Батюшка - Святой выстрел

Михаил Серегин

Батюшка. Святой выстрел

Отец Василий проводил взглядом широкоплечую коренастую фигуру в потертой коричневой летной куртке, скрывшуюся за дверью с табличкой «Служебное помещение». Ждать, пока подготовят вертолет, придется еще не меньше часа. Священник с сомнением оглядел зал ожидания, гудящий как пчелиный улей, ряды кресел, в которых теснились в ожидании своих рейсов обложенные багажом пассажиры.

– Чаю хочется, – сказал он, повернувшись к отцу Федору. – Вы, как, не против?

– И то верно, – поддержал священника диакон из епархиального управления, присланный проводить священников в командировку. – Идите, а я с багажом вашим тут побуду.

– Ну, зачем же, – попытался возразить отец Василий. – Сдадим все в камеру хранения, а вы поезжайте.

– Мне сегодня дома спать, – резонно заметил отец диакон, – а вам больше недели в трудах предстоит. Еще натаскаетесь с чемоданами. Идите-идите, я покараулю вещи.

– Ладно, – согласился отец Федор. – Все равно время коротать как-то надо. Кажется, на втором этаже есть кафе.

– На втором у них ресторан «Лайнер», – ответил отец Василий и повлек священника за собой. – Кафе где-то на первом. Пойдемте.

– Я и забыл, что вы тут не новичок, – слегка улыбнулся отец Федор.

– А вы в первый раз летите? – поинтересовался отец Василий.

– Выпросил. Два года просил отпустить в поездку по северным районам.

С отцом Федором до этой встречи в аэропорту отец Василий знаком не был, хотя слышал о нем немало. Невысокий, но статный священник был моложе отца Василия лет на десять. Он служил в управлении по каким-то административным делам, но и в других вопросах слыл фигурой деятельной и неугомонной: статьи его печатались в прессе часто, проходили какие-то встречи с общественностью, с журналистами. Епархиальное управление, говорят, подумывало, а не перевести ли молодого священника на связи с общественностью? Но сам отец Федор почему-то на это не соглашался.

Удивительно, но отец Федор был до сих пор не женат. А ведь мужчина довольно приметный: черноволосый, с аккуратно постриженной бородкой, гордой осанкой; живые и одновременно теплые карие глаза светились умом и проницательностью. Не могли девушки не купиться на такую внешность, однако факт оставался фактом.

Была и другая слава за отцом Федором, мешавшая, видимо, его карьере: нетерпимость и нечто похожее на юношеский максимализм. Он постоянно с чем-то боролся, постоянно отстаивал свою правоту. Гибкости ему не хватало; возможно, поэтому и не удалось пока создать семью. Слишком требовательным он был к своим избранницам, вот и не получалось серьезных отношений.

Отец Василий с иронией посматривал, какими заинтересованными взглядами провожали отца Федора девушки и молодые женщины. «Э-э, милочки, – думал священник, – этот красавец не сахар. Не так он прост, как вам кажется».

– Скажите, отец Василий, – заговорил наконец отец Федор, когда священники устроились за столиком у окна. – Вы вот тоже впервые летите в миссионерскую командировку. А как там встречают священников?

– Вы сами только что заметили, что я лечу впервые, – улыбнулся отец Василий.

– Но у вас все равно опыта больше, чем у меня. Ваша работа в этих местах и есть миссионерство. Вы ведь до этого в Поволжье служили?

– Я пошутил. Конечно же, я понял, о чем вы спрашиваете.

Молодая официантка с неуверенной улыбкой поставила на стол поднос. Было видно, что девушка впервые так близко встречается со священниками и не знает, как себя с ними вести. Отца Василия это всегда удивляло. Ну почему большинство людей относятся к священникам как к инопланетянам. Человек в облачении священника вызывает странные эмоции. Может, это психологическое наследие долгих атеистических десятилетий?

Помешивая ложкой в чашечке с чаем и глядя в окно на уходящую вдаль бетонную полосу, отец Василий продолжил разговор:

– По-разному встречают. Понимаете, есть определенная разница между людьми, живущими в центре России и здесь. Но уловить ее можно, только попытавшись уловить ауру. Вот вы, к примеру, уловить сможете, если попытаетесь. Деятельность ваша, простите, публичная, вы привыкли к вниманию. А там вы почувствуете совсем другое к себе отношение. Вы не обращали внимания, что в маленьких деревнях с людьми, попавшими туда впервые, здороваются на улице как со старыми знакомыми?

