Сергей Владимирович Михалков
      Эцитоны бурчелли
      Трагикомедия в трех действиях
      Издательство продолжает публикацию пьес известного советского поэта и драматурга, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Государственных премий СССР и Государственной премии РСФСР им. К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича Михалкова, начатую сборником его пьес для детей (Театр для детей. М., "Искусство", 1977).
      В данном сборнике вниманию читателей предлагаются такие широко известные пьесы, как "Раки", "Памятник себе...", "Пощечина", "Пена", "Балалайкин и К°", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны и за рубежом.
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      ДЕРЕВУШКИН ПЛАТОН ПЕТРОВИЧ - ученый-энтомолог, 60 лет.
      РАИСА ПАВЛОВНА - его супруга, 45 лет.
      АННА ПАВЛОВНА - сестра жены, 50 лет.
      ЕЛЕНА ВИКЕНТЬЕВНА - теща, 75 лет.
      СОФЬЯ \
      СЕРАФИМА } дочери Деревушкина от первого
      АЛЕКСАНДРА / брака, 35, 30 и 25 лет.
      РАСТЕГАЙ МАРК ИВАНОВИЧ - муж Софьи, 40 лет.
      ХВОЩ АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ - муж Серафимы, 35 лет.
      ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ - муж Александры, 30 лет.
      НИКОЛОГОРСКИЙ САВЕЛИЙ САВЕЛЬЕВИЧ - сосед Деревушкиных, 65 лет.
      ДОМРАБОТНИЦА.
      РАБОЧИЕ.
      ОТ АВТОРА
      Образы отрицательных персонажей комедии ни в коем случае не карикатурны. Внешне они обыкновенные люди, с которыми мы порой встречаемся в жизни, - добропорядочные и обаятельные.
      Премьера спектакля состоялась в мае 1961 года в Московском театре имени М.Н.Ермоловой.
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      Перед зрителем - часть каменного двухэтажного коттеджа с
      просторной открытой верандой. На веранде новая плетеная
      мебель, в деревянных кадушках декоративные растения. За
      пестрыми занавесями угадывается сад. Возле веранды
      высажены цветы. Июль месяц.
      В момент поднятия занавеса на веранде находятся Раиса
      Павловна и Анна Павловна. Последняя в цветном прозрачном
      плаще и шляпке сидит в кресле и напряженно слушает
      взволнованную речь сестры.
      Анна Павловна. Ну как ты полагаешь, что бы это могло быть?
      Раиса Павловна. И думать боюсь, что все это значит! Ясно, Аня, одно: Платон Петрович всем нам готовит сегодня какой-то сногсшибательный сюрприз! Иначе он не стал бы созывать всех родственников для того, чтобы сделать какое-то важное заявление.
      Появляется домработница.
      Домработница. Раиса Павловна! Молоко скисло.
      Раиса Павловна. Откройте банку сгущенного.
      Домработница. Открою. (Уходит.)
      Анна Павловна (продолжая разговор). Итак, он сказал "заявление"?
      Раиса Павловна. "Важное заявление".
      Анна Павловна. Удивляюсь, что ты, его жена, не можешь ничего даже предположить!
      Раиса Павловна. Ровным счетом ничего! Последние две ночи я совершенно не сплю, днем не нахожу себе места и ничего, ровным счетом ничего не могу себе представить... Что он задумал?.. Платон Петрович - человек со странностями, человек необычный, но... одним словом, я сейчас готова ко всему...
      Голос у Раисы Павловны дрожит, и она, подавляя волнение,
      начинает нервно задергивать занавеси, сквозь которые
      пробиваются лучи палящего июльского солнца.
      Анна Павловна. Успокойся, Раиса! Успокойся!
      Раиса Павловна. Не могу... не могу успокоиться... Я все-таки законная жена... а почему-то должна о чем-то важном узнавать со всеми вместе...
      Анна Павловна. С чего это началось? Как случилось?
      Раиса Павловна (беря себя в руки). Совершенно неожиданно.
      Анна Павловна. Расскажи все по порядку.
      Раиса Павловна. В четверг вечером, вернувшись, как обычно, из леса, где он ведет наблюдение над своими муравьями, Платон Петрович вот здесь, на этом самом месте (показывает), сказал мне буквально следующее: "Прошу пригласить на ближайшее воскресенье, на пять часов вечера, всех наших наиболее близких родственников. Я намереваюсь сделать одно важное заявление". - "Какое заявление?" - спрашиваю я. "Ничего, отвечает, сейчас не скажу. Потерпите, пожалуйста, до воскресенья. Узнаете со всеми вместе. Пока это секрет!"
      Анна Павловна. Неужели ты за два дня не могла...
      Раиса Павловна. Ты же знаешь его характер. Секрета из него пушкой не вышибешь. Ему бы ракетами, а не муравьями заниматься!
      Анна Павловна. В каком он сейчас настроении?
      Раиса Павловна. В обычном. Купается. Катается на велосипеде. Играет в волейбол.
      С соседней дачи доносятся звуки рояля.
      Анна Павловна (прислушиваясь). Опять?
      Раиса Павловна (вздохнув). Да. На этот раз они сдали ей весь низ. За рояль берут отдельно - три рубля в час!
      Анна Павловна. Ты последнее время ничего за ним не замечала? Прости меня... я хочу спросить: вы последнее время хорошо жили? Дружно? Вы не ссорились? Может быть...
      Раиса Павловна (волнуясь). Я тебя понимаю... Нет, наша жизнь текла, как всегда, спокойно, без эксцессов.
      Анна Павловна. Он не бывал с тобой резок? Не придирался к мелочам? Не запирался от тебя в кабинете? Вспомни.
      Раиса Павловна. Нет. Впрочем...
      Анна Павловна. Вспомнила?
      Раиса Павловна (держась за виски). Нет! Этою я не допускаю! Нет, нет, Аня! Этого не может быть. Он мне верен... Мы любим друг друга. Я ему нужна!
      Анна Павловна. Ну, тогда не о чем беспокоиться!.. Кто же сегодня приедет?
      Раиса Павловна. Дочери Платона Петровича.
      Анна Павловна. С мужьями?
      Раиса Павловна. Наверное.
      Анна Павловна. Еще кто?
      Раиса Павловна. Должен был быть Степан Петрович, но он неожиданно вылетел к себе в Заполярье. Мама сейчас здесь, у нас живет, так что ее вызывать не пришлось. Я ей пока ничего не говорила, зачем человека в преклонном возрасте лишний раз тревожить? Узнает сразу, со всеми вместе. Я просто не представляю себе, что ей придется сегодня услышать из уст зятя?!
      Анна Павловна (помолчав). Платон Петрович меня тоже приглашал или это ты сама, по своей инициативе?
      Раиса Павловна. Он просил собрать всех близких родственников. Всех! Ты моя сестра и после мамы для меня самый близкий человек. И в любом случае ты была бы сегодня здесь, возле меня! (Дрогнувшим голосом.) Я пока еще пользуюсь в этом доме правами хозяйки. Конечно, может быть, уже завтра... (Умолкает.)
      Анна Павловна. Возьми себя в руки, Раиса! Возьми себя в руки! Я почему-то убеждена, что все будет хорошо. Хотя твоя срочная телеграмма меня тоже выбила из колеи. (Достает из сумочки телеграмму, читает вслух.) "Отложи все дела обязательно будь воскресенье пяти часам у нас даче". (Кладет телеграмму обратно в сумочку.) Что я могла подумать? Хоть бы ты как-то пояснее написала!
      Раиса Павловна. А что я могла написать? Что? Я же ничего не знаю! Ничего! (Чуть не плача.) Боже мой! Чем я это заслужила? На одиннадцатом году совместной жизни...
      Анна Павловна (смотрит на свои ручные часики). Ждать осталось недолго. Через полтора часа все выяснится и прояснится. Как мама?
      Раиса Павловна. Ничего. Ночью была гроза, так она себя неважно чувствовала. А сейчас ничего. Удовлетворительно.
      Анна Павловна. Где она?
      Раиса Павловна. У себя, наверху.
      Анна Павловна. А ей не трудно подниматься на второй этаж?
      Раиса Павловна. Там ей больше правится. А потом - одна она по лестнице не спускается и не поднимается. Кто-нибудь из нас - я или Дуняша - ей помогает.
      Анна Павловна (поднимаясь). Пойду поздороваюсь. (Вспомнив.) Кстати, как ее челюсть, которую я ей вставила?
      Раиса Павловна. Что-то не очень удобно. Жалуется на прикус.
      Анна Павловна. Надо будет посмотреть. (Смотрит в сад.) А у вас тут прелестно! Земной рай!
      Раиса Павловна. Ты же знаешь - все своими руками! Все сама! И сад, и дом, и двор... Сколько сюда вложено, если бы ты только знала!.. И души, и фантазии...
      Анна Павловна. И денег.
      Раиса Павловна. О деньгах я уже не говорю. А эти последние два дня мне почему-то ничего не дорого! Хожу как потерянная. Хотели этим летом к сторожке зимний гараж пристраивать - кирпич завезли, - а мне кажется, что строить уже ни к чему. На душе какое-то гнетущее, тревожное чувство...
      Анна Павловна. Все равно вы здесь живете как в раю. Ты не думай, я тебе не завидую, я всю жизнь в городе прожила, но ваша дача, ваш участок, действительно, что-то особенное! Пойду разденусь и поднимусь к маме. (Уходит в дом.)
      Раиса Павловна, оставшись одна, в раздумье поправляет
      веточки одного из находящихся на веранде растений, затем
      тоже уходит в дом. Некоторое время сцена пуста.
      Доносится звук приближающегося мотоцикла. Потом он
      внезапно обрывается. Слышны голоса.
      Появляются супруги Хвощ. Афанасий Иванович Хвощ - с
      бородой, в спортивной курточке на "молнии", в белом
      круглом блестящем защитном шлеме с дымчатым забралом от
      солнца, что делает его похожим на марсианина. В руках у
      него альбом для зарисовок. Его жена Серафима в красной
      спортивного покроя куртке и таких же брюках.
      Хвощ (не снимая шлема, в изнеможении опускается в кресло на веранде). От города до места за пятьдесят пять минут! Средняя скорость семьдесят два километра в час. Ничего себе!
      Серафима. С тех пор как я достала тебе этот импортный шлем, ты совершенно перестал думать о моей голове.
      Хвощ. Я предлагал тебе его надеть, но ты же отказалась.
      Серафима. Он мне велик. Я бы в нем утонула. И потом - какая разница? Если я останусь жива, а ты разобьешься, то мне ведь от этого легче не будет: у меня на руках останется альбом твоих карикатур и двое малых детей!
      Хвощ. Опять я виноват. Ты же сама подгоняла меня.
      Серафима. И, кажется, напрасно... Что-то нас никто не встречает. Кажется, мы первые!.. (Уходит в дом.)
      Оставшись один, Хвощ, все еще не снимая шлема, начинает
      делать в альбоме какие-то зарисовки. На веранду выходят
      Раиса Павловна и Серафима.
      Раиса Павловна (увидев Хвоща в шлеме). Боже! Что у вас на голове?
      Хвощ (поднимаясь). Здравствуйте, Раиса Павловна! На голове у меня шлем.
      Серафима (раздраженно). Да сними ты его наконец! Глупо и смешно!
