Владимир Михановский

Шаги в бесконечности

Что движет жизнью минутной? Кто в сердце разжег костер? Зачем ты с Земли, уютной ныряешь в холодный
простор? Да, сердца жадная жажда сильнее, чем смерть и мор. Погибший однажды и дважды, – вспыхнешь вновь,
как костер. Путь твой – не гладь аллеи, не броскость шоссейных
стрел: на том же огне Прометея Джордано Бруно
горел. Мир еще не рассказан, можешь его вдохнуть. Разве тебе заказан к тайнам великий путь?

Пролог

МИР, ЗАМКНУТЫЙ В СЕБЕ

Дождь, повинуясь заранее заданной программе, прошумел третьего дня, но дорожки еще хранили влагу. Берегли они и немногочисленные следы тех, кто накануне прошел здесь. Преобладали шестипалые вмятины, с резким углублением посредине, совсем редко попадались человеческие – с узкой ступней и боковыми штрихами от магнитных присосков.

Еще не хозяйкой, а гостьей была ранняя осень. Солнечные дни преобладали, но чувствовалось – устойчивое ненастье не за горами.

В это утро на низкое небо часто набегали тучи.

За долгие годы, проведенные на «Пионе», Икаров никак не мог к ним привыкнуть. Капитану казалось, что здешние тучи чем-то неуловимо отличаются от тех, на Голубой, хотя он хорошо знал, что эти серо-белые громады – точная копия земных облаков. Инженеры Лунных стапелей превзошли самих себя, всю душу вложили в корабль. Будто предчувствовали, что полет «Пиона» будет слишком долгим.

Осенние листья не падали. Отделяясь от ветвей, они оставались висеть в воздухе. Некоторые, повинуясь случайному капризу воздушных потоков, опускались вниз, на узкие дорожки, но были готовы взлететь при первом порыве ветра.

Утро было тихое, и это странно контрастировало с облаками, торопливо бегущими по небу. «Синхронизация разладилась, – подумал капитан. – Будет чем заняться вечером».

Изредка набегал ветер, и тогда капитану чудилось, что он попал в обычный земной мир, в золотую круговерть осеннего леса. Только листья, кружась, забывают опускаться на землю.

В воздухе еще висели капли – остатки дождя, впрыснутого в оранжерейный отсек корабля искусно скрытыми пульверизаторами. Когда сквозь тучи пробивались солнечные лучи, прозрачные шарики, плавающие в пространстве, вспыхивали, словно самоцветы. Крупные шары переливались так ярко, что капитан жмурился, глядя на них.

Призрачно и невесомо синели дальние горы. Воздух начинал нагреваться, и заснеженные пики, казалось, дрожали и струились. Острые зубцы растворялись в бледном, выцветшем небе.

Вскоре горизонт очистился от облаков.

Капитан, приставив ладонь козырьком, вглядывался в даль. Горы не меняются. Они такие же, какими вышли из рук лунных видеопластиков. И все же благодаря игре светотени они каждый раз кажутся новыми.

Утренняя прогулка давным-давно превратилась для Икарова в ритуал – поначалу трудный и ненужный, затем привычный. В роще, среди берез и кленов, легче думалось, и мысли на вольном воздухе не были такими мрачными. На вольном! Снова иллюзия.

Возвращаясь на дорожку, капитан на миг позабыл об осторожности, и прозрачный сверкающий шар воды мигом обволок его, растекшись по комбинезону.

Сколько суждено ему еще таких прогулок? Сколько раз будет он выходить сюда по утрам – сюда, где знакомы каждый куст, каждая ветка, каждый изгиб узких дорожек?

Быть может, неспешной чередой пройдут годы. О, как хотел бы капитан в иные минуты поменяться ролями с графом Монте-Кристо, упрятанным в крепость Иф! Хотя стояла она на острове, но остров-то был в земном море, омывающем земные берега. А для него, Федора Икарова, капитана «Пиона», Земля остается мечтой. Так бесконечно далек он от землян, несмотря на то что каждое утро прогуливается в оранжерейном отсеке, ведет бортовой журнал и собирает с помощью экипажа бесценную информацию в ближнем космосе.