– Правда? – удивился отец Федор. – Не замечал. Хотя в деревне я не бывал.

– Жаль. Но, впрочем, это неважно. В маленьких деревеньках и поселках люди живут своим мирком. Они все друг для друга свои и автоматически любого нового человека тоже воспринимают как своего. Там, куда вы приедете, и на вас будут смотреть как на своего. Вы приедете к ним из большого мира, вы причастны к событиям этого большого мира, поэтому вы для них – авторитет. Представитель всей православной церкви. В их глазах мы ответственны за все, что связано с религией, мы всеведущи, мы лицо ее и дух. Каждое слово, каждый шаг и взгляд будут оцениваться. Там люди более доверчивы, и беседовать с ними предстоит крайне рассудительно. А беседовать ведь придется.

– Да-да, – согласился отец Федор. – Вы через это уже прошли, когда несколько лет назад приняли сельский приход, в котором много десятилетий не было храма. – Его вдруг перебил звонок мобильного телефона, извинившись, он полез под рясу. – Да, Настя. Конечно, уже в Туймаада[1]… Боюсь, что с часок еще просидим… Конечно… Мы в кафе время коротаем… Ну, хорошо. До встречи. – Отключив мобильный, он пояснил: – Это Настя Бестужева. Она тут где-то рядом проезжает и хочет увидеться по поводу передачи. Что-то у них там изменилось.

– Жаль, если отменят, – покачал головой отец Василий. – Больно уж дело нужное. От общения с людьми в прямом эфире вижу очень большую пользу для духовного просвещения.

– Нет, вряд ли отменят. Анастасия Бестужева своего не упустит. Если уж ей какая идея втемяшилась, то не свернешь.

Авторская программа Анастасии Бестужевой «Перейдем на личности» шла в прямом эфире еженедельно. Программа была острой – в ней обсуждались наболевшие проблемы общества в целом и проблемы республики и столицы. Журналистка приглашала на свое ток-шоу известных людей, специалистов из разных областей, чиновников, депутатов. Все как обычно для такого рода передач. Но у Бестужевой была своя изюминка и заключалась она в том, что конкретный собеседник – очередной участник передачи – рассказывал, что лично он сделал, каков его вклад в решение той или иной обсуждаемой проблемы. Вот тут и начиналось самое интересное – оценить свой собственный вклад, если он имелся, в решение проблемы, определить свое участие или хотя бы свое место в ней, мог, как оказалось, далеко не всякий. Надо отдать должное, что автор и ведущая Анастасия Бестужева очень умело проводила границу между «понимаю и хочу сделать» и «сделал лично». Тем не менее на передачу шли, отстаивали, спорили, доказывали.

Когда отец Василий узнал, что руководство епархии предлагает ему стать соучастником этой программы вместе с отцом Федором, он поначалу немного испугался. Но на предварительной встрече Бестужева ему объяснила, что он ей нужен как представитель глубинки, который видит проблему возрождения духовности нации несколько с иной стороны, чем столичные священники, и он согласился.

– Как семья, как матушка? – неожиданно спросил отец Федор. – Каково ей тут после волжских просторов?

– Я матушку с сыном только в этом году перевез сюда.

– Что так? Были проблемы с жильем или не хотели обременять близких, пока не откроется храм?

– И это, конечно. Но главное – она у меня болеет. Врачи после операции не рекомендовали слишком быстро переезжать. Боялись рецидива.

– Сынишке-то вашему сейчас сколько?

– Четырнадцать уже.

– О семинарии не помышляет?

– Ох, вряд ли, – вздохнул отец Василий. – Вроде бы с матушкой много в него духовного вложили, в вере и любви вырастили, а характер непоседливый. Нетерпимости много.

– Мальчишка же, – улыбнулся отец Федор. – Они все в этом возрасте такие. Пройдет со временем, когда личность сформируется.

Отец Василий задумчиво посмотрел на собеседника. Говорить или нет? Нет, не хочется лишний раз вспоминать, хотя священник и стал относиться спокойнее к своему спецназовскому прошлому. Все было: и кровь, и смерть, и ненависть, и лютая злоба, и много насилия. А потом – очень длинный путь к вере. Невыносимо длинный, хотя по времени это всего лишь годы. Нет, все-таки не стоит…

Анастасия Бестужева появилась в кафе внезапно. Вошла быстро и по-хозяйски, одетая модно и немного вызывающе. Повернулась всем корпусом в одну сторону, потом в другую, выискивая среди сидящих священников. Увидев их за столиком у окна, так же деловито и уверенно направилась к ним.

