Глава 14

Одно дело уверить подругу в своей организаторской силе, другое — саму себя.

Алена растянулась на кровати, раздумывая, с чего начать свою деятельность на телевидении. Вот бы нужно было столкнуть лбами двух эстрадных звезд, тут бы ей потеть не пришлось — все эти люди на ладони. Но политики? Что она вообще знает о политической жизни страны? О партиях? Да, в сущности ничего!

Даже новости смотреть не любит. Где ей искать оппонентов Горина! Он-то хоть лидер какой партии? Да и вообще, он лидер или просто видная фигура? Алена попробовала припомнить, кто из ее приятелей занимается политической журналистикой, но так и не смогла. По всей вероятности, ни один человек из ее окружения в эти дебри не совался.

«Вот уж взвалила на себя!» — в сердцах выругалась она. Ну откуда ей знать, кому Горин перешел дорогу и кто имеет на него здоровенный зуб? Такой здоровенный, чтобы устроить публичную стирку белья в прямом эфире.

«Возьми себя в руки! — приказала она себе. — Назвалась груздем…»

В дверь позвонили.

«Вот только Терещенко сейчас и не хватает!» — почему-то подумала Алена, попутно понимая, что, несмотря на секретные обстоятельства, ей все равно хочется, чтобы на пороге предстал именно Вадим. Но не тут-то было. За дверью оказался Бунин.

«Вот не везет так не везет!»

Он прямо влетел в прихожую, там замер на мгновение, внимательно оглядел ее с ног до головы, прищурившись, шепнул: «Как всегда, хороша!» — и ринулся на кухню с криком: «Дай чего-нибудь пожрать!»

Алена пожала плечами. Что он собирается разыскать у нее из съестного?

Сейчас опять примется ворчать про отчаянную пустоту холодильника, про ее безалаберность, ну и про все то, о чем он обычно ворчит.

— Я сделал это! — Костя сосредоточился на сухой колбасе, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы нарезать. Нож все время соскакивал, ударяясь о доску.

— Сделал? — Алена наблюдала за его мучениями подперев плечом косяк.

— Да! — Он бурлил радостной энергией, которую щедро вкладывал в кромсание колбасы. —Нет, ты представляешь, какая хитрая! Просыпаюсь я утром от того, что ее мамаша трясет меня за плечо. Она, видите ли, решила познакомить меня с родителями. А лучшего времени, чем девять утра, для этого не нашла!

Думала, дурочка, раз меня мамаша в ее постели застанет, то я, как честный человек, женюсь.

— Н-да, — равнодушно протянула Алена, — девушка явно просчиталась.

— Ну вообще-то я давно уже намеревался распрощаться с ней. А это явилось последней точкой в наших отношениях. Еще не хватало, чтобы я унимал истерику ее маман…

— И зачем ты мне все это рассказываешь? — Алена села за стол и, подперев кулаком подбородок, уставилась на него с интересом зоолога, следящего за действиями подопытной мартышки.

— А кому же мне еще похвастаться?! — искренне изумился Бунин. — Другие женщины меня не понимают.

— Ладно, можешь продолжать.

— Да это, собственно, и все, — он с жадностью сунул в рот кусок колбасы, — за спиной я слышал визгливые проклятия и какие-то странные доисторические обвинения в том, что обесчестил дочку. К слову сказать, ее уже давно обесчестили, и это был не я. А я, как человек интеллигентный, не стал принимать все это на свой счет и вдаваться в объяснения. Так захотелось тебя увидеть! — Он перегнулся через стол и чмокнул ее в нос. — Аленка! Ты такая милая!

— Бунин, — она отстранилась от него, — интересно, когда ты закончишься?

Когда черная полоса под названием «Бунин» наконец пройдет в моей жизни?

— Я бы предпочел, чтобы этого не произошло в лет тридцать… — как ни в чем не бывало усмехнулся он. — Кажется, я способен любить только тебя.

— О не может быть! — Она закатила глаза. — Неужели я обречена?!

— Слушай! — Он предпочел сменить тему и заговорил серьезно:

— Налимов приглашает нас с тобой на вечеринку. Он окончательно проникся к тебе нежностью.

Как встречу его, первый вопрос о тебе.

— Лестно, — улыбнулась она.

— Так ты пойдешь? Это сегодня вечером.

