Стадо сносит линию пулеметных расчетов за долю секунды. Вот только что Илайджа видел лежащих на земле пулеметчиков – а теперь их нет. Вместо них на земле – темные бесформенные пятна, напоминающие темные чернильные кляксы. «Бизоны» втоптали солдат в землю. Это – конец.

Стадо разделяется надвое – как река, огибающая утес посредине течения. Животные огибают холм с двух сторон и продолжают свой бег, оставив за собой пробитые пулями тела сородичей и растоптанные тела людей.

Все происходит в течение тридцати-сорока секунд, всё настолько стремительно, что люди, взбежавшие на вершину, останавливаются на бегу и оглядываются назад, чтобы убедиться, что это не приснилось им в страшном сне. К сожалению, гибель людей под копытами «бизонов» – правда и правда ужасная. Но на этом кошмар не заканчивается.

Люди снова слышат волчий вой, теперь это уже не победный вой, в нем слышатся иные нотки. Вой переходит в громкое рычание с повторяющимися фразами, похожими на собачий лай. Снова слышится вой, ему отвечают слева и справа от холма, через несколько секунд вой слышится уже за спинами людей у подножия холма. Чак Норман, Илайджа Аттертон и Чед Ригби с ужасом смотрят друг на друга, понимая, что они окружены и им не уйти.

А над всем этим поднимается солнце, безжалостно и равнодушно освещая тела погибших солдат. Над засыхающими лужицами крови лениво кружат мухи. Для них жизнь еще продолжается…

…Все прошло как нельзя лучше. Приблизившись к людям, покинувшим место своего ночлега, мы поняли, что они окружают стадо мойли. Дав им растянуться двумя длинными цепочками, мы бесшумно следовали за ними в тумане, скрытые мраком.

Лес приветствовал нас. Ветра не было, но деревья все же шептали на своем древнем языке слова приветствия и одобрения. Травы стелились к нашим ногам, как льнут дети к теплому телу матери. Травы скрывали наши следы, деревья прятали нас в своей тени, даже птицы умолкли, не желая выдавать нас криками. Солнце как будто замедлило свой неумолимый ход, чтобы дать нам время. Туман обнимал нас мягкими влажными лапами, застилая людям взгляд.

Мы напали все одновременно, каждый из сотни моих охотников выбрал свою жертву и наше нападение было подобно удару молнии. Мы были опытными воинами, я щедро поделился со своими братьями своим опытом по части строения человеческих тел, и я увидел, как они усвоили мои уроки.

Люди умирали в неведении того, что их убило. Многие даже не успели испугаться – мы не услышали того одновременно тошнотворного и одуряющего запаха человеческого страха, от которого я уже успел отвыкнуть. Мы убивали их так же легко, как муравьев. С каждым укусом, с каждым рывком челюстей, каждым взмахом и ударом я видел, как мои умершие дети строго смотрят на меня.

И я шептал им, а вовсе не этим двуногим: «Вот, смотрите. Это все для вас. Теперь вы можете быть спокойны, теперь ваш отец наконец-то сделал то, что давно было пора сделать. Дети мои – я приношу вам жертву, щедро сдобренную кровью». Я шептал и мне становилось легче. Теперь злобные зубы демонов в моей голове, ежесекундно грызшие меня, прекратили свою изощренную пытку.

С каждой смертью, с каждым их предсмертным вздохом, я становился сильнее. Восхитительное спокойствие, подобно теплой волне, поднималось во мне всё выше и выше. Я чувствовал себя исполняющим чужую справедливую волю послушным существом, не отдающим себе отчета в том, что такое зло и что такое добро, что есть свет и тьма, жизнь и смерть. Иногда я как будто бы смотрел на себя со стороны: «Неужели это я, это я вот сейчас ударил чужака, неужели это мои когти наносят эти рваные брызжущие кровью раны, неужели в мой язык ощущает металлический вкус и тепло чужой крови?», думал я и с некоторым удивлением отвечал, сам себе: «Да, это я».