Посетители кафе провожали заинтересованными взглядами деловую тридцатилетнюю женщину, выделяющуюся своей яркостью и двигающуюся быстрым шагом между столиками. Громко цокали каблучки черных полусапожек из тисненной узором кожи, шелестели прямые, плотно облегавшие брючки, мерно покачивалась на плече черная лакированная сумка в стиль сапожек. Короткая сиреневая курточка с отороченным мехом капюшоном была расстегнута. Белая деловая блузка обтягивала упругую грудь, а в вырезе демонстративно расстегнутого на три пуговички воротника, оттеняя белизну ухоженной кожи, виднелось небольшое коричневое костяное ожерелье в национальном якутском стиле. Коротко остриженные под мальчика светло-каштановые волосы венчали поднятые темные противосолнечные очки.

К большому изумлению посетителей, женщина подошла к столику, за которым сидели два священника, и, по-хозяйски бросив сумочку на край стола, уселась на свободный стул.

– Привет, ребята! – панибратски бросила журналистка. – Можно я закурю?

Не дожидаясь ответа, она полезла в сумочку и достала пачку «Данхилла». Пока она прикуривала тонкую сигарету, деликатно пуская дым в сторону, отец Василий украдкой наблюдал и за журналисткой, и за отцом Федором. Не коробит ли того от такого обращения телеведущей или он уже привык к манерам в этом обществе? А отец Федор с добродушной иронией поглядывал на Анастасию.

Элегантно держа между двумя пальцами сигарету, журналистка достала из сумочки блокнот и авторучку. При этом бросила взгляд на отца Федора и коротко улыбнулась.

– У нас небольшая пертурбация, – заявила она. – Депутат убыл в командировку, и передача по его теме откладывается на неопределенное будущее. Комитет по образованию не готов, так что я решила сдвинуть вас.

– В каком смысле? – не понял отец Федор.

– Предлагаю передачу с вашим участием провести через неделю, – пояснила Бестужева и выразительно посмотрела на священников. – В отличие от власть предержащих и чиновников, имитирующих бурную деятельность во благо народа, вам особенно готовиться не надо. Так ведь?

– Простите, Анастасия, – решил вмешаться отец Василий. – Но подготовиться или настроиться на определенную тему все же нужно. Ведь какая-то канва у вас предусмотрена? Кроме того, мы элементарно можем не успеть вернуться в город. Заполярье, вертолеты, отсутствие связи… Рискуем.

– Отец Василий прав, – согласился отец Федор. – Как-то легко у вас все получается.

– Товарищи, дорогие, – вскинула идеально откорректированные брови журналистка. – Да вы, по-моему, побаиваетесь? Вот уж не ожидала!

– Знаете, как это называется? – рассмеялся отец Василий. – Брать «на слабо». Не пройдет.

– Ну почему же «на слабо»? – нисколько не смутилась Бестужева. – Это трезвая оценка ваших личностей, вашего образа мышления, вашего, так сказать, рода деятельности.

– А вот это уже лесть, – хмыкнул отец Федор, переглянувшись с отцом Василием. – Неприкрытая, незавуалированная лесть, два еще и в корыстных целях.

– Ну-у! – кокетливо изобразила отчаяние Бестужева, чуть надув губы. – Ну, зачем вы так? Я в самом деле верю, что то, о чем вам придется говорить, давно думано-передумано. Разве не так? Вы же проповеди читаете, прихожан воспитываете…

– Как-то вы не так выражаетесь, – покачал головой отец Василий. – Ну да не в этом дело. Понимаете, чтобы не пуститься в пространные рассуждения – а вопросы могут быть сверхсложными, – необходимо время для нужных и понятных слов. Слов простых и доходчивых, идущих от сердца, а не от ума. Отвечать-то придется коротко. Значит, слов должно быть мало, а дойти они должны наверняка.

– Тема у нас есть, мы ведь ее оговаривали в прошлый раз, – с каким-то облегчением согласилась Бестужева. – Духовное возрождение нации.

– Как-то обобщенно, – заметил отец Федор.

– Что?