      Хвощ (снимает шлем и кладет его на балюстраду). Простите! (Садится. Продолжает рисовать.)
      Серафима. Так что же все-таки у вас тут случилось, Раиса Павловна? Нас несколько дней не было в городе, мы вашу телеграмму получили только сегодня утром. Вы говорите, что отец здоров? Так в чем же дело? Что за срочность? То по три месяца не видимся - и ничего! - а то вдруг такой вызов!
      Раиса Павловна (растерянно). Сима! Что я вам могу сказать?..
      Серафима. Где отец?
      Раиса Павловна. В это время дня, как всегда, в лесу.
      Серафима. Ну так что же все-таки у вас произошло? Какое событие?
      Раиса Павловна. К большому сожалению, к тому, что я вам уже сказала, я ничего добавить не могу.
      Серафима. Странно... Итак, он хочет нам сделать какое-то заявление, и притом важное? Любопытно. Очень любопытно.
      Хвощ, сидя в кресле, продолжает что-то рисовать.
      Раиса Павловна. Поймите меня, Сима! Я чувствую себя в глупейшем положении...
      Серафима. Ну что ж... Выходит, мы первыми прискакали?
      Раиса Павловна. Моя сестра уже здесь. А ваших еще нет.
      Серафима. Дядя Степан тоже приглашен?
      Раиса Павловна. Он улетел к себе в Заполярье.
      Серафима. Понятно.
      Раиса Павловна. А так я всех предупредила... Вы меня извините, пожалуйста! Мне надо еще кое о чем позаботиться.
      Серафима. Сделайте одолжение!
      Раиса Павловна уходит в дом.
      Хвощ (жене). Нас будут кормить?
      Серафима. Не очень рассчитывай. На кухне готовят тартинки и разливают томатный сок. Всё как в лучших домах.
      Хвощ. Я говорил, надо было дома подзаправиться как следует.
      Серафима. Надо было.
      Хвощ. Тартинками я не наемся. Предупреждаю.
      Серафима. Что ты там рисуешь? (Подходит, смотрит.) Кто это?
      Хвощ. Не узнаешь?
      Серафима. Сколько карикатур ты сделал за прошлый месяц?
      Хвощ. Не помню.
      Серафима (вспоминает). Пять международных... Нет, еще одна на внутреннюю тему, с пьяницей. Итого - шесть рисунков за месяц. А у Абрамова десять! Он уже третий альбом со своим поэтом выпускает...
      Хвощ (меланхолически). "Губительным ядом, отравляющим наши души, является зависть" Фильдинг. Умер, к сожалению, в тысяча семьсот пятьдесят четвертом году.
      Серафима (вздохнув). Видно, мне придется самой заняться твоими делами. Работать столько лет на ослабление международной напряженности и до сих пор не иметь авторского альбома! (Смотрит на рисунок.) По-моему, ты повторяешься! Опять эта бомба! Придумай что-нибудь пооригинальнее!
      Хвощ. Вот тебе карандаш, рисуй сама!
      Серафима. Ладно, работай, работай!
      Хвощ продолжает рисовать.
      Как ты думаешь, зачем нас пригласил отец?
      Хвощ. По-видимому, он хочет предложить нам всем переехать на эту виллу, чтобы мы не тратили наши трудовые сбережения на путевки в дома отдыха и на аренду чужих дач.
      Серафима. Я тебя серьезно спрашиваю, а ты остришь!
      Хвощ (продолжая рисовать). Я сатирик! Что ты от меня хочешь?
      Серафима. Хочу, чтобы ты... (Машет рукой.) А, все равно! (Спускается в сад.)
      Доносится звук приближающегося автомобиля. Затем звук
      обрывается. Слышны голоса. Появляются супруги Растегай,
      за ними Серафима. Марк Иванович Растегай и его жена
      Софья в темных очках. Одеты со вкусом. У Растегая в
      руках портативный радиоприемник.
      Растегай. По какому поводу "выездная сессия"?
      Софья. По какому случаю сбор всех частей? Мы сорвались как угорелые. Думали, бог знает что стряслось! Значит, он здоров? Тогда в чем же дело? Что за блажь пришла ему в голову?
      Серафима. Загадка. Шарада. Ребус. Кроссворд. На выбор!
      Софья. Афанасий, здравствуй! Не теряешь времени, трудишься?
      Растегай (поднимаясь на веранду). Сатирикам - наше юридическое! (Пожимает руку Хвощу.) Искажаете действительность? (Заглядывает через его плечо.) Знакомая физиономия! Где-то я его уже видел! А-а-а! Вспомнил!
      Хвощ (спокойно). Мои карикатуры запоминаются. Я профессионал.
      Растегай. Как не завидовать вашей профессии! Изобразил какую-нибудь акулу капитализма - и счет в кассу! Это тебе не в суде выступать!
      Хвощ (невозмутимо). А вы попробуйте-ка двадцать семь раз по памяти нарисовать то одного, то другого международного агрессора!
      Растегай. Квантум сатис! Количество по необходимости!
      Серафима. Марк! Откуда у вас двухцветная "Волга"? У вас ведь была "Победа"!
      Софья. Мы поменялись.
      Серафима. Сколько приплатили?
      Софья. Марк! Сколько нам обошелся обмен?
      Растегай (неопределенно). У меня с ее владельцем были свои расчеты. В общем, она обошлась нам не слишком дорого.
      Серафима. Везет богатым! А наша семейная мечта пока что дальше коляски для мотоцикла не простирается. На карикатурах далеко не уедешь!
      Появляется Раиса Павловна.
      Раиса Павловна. Добрый день!
      Растегай. Добрый день, если он добрый, Раиса Павловна! (Целует ей руку.)
      Софья. Что же все-таки это могло значить? Зачем он вас собирает?
      Раиса Павловна. Софья Платоновна, я знаю, к сожалению, не больше вашего. (Печально улыбнувшись.) Да. Как видите... (Софье.) Как ваш пескарик? (Серафиме.) А близнецы растут?
      Серафима. Спасибо, все здоровы.
      Растегай (спустившись в сад). Собираетесь что-нибудь пристраивать, Раиса Павловна? Я вижу, у вас на участке кирпич сложен. Тысяч пять?
      Раиса Павловна. Пять тысяч? Нет, что вы! Гораздо дешевле!
      Растегай. Вы меня не поняли. Я спрашиваю: кирпичей тысяч пять? Штук!
      Раиса Павловна. Что-то вроде этого.
      Растегай (самодовольно). У меня на кирпич глаз наметанный. И на дрова тоже. Только взгляну - и уже знаю, сколько кубометров. Можно не проверять. А вот с углем у меня не получается - ошибаюсь.
      Софья. Нам на днях предложили дачный участок. Не знаем - брать или нет?
      Растегай (жене). Ведь мы уже дали согласие.
      Софья. Не поздно еще и отказаться.
      Растегай (пожав плечами). Дело хозяйское.
      Серафима. А нам, очевидно, никогда ничего строить не придется. Финансы поют романсы!
      Хвощ. Мы - за здоровый туризм. За рыбалку!
      Растегай. Вместе с народом дышать кислородом! (Смеется.)
      Раиса Павловна. Дача - это одно мучение и разорение! Но уж если она стоит на участке, не сносить же ее? Тем более когда мы живем здесь ради Платона Петровича, только ради его здоровья и покоя.
      Появляется домработница.
      Домработница. Раиса Павловна! Мастера скамью привезли. Куда велите ставить?
      Раиса Павловна (оживляясь). Вот сюда! Сюда! Возле клумбы! (Показывает.)
      Домработница уходит.
      Растегай. Благоустраиваетесь?
      Раиса Павловна. Заказала садовую скамью. А то посидеть негде.
      Софья. Мы, когда на машине за город выезжаем, раскладные стульчики с собой берем. Очень удобно.
      Серафима. А мы - старое одеяло.
      Хвощ. По Сеньке и шапка!
      Растегай. Вы хотите сказать - шлем! (Примеряет шлем.)
      Домработница возвращается, за ней двое рабочих вносят
      большую садовую скамью* на чугунных ножках.
      ______________
      * Во время действия пьесы на скамью садятся только отрицательные персонажи.
      Ого! Прямо скамья подсудимых!
      Раиса Павловна руководит в саду установкой скамьи.
      Появляется Александра. У нее раскрасневшееся от ходьбы
      лицо.
      Растегай включает радио. Звучит музыка*.
      ______________
      * По ходу действия по радио может звучать не только музыка, но и любая другая передача, как бы приоткрывающая окно в другую жизнь (Примеч. автора.)
      Чудо на полупроводниках! Замечательный собеседник. С таким никогда не соскучишься - два диапазона.
      Александра (с тревогой в голосе). Товарищи! Что случилось? Все живы-здоровы?
      Софья. Успокойся, крошка! Пока ничего еще не случилось. Отец здоров. Он в лесу. Мы здесь. А ты одна?
      Александра (поздоровавшись со всеми). Как видишь. Здравствуйте, Раиса Павловна! Простите, что я сразу с вами не поздоровалась. Получила вашу телеграмму и страшно забеспокоилась.
      Серафима. В пять часов мы услышим важное заявление нашего предка.
      Александра. О чем?
      Софья. Никто ничего не знает.
      Раиса Павловна. Представьте себе.
      Александра. А я так волновалась...
      Растегай. Почему без супруга? Где он?
      Александра. В небе.
      Как бы в подтверждение ее слов над дачей слышен звук
      реактивного самолета.
      Растегай. Это он?
      Александра. Не знаю. Может быть.
      Софья. Как ты добралась?
      Александра. На электричке. Потом на автобусе до моста. А от моста пешком... Уф... Жарко! (Вытирает лоб платком.)
      Растегай. И это при наличии мужа, овладевшего реактивной техникой!
      Установив скамью, Раиса Павловна уходит с домработницей
      за угол дачи.
      Александра. Папа, как всегда, у муравьев!
      Софья. Верен себе.
      Растегай. Насекомые всего мира должны воздвигнуть вашему отцу памятник.
      Александра. Он достоин этого! (Хвощу.) Афанасий! Что ты там рисуешь?
      Серафима. Оставь его в покое. Ему нужно к вечеру закончить карикатуру для газеты. Обещали вставить завтра в номер. Скажи лучше, как ты думаешь, зачем мы ему понадобились?
      Александра. Знаете что? Может быть, он просто по нас соскучился?
      Софья. И решил повидаться с нами таким образом?
      Серафима. Так загадочно?
      Александра. А так интереснее!
      Серафима. Все может быть. Мы предполагаем что-то особенное, а на самом деле может быть и так! От нашего отца всего можно ожидать.
      Александра. Вовсе не всего!
      Софья. Так вы думаете, это просто примитивный розыгрыш?
      Хвощ. Тогда я прямая жертва: остался без обеда.
      Слышны голоса.
      Александра. А вот и папа!
      Серафима. И даже не один!
      Растегай выключает радио. Появляются Деревушкин и
      Никологорский. Деревушкин - бодрый и на вид здоровый
      человек с обветренным, загорелым лицом. В руке у него
      большая лупа. Никологорский - полный, рыхлый мужчина,
      опирается на самодельную сучковатую трость.
