Сергей Владимирович Михалков
      Пощечина
      Пьеса в двух актах, пяти картинах, с прологом
      Издательство продолжает публикацию пьес известного советского поэта и драматурга, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Государственных премий СССР и Государственной премии РСФСР им. К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича Михалкова, начатую сборником его пьес для детей (Театр для детей. М., "Искусство", 1977).
      В данном сборнике вниманию читателей предлагаются такие широко известные пьесы, как "Раки", "Памятник себе...", "Пощечина", "Пена", "Балалайкин и К°", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны и за рубежом.
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      ЩЕГЛОВ ИВАН ИВАНОВИЧ - профессор-медик.
      ЩЕГЛОВА ОЛЬГА ИЛЬИНИЧНА - его жена.
      АЛЕКСЕЙ - их сын, фотокорреспондент.
      ЗАХАРОВА СОНЯ - аспирантка мединститута.
      ЛАРИСА - студентка пединститута.
      ЧЕЛЬЦОВ ЛЕОНИД СТЕПАНОВИЧ - врач.
      СКУРАТОВ \
      ОГУРЕНКОВА \
      ЗАБРОДИНА } врачи - сослуживцы Щеглова.
      БАБАЯН /
      КОСТРОМИН /
      МАШЕНЬКА - секретарь Щеглова.
      ПЕТРИЩЕВ.
      Премьера спектакля состоялась в июне 1974 года в Московском театре сатиры.
      ПРОЛОГ
      Клиника. По больничному коридору быстро идет пожилой
      человек в распахнутом белом халате и врачебной белой
      шапочке. Это профессор Щеглов. Он решительно входит в
      один из кабинетов, где за столом сидит и что-то пишет
      врач средних лет. Это доктор Скуратов. Скуратов
      поднимается навстречу вошедшему, и тот неожиданно,
      подойдя к нему, молча дает ему пощечину...
      Затемнение
      АКТ ПЕРВЫЙ
      КАРТИНА ПЕРВАЯ
      Середина мая. Квартира профессора Щеглова. Иван Иванович
      Щеглов и Чельцов.
      Чельцов. У тебя достоверные факты?
      Щеглов. Что ж, по-твоему, я совсем сумасшедший?
      Чельцов. А как он реагировал?.. Растерялся?
      Щеглов. Я не обратил внимания.
      Чельцов. И не поинтересовался, за что бьют?
      Щеглов. Полагаю, догадался.
      Чельцов. Вы были наедине?
      Щеглов. Да. Он был один в кабинете. Я ударил его и вышел. Ты понимаешь, рука как-то сама поднялась... непроизвольно - бац! И точка! Пощечина!
      Чельцов. Я тебя понимаю. Но ты не должен был...
      Щеглов (перебивая). Леня, Леня, знаю! Знаю, что ты мне сейчас скажешь. Ты скажешь, что я должен был сдержать себя? Спокойно и обоснованно составить заявление в партийное бюро? Потребовать создания комиссии для расследования неблаговидных поступков доктора Скуратова?.. Всему свой черед. Будет и заявление, будет и комиссия. Будут, как ты понимаешь, и последствия. В том числе и для меня... А пока что я выразил свое отношение к его личности в прямом и переносном смысле. Вот так-то, Леонид Степанович... Никогда не знаешь, на что способен человек. Это я о себе говорю. Да и о нем тоже. Я ведь ему доверял, выдвигал его, подлеца!
      Чельцов. Ты хочешь знать мое мнение?
      Щеглов. Хочу. Говори!
      Чельцов. Я разделяю твое возмущение, если все соответствует тому, что ты мне рассказал. Я могу тебя понять, однако раздавать пощечины - это не лучший способ разговора...
      Щеглов. Спасибо, что разъяснил! Совершенно верно - не принято! Воспитание нам не позволяет! Высшее образование! Профессиональная и партийная этика! А мне вот на шестидесятом году жизни и интеллигентность позволила и партийность не помешала!.. Да, да! Я ютов за это ответить. Я не потерплю, чтобы больной, лежавший у меня на операционном столе, рассказывал потом своим друзьям и близким, сколько это ему стоило... Я, как ты понимаешь, имею в виду не физические и моральные страдания.
      Чельцов. Разве ты оперируешь больных не по своему усмотрению?
