Владимир Михановский

Свет над тайгой

* * *

Над тайгой струился свет.

Нет, это не был свет зари. Это не был свет заходящего или, наоборот, рассветного солнца, к которому планета, хотя и юная по возрасту, успела привыкнуть за миллионы лет. Не был это и рассеянный зодиакальный свет, таинственная эманация далёких звёзд.

Источник света над девственной первобытной тайгой, относительно невысокий, всего в нескольких тысячах километров над поверхностью планеты, непрерывно приближался, будто влекомый неодолимой силой: свет над тайгой разгорался все ярче.

Среди ночи в пустынном небе над тайгой, которая ещё совсем не походила на современную, расцвёл серебристый цветок, затмивший своим сиянием окрестные звезды.

Дрожащие блики заплясали на разлапистых листьях папоротника и хвоща, на мохнатых верхушках вековых кедрачей, на змеевидных лианах, обвивающих стволы.

Свет на тайгой ширился, победно заполняя пространство.

Каждая травинка, каждый куст стали видимы в резком, беспощадном свете.

Из-за перистых облаков, чьи закраины вспыхнули словно подпалённые, вынырнула серебристая сигара. Поверхность её при прохождении сквозь мощный атмосферный слой планеты раскалилась настолько, что светилась, будто внезапно вспыхнувшая сверхновая звезда.

Корабль нёсся подобно обезумевшему лесному зверю, подстреленному охотником. Экипаж предпринимал усилия, чтобы с помощью повреждённых приборов хоть немного выровнять курс и не дать кораблю врезаться в гору. Кто же мог предположить, что планета, к которой они решились направить курс, окажется со столь чудовищно огромной гравитацией? Впрочем, честно говоря, выбора у них не было.

Через некоторое время тайга под кораблём исчезла. Корабль инопланетян нёсся теперь над морем, с каждым мгновением теряя высоту.

Ильпатяне, вконец выбившиеся из сил, переговаривались короткими, отрывистыми фразами.

– Высота – двести пятьдесят метров, – сообщил по трансляции штурман.

– Всем закрепиться в ячейках! – скомандовал капитан. Его гулкий сигнал прозвучал в отсеках корабля.

От внутренних поверхностей отсеков несло невыносимым жаром. Главным прибором стал теперь высотомер. Его вздрагивающая стрелка продолжала неуклонно опускаться. Наконец она упёрлась в «зеро». Снаружи донёсся оглушительный всплеск. Корабль сильно тряхнуло и несколько раз подбросило, после чего он плавно закачался в какой-то упругой среде.

Ильпатяне недоуменно переглянулись. Они ожидали чего угодно, но только не этого…

Прошло несколько томительных часов, прежде чем они решились отдраить выходной люк.

Взорам пришельцев предстало удивительное зрелище. Вокруг, насколько хватал глаз, расстилалось… море.

Моря, впрочем, им никогда видеть не доводилось, потому и подобное слово в языке ильпатян отсутствовало.

Изгибающиеся упругие валы, выстраиваясь один за одним бесконечной чередой, убегали до самого горизонта. Кое-где на их верхушках кучерявилась белая пена.

Зрелище неустойчивого, вечно колеблющегося мира было столь жутким, что даже неустрашимый капитан в первое мгновение попятился. Но быстро взял себя в руки, заметив, что на него выжидающе смотрит весь экипаж. Необходимо было действовать, и незамедлительно.

* * *

Море лениво колыхалось под щедрым солнцем. Валы двигались шеренгами, как на параде.

Ветер был хоть слабоват, зато постоянен. Он добросовестно выгнул крупнозернистое полотно паруса, и лёгкое рыболовецкое судёнышко шло резво, почти не рыская. За кормой оставался узкий пенный след, который долго не таял.

На борту пахло нагретой смолой, кое-где проступившей на надраенной палубе, рыбьей чешуёй, морским йодом. Еле ощутимо пахли две-три подсохшие морские водоросли, зацепившиеся за леер и чудом уцелевшие после утренней уборки.

Парень в майке и шортах, устроившись на бочонке, задумчиво подкручивал ВЭФ, и музыка с обрывками речи, которая сыпалась из динамика, казалась неотъемлемой частью окружающего мира. Взгляд парня был невидяще устремлён на далёкую кромку берега, подёрнутого дремотной синеватой дымкой.

Второй из экипажа, старый рыбак, по известным ориентирам следил за курсом, время от времени подправляя его лёгким поворотом штурвала. Лицо рыбака, продублённое ветрами и непогодой, было спокойным. Глубокие морщины придавали ему суровость, явно контрастировавшую со смешинками, которые так и прыгали в зорких по-юношески глазах.

– Вот здесь бросим якорь, – сказал старый рыбак.

Парус затрепыхался на ветру, словно рыбина, вынутая из воды.

– Это и есть, Леонид Сергеевич, лучшее место для подводной охоты? – откликнулся парень, поднимаясь с бочонка. ВЭФ, щёлкнув, смолк…