– Слишком обобщенно, – повторил священник. – Тут можно разглагольствовать от революции 1917 года и до Большого адронного коллайдера. Важно понять, что вы, Настя, конкретно хотите озвучить. Вам ведь тоже не нужно, чтобы разговор стихийно ушел в сторону от темы, а держался в определенных рамках.

– Хорошо, я поняла, – согласилась Бестужева. – Тогда я сформулирую тему примерно так: «Истоки духовности». Хотя нет, тоже слишком размыто.

– Истоки бездуховности, – предложил отец Василий.

– Как-как? – с интересом посмотрела на него журналистка. – Истоки бездуховности? Любопытная формулировка. А вы, оказывается, философ, отец Василий. Интересно, но не в этот раз. Давайте остановимся на такой формулировке: «Что мешает возрождению духовности?» Или еще точнее: «Возрождение духовности. Преодолевая препятствия».

– Что в лоб, что по лбу, – хмыкнул отец Федор.

– Неважно, – отмахнулась журналистка и стала что-то быстро писать в своем блокноте. – Главное, чтобы вам было понятно и мне.

– Чтобы мы дули в одну дуду, – поддакнул отец Василий, которому становилось все веселее и веселее от разговора и от общения с журналисткой.

Человек она вроде бы не плохой, только очень уж испорчена своей профессией и излишне самоуверенна.

Наконец основной круг вопросов был оговорен, а вопросы зрителей в студии Бестужева обязалась скорректировать сама. И тут неожиданно возникли разногласия между священниками. Отец Василий считал, что вопросы общего характера, задаваемые из чистого любопытства, следует пропускать – неинтересно и неважно. Отец Федор, наоборот, придерживался мнения, что ответы на такие вопросы способствуют повышению грамотности населения в вопросах религии. В конце концов, отец Василий махнул рукой на этот спор…

Когда священники шли по летному полю со своими саквояжами, отец Василий заговорил о Бестужевой.

– А вы давно знакомы с Анастасией?

– Да с год уже, наверное. А что?

– Ничего. Просто человек она своеобразный. И ведь не верующая, а собирается говорить о вопросах веры, причем в прямом эфире, на всю республику.

– Журналисты, – пожал плечами отец Федор. – А вообще-то она девушка неплохая. Своеобразная – это точно.

– Я понимаю, что журналисты, – не унимался отец Василий. – Понимаю, что язык подвешен. Но я бы не рискнул вести телевизионную передачу на эту тему.

– Кое в чем я с вами согласен, – ответил отец Федор. – Наша тема ее интересует постольку-поскольку. Дань моде, и не больше. Принято об этом говорить, вот и она тоже. Ну, да и бог с ней. Главное, что мы с вами имеем возможность поговорить с большой аудиторией. Вы мне лучше посоветуйте, к кому обращаться по прилете в каждое село. Как организовывать все на месте?

– А вас разве не проинструктировали?

– Рассказывали, конечно, но вы человек опытный, может, что полезное посоветуете.

В самолете священники разговаривали мало. Оба завороженно смотрели в иллюминатор, где далеко внизу под редкими рваными облаками тянулись дикие горные кряжи Верхоянского хребта. С высоты четырех тысяч метров они выглядели как первозданный хаос. Цепь вершин, то побольше, то поменьше, изрезанных долинами, разломами, ущельями. Каждая низина, каждая расщелина была припорошена снегом, и горы казались испещренными белыми черточками. Эти черточки, изредка перерезаемые узкими речными долинами, завораживали и навевали грусть. Отец Федор, как человек сугубо городской, слегка приуныл.

– Вам предстоит увидеть другие ландшафты, не такие печальные, – приободрил своего спутника отец Василий. – В тундре вам понравится. Точнее, там, куда вы летите, лесотундра. Бескрайние просторы до самого океана, стада оленей и очень добрые люди.

Расстались священники в Верхоянске, а дальше каждый отправился своим маршрутом. Отец Федор отправился на вертолете геологов, по предварительной договоренности, в Мвикерю, в низовья Лены. Отца Василия ждала большая лодка, на которой в верховья реки Яны отправлялись продукты и товары первой необходимости для звероферм, мелких поселений рыбаков, охотников и оленеводов.

Старый якут Кузьма, с лицом, изборожденным глубокими морщинами, сразу же с сомнением оглядел священника и поцокал языком.