      Щеглов. Сложные случаи я, как правило, беру себе. Но бывает, что кто-нибудь из ординаторов просит меня лично прооперировать его больного. И я соглашаюсь. Оперирую. А теперь допустим, что к доктору Скуратову поступает больной, которому самим Скуратовым подбрасывается мысль, что хорошо бы, дескать, попасть в руки самого Щеглова! Ясно, что больной хватается за эту мысль. Скуратов обещает переговорить со мной и деликатно намекает больному, что было бы целесообразно в определенном смысле заинтересовать шефа. Больной согласен. Скуратов уговаривает меня. Я, ничего не подозревая, беру больного на операционный стол, а Аркадий Сергеевич Скуратов - гонорар!.. И я об этом понятия не имею!
      Чельцов. Ну и устрица!
      Щеглов. Причем, пока больной лежит на больничной койке, он ни о чем не думает, кроме своего здоровья. Дело пошло на поправку, и он уже счастлив. Самое прекрасное - это чувство выздоровления. Но когда он возвращается домой и все уже позади, то все мы в его представлении уже не бескорыстные труженики, а вымогатели. Так сказать, эскулапы, берущие в лапы! Вот ведь что мерзко и обидно, Леонид. Ну, я и взорвался.
      Чельцов. Знаешь, поедем завтра с нами на рыбалку! Поедем! Место преотличное! Посидим на бережку, отвлечемся... Сразу на душе легче станет. Поедем?
      Щеглов. А что? Может, и в самом деле поехать? Транспорт есть?
      Чельцов. У нас как раз в машине одно места свободное. Ланцов не едет.
      Щеглов. Почему это твой Ланцов не едет?
      Звонок в передней.
      Чельцов. Жена забастовала. В прошлое воскресенье зашел к ним. Жена дома одна. Спрашиваю: "Где Петр Ефимович?" - "На рыбалке! - отвечает. - Где же ему быть, когда жена дома?" Я уж ей шуткой: "Что же, он вам в магазине рыбы купить не может?" А она в ответ: "Такой мелкой рыбы, как он с рыбалки приносит, в магазинах не бывает!" Не пустила и снасти спрятала!
      Щеглов. Поеду!
      Чельцов. Ну и отлично. Завтра в пять ноль-ноль мы за тобой заезжаем.
      Щеглов. Буду готов. Действительно, надо как-то в себя прийти! А там видно будет...
      Чельцов. Главное - выкинь все это сейчас из головы. Он ведь, подлец, сам никому не скажет про эту твою оплеуху. Будь уверен. Он сейчас сидит, трясется - ему уже приговор народного суда мерещится. Это я тебе точно говорю.
      Щеглов. Ты так думаешь?
      Чельцов. Не думаю, а уверен.
      Из передней входит Щеглова.
      Щеглова. Ваня! К тебе какой-то гражданин. Говорит, прилетел специально из Норильска.
      Щеглов. Из Норильска? Почему домой?
      Щеглова. Умоляет принять его. Примешь?
      Щеглов. Из Норильска... Ну, пусть заходит.
      Щеглова выходит.
      Чельцов. Я не помешаю?
      Щеглов. Сиди, сиди! Не помешаешь.
      Входит Петрищев. Смущенно улыбается. В руках сверток.
      Петрищев. Добрый день!
      Щеглов. Добрый день!
      Чельцов. Здравствуйте!
      Петрищев. Здравствуйте... Вы уж меня извините. Я, так сказать, прямо к вам... на квартиру... Специально из Норильска прилетел... (Не понимает, к кому обращаться.) Дочку привез на консультацию. Глазик у нее...
      Чельцов. Из Норильска прилетели на консультацию? Но там ведь у вас отличные медицинские силы! Я бывал у вас в Норильске.
      Петрищев. Есть у нас специалисты. Есть...
      Щеглов. В частности, мой ученик - Аронов Илья Борисович! (Чельцову.) Ты помнишь Илью? (Петрищеву.) Вы к нему обращались? Он смотрел вашу дочку?
      Чельцов. Профессор вас слушает!
      Петрищев. Мы как раз вот именно у Аронова и были!
      Щеглов. Ну и что? Что он вам посоветовал?
      Петрищев. Сказал - нужна операция.
      Щеглов. В чем же дело? Он отказался оперировать?
      Петрищев. Нет, не отказался. Говорит - пожалуйста! Сделаем!
