертью, если вы не прекратите опыты.
      – При решении вопроса, который я перед вами поставил, моя жизнь не имеет никакого значения. Она слишком ничтожна, – чтобы в данном случае принимать ее в расчет, – сказал Гуго Ленц.
      Артур интуитивно почувствовал, что разговор принял серьезный оборот и что ответ его, Артура Барка, неизвестно по какой причине живо волнует Ленца.
      – Я помогу вам, – сказал Ленц, глядя на собеседника. – Предположим, что моей жизни ничто бы не угрожало. Что бы вы ответили мне в таком случае? Проводить бомбардировку кварков или не проводить?
      – Пожалуй, я все равно запретил бы опыты, – задумчиво сказал Барк. Он ожидал встретить сочувствие, но лицо Гуго Ленца оставалось непроницаемым.
      – Все ли вы обдумали, Артур Барк, прежде чем запрещать опыты? – сказал Ленц. – Речь ведь идет не о том, чтобы закрыть какие-то там второстепенные эксперименты. Дело идет о кардинальном направлении науки, которая стремится постичь самые сокровенные тайны материи.
      – Но если опыты опасны для всего человечества? – настаивал на своем Артур.
      – Опасность, – усмехнулся Ленц. – А что вообще не опасно для жизни? Разве не опасен для ребенка уже первый шаг, который он делает самостоятельно, без помощи матери? Разве не опасен был полет авиатора, первым поднявшегося в небо? Однако, что бы мы делали теперь, если б он тогда испугался? Очевидно, небо осталось бы для людей навеки несбыточной мечтой. И так во всем. Без риска нет победы, нет движения вперед.
      – С первым авиатором, насколько я понимаю, дело обстояло несколько иначе, чем с бомбардировкой кварка, – сказал Артур, заражаясь волнением Ленца. – Не будь Можайского, не будь братьев Райт, – нашлись бы другие.
      – Вы так думаете?
      – Непременно нашлись бы. Для завоевания воздушного океана человечество созрело, потому его ничто не могло остановить. Когда гибнет один, – на его место становится второй, гибнет второй – на линию огня выходит третий.
      – Почему же вы думаете, что человечество не созрело для расщепления кварков? – спросил Ленц.
      Артуру хотелось прервать разговор, превратить его в шутку, ссылаясь на свою некомпетентность, но он не представлял себе, как это сделать.
      Ленц угрюмо смотрел на него, ожидая ответа.
      – Дело не в зрелости человечества, – сказал Барк, – а в том, что опыты по расщеплению кварков, насколько я понял, угрожают жизни человечества.
      – Нет, дело именно в зрелости человечества, – возразил резко Гуго Ленц. – Если результаты наших экспериментов попадут в руки недобросовестных людей… Земля сможет рассыпаться, растаять, как сахар в горячем кофе.
      – Тогда не отдавайте свои результаты в плохие руки, – посоветовал Барк.
      – Несерьезное предложение, Артур Барк, – сердито махнул рукой Гуго. – Нашим государством, к сожалению, управляют не ученые, а политики.
      – Но с политиками можно договориться.
      – Не со всякими. Природа власти такова, что до нее добираются только те, кто коварней всех, честолюбивей всех, кто наиболее неразборчив в средствах. Что вы так смотрите на меня? Думаете, спятил старик? Не знаю почему, но ваше лицо внушает мне доверие. Да и потом, когда человеку остается три месяца жизни, он может наконец позволить себе роскошь говорить то, что думает. – Бородка Ленца начала дрожать от возбуждения.
      – Предположим, я собственной властью прекращу опыты, – продолжал он. – Где гарантия, что через короткое время другой физик не наткнется на идею этих опытов?
      – Надо так зашвырнуть ключ, чтобы отыскать его было нелегко, – сказал Артур. – А за время поисков что-то, возможно, переменится.
      – А как это сделать? – эхом откликнулся Гуго Ленц.
      Они были знакомы лишь несколько часов, но Артуру казалось, что он знает доктора Ленца давно, много лет. Чем-то Барку был симпатичен этот человек с острой бородкой и пронзительными, беспокойными глазами.
      Правда, взгляды Ленца несколько, пардон, вольны, но это, в конце концов, не по его, Барка, ведомству.