      Деревушкин (заканчивая разговор со спутником). Муравей, о котором вы говорите, Савелий Савельевич, относится к виду кочевых муравьев "эцитон бурчелли". Это - муравьи-хищники; они не имеют постоянного гнезда. Живут на марше, набегами и разбоем. Они прожорливы и безжалостны, как истинные тунеядцы. Горе мирному пешеходу, встретившему на своем пути полчище эцитонов. Одно спасение - бежать. (Обращаясь к поднявшимся ему навстречу родственникам.) Здравствуйте, дети мои: Соня, Сима, Саня! Здравствуйте, уважаемые зятья Ивановичи! (Целует дочерей и обменивается рукопожатием с мужчинами.) Не вижу среди вас Ивана Ивановича Иванова! Где оный Иванович? А? Что? Ну?
      Александра. Папа, он не мог приехать. У него сегодня полеты.
      Опять в вышине над дачей проносится реактивный самолет.
      Деревушкин. Причина уважительная. А жаль. Он сегодня был бы весьма кстати (представляя Никологорского.) Кто не знаком? Знакомьтесь! Мой добрый сосед Савелий Савельевич - сердечных дел мастер!
      Никологорский (шутливо). Надеюсь, в ближайшее время никому из присутствующих моя помощь не понадобится. (Представляется Растегаю.) Никологорский.
      Хвощ (представляясь). Хвощ.
      Никологорский. Хвощ? Это не ваши ли сатирические рисунки мы имеем удовольствие встречать иногда в газетах?
      Хвощ. Мои.
      Никологорский. Вы - опасный человек. Однако разрешите пожелать вам успешно продолжать в том же духе! Насмешки боится даже тот, кто ничего не боится! Так, кажется, сказал наш великий Гоголь?
      Растегай. А мы с вами знакомы, профессор! Я был у вас в прошлом году на консультации в Центральной поликлинике.
      Деревушкин уходит в дом.
      Никологорский (Растегаю). Очень приятно. Я вам тогда помог?
      Растегай. Безусловно, профессор. Вы тогда посоветовали мне бросить курить.
      Никологорский. Ну и как? Бросили?
      Растегай (виновато). Курю, профессор.
      Никологорский. Папиросы? Трубку?
      Растегай. Сигареты. С фильтром. Они, знаете ли, как-то легче.
      Никологорский. Не откажите в любезности, угостите сигаретой. С утра не курил.
      Растегай (охотно). Извольте, профессор! Прошу!
      На веранду выходит Деревушкин, за ним - Раиса Павловна.
      Деревушкин (весело). А мы с Савелием Савельевичем удивительно прошлись по лесу! Я продемонстрировал ему мои муравьиные владения.
      Никологорский. Признаюсь, был полнейшим профаном в этой области. Теперь буду чаще себе под ноги смотреть, чтобы невзначай не раздавить какого-нибудь рабочего муравья.
      Деревушкин. Я ведь когда еще обещал вам показать моих подопечных.
      Никологорский. Век живи - век учись. А эти беззаветные муравьи-няньки! Нам бы такой штат во все наши детские и родильные дома! Права народная мудрость: "Мал телом, да велик делом!" Поистине неверно считать малым то, что мы не измеряли или о чем просто мало знаем! Нет, что говорить, большое удовольствие вы мне сегодня доставили, Платон Петрович! Огромаднейшее!
      Деревушкин. И прошлись недурно. Вам ведь ходьба показана, профессор?
      Никологорский. Намекаете на мои накопления, Платон Петрович? Поздно заботиться о талии! Теперь я говорю: хорошего человека - чем больше, тем лучше! (Обращаясь к Деревушкиной.) Чуть было не забыл! (Достает из кармана листок бумаги, протягивает его Раисе Павловне.) Извольте! Тут все написано.
      Раиса Павловна. Спасибо, Савелий Савельевич.
      Деревушкин. Опять какое-нибудь лекарство?
      Никологорский. Никак нет-с! И даже совсем наоборот: рецепт на очищение водки посредством раствора манганата калия, по-русски - марганцовки.
      Деревушкин. И что получается?
      Никологорский. Слеза младенца! Если ее затем настоять на черной смородине, или лимонной корочке, или на ржавых сухарях - нектар!
      Деревушкин. Попробуем, попробуем! Перцовку пивал, а вот марганцовку не пробовал. (Вспомнив.) Эх, жаль - не успел я вам показать редчайший экземпляр муравейника, грандиозное сооружение, воздвигнутое моими друзьями строителями "формика руфа". Чудо муравьиной архитектуры и инженерии! Чудо!
      Никологорский. Ловлю на слове, Платон Петрович! Вы мне его покажете! А сейчас разрешите откланяться. Моя Анна Антоновна меня заждалась. Как бы не прописала мне воскресную головомойку. (Прощаясь с Раисой Павловной.) Здоровье вашей матушки?
      Раиса Павловна. Она чувствует себя гораздо лучше. И ваши порошки очень помогают.
      Никологорский. Очень рад, очень рад. Разрешите откланяться! (Кланяется всем.) До свиданья, товарищи!
      Никологорский в сопровождении Деревушкиных уходит в сад
      и скрывается за углом дачи.
      Софья. Отец, кажется, в прекрасном настроении?
      Серафима. Занят своими мурашками-таракашками, роется в муравьиных кучах. И получает от этого удовольствие! Светлая личность! Чем-то он нас собирается удивить?
      Александра. Вот увидите, что я буду права.
      Хвощ (показывая рисунок Растегаю). Похож профессор?
      Растегай. Похож.
      Хвощ. Я из него потом капиталиста сделаю. Он очень хорошо позировал не шевелился.
      Растегай. Забыл я у него спросить...
      Хвощ. Что спросить?
      Растегай. Что полезнее пить, если уж пить, - коньяк, пиво, водку или вино? Он, видать, в этом деле понимает.
      Хвощ. Все врачи советуют пить то, что пьют сами. Клинических опытов на видах алкоголя пока никто еще не ставил.
      Растегай. А жаль! Я бы предложил свои услуги как подопытный пациент: утром тебе подносят "три звездочки", в обед - "четыре", перед сном - "пять", и всё - бесплатно, за счет клиники. А потом смотрят, как я реагирую. Неплохо, а?
      Серафима. Надо было попросить профессора выписать один рецепт. (Мужу.) Почему ты мне не напомнил?
      Хвощ. Какой рецепт?
      Серафима. Вот так мы всегда упускаем момент! А теперь мне придется специально идти в поликлинику - доказывать, выпрашивать.
      Хвощ. Что выпрашивать?
      Серафима. Одно изумительное заграничное снотворное.
      Хвощ. Зачем оно тебе? Ты же прекрасно спишь!
      Серафима. На всякий случай. Потом его не будет.
      Хвощ. У тебя склад всяких лекарств.
      Серафима. И все - остродефицитные!
      Появляются Деревушкины.
      Деревушкин (весело). Старик ползал у меня в лесу на коленках с лупой в руках, как юный натуралист! Вселил-таки в него уважение к муравьям! Так-то, дети мои: Соня, Сима, Саня! А? Что? Ну?
      Софья. Отец! Мы приехали!
      Деревушкин. Вижу. Отлично поступили. Я вас ждал.
      Серафима. Мы сгораем от любопытства.
      Софья. Что ты хочешь нам сообщить?
      Растегай. Вы, Платон Петрович, нас всех так заинтриговали...
      Хвощ (рисуя). ...что я даже не успел пообедать.
      Александра. Ты ведь по нас соскучился, папа? Правда? (Ласково обнимает отца.)
      Деревушкин. Я не видел вас всех целую вечность.
      Александра. Ты здоров?
      Деревушкин. Вполне. Как твои успехи?
      Александра. Ты можешь меня поздравить. Я получила новый пост.
      Деревушкин. Какой же?
      Александра. Очень ответственный. С первого числа сего месяца я именуюсь: младший научный сотрудник Института физики Земли при Академии наук СССР.
      Деревушкин. Поздравляю. Не знаю, в чем заключаются твои обязанности, но звучит весьма внушительно.
      Александра. У тебя все хорошо? Никаких неприятностей?
      Деревушкин. Наоборот.
      Александра. Ты хочешь сегодня сообщить нам что-то приятное?
      Деревушкин (не сразу). Как тебе сказать... Вот сейчас соберемся и поговорим. Раиса Павловна, который час?
      Раиса Павловна (тихо). Без семи минут пять.
      Деревушкин. Время! Прошу всех приехавших по моему вызову занять места. Я думаю, мы проведем нашу беседу здесь, на этой веранде?
      Раиса Павловна. Лучше здесь. На той веранде накрывают на стол.
      Деревушкин. Отлично. Здесь потолкуем, а на ту перейдем подкрепляться. Родственники не возражают?
      Растегай. Принято единогласно.
      Деревушкин (осматривается). Кого еще нет? Брат в Заполярье. Третий зять в воздухе. Тоже уважительная причина. (Жене.) Да! Нет еще Анны Павловны и Елены Викентьевны! Где они? Где моя любимая теща?
      Раиса Павловна. Они сейчас спускаются.
      Деревушкин (усаживаясь поудобнее в кресло). Подождем.
      Раиса Павловна. Бумагу принести? Записывать ничего не надо?
      Деревушкин. Нет. На этот раз записывать ничего не будем.
      Все рассаживаются. Хвощ продолжает зарисовки с
      присутствующих. Появляются Анна Павловна и Елена
      Викентьевна, ее ведут под руку. Вновь прибывшие кивком
      головы приветствуют родственников.
      Серафима (мужу). Потом дорисуешь! Сейчас неприлично!
      Хвощ, тяжело вздохнув, кладет альбом на колени. Большая
      пауза, во время которой все выжидающе смотрят на
      Деревушкина.
      Деревушкин (нарушая молчание). Ну-с... Все, кажется, в сборе... Приступим!.. Я очень рад, друзья, что вы, получив мою телеграмму, не замедлили оставить все свои дела и приехать по моему приглашению. Рад и признателен за внимание... Можно сказать, что то, в связи с чем я вас всех сегодня здесь собрал, касается меня одного. Однако вы, мои ближайшие члены семьи и родственники, должны быть полностью информированы о мотивах, побудивших меня принять одно решение. Я намереваюсь совершить один поступок. Я предугадываю, что он может вас удивить и даже поразить. Я буду согласен спокойно выслушать все ваши доводы "за" и "против", хотя более чем уверен, что в данном случае я останусь в решающем одиночестве. Я подчеркиваю "в решающем", ибо я пригласил вас вовсе не для того, чтобы с вами посоветоваться, а для того лишь, чтобы заявить вам о принятом мною решении, решении, которое я намерен провести в жизнь.
      Раиса Павловна (дрожащим голосом). Когда?
      Деревушкин. Полагаю, что... в самое ближайшее время.
      Софья (холодно). Что же ты решил, отец?
      Серафима (сухо). Очень интересно. Говори.
      Растегай. Слушаем вас, Платон Петрович!
      Раиса Павловна тревожно переглядывается со своей
      сестрой. Старуха теща сидит с каменным выражением лица.