      Щеглов. Тогда я вас не понимаю. Он опытный диагност. Руки у него золотые!
      Петрищев. Вы уж нас извините, профессор, мы дома посоветовались и решили показать девочку именно вам!.. Все говорят... только вы такие операции делаете наверняка... Вы лично оперировали в прошлом году одного товарища... Он у нас на металлургическом работает... директором столовой. Здоровый такой! Припоминаете?
      Щеглов. Возможно и оперировал. Не помню.
      Петрищев. Так вот он нам и присоветовал попасть, только чтобы именно к вам. А договориться, сказал чтобы через Аркадия Сергеевича, доктора Скуратова, вашего помощника...
      Щеглов. А почему через него? При чем тут доктор Скуратов?
      Петрищев (мнется). Да вот так именно рекомендовал...
      Щеглов. Договаривайте, договаривайте... (Указывая на Чельцова.) При нем можно. Он такой же врач, как и я.
      Петрищев. Сказал, значит, что Аркадий Сергеевич, так сказать, в курсе... обеспечит все, как надо... во всех смыслах, значит... Мы, конечно, в свою очередь... сами понимаете, в долгу не останемся... Это уж как положено! Согласно договоренности...
      Чельцов. Значит, в долгу не останетесь? Мы вас правильно поняли?
      Петрищев. Точно. Точно. За нами не пропадало и не пропадет. Вы уж только со своей стороны не откажите!
      Щеглов. Вы уже виделись с доктором Скуратовым?
      Петрищев. Нет, не довелось. Сегодня в двенадцать ноль-ноль, согласно телефонной договоренности, прямо из аэропорта зашел в клинику, так его нигде не могли найти. Ушел, говорят, а куда - не доложился. Тут-то я и решил, чем время терять, прямо, непосредственно к вам наведаться! Адресок сам раздобыл...
      Щеглов. Вижу. Хорошо. Раз вы уже прилетели, да еще из Норильска, я вас приму. В понедельник, в девять часов утра, прямо ко мне в клинику. Третий этаж. Там спросите меня. Как ваша фамилия?
      Петрищев. Петрищев я! А дочку зовут Бриджит!
      Щеглов. Не понял. Как?
      Петрищев. Бриджит! Как Бардо! Девочка - и вдруг глазик! Косить стала!
      Щеглов. Сколько ей лет?
      Петрищев. Одиннадцать. В Норильске, конечно, есть специалисты... глазники и прочие... урологи... (Наклоняется, что-то достает из сумки.) Вот, извините, сувенир - северные умельцы... Мы, родители, сами понимаете... Хочется, чтобы как понадежнее, как получше обеспечить, сколько бы ни стоило. Для родного дитя ничего не пожалеем. Я сам-то по пушнине работаю... Край света! Но жить можно!
      Чельцов. Жить, значит, можно? Ясно! Вы поняли? Профессор вас примет. В понедельник в клинике.
      Щеглов (зовет). Оля! Оля! Вот возьми этого "северного умельца" и проводи товарища!
      Появляется Щеглова, провожает Петрищева.
      Петрищев. Если что не так... простите... лично-то вроде лучше... так я...
      Щеглов (Петрищеву). До свидания!
      Петрищев. Спасибо. (В дверях.) Век не забуду! И о себе память оставлю.
      Щеглова выходит вслед за Петрищевым и вскоре
      возвращается со свертком.
      Щеглов. Ясна механика?
      Чельцов. Бриджит Петрищева! Надо ж так назвать бедного ребенка!
      Щеглова. Он оставил сверток. Мех какой-то.
      Чельцов. Вот вам уже и авансик, профессор! Сувенир!
      Щеглов. Олечка! Дашь мне этот сверток в понедельник. Я ему попытаюсь все объяснить своими словами! Вот так оно и делается!
      Щеглова. Ваня, возьми недели на две отпуск и уезжай отдохнуть куда-нибудь. Леонид Степанович, вы бы на него повлияли!
      Щеглов. Куда я сейчас могу поехать? Ничего, завтра на рыбалке отойду.
      Щеглова. Ты что, собираешься на рыбалку?
      Щеглов. Чельцов пригласил.
      Чельцов. Верите, Ольга Ильинична, день проведешь на озере - и уже другой человек! Заряжаешься, как аккумулятор.
      Щеглова. Опять не выспится!