      Гуго Ленцу грозит смерть, а он рассуждает о судьбах мира. А может, все наоборот? Может, обычная боязнь сделала его таким словоохотливым?
      – Можете спуститься вниз, посмотреть ускоритель в натуре, – уже другим, обычным тоном сказал Ленд.
      – Еще один вопрос, доктор Ленц.
      – Пожалуйста.
      – Скажите, кварки – самые мелкие частицы материи?
      – Самые мелкие, – кивнул Ленц. – Вы неплохо усвоили лекцию.
      – А когда-то самой мелкой частицей материи считался атом, верно? Значит, кварки тоже, наверно, должны расщепляться на какие-то неизвестные, еще более мелкие частицы?
      К удивлению Артура, Гуго Ленц вдруг вскочил и крепко пожал ему руку.
      – Молодой человек! – воскликнул Ленц. – Честное слово, у вас мышление физика. Идемте, я провожу вас к лифту.
      Они пошли по коридору, и Артур Барк подумал, что, сложись судьба иначе, из него мог бы выйти неплохой физик. Во всяком случае скорее, чем из Ленца приличный полицейский.

      Остаток первого дня своей новой службы Артур Барк посвятил знакомству с циклопическими сооружениями, образующими целый подземный город. Одновременно он присматривался к людям, прикидывал, что к чему. Научных тем предпочитал не касаться, и никто из собеседников, к облегчению Барка, проблем нейтринной фокусировки в разговорах с ним не затрагивал.
      Когда сотрудники непринужденно перекидывались совершенно тарабарскими терминами, Артур стоял подле с непроницаемым видом: возможно, он и знает кое-что, но в силу засекреченности своей темы вынужден промолчать.
      Полный новых впечатлений, с сумбурной головой покидал Артур Барк Ядерный центр.
      Процедура выхода и центра оказалась непростой. В нее входил даже рентгеновский досмотр – на случай, если потенциальный злоумышленник вздумает чего-нибудь упрятать в собственном желудке.
      Все было сделано для того, чтобы утечка информации из Национального Ядерного центра равнялась нулю.
      Проходя процедуры осмотра, обязательные для всех сотрудников, Артур подумал, что для дела, которое его сюда привело, это не так уж плохо: если Барк получит на кого-либо улики, тот не сможет сразу убежать и скрыться в каменных джунглях большого города. Пожелав покинуть институт, злоумышленник неминуемо застрянет в проверочных фильтрах.
      И Артуру припомнилось, как шеф, знаток Востока, рассказывал о турецких банях, где плату берут не при входе, а при выходе.
      Листок, сложенный вчетверо, жег грудь, и Барк решил последовать золотому правилу и не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Прежде, чем ехать домой, он решил заскочить к себе в управление и выяснить кое-что относительно пишущей машинки, стоящей в кабинете доктора Ленца.
      Барк спустился в подземку.
      Салон был переполнен, вентиляция работала неважно, вагон убаюкивающе покачивался, и Артур Барк задремал.
      Артур не удивился, когда сквозь толпу к нему пробралась Шелла Валери. Барк почему-то ожидал, что встретит ее, хотя днем ему так и не удалось переговорить с холодной секретаршей Гуго Ленца.
      – Нам по пути? – спросил Артур.
      – По пути, – улыбнулась Шелла. Днем, на службе, она не улыбалась никому.
      «Красивые зубы», – подумал Барк.
      Они долго о чем-то говорили, не обращая внимания на толчею, а затем Артур взял ее под руку, и они вышли из душного вагона на вольный воздух.
      Вечер был прохладным, но дома излучали тепло, накопленное за день.
      Барк огляделся и сообразил, что они очутились на окраине: световая реклама здесь не так бесновалась как в центре.
      В этот район Барк попал впервые.
      – Куда пойдем? – спросила Шелла.
      – Куда глаза глядят, – ответил Барк.
      Они пошли по улице, странно пустынной и тихой. Шелла без умолку щебетала, повиснув на руке спутника.
      – Я думал, вы молчаливее сфинкса, – сказал Артур, глядя на оживленное лицо спутницы.
      – В присутствии доктора Ленца я немею, – призналась Шелла.
      – Я заметил, – съязвил Барк.