И сколько ему суждено видеть над собой осточертевшее виниловое небо, вдыхать воздух, выработанный в регенераторах, пить искусственную воду, есть синтетическую пищу? Неужели он больше не увидит человеческого лица, не услышит живого голоса, смеха? А может, нить его жизни оборвется раньше, когда «Пион» скользнет вниз, плененный притяжением Тритона – Черной звезды?

Капитан глянул на часы и направился к выходу. Работы на сегодня намечено немало, а поблажек Икаров не давал ни себе, ни экипажу.

Давно уже необходимо произвести вылазку на наружную обшивку «Пиона». В районе кормовых дюз приборы корабля несколько раз фиксировали непонятное свечение. Вылазку сможет сделать Энквен. Надо будет только его подробно проинструктировать. Как попадут на Землю данные о гравитации, накопленные на «Пионе»? Об этом капитан предпочитал не задумываться. Путь домой измерялся не только расстоянием от Тритона до родного Солнца. Нет! Между «Пионом» и материнским светилом, преграждая путь на Голубую, возвышалась невидимая, непроницаемая стена.

Это было царство чудовищной гравитации. Силами тяготения диктовалось все. В подобных условиях малейшая навигационная ошибка могла оказаться последней. «Пион», без устали нанизывающий витки вокруг Тритона, напоминал эквилибриста, который идет по туго натянутому канату.

Настало время намеченной Икаровым вылазки. Стоя перед штурманским экраном, капитан наблюдал, как белковые роботы проверяли приборы, противорадиационную защиту. В помощь Энквену он решил дать еще двоих.

Наблюдая за последними приготовлениями роботов в шлюзовой камере, Икаров вдруг почувствовал непреодолимое желание присоединиться к ним.

Астронавтам знакомо подобное чувство. Оно может внезапно поразить человека, долгие годы находящегося в ограниченном пространстве космического корабля. Человек испытывает тягу – вырваться из корабля во что бы то ни стало. Тщетно разум убеждает, что там, снаружи, ничего нет, кроме черной бездны, скупо усеянной острыми точками звезд. Чувство необъяснимой тоски гонит человека прочь из корабля, туда, в пространство, не ограниченное стенами. История космоплавания знает случаи, когда вспышки пространственной болезни кончались трагически.

Икаров отчетливо представлял себе, что там, за нейтритовым люком, ничего не увидит. Ни звезд, ни Солнца. Незримая стена не пропускает ни единого луча. Обзорный экран все время показывает одно и то же: искривленные гравитацией линии «Пиона», погруженного в тушь, да капризно изогнутые плоскости корабельной обшивки, которые время от времени по непонятной причине начинают светиться.

Выйти! Выйти хотя бы на несколько минут, покинуть изломанные стены корабельных отсеков.

Снаружи капитана встретила абсолютная тьма. Никакая ночь на Земле не могла сравниться с ней. Там, какое ни будь новолуние, мерцают звезды, льется слабый зодиакальный свет.

Здесь ничего подобного не наблюдалось. Икаров называл Тритон Черным солнцем. Это была невидимая звезда.

Четыре фигуры – три высокие и одна пониже, коренастая и чуть сутуловатая, – осторожно перемещались по покатым плоскостям обшивки.

Пройдя с полкилометра, капитан сел в манипулятор, все время шагавший рядом. Участок обшивки впереди стал наливаться призрачным светом. От него побежали многоцветные волны, захватывая все новые куски поверхности.

Икаров, прижав поплотнее клеммы к вискам, мысленно отдал приказ, и замешкавшийся манипулятор прыгнул вслед за тремя белковыми, которые продолжали шагать в сторону наиболее ярко светящегося участка. Казалось, кто-то набросил на одну из полусфер «Пиона» огромный вспыхнувший ковер. Голубые языки перечеркивали ковер из конца в конец.

Ловко переступая магнитными щупальцами, манипулятор обогнал Энквена и остальных роботов, которые замедлили шаг, и приблизился к границе светящегося ковра.