— А раньше ты не мог сообщить? — Она выхватила кусок колбасы из его рук и сунула в рот. Настроение у нее было прекрасное, несмотря на неожиданное появление ненавистного Кости, поэтому, ощутив на языке вкус сервелата, она адски захотела есть.

— Раньше я был в загуле. Это дело серьезное, так просто не вырвешься, — весело сообщил он.

Она решила пропустить его признание мимо ушей:

— Скажи, пожалуйста, а Налимов в политике важный человек или так себе?

Бунин перестал жевать, задумался на мгновение и выдал:

— Партия «Дем. свобода» набирает предвыборные обороты. Сейчас в нее пришло много уважаемых людей, известных политиков и всяких бывших министров.

Думаю, что на грядущих выборах в Думу она получит нужное количество голосов.

Налимов, конечно, не лидер, но весьма близок к этому кругу. Пока его вряд ли можно назвать тяжеловесом в политике, но он стремится к активной политической жизни.

— А как «Дем. свобода» относится к партии «Народная сила»?

— У тебя что-то с головой? — Он прищурился Когда это тебя интересовала политика?

— С недавних пор, — спокойно ответила Адена. — Не желаю вступать в год выборов серым человеком.

— Хм… похвально. Если тебя это развлечет, то в «Народной силе» как раз очень много политических тяжеловесов. Там идет грызня за лидерство. Так пока и непонятно, кого изберут. По количеству ферзей «Народная сила» перевешивает многие партии, но поскольку все эти фигуры из «бывших приближенных к главному телу государства», то и грязных историй там гораздо больше. Каждый в чем-то был когда-то замешан. Половину членов этой партии нужно сажать, а оставшуюся половину — ставить к стенке. Это если по-хорошему. Но только не у нас, разумеется. Ну а смелые ораторы из «Дем. свободы» не устают толковать об этом. Словом, мы «Народную силу» не любим.

— Здорово! — Нужно ли говорить, что сейчас закрутилось в голове у Алены. — Значит, Налимов нас приглашает?

— Так ты пойдешь? — искренне удивился Костя.

— Еще бы! — Она вдруг скорчила плаксивую гримасу. — Бунин, я тоже страшно хочу есть.

— Ну… — он развел руками, оглядывая кухню, кажется, в твоем доме мы уже все съели. Приглашай тебя в соседнюю пиццерию.

* * *

Вечеринка оказалась шикарным приемом, устроенным по какому-то очередному малопонятному случаю. Собственно, поводом никто из приглашенных не интересовался. Действие происходило в одном из подмосковных домов отдыха, который в годы перестройки переделали в Дом для выездных конференций. Скорее всего большинство из собравшихся обретались тут уже не первый день, а прием как раз был посвящен закрытию этого самого общения.

Алена некоторое время чувствовала себя неуютно, потому что ни с кем из присутствующих знакома не была хотя в лицо знала многих — в основном довольно приметных людей из политической и государственной сфер. На какой козе подъезжать к таким важным господам, она не знала, а поэтому с полчаса жалась у дверей, размышляя, стоит ли сразу удалиться или подождать затерявшегося где-то в толпе Бунина, набить ему морду за то, что оставил ее одну (впрочем, как всегда), а уж потом поехать домой с чувством выполненного долга.

Судя по всему, только что закончившаяся конференция была закрытым мероприятием, поэтому и журналистов не было видно, что окончательно привело Алену в замешательство. Она стояла в трех метрах от выхода, не зная, куда себя девать. Проходившие мимо серьезные мужчины искоса поглядывали на нее и следовали дальше, а она все стояла и злилась то ли на себя, то ли на Костю. И тут появился Аркадий Яковлевич Налимов. Он подлетел к ней с легкостью юнца и заключил в теплые объятия, причитая:

— Ну как же замечательно, что вы все-таки пришли, милая моя Алена!

Она страшно обрадовалась единственному знакомому лицу, поэтому простила ему излишнюю и совершенно необоснованную пылкость.

— Я отправил Костю к Емельяну, пусть обсудят его проект. — Налимов многозначительно улыбнулся, чего стало понятно, что как сам Костя, так и Емельян с его проектом в эту минуту для него ничего не значат. —A мы с вами можем вдоволь насладиться гением. Oн обнял ее за плечи и повел куда-то через зал.

Она понятия не имела, как поступить. С одной стороны, все это выглядело довольно двусмысленно: каким общением он собирался наслаждаться с ней наедине?