      Чельцов. Ляжет сегодня пораньше, а завтра в пять утра за ним заедем. До свидания. Не провожайте. (Уходит.)
      Щеглов (жене). Спасибо тебе.
      Щеглова. Может быть, действительно это тебя как-то отвлечет...
      В комнату входит Алексей. В руках у него большие
      фотоснимки. Он раскладывает их перед отцом.
      Алексей. А? Живописно?
      Щеглов. Что это за портреты?
      Алексей. Главный инженер домостроительного комбината товарищ Зайченко. Во всех ракурсах! Нравится?
      Щеглов. Лицо как лицо.
      Алексей. Папа, да я не про лицо, а про снимки! Один из них пойдет на обложку журнала. Лучший, конечно. Пока на отобрали.
      Щеглов. За что он такой чести удостоился?
      Алексей. Исключительно высокие производственные показатели. Вот за это его и на обложку! А я его снимал.
      Щеглов. Делаешь успехи. Рад за тебя.
      Алексей. Нравится? Да? (Неожиданно.) Отец! У меня к тебе один вопрос. Почему ты так настроен против Ларисы? У нее ко мне нет никаких претензий. Она вполне современный человек.
      Щеглов. Я просто предостерегаю тебя, так сказать, "сигнализирую", а там решай сам. Ты не боишься и ей жизнь искалечить и себе?
      Алексей. Все-таки - что тебе не нравится в наших отношениях? У нее характер легкий. И это мне не мешает.
      Щеглов. Ты собираешься сделать ее подругой жизни? Спутницей!
      Алексей. Отец! На сегодняшний день она моя подруга. И мне странно, что ты все так близко к сердцу принимаешь! Мы ведь не дети! Мы вполне самостоятельные, взрослые люди.
      Щеглов. Поверь, я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь, хотя, пока мы живем под одной крышей, нет ничего удивительного в том, что я небезразличен к твоим делам. Нам с мамой кажутся твои отношения с Ларисой, ну, как бы тебе сказать... слишком примитивными.
      Щеглова (подходит к сыну, дает ему стакан молока, гладит голову). Я еще могу понять порывы страсти, увлечение, когда человек теряет голову, делает глупости, ломает жизнь наперекор всему... но лягушечьи отношения?.. Если нет настоящей любви, то зачем тогда?.. Грустно все это!
      Алексей (немного иронически осматривает родителей, фотографирует их). Ладно... Все будет о'кей!
      Щеглов. Пока о'кей, а потом гуд-бай!
      Щеглова. Алеша! Разве ваша поездка на юг не напоминала свадебное путешествие?
      Алексей. Мама, сколько можно говорить об этом? Просто я был в командировке от журнала, а она от киностудии. Я снимал, она снималась. Как поехали, так и приехали. Ничего не изменилось.
      Щеглов. Она всерьез решила стать актрисой?
      Алексей. Она получила роль в новом фильме. Она хорошенькая и, наверно, не без способностей, раз на ней остановились.
      Щеглов. Но ведь она, кажется, училась в педагогическом?
      Алексей. Взяла академический отпуск.
      Щеглов. Может быть, ей действительно лучше стать актрисой?
      Алексей. Время покажет. Может быть...
      Щеглова. Только бы это не привело к несчастному браку. Лариса даже не представляет себе семейную жизнь. У нее нет на чувства терпимости, ни чувства долга. Что она ищет в жизни? Только поклонения, ничего не предлагая взамен миловидного личика и стройной фигурки?
      Щеглов. Это тоже немало!
      Щеглова. Ваня, я серьезно говорю. А быть актрисой - трудиться надо, а у нее, может, и есть способности, но она не трудолюбива. А потом - сниматься в кино можно без всякого образования. Даже грудные дети могут сниматься.
      Щеглов. Собаки тоже... Вот Джульбарс был прекрасным артистом.
      Щеглова. Я тебя прошу, Ваня! Раз в жизни поговори серьезно со своим сыном!
      Щеглов. Алексей, когда ты наконец сбреешь бороду?
      Алексей. Папа, что это ты вдруг, ни с того ни с сего о моей бороде вспомнил?
      Щеглова. Не идет она тебе. Ты похож на семинариста из Загорска.
      Алексей. А почему не твой любимый Тургенев, папа? Или на Фридриха Энгельса в молодости?.. Ну ладно, я пойду. (Уходит.)