      Деревушкин. Итак, я решил поставить вас кое о чем в известность. Я хочу, чтобы вы узнали об этом из первоисточника, от меня. Но раньше, чем это сделать, я хотел бы несколько отвлечься, для того чтобы воскресить некоторые моменты из моей, достаточно хорошо известной вам биографии. (Помолчав.) Оглядываясь назад, на прожитые мною годы, я могу, не кривя душой, сказать, что я в своей жизни был достаточно счастлив. (Обращаясь к жене.) Простите меня, если я скажу, что я любил свою первую жену, мать моих дочерей, и что я тоже был любим ею... Несчастный случай навеки разлучил нас, но я навсегда сохранил о ней светлую память. Она много сделала для меня в пору моей юности, в пору моего становления на путь науки... Всю свою сознательную жизнь я посвятил любимому делу, в котором я в меру моих способностей преуспел и признан ученым миром. Завершен наконец мой многолетний труд: в ближайшие дни выходит из печати третий и последний том "Семейства муравьиных". Я стою на рубеже шестидесятого года моей жизни. И все же, оглянувшись назад, я не могу не пожалеть о том, что многие события и испытания, затронувшие большинство моих сограждан и современников, прошли как-то мимо меня, едва коснувшись своим дыханием...
      Александра. Что ты имеешь в виду, папа?
      Деревушкин. Взять хотя бы войну. Люди воевали на фронтах и в тылу: голодали в осажденном Ленинграде, работали в подполье, эвакуировали эшелоны, лечили раненых, строили в невыносимых условиях повью заводы. А я продолжал за тридевять земель от фронта сквозь лупу изучать жизнь муравьиных семейств...
      Раиса Павловна. Вы же ученый, Платон Петрович! Как вы можете так говорить? Правительство знало, что вы рассматриваете в лупу!
      Деревушкин (спокойно). Разве я об этом сейчас говорю? Я все прекрасно понимаю. Я говорю сейчас о личном моем ощущении, о сугубо индивидуальном осмыслении моей личной, деревушкинской жизни и деятельности. (Помолчав.) Вот и сейчас... Другие ученые работают на главнейших направлениях нашей отечественной пауки, я не буду сейчас уточнять эти направления, вы их прекрасно знаете, - а я опять, как и двадцать и тридцать лет назад, ползаю на коленках по лесу с той же лупой в руках, делаю разрезы муравейников, продолжаю изучать строение муравьиного тела и так далее, и тому подобное... И, на коленках, я слишком близко вижу перед глазами землю по сравнению с теми, кто сегодня стоит на земле и летает над ней!
      Александра. Папа! Ты, по-моему, что-то преувеличиваешь или преуменьшаешь! Ты - исследователь!
      Деревушкин. А? Что? Ну? Верно. Я исследователь. Но я опять же говорю сейчас не о той конкретной пользе, которую я приношу обществу своими знаниями и открытиями в области энтомологии, а о моем личном ощущении того, что всю свою жизнь был лишен чего-то, что мне всю мою жизнь чего-то не хватало, без чего я, как ни странно, подсознательно чувствую себя неполноценным человеком.
      Раиса Павловна (с большой тревогой). Чего вам не хватало?
      Хвощ, отложив в сторону альбом, внимательно и серьезно
      слушает речь Деревушкина.
      Деревушкин. Какого-то нового, неведомого мною ощущения... И вдруг я понял, чего мне недостает!
      Александра. Чего, папа?
      Деревушкин. Была у меня в юности одна мечта. В течение всей своей жизни я возвращался к ней мысленно довольно часто, но каждый раз, уже почти созрев до решения, она в силу разных обстоятельств уходила от меня в несбыточное и нереальное. И вот совсем недавно моя искусительница вновь явилась ко мне и сказала: "Человек живет один раз. Сейчас или уже никогда! У тебя осталась единственная и последняя возможность осуществить свое желание. Решай!" И я подумал: почему я должен отказать себе в том, о чем я, собственно говоря, мечтаю с ранних лет моей жизни? Зачем? Во имя чего? В конце концов, это мое личное дело, и, в сущности, кроме моих близких, никого это не касается. И я принял твердое и непреклонное решение. Может быть, одним оно покажется странным, другим - абсурдным, третьим - даже безумным, не исключено и такое суждение, но решение мною принято и, как это у вас говорится (смотрит на Растегая), обжалованию не подлежит!
      Раиса Павловна. Какое решение? Ради бога!.. Вы нас пугаете!
      Софья (неприязненно). Что же это еще за странная мечта такая?
      Александра. Какая мечта, папа?
      Серафима. Любопытно, что же ты решил?
      Растегай. Что вы решили, Платон Петрович? Не томите нас!
      Все напряженно смотрят на Деревушкина. Большая пауза.
      Деревушкин (не сразу). Я решил... прыгнуть с парашютом! А?.. Что?.. Ну?..
      Немая сцена.
      Анна Павловна. Прыгнуть?
      Раиса Павловна (приходя в себя). С парашютом?
      Софья. Как - с парашютом?
      Серафима. Зачем с парашютом?
      Растегай. Куда с парашютом?
      Деревушкин (озорно). Да. Представьте себе. Я решил совершить один прыжок с парашютом. И я буду прыгать!
      Елена Викентьевна (не расслышав, Анне Павловне). Куда?.. С кем?..
      Деревушкин (теще). Вниз! (Показывает.) Один! А теперь к столу!
      Все молчат. Деревушкин первым уходит в дом. Остальные,
      переглядываясь, следуют за ним.
      Голос за забором: "Хозяйка! Малинки не надо?"
      Раиса Павловна (уже в дверях). Не надо, не надо!
      Сцена пуста.
      Медленно идет занавес
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      Там же в августе. Позднее утро. За чайным столам сидят
      сестры Раиса Павловна и Анна Павловна. На коленях у Анны
      Павловны несколько книг и брошюр. Сестры говорят
      вполголоса.
      Анна Павловна (продолжая разговор). Раиса! Я не хочу об этом думать, но весь ужас заключается в том, что, если не дай бог с ним что-нибудь случится, закон будет не на твоей, а на их стороне! А это значит, что и дача, и библиотека, и обе коллекции, которые он собирал всю жизнь, - одним словом, все, буквально все будет разделено между всеми наследниками - между тобой и его дочерьми.
      Появляется домработница.
      Домработница. Раиса Павловна! У нас картошка вся!
      Раиса Павловна. Хорошо. Сварите кашу. С изюмом.
      Домработница. Сварю. (Уходит.)
      Раиса Павловна. Ты, кажется, хотела с кем-то посоветоваться. Тебе это удалось?
      Анна Павловна. Ну, а как ты думаешь? Нет, я буду сидеть сложа руки и ждать, пока у тебя всё отнимут!
      Раиса Павловна. Что ты узнала?
      Анна Павловна. Что все так и будет, как я тебе только что объяснила. Конечно, в том случае, если не будет завещания.
      Слышны голоса. Из дома выходит на веранду Никологорский.
      Сестры умолкают.
      Никологорский (потирая руки). Сто лет! Сто лет!
      Раиса Павловна (профессору). Что вы говорите, Савелий Савельевич? Какие сто лет?
      Никологорский. Сто лет, говорю, можно прожить с таким сердцем, как у Платона Петровича! Шумов нет. Тоны чистые. Пульс отличный. Кровяное давление, как у юноши. Не по возрасту молод ваш благоверный, Раиса Павловна! Следить за ним надо!
      Раиса Павловна. В каком смысле?
      Никологорский. В прямом смысле. В самом наипрямейшем! "Любви все возрасты покорны", а при таком богатырском здоровье тем более... Одним словом, просьба ваша выполнена, драгоценнейшая соседка! Супруг освидетельствован во всех деталях. Диагноз выведен: здоров!
      Раиса Павловна (упавшим голосом). Большое вам спасибо, Савелий Савельевич! Ну, а как все-таки ваше мнение насчет парашюта? Можно ему прыгать?
      Никологорский (пожав плечами). А почему нет, если ему так хочется? Почему нет?
      Раиса Павловна. Но, согласитесь со мной, Савелий Савельевич, это все же как-то неестественно человеку в его возрасте, в его положении добровольно так рисковать! Ему не двадцать лет!
      Анна Павловна. Он ученый, а не парашютист!
      Никологорский. Видите ли, уважаемая Анна Павловна, прыгать могут и ученые, если они к этому подготовлены. Морально Платон Петрович подготовлен к этому давно, физически он вполне здоров и крепок, а все остальное приложится.
      Раиса Павловна. Ну, а вы бы сами стали прыгать с парашютом, Савелий Савельевич? Вы сами!
      Никологорский. А мне-то зачем? У меня иная мечта.
      Раиса Павловна. Какая, если не секрет?
      Никологорский. Мечтаю когда-нибудь в одиночество на курорт поехать! За сорок лет супружеской жизни ни разу не удавалось. И не ради каких-нибудь амуров мимолетных, а ради полного душевного покоя. Простенькая у меня мечта, комнатная, а вот поди ж ты... Так-то вот, уважаемая Раиса Павловна!
      Голос Деревушкина из дома: "Савелий Савельевич! Я хочу
      нам кое-что показать. Можно вас на минуточку?"
      Никологорский (сестрам.) Извините! Здоровый больной зовет! (Уходит в дом.)
      Раиса Павловна. Ну, а что должно быть сказано в завещании?
      Анна Павловна. "Все принадлежащее мне имущество завещаю своей жене Раиса Павловне Деревушкиной". И тогда все автоматически переходит к тебе.
      Раиса Павловна. А если он такого завещания не составит?
      Анна Павловна. Тогда все будет автоматически делиться на равные доли. Вот я и думаю: почему же ему не составить такого завещания? Он тебя любит! И потом это, кажется, не такая уж сложная процедура? Вызвать нотариуса и составить!
      Раиса Павловна. Господи! Но как же надоумить его? Во-первых, он вовсе не собирается умирать, а во-вторых, он может рассердиться, что-то заподозрить и тогда в сердцах завещать все кому угодно! Даже брату, Степану Петровичу.
      Анна Павловна. Это было бы ужасно!
      Раиса Павловна. Конечно, я где-то в глубине души готовила себя к тому, что рано или поздно все может случиться. Но, честно говоря, я до сих пор почему-то совершенно не интересовалась нашими законами в этой области.
      Анна Павловна. Я тоже по своей наивности, по своей неопытности думала, была уверена, что в любом случае дача остается за теми членами семьи, кто до последнего момента проживал вместе с ним. В данном случае - за тобой и мамой. Но когда я влезла во все эти законы... (Показывает книги, лежащие на коленях.) Вот! Когда я проштудировала эти справочники, я поняла, что вам надо было иметь хотя бы дачу в кооперативе! А у вас собственная! Вот в чем горе!
      Раиса Павловна (грустно). Как-то нехорошо, что мы сейчас говорим обо всем этом... Может быть, лучше просто не думать... Просто не думать...
      Анна Павловна. То есть как же это не думать? Приходится и думать и говорить.
      Раиса Павловна. Все это ужасно грустно и неприятно... Ужасно неприятно... Мы же интеллигентные люди...
      Анна Павловна. Это - сама жизнь. Ничего не поделаешь!
      Слышны голоса. На веранду выходят Деревушкин и
      Никологорский.
      Деревушкин (продолжая разговор). Я получил этого южноамериканского эцитона прямо с Амазонки. Великолепный экземпляр! Вы обратили внимание на его развитые челюсти? Они не могут иметь никакого применения в строительстве. Они - только орудие тунеядца!
      Никологорский. У вас, Платон Петрович, внушительная коллекция!