С другой же стороны, она посчитала нетактичным резко оттолкнуть пожилого человека, потому что имела шанс выглядеть в его глазах истеричкой (вполне возможно, что ему и в голову не приходит то, в чем она его подозревает).

Тем временем Налимов провел ее в отдельный кабинет, где официанты уже стремительно накрывали столик на двоих. Нервозность Алены удвоилась. Чтобы как-то справиться с ситуацией, она слегка задержалась у большого зеркала, дав возможность своему спутнику пройти на пять шагов вперед, потом, собравшись с мыслями, развернулась к нему и одарила уверенной улыбкой. (Кто бы знал, чего ей это стоило! Месяц жизни как минимум!) — Очень хорошо, что мы остались с вами наедине, Аркадий Яковлевич, — заявила она, подчеркнув, что не собирается переходить на «ты». — У меня к вам очень серьезный разговор. Ради этого разговора я и приехала.

Он изумленно уставился на нее. После минутной паузы, за которую Алена успела подойти к столу, развел руками и несколько обиженно проговорил:

— Вот всегда вы так. Что же такого серьезного стряслось?

— Расскажу вам одну занимательную историю из жизни современных политиков. — Она села за стол, встряхнула большую накрахмаленную салфетку и возложила ее на колени. Официанты поняли, что их присутствие далее нежелательно, и быстро исчезли за дверью.

— Та-ак… — Налимов понимающе улыбнулся разливая вино по бокалам.

— Как мы знаем, в жизни все имеет определенную цену, в том числе и положение в обществе.

— Начало мне нравится. Я безмерно удивлен, услышав такое от прекрасной молоденькой девушки.

— Не смейтесь! — Алена покраснела, но все-таки продолжила вполне уверенно:

— Чем выше положение человека в обществе, тем крупнее взятки. Берут все, с этим спорить глупо: кто-то за поддержку" кто-то за молчание, кто-то за бездействие, в общем, вариантов тьма. Итак, представьте себе, что в Москве была организована некая схема по собиранию податей с граждан, причем довольно богатых. И самое главное — ни за что. Дело обстояло так: люди приходили в фирму с мечтой о постройке собственного дома. У них принимали заказ, предоставляли проект, показывали участки, и, разумеется, граждане с удовольствием подписывали договор, не замечая один маленький его пунктик: «Предоплата за проект 50 тысяч долларов, которая в случае расторжения договора не возвращается». А потом, когда бумаги были подписаны и предоплата внесена, совершенно мирным способом клиента заставляли расторгнуть договор. Чистая прибыль от сделки составляет 50 тысяч долларов. Все, что нужно фирме, — это иметь небольшой, почти не облагороженный участок земли где-нибудь в престижном районе Подмосковья, и можно ставить дело на конвейер, поскольку строить дома никто не собирается, а клиенты валят валом. За только что «обутым» гражданином приходит следующий. Вот такая замечательная схема.

— Схема действительно замечательная, — хмыкнул Налимов. — Очень остроумно придумано. Только при чем здесь политика?

— Я ведь подчеркнула, что расторгали договор мирным образом. Это значит, что никого не приковывали наручниками к батарее, не ставили утюг на голые животы и уж упаси боже! — не приставляли к виску пистолет. Клиенты, ясное дело, расставаться со свои ми кровными не желали. Но все они люди богатые основном имеющие собственное дело. А им просто произносили фамилию главного акционера компании, и все до одного смирялись со своей судьбой. Нет вру. Не все. Попался один несговорчивый клиент, собрался поднять жуткий шум и ославить как фирму так и человека, который за ней стоял. Кто этот клиент? Это Андрей Титов, но он погиб при неясных обстоятельствах, Фирма, которая ему так не понравилась, до сих пор прекрасно существует, занимается все тем же без зазрения совести и называется «Дом». А вот теперь настал час политики, потому что человек, именем которого бизнесменов пугают, как малышей «дядей-милиционером», — господин Горин!

Налимов, глотнувший в этот момент вина, поперхнулся и, выпучив глаза, уставился на Алену.

Она с удовольствием отметила, что его реакция на рассказ ей понравилась.

— Лично мне не нравится, когда частный бизнес обирают столь паршивым образом, — усмехнулась она. — Я собираюсь сделать все, чтобы подпортить некоторым политикам их предвыборную малину. Хотите поучаствовать?

— Да вы просто Фемида с ликом ангела, — восхищенно шепнул Налимов, что скорее всего означало согласие слушать дальше.