– Стой! – скомандовал мысленно капитан.

Роботы остановились позади манипулятора. Все четверо молча наблюдали, как с незримых ворсинок ковра соскальзывают голубые искры, тотчас беззвучно растворяясь в вечной ночи Тритона. Внезапно ковер прошили извилистые алые струйки.

– Такой высокой яркости обшивки приборы еще не регистрировали, – раздался в наушниках капитана голос Энквена.

– Отраженный свет? – высказал предположение капитан. Энквен покачал головой.

– Флуоресценция?

– Нет.

– Ядерный распад?

– Не похоже…

– Что же это?

Энквен замер. Его фигура показалась Икарову статуей древнего бога, высеченной из черного камня. Руки застыли в нелепом размахе, и лишь быстрое мерцание глаз выдавало напряженную работу мысли. Капитан знал, что в эти мгновения робот перебирал колоссальный объем памяти. Багаж ее складывался в течение долгих лет обучения в Зеленом городке, а затем был пополнен и отшлифован в космических стажерских экспедициях.

– Излучение мне незнакомо, – произнес Энквен после долгой паузы.

– Приступим к исследованию, – решил капитан. – Мне кажется, что свечение связано с превращением гравитационной энергии…

Загадкой тяготения были заняты все помыслы пионцев. Роботы начали устанавливать измерительную аппаратуру, принесенную с собой.

Послушный воле Икарова, манипулятор сделал еще один шаг к ковру, который переливался теперь всеми цветами радуги. Перед глазами Икарова по какой-то ассоциации мелькнуло далекое: зеленый луг с влажными ромашками… Мохнатое Солнце над горизонтом… Снежные купола и кружевные башни Зеленого городка.

До слуха капитана долетел предупредительный окрик Энквена, но отреагировать Икаров не успел: слишком далеки были в этот момент его мысли, и приказ манипулятору запоздал на какие-то доли секунды.

От края ковра взметнулась ввысь дрожащая серебристая нить. От нее исходило легкое неровное сияние. Серебряный луч образовал петлю, которая скользнула к прозрачному шлему капитана. В тот же миг манипулятор, повинуясь импульсу, сделал прыжок в сторону, увернувшись от луча. Светлая нить, мелькнув, чуть задела край шлемофона. Резкая боль обожгла лицо Икарова.

Последнее, что успел увидеть капитан, – растопыренные руки Энквена, спешащего к нему на помощь.

Очнулся Икаров в штурманском отсеке. Было темно, но капитан догадался, где находится: он лежал в противоперегрузочном кресле. Правая рука бессильно скользнула по упругому подлокотнику. Икаров застонал. Никто не откликнулся. Очевидно, в отсеке он был один.

Неужели на «Пионе» уже наступила ночь? Сколько времени провел он без сознания? Как попал в штурманский отсек? Где роботы, участвовавшие с ним в вылазке?

Клеммы? Вот они, над креслом, как и положено. Даже во тьме нащупать их было нетрудно – за годы полета движения рук были доведены до автоматизма.

«Свет!» – отдал капитан мысленный приказ. Сейчас стены отсека начнут наливаться голубым сиянием, а затем в потолке вспыхнет жаркий кварцевый диск

– Солнце в миниатюре.

Шли минуты – тьма не рассеивалась.

«Что могло случиться?» – думал капитан, тщетно пытаясь найти недостающее звено между событиями, которые разыгрались на поверхности «Пиона», и штурманским отсеком, погруженным во тьму.

Слабость сковывала каждую клеточку тела. Икаров с усилием вздохнул. Пахло хвоей, прелыми листьями и еще чем-то, бесконечно далеким, земным… Бредит он, что ли?

Хлопнул входной люк. Капитан тотчас узнал цепкие шаги своего помощника.

– Свечение погасло, капитан. Корабль вне опасности, – доложил Энквен. По голосу капитан определил, что робот приблизился к нему вплотную.

– Остальные?..

– Все участники вылазки благополучно вернулись на свои места.

– Результаты?.. – выдавил Икаров, морщась от боли. Хорошо, что темно и Энквен не видит его лица, если только он не включил инфравидение.