Опьянение битвой – страшная вещь. Она подобна укусу летучей мыши-вампира с южных земель (подобные твари изредка залетают в наши леса, но не живут долго – зимний холод быстро приканчивает их). Сначала ты ничего не чувствуешь, затем тебе становится тепло и хорошо, ты становишься ленивым и неповоротливым – так начинает действовать яд в их слюне. Затем – резкая смена ощущений. Из теплой воды ты попадаешь в глубокую ледяную яму. Тебя бьет озноб, лихорадка сотрясает твое тело до самого последнего волоска – сказывается потеря крови.

Также и в бою – ты теряешь рассудок. Враг слаб, его оружие бесполезно против тебя в темноте. Он слеп – ты зряч, он жертва – ты охотник, он крыса – ты волк. Твои удары достигают цели с опьяняющей быстротой и легкостью, ты многократно превосходишь врага по силе. Ты чувствуешь себя всемогущим, нет никого равного тебе, ты – выше всех.

Этот момент наиболее опасен – ты рискуешь потерять бдительность и здравый смысл. К сожалению, в нас, сейрах, слишком много осталось от животных.

От наших предков мы знали, кем мы были до того, как злые боги в нас вложили разум и стремление убивать. Мы были обыкновенными животными, как те же олени или мойли. Хозяева выбрали нас за нашу жестокость и сделали нас своими послушными рабами, но мы не забыли ни кем мы были, ни кем мы стали.

Как бы мы не ненавидели наших создателей, мы, все же, были благодарны им за этот бесценный дар – разум. Мы дорого заплатили за этот подарок – мы гибли в бессмысленных войнах, мы убивали, как лишенные разума бешеные хищники, но мы смогли сберечь в себе ту единственно ценную искру, свойственную любому живому существу – стремление быть свободными. За свободу мы заплатили вдвойне – половина из нас погибла в войне с нашими бывшими создателями, но это казалось нам достойной платой за право жить свободно.

Люди совершили ту же ошибку, что и наши бывшие создатели – они приравняли нас к животным. А мы – не звери, хотя звериного в нас больше, чем разумного.

Этого я боюсь больше всего – что зверь во мне победит. Мне страшно от этого каждый раз, когда я схватываюсь с людьми. Каждый раз я боюсь за свой усталый и исстрадавшийся по мертвым детям разум. Каждый раз моя жажда мести пересиливает слабые голоски, похожие, наверное, на голос моего неродившегося внука. Эти голоса шепчут мне, перекрикивая рев крови: «Остановись, подумай, оставь месть. Может быть, люди ошибаются, принимая тебя за зверя? Может, их агрессия – просто плод невежества и незнания? Может, они не понимали того, что они творят, неся смерть твоему народу?»

К сожалению, эти голоса еще не набрали силу. Я все-таки – зверь, сохраняющий рассудок, балансирующий на грани безумия, лишь усилием воли…

– Черт меня побери, черт меня побери, – шептал Чак Норман, глядя в бинокль Ригби.

– Ты видишь их, Чак? – спросил Илайджа, рассматривая окрестности в оптический прицел.

– Они там – под деревьями, – буркнул Чак, – я вижу только, как мелькают тени, но это они, клянусь.

– Рация осталась в лагере, – тихо сказал Чед Ригби, – а лагерь в пятнадцати метрах внизу, – он указал на заросли кустарника у подножия холма.

– С таким же успехом можно было сказать, что рация осталась в Башне, – проворчал Норман. – Может, рискнуть и спуститься?

– Не советую, – ответил Ригби, – я даже без бинокля вижу, что в зарослях – волки. Не один десяток волков, если быть точным.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – вскричал Чак, ударив кулаком о землю.

– Сколько у тебя патронов, парень? – спросил Ригби.

– Пять в магазине и еще сорок в патронташе, – ответил Илайджа, тщательно пересчитав каждый патрон.

– Чак?

– Примерно столько же, – справившись с дрожью в руках, Чак Норман, аккуратно вложил бинокль в футляр и передал его командиру. – А у тебя, Чед? Теперь ведь можно называть тебя Чед?