Следующие полчаса он молчаливо внимал ее речам. Поначалу, правда, улыбался. Потом в его глазах мелькнул интерес, потом он как-то весь подобрался на стуле (как определила для себя Алена, принял деловую позу), а под конец ее пламенной речи на его щеках заиграл румянец. О чем это говорило, она не знала.

Впрочем, долго мучиться в догадках не пришлось Налимов хлопнул ладонью по столу, воскликнув совсем по-мальчишески:

— Круто придумано!

— Да, но есть обстоятельства… — Она не желала столь легкой победы.

Легкие победы обманчивы.

— Я понимаю, понимаю. — Он слегка нахмурился видимо, прикидывая в уме, какие могут быть обстоятельства. Поскольку Алена и сама пока не знала какие, то предоставила право ему предполагать все, что придет в голову.

Он хмурился недолго, потом взглянул на нее с уважением и продолжил:

— Я кое-что слышал о гибели этого телеведущего. Пока все сходится с вашими доводами. Да и, кроме этого, на Горина можно навесить обвинений, как подарков на новогоднюю елку. И все еще мало покажется. Небось слышали историю с его племянником, который в пьяном виде задавил ребенка? Ведь дело так и заняли, хотя даже были свидетели. Но что слова десятка прохожих против родственных уз самого Горина?! Нет, это замечательно, столкнуть нас лбами!

Глаза у собеседника блеснули азартом, а Алене стало грустно. Она вдруг поняла, что Налимову — человеку, который так трогательно рассказывает о своем любимом деле, которого она сама уважает, — этому человеку просто плевать на то, что какой-то пьяный племянник походя убил ребенка. Ему плевать на мать этого ребенка, которая, кроме бесконечного горя, всю жизнь будет страдать от сознания того, что убийца ее малыша не понес наказания за свое преступление. Плевать Налимову и на тот страх перед вседозволенностью имущих, который испытывают простые люди, когда вспоминают эту и еще десятки похожих историй. Налимову безразлична судьба погибшего ребенка, так и не узнавшего, что такое жизнь.

Этому умному «последнему романтику прогресса» (как его успела уже окрестить Алена) плевать и на гибель Титова. Все эти человеческие трагедии для него лишь факты, которые он сможет бросить в лицо Горину перед публикой. И этот человек стремится в политику. Он желает управлять людьми. Вернее, не людьми. Для него люди — бездушный электорат, который отдаст или не отдаст свои голоса за его партию на выборах. «А может, он прав? Ведь именно мы — электорат — позволяем считать себя таковым? Господи! Куда я лезу?!»

Ей стало тошно. Тошно от разочарования. Поэтому она страшно обрадовалась, когда Налимова неожиданно позвали не то встречать, не то провожать какого-то знатного гостя. Она досчитала до десяти, чтобы ее уход не показался стремительным бегством, и быстро выскочила в общий зал. На прощание Аркадий Яковлевич обещал связаться с ней в понедельник, дабы обсудить подробности предстоящего эфира. Судя по всему, доказательства причастности Горина к фирме «Дом» для него не составляли проблемы. На его долю выпадало уговорить до понедельника своих лидеров принять участие в скандальном телепроекте. Судя по тому энтузиазму, с которым он вылетел за дверь, сделает он это незамедлительно.

Но Алену все это перестало развлекать. Собственное участие в организации передачи хотелось побыстрее замять, потому что десять минут назад она отчетливо поняла, что нечаянно вторглась на запретную территорию. Ей тут не место. В ее душе пока еще сохранилось сострадание к ближнему, она все еще думает о людях как о людях, а не расценивает их с позиции полезных пешек в игре. Ей все еще интересны человеческие судьбы.

Кто бы мог подумать?! Ей — прожженной журналистке, которая привыкла рассматривать звезд лишь с точки зрения материала для интервью!

Но самое главное, почему ей хотелось убежать подальше из этого дома отдыха, — это то, что она не желает принимать участия в политической борьбе, в которой ее человеческие качества совсем не нужны. В процессе которой вообще отмирают все человеческие качества, как это произошло с Налимовым, а остается только желание победить любой ценой. И победить не на благо страны, даже не ради удовлетворения собственного тщеславия, а только для того, чтобы обрести власть и деньги.