– Результаты вылазки обрабатываются, капитан, – сказал Энквен.

– Почему темно? – спросил Икаров. – Свет в отсеке не включается?

Энквен замешкался с ответом.

– Включи аварийное освещение, – сказал капитан.

– Отсек освещен, капитан, – ответил Энквен.

Капитан с трудом поднес ватную руку к глазам. Повязка. Как это он не ощутил ее сразу, когда очнулся?

– Что со мной, Энквен? – спросил капитан.

– Лоб рассечен до кости.

– Чем?

– Светящейся петлей во время вылазки. И еще…

– Говори.

– Возможно, задет зрительный нерв.

– Боль теперь не сильная, – негромко заметил Икаров.

– Местный наркоз, – пояснил робот.

Икаров сделал попытку подняться.

– Нельзя, – сказал Энквен, положив на плечо капитана тяжелую руку.

– Ерунда.

– На лоб наложены швы.

– Швы? – поразился капитан. – Кто же на корабле мог наложить их?

– Я наложил швы.

– Сколько лет мы знаем друг друга, – сказал Икаров, – но я не мог предположить, что ты и хирург.

– Не было подходящего случая, – заметил Энквен.

– Твой воспитатель, насколько я знаю, в хирургии не разбирался, – сказал Икаров. – Откуда же это у тебя?

– Спасибо Ливену Броку, я взял урок хирургии, – произнес Энквен.

– В Зеленом городке?

– Нет, это было на озере Отдыха. Помнишь первый твой прилет туда?

Капитан не ответил.

Энквен склонился над противоперегрузочным креслом. Капитан потерял сознание.

В такой ситуации роботу не приходилось еще принимать решение.

Энквен долго стоял, соображая, что делать дальше. Кораблю без капитана грозила гибель, и он решился…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НАКАНУНЕ СТАРТА

Глава 1

ЭНКВЕН

В пространстве, убийственно темном,
Где мерцает звездная ртуть,
Ты сердцем своим неуемным
Прочертишь огненный путь.

Какой он яркий, этот день, самый первый день! Солнце светило совсем по-особенному. Ловить его теплые лучи, которые пробиваются сквозь фрамуги биолаборатории, – это было совсем другое дело. Тут, на просторе, не ограниченном стенами и полом, даже светило казалось иным. Выйдя наружу, Энквен подумал, что солнце такое же ласковое и щедрое, как Ливен Брок, его воспитатель.

Двери за Энквеном закрылись, и он оказался один на террасе. «Бетон», – определил робот, осторожно прикоснувшись к полу.

Квадратную террасу окаймляла потрескавшаяся балюстрада. «Пластик потемнел от времени», – автоматически отметил Энквен, проведя ладонью по перилам.

Оттолкнувшись от опоры, он сделал несколько нетвердых шагов. Ходить разучился, что ли? Пальцы Энквена все время двигались, дрожали от напряжения. Еще бы! Сегодня Ливен Брок разрешил Энквену самостоятельно выйти на полигон, вне всякого наблюдения и контроля.

Шаг, еще шаг… Терраса кажется бесконечной.

Наконец Энквен дошел до балюстрады, крепко обхватил пальцами алюминиевый столб. И сразу успокоился. В конце концов он в мыслях переживал все это не один раз.

Теперь можно приступить к выполнению задания воспитателя – сбору произвольной информации. «Вообрази, что ты попал на новую планету. В каком-то смысле так оно и есть, – напутствовал Энквена Ливен Брок. – Постарайся отделить важное от второстепенного…»

Энквен знал: когда он возвратится в лабораторию, воспитатель просмотрит блоки его памяти. Сегодня там впервые появятся сведения, добытые не из справочников и микрофильмов.

Локаторы Энквена непрерывно вращались, ощупывая окружающее пространство.

Ребристый пол террасы. Слой бетона толщиной сантиметров в десять. Затем пустота. Подвальное помещение. Да какое большое! И темное. Для людей, разумеется. Придется включить инфравизор.