      – Глупый, – она легонько ударила его по руке. – Доктор Ленц мне в отцы годится.
      – Тем более.
      – Я люблю Гуго Ленца как доброго человека. Уважаю, как ученого.
      – И только? – недоверчиво спросил Барк. – Я ведь видел, какими взглядами вы его награждаете.
      – Глупый. Ах, какой глупый! – рассмеялась Шелла. Смех ее был необычайно приятен. Словно серебряный колокольчик, звенел он на пустынной улице.
      – Вы мне сразу понравились, – сказала Шелла. – Еще утром, когда я встретила вас у Восточных ворот, – добавила она, потупившись.
      По мере того, как вечерело, фосфоресцирующие стены домов светились ярче.
      Тени, отбрасываемые беспечно бредущей парочкой, то вырастали до огромных размеров, то пропадали, сникали под ногами.
      – Шелла, а вас не волнует, что Гуго Ленцу угрожает смерть? – спросил Барк.
      – Вы имеете в виду дурацкое письмо, которое он получил?
      – Угроза, по-моему, вполне реальна.
      – Может быть, и так, – сказала Шелла. – Но только я одна знаю, как устранить эту угрозу.
      – Вы знаете человека, который писал письмо?
      – Автор письма не обязательно человек. Такой текст может придумать любой компьютер, дайте только машине соответствующую программу, а отстукать его на машинке мог любой олух.
      – Значит, вы считаете, что Гуго Ленцу ничто не угрожает? – спросил Барк, сбитый с толку.
      – Напротив. Если сидеть сложа руки, доктор Ленц ровно через три месяца погибнет.
      – Кто же поднимет на него руку?
      – Не руку, а лапу.
      – Лапу?
      – Я уже обратила внимание, что особой проницательностью вы не отличаетесь, – снова рассмеялась Шелла. – Впрочем, проницательностью в нашем отделе не может похвастаться никто.
      – А доктор Ленц?
      – И он, к сожалению. Но вам я все расскажу. Не знаю почему, но я сразу почувствовала к вам доверие, – негромко сказала Шелла. – Вы заметили в отделе Дона Базилио?
      – Кота, что ли? Хороший кот. Меня познакомил с ним доктор Ленц.
      – Базилио – не кот, а кибернетическое устройство, – Шелла перешла на шепот. – Об этом знаю только я.
      – И больше никто в отделе?
      – Никто. Разве вы не знаете, что кошачьи рефлексы очень легко запрограммировать?
      – Но кому такое могло понадобиться?
      Шелла пожала плечами.
      – У каждого есть враги, – сказала она. – Особенно у ведущего физика страны. В Ядерный центр так просто не проникнешь, как вы сами могли убедиться. Покушение на улице – тоже сложно. Вот они и придумали эту штуку с Доном Базилио. Теперь вам понятно?
      – Не совсем. Мне доктор Ленц говорил, что принес Базилио в отдел еще котенком…
      – Вот и видно, что в кибернетике вы младенец. Для конструктора ничего не стоит построить модель, размеры которой могут меняться с течением времени – увеличиваться или, наоборот, уменьшаться.
      – Вроде воздушного шара?
      – Примерно.
      – Но почему враги не убили Ленца сразу, а задолго предупредили его о грозящей смерти?
      – Наверно, чтобы вызвать панику. Спутать карты полиции. Она уже и так, наверно, сбилась с ног в поисках преступника. А в итоге полицейские окажутся в дураках. Забавно, правда?
      – Ничего не вижу забавного, – сердито ответил Артур. – Почему вы не сообщили о Доне Базилио куда следует?
      – Я никогда ни на кого не доносила. И не собираюсь, – отрезала Шелла. – Неважно, на человека ли, или на кибера.
      – Значит, Гуго Ленц погибнет?
      – Доктор Ленц не погибнет. Когда подойдет срок, я сама раскрою ему глаза. Может быть, он тогда обратит внимание на меня.
      Неожиданно в конце безлюдной улицы показалась большая серая тень. Она неслышно, крадучись двигалась навстречу Шелле и Артуру. Вскоре уже можно было различить контуры огромной кошки и легкую звериную поступь.
      – Дон Базилио! – прошептала Шелла, и глаза ее округлились от страха.