– Конечно, можно, – усмехнулся солдат, – какие уж тут теперь церемонии. У меня неполная обойма, еще семь рожков к «М-16» и две гранаты.

– Запасливый у нас командир, – проворчал Норман, окончательно успокоившись, – жаль только, что у тебя нет обратного билета домой на ближайший самолет.

– Извини, Чак, все билеты проданы, полный аншлаг, – Чед указал на мелькнувшее в зарослях черное тело.

– Какие будут предложения, помимо того, чтобы застрелиться? – спросил Норман.

– Надо держать оборону на вершине холма, – сказал Илайджа. – Собрать побольше хвороста, разложить вокруг центрального костра и сидеть спина к спине. Может быть, отобьемся.

– Вот именно – может быть. Чед, через сколько времени на базе встревожатся, что мы не выходим на связь? – спросил Чак.

– Если мы пропустим два сеанса связи подряд, тогда они сами начнут нас вызывать. Не дождавшись ответа, они, скорее всего, вышлют на помощь отряд Фапгера. Часов восемь-десять – пропущенные сеансы, еще два часа на раскачку, итого – двенадцать часов.

– Сейчас уже – восемь утра, – сказал Норман, – плюс двенадцать, значит, шесть часов вечера. Вряд ли они отправят отряд на ночь глядя, правильно?

– Правильно.

– Значит, нам всем – крышка. К утру волки от нас ни одной целой косточки не оставят. Смешно, – рассмеялся Чак.

– Что смешно? – спросил Чед.

– Послезавтра мы станем волчьими какашками, вот что смешно, командир, – несколько раз истерически хихикнул охотник и замолчал, с силой дернув себя за волосы.

– Ну, если других предложений нет, то вы идете собирать дрова для костра, а я подготовлю позицию, – сказал Ригби, пристально глядя на Нормана.

– Как ты, Чак? – спросил Илайджа.

– Никак, – проворчал тот в ответ, поднимаясь на ноги, – просто обидно до чертиков, что я, охотник, стал тем, на кого охотятся.

Илайджа промолчал: говорить не хотелось. Он почему-то чувствовал, что предал свою семью: ведь он обещал вернуться, что теперь казалось неосуществимой мечтой…

Иногда люди жалеют, что у них нет крыльев. Действительно, как не завидовать птицам, глядя на то, как они, без особых усилий, пролетают огромные территории, оставляя под крылом медленно проплывающую землю, с высоты полета похожую на зеленую скатерть. Птицам нет дела до того, что внизу. Им незнакомы страх и отчаяние, тоска и грусть. Им всё равно.

Один из людей, оставшихся в живых, с тоской смотрит на птиц, величественно парящих в высоте, то поднимаясь, то опускаясь в потоках воздуха. Ему хочется стать птицей и вернуться назад, домой, к брату, сестре, племяннику и матери. Он на миг представляет себе, как же это, должно быть, прекрасно – оторваться от земли, взмахнуть крыльями изо всех сил и лететь до тех пор, пока хватит сил.

Если бы он был птицей, то, взлетая с плоской, как обеденный стол, вершины холма, он бы увидел то, что ему бы не понравилось.

Он увидел бы волков, лежащих в тени колючих высоких кустов, ожидающих, когда же зайдет солнце. Некоторые волки встают с земли, потягиваются, разминая затекшие мускулы, и снова ложатся на землю – им некуда спешить.

Если бы он поднялся еще повыше в небо, он увидел бы, как стая лакомится мясом убитых людьми «бизонов», выбирая самые лучшие жирные куски мяса на брюхе и боках. Увидел бы трупы солдат и бесполезное оружие, валяющееся в беспорядке. Увидел бы, как молодой трехлетний волк, удобно развалившийся на земле на том месте, где вчера люди устроили свой лагерь, с интересом смотрит на трещащую голосом Майкла Фапгера коротковолновую радиостанцию: "Отряд "А", ответьте базе! Отряд "А", ответьте базе! Черт, да что вы там, заснули, что ли?! Отряд "А", ответьте базе! Прием".