      Деревушкин (бодро). А что делать? Растет и растет. Представляете себе картину, если бы я вдруг взял да и составил карту мира с нанесенными на нее точками всех мест и районов, откуда я получил экспонаты!
      Никологорский. Да-а-а... Представляю себе...
      Появляется домработница.
      Голос за забором: "Грибов не надо?"
      Раиса Павловна. Дуняша! Там грибы предлагают. Если недорого, возьмите для маринада.
      Домработница. Возьму. Савелий Савельевич! Пришли с вашей дачи, супруга вас кличет.
      Никологорский. Спасибо, Дуняша! Скажите, я сейчас.
      Домработница. Скажу. (Уходит.)
      Деревушкин. А как же муравейник? Выходит, мы никуда не пойдем?
      Никологорский. Нет, нет! Пойдем! Я только загляну домой, узнаю, в чем там дело. Обязательно пойдем! Я отпрошусь. Вы без меня не уходите, Платон Петрович. Я сейчас. (Поспешно уходит.)
      Анна Павловна уходит в дом. Деревушкины остаются одни.
      Деревушкин (жене). Надеюсь, профессор вас успокоил? Уж ему-то можно верить! Светило! А? Что? Ну?
      Раиса Павловна. Да, он сказал, что сердце у вас хорошев. Но ведь парашют может не раскрыться!
      Деревушкин. Глупости! Прыгают же другие!
      Раиса Павловна. Зачем все же так рисковать своей жизнью, Платон Петрович! Разве есть такая необходимость? Сейчас мирное время.
      Деревушкин. А я и в военное время не рисковал ею.
      Раиса Павловна. Избави бог, я вас не отговариваю, но сама логика говорит за то, что ваш прыжок ничем не оправдан!
      Деревушкин. То есть? А мое желание? А мое решение? Совершив прыжок, я буду чувствовать себя в сто раз лучше. Я буду больше уважать себя. Более того - я буду в более превосходном положении по отношению к тем моим коллегам, которые не испытали того, что испытаю я! Разве это не ясно как дважды два?
      Раиса Павловна. Почему же вы не сделали этого тридцать лет назад, когда вы были молоды?
      Деревушкин. Я боялся... боялся увлечься не тем, чему я посвятил свою жизнь! А теперь, теперь мне это не угрожает! Я могу позволить себе это...
      Раиса Павловна. Не забывайте, что вы уже дед! Через две недели вам шестьдесят лет!
      Деревушкин. Я приурочил прыжок к моему юбилею. Это мой подарок самому себе! И потом - будет что внукам рассказать!
      Раиса Павловна. Через два месяца выборы в Академию. Может быть, можно было бы отложить до выборов?
      Деревушкин. Зачем каждый день возвращаться к тому, что уже решено раз и навсегда? Зачем?
      Раиса Павловна (подходит к мужу и обнимает его). Не сердитесь на меня, Платон! Поймите меня! Я не могу не волноваться! Вы мне бесконечно дороги!
      Деревушкин. Я это знаю, Раиса.
      Раиса Павловна. Вы любили свою первую жену, и она любила вас. Я ее понимаю. И я не ревную к прошлому... Но скажите мне... разве я не являюсь для вас таким же помощником, каким была она? Я, кажется, целиком живу вашей жизнью... Живу при вас...
      Деревушкин. Я благодарен вам за все, что вы для меня делаете. И я ведь сказал тогда, что я ни в чем не раскаиваюсь, я счастлив.
      Раиса Павловна. Я тревожусь за вас. Я гонга от себя черные мысли. Я не хочу думать, но... но все может случиться! Что тогда?
      Деревушкин. Ничего со мной не случится! Меня на днях познакомили с человеком, который совершил свой тысячный прыжок с парашютом. И этот человек - женщина! Что такое один учебный прыжок с обыкновенного самолета? Парашютизм в нашей стране стал массовым видом спорта. Что со мной может случиться? Техника не подведет. А сердце и нервы у меня отличные. А? Что? Ну?
      Раиса Павловна (грустно). Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но берегите себя!.. Берегите себя!.. Заклинаю вас.
      Появляется Никологорский.
      Никологорский. А вот и я! Получил увольнительную до трех часов. Пойдемте?
      Деревушкин. Вы готовы?
      Никологорский. Как юный пионер!
      Деревушкин. Да тут недалеко. Каких-нибудь десять минут ходу, не больше. (Жене.) Вернутся с реки Соня и Сима со своими Ивановичами, пусть не уезжают, а дождутся меня. Саня с мужем должна была приехать. Пусть тоже ждут. Они мне особенно нужны сегодня. Пойдемте, Савелий Савельевич!
      Никологорский. Вы лупу не забыли? А то ведь я и в очках плохо вижу.
      Деревушкин. Лупа всегда при мне.
      Никологорский (спускаясь в сад). Раиса Павловна! Все забываю у вас спросить: как обстоит дело с очищением водки? Пробовали?
      Раиса Павловна. Нет еще. Но я помню. Обязательно попробую.
      Никологорский. Советую, советую. Не раскаетесь! В этой области я многими друзьями признан как крупнейший специалист.
      Мужчины уходят. Возвращается Анна Павловна.
      Раиса Павловна (не сразу). Ну, а если бы дача была кооперативной?
      Анна Павловна. Тогда другое дело. Тогда наследницы имели бы право только на часть паенакопления, а не на саму площадь. Ты бы продала несколько картин или библиотеку, выплатила бы сестрам то, что им положено, а сама бы осталась владеть дачей. Но у вас дача собственная! Этим все сказано.
      Раиса Павловна. Что этим сказано?
      Анна Павловна. А то, что ее будут делить по частям.
      Раиса Павловна (бледнея). Как - по частям?
      Анна Павловна. По комнатам! По квадратному метру! Я представляю себе: в вашей теперешней гостиной будет жить Соня со своим Растегаем и детьми. В столовой - Сима со своим сатириком. В кабинете Платона Петровича - Саня со своим аэрофлотом. А ты будешь ютиться с мамой в двух комнатах на втором этаже! Вот тебе и земной рай! Коммунальная квартира в лесу! А потом дети... Ты в окружении чужих детей! Того гляди они еще будут называть тебя бабушкой! Какая ты им бабушка, скажи на милость! Ужас, тихий ужас! (Помолчав.) А как себя ведет противная сторона? Я полагаю, вежливо? Предупредительно? Особенно с Платоном Петровичем. Да? Что ни воскресенье - они у вас? То негаданно, то случайно - мимо ехали, то еще как-нибудь... Вот и сегодня тоже: "Мы не к вам, мы на реку! Разрешите загнать машину за ваши ворота?" Я угадала?
      Раиса Павловна (виновато). Ведь не выгонишь! И отец им рад, приглашает заезжать в любое время, оставляет обедать, ужинать.
      Анна Павловна. А им только того и надо! И он ничего не видит, ничего не подозревает. Сонин муж - юрист, так что можешь не беспокоиться, у них все уже давно продумано наилучшим образом. Ты с ними эту тему не затрагивала?
      Раиса Павловна. Зачем? С какой стати?
      Анна Павловна. Ну, хорошо. Что же ты думаешь делать?
      Раиса Павловна. Не знаю. Мне кажется, что лучшим выходом из положения было бы, если бы Платон Петрович все-таки отказался от прыжка. Но он не откажется.
      Анна Павловна. При всей своей кажущейся мягкости он упрям, как муравей!
      Раиса Павловна. Если бы он отказался от своей затеи, у меня была бы по крайней мере возможность со временем, пока он жив и здоров, принять какие-то меры на будущее... Что-нибудь я бы, безусловно, предприняла. Но сейчас... (Задумывается.)
      Анна Павловна. Сейчас было бы уже хорошо, если бы он согласился отложить прыжок хотя бы до зимы. Скоро выборы в Академию. Если он пройдет, ты, как вдова академика или члена-корреспондента, могла бы по крайней мере рассчитывать... (Умолкает.)
      Слышны громкие голоса. Появляются Софья и Серафима с
      мужьями. Сестры развешивают мокрые купальники и
      полотенца на спинку скамьи возле веранды. Мужчины
      поднимаются на веранду. Растегай ставит радиоприемник на
      скамью.
      Растегай (держа в руке коробку от папирос). Раиса Павловна! Платон Петрович у себя?
      Раиса Павловна. В лесу.
      Растегай. Какая жалость! Хотел ему показать! (Протягивает Раисе Павловне коробку.)
      Раиса Павловна (не понимая). Что показать?
      Растегай. Да вот поймал на пляже какую-то букашку. Не то летающий муравей, не то ползающая стрекоза! Посадил в коробку. Хотел спросить у Платона Петровича, не нужна ли ему такая мошка для его коллекции.
      Раиса Павловна переглядывается со своей сестрой.
      Может быть, вы посмотрите? Как супруга специалиста! (Подходит к Раисе Павловне и приоткрывает перед ней коробку.)
      Раиса Павловна (с отвращением). Есть у него такая! Все букашки, какие только есть на свете, у него уже есть.
      Растегай (разочарованно). А я думал взять и ее на булавочку! Значит, есть?
      Раиса Павловна. Есть, есть.
      Растегай. Что же мне с ней тогда делать? Выпустить?
      Анна Павловна. Вы меня простите, но если вы ничего не понимаете в насекомых, то зачем их собирать и мучить? И потом - неужели вы могли предположить, что у Платона Петровича нет какого-то насекомого, живущего в этом районе? Тогда как у него есть редчайшие экземпляры насекомых откуда угодно.
      Раиса Павловна. Даже с острова Борнео!
      Анна Павловна (многозначительно). По-видимому, Марком Ивановичем руководили другие соображения. Он просто хотел по отношению к Платону Петровичу проявить внимание! Не так ли, Марк Иванович? Я угадала?
      Растегай. Отчасти. И это тоже. А почему нет? (Открывает коробку и выбрасывает насекомое в сад. Попадает в жену.)
      Софья. Ой! Ты сошел с ума! (Брезгливо отряхивается.) Она кусается!
      Растегай. Извини! Не заметил!
      Софья. Надо же смотреть! Разуй глаза! (Садится рядом с Серафимой на скамейку.)
      Откинувшись на спинку скамьи, сестры загорают. Хвощ,
      сидя в кресле, делает свои зарисовки, поглядывая на жену
      и ее сестру. Раиса Павловна и Анна Павловна, продолжая
      мыть и вытирать чайную посуду, с неприязнью смотрят на
      молодых женщин. Растегай поднимается на веранду и через
      плечо Хвоща смотрит, как тот рисует. Затем спускается с
      веранды, садится на скамью рядом с женой. Включает
      радио. Звучит музыка.
      Растегай (умиротворенно). Отлично искупались! А пожалуй, лучше места для купанья и отдыха, чем здесь, еще надо поискать! Какой пляж! Какой песок! Вы знаете, Раиса Павловна, там, где мы сейчас дачу снимаем, тоже есть река, но - не то! Не то! Совсем другой коленкор! Верно, Соня? А содрали с нас за лето без малого четыре тысячи! Грабеж!
      Софья (не открывая глаз). Надо будет в следующее воскресенье захватить с собой детей. Кстати, отец давно их не видел.
      Раиса Павловна (встрепенувшись). В следующее воскресенье вы нас здесь не застанете.
      Софья. Странно... Отец нас приглашал.