      – Как он попал сюда? – спросил Артур и сжал тонкую руку Шеллы.
      – Он проведал мои планы. Он выследил, он убьет меня! – вскрикнула Шелла. – Бежим.
      Дон Базилио изготовился к прыжку, но они успели юркнуть в подворотню.
      Во дворе было темно. Держась за руки, они бежали мимо черных строений, и остановились лишь тогда, когда Артур почувствовал, что у него вот-вот выскочит сердце.
      – Боже, куда мы попали, – прошептала Шелла, немного отдышавшись.
      – Сейчас разберемся, – сказал Артур и толкнул первую попавшуюся дверь.
      В комнате не было никого. Посреди на полу стоял ускоритель, похожий на тот, который Артур осматривал днем в Ядерном центре. Неужели это то самое гигантское сооружение, только сжавшееся до ничтожных размеров? И кто собрал его здесь?
      Артур подошел к сооружению и тронул какой-то рычаг.
      – Не надо! – крикнула Шелла.
      Но было поздно. Полыхнула ослепительная вспышка, вслед за ней грохнул громовой взрыв. Артур почувствовал, как горячая волна ударила в лицо.
      – Кажется, я ранена, – услышал он голос Шеллы, еле пробившийся сквозь вату, которой забило уши.
      Артур подхватил ее на руки, легкую как перышко. Бережно опустил на пол.
      На том месте, где только что стоял ускоритель, теперь была груда покореженных обломков. Иные из них были раскалены докрасна, бросая в комнату слабое красноватое сияние.
      Рука Шеллы, видимо, была повреждена осколком. На пол глухо падали тяжелые капли. «Кровь черная, как кофе», – подумал Артур.
      – Шелла, милая… – шепнул Артур. Он рванул на своей груди рубашку, чтобы сделать из нее бинт.
      – Не трудитесь, – медленно и спокойно произнесла Шелла. – Рана – пустяки. Через несколько минут меня не станет.
      – Вы не можете идти…
      – Не уйду. Я исчезну. Рассыплюсь в пыль. Вы включили ускоритель, вызвав неуправляемую реакцию. Я попала под облучение. Прощайте… Артур.
      Барк с ужасом, не в силах шевельнуться, смотрел, как Шелла начала вдруг таять, растворяться в воздухе, затхлом воздухе полутемной комнаты, куда они случайно попали и которая оказалась ловушкой.
      – Шелла! – что было мочи закричал Артур.
 
      Он проснулся оттого, что кто-то сильно толкнул его в бок.
      – В вагоне спать не положено, – назидательно произнес над самым ухом добродушный старческий голос.
      Плавно покачиваясь, вагон замедлил ход. Динамик, страдающий насморком, объявил остановку, нужную Артуру, и он вышел.
      На эскалаторе Артур перехватил на себе насмешливый взгляд девушки, скосив глаза, увидел измятую собственными руками рубашку и машинально прикрыл грудь ладонью.
      Придя в управление, Барк поспешил в отдел экспертизы. По счастью, там дежурил его приятель, прозванный сослуживцами Варваром. Обычно он не отказывал Артуру в мелких просьбах, если только они не были связаны с деньгами.
      Однако, к удивлению Барка, его просьба немедленно проверить оттиск с пишущей машинки вызвала у Варвара сильное раздражение.
      – Сговорились вы, что ли! – брюзжал Варвар. – За один сегодняшний день – десятки, сотни тысяч оттисков. Отдел с ног сбился. Вот объясни-ка мне, Крепыш: если даже найдут машинку, на которой этот прохвост с гвоздикой напечатал свое послание, что толку?
      – Если найти машинку, это сузит круг поисков, – сказал Артур.
      – И без тебя знаю, что сузит! – вдруг рассердился Варвар. – Поменьше бы эти физики с атомом копались. Рубят сук, на котором сидят. Уровень радиации в городе такой, что… Говорят, близ Ядерного центра пройти опасно.
      – Сказки.
      – Ладно, – вдруг остынув, спокойным тоном сказал Варвар. – Давай-ка сюда свой оттиск.
      Он повертел в руках листок, поданный Артуром.
      – Сам, что ли, печатал?
      – Сам.