Поднявшись еще выше, он увидел бы отдыхающих в тени деревьев волков постарше, зевающих после плотного завтрака и лениво дремлющих в ожидании вечера, который обещает быть для них весьма и весьма приятным.

Если бы он поднялся еще выше, то далеко-далеко на юге он увидел бы серую иглу Башни, проткнувшую небо и фермеров, по-прежнему корчующих упрямые пни, и лесорубов, продолжающих свою работу, и суетливую мошкару «шершней», вьющихся вокруг острого шпиля.

Хорошо, что он не видит этого. Если бы он смог увидеть все это, его сердце бы не выдержало и он упал бы обратно на сухую землю невысокого холма, обозначенного на карте как высота «12-20»…

Огонь – это наверняка самое лучшее, что могла подарить природа таким слабым созданиям, как люди. Огонь согревал их тела на протяжении тысяч лет, он был их божеством и их проклятием. Он дарил жизнь, но также легко мог подарить и смерть. Для людей, сидящих друг возле друга в сужающемся кольце выходящих из леса волков, он был границей, четко разделившей жизнь и смерть.

За десять минут до захода солнца Чед Ригби поджег костры, окружившие вершину холма плотным кольцом. Свет вспыхнувшего пламени ослепил людей и осветил волков, замерших на мгновение перед тем, как броситься по крутым склонам вверх, к запаху человеческого страха и отчаяния.

Чед Ригби, Чак Норман и Илайджа Аттертон сидели, прижавшись, спина к спине, напряженно вглядываясь в темноту, обступившую их. Искры, взлетающие вверх, казались им прощальным салютом в их честь.

Волки медлили. Огонь скрыл от них их жертвы, дым притупил обоняние, а треск сухих ветвей не позволял услышать людей. Наконец волки решились: трое из них перепрыгнули огненную стену.

Чед Ригби бросил гранату и тут же пожалел о своем опрометчивом поступке: взрыв гранаты отбросил волков назад, разорвав сплошное защитное огненное кольцо, озарив на миг волков, столпившихся у самого огня. Разлетевшиеся в разные стороны осколки ранили еще пятерых волков, взвывших от боли.

– Так вам и надо, твари, – закричал Чак Норман, дважды выстрелив в темноту.

Волк с белой полоской шерсти поднял к почерневшему небу свою чудовищную голову и завыл. Его вой подхватила стая.

Охотников охватил ужас, они уже почти ничего не соображали, даже Чед Ригби потерял самообладание. Три короткие очереди, выпущенные наобум, пролетели над головами волков.

Вой смолк, раздалось рычание вожака. В этом зверином рыке людям почудилась насмешка и нетерпение. Волки ответили воем. Этот вой не прекращался ни на секунду, заглушая все остальные звуки.

На мгновение свет от костров померк и люди увидели волков, перепрыгивающих раскаленные красные угли и языки пламени. Чед Ригби нажал спусковой крючок и выпустил все патроны, оставшиеся в магазине, в одной длинной очереди, скосившей двух волков. Чак Норман выстрелил в волка, летящего на него. Волк, отброшенный выстрелом, откатился назад в огонь и его охватило пламя. Чак передернул затвор, понимая уже, что слишком поздно.

Эти выстрелы, сделанные людьми на высоте «12-20», были последними. Больше никто из них уже никогда не смог выстрелить снова…

Илайджа заворожено смотрел на волка, перепрыгнувшего огненное кольцо прямо перед ним. Он слышал, как стреляют Норман и Ригби, но эти звуки с трудом достигали его сознания, как будто бы сквозь плотный слой ваты. Юноша судорожно прижимал к плечу приклад винтовки, но палец, лежащий на спусковом крючке, казался ему каменной глыбой. Время остановилось. Илайджа смотрел на то, как прыгает волк, как невесомо повисает в воздухе. В ярком свете костров он мог ясно различить каждый волосок на шкуре хищника, он видел, как под густой шерстью перекатываются бугры чудовищных мускулов. Особенно заворожили Илайджу глаза волка – золотые, светящиеся каким-то необъяснимым завораживающим светом. Волк приближался к нему так медленно, как будто плыл под водой…