Глядя вниз, робот переступил с ноги на ногу. Вдоль порос ших мхом стен стояли странные посудины. Они были прозрачны, если не обращать внимания на слой пыли, покрывающей сосуды. «Контейнеры, – тут же вспомнил Энквен. – Раньше такими пользовались космические разведчики, чтобы хранить в них образчики фауны и флоры новой планеты».

Энквен перевел взгляд. В углу подвала была свалена в бесформенную кучу всякая всячина. Некоторые предметы были известны Энквену из уроков Ливена Брока. Что-то робот видел впервые. В сторонке громоздились пирамидой треугольные магнитные ловушки. Острый взор Энквена различил в темноте и нити паутины, окутавшей ловушки.

Еще несколько десятков лет назад – Энквен знал – ни одна ракета не могла стартовать в дальний космос без таких ловушек. Теперь они пылятся, выброшенные за ненадобностью. Каким кораблям, каким экипажам служили они, прежде чем залечь тут, в заброшенном подвале лаборатории Зеленого городка?

Робот сделал несколько шагов, не отрывая взгляда от пола. Сколько под террасой незнакомых Энквену предметов, непонятных и потому таинственных! Хотелось каждый из них запомнить, чтобы вечером Ливен Брок все объяснил, все растолковал, как это делает он всегда.

Хорошо бы потрогать все эти предметы руками, ощутить их тяжесть. Это ведь совсем не то, что рассматривать их на расстоянии, пусть даже с помощью универсального инфравизора.

Платформа на гусеничном ходу. Интересно, каково ее назначение?

Маска из эластичного вещества с двумя круглыми отверстиями, закрытыми прозрачным пластиком. Нет, это не пластик. Скорее стекло. Сколько лет назад люди использовали это хрупкое вещество вместо пластика?

Энквен выключил инфравизор. Таяли драгоценные минуты, а он все еще неподвижно стоял на террасе, снова прислонившись к алюминиевому столбу.

В распоряжении робота было только два часа, и он должен был использовать их как можно целесообразней. Так велел Ливен Брок.

Пока Энквен размышлял, куда направить шаги, на дорожке, которая огибала дом, показались два незнакомых Энквену человека. Это были парень и девушка. Мелкий ракушечник скрипел под их ногами.

Робот, занятый своими мыслями, едва скользнул по ним взглядом. Впрочем, чтобы запомнить двоих, этого было достаточно.

Прервав разговор, люди посмотрели в сторону Энквена.

– Новенький, – сказал высокий юноша, кивнув в сторону робота.

– Не такой уж новенький, – засмеялась девушка. Она сорвала былинку, сунула в рот. – Видишь, Ван, у него в пластике лица уже прорезаются индивидуальные черты. Запавшие щеки, высокий лоб… Он никого тебе не напоминает?

Присматриваясь к Энквену, молодой человек замедлил шаг.

– Ливен Брок? – выпалил он.

– Верно, – кивнула девушка. – Похоже, дедушка – воспитатель этого белкового.

Они сделали еще несколько шагов.

– Знаешь, Лин, я буду работать в лаборатории Ливена Брока, – сказал Ван.

– А мне возвращаться на Луну, – вздохнула Лин.

– Когда-нибудь я тоже буду воспитателем, как Ливен Брок, – произнес Ван.

– А как же метеорология? – улыбнулась Лин.

– Это моя вторая любовь, – сказал Ван.

– А первая?

– Ты же знаешь – кибернетика, – пожал плечами Ван.

– А третья?

Ван, смешавшись, ничего не ответил.

– Похоже, дедушка перехвалил своего воспитанника, – перевела разговор Лин, кивнув в сторону Энквена. – Стоит и не знает, что делать. А задание, наверно, получил.

– Наверно, первый выход, – заметил Ван.

Последняя реплика донеслась до Энквена, когда молодые люди уже скрылись за углом.

Хотя и с запозданием, робот понял, что люди говорили о нем. Не изменяя позы, он проводил их взглядом. Лин… Ван… Энквену и в голову не могло прийти, что вскоре он подружится с ними. Судя по разговору, Лин – внучка воспитателя. Ливен Брок много о ней рассказывал Энквену.