      Щеглова. Их отношения далеко зашли.
      Щеглов. А он их не скрывает.
      Щеглова. Чем все это кончится?
      Щеглов. Что ты имеешь в виду? Их отношения?
      Щеглова. Нет, сейчас уже о другом. Я сейчас уже о Скуратове. Сколько ты для него сделал! Выдвигал его, доверял ему, называл своей правой рукой.
      Щеглов. Ну, обманулся. Обманулся.
      Щеглова. И все это в канун твоего юбилея!..
      Щеглов. Все! Чем кончится, тем кончится! Дай выпить, что ли? Поднесешь?
      Щеглова. Поднесу. (Хочет уйти.)
      Щеглов (ловит ее за руку). Оля! Я тебя очень люблю!
      Щеглова. Главное - не падать духом. Вот ты падаешь дутом, а у меня все валится из рук. (Заплакала.)
      Входит Алексей.
      Алексей. Отец! Странное явление!
      Щеглов. Что такое?
      Алексей. Твой Аркадий Сергеевич Скуратов собственной персоной. Какой-то у него вид побитый. Как будто первый раз в дом приходит. Просит узнать, примешь ли ты его.
      Щеглов (жене). Кто его звал?
      Щеглова. Поговори с ним, может быть, что-нибудь прояснится.
      Щеглов. И так все яснее ясного.
      В комнату входит Скуратов.
      Затемнение
      Из затемнения луч на Скуратова и Щеглова.
      Свет. Клиника. Разговор среди врачей.
      Костромин. Серафима Петровна, я хочу с вами посоветоваться.
      Огуренкова. Я вас слушаю.
      Костромин. У нас в третьем отделении лежит некая Павлова... Она дочка большого чиновника из министерства какой-то промышленности. Они просят, чтобы оперировал только сам Щеглов.
      Подходит доктор Забродина.
      Забродина. Добрый день. Ну так что?
      Огуренкова. Что?
      Забродина. Ну на картину-то вы пойдете?
      Костромин. Какую картину?
      Забродина. Давно висит объявление. Местком подал коллективную заявку на художественный фильм "Анатомия любви". Костромина, конечно, записываю.
      Костромин. Я уже видел.
      Забродина. Ну и как?
      Костромин. Любовь есть, анатомии нет.
      Огуренкова. А меня запишите обязательно. Нужно быть в курсе!
      Забродина. Записываю. Вы сегодня прелестно выглядите, Серафима Петровна! (Вошедшему Бабаяну, прикуривая.) Благодарю вас.
      Забродина уходит. Бабаян садится в кресло.
      Костромин. Они просят, чтобы оперировал только сам Щеглов. А к нему теперь не подступись - не так воспримет. Прямо не знаю: как быть?
      Огуренкова (замечает Бабаяна). Надо это дело пустить по официальным каналам. Подготовьте медицинское заключение и направление... а там посмотрим... (Уходит.)
      Костромин (подходит к Бабаяну). Говорят, у Ивана Ивановича с Аркадием Сергеевичем произошел крупный разговор. Ты не знаешь, в связи с чем? Странно, Иван Иванович всегда его так поддерживал, а тут - на тебе...
      Бабаян. Ну, а что ты думаешь о Скуратове?
      Костромин. А ты?
      Бабаян. Способный человек... На все способный...
      Затемнение
      Свет. Квартира Щегловых. Щеглов и Скуратов.
      Скуратов. Иван Иванович! Разрешите на минутку? Буквально на одну минутку! Я вас не задержу. Очень прошу...
      Щеглов (сухо). Что вам угодно?
      Скуратов. Нам необходимо объясниться.
      Щеглов. Если вы будете оправдываться, я слушать вас не стану.
      Скуратов. Никаких так называемых взяток я не брал. Все это чистый оговор, если не простое недоразумение. Нет, нет! Я не скрою - меня благодарили. Как, впрочем, благодарят многих из нас. Может быть, в отдельных случаях эта благодарность превышала некоторые этические нормы. Возможно. Вероятнее всего, это так. И, к сожалению, это несколько раз совпадало о тем, что моего больного вы брали себе. И оперировали его, не скрою, по моей просьбе.
      Щеглов. По вашей настоятельной и зачастую малообоснованной просьбе.