      Раиса Павловна. Не знаю. Мы собирались в Ленинград.
      Серафима (с закрытыми глазами). Марк! Вы будете строиться?
      Растегай. Нет. Мы решили отказаться от дачного участка.
      Раиса Павловна (замерев с чашкой в руках). Почему вы отказались от дачного участка? Вы же собирались строить дачу?
      Софья. Слишком хлопотно.
      Раиса Павловна (с тревогой). Что же, вы так и будете каждый сезон кочевать с одной чужой дачи на другую?
      Растегай. Пока так. А там видно будет.
      Серафима. Мудрое решение. Мы тоже решили ждать.
      Раиса Павловна. Чего ждать?
      Серафима. Лучших времен.
      Хвощ. Она имеет в виду дачный вопрос.
      Растегай. А у вас, Раиса Павловна, я смотрю, кирпич как лежал на участке, так и лежит?
      Раиса Павловна. Да. Как видите.
      Растегай. А без теплого гаража зимой плохо! Ой как плохо! Мне, например, так нужен был бы зимний гараж! Всю зиму машина под окном стоит. Сердце кровью обливается!
      Хвощ (продолжая рисовать). А у меня потом. Когда я свой мотоцикл на третий этаж таскаю.
      Раиса Павловна (Хвощу, раздраженно). Не рисуйте меня, пожалуйста! Я не люблю карикатур! И, может быть, можно выключить музыку?
      Хвощ. "Юмор - спасательный круг на волнах жизни". Вильгельм Раабе. Немецкий писатель. Умер, к сожалению, в тысяча девятьсот десятом году.
      Растегай (выключает радио. Машинально берет одну из книг, лежащих на стуле возле стола. Смотрит на название. Оживляется). О! Кто же это читает? "Наследственное право"! Я вчера как раз в городском суде по любопытнейшему делу выступал. Почти беспрецедентный случай; сын обжаловал завещание родной матери.
      Анна Павловна. Обжаловал завещание? Разве можно обжаловать завещание?
      Растегай. Как видите.
      Раиса Павловна. Ну, и что же там было? Почему возникло судебное дело?
      Растегай. В дачно-строительном кооперативе "Труженик науки" жил некий заслуженный деятель Воробьев-Васильчиков. Вы, наверное, слышали эту фамилию - известный микробиолог. Так вот после его кончины все паенакопление, а стало быть, фактическое владение кооперативной дачей, естественно, перешло его законной супруге. Не прошло и года, как старушка следует за своим супругом в потусторонний мир. Владение дачей должно по существующему закону перейти к ее сыну - великовозрастному наследнику, по профессии преподавателю марксизма. Но не тут-то было. Старушка, оказывается, за две недели до смерти отписала в своем завещании дачу и все имущество в равных долях сыну и своей младшей сестре, до скорбного момента проживавшей с ней на данной даче. Воинствующий материалист решил опротестовать завещание матери и подал в суд.
      Раиса Павловна (странно волнуясь). Ну, и как суд?
      Растегай. Первая инстанция, естественно, отказала. Вчера дело слушалось в городском суде.
      Раиса Павловна. Ну?
      Растегай. Отказ.
      Раиса Павловна. Ну, а сын?
      Растегай. Не удовлетворен. Лезет выше. Напрасно. И там откажут. Завещание есть завещание.
      Раиса Павловна. Ну, а как же теперь ему быть?
      Растегай. Очень просто. Разделить дачу пополам и продолжать жить со своей теткой. Тем более что она ему обед готовит. И бельишко стирает...
      Во время всего этого разговора Серафима и Софья, сидя на
      скамье, с интересом наблюдают за Раисой Павловной,
      взволнованной судебной историей. Хвощ рисует.
      Раиса Павловна (внезапно хватаясь за сердце). Ох!..
      Анна Павловна. Что с тобой, Раиса?
      Раиса Павловна. Ничего... ничего... сейчас пройдет... (Тяжело поднимается с места. Уходит в дом.)
      Анна Павловна. Раиса! У меня есть валокордин! (Вслед за сестрой уходит в дом.)
      Пауза.
      Софья (нарушая молчание). А? Что? Ну? Ишь как она разволновалась!.. (Включает радио. Звучит музыка.)
      Серафима. Что ее вывело из себя? Как ты думаешь?
      Софья. Мне ясно.
      Серафима. Что?
      Софья. Она боится того же, что и мы.
      Серафима. Что с отцом что-нибудь случится?
      Софья. Что отец без ее ведома может составить завещание.
      Растегай. Если он уже его не составил.
      Софья. У тебя есть данные?
      Растегай. Данных нет. Но все может быть. Для этого не надо трубить в фанфары или ехать в Австралию. Нотариальная контора есть в каждом районе.
      Серафима. Ну, а если он действительно составил завещание, и не сейчас, а, скажем, давно, что от этого меняется?
      Растегай (пожав плечами). Многое. В зависимости от его родственного расположения.
      Софья. Ну, нас-то, своих детей, он, надеюсь, не обделит.
      Растегай. Как знать.
      Серафима. А если завещания еще нет?
      Софья. Тем лучше. Тогда все делится в равных долях. Верно, Марк?
      Растегай. А если завещание будет составлено?
      Софья. Когда?
      Растегай. Скажем, непосредственно накануне прыжка?
      Софья. Катастрофа! Он может все завещать одной Раисе! Братцы! Что же делать?
      Растегай. Спокойно! Делать то, что мы уже делаем! Располагать Платона Петровича к себе. Наша задача - чтобы никакого завещания не было!
      Софья. А ее задача?
      Растегай. Чтобы оно было, но без нас!
      Серафима. Может быть, поговорим с отцом начистоту?
      Растегай. Что это даст? Вы поговорите, а он возьмет да всем назло и выкинет еще какую-нибудь штуку. Нет уж... Доверьтесь моему опыту. Без паники! Наоборот! Сейчас надо всячески вселять в него уверенность, что все пройдет отлично, что при современной технике это совершенно безопасное предприятие и что возможность несчастного случая начисто исключена!
      Серафима. А что это даст?
      Растегай. Если завещания до сих пор нет, то его и не будет. Он просто забудет о том, что оно могло бы быть!
      Хвощ (вздохнув). Эх, люди, люди! А может быть, даже и не люди...
      Серафима. Рисуй и молчи! Сам же потом будешь на себе волосы рвать, если нам ничего не достанется!
      Хвощ (мрачно). Меня вообще это мало волнует.
      Серафима. А что, что тебя вообще может волновать?
      Хвощ. НТР! Загрязнение среды! Экология! Демографический взрыв!.. (Уходит в сад.)
      Серафима. Псих какой-то! Выходила замуж за перспективного плакатиста, а имею дело... (Не договаривает. Выключает радио.)
      На веранду возвращаются Раиса Павловна и Анна Павловна.
      У сестер заплаканные глаза.
      Растегай (бодро). Что у вас с сердцем, Раиса Павловна?
      Раиса Павловна. Так... Ничего особенного. У меня это бывает.
      Растегай. Невроз. У меня тоже. Вчера выступаю в суде, чувствую - в ловом боку колет! Несколько раз кольнуло и отпустило. А один мой знакомый адвокат, холостяк, здоровенный мужчина - никогда на сердце не жаловался, решил жениться. Накануне самой свадьбы утром встал, побрился, выпил стакан кефира и - брык! Молниеносно! Оставил после себя сорок тысяч на книжке и десять новых костюмов. А ходил всегда в одном.
      Раиса Павловна. И кто же это наследовал?
      Растегай. Сводный брат, которого он тридцать лет знать не хотел и на порог не пускал!
      Анна Павловна. Зачем вы всё это нам рассказываете?
      Растегай (присматриваясь к Раисе Павловне). А что?
      Анна Павловна. Неприятно слушать.
      Растегай. Хотите что-нибудь повеселее? Извольте! Другой мой приятель, в прошлом тоже убежденный холостяк, на вид болезненный тип, женился - седьмой год с женой живет и, представьте себе, жив! Не помер еще! (Смеется.)
      Анна Павловна. Я не понимаю, что тут смешного! (Берет чайную посуду и уходит в дом.)
      Раиса Павловна, захватив с собой что-то со стола,
      следует за ней. Растегай уходит в сад искать Хвоща.
      Пауза.
      Софья (помолчав). А как же делить эту дачу? В ней пять комнат и две веранды. И комнаты все разные.
      Серафима. И две смежные.
      Софья. На втором этаже?
      Серафима. Да.
      Софья. Придется их уступить Раисе Павловне.
      Серафима. Там, где сейчас папин кабинет, могу жить я. А вы - в бывшей гостиной.
      Софья. Но кабинет намного больше. И у меня двое детей.
      Серафима. Я тоже не бездетная, а потом Афанасий художник, и ему нужен свет!
      Софья. По моему, это суд будет определять, кому какая комната.
      Серафима. Ты что же, будешь со мной судиться?
      Софья. Почему обязательно с тобой?
      Серафима. Мы забыли Александру. Она ведь тоже имеет право на комнату. А что же остается ей? Столовая? И мы все будем через нее ходить? Она не согласится!
      Софья. У нее будет веранда.
      Серафима. Какая? Застекленная?
      Софья. А если эта?
      Серафима. Надо спросить Марка. Он наверняка знает, как делятся веранды! (Зовет.) Марк! Марк! (Встает, уходит за угол дачи.)
      Софья (одна). Так я вам и отдала застекленную веранду! Держите карман шире!
      Слышны голоса. Появляется Деревушкин, за ним - Растегай,
      Серафима, Александра и ее муж, Иванов. Он в звании
      капитана.
      Деревушкин (в гневе). Варвары! Вандалы, черт побери!
      Раиса Павловна (выбегая на веранду). Что? Что случилось?
      Деревушкин. Разрушить такой муравейник! Сломать, разворошить, уничтожить то, что создано усилиями нескольких тысяч маленьких трудолюбивых и беззащитных строителей! Это ли не варварство?! И это позволил себе человек! Че-ло-век! Их надо охранять, их надо размножать. Они - живые защитники леса. Эти маленькие труженики. Как же могла подняться рука на их дом!
      Появляется домработница.
      Домработница. Раиса Павловна! Помидоры фаршировать?
      Раиса Павловна. Ах, Дуняша! Мне сейчас не до помидоров! Делайте как хотите.
      Домработница. И сделаю. (Уходит.)
      Анна Павловна (выбегая на веранду). Что случилось?
      Александра. Какой-то хулиган разрушил папин любимый муравейник. Мы там не были. Мы встретили его на дороге.
      Растегай. Это действительно безобразие! Разрушить муравейник! Ай-ай-ай! А главное - зачем?..
      Серафима. Папочка! Успокойся! Они его восстановят. Это же - муравьи!
      Деревушкин. А? Что? Ну?.. Не могу я успокоиться! Это не в моих правилах - успокаиваться, когда надо волноваться. Да, они его восстановят! Они его уже восстанавливают! И если бы вы видели, как они работают! Я стоял над развалинами купола этого чудеснейшего сооружения, наблюдая за ними, и восхищался! (Вдохновенно.) Без паники, дружно, они всем коллективом восстанавливают свое жилище. Одни - втаскивают мусор внутрь гнезда, другие извлекают обломки хвоинок из глубины наружу. Каждый занят своей работой. Каждый действует независимо, но во имя общего дела! И какой порядок во всей этой ложной сутолоке! Какая трудовая дисциплина! Нет! Нет! Человек, разрушающий ради забавы даже обычный муравейник, для меня уже не человек! Он может разрушить и мой дом! И храм! И музей! И весь мир! А? Что? Ну?.. Иван! Я тебя ждал! Ты мне нужен! (Берет зятя под руку и уходит в дом.)