      – Оно и видно: больно осмысленный текст, – ухмыльнулся Варвар. – Знаешь, мне сегодня попадались любопытные образчики, так сказать, полицейского творчества. Один даже высказал просьбу о прибавке жалованья. Так что у тебя еще шедевр искусства. Правда, абстрактного. Ну-ка, посмотрим. Авось тебе повезет больше, чем другим.
      Пока Варвар, что-то бурча под нос, возился у рабочего стола, Барк сидел на стуле и размышлял о давешнем сне.
      – Должен тебя разочаровать, Крепыш, – через несколько минут прогудел Варвар. – Ты попал пальцем в небо.
      – Не та машинка?
      – Ничего похожего. Вот буква «У» крупным планом. Видишь, разные хвостики?
      – Сам ты хвостик, – сказал Барк и поднялся.
      Честно говоря, Барк испытывал разочарование. Рушилась стройная версия, которую он успел соорудить.
      А выглядело убедительно: видный ученый. У него честолюбивый помощник, пользующийся полным доверием шефа. Помощник мечтает возглавить учреждение, но на пути стоит шеф. Помощник пишет ему грозную анонимку, предлагает убраться подобру-поздорову. Чтобы не торчали рога, в письме, конечно, ничего не говорится прямо. В письме напущено туману с помощью разных высокопарных сентенций. Шеф, по замыслу помощника, струсит и сойдет со сцены. Либо, того лучше, старика хватит инфаркт.
      Психологический расчет помощника точен: в самом деле, кому придет в голову проверять собственную машинку шефа? На ней, всем известно, никто, кроме него самого, не печатает. Не станет же Гуго Ленц сам на себя клепать анонимку?
      Версия с помощником казалась основательной. Разве не является конкуренция законом жизни общества? Эту истину агент Артур Барк усвоил с младых ногтей.
      И надо же – построение Барка погибло, едва народившись на свет.
      Впрочем, не нужно спешить с выводами. Не такой Имант Ардонис дурак, чтобы оставлять концы. Он мог преспокойно отпечатать письмо где-нибудь в другом, еще более безопасном месте. Рано снимать с него подозрения.
      Перед Барком возникло красивое надменное лицо, холодный немигающий взгляд, презрительный прищур.
      Мы еще схватим тебя с поличным, железная рука, – подумал Барк.
      – Послушай-ка, Варвар, – сказал Артур, остановившись в дверях. – А что, если письмо написал не человек?
      – А кто, если не человек? – удивился Варвар.
      – Машина.
      – Не думаю.
      – Умеют же киберы сочинять разные тексты. И даже стихи, – сказал Барк.
      – Ты уж загнешь. И гвоздику, по-твоему, придумала машина? Нет, на такую пакость способен только человек, – убежденно сказал Варвар.
      – Как сказать.
      – Пусть даже автор письма – машина, – сказал Варвар.
      – А кто же, в таком случае, будет приводить угрозу в исполнение?
      – Тоже машина. В виде, например, кота.
      – Какого кота?
      – Обыкновенного, с четырьмя лапами и хвостом, – пояснил Артур.
      – Тьфу! – с сердцем сплюнул Варвар. – Тебе бы все шутки шутить.
      – А я не шучу.
      – Тогда обратись к медикам. Я же говорю – радиация, – сказал Варвар и покрутил пальцем у своего лба.
      Покинув Варвара, Барк направился к шефу, чтобы доложить результаты первого дня, проведенного в Ядерном центре. Однако по пути он встретил Жюля, который сообщил, что шеф только что убыл.
      – Улетел?
      – Ушел, – поправил Жюль.

      Арно Камп в самом деле решил прогуляться. Он спустился на лифте и вышел у нижнего горизонта, специально предназначенного для пешеходов.
      Транспортные машины двигались по подземным и надземным трассам, здесь же было царство любителей пешей ходьбы.
      Подняв по привычке куцый воротник плаща, сунув руки в карманы, Арно Камп растворился в потоке прохожих.
      Камп часто любил повторять, что самое безопасное место для человека – толпа ему подобных. В толпе ты неотличим.