      Скуратов. Но я настаиваю на том, что в целом ряде случаев... Ну хорошо! Итак, я, с вашей точки зрения, оказался морально нечистоплотен. Вы пришли к этому выводу, и в состоянии аффекта, я не могу иначе квалифицировать ваше состояние, в котором вы ворвались в мой кабинет... в состоянии аффекта вы ударили меня по лицу.
      Щеглов. Нет, я дал вам пощечину. Это будет точнее.
      Скуратов. Иван Иванович! Поймите меня правильно. То, что произошло между нами, если это станет достоянием общественности, коснется не только меня одного.
      Щеглов. Безусловно. А иначе быть не может.
      Скуратов. Но ведь то, что произошло, может не стать достоянием общественности! Остаться между нами двоими! Никто не видел. Вы вышли из моего кабинета и, никуда не заходя, уехали домой. Пусть же это умрет между нами. Я переживу вашу пощечину, а вы...
      Щеглов (перебивая). А я должен стать вашим сообщником? Так, что ли? Я что, должен скрыть вашу подлость?
      Скуратов. Иван Иванович! Дело даже не в подлости, которая к тому же при ближайшем рассмотрении, может быть, и не такая уж подлость... Дело совсем в другом.
      Щеглов. Что же вы от меня хотите?
      Скуратов. Хочу, чтобы вы, что ли, как шахматист, спокойно и трезво оценили обстановку, взвесили все "за" и "против" разглашения этого инцидента. Я имею в виду не саму пощечину, ибо я лично первым не собираюсь об этом заявлять, а те обстоятельства, которые вынудили вас мне ее нанести. Допустим, вы, как говорится, ставите вопрос на попа. Допустим, обо всем, что вы знаете, доводите до сведения начальства, министерства... Дело доходит до райкома. Что за этим следует? Разбирательство. Как это оборачивается? Доброжелателей у меня, вы сами понимаете, как у каждого, кто что-то из себя представляет... Меня выдворяют из кандидатов в члены партии, горит все: диссертация, меня увольняют с работы, не исключено - возбуждается уголовное дело. Я - погиб. Но при всем этом как выглядите вы, Иван Иванович? Вы! Уважаемый человек, руководитель кафедры! Член партии бьет по лицу нижестоящего сотрудника, своего ассистента. По лицу! При исполнении служебных обязанностей - я писал историю болезни. Иван Иванович Щеглов Аркадия Сергеевича Скуратова! Наставник - ученика. Ученика, которого он сам не раз ставил в пример многим, выдвигал, ну, и так далее и тому подобное...
      Щеглов. Прекратите эту комедию.
      Скуратов (продолжает). Зачем вам все это? Зачем? Ради правды и справедливости? А вы поглядите повнимательнее вокруг себя. Где вы видите эту правду и справедливость? Доктор Мишина в первый раз собралась в туристическую поездку во Францию, а вместо нее поехала доктор Забродина, эта выскочка с ясным общественно-политическим лицом. А история с диссертацией Маятникова? Вот она, ваша правда и справедливость! Все хвалили, а как дело дошло до голосования, так завалили! Вот она правда и справедливость! Простите меня, но мне обидно за вас лично. Вы вот дожили до своего шестидесятилетия, а за науку у вас только один орден. Я не говорю о военных наградах... А много ли раз вы были за рубежом? Раз-два - и обчелся, да и то... сами знаете где! Зато Веревкин, без году неделя кандидат, пол-Европы обскакал, потому что у него связи где-то там, в министерстве. Вот она, ваша правда и справедливость! Разве я не прав?
      Щеглов. Я не желаю вас больше слушать!
      Скуратов (мягко). Иван Иванович! Дорогой мой учитель! Просто вы честнее, вы чище многих, с которыми вы каждый день общаетесь, которых вы поддерживаете, рекомендуете, которым пожимаете руки и за которых голосуете на ученом совете, на собраниях... Уверяю вас! Вы просто добрейший, милейший, несовременный вы человек! И то, что для одних норма, то для вас нонсенс. Я предлагаю вам мировую! Между нами ничего не было. А я со своей стороны обещаю: никогда не дам вам повода краснеть за меня... И кто старое помянет, тому глаз вон!
      Щеглов. Вон!
      Скуратов. Иван Иванович!
      Щеглов. Сию минуту вон!