Кинжально острые когти ударили Чеда Ригби прямо в лицо и он закричал от невыносимой боли. Свет померк для него: когти прочертили глубокие борозды на лице, попав в глазные впадины. Следующим взмахом нападавший волк рассек артерии на незащищенной шее. Потерявший сознание от болевого шока, Чед ничком упал на землю, подставив шею под последний, смертельный, укус, не заставивший себя долго ждать…

Винтовка, которую Чак Норман сжимал в правой руке, отлетела в сторону, отброшенная рывком чудовищной силы. Удар был настолько силен, что Чак лишился двух пальцев на руке, сам не заметив этого. Широко распахнутая пасть заслонила от него окружающий свет и он поднял правую руку, согнутую в локте, чтобы защитить голову. Для волка его рука не была препятствием: пасть сомкнулась, сломав руку также легко, как ломается сухая соломинка в сильных руках. Чак закричал, так громко, как никогда в жизни не кричал. Его крик прервался почти сразу же – ведь нельзя кричать, когда терзают твое горло…

Илайджа упал на землю, сбитый с ног. Золотистые глаза посмотрели в глаза человека с какой-то непонятной болью и сожалением. Сильные лапы придавили тело юноши к земле так, чтобы он не смог пошевелиться, даже если бы и захотел.

Над лицом Илайджи протянулась лапа с выпущенными когтями. На подушечках лапы зверя молодой охотник увидел темную кровь и его затошнило. Волк, сбивший Илайджу, прорычал что-то и лапа тут же исчезла из поля зрения юноши. На плече волка, придавившего его к земле, Илайджа увидел полоску белой шерсти, похожей на седину, если бы это были человеческие волосы. «Наверное, это их вожак», подумал Илайджа, дрожа от страха, «не зря же его так слушаются». Волк наклонил голову и обнюхал охотника. Илайджа ясно ощутил смрад протухшего мяса, исходящий из пасти волка, и поморщился.

Волк убрал передние лапы с плеч юноши и попятился назад. Он чуть приподнял голову, опустил и снова поднял.

Илайджа с трудом поднялся на непослушные ноги, пытаясь сдержать дрожь в коленях.

Волк внимательно смотрел на него. Илайджа обернулся: он был окружен волками, смотревшими на него с каким-то непонятным чувством в глазах. От этих пристальных взглядов юноше стало не по себе и он поежился, как от холодного ветра.

Волк с белой полоской шерсти что-то проворчал, посмотрев на своих сородичей, и волки ответили нестройным рычанием, в котором Илайдже почудились нотки какого-то непонятного смеха. Теперь молодой охотник ни капельки не сомневался, что волки могут разговаривать и он чувствовал себя неловко, как обычно чувствуют себя люди, в присутствии которых говорят на незнакомом языке.

Он обречено осмотрелся по сторонам: вокруг были чужие враждебные существа, которым нравилось (Илайджа это ясно чувствовал), что человек, стоящий перед ними, настолько беспомощен и жалок. Волки рычали, повернув головы друг к другу, Илайджа уже ясно различал, как ему казалось, слова этой странной речи. Все волки «переговаривались» друг с другом, с интересом рассматривая чужака и только вожак хранил молчание, упрямо не сводя глаз с человека.

Илайджа попытался выдержать взгляд этих пылающих глаз, но не смог и опустил взгляд. Волк продолжал смотреть на него, Илайджа чувствовал его взгляд даже с закрытыми глазами. В сверкающих золотистых глазах волка горело непонятное человеку, и поэтому пугающее, торжество…

– Почему ты не убил человека, Белый? – спросил меня Алг.

– Потому, что он нам пригодится, – ответил я. – С первым человеком, Доксом, у меня не было достаточно времени, чтобы понять, чего хотят люди.