– Однако у нас так нельзя, – показал он пальцем сначала на демисезонные городские полусапожки отца Василия, а потом на его короткую куртку на синтепоне. – Сырость внизу, сырость вверху.

– Ничего, я закаленный, – отмахнулся священник. – Сколько нам плыть-то?

– До Батагая – два часа, до Усть-Алданска – два, до Петрово – три.

– Если отец Василий замерзать начнет, мы его согреем, – вставил продавец передвижного магазина Иван, перелез с деревянного помоста в лодку, подмигнул священнику и недвусмысленно потер руки. – Отчаливай, Кузьма.

Отец Василий уселся поудобнее на деревянные ящики с консервами. Застучал мотор лодки, и под любопытными взглядами людей она отчалила от берега. Священник знал, что еще с советских времен повелось у малых народов называть детей русскими именами. И фамилии у них тоже были русскими. Такой порядок завела в свое время Советская власть. Правда, в отдаленных местах многие жители забывали, что у них написано в паспорте, и продолжали, как и до революции, именоваться на свой лад. Но в больших населенных пунктах это правило соблюдалось строго. Называть типичного якута Кузьмой Николаевым и Иваном Петровым было вначале как-то непривычно, но отец Василий быстро к этому привык.

Замерзать священник начал уже минут через тридцать. Холодный туман забирался под одежду, и тело постепенно стало покрываться мурашками. Руки и ноги окончательно застыли, хотя он пытался незаметно прятать руки под мышками. Скуфья[2] не грела, и казалось, что уши мерзнут даже изнутри. Отец Василий с завистью смотрел на мягкие торбасы Кузьмы – высокие сапоги, сшитые из оленьей шкуры мехом наружу. Да и в ватной фуфайке, из-под которой виднелась меховая безрукавка, было явно теплее.

Иван достал откуда-то из-за ящиков брезентовый мешок, где оказалась припасенная меховая куртка. Порывшись, он извлек из этого же мешка литровую металлическую флягу и, хитро прищурившись, спросил:

– Погреться не хотите? Первое дело кровь разогнать, а то совсем застынете.

– Нет, спасибо, – отрицательно покачал головой священник, чувствуя, что губы его совсем не слушаются.

– Плохо, – подал сзади голос Кузьма. – Сначала тепло, хорошо, потом совсем плохо. Я за тебя торговать больше не буду.

– Да ладно! – отмахнулся Иван. – Я только чуть-чуть.

Кузьма завозился около мотора, чем-то зашуршал.

– Вот, возьми, батюшка, однако, совсем замерзнешь. – И протянул отцу Василию что-то большое, стеганое.

Оказалось, это два старых ватных спальных мешка, распоротых по шву и грубо сшитых суровой ниткой в одно широкое одеяло. От мешков заметно попахивало грязью и рыбой, но отец Василий решил не привередничать. Закутавшись с ногами в эту стеганую конструкцию, он через несколько минут понял, что согревается.

– На-ка вот еще, батюшка. Чай с морошкой! Лучше всякой водки согреет, любую хворь прогонит.

Согретый теплом напитка и ватного спального мешка, отец Василий задремал под мерный плеск волн, стук мотора и покачивание лодки. Седые барашки ледяной воды разбегались в стороны, лесистые берега выпирали иногда скалами и каменистыми плесами, которые Кузьма аккуратно обходил самой стремниной.

Якут курил длинную трубку и периодически принимался, ни к кому не обращаясь, рассуждать о жизни. Вся его философия сводилась к тому, зачем нужны города. Для жизни человека, считал он, нужна тайга, нужна тундра, которые дадут все, что нужно. Самый большой вред, по его мнению, был от непоседливости человека, которого все время куда-то тянет в стремлении преодолевать большие расстояния. А зачем? Человек не птица, ему не даны крылья, чтобы летать. Ему даны ноги, чтобы охотиться, руки, чтобы запрягать оленей и строить ярангу. А человек строит большие корабли, машины, которые ничего не дают, кроме беспокойства. Предки жили тысячи лет и обходились без машин.

Примечания

1

Туймаад – негласное, часто употребляемое название аэропорта в Якутске по названию долины, в которой располагается и аэропорт, и сам город.

2

Скуфья, скуфия (от греч. ??????, «чаша») – повседневный головной убор православных духовных лиц. Представляет собой небольшую круглую, черную, мягко складывающуюся шапочку.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.