      Скуратов. Ну, ударьте меня еще раз, ну, прокляните, но не гоните вон!
      Щеглов. И запомните - я больше вас знать не хочу!
      Скуратов (растерянно). Как это глупо... Глупо и недальновидно. (Уходит.)
      Входит Щеглова.
      Щеглов. Оля, если бы я родился на сто лет раньше, я наверняка был бы убит на дуэли...
      КАРТИНА ВТОРАЯ
      Середина мая. Кабинет Щеглова в клинике. Щеглов что-то
      пишет. Входит секретарь партийной организации
      Огуренкова.
      Огуренкова. Иван Иванович, можно?
      Щеглов. Да, пожалуйста.
      Огуренкова. Иван Иванович, вы утверждаете, что дали доктору Скуратову пощечину?
      Щеглов. Я же уже заявил об этом. Или у вас есть основания сомневаться?
      Огуренкова. Доктор Скуратов категорически это отрицает. Он признает, что между вами состоялся разговор, неприятный для него разговор и к тому же в повышенных тонах, но то, что вы его ударили, он категорически отрицает.
      Щеглов. Серафима Петровна, я дал ему пощечину! Да! Признаюсь и не скрываю.
      Огуренкова. Честно говоря, я даже представить себе не могла, что вы вообще способны кого-нибудь пальцем тронуть.
      Щеглов. Вот как мы еще плохо друг друга знаем. В детстве я был отчаянным драчуном.
      Огуренкова. Я уже десять лет с вами работаю. За десять лет совместной работы с вами я привыкла к резкости, прямоте вашего характера. Однако не думала, что она когда-нибудь так проявится. Надо же было довести вас до такого срыва! Как же теперь быть? Вы заявляете, что ударили его, а он категорически отрицает.
      Щеглов. Я готов ответить за свой срыв. И готов нести ответственность. На аплодисменты я не рассчитываю.
      Огуренкова. Как райком посмотрит...
      Щеглов. Серафима Петровна, да разве в этом дело? Пощечину получили все мы. Щека горит и у меня!
      Огуренкова. Во всяком случае, для меня ясно одно: вопрос надо ставить со всей остротой... вопрос надо рассматривать по существу. А там уж... Одним словом, посмотрим. Дело это неприятное. Скуратов должен защищать диссертацию. Вы его руководитель. В декабре ваше шестидесятилетие. Все одно к одному.
      Щеглов. Я понимаю. Понимаю. Ну, что поделаешь... Серафима Петровна, как вы думаете, могу я как коммунист пройти равнодушно мимо поведения доктора Скуратова, как бы я его в свое время ни поощрял и ни поддерживал? Но и сам я, конечно, повел себя далеко не лучшим образом... Раздавать пощечины - не способ вести разговор... Но теперь назад эту оплеуху уже не вернешь.
      Огуренкова. Скуратов категорически отрицает рукоприкладство.
      Щеглов. Ему стыдно признаться. В прошлом веке за пощечину вызывали на дуэль.
      Огуренкова. А в нынешнем...
      Щеглов. На партийное бюро. Преимущество века!
      Огуренкова. Мы назначим партбюро на восемнадцать часов.
      Щеглов. Я только домой съезжу, пообедаю и тут же вернусь.
      Входит секретарь Машенька.
      Что, Машенька?
      Машенька. Иван Иванович, вас дожидается Захарова.
      Щеглов. Это какая Захарова? Напомните...
      Машенька. Аспирантка. Вы назначили ей на среду в двенадцать. А она пришла сегодня. Нервничает, ждет и не уходит.
      Щеглов. По какому она вопросу?
      Машенька. По личному. Я просила уточнить. Говорит: "По сугубо личному делу". В среду, говорит, будет уже поздно.
      Щеглов (смотрит на часы). Не могу. В шесть часов партийное бюро. А я хотел еще домой заехать.
      Машенька. Иван Иванович, она очень просит, чтоб вы сегодня ее приняли, говорит - безотлагательно важно.
      Щеглов. Ну хорошо! Раз это ей безотлагательно важно, пусть заходит. Приглашай!
      Машенька уходит. Входит Захарова.
      Соня. Добрый день!
      Щеглов. Здравствуйте!
      Соня. Вы извините меня, пожалуйста. Я понимаю. Что пришла не вовремя. Но в среду уже может быть поздно. А вы мне назначили на среду в двенадцать...