– Разве ты не говорил нам, что знаешь, чего они хотят? – Алг презрительно посмотрел на человека, стоящего в кольце окруживших его сейров.

– Я говорил, Алг, и я не отказываюсь от своих слов. Но с тех пор прошло много времени, люди оградили Пустошь, вокруг Башни летают какие-то неживые существа, мы слышали, как люди уничтожают деревья. Зачем? Мы не знаем, что творится в людском муравейнике, мы не знаем, как организованы люди, как распределяется старшинство в их стаде, и могу поспорить, что мы не знаем и сотой доли того, что мы должны знать. А ты спрашиваешь, зачем я оставил этого молодого чужака жить.

– Ты хочешь изучить его?

– Конечно. Я хочу узнать о людях как можно больше, узнать их слабые места, их цели и намерения. Я подумываю даже о том, чтобы выучить их язык.

– Прости меня, Белый, – Алг склонил голову, – что не оценил твоей мудрости.

– Мудрость здесь не причем. Нам нужно знать своих врагов, чтобы как можно лучше бороться с ними.

Мы немного постояли молча, рассматривая врага. Это был молодой самец, это было заметно по редкой поросли волос на лице и запах тела был гораздо моложе тех двоих, лежащих на земле.

– Уходим, братья! – крикнул я и охотники начали покидать пустошь.

Впереди была еще целая ночь и я не хотел терять её попусту. Нам нужно было покинуть поле битвы. Я отдал приказание разведчикам проверить леса на расстоянии ночного перехода – весьма вероятно, что в лесу были еще группы чужаков. Сам же я решил отвести пленника в наше логово. Я приказал шестерым охотникам стеречь пленника и пресекать все его попытки к бегству, не причиняя, однако, ему никакого вреда.

Человек стоял на вершине холма и его взгляд был прикован к телам своих мертвых сородичей. Я видел, как прозрачные капли текут по его лицу, вытекая из глаз. С легким недоумением я понял, что это – их способ выражать горечь и боль утраты, но во мне не было ни капли жалости ни к нему, ни к его мертвым. Никто из них не заслужил моего прощения и жалости…

Майкл Фапгер раздраженно отбросил микрофон на стол. Ричард Вейно, сидящий рядом с ним, укоризненно посмотрел на друга, поднял микрофон и аккуратно закрепил его в специальном захвате на корпусе радиостанции.

Четыре часа подряд Майкл вызывал отряд "А", первым вышедшим в лес. Затянувшееся радиомолчание не предвещало ничего хорошего, это понимали все. Адам Фолз вызвал отряды "Б" и "В" и предупредил их о том, что связь с первой партией потеряна.

– Да, – говорил Адам в микрофон, – четыре часа назад. Нет, мы не знаем почему. У них был стандартный комплект – одна основная и одна запасная рации. Вряд ли обе рации могли выйти из строя одновременно. Будьте начеку, сверните всю деятельность, тщательно пересчитайте людей. Прием.

– Понял, занимаем круговую оборону, – донесся ответ из динамиков.

– Черт! – Майкл ударил кулаком по столу, отшвырнул ногой стул, на котором сидел, и выхватил микрофон из рук Адама.

– База – отряду "Б" и отряду "В"! База – отряду "Б" и отряду "В"! Подтвердите готовность получения приказа!

– Что ты делаешь, Майкл?! – вскричал Адам, но Майкл не слушал его.

Он отпустил кнопку передачи, переведя радиостанцию в режим приема.

– Отряд "Б" на связи! Прием. Отряд "В" на связи! – тут же откликнулись охотники.

– Сохранять режим радиомолчания! Ждать приказа! – Майкл снова переключился на прием, прослушал подтверждения от отрядов и повернулся к Адаму, рассерженно смотрящему на него.

– Объяснись, Фапгер! – голос Адама Фолза был холоден и тверд.

– Тебе еще надо что-то объяснять, Адам?! – проревел Майкл. – Нам нужно как можно скорее вывести людей из этого чертового леса! Сейчас – только полдень, до темноты еще восемь часов. Они успеют пройти половину расстояния до базы, а если будут двигаться ускоренным темпом, то мы еще успеем помочь им! Неужели ты не понимаешь, Эйд?!