      Днем, после визита Гуго Ленца и оперативного совещания, Арно Камп решил наскоро просмотреть популярную брошюрку по ядерной физике, чтобы хоть чуть-чуть освоиться с кварками, мезонами и прочей заумью. Его поразила одна вещь: оказывается, все частицы «одного сорта» неотличимы друг от друга. Скажем, один электрон нельзя отличить от другого, протон – от другого протона и так далее. И не в том дело, что приборы физиков грубы или методы современной науки слишком еще несовершенны, чтобы отличить одну частицу от другой: такая задача неразрешима в принципе по закону тождественности микрочастиц.
      И теперь, шагая в толпе прохожих, Арно Камп подумал, что удивительный закон микромира в какой-то мере применим и к людской толпе.
      В толпе ты – иголка в стоге сена. Вокруг – десятки людей, но никому дела нет до тебя и тебе ни до кого нет дела.
      И еще по одной причине шеф полиции любил толпу. Только тут можно было узнать, о чем думают люди, что их волнует и занимает. А знать настроение толпы важно. Для этого имеются, разумеется, и осведомители – штатные и добровольные. Но Арно Камп любил получать информацию из первых рук.
      По указанной причине Арно Камп не чурался общественного транспорта в часы пик, не избегал предвечерней толчеи, когда на аэробусах люди висят гроздями, а у входа в подземку выстраивается длинный хвост. Шеф и сотрудников приучил считаться со своими вкусами.
      Камп остановился у автомата с надписью «Цветы», сунул монетку в щель. Пластиковая рука протянула ему крохотный букетик гвоздики. «Мир помешался на гвоздиках», – подумал Камп и швырнул цветы в ближайшую урну.
      Шеф полиции свернул в сквер. Его привлекала не апрельская зелень, заботливо огороженная металлическими решетками. Камп знал, что в сквер заходят те, кто не очень торопится, а именно такие люди склонны к разговорам и обмену мыслями.
      С десяток людей сгрудились у электронного предсказателя, дожидаясь своей очереди испытать судьбу.
      Арно Камп миновал газетные витрины, откуда скучающие бездельники выуживали ненужную информацию, и пошел в боковую аллею.
      Наметанным взглядом он окидывал сидящих на скамьях.
      Няньки с колясками… Игроки в домино… Влюбленные парочки…
      Ага, вот. Камп замедлил шаг. На скамье сидели лохматый юноша в очках и мужчина в рабочем комбинезоне. Парень, оживленно жестикулируя, что-то рассказывал рабочему.
      Со скучающим видом Камп подошел и сел поодаль. Лохматый неприязненно посмотрел на него и умолк.
      Камп зевнул, вытащил из кармана книжку и погрузился в чтение.
      Надо сказать, что из печатных произведений Арно Камп признавал только служебные инструкции да еще то, что непосредственно связано с его беспокойной работой: сюда, например, можно было отнести популярную брошюру, прочитанную сегодня. Что касается изящной словесности, то здесь Камп признавал лишь произведения, связанные с лошадьми, именно – с рысистыми скакунами.
      Эту страсть Арно Камп вывез с Востока, где служил когда-то.
      У Кампа была собрана неплохая библиотека о методах дрессировки лошадей, рысистых испытаниях, дерби, гонках, скачках и прочих захватывающих вещах.
      На сей раз Арно Камп припас для свободной минуты старинный сборник арабских стихов, который автор, как было сказано в предисловии, посвятил скакуну – своему четвероногому другу.
      Камп раскрыл книжку наугад и стал читать с середины:
 
Не говори, что это конь,
Скажи, что это сын, —
Мой сын, мой порох, мой огонь
И свет моих седин.
Быстрее бури он бежит,
Опережая взгляд,
И прах летит из-под копыт,
И в каждом – гром победный скрыт
И молнии горят.
Умерит он твою тоску,
Поймет твои дела,
Газель настигнет на скаку,
Опередит орла.
Гуляет смерчем по песку,
Как тень нетерпелив,
Но чашу влаги на скаку
Ты выпьешь, не пролив.
 
      Парень, успокоившись, возобновил прерванный рассказ. Камп насторожился. Он продолжал сидеть, уткнувшись в книгу носом, словно начисто поглощенный чтением.
      – Как он теперь у вас лекции будет читать? – спросил человек в комбинезоне, которого Камп мысленно окрестил рабочим, – так оно, впрочем и оказалось.
      – Лекции? Да как обычно, – пожал плечами парень.