      Щеглов. Так. Я слушаю вас. У вас ко мне какое-то дело? Присаживайтесь. Чем я могу быть вам полезен?
      Соня. Видите ли... Я аспирантка кафедры педиатрии. Мой научный руководитель - доцент Пекарский.
      Щеглов. Сергей Альбертович? Знаю такого. Серьезный у вас шеф.
      Соня. Но дело не в этом. (Мнется.) Просто я не знаю, с чего начать.
      Щеглов (сочувственно). Прежде всего не надо волноваться. Скажите, как вас зовут? Садитесь.
      Соня. Соня...
      Щеглов. Ну вот и хорошо. Стало быть, Соня, у вас ко мне дело личного характера? "Сугубо личное", как мне передали? В чем же оно заключается? Чем я могу вам помочь?
      Соня. Иван Иванович! Моя фамилия Захарова. Она вам что-нибудь говорит?
      Щеглов (вспоминает). Захарова... Захарова... Вы имеете какое-нибудь отношение к семье генерала Захарова Петра Михайловича?
      Соня. Нет. Не имею. Но вы когда-то знали мою маму. Во время войны.
      Щеглов. Вашу маму?
      Соня. Да, Анну Александровну Захарову. Медицинскую сестру.
      Щеглов. Анну Александровну? Аннушку?.. Мы были большими друзьями... Четыре года в одном госпитале... Бог ты мой, сколько же лет мы не виделись?.. Как она? Где она?
      Соня (тихо). Мама умерла в феврале этого года.
      Щеглов. Сердце?
      Соня. Сердце. Спасти было невозможно.
      Щеглов. Сколько же ей было лет?
      Соня. Шестьдесят три. Вы меня извините, я вас, наверно, задерживаю? Я сейчас...
      Щеглов. Нет... Нет... Вы даже не представляете, как я рад, что вы пришли ко мне и мы с вами познакомились: И я постараюсь вам помочь, если только смогу. Только не волнуйтесь. Дайте мне вашу лапу. И рассказывайте все ваши беды.
      Соня. Я пришла к вам за помощью... Сейчас самое главное... Может быть, я не должна была к вам приходить... Скорее всего... Но произошло то, что может сломать всю мою жизнь, и не только мою... И только вы можете, наверное, что-то еще сделать.
      Щеглов. Я не совсем еще понимаю: о чем вы говорите?
      Соня (волнуясь). Я понимаю, вы честный, принципиальный. Помогите же мне... и ему... Я люблю его!
      Щеглов. Кого?
      Соня. Аркадия!
      Щеглов. Какого Аркадия?
      Соня. Доктора Скуратова. Я не защищаю его. Он виноват. Он очень виноват. Но он раскаивается, он глубоко раскаивается. Если его будут судить, если его исключат из партии, он пропадет. Он очень самолюбивый, очень ранимый. У него масса недостатков, но ведь он талантливый врач. Вы сами говорили ему это. Он виноват... и если теперь все рухнет - всему конец. Через полгода мы уедем из Москвы, будем вместе работать... А сейчас помогите! Прошу вас!
      Щеглов. Я ничего не могу сделать! Уже поздно...
      Соня. Вы все можете. Вас все уважают. Он уже заявил, что никакой пощечины не было. А она была. Я знаю. И как он у вас дома был, и как вы его приняли. Он мне все рассказал. Простите его.
      Щеглов. Я ничего не могу сделать.
      Соня. Ради моей мамы... помогите мне. Я ваша дочь!
      Улица. Щеглов и Соня продолжают разговор, начатый в
      клинике.
      Соня. Когда мама умерла, в ее бумагах я нашла конверт с фотографией. На конверте ваш старый адрес: "Красноармейская, пятнадцать, квартира восемь". Вы там раньше жили. Мама почему-то не отправила вам письмо, но сохранила его. На оборотной стороне фотографии маминой рукой надпись: "Нашей Сонечке два года. Июнь 1947 г.".
      Щеглов. Я ничего не знал... Ровным счетом ничего... Мы с Аннушкой очень любили друг друга. Зимой сорок четвертого она оставила меня, уехала неожиданно, так мы и не попрощались... За все эти годы она ни разу не напомнила о себе. Я подумаю, что можно сделать... Подумаю... Позвони мне домой. Нет. Нет! Зайди ко мне...