– Я понимаю, что ты не в себе, Майкл! – сквозь сжатые зубы процедил Адам.

Майкл закрыл глаза, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких. Затем он открыл глаза:

– Адам, я уверен, что волки напали на отряд "А". Я не верю в то, что у них сломались рации или закончилось питание для них. Я верю в то, что Чед Ригби – один из лучших командиров, с которыми нам приходилось иметь дело. Он обязательный до тошноты, он бы в лепешку разбился, но вышел на связь! Если он молчит, то это значит только одно – они не могут говорить! Что-то случилось, Адам, и не надо говорить, что ты не понимаешь этого.

– Я понимаю тебя, Майкл, – тон Адама сбавил пару оборотов и почти напоминал нормальный человеческий голос, – но пойми и ты меня. Конечно, что-то случилось, но это может быть простым совпадением. Иногда случаются странные вещи, может, и сейчас обе рации вышли из строя, но вовсе не из-за волков.

– Адам, – губы Майкла дрожали, он с трудом сдерживался, – если хочешь, я сейчас встану на колени перед тобой и буду умолять тебя разрешить мне сделать то, что я считаю нужным.

Ричард молчал, с болью прислушиваясь к разговору друзей. Он не смотрел на них, ему это было не нужно. Он смотрел на молчащую рацию, положив на стол перед собой ставшие непослушными руки.

Адам вздохнул и опустил голову.

– Что ты хочешь сделать, Майки?

– Нам нужно отозвать оба отряда обратно на базу. Пусть выступают сейчас же, пусть бросают все, что мешает им идти как можно быстрей. Навстречу охотникам мы пошлем батальоны Дюморье и Кима Ли. Я, со своими парнями, отправлюсь навстречу Чеду Ригби. Если у них действительно не работают обе рации, то я стану на колени и поблагодарю господа бога, в которого не верю ни я, ни ты, Адам. Я буду благодарить его до тех пор, пока ему не затошнит от моих благодарностей.

– Майки, – осторожно сказал Ричард, – а если в лесу вас будут ждать чертова куча волков? Что, если их там – целые тысячи?

– Ричи, старина, – повернулся к нему Майкл, – лучше мы будем делать хоть что-нибудь, чем просто отдадим этим тварям всех наших парней в лесу!

– Хорошо, Майки, действуй, – устало сказал Адам. – Боюсь, что ты прав.

– Я тоже этого боюсь, Эйд. Я тоже этого боюсь, – Майкл снял со стойки микрофон и нажал кнопку передачи:

– Отряды "Б" и "В"! Отряды "Б" и "В"! Говорит база! Говорит база! Слушать приказ! Слушать приказ! Свернуть все работы, в кратчайший срок выступить с мест текущей дислокации и как можно скорее вернуться домой! Повторяю – возвращаться домой! Как поняли? Прием.

– Вас поняли! Выполняем! – в голосе ответивших охотников ясно чувствовалось облегчение.

– Конец связи! – Майкл осторожно отложил микрофон.

– Все, парни, я побежал! – он махнул растопыренной пятерней Адаму и Ричарду и выбежал из радиорубки.

Адам и Ричард сидели молча, избегая смотреть друг на друга. Адам опустил голову на руки и закрыл глаза. Ричард взял в руки микрофон:

– Отряд "А" – ответьте базе. Отряд "А" – ответьте базе. Чед Ригби, вас вызывает база. Отряд "А" – ответьте базе. Прием.

Щелчок – переключение на прием. Из динамиков доносится только еле слышный шорох помех, как будто шум пересыпающегося песка из верхней колбы песочных часов в нижнюю.

Щелчок.

– Отряд "А" – ответьте базе. Отряд "А" – ответьте базе. Прием.