Коротко разбежавшись, робот перепрыгнул через ограду террасы, однако в момент приземления потерял равновесие и упал навзничь. Окрестный мир покачнулся и поплыл перед его глазами. «Ничего, это скоро пройдет, – подумал Энквен. – Главное – полежать несколько секунд абсолютно неподвижно».

И верно, зрительные функции вскоре пришли в норму. Неожиданно маленькое кибернетическое устройство, трепеща крыльями, опустилось Энквену на фотоэлемент. В лаборатории Брока таких аппаратов не было. Робот снова замер. Он боялся пошевелиться. Кто знает, может быть, конструктор наделил это странное создание чувством страха? А Энквену так хотелось разглядеть странный механизм во всех деталях.

Удивительная машина, сложив крылья, поползла по выпуклому фотоэлементу Энквена. Похоже, она сладко нежилась на солнце. Обтекаемое тельце машины казалось Энквену самым совершенным из всего, что он видел до этой минуты. Интересно, как конструктор прикрепил крылья к туловищу?

Энквен сделал неосторожное движение, кибернетическое существо мигом спорхнуло с него и очутилось на верхушке дерева. Крылышки существа работали так быстро, что создавали два цветистых переливающихся на солнце круга.

Энквен поднялся. Постоял, осматриваясь.

Он был совершенно свободен. Мог идти, куда вздумается. Перед роботом стояло единственное условие – в четырнадцать ноль-ноль вернуться в биолабораторию.

Энквен раньше и представить не мог, что вокруг может быть столько удивительно интересной информации. Робот не спеша брел рядом с дорожкой, по которой только что прошли люди. На ходу поглаживал ветви кустарника, раздвигал высокое разнотравье.

Сделав десяток шагов, Энквен оглянулся. Вот он, дом, в котором робот провел столько времени, поглощая с помощью воспитателя разнообразную информацию. Вспомнились первые шаги, когда расстояние от экрана до книжных стеллажей казалось пропастью, через которую необходимо перепрыгнуть. Решиться на это было нелегко. Энквен замешкался… Тогда Ливен Брок легонько подтолкнул его, и робот неожиданно для самого себя ступил вперед, раскинув для равновесия руки.

Перед Энквеном, насколько хватал глаз, расстилался ровный, как стол, полигон, а робот все шел и шел, фиксируя в памяти температуру воздуха, влажность, силу ветра и десятки других показателей, начиная от напряженности магнитного поля Земли и кончая уровнем радиации.

Полигон был пуст. Далеко на горизонте, где плато сливалось с небом, высились какие-то строения. Об их назначении Энквен мог только догадываться.

Вон то сооружение, сотканное из одинаковых квадратов, по всем признакам, башня космосвязи. «Похоже издали на шахматную ладью», – решил Энквен.

С шахматами Энквена недавно познакомил биолог Володя Карбенко, страстный шахматист. Игра захватила робота своей логичностью – качеством, которое он ценил выше прочих.

Рядом с башней-ладьей – галерея… Вероятно, гимнастический зал. Возможно, для таких же, как он, роботов. Вот бы встретить кого-нибудь из них!

Еще перед тем как выйти на простор свободного поиска, Энквен мечтал о неожиданной встрече с белковым роботом на полигоне, мечтал и одновременно боялся. И не удивительно. До сих пор ему приходилось иметь дело только с людьми – Ливеном Броком и его товарищами.

Летающие киберы, стрекоча, проносились у него над самой антенной. Энквен на ходу несколько раз попробовал поймать загадочное создание, чтобы исследовать его, но, видно, движения робота были недостаточно точны: каждый раз крылатая модель ловко увертывалась.

«Почему воспитатель никогда ничего не говорил мне об этих забавных конструкциях, которые летают над полигоном Зеленого городка? – размышлял Энквен. – Каково их назначение? Мне необходимо в этом разобраться…»

Робот проводил взглядом особенно яркую модель. «Наверно, конструктор поставил себе целью смоделировать на этих киберах условия вертикального взлета», – решил Энквен.