      Раиса Павловна и ее сестра следуют за ними.
      Александра (не сразу). Вы заметили? У него на глазах были слезы.
      Софья. Из-за какой-то дурацкой муравьиной кучи!
      Серафима. Ничего не поделаешь. Чудак!
      Александра (вспылив). Не смей так говорить! Он лучше всех нас! Лучше многих! Совсем он не чудак! Просто он - добрый и умный, бескорыстный! А вы ведь не любите его! Да, да! И не понимаете! И не цените!
      Серафима. Теперь ты еще заплачь!
      Александра. Не дождетесь! Я ведь знаю, что у вас сейчас на уме! Мне стыдно за вас!
      Софья. Ну чего ты раскричалась? Чего?
      Александра. Не желаю я с вами разговаривать! Не желаю! А езжу я к папе не с вами! И я к нему не подлизываюсь! И я не хочу, чтобы он думал обо мне лучше, чем я есть, как этого хотите вы! Я его честно люблю! И если с ним что-нибудь случится, я этого не переживу!
      Серафима. Тогда отговори его прыгать! Отговори!
      Растегай. Нет, зачем же отговаривать? Прыжки с парашютом совершенно безопасны. Риска никакого нет. Абсолютно!
      Александра. И не подумаю его отговаривать! Я буду прыгать вместе с ним! В тот же день и в тот же час и с того же самолета! Мы занимаемся в одном кружке! А самолет поведет Иван! Вам ясно, сестрички? (Уходит в дом.)
      Большая пауза. Растегай включает радио. Звучит музыка.
      Занавес
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Там же в сентябре. Празднично сервированный стол. Время
      за полдень. Из дома на веранду выходит Растегай. В
      петлице у него красная гвоздика. Издалека доносятся
      звуки баяна и молодежная песня.
      Растегай (прислушивается). Массовочки!.. (Осмотрев стол, про себя.) "Где стол был яств, там гроб стоит...". (Смотрит на часы.) Второй час! Не знаешь, на что настраиваться...
      В саду появляется домработница.
      Дуняша! Газет еще нет?
      Домработница. Только что смотрела - не было!
      Растегай. Посмотрите, посмотрите, пожалуйста, еще раз.
      Домработница. И посмотрю.
      Из дома на веранду выходит Раиса Павловна. Она в черном.
      Дуняша уходит.
      Раиса Павловна (с тревогой в голосе). Второй час, а мы еще ничего не знаем.
      Растегай. Кто должен был звонить?
      Раиса Павловна. Обещали сразу же дать знать с аэродрома.
      Растегай. Когда они должны были прыгать? В котором часу?
      Раиса Павловна. Утром. А когда - неизвестно.
      Растегай. Может быть, мне позвонить на аэродром?
      Раиса Павловна. Я не знаю номера телефона... Боже мой! Никогда не думала, что в день юбилея Платона Петровича мне придется пережить такое испытание!
      Появляется Анна Павловна. Она в черном. Вместе с
      домработницей вносит большую корзину цветов.
      (Грустным голосом.) От кого цветы?
      Домработница. Никологорские прислали. Куда велите поставить?
      Раиса Павловна. Поставьте здесь. (Показывает.)
      Анна Павловна. Какой внимательный человек! И главное, бескорыстный.
      Раиса Павловна. И все же я не могу ему простить, что он признал у Платона Петровича здоровое сердце. Он бы мог поставить любой диагноз.
      Растегай. Ну что вы! Профессиональная честь мундира!
      Раиса Павловна (домработнице). Дуняша, вы чернослив протерли?
      Домработница. Протерла, Раиса Павловна.
      Раиса Павловна. И в холодильник поставили?
      Домработница. Поставила, Раиса Павловна. Холодится.
      Раиса Павловна. Хорошо. Теперь не забудьте взбить сливки.
      Домработница. Взобью. (Уходит.)
      Растегай. Раиса Павловна! Вы от холодильника не простужаетесь?
      Раиса Павловна. Как так?
      Растегай (думает вслух). А ведь бескорыстие, если серьезно разобраться, весьма относительное понятие. Скажем, я, так сказать, гратис, бескорыстно, решил помочь моему подзащитному. А он все равно получил свой срок. Что ему мое бескорыстие? Наоборот: он убежден в том, что, будь я вознагражден, я, вероятно, проявил бы больше заинтересованности к его делу, приложил бы больше старания, использовал бы больше возможностей...
      Возвращается домработница, протягивает Растегаю газету.
      (Начинает ее просматривать. Найдя в газете то,что искал.) Указ Президиума... в связи... так... так... (читает про себя) Платона Петровича Деревушкина... Москва, Кремль... Председатель... секретарь... (Деревушкиной.) Приятно все-таки... опубликовано на первой полосе... Ну что ж... Еще раз поздравляю, Раиса Павловна!
      Раиса Павловна (грустно). Благодарю вас.
      Анна Павловна. Заслуженная награда.
      Растегай. Что говорить, ценят Платона Петровича! Ценят. Орден - за муравьев! Ценят...
      Раиса Павловна (неожиданно). Марк Иванович! Скажите, в Академию только при жизни выбирают или бывают случаи, когда посмертно?
      Растегай (подумав). Нет. Такого случая, по-моему, еще не было.
      На веранду из дома выходят Софья и Серафима. Они в
      модных летних платьях. Очень привлекательны.
      Софья (весело). Ничего не слышно? Никто не звонил?
      Серафима. Сколько еще ждать?
      Анна Павловна. Кто знает. Мы все ждем.
      Раиса Павловна (сестре). Аня! Цветы, пожалуй, лучше всего поставить в кабинете Платона Петровича, возле его портрета. Помоги мне, пожалуйста!
      Обе уносят корзину с цветами в дом. Серафима и Софья
      ждут, пока сестры уйдут.
      Софья (продолжая спор). С этим я согласна! Но что касается Шишкина, то он не идет ни в какое сравнение с Айвазовским! Я за один шишкинский лес не возьму два айвазовских моря. И не думай!
      Серафима. Сколько, по-твоему, у отца Шишкиных?
      Софья. Было два.
      Серафима. А Айвазовских?
      Софья. Три.
      Серафима. Ошибаешься! В столовой висит море не Айвазовского, а какого-то нашего художника.
      Софья. Бред!
      Серафима. И вообще это, кажется, не море, а озеро Селигер!
      Софья. Не может быть!
      Серафима. Посмотри сама хорошенько, если мне не веришь!
      Растегай, сидя на скамье, читает газету. Сестры уходят в
      дом.
      Голос Софьи из дома: "Марк! Марк! Поди сюда!"
      Растегай лениво поднимается, смотрит на часы, вздыхает,
      уходит в дом.
      Сцена некоторое время пуста. Затем на веранду выходят
      Раиса Павловна и Анна Павловна.
      Анна Павловна (вполголоса). Поражаюсь, как ты это терпишь! Ничего еще не случилось, а они уже ходят по вашей даче и ко всему присматриваются. Они же еще не введены в права наследства! Никто еще не введен! Что за дух стяжательства! Вот правы!
      Раиса Павловна (устало). Анна! Я не в силах бороться. Пусть ходят, пусть присматриваются...
      Анна Павловна. Я полагаю, ты не все лучшие картины держишь здесь, на даче, да еще на стенах?
      Раиса Павловна. Несколько полотен по твоему совету я успела спрятать.
      Анна Павловна (осторожно). Я бы могла две-три картины сохранить у себя в комнате. Если, конечно, ты мне доверяешь...
      Раиса Павловна. Потом поговорим об этом.
      Анна Павловна. Уж ко мне-то они не посмеют заявиться! Слушай, а библиотека? А коллекции насекомых? Библиотеку придется делить по собраниям сочинений.
      Раиса Павловна. Я молю бога, чтобы Платон Петрович благополучно приземлился!
      Анна Павловна. Это было бы великим счастьем. Ты знаешь, я сегодня представила себе твою жизнь без него - и я похолодела. На что ты можешь рассчитывать? На пенсию? Ну хорошо! Ну а что дальше? Какая бесперспективная перспектива! В муравьях ты ничего не понимаешь. Тебе идет уже пятый десяток. Чем ты будешь заниматься? Судиться с наследниками?
      Раиса Павловна. Не надо... не надо опять об этом. Я не выдержу. Будь что будет!
      Анна Павловна. Пятнадцать минут третьего. Когда же нас поставят в известность? Может быть, у них там ничего не состоялось?
      Раиса Павловна. Ты знаешь, у меня почему-то не выходят из головы последние слова, которые он сказал перед отъездом на аэродром. Уже садясь в машину, он вдруг как-то странно задумался и про себя сказал: "Парашютист после отделения от самолета движется в двух направлениях..." Что он хотел этим сказать? В каких направлениях?
      Появляются Растегай, Софья и Серафима.
      Софья (как бы между прочим). Раиса Павловна! А где у вас маленький Левитан? Я помню, он висел у папы в кабинете. Теперь на его место висит какая-то фотография.
      Раиса Павловна. Вы имеете в виду небольшой этюд?
      Софья. Да. Небольшой этюдик. Совсем небольшой. Тысячи на три.
      Раиса Павловна. Мы его... Платон Петрович подарил его кому-то...
      Серафима. Вы не помните кому? Когда?
      Раиса Павловна. В прошлом году одному болгарскому ученому.
      Софья. Странно... Я его этой весной видела на стене.
      Раиса Павловна. Ну, значит, этой весной. Честное слово, я не помню, Софья Платоновна! И потом, может быть, можно сегодня, сейчас не говорить о картинах? Вы видите, в каком я состоянии? Честное слово, мне сейчас не до живописи! (Уходит.)
      Серафима. Мы все волнуемся. Но нельзя же сидеть, ждать у моря погоды и молчать. Этак можно с ума сойти!
      Софья (сестре). Где же твой рыбак?
      Серафима (равнодушно). Придет. Никуда не денется.
      Растегай (после паузы). Есть такой анекдот. Один тоже прыгал. Ему сказали перед прыжком: "Если не почувствуете через две-три секунды рывка, немедленно открывайте запасной парашют. Внизу вас будет ждать машина. Она доставит вас на аэродром". Он прыгает. Рывка не чувствует. Пытается раскрыть запасной парашют, тот тоже не раскрывается. Бедняга камнем летит на землю, а сам чертыхается: "Ну, если еще и с машиной подвели..." (Включает радио.)
      Звучит музыка.
      Софья. Нет, как тебе это нравится?! Она спрятала Левитана!
      Серафима. Если бы одного Левитана. А где этот... как его... Перов или Серов? Я уже не помню. Тот, что висел у отца в спальне? Где эта картинка? Где?
      Софья. Братцы! Это грабеж среди бела дня!
      Серафима. На нее надо найти управу! Я этого так не оставлю.
      Растегай. Погодите, погодите! Рано! Рано!
      Софья. А потом будет поздно! Поздно будет потом!
      Серафима. Наглая воровка! Черт знает какая жадная баба!