Щелчок. Шорох песка…

Через полчаса поднятые по тревоги батальоны покинули внешний периметр. Каждый батальон, дополнительно усиленный отделениями огнеметчиков, выступил навстречу идущим ускоренным маршем охотничьим партиям. С отрядами поддерживалась постоянная радиосвязь – через каждые полчаса командиры отрядов связывались с командирами батальонов. Удачным было то, что отряды "Б" и "В" не углубились в лес так далеко, как сделал это отряд Чеда Ригби. Это обстоятельство, а также тот факт, что трое оставшихся в живых людей из отряда "А" задержали волков до самого вечера, позволило людям сохранить свою жизнь. Еще до наступления темноты отряд "Б" встретился в лесу с батальоном Жана Дюморье, а отряд "В" – с солдатами Кима Ли.

Люди расположились на ночлег в лесу, неосознанно копируя поведение Чеда Ригби, Чака Нормана и Илайджи Аттертона на высоте «12-20» – были разведены костры, у которых люди смогли отогреться от внезапно налетевшего холодного северного ветра. Никто не сомкнул глаз ни на секунду – ни бывшие теперь уже охотники, ни солдаты. Их мысли были заняты одним – что же случилось с людьми Чеда Ригби?

Солдаты отряда Майкла Фапгера, также заночевавшие в лесу на расстоянии десяти километров от места расправы с охотниками отряда "А", думали о том же, но ответ на свои вопросы они смогли получить только утром следующего дня…

Сначала они увидели убитых пулеметчиков у подножия холма. Тела солдат лежали в тех же позах, в которых их застала смерть. Груды тел «бизонов», частично обглоданные волками, показывали, каким страшным и скоротечным был бой солдат со стадом быков, спровоцированных волками.

– Гильзы вчерашние или позавчерашние, – сказал Дональд Седжвик, поднося пулеметную гильзу к своему крючковатому носу, покрытому сеткой красных прожилок.

Фапгер стоял рядом с ним, осматривая поле боя. В нем закипала бессмысленная ярость, направленная против волков, против их хитрости и жестокости.

– Стреляли до тех пор, пока «бизоны» не растоптали их. Следы копыт повсюду, начиная с той низины метрах в трехстах, – указал Седжвик. – Затоптано так, что ни черта не разберешь.

– Сэр, – к Майклу подбежал молодой солдат, – в километре на северо-запад – тела наших.

– Пойдем, – угрюмо проворчал командир. – Дон, осмотри тут все, как следует.

Седжвик молча кивнул, поднял с земли искореженный пулемет и покачал лысеющей головой.

В лесу картина была еще страшнее. Не было никакого сомнения в том, что произошло здесь. Охотники готовились напасть на стадо, но волки напали на них раньше, чем кто-нибудь из солдат смог поднять тревогу. Девяносто три трупа со страшными ранами, раздавленными грудными клетками и вспоротыми животами напоминали Майклу тряпичных кукол, растерзанных нетерпеливыми детскими руками. Это ужасное зрелище также заставило Майкла вспомнить ту бойню, которую люди учинили волкам в первый день после Высадки. Только теперь люди уступили место волкам. Майкл приказал собрать оружие и перенести тела погибших к холму.

Вернувшись, Майкла ждало еще одно страшное безмолвное свидетельство того, что произошло на вершине холма. Черный пепел, неровным кольцом опоясавший вершину холма, показался Майклу погребальным костром. Он заметил воронку от разрыва гранаты, брошенной Чедом Ригби, а минуту спустя увидел его тело, изувеченное серией из трех свирепых ударов. Чака Нормана они смогли опознать только по именному знаку – его лицо было сплошным кровавым месивом. Такие металлические пластинки, запаянные в пластик, выдавали всем колонистам.

Здесь гильз было мало, в основном, это были гильзы от патронов для автоматической винтовки, лежащей рядом с телом Ригби.

Трупов волков было мало – Чеду Ригби удалось убить троих волков, Чаку Норману – только одного, его обугленное тело лежало в груде пепла в трех метрах от того места, на котором люди дали свой последний бой.

Майкл заскрипел зубами, пытаясь сдержаться, и это ему удалось.