Робот шел, слегка переваливаясь. В глубине, под почвой, он видел многочисленные трубы разных диаметров. В разных направлениях прошивали они толстый слой земли – кровеносные сосуды гигантского организма, который зовется просто и ласково – Зеленый городок…

Однако жарко! Тридцать семь по Цельсию. Изредка веет ветерок. Энквен почти автоматически включил охлаждающую систему.

В этот момент из-за деревьев показалась девушка. Она шла через полигон навстречу Энквену. Это была Лин.

Ветер подул сильнее, зашумел в листьях, растрепал льняные волосы Лин, собранные сзади в датчик странного вида.

Девушка еще не видела Энквена: она шла по дорожке, глядя перед собой.

Робот в нерешительности остановился. Ему нужно было самостоятельно и быстро принять решение. Впервые за все время сознательного существования.

Он быстро перебирал десятки вариантов. Уклониться от встречи? Но как? Убежать? Спрятаться в траве? Пройти мимо Лин, словно не замечая ее? А может, остановить ее, завязать разговор?

Пока Энквен раздумывал, девушка увидела его. Свернув с дорожки, она пошла навстречу роботу. На губах ее играла улыбка, и было в этой улыбке что-то такое, что заставило Энквена шагнуть к Лин.

– Здравствуй, – протянула руку Лин.

– Здравствуй, Лин, – ответил робот.

– Ты знаешь, как меня зовут? – удивилась девушка. Энквен кивнул. Он ожидал расспросов, но Лин ничего не спросила, только пожала ему руку. Ладонь ее была суха и горяча – это первое рукопожатие Энквен запомнил навсегда.

Жест человека не удивил Энквена. Как-то Ливен Брок разъяснил ему смысл рукопожатия.

– Первый выход? – безошибочно определила Лин.

– Первый, – подтвердил Энквен.

– У меня взгляд натренированный, – пояснила Лин. Беседуя, они стояли на самом солнцепеке.

– Ну как, не страшно под открытым небом? – спросила Лин, сделав широкий жест.

– Интересно, – сказал Энквен.

– Еще бы! – подхватила Лин. – С десяток лет назад я, наверно, испытывала то же самое, что ты теперь: радость узнавания, радость первого знакомства с окружающим миром.

«Она похожа на Ливена Брока. А значит, немножко и на меня», – подумал Энквен, и эта мысль была приятна.

– Меня воспитывают для звездного полета, – сказал Энквен после паузы.

– Знаю. Ой, где это ты? – воскликнула Лин. Привстав на цыпочки, она тронула плечо Энквена. Затем сорвала пучок травы и принялась вытирать грязь со спины робота.

– Упал… – пробормотал робот.

– Ну конечно! – воскликнула Лин. – Как я сразу не догадалась. Сколько всего?

– Что? – не понял Энквен.

– Сколько раз падал сегодня?

– Один.

– Всего один раз? – недоверчиво переспросила Лин.

– Один, – подтвердил робот.

– Да ты просто молодчина! – сказала Лин. – Я, помню, чуть не на каждом шагу падала. И каждый раз расшибала нос…

Энквен промолчал, не зная, что ответить. Хорош помощник капитана, не научившийся держать равновесие!

– Ну, а теперь все в порядке, – сказала Лин и кинула под ноги пучок травы.

Скованность Энквена таяла, как лед на весеннем солнце. Ему казалось, что он знаком с Лин, как и с воспитателем, давным-давно.

Нахальный маленький кибер снова пролетел над самым фотоэлементом Энквена.

– Скажи, человек, – произнес Энквен, – кто сконструировал этот летательный механизм?

– Ты о чем? – удивленно моргнула Лин.

Энквен показал на цветное пятно.

– Да это же бабочка, обыкновенная бабочка, – рассмеялась Лин.

– Бабочка… – повторил робот не очень уверенно.

– Разве ты не изучал зоологию? – спросила Лин.

Энквен пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Лин, выросшая в Зеленом городке, хорошо знала склонность роботов сводить все к кибернетике. Поэтому девушку не очень удивило, когда Энквен протянул руку, осторожно потрогал ее косу и неуверенно произнес:

– Датчик?