      Растегай. Тихо, тихо! Так можно дров наломать!
      Появляется Никологорский.
      Никологорский. Никаких новостей?
      Растегай. Как видите, профессор! Сидим вот, ждем, полны тревог и сомнений.
      Никологорский. Уважаю, бесконечно уважаю Платона Петровича - человека удивительного характера, полного чистых душевных помыслов.
      Серафима (помолчав). Если кому-нибудь рассказать, что известный ученый в день своего шестидесятилетия просто так, не из горящего самолета, а исключительно ради собственного удовольствия прыгает с парашютом, - никто не поверит! Ну, он совершит свой прыжок, ну и что? Кого он этим удивит? Иностранных корреспондентов? Их не будет. Родственников? Вас, профессор?
      Никологорский. Насколько я его понимаю, он никого и не собирается удивлять.
      Софья (зло). Тем более. Была бы какая-то цель! А то ведь блажь! Удивительно, как легкомысленно мы сами отнеслись к этой безумной затее! Он... (Выключает радио.)
      Слышен звук приближающегося автомобиля. Звук обрывается.
      Слышны оживленные голоса. Появляются Деревушкин,
      Александра и ее муж, летчик Иванов. Им навстречу из дачи
      выбегает Раиса Павловна, за ней Анна Павловна.
      Никологорский, Растегай, Софья, Серафима поднимаются
      навстречу прибывшим. Иванов молча обменивается
      рукопожатием с родственниками. Деревушкин хромает, он
      опирается на палку.
      Деревушкин (весело). Встречайте! Приветствуйте! (Целует жену.) А? Ну? Что? Кто оказался прав?
      Раиса Павловна. Боже мой! Вы хромаете! Что с вами?
      Софья (с иронией). Ты сам выпрыгнул из самолета или тебя вытолкнули?
      Александра. Папа прыгал за мной! Сам!
      Деревушкин. Чуть ногу подвернул. Сущий пустяк!
      Растегай. Платон Петрович! А что вы чувствовали во время прыжка?
      Деревушкин. Расскажу! Расскажу все по порядку. А сейчас - к столу! Удивительно, до чего разыгрывается аппетит после прыжка с парашютом!
      Раиса Павловна. Надеюсь, Платон Петрович, вы не возведете это в правило?
      Деревушкин. Обещаю, дорогая! Соня, Сима, Саня - дети мои! Зятья Ивановичи - к столу! Все к столу! Где моя любимая теща?
      Анна Павловна. Я ее сейчас приведу.
      Деревушкин. Раиса Павловна! Откройте погреба! Загляните в муравейник, то бишь... в холодильник! Душа просит шампанского. Где ваша "марганцовка"?!
      Раиса Павловна. Сейчас, сейчас... (Уходит.)
      За ней уходит Анна Павловна.
      Деревушкин (опускаясь в кресло.) Да-а-а! Други мои! Это превзошло все мои ожидания! Хотя нет - я именно этого и ожидал!
      Никологорский. Завидую я вам, Платон Петрович! Искренне завидую! Как школьник, завидую. Я свое время пропустил!
      Деревушкин. Верю, что завидуете! А вы ведь не только терапевт, но и психолог! Вы же понимали, что, если бы я не совершил этого поступка, я сожалел бы всю свою жизнь. В силу чего? В силу особенностей моего деревушкинского характера. (Окидывает взглядом всех присутствующих.) Родные мои! Милые! Как я рад вас всех видеть!
      Анна Павловна, успев переодеться в светлое платье,
      вводит старуху мать. Возвращается Раиса Павловна, также
      успевшая переодеться. Она ставит на стол две бутылки
      шампанского. Садится напротив мужа и не сводит с него
      заплаканных глаз. Появляется Хвощ. В руках у него удочка
      и десяток нанизанных на веточку пескарей. Под
      уничтожающим взглядом жены он, стараясь остаться
      незамеченным, ставит удочку в угол веранды, передает
      рыбу появившейся в дверях домработнице. Та остается
      стоять в дверях. Хвощ присаживается к столу. Деревушкин
      молча делает ему приветственный знак рукой. Растегай
      протягивает Никологорскому бокал с вином.
      Никологорский (отстраняя бокал). Мне не надо. Я ведь не пью.
      Растегай. Как? Совсем? Давно?
      Никологорский. С детства.
      Растегай. Неужели? Ну-ну... Но чокнуться-то вы можете, профессор, ради такого случая? (Поднимая бокал.) За ваш исторический прыжок, Платон Петрович! За благополучное исполнение ваших желаний! Форте фортуна адюват! Храбрым везет!
      Все чокаются.
      Деревушкин (осушая бокал). Ну, вот мы опять вместе, как тогда, в день моего "важного заявления"... Только я сегодня уже не тот! Сегодня я будто заново родился! И не потому, что со мной могло что-то случиться, а по ощущению, которое меня сейчас наполняет! И Саня - молодец! Во всем поддержала меня! До конца! (Смотрит на дочь.) А уж про Ивана и говорить нечего! Трижды молодец! А? Что? Ну?..
      Раиса Павловна. Мы же тут просто все извелись! Ждем. Ничего не знаем...
      Растегай. Может быть, вы нам все же расскажете, Платон Петрович, поподробнее? А там, глядишь, и я с парашютом прыгну.
      Деревушкин. Мне это было необходимо, а вам-то зачем? Вот Сане тоже надо было! А вам ни к чему!
      Растегай. Вы полагаете?
      Деревушкин (не отвечая на вопрос). Когда я увидел над собой раскрытый купол парашюта и убедился в том, что он цел и правильно раскрыт, когда я понял, что я тоже цел и моя мечта свершилась, - я запел! Да, друзья, я запел! Во весь голос запел!
      Александра. Я снижалась недалеко от папы. Все время наблюдала за ним. Вижу, он открывает рот. Думаю: кричит мне что-то, а что - не слышу, ветер относит... А он, оказывается, поет!
      Софья. Интересно, что же ты пел?
      Деревушкин. Все! Все, что приходило на память: "Я помню чудное мгновенье...". "Реве та й стогне Днипр широкий..."
      Серафима. "Все ниже, и ниже, и ниже!"
      Александра (сестре). Сима! Перестань!
      Деревушкин. Мне было хорошо. Я чувствовал себя на седьмом небе. До чего же здорово устроен человек! Может летать, может парить над землей, как птица, может все, что захочет! А внизу - земля! Большой добрый муравейник! Автомобили, как муравьи, и люди - на полях и дорогах - как муравьи: каждый занят своим делом, каждый куда-то торопится, что-то делает. И каждый не сам по себе, не для одного себя, а для всех! А я - над ними. И они поднимают кверху головы и смотрят на меня, машут мне руками, зовут к себе, как будто я им нужен. Представьте себе!..
      Александра. Так оно и есть! Ты им нужен! А потом тебя отнесло в сторону и я потеряла тебя из виду.
      Деревушкин. Я сделал все, как меня учили, по инструкции: подтянул одну стропу, потом другую. Приземлился, только ногу подвернул! Мало еще опыта!
      Никологорский. Герой! Герой!
      Раиса Павловна. И вам нисколько не было страшно?
      Деревушкин. Страшно бывает тому, кто не уверен в себе или делает неправое дело.
      Раиса Павловна. Но все-таки вы рисковали, Платон Петрович! Все-таки вы рисковали! Не надо на это закрывать глаза.
      Деревушкин. А я и не закрывал глаз. Я прыгал с открытыми глазами. Но если уж быть до конца откровенным, то я...
      Раиса Павловна. Что?
      Деревушкин. В самый последний момент я пожалел только об одном...
      Раиса Павловна. О чем?
      Деревушкин. Я пожалел, что накануне, то есть вчера, не успел подписать один документ.
      Раиса Павловна. Документ?
      Софья. Какой документ?
      Деревушкин. Завещание.
      Пауза.
      Раиса Павловна (нарушая молчание). Платон Петрович! Вы хотели оставить завещание?
      Все оживляются.
      Растегай. Как юрист я бы мог вам помочь в этом, Платон Петрович!
      Деревушкин. Да. Я хотел вчера оставить завещание. Так, на всякий случай. Но я просто не успел заехать в нотариальную контору. Не успел. День был страшно загружен. И я забыл. Вспомнил, когда уже сидел в самолете. (Смотрит на всех.) Я вижу, вы чем-то удивлены? Честно говоря, сам я бы просто до этого не додумался. Если бы не Савелий Савельевич! Он подал мне эту мысль...
      Все смотрят на Никологорского. У того виноватый вид.
      Никологорский. На ровном месте можно упасть - ногу сломать...
      Растегай. Вам рано думать о завещании, Платон Петрович! Вы будете жить сто лет!
      Деревушкин. О благах мира сего я, честно говоря, никогда не думал, но надо полагать, что за это время мои коллекции в несколько раз увеличатся. Тем более обидно, если в силу каких-нибудь обстоятельств они оказались бы разрозненными.
      Софья (с угрозой в голосе). Как это понять? Стало быть, ты предполагаешь завещать все одному человеку?
      Деревушкин (с удивлением). Нет, зачем же одному?
      Серафима (сухо). Любопытно - кому же?
      Деревушкин (весело). А я решил так: собрание картин - селу, где я родился и вырос. Библиотеку - университету, где получил образование. Ну, а коллекцию насекомых - Государственному музею энтомологии. А? Что? Ну?
      Домработница (неожиданно, в дверях). А меня куда?..
      Раиса Павловна (упавшим голосом). Все - государству? Все?
      Софья. Все картины?
      Растегай. Уникальную библиотеку?
      Серафима. И даже насекомых? И даже их?
      Деревушкин с недоумением смотрит на взволнованных
      родственников.
      Раиса Павловна (неожиданно). А дачу?
      Деревушкин (жене). Что?
      Софья. А дачу кому?
      Серафима. А кому дачу?
      Растегай. Кому дачу, Платон Петрович?
      Деревушкин (соображая). Вас интересует, кому я завещаю дачу? А? Что? Ну?
      Раиса Павловна. Да! Дачу! Кому дачу?
      Все (кроме Александры, Хвоща и Иванова). Кому? Кому? Дачу! Кому?
      Деревушкин (поднимаясь, угрожающе). Ах, дачу? (Смотрит на всех в упор и вдруг, неожиданно прозрев.) Муравьям! Трудовым му-ра-вьям! Только не эцитонам!.. (Резко отодвинув стул, выходит из-за стола. В сердцах ломает пополам палку, бросает обломки в угол веранды. Уходит в сад. Скрывается за углом дачи.)
      За ним, сорвавшись со своего места, бежит Александра.
      Никологорский в волнении выпивает рюмку водки.
      Елена Викентьевна. Что он сказал? Дачу кому?
      Хвощ (издевательски кричит старухе на ухо). Трудовым муравьям! Здорово, да?
      Елена Викентьевна. Муравьям? Комедия какая-то! (Пожимает плечами.)
      Домработница (поднимая веточку с пескарями). Раиса Павловна! Рыбу-то сейчас пожарить? Или - в холодильник?
      Все молчат. Вдали глухо гремит гром - приближается
      гроза.
      Иванов (с глубокой иронией). Про автомобиль забыли! Тоже ведь, поди, денег стоит!..
      Молния. Гром. Над дачей проносится очистительная гроза.
      Занавес
      1959