Пробираясь к выходу, Алена начисто забыла о Бунине. Пусть он тусуется тут сколько ему угодно, она прекрасно доберется домой и без него. Даже лучше, что без него! Она уже почти дошла до вестибюля, когда неожиданно застыла, налетев на кого-то и даже забыв извиниться. Если бы в руках у нее был бокал или тарелка, то всю эту посуду она бы позорно выронила, огласив зал радостным звоном разбитого стекла. Но руки ее, к счастью, были свободны от бьющихся предметов, поэтому она просто замерла в немом изумлении. У стойки одного из баров, которые окружали зал по периметру, она увидела Катерину. Хотя о том, что эта потрясающая брюнетка — ее школьная подруга Катька, Алена лишь догадалась (совершенно непонятно, каким образом). Узнать ее было невозможно. На себя она не походила — это точно! Разумеется, правильнее бы было сказать, что она не походила на ту Катьку, которую Алена привыкла видеть, — вечно замотанную, тусклую девушку с кошмарными очками на носу и неряшливым хвостиком на затылке.

Теперь ее волосы выглядели великолепно — отливающие каштаном, шелковисто струились по плечам и заканчивались игривыми завитками. Да что там волосы! Она вся была неотразима. Изящная фигурка, обтянутая темно-зеленым тонким бархатом, тонкая ножка, выставленная напоказ из разреза, доходящего почти до талии, высокая грудь и совершенно невозможной красоты лицо, на котором каким-то адским пламенем горели зеленые глаза. Алена даже восхитилась живучестью ее собеседника, который стоически переносил общение с такой дамой. Правда, он то и дело срывался, бросая вожделенный взгляд то на ножку, то на грудь Катерины, но быстро приводил себя в чувство (непонятно, как ему это удавалось) и снова преданно заглядывал ей в глаза. И даже улыбался!

А вот Алена не была способна на улыбку, у нее перехватило дыхание. Ну во-первых, от удивления (нет, скорее от шока!), а во-вторых, от восхищения. Ей ли — женщине — не знать, что такое истинная красота и чего она стоит. Она была настолько ошарашена, что даже не задумалась, может, не стоит подходить к Катьке именно сейчас, когда она с кавалером, чтобы собственным видом не позорить подругу в глазах общественности. Она просто побрела к ней, медленно, словно под гипнозом, не переставая механически хлопать округлившимися глазами.

— Господи, как же ты меня напугала! — Катька внезапно побледнела. — Нельзя же так подкрадываться!

— Даже не думала к тебе подкрадываться. — Интересно, считается ли подкрадыванием то, что она стояла у нее за спиной и деликатно покашливала добрых пять минут? Хотя Катька, увлеченная беседой, вряд ли заметила ее робкие попытки привлечь к себе внимание. Ну да ладно. Главное, что перед ней была действительно подруга детства — Катерина. А ведь она до последней секунды сомневалась в этом. Но трудно не сомневаться, если человек обычно рядится черт-те во что, малюет физиономию, распускает привычный сальный хвостик и т. д. и т. п.

Пока она проговаривала все это про себя, Катерина схватила ее за локоть и спешно поволокла прочь от стойки, не забыв, правда, одарить напоследок своего собеседника такой обворожительной улыбкой, что даже у Алены подкосились колени.

Что уж говорить о несчастном мужике, который просто рухнул на высокий табурет.

— Ты что здесь делаешь?! — Катька перешла на ошарашенный шепот, будто бы это ее шок пробил от корней волос до самых пяток.

— Я?! — Алена поперхнулась и огляделась. Они стояли в большом пустом вестибюле с огромными зеркалами по стенам и внушительными бронзовыми канделябрами. Натолкнувшись на свое отражение в зеркале, она поперхнулась еще раз — слишком невзрачной она выглядела рядом со своей приятельницей.

— Ну да, ты! Кто же еще?! — Та дернула ее за руку, призывая сосредоточиться на вопросе, словно ответ ее действительно был важен в данной ситуации.

— Ну я… — Мысли ее путались, наконец она собралась и в тот момент, когда Катька, похоже, уже была готова треснуть ее по голове ближайшим канделябром, бойко выдала:

— Я решила поговорить с Налимовым относительно нашего проекта. Он же довольно влиятельный человек в партии «Дем. свобода», так что, согласись, был резон.

Несколько секунд Катерина переваривала эту информацию. Алена не дала ей опомниться:

— А ты какими судьбами здесь?

— Ох! — выдохнула та и вдруг улыбнулась:

— Решила последовать твоему совету — сняла очки, пошла к визажисту… На твой взгляд, результат неплохой?