Лин, пряча улыбку, коротко пояснила Энквену, как заплетают волосы в косы.

– Столько микрофильмов просмотрел, а кос не видел, – признался Энквен.

– Но твой воспитатель…

– Он кос не носит, – перебил собеседницу Энквен. Над ними плыло расплавленное солнце. Жарой дышало все: и бездонный небесный купол, нависший над Зеленым городком, и дорожка, и земля, влажная после ночного дождя, и высокая густая трава.

– Гроза! Гроза! – вдруг донесся до них далекий крик.

Лин встрепенулась, приставила к глазам ладонь, всматриваясь в даль.

Удивленный Энквен огляделся. Вокруг царил безмятежный полуденный покой. На небе ни облачка. Но ведь он ясно услышал – «гроза!». Энквен привык доверять слову человека.

Не теряя времени, робот достал из небольшого хранилища на правом боку прозрачную пленку и обернулся в нее, отчего стал похож на запакованный шкаф.

Заметив удивленный взгляд девушки, Энквен счел нужным пояснить:

– Я болезненно реагирую на влагу.

– Разве ты не умеешь плавать? – спросила Лин.

– Знакомство с водой и обучение плаванию будет через несколько месяцев, – сказал Энквен. – А до тех пор Ливен Брок запретил мне попадать под дождь.

– Ясно, – произнесла Лин, продолжая что-то высматривать вдали.

– Ты тоже боишься дождя? – спросил Энквен и, не дожидаясь ответа, ловко переполовинил пленку и протянул девушке сверкающий на солнце кусок.

Лин взяла пленку, не зная, что с ней делать.

– Укройся! – сказал Энквен. – Разве не слышала – гроза!

– Гроза! – снова донеслось до них издалека.

– Вот ты о чем, – догадалась Лин. – Это мое прозвище – Гроза. Понимаешь? Отца тоже так звали… Ну, меня зовут.

Лин тряхнула косой.

– Прощай, Энквен!

– До свиданья, Лин.

Когда белое платье исчезло за кустами, Энквен встрепенулся и большими прыжками помчался к лаборатории: время, отмеренное воспитателем для первого выхода робота в открытое пространство, кончилось.

Результатами первого выхода Энквена на открытый полигон Ливен Брок остался доволен.

Хотя объем информации, собранной Энквеном, оказался невелик, зато робот сумел по-своему разобраться в ней. А Ливен Брок больше всего ценил в роботе, как и в человеке, самостоятельность.

Вскоре Ливен Брок познакомил своего воспитанника с водной стихией, хотя до дня, на который было намечено обучение плаванию, было еще далеко.

Это задание Энквена было посложнее прежнего.

Далеко среди зеленых вод Атлантики затерялся клочок земли – остров Энергии. Здесь помещалась штаб-квартира больших работ, которые велись на океанском дне. Тысячи монтажников опускались сюда в батисферах каждое утро, тысячи роботов сновали по дну, помогая возводить эстакаду, монтировать фермы конструкций, крепить понтоны…

Роботы-строители были узко специализированы: одни перемещали тяжести, другие занимались монтажом, третьи – электросваркой. В соответствии с этим каждый робот-строитель имел свою собственную форму. Монтажник походил на гигантское шестиногое насекомое, носильщик отдаленно напоминал человека с непомерно вытянутыми руками, сварщик своими мощными клешнями вызывал в памяти краба.

Были тут и питомцы Зеленого городка – группа белковых роботов, которую готовили в качестве экипажа для фотонного звездолета «Пион». Входил в эту группу и Энквен – воспитанник Ливена Брока.

Институт доставил роботов на океаническое дно, не дав им предварительно никакой информации о том, что происходит в районе острова Энергии.

Роботы должны были самостоятельно осмыслить и связать в единый логический узел всю колоссальную стройку. На это им было отведено не так уж много времени – двое суток. Задачи подобного типа могли возникнуть в далеких космических экспедициях, при исследовании планет, населенных разумными существами.