— Скажешь тоже, неплохой! Сногсшибательный! — Алена оглядела ее восхищенным взглядом и тут чуть не потеряла дар речи. Не то чтобы она обожала дорогие украшения. Вовсе нет. Она даже не особенно интересовалась всеми этими безделушками, но то, что серьги, колье, кольцо и браслет на Катерине, выполненные, разумеется, в одном стиле, усыпанные изумрудами и бриллиантами, были не только потрясающей красоты, но и баснословной цены, определил бы даже такой дилетант, как она. Ну она и определила. Комплект, выполненный под старину, даже королеву Англии свел бы с ума, стоит ли упоминать о Марии. Слава богу, что Алена не столь страстно тяготеет к драгоценностям.

И все-таки дыхание у нее перехватило. Она кинула на колье, потрясающе смотрящееся на Катькиных выпирающих ключицах, и удивленно выдохнула:

— Ты что, царскую палату ограбила? Та пожала плечами и небрежно ответила:

— Можно подумать, ты никогда не видела у меня эти штуковины.

— Наверное, это покажется тебе странным, но действительно не видела.

— Да не вы ли с Инессой и Маринкой с третьего класса каждый раз, как появлялись в моем доме, требовали продемонстрировать бабушкино наследство?!

— Такое бы я запомнила.

— Значит, прошло мимо тебя, — хмыкнула Катька. — А я почему-то думала, что и ты видела. Да какая разница! Ты говорила со своим Налимовым?

— Он заинтересовался.

— Здорово. Я тоже мосты наводила. Кстати, идея понравилась нашему продюсеру. А редакторы просто кипятком писали. Только никто не знает, как добыть реальную информацию и собрать нужный народ в студии. Я как раз оставила их за решением столь важного вопроса.

— А ты тут какими судьбами?! — опомнилась Алена, запретив себе глазеть на чужие бриллианты, потому что их блеск ее просто гипнотизировал.

— Я с приятелем. Оказывается, он тоже не последний человек в этой партии. Ну и далеко не первый, конечно. Какой-то там третий помощник заместителя помощника депутата. Однако входной билет имел и меня пригласил. Ну я и подумала, если уж выходить в свет впервые в таком виде, то лучше где-нибудь подальше от знакомых. И вот ошиблась. Нарвалась на тебя.

— Мир тесен, — буркнула Алена.

— Вот уж точно! — Катька снова улыбнулась. До чего же она разительно переменилась! Глядя на нее, ни за что не скажешь, что еще сегодня утром она больше походила на курицу, попавшую под ливень.

Глава 15

Алена щелкнула по уху пластмассового зайца и с минуту равнодушно наблюдала, как игрушка монотонно раскачивается на пружине из стороны в сторону.

Не в силах далее бороться с вялой дремотой, она закрыла глаза. А чего, собственно, ожидать после столь бурной ночи? Последние двенадцать часов состояли из одних потрясений, причем каждое последующее превосходило предыдущее. Сначала разочарование из-за Налимова, потом Катерина со своим измененным имиджем, а потом все как-то покатилось: ночная дорога с Буниным, который вел машину в состоянии, далеком от трезвого. (Он почему-то считает, что его способность управлять автомобилем зависит не от процента алкоголя в крови, а от количества «Стиморола», которым он закусывал.) В связи с этим Алена пялилась в темноту лобового стекла на протяжении всего пути, каждый миг с ужасом ожидая, что их виляющая из стороны в сторону машина наконец завершит свое бесславное путешествие в кювете.

Ну а затем Бунин, вопреки нормальной человеческой реакции, не рухнул на кровать и не заснул, а втянул ее в долгие и утомительные физические упражнения, которые он называет сексом. И так до пяти утра. Без перерыва. Просто кошмар!

Тут Алена поморщилась. Бунин считает себя знатоком в постели. И, наверное, не безосновательно. По крайней мере, многие женщины с ним в этом соглашались. Только не Алена. Она закрывала глаза и пыталась хотя бы вспомнить ту нежность, которую дарил ей Вадим, и то удовольствие, с которым она ему отдавалась. (Бунин назвал бы их сопливыми новичками.) Но что стоили все его изощренные ласки в сравнении с тем счастьем, которое она испытывала рядом с Терещенко. И потом, они с ним занимались любовью, а не сексом, как с Костей.

Или Вадим так не думал?

— Бакунин, — она открыла глаза и резко повернулась к соседнему столу, — для тебя любовь и секс — одно